Страница:
Борис рассказал про Зайчика, первым же ударом топора едва не раскроившим себе лоб, и выразил сожаление, что этого не произошло, ибо вторым ударом Зайчик чуть не отрубил Борису голову, а третьим вогнал единственный топор в суковатую чурку так глубоко, что высвободить его оттуда удалось лишь благодаря мастерству Потапыча. Ну, а что касается Антона, заключил председатель, то он вполне заслужил от Глюкозы удар копытом. Более того, он, Борис, считает, что корова поступила крайне гуманно, наказав только одного Антона, потому что второй «субчик» (кивок в мою сторону) заслуживал удара не меньшей силы. Вбить ноги беззащитного животного в колодки, чтобы удобнее было доить, могли люди с постыдно низким культурным и интеллектуальным уровнем.
— А не объяснит ли уважаемый председатель, по чему он хромает? — мстительно спросил Лев Иванович.
Борис растерянно втянул голову в плечи.
— Что ж, — с предвкушаемым наслаждением сказал Лев Иванович, — тогда скажу я. Наш руководитель, столь гневно и объективно бичевавший наши пороки, в силу особенностей своей памяти упустил один факт. — Профессор от удовольствия почмокал губами. — В самый разгар рабочего дня, когда мы — я не имею в виду коллегу Ладью — потели на кухне, наш глубоко и многоуважаемый шеф… Знаете что делал? Играл — причем вопреки желанию партнера — в чехарду с Мармеладом! И во время одного лихого прыжка… — Борис со вздохом кивнул.
—Я бы хотел спросить коллегу Черемушкина, — невозмутимо посасывая трубочку, проговорил Игорь Тарасович, — что он имел в виду, роняя свою реплику насчет моей работы на кухне. Уж не считает ли коллега, что картошка сгорела из-за меня, а не потому, что профессор Черемушкин непрерывно бегал к окну смотреть на одного молодого и симпатичного члена коллектива?
—Я имел в виду тот неоспоримый факт, — ответил Лев Иванович, трусливо взглянув на жену, — что, пока коллега Ладья разрывал во дворе кучу мусора в поисках своих неандертальцев, в котле выкипел суп и неизвестно куда убежали со сковороды три жареные курицы! Может быть, кандидат бронтозавровых наук И. Г. Ладья объяснит высокому собранию это сверхъестественное явление?
Коллега Ладья охотно согласился прокомментировать чудо. Он лично твердо уверен, что куры даже в жареном виде не могли вынести убийственных мелодий, которые насвистывал коллега Черемушкин.
Пока ученые мужи поливали друг друга ядом остроумия, Ксения Авдеевна отвечала на вопросы ошеломленных слушателей:
— Они заспорили, что важнее, музыка или археология. Игорь Тарасович в шутку сказал, что сломанный зуб птеродактиля в тысячу раз интереснее, чем бессмысленный набор звуков, именуемый классической музыкой. Левушка раскипятился и, к моему ужасу, обозвал Игоря Тарасовича динозавром. И началось такое, что я сбежала с кухни!
И Ксения Авдеевна грустно покачала головой.
Слово взял Потапыч. Начал он издалека. Рассказал о своей службе на миноносце «Бурный», о том, как вытащенная на палубу четырехметровая акула едва не оттяпала ему ногу и вдруг, прервав свой рассказ, обрушился на нас десятибалльным штормом. Для начала Потапыч обозвал всех мужчин «пресноводными швабрами». Затем, распаляясь все больше, сравнил Юрика и Шурика с дохлой салакой, Бориса — с беззубой щукой, Зайчика — с бесхвостым китом, а Антона и меня — с выброшенными на берег медузами, «каким у нас на флоте не доверили бы и гальюн чистить». В заключение Потапыч заявил, что на таких мужчин ему противно смотреть, и посоветовал Ксении Авдеевне и Машеньке подарить нам их юбки.
Антон признал, что в своей яркой и образной речи Потапыч в целом правильно охарактеризовал состояние нашего рыбного хозяйства. Его сравнения точны и справедливы, за исключением, пожалуй, недостаточно мотивированных медуз. Но он, Антон, берет на себя смелость заявить, что мужской контингент коммуны не словами, а делом отстоит свое вековое право на брюки.
Машенька засмеялась. Ей кажется, что многие выступавшие ораторы сгустили краски. Мы все хорошие, милые и умные, и лично ее, Машеньку, мелочи быта не волнуют. Настоящую тревогу ей внушает лишь необъяснимая ссора двух очень уважаемых ею людей. Археология открывает людям прошлое, музыка заставляет любить настоящее, и обе эти отрасли человеческой культуры имеют право на будущее. А посему Игорь Тарасович и Лев Иванович должны немедленно протянуть друг другу руки.
Игорь Тарасович, не выпуская изо рта трубку, проворчал, что человек, обозвавший его динозавром, не может рассчитывать на признательность и доверие. Лев Иванович погладил брюшко и, глядя в пространство, с вызовом сказал, что он тоже не забудет сравнения с барабаном, обтянутым ослиной кожей. «С пустым барабаном», — уточнил Игорь Тарасович, спокойно поглаживая бородку.
