Сандему Маргит. Лед и пламя

   Нет, угодить всем было совсем нелегко, хотя она и пыталась говорить, как Сигне, и думать, как Сигне. Что ей было делать, если собственный муж Сигне начал ее обнимать и тому подобное? Могла ли она теперь думать, как Сигне? Ведь тогда она бы вызвала против себя ее досаду? Если бы она, Белинда, позволила Герберту дотрагиваться до себя. А Сигне делала бы это.
   Этот крест был слишком тяжел для Белинды. Не так легко было и с фру Тильдой, потому что Белинде не удавалось угодить ей. Все было не так, и фру Тильда называла ее «никудышной ленивицей». Это было ужасно обидно, потому что Белинда старалась, как могла, работая до мозолей. Все равно, все было нехорошо.
   Белинда вздрогнула. Кто-то постучал в дверь. Хорошо, черт возьми, что она еще не начала раздеваться!
   — Войдите, — сказала она, немного волнуясь. У нее словно больше не было сил браниться. Увидев, кто это был, она испугалась.
   — Господин Абрахамсен, то, что Вы входите сюда, неприлично. Это сказала мама. Никаких визитов мужчин в комнате!
   Он широко улыбнулся.
   — Успокойся, Белинда, успокойся. Это не какой-то «мужской визит». Я пришел, чтобы обсудить уход за Ловисой в будущем. Мне хотелось бы также поговорить о моей любимой Сигне с кем-то, кто ее действительно любил.
   О, Герберт продумал, где переходить в наступление! Уязвимым местом Белинды была сестра Сигне. Он рассчитал верно: Белинда сразу оттаяла. Ее глаза наполнились слезами, и она не прореагировала на то, что Герберт уселся рядом с нею на кровать.
   — О, мне так не хватает Сигне, — вырвалось у нее.
   — Мне тоже, мне тоже, — пробормотал Герберт, в то время, как у Белинды ручьем струились слезы.
   — Она была мне великолепной женой. А ты, маленькая Белинда, так сильно напоминаешь мне ее.
   Это была неправда, потому что Сигне и Белинда были похожи друг на друга, как ночь и день.
   — Поэтому я должен поговорить с тобой, — продолжал он елейно. — У меня такое ощущение, словно Сигне опять здесь.
   — Вот как? — спросила Белинда недоуменно. Она больше не следила за его словами. Неужели она похожа на Сигне? Красивую, блестящую, умную Сигне? Это было уж слишком.
   — Но Сигне была такой умелой, — возразила она.
   — Да, конечно, она была такой, — согласился Герберт, — Она была самым прекрасным человеком, какого я когда-либо знал. Это она вышила монограмму на твоей простыне, ты знаешь это?
   Глаза Белинды опять наполнились слезами.
   — Нет. Это так красиво!
   Герберт потянулся, чтобы показать, положил руку на спину Белинды и оставил ее там. Она лежала там так бережно, что со стороны Белинды было бы оскорбительно оттолкнуть ее.
   Он без умолку болтал о Сигне, а Белинда углубилась в воспоминания. Так прекрасно с его стороны чтить подобным образом свою усопшую жену!
   Вдруг она обнаружила, что его рука обвила ее талию. Она была так поглощена беседой о Сигне, что не обратила на это внимания раньше. Невольно она немного отодвинулась.
   — Извини меня, — сразу сказал Герберт. — Ты понимаешь, мне показалось, что ты Сигне. А мне так ее не хватает, и как женщины тоже. Я был так одинок и забылся, что здесь сидит не она. Вы так похожи. Похожи своей привлекательностью…
   Он убрал руку. Но его другая рука лежала, словно умоляя о понимании, на ее бедре. От него теперь шел острый запах. Пахло потом и чем-то еще, что Белинда не могла определить, но что навело ее на странную мысль о козле. Непостижимо!
   Его лицо было совсем рядом с ее, оно было блестящим и оливковым, отчетливо виднелись отросшие волоски бороды. Герберт был из тех, кто должен бриться два раза в день. Как ей показалось, он дышал напряженно и уставился на нее остекленевшими глазами.
   У Белинды было нехорошо на душе. Она вообще не знала, что ей следует делать. Мысли о Сигне совсем не помогали, ни в какой степени.
   Но Герберт был мужчина с большим опытом в отношениях с женщинами. К счастью, он понял, что на этот раз ему не следует заходить дальше. Он поднялся и поблагодарил за беседу и подумал про себя, что теперь он оставил девушку в состоянии смятения и эротического возбуждения. Теперь она разочарована тем, что он ушел. А ему будет легче с ней в следующий раз, когда его матери не будет дома. А фру Тильды частенько не было дома — она любила посидеть в гостях за чашкой кофе.