Лев Иванович запетушился и раскрыл рот, чтобы достойно ответить своему оппоненту, но мы хором пристыдили противников и разошлись по домам.
УТРЕННИЕ УЛЫБКИ
АНТОН НЕ XОЧЕТ ПОПАДАТЬ В СЕТЬ
ШИФРОВАННАЯ К0Р0ВА
— А не объяснит ли уважаемый председатель, по чему он хромает? — мстительно спросил Лев Иванович.
Борис растерянно втянул голову в плечи.
— Что ж, — с предвкушаемым наслаждением сказал Лев Иванович, — тогда скажу я. Наш руководитель, столь гневно и объективно бичевавший наши пороки, в силу особенностей своей памяти упустил один факт. — Профессор от удовольствия почмокал губами. — В самый разгар рабочего дня, когда мы — я не имею в виду коллегу Ладью — потели на кухне, наш глубоко и многоуважаемый шеф… Знаете что делал? Играл — причем вопреки желанию партнера — в чехарду с Мармеладом! И во время одного лихого прыжка… — Борис со вздохом кивнул.
—Я имел в виду тот неоспоримый факт, — ответил Лев Иванович, трусливо взглянув на жену, — что, пока коллега Ладья разрывал во дворе кучу мусора в поисках своих неандертальцев, в котле выкипел суп и неизвестно куда убежали со сковороды три жареные курицы! Может быть, кандидат бронтозавровых наук И. Г. Ладья объяснит высокому собранию это сверхъестественное явление?
Коллега Ладья охотно согласился прокомментировать чудо. Он лично твердо уверен, что куры даже в жареном виде не могли вынести убийственных мелодий, которые насвистывал коллега Черемушкин.
Пока ученые мужи поливали друг друга ядом остроумия, Ксения Авдеевна отвечала на вопросы ошеломленных слушателей:
— Они заспорили, что важнее, музыка или археология. Игорь Тарасович в шутку сказал, что сломанный зуб птеродактиля в тысячу раз интереснее, чем бессмысленный набор звуков, именуемый классической музыкой. Левушка раскипятился и, к моему ужасу, обозвал Игоря Тарасовича динозавром. И началось такое, что я сбежала с кухни!
И Ксения Авдеевна грустно покачала головой.
Слово взял Потапыч. Начал он издалека. Рассказал о своей службе на миноносце «Бурный», о том, как вытащенная на палубу четырехметровая акула едва не оттяпала ему ногу и вдруг, прервав свой рассказ, обрушился на нас десятибалльным штормом. Для начала Потапыч обозвал всех мужчин «пресноводными швабрами». Затем, распаляясь все больше, сравнил Юрика и Шурика с дохлой салакой, Бориса — с беззубой щукой, Зайчика — с бесхвостым китом, а Антона и меня — с выброшенными на берег медузами, «каким у нас на флоте не доверили бы и гальюн чистить». В заключение Потапыч заявил, что на таких мужчин ему противно смотреть, и посоветовал Ксении Авдеевне и Машеньке подарить нам их юбки.
Антон признал, что в своей яркой и образной речи Потапыч в целом правильно охарактеризовал состояние нашего рыбного хозяйства. Его сравнения точны и справедливы, за исключением, пожалуй, недостаточно мотивированных медуз. Но он, Антон, берет на себя смелость заявить, что мужской контингент коммуны не словами, а делом отстоит свое вековое право на брюки.
Машенька засмеялась. Ей кажется, что многие выступавшие ораторы сгустили краски. Мы все хорошие, милые и умные, и лично ее, Машеньку, мелочи быта не волнуют. Настоящую тревогу ей внушает лишь необъяснимая ссора двух очень уважаемых ею людей. Археология открывает людям прошлое, музыка заставляет любить настоящее, и обе эти отрасли человеческой культуры имеют право на будущее. А посему Игорь Тарасович и Лев Иванович должны немедленно протянуть друг другу руки.
Игорь Тарасович, не выпуская изо рта трубку, проворчал, что человек, обозвавший его динозавром, не может рассчитывать на признательность и доверие. Лев Иванович погладил брюшко и, глядя в пространство, с вызовом сказал, что он тоже не забудет сравнения с барабаном, обтянутым ослиной кожей. «С пустым барабаном», — уточнил Игорь Тарасович, спокойно поглаживая бородку.
Лев Иванович запетушился и раскрыл рот, чтобы достойно ответить своему оппоненту, но мы хором пристыдили противников и разошлись по домам.
УТРЕННИЕ УЛЫБКИ
Я проснулся в восемь, сбросил с постели Шницеля и начал соображать, что делать. Антон храпел, с головой укрывшись одеялом. Я не пожалел времени, со всех сторон хорошенько пришил одеяло к простыне и вышел во двор. На скамейке, сладко зевая, сидел Лев Иванович. Мы обменялись приветствиями и в совместном коммюнике выразили удовлетворение по поводу вполне нормального сна.
— Я спал девять часов! — похвастался Лев Иванович. — И спал бы еще больше, если бы не возмутительное происшествие. Полчаса назад в окно нашей комнаты влетела насмерть перепуганная курица и так закудахтала, словно ее живьем сажали на вертел. Как по-вашему, кто это сделал?
Я дипломатично заметил, что курица могла действовать и по своей инициативе, но профессору эта версия не понравилась. По его мнению, на такой подлый поступок способен только коллега Ладья, «человек, как вы заметили, несерьезный, не правда ли?». Лев Иванович отмахнулся от моих возражений и привстал: к берегу легкой и грациозной походкой шла Машенька.
Профессор почмокал губами и мечтательно продекламировал:
— Я тобой очарован, супруга моя! — на ходу перестроился Левушка. — Да, тобою, виденьем прекрасным!
— Подхалим! — сердито сказала Ксения Авдеевна. — Чем пялить на берег свои завидущие очи, спросил бы лучше у Миши, как доить Глюкозу. Забыл, что сегодня наша очередь?
— Да, да, — спохватился профессор. — Чем можно… э-э… завоевать симпатии этого животного?
Я охотно поделился своими знаниями и в порядке обмена опытом получил у супругов несколько ценных советов по работе на кухне, где нам с Антоном предстояло в этот день кухарничать под руководством Машеньки.
Мы оглянулись на гулкий топот: по тропинке из рощи бежали Зайчик и Игорь Тарасович. Метрах в пятидесяти от нас во дворе своего домика они остановились и начали избивать кулаками подвешенный к турнику мешок с опилками. Я подошел поближе.
— Основа бокса, — разъяснял Зайчик, — резкий направленный удар, усиленный тяжестью тела.
Игорь Тарасович внимательно слушал, почесывая волосатой рукой тощую грудь.
— Но сначала, — продолжал Зайчик, — нужно овладеть техникой, без которой бокс превращается в драку. Начнем с изучения основной стойки боксера. Смотрите и делайте так, как я.
Зайчик медленно стал в стойку и застыл. Это было внушительное зрелище, симфония мощи, целый Эльбрус мускулов. Глаза на загорелом лице Зайчика грозно сверкали, а в каждом кулаке таилась динамитная шашка. Ко мне подошел Борис, и мы залюбовались скульптурной фигурой боксера.
— А это ничего, что я левша? — робко спросил Игорь Тарасович.
— Наоборот! — воскликнул Зайчик. — Левша — опасный противник, от которого всегда можно ждать всяких неожиданностей.
Мы с Борисом прыснули, столь мало тощий и длинный археолог походил вообще на какого-либо противника. Игорь Тарасович нахмурился, но Зайчик его успокоил:
— Обещаю вам, что через три недели вы сделаете из этих двух молодых петушков отбивные котлеты. Тренироваться будем два раза в день. А теперь — на озеро, бегом!
Зайчик рванулся вперед, а за ним нелепыми скачками устремился Игорь Тарасович. Я стоял на маленьком обрывчике, повисшем над водой, и смотрел, как резвятся в воде Машенька, Зайчик, Игорь Тарасович и Шницель. Зайчик осыпал Шницеля фонтаном брызг, и пес счастливо скулил.
— Миша, раздевайтесь и идите к нам! — пригласила Машенька.
— Иду! — рявкнул за моей спиной голос, и я с криком полетел в воду.
— Прошу прощения, — с изысканной вежливостью сказал сверху Антон. — Я вас случайно не побеспокоил?
— Нет, нисколько, — галантно ответил я, высовываясь из воды и дергая его за ногу. — Всегда рад вашей компании.
Антон вынырнул, похожий на водяного, и начал успокаивать Шницеля, который выскочил на берег и страстно меня облаивал.
— Не надо, Шницель, — ласково говорил он. — Я когда-нибудь потом разрешу тебе куснуть этого человека.
— Квиты? — миролюбиво спросил я.
— Почти, — ответил Антон, выбираясь на берег. — Мне еще нужно взыскать с тебя должок за мое кошмарное пробуждение.
Мы разделись, оставили одежду сохнуть на солнышке и помчались домой вытираться.
Во время завтрака произошло несколько интересных событий. Не успели мы сесть за стол, как пришел с повинной Прыг-скок. Он заявил, что будет послушно доить корову, чистить картошку и мыть посуду. Он даже готов кормить с ложечки козла, лишь бы избавиться от Ракова, который целые дни валяется на постели и встает только для того, чтобы съесть обе порции завтрака, обеда и ужина.
Раскаявшийся, небритый и голодный Прыг-скок вызвал всеобщее умиление. Было немедленно решено взять его на поруки. Прыг-скок сдержанно поблагодарил за доверие, сел за стол и набросился на еду с такой яростью, что Ксения Авдеевна даже всплакнула.
— Ну, а что будем делать с гражданином Раковым? — задумчиво спросил Борис. — Я думаю, что его надо…
— Сжечь на медленном огне! — прошамкал старушечий голос.
— Это они! — изумился Прыг-скок. — Я видел своими глазами!
Потапыч взял братьев за загривки и встряхнул.
— Разбойники! — загремел он. — Вот из-за кого я страху натерпелся! Салака короткохвостая!
Мы насели на Потапыча с требованием рассказать подробности.