   После его ухода Белинда почувствовала сильное облегчение. От его прикосновения она не ощущала ничего особенного. И все же инстинктивно она догадывалась о связи между ними и теми чувствами и грезами, которые обычно тревожили ее в одинокие ночи. Она не хотела ни за что на свете испытать такие чувства рядом с Гербертом Абрахамсеном. Потому что тогда она бы действительно предала Сигне, так она думала. И все же она чувствовала себя ужасно неуверенной. Может быть, Сигне там, на небе, досадовала на то, что Белинда отвергла Герберта и его дружеские попытки сближения?
   Она упала возле кровати на колени и молила доброго святого Георгия дать ей совет и направить ее на путь истинный. Во всех мыслях Белинды находилось место для забот о Сигне и ее благе.
 
   В последующие дни Белинда трудилась, как маленький мавр, чтобы угодить привередливой фру Тильде, чтобы избегать Герберта и, прежде всего, чтобы окружить маленькую Ловису заботой, в которой она нуждалась. Белинда была расторопной, и всякий непосвященный заметил бы это. На немногочисленную прислугу производило хорошее впечатление то, как эта неуклюжая молодая девушка серьезно подходила к своим обязанностям. Но фру Тильда была недовольна. Она стояла за дверью или шкафом и наблюдала за Белиндой. И если она находила что-то, что невольно было сделано не так, то она сразу стучала по этому предмету. Белинда привыкла пугаться ледяного голоса и высокой прямой фигуры, одетой в черное, с бледной кожей и отливающими сталью темными волосами. У фру Тильды были такие же сросшиеся брови, как и у ее сына, такой же плоский профиль с загнутым носом и срезанным подбородком, но глаза были разные. Глаза у Герберта были с поволокой, а у Тильды совершенно невыразительные. Ее худые руки всегда были скрещены на груди, а спина была прямой.
   Только когда взгляд ее холодных глаз падал на боготворимого сына, он мог теплеть и становиться почти сентиментальным.
   Белинде довелось как-то услышать замечание Тильды Герберту, в котором сквозила подозрительность: «Мне кажется, ты проводишь теперь так много времени в детской, Герберт. Не делаешь ли ты ее самоуверенной?» «Кого? Ловису?» «Не будь идиотом! Эта дура Белинда может вообразить, что ты интересуешься ею!» «Ну, разумеется, нет, дорогая мама. Как ты могла это подумать?»
   У Белинды не было намерения подслушивать, но ответ Герберта в какой-то степени обрадовал ее. Успокоил. Но он был очень назойлив. Он часто заходил в детскую, когда она ухаживала за ребенком. Тогда он болтал с дочерью, а его пальцы блуждали по лопаткам Белинды и вниз по бедрам. Ей приходилось делать вид, что нужно за чем-то сходить, чтобы уйти из комнаты. Теперь она знала, что он выдумает какой-нибудь предлог, чтобы войти в ее комнату, когда она заканчивала дела, связанные с ребенком. Чтобы поболтать о Ловисе или Сигне. Тогда Белинда стала торопливо уходить из дома, чтобы избежать таких визитов. Она шла в сторону церкви и обратно, пока ей не казалось вероятным, что он должен был отказаться от очередной попытки. Однажды в полумраке она увидела тень верхом на коне. И тогда всплыли удивительные ассоциации о святом Георгии и том памятном вечере, когда она и Сигне увидели видение на гребне холма. Видение, послужившее причиной смерти Сигне… Ах, так печально! Она не должна была об этом думать!
 
   Однажды Белинда убиралась в комнате, которая была в распоряжении Сигне. Она распрямилась и залюбовалась очень красивой встроенной кроватью.
   Над кроватью была какая-то надпись, вырезанная между украшениями. Белинда прочла написанное, тыча в него пальцем. С трудом она расшифровала: «Но самое великое из всего — любовь!»
   — Ах, как красиво, — прошептала она. — Так красиво!
   Любопытно, кто же здесь когда-то жил. Это выглядело очень старинным.
   Она нашла небольшую подпись, процарапанную внизу на шкафчике.
   — Что здесь написано? — пробормотала она. — «Виллему дочь Калеба из Элистранда»? Кто это был? Затем она прибавила шепотом:
   — Кто бы ты ни была, Виллему дочь Калеба, присмотри за мной! Я чувствую себя такой неприкаянной в твоем красивом доме.