— Значит, нашел я на курят нике того петуха с поленом, — возбужденно начал старик, — всыпал поганцам по заднее число и освобождаю птицу. Вдруг слышу старушечий голос: «Оставь петуха, старый хрыч, в него вселился бес!» Я обомлел. Гляжу — никого, только эти двое мячом швыряются. «Слышали?» — спрашиваю. «Что ты, дедушка, — отвечает вот эта килька, с серыми глазами, — у тебя, наверно, иллюминация начинается!» Я пощупал голову — на месте, сухая. Отвязал петуха — и вдруг тот же старухин голос: «Беги, дед, отсюда, не то придет твой последний час!» Тут я со страху чуть медвежьей болезнью не заболел. В каких переделках бывал — так не пугался. Не знаю, откуда такая прыть появилась: перескочил через плетень — и бежать! Оглядываюсь — эти двое смотрят и трясутся!
— Мы больше не будем! — пообещал Юрик.
— Честное факультетское! — подтвердил Шурик.
— И как они научились такому чуду? — восхитился Потапыч. — И рта не раскроют! А ну, скажите по-старухиному!
— Спеши, дед, Шницель Глюкозу на части рвет! — прозвучало из Юркиного живота.
Потапыч испуганно рванулся, но спохватился и крякнул:
— Вот это да!
— Теперь я тоже кое-что понимаю, — гневно сдвинув брови, сказал Лев Иванович. — Разоблачили голубчиков! Мы сидели в комнате, разговаривали, а эти жулики прыгали по двору. Я пожаловался Ксении Авдеевне на недомогание, и вдруг со двора послышался вот такой же противный голос: «Сыночек, поставь себе на ночь клистир!»
Игорь Тарасович вскользь, как бы про себя заметил, что это лечебное средство иногда хорошо прочищает мозги и посему коллеге Черемушкину следовало прислушаться к мудрому совету старухи.
Коллега Черемушкин тут же возразил, что такое средство помогает не всем. Так, коллеге Ладье не удастся прочистить мозги, если даже он изведет на клистир целое озеро.
Коллега Ладья яростно запыхтел трубкой, но Машенька властно приказала враждующим сторонам прекратить перебранку и обратила наше внимание на подозрительное поведение козла Мармелада.
— По-моему, он жует какую-то ткань, — с тревогой сказала она.
Мы с Антоном вспомнили про свою оставленную на берегу одежду и со всех ног бросились к козлу.
Мы застали Мармелада в тот момент, когда он приканчивал мою тенниску. Не успел я как следует осмыслить свои убытки, как Антон издал горестный вздох: одна штанина его новых полотняных брюк была намертво выведена из строя. После инвентаризации мы недосчитались еще двух носков и шнурков из моих туфель.
Преступного козла привязали веревкой к березе и на три дня посадили на хлеб и воду. А брюки Ксения Авдеевна укоротила на полметра, и Антон мужественно носил их до самого отъезда.
— Я спал девять часов! — похвастался Лев Иванович. — И спал бы еще больше, если бы не возмутительное происшествие. Полчаса назад в окно нашей комнаты влетела насмерть перепуганная курица и так закудахтала, словно ее живьем сажали на вертел. Как по-вашему, кто это сделал?
Я дипломатично заметил, что курица могла действовать и по своей инициативе, но профессору эта версия не понравилась. По его мнению, на такой подлый поступок способен только коллега Ладья, «человек, как вы заметили, несерьезный, не правда ли?». Лев Иванович отмахнулся от моих возражений и привстал: к берегу легкой и грациозной походкой шла Машенька.
Профессор почмокал губами и мечтательно продекламировал:
— Что ты видишь, Левушка? — сухо спросила Ксения Авдеевна, высовываясь из окна. — Чем ты очарован?
Я вижу берег очарованный
И очарованную даль…
— Я тобой очарован, супруга моя! — на ходу перестроился Левушка. — Да, тобою, виденьем прекрасным!
— Подхалим! — сердито сказала Ксения Авдеевна. — Чем пялить на берег свои завидущие очи, спросил бы лучше у Миши, как доить Глюкозу. Забыл, что сегодня наша очередь?
— Да, да, — спохватился профессор. — Чем можно… э-э… завоевать симпатии этого животного?
Я охотно поделился своими знаниями и в порядке обмена опытом получил у супругов несколько ценных советов по работе на кухне, где нам с Антоном предстояло в этот день кухарничать под руководством Машеньки.
Мы оглянулись на гулкий топот: по тропинке из рощи бежали Зайчик и Игорь Тарасович. Метрах в пятидесяти от нас во дворе своего домика они остановились и начали избивать кулаками подвешенный к турнику мешок с опилками. Я подошел поближе.
— Основа бокса, — разъяснял Зайчик, — резкий направленный удар, усиленный тяжестью тела.
Игорь Тарасович внимательно слушал, почесывая волосатой рукой тощую грудь.
— Но сначала, — продолжал Зайчик, — нужно овладеть техникой, без которой бокс превращается в драку. Начнем с изучения основной стойки боксера. Смотрите и делайте так, как я.
Зайчик медленно стал в стойку и застыл. Это было внушительное зрелище, симфония мощи, целый Эльбрус мускулов. Глаза на загорелом лице Зайчика грозно сверкали, а в каждом кулаке таилась динамитная шашка. Ко мне подошел Борис, и мы залюбовались скульптурной фигурой боксера.
— А это ничего, что я левша? — робко спросил Игорь Тарасович.
— Наоборот! — воскликнул Зайчик. — Левша — опасный противник, от которого всегда можно ждать всяких неожиданностей.
Мы с Борисом прыснули, столь мало тощий и длинный археолог походил вообще на какого-либо противника. Игорь Тарасович нахмурился, но Зайчик его успокоил:
— Обещаю вам, что через три недели вы сделаете из этих двух молодых петушков отбивные котлеты. Тренироваться будем два раза в день. А теперь — на озеро, бегом!
Зайчик рванулся вперед, а за ним нелепыми скачками устремился Игорь Тарасович. Я стоял на маленьком обрывчике, повисшем над водой, и смотрел, как резвятся в воде Машенька, Зайчик, Игорь Тарасович и Шницель. Зайчик осыпал Шницеля фонтаном брызг, и пес счастливо скулил.
— Миша, раздевайтесь и идите к нам! — пригласила Машенька.
— Иду! — рявкнул за моей спиной голос, и я с криком полетел в воду.
— Нет, нисколько, — галантно ответил я, высовываясь из воды и дергая его за ногу. — Всегда рад вашей компании.
Антон вынырнул, похожий на водяного, и начал успокаивать Шницеля, который выскочил на берег и страстно меня облаивал.
— Не надо, Шницель, — ласково говорил он. — Я когда-нибудь потом разрешу тебе куснуть этого человека.
— Квиты? — миролюбиво спросил я.
— Почти, — ответил Антон, выбираясь на берег. — Мне еще нужно взыскать с тебя должок за мое кошмарное пробуждение.
Мы разделись, оставили одежду сохнуть на солнышке и помчались домой вытираться.
Во время завтрака произошло несколько интересных событий. Не успели мы сесть за стол, как пришел с повинной Прыг-скок. Он заявил, что будет послушно доить корову, чистить картошку и мыть посуду. Он даже готов кормить с ложечки козла, лишь бы избавиться от Ракова, который целые дни валяется на постели и встает только для того, чтобы съесть обе порции завтрака, обеда и ужина.
Раскаявшийся, небритый и голодный Прыг-скок вызвал всеобщее умиление. Было немедленно решено взять его на поруки. Прыг-скок сдержанно поблагодарил за доверие, сел за стол и набросился на еду с такой яростью, что Ксения Авдеевна даже всплакнула.
— Ну, а что будем делать с гражданином Раковым? — задумчиво спросил Борис. — Я думаю, что его надо…
— Сжечь на медленном огне! — прошамкал старушечий голос.
— Это они! — изумился Прыг-скок. — Я видел своими глазами!
Потапыч взял братьев за загривки и встряхнул.
— Разбойники! — загремел он. — Вот из-за кого я страху натерпелся! Салака короткохвостая!
Мы насели на Потапыча с требованием рассказать подробности.
— Значит, нашел я на курят нике того петуха с поленом, — возбужденно начал старик, — всыпал поганцам по заднее число и освобождаю птицу. Вдруг слышу старушечий голос: «Оставь петуха, старый хрыч, в него вселился бес!» Я обомлел. Гляжу — никого, только эти двое мячом швыряются. «Слышали?» — спрашиваю. «Что ты, дедушка, — отвечает вот эта килька, с серыми глазами, — у тебя, наверно, иллюминация начинается!» Я пощупал голову — на месте, сухая. Отвязал петуха — и вдруг тот же старухин голос: «Беги, дед, отсюда, не то придет твой последний час!» Тут я со страху чуть медвежьей болезнью не заболел. В каких переделках бывал — так не пугался. Не знаю, откуда такая прыть появилась: перескочил через плетень — и бежать! Оглядываюсь — эти двое смотрят и трясутся!
— Честное факультетское! — подтвердил Шурик.
— И как они научились такому чуду? — восхитился Потапыч. — И рта не раскроют! А ну, скажите по-старухиному!
— Спеши, дед, Шницель Глюкозу на части рвет! — прозвучало из Юркиного живота.
Потапыч испуганно рванулся, но спохватился и крякнул:
— Вот это да!
— Теперь я тоже кое-что понимаю, — гневно сдвинув брови, сказал Лев Иванович. — Разоблачили голубчиков! Мы сидели в комнате, разговаривали, а эти жулики прыгали по двору. Я пожаловался Ксении Авдеевне на недомогание, и вдруг со двора послышался вот такой же противный голос: «Сыночек, поставь себе на ночь клистир!»
Игорь Тарасович вскользь, как бы про себя заметил, что это лечебное средство иногда хорошо прочищает мозги и посему коллеге Черемушкину следовало прислушаться к мудрому совету старухи.
Коллега Черемушкин тут же возразил, что такое средство помогает не всем. Так, коллеге Ладье не удастся прочистить мозги, если даже он изведет на клистир целое озеро.