   Она вздрогнула и резко обернулась. Но комната была совершенно пуста. Однако у нее было такое ощущение, будто кто-то здесь был. Словно она ощутила дружеское дыхание у своей щеки?
   Белинда немного постояла неподвижно, словно для того, чтобы почувствовать что-то еще. Но в комнате не было, естественно, никого.
 
   Когда ее пальцы скользили по вырезанным из дерева украшениям, они невольно наткнулись на выдвижной ящичек, который почти был незаметен среди всех этих орнаментов. Она снова обернулась и немного виновато выдвинула ящик. Там лежала книга в красном кожаном переплете. Выглядела она совсем новой. Поколебавшись, Белинда открыла ее. Дневник?
   — Это же почерк Сигне, — сказала она удивленно. Записей было немного. По всей видимости, он начинался свадьбой. Да, разве Сигне не получила книжку-дневник в подарок от какой-то тети или кого-то еще?
   Белинда забыла о времени и месте и начала читать. Не потому, что у нее была привычка рыться в чужом белье, а потому, что она просто-напросто совсем забылась, так она углубилась в чтение дневника. Дни начинались со счастья и восторга. Герберт был изящным и великолепным, со множеством восклицательных знаков. «Теперь я принадлежу ему, — читала Белинда. — О, блаженство, может ли быть что-то прекраснее на земле! Подумать только — быть избранницей Герберта!» Супружеское счастье. Домашняя работа, только удовольствие, все вместе.
   Потом в машину начал попадать песок. «Это Тильда, — решила Белинда. — Это она стояла за всеми намеками Сигне. О драконе в доме, о ревности и тайной злости, направленной против Сигне». Да, сперва Белинда, конечно, ничего не поняла. Она действительно размышляла о том, существуют ли еще настоящие драконы, и тогда ей на ум пришел ее святой Георгий, победитель дракона… Какое-то время она была в большом недоумении, пока не нашла в дневнике недвусмысленное разъяснение: «Старый мерзкий черный дракон фру Т. А». Тогда Белинда сразу все поняла.
   Были и другие вещи, читать которые было не так весело человеку, любящему Сигне. Из написанного было ясно, что восторг сестры перед своим изящным супругом поубавился. Из местечка пришла девушка со сплетнями. Это случилось как раз после того, как радостная Сигне записала в дневнике, что у нее будет ребенок. После встречи с девушкой радость угасла. Какие-либо имена в дневнике не упоминались, но Сигне писала о насмешливых взглядах, о многозначительных… словах. Белинда не сразу поняла, почему строчки дневника стали неровными, а чернила размытыми. Сигне плакала! Та девушка из деревни, очевидно, спросила, где был накануне вечером муж Сигне. А также в четверг. И в воскресный день. И сказала Сигне, сколько женщин держали его в объятиях и изведали его прелестей.
   Белинда всхлипнула. Ей пришлось осушить слезы, чтобы прочесть конец записей. «Сегодня сюда приехала Белинда. Дорогая, любимая, милая маленькая Белинда, она ничего не должна узнать! Я никогда не понимала, какое сокровище мы имеем в лице Белинды. Какая в ней скрывается душа! Ах, почему мы постоянно потешаемся над теми, в которых нет ничего дурного? Разве мы поступаем не зло? Сейчас я ужасно раскаиваюсь, что кичилась перед нею!»
   — Белинда!
   Это послышался резкий голос фру Тильды из холла.
   — Белинда! Где эта девчонка? Разве она не слышит, что наш ангелочек проснулся? Неужели мне придется заняться малышкой?
   Мгновение Белинда стояла в полной растерянности, а руки, державшие книгу, метались из стороны в сторону. Затем она быстро засунула книгу и задвинула ящик. Она не успела прочесть две последние страницы, но делать было нечего. Она удалила все следы слез и пошла в холл.
   — Ты была все время здесь, в доме? — резко спросила фру Тильда. — Что же ты за нянька для ребенка?
   Белинда не осмелилась показать свои покрасневшие глаза, она старалась не поднимать их.
   — Прошу прощения! Я полагаю, Ловиса проснулась недавно, я только что услышала ее голос…
   Тильда не удостоила ее ответа, только зашуршала подолом своего черного платья вниз по лестнице. В этот вечер она, фру Тильда, ждала гостей. Она и Герберт общались с небольшой группой людей, певших дрожащими голосами назидательные песни и славивших Господа и друг друга. В основном, последнее. Мать и сын хотели показать гостям Ловису, но не Белинду. Так что ей предоставлялось свободное время.
   Именно сейчас она воспринимала это, как Божий дар. Она нуждалась сейчас в том, чтобы уйти из дома, нуждалась в том, чтобы подумать.