Коллега Ладья яростно запыхтел трубкой, но Машенька властно приказала враждующим сторонам прекратить перебранку и обратила наше внимание на подозрительное поведение козла Мармелада.
— По-моему, он жует какую-то ткань, — с тревогой сказала она.
Мы с Антоном вспомнили про свою оставленную на берегу одежду и со всех ног бросились к козлу.
Мы застали Мармелада в тот момент, когда он приканчивал мою тенниску. Не успел я как следует осмыслить свои убытки, как Антон издал горестный вздох: одна штанина его новых полотняных брюк была намертво выведена из строя. После инвентаризации мы недосчитались еще двух носков и шнурков из моих туфель.
Преступного козла привязали веревкой к березе и на три дня посадили на хлеб и воду. А брюки Ксения Авдеевна укоротила на полметра, и Антон мужественно носил их до самого отъезда.
АНТОН НЕ XОЧЕТ ПОПАДАТЬ В СЕТЬ
— А теперь давайте уточнять, что мы умеем делать, — сказала Машенька. — Утвержденное меню — щи со сметаной, котлеты с картофельным пюре, компот. Какие будут соображения?
Я однажды видел, как соседка варила компот, и высказал уверенность, что сумею справиться с этим делом. Антон прикинул свои возможности и сказал, что готов возложить на себя бремя дегустации пищи. Это, по его мнению, единственное, что он может делать с полной отдачей сил. Когда обед будет готов, добавил Антон, он просит нас не стесняться и смело звать его из беседки, где он планирует лежать в кресле-качалке и сладко дремать.
Машенька охотно согласилась с этим вариантом, но в порядке личного одолжения попросила Антона вымыть раньше горячей водой кастрюли, очистить ведро картошки, порезать лук и нашинковать капусту.
— А что будет делать этот тип? — завопил Антон.
— Миша? — хладнокровно спросила Машенька. — У него тоже пустяковая работа. Он принесет из ледника говядину, провернет ее через мясорубку, вымоет сухофрукты и под моим руководством приготовит творог на ужин. Ну, за работу.
— За работу, за работу, — проворчал Антон, начиная драить мочалкой кастрюлю. — А может, моя индивидуальность протестует? Может, у нее другие духовные запросы?
Когда я вернулся из ледника, Машенька внушала:
— Ничего не поделаешь, вашей индивидуальности придется перечистить эту кастрюлю. Видите грязное пятно?
— Здесь нет никакого пятна! — упрямился Антон.
— И все-таки оно есть.
— Вы бюрократка! — зарычал Антон. — Я буду жаловаться! Я напишу на вас анонимку!
— После того как вычистите эту кастрюлю, — поставила точку Машенька. — Миша, вы умеете обращаться с мясорубкой?
— Конечно, — поспешил ответить за меня Антон. — У них в редакции при помощи мясорубки рецензируют произведения молодых авторов.
Маша оказалась незаурядной стряпухой. Она ловко сбила фарш, и котлеты одна за другой летели на сковородку. Антон сосредоточенно чистил картошку, и эта работа настраивала его на философский лад. Он долго молчал, но чувствовалось, что в недрах его мозга рождается глубокая мысль. Так оно и произошло.
— Я сейчас думал о том, — проникновенно сообщил Антон, — что истинное призвание человека можно обнаружить чисто случайно. Люди часто проявляют удивительную близорукость, принимая профессию за призвание. Вот вы, Маша, уверены, что смысл вашей жизни в том, чтобы лечить больных, то есть из здоровых людей делать беспомощных инвалидов? Миша тоже видит цель своего существования в том, чтобы случайно не пропустить на газетную полосу рассказ начинающего пенсионера. Между тем подлинное ваше призвание — делать котлеты.
— А ваше, Антон? — спокойно спросила Маша, орудуя у плиты.
— О, мое призвание в другом! — высокопарно ответил Антон. — Я призван мыслить и дерзать, созидать и изменять мир. Мне предопределено свыше творить, изобретать, рождать идеи и воплощать их в жизнь. Когда лет через тридцать в серии «Жизнь замечательных людей» выйдет моя биография, она будет начинаться словами: «Великий инженер-строитель Антон Полухин, автор легендарного проекта…»
— …типового курятника, — подсказал я.
— …плотины Чукотка — Аляска, недавно скончавшийся от…
— …удара коровьего копыта, — вставил я.
— Вы себя обманываете, Антон, — сказала Машенька, — а это худшее из заблуждений. Вы рождены, чтобы чистить картошку. Именно здесь вас ждет признание благодарного человечества.
— Нет, тут меня не поймут, — проговорил Антон. — Что ж, и теща Архимеда заставляла зятя чистить овощи. Она говорила, что из Архимедова закона при всей его гениальности нельзя варить суп. Но великий ученый отвечал ей так: «Удались, о женщина, и оставь меня в покое. Сегодня не Восьмое марта!»
— У вас, Антон, никогда не будет тещи, — сказала Машенька. — Я просто не представляю, что найдется девушка, которая согласится выйти за вас замуж.
Антон проницательно посмотрел на Машеньку. Поединок взглядов продолжался несколько секунд, после чего Антон торжествующе изрек:
— Маша, вы хитрый человек! Сейчас вы солгали. Про себя вы думали совсем другое!
— Что же? — с любопытством спросила Машенька.
— Могу процитировать дословно: «Интересный и умный парень этот Антон. Нужно постараться завлечь его в свои сети!»
— Какая чушь! — возмутилась Машенька.
Я осторожно снял с плиты котлеты, на которые Машенька перестала обращать внимание, и тихо вышел во двор. Из кухни доносился голос Антона:
— Можете на это не рассчитывать, дорогой эскулап, я уже трижды срывался с крючка и выработал иммунитет. Я вас разоблачил, мадонна. Думаете, я не вижу, какое счастье вам доставляют затуманенные взгляды уважаемого маэстро Льва Ивановича и томные вздохи Зайчика, который при вашем появлении мгновенно глупеет и не может связать двух слов?
— Разве? — невозмутимо сказала Машенька.
Антон засмеялся.
— Не надо поправлять волосы, они у вас и так в порядке. И чепчик на месте. И не смотрите на меня столь ясными удивленными глазами — приберегите свои стрелы для Миши, что, впрочем, тоже бесполезно.
Я не выдержал и заглянул в окно. Машенька молча улыбалась и вызывающе смотрела на Антона.
— Какого черта вы сверлите меня своими буравами? — фыркнул Антон. — Я же сказал, что это бесполезно!
Машенька вздохнула, сделала шаг вперед и застенчиво сказала:
— Антон, скажите, пожалуйста, я… Правда, я красивая? Ну, посмотрите на меня внимательно!
Антон отпрянул назад.
— Тигрица выпустила когти! — в панике воскликнул он. — Бегите, олени, прячьтесь, антилопы!
Машенька рассмеялась и отошла назад к плите.
— Можете не прятаться, — с иронической гримаской сказала она. — Вы меня нисколько не интересуете.
— Опять лжете, — весело констатировал Антон. — Впрочем, ничего удивительного: профессиональная привычка. Как говорил один великий сердцевед — только женщины и врачи знают, что ложь необходима и благотворна.
— Между прочим, — заметила Машенька, — картошку чистят только один раз. С очищенного клубня кожуру можно не снимать.
— Ч-черт! — выругался Антон. — Это лишний аргумент в пользу моего тезиса о вредном влиянии женщины на мыслящего человека. Да, кстати, — торжествующе добавил он, — если вы котлеты будете жарить в кастрюле с супом, они вряд ли станут вкуснее!
Машенька всплеснула руками и начала половником вылавливать котлеты из кастрюли. Антон усмехнулся, поднял таз с шелухой и, мелко перебирая ногами, засеменил во двор. Как только он вышел, Машенька быстро выхватила из карманчика юбки маленькое зеркальце, внимательно изучила свое отражение и показала ему язык. Потом оглянулась, взялась пальцами за полы халата и провальсировала вокруг плиты.
За обедом нас все хвалили и по предложению Бориса наградили памятными медалями Робинзона Крузо первой степени, которые Зайчик не поленился вырезать из картошки.
Вечером, когда мы уже лежали в постелях, Антон неожиданно сказал:
— Какой я все-таки благородный, чуткий и отзывчивый! Ты всю жизнь должен стирать мои носки за то, что я поехал с тобой. Эта тигрица наверняка бы вонзила в тебя свои когти… Ты слышишь?
Было уже темно, и Антон не мог видеть, как я улыбался.
— Я сразу понял, что она ведьма, — продолжал Антон. — Такие чем красивее, тем опаснее, а эта из самых красивых. Но не бойся, я зорко стою настраже твоей холостяцкой добродетели… Ты чего молчишь?
Я не шевелился.
— Неужели заснул? — огорчился Антон. — Тьфу, черт, поговорить хочется… Да, кстати, ведь за тобой должок! Шницель, вылезай, слышишь? Ну, Шницель! Он спит, прыгай к нему на кровать, живо!
Я однажды видел, как соседка варила компот, и высказал уверенность, что сумею справиться с этим делом. Антон прикинул свои возможности и сказал, что готов возложить на себя бремя дегустации пищи. Это, по его мнению, единственное, что он может делать с полной отдачей сил. Когда обед будет готов, добавил Антон, он просит нас не стесняться и смело звать его из беседки, где он планирует лежать в кресле-качалке и сладко дремать.
Машенька охотно согласилась с этим вариантом, но в порядке личного одолжения попросила Антона вымыть раньше горячей водой кастрюли, очистить ведро картошки, порезать лук и нашинковать капусту.
— А что будет делать этот тип? — завопил Антон.
— Миша? — хладнокровно спросила Машенька. — У него тоже пустяковая работа. Он принесет из ледника говядину, провернет ее через мясорубку, вымоет сухофрукты и под моим руководством приготовит творог на ужин. Ну, за работу.
— За работу, за работу, — проворчал Антон, начиная драить мочалкой кастрюлю. — А может, моя индивидуальность протестует? Может, у нее другие духовные запросы?
Когда я вернулся из ледника, Машенька внушала:
— Ничего не поделаешь, вашей индивидуальности придется перечистить эту кастрюлю. Видите грязное пятно?
— Здесь нет никакого пятна! — упрямился Антон.
— И все-таки оно есть.
— После того как вычистите эту кастрюлю, — поставила точку Машенька. — Миша, вы умеете обращаться с мясорубкой?
— Конечно, — поспешил ответить за меня Антон. — У них в редакции при помощи мясорубки рецензируют произведения молодых авторов.
Маша оказалась незаурядной стряпухой. Она ловко сбила фарш, и котлеты одна за другой летели на сковородку. Антон сосредоточенно чистил картошку, и эта работа настраивала его на философский лад. Он долго молчал, но чувствовалось, что в недрах его мозга рождается глубокая мысль. Так оно и произошло.
— Я сейчас думал о том, — проникновенно сообщил Антон, — что истинное призвание человека можно обнаружить чисто случайно. Люди часто проявляют удивительную близорукость, принимая профессию за призвание. Вот вы, Маша, уверены, что смысл вашей жизни в том, чтобы лечить больных, то есть из здоровых людей делать беспомощных инвалидов? Миша тоже видит цель своего существования в том, чтобы случайно не пропустить на газетную полосу рассказ начинающего пенсионера. Между тем подлинное ваше призвание — делать котлеты.
— А ваше, Антон? — спокойно спросила Маша, орудуя у плиты.
— О, мое призвание в другом! — высокопарно ответил Антон. — Я призван мыслить и дерзать, созидать и изменять мир. Мне предопределено свыше творить, изобретать, рождать идеи и воплощать их в жизнь. Когда лет через тридцать в серии «Жизнь замечательных людей» выйдет моя биография, она будет начинаться словами: «Великий инженер-строитель Антон Полухин, автор легендарного проекта…»
— …типового курятника, — подсказал я.
— …плотины Чукотка — Аляска, недавно скончавшийся от…
— …удара коровьего копыта, — вставил я.
— Вы себя обманываете, Антон, — сказала Машенька, — а это худшее из заблуждений. Вы рождены, чтобы чистить картошку. Именно здесь вас ждет признание благодарного человечества.
— Нет, тут меня не поймут, — проговорил Антон. — Что ж, и теща Архимеда заставляла зятя чистить овощи. Она говорила, что из Архимедова закона при всей его гениальности нельзя варить суп. Но великий ученый отвечал ей так: «Удались, о женщина, и оставь меня в покое. Сегодня не Восьмое марта!»
— У вас, Антон, никогда не будет тещи, — сказала Машенька. — Я просто не представляю, что найдется девушка, которая согласится выйти за вас замуж.
Антон проницательно посмотрел на Машеньку. Поединок взглядов продолжался несколько секунд, после чего Антон торжествующе изрек:
— Маша, вы хитрый человек! Сейчас вы солгали. Про себя вы думали совсем другое!
— Что же? — с любопытством спросила Машенька.
— Могу процитировать дословно: «Интересный и умный парень этот Антон. Нужно постараться завлечь его в свои сети!»
— Какая чушь! — возмутилась Машенька.
Я осторожно снял с плиты котлеты, на которые Машенька перестала обращать внимание, и тихо вышел во двор. Из кухни доносился голос Антона:
— Можете на это не рассчитывать, дорогой эскулап, я уже трижды срывался с крючка и выработал иммунитет. Я вас разоблачил, мадонна. Думаете, я не вижу, какое счастье вам доставляют затуманенные взгляды уважаемого маэстро Льва Ивановича и томные вздохи Зайчика, который при вашем появлении мгновенно глупеет и не может связать двух слов?
— Разве? — невозмутимо сказала Машенька.
Антон засмеялся.
— Не надо поправлять волосы, они у вас и так в порядке. И чепчик на месте. И не смотрите на меня столь ясными удивленными глазами — приберегите свои стрелы для Миши, что, впрочем, тоже бесполезно.
Я не выдержал и заглянул в окно. Машенька молча улыбалась и вызывающе смотрела на Антона.
— Какого черта вы сверлите меня своими буравами? — фыркнул Антон. — Я же сказал, что это бесполезно!
Машенька вздохнула, сделала шаг вперед и застенчиво сказала:
— Антон, скажите, пожалуйста, я… Правда, я красивая? Ну, посмотрите на меня внимательно!
Антон отпрянул назад.
— Тигрица выпустила когти! — в панике воскликнул он. — Бегите, олени, прячьтесь, антилопы!
Машенька рассмеялась и отошла назад к плите.
— Можете не прятаться, — с иронической гримаской сказала она. — Вы меня нисколько не интересуете.
— Опять лжете, — весело констатировал Антон. — Впрочем, ничего удивительного: профессиональная привычка. Как говорил один великий сердцевед — только женщины и врачи знают, что ложь необходима и благотворна.
— Между прочим, — заметила Машенька, — картошку чистят только один раз. С очищенного клубня кожуру можно не снимать.
— Ч-черт! — выругался Антон. — Это лишний аргумент в пользу моего тезиса о вредном влиянии женщины на мыслящего человека. Да, кстати, — торжествующе добавил он, — если вы котлеты будете жарить в кастрюле с супом