 
   В сумерках, когда в гостиной голоса гостей смешались с голосами хозяев, Белинда тихо вышла из дома и направилась к церкви. Эти вечера были ее лучшими. Худшими были те, когда фру Тильда уходила из дома. Белинда страшно боялась их, потому что знала, что Герберт осмелеет и станет осаждать ее комнату. Она не хотела этого, она хотела быть подальше отсюда, но не знала, как это сделать.
   Этот вечер она воспринимала как отдушину. Белинда торопливо шла к церкви по дороге, а ее сердце обливалось кровью из-за горькой судьбы Сигне. Она вошла на кладбище через скрипящую калитку, которую явно не смазывали в течение последних лет. Было еще светло, и она могла отчетливо различать могилы. Был конец сентября, но осень еще не очень чувствовалась в воздухе. Правда, Белинда немного побаивалась призраков. Но не теперь. Сейчас ее единственная подруга на свете находилась здесь, за могильной стеной. Однако, разве можно считать подругой усопшую?
   Она прошла прямо к могиле Сигне, одной из самых свежих. По пути она миновала какие-то древние могильные плиты. Сейчас было слишком поздно, чтобы читать надписи, но по своему прошлому визиту она знала, что могильные камни принадлежали таинственным Людям Льда. И у этого рода на кладбище было много усопших.
   Она немного дрожала. О Людях Льда в этом приходе рассказывалось много удивительных историй, это сказала Сигне. О больших троллях и вызывающих ужас монстрах. Как это ни странно, но они вели себя сдержанно. Люди Льда, но не фру Тильда, которая несколько раз бросала в их адрес желчные слова.
   Белинда остановилась перед надгробным камнем Сигне, находившимся рядом с кладбищенской оградой. Ей нужно было взять с собой цветы, так как принесенные ранее увяли. Сегодня разговаривать с Сигне был так трудно. Она не могла собраться с мыслями, на сердце было тяжело. Она опустилась на колени на шелестящую листву.
   — Сигне, дорогая Сигне, — жалобно причитала она. — Я должна была бы остаться с тобой в последние дни! Ты была так одинока. А теперь… Что мне делать, Сигне, скажи мне! Я так несчастна и растеряна, я не понимаю ничего.
   Тут на покрытой гравием дорожке рядом с ней раздался треск. Она резко обернулась и вздохнула при виде высокой фигуры:
   — Святой Георгий! Благодарю тебя, что услышал меня в моей нужде. Мне так нужно сейчас с кем-то поговорить.
   — Святой Георгий? — сказал он. Он был очень высок и пугающ со своими темными волосами, закрытым лицом и черной одеждой. Ей, стоявшей на коленях, он показался особенно величественным.
   — Да, я…
   О, теперь она снова, конечно оказалась дурой.
   — Меня, впрочем, зовут Вильяр Линд из рода Людей Льда.
   — Извините, — пролепетала она испуганно. — Я путаю вас с другим, кого знаю.
   — Со святым? Ты — младшая сестра фру Сигне, не так ли?
   — Да.
   Она поднялась с земли и сделала книксен.
   — Белинда. Он кивнул.
   — Как я вижу, ты говорила с могилой. Это единственное место, куда ты можешь пойти?
   — Да. И не только здесь. Единственное на свете. Мне так ужасно не хватает сестры. А именно сейчас все так запуталось. Так трудно узнать, чего она хочет. Как мне поступить.
   Устрашающего вида фигура присела на кладбищенскую ограду.
   — А что именно так запутанно?
   — Все. Мне так хотелось приехать сюда и ухаживать за дочкой Сигне. И это получается прекрасно, я думаю, что Ловиса любит меня, но… все остальное…
   Знаком он предложил ей сесть рядом с собой. Она поблагодарила и изящно присела.
   — Вы тоже навещаете здесь дорогого друга? — спросила она смущенно.
   — Нет, не совсем так. Но мне нравится приходить сюда. У меня такое чувство, будто я вступаю в контакт со многими моими предками, которые покоятся вокруг.
   — Так чудесно, — восхищенно прошептала Белинда. — Мне тоже так кажется. Я чувствую связь с Сигне. Мужчина внимательно разглядывал ее в полумраке.
   — Расскажи теперь, что же так запутанно в Элистранде!
   Она вздохнула.
   — Я такая глупая. Безнадежно. Я сбиваюсь с ног и работаю, как лошадь, но все получается не так. Ясно, что фру Тильда раздражается из-за меня. Они же так добры, что предоставили мне возможность тут жить. А я делаю все не так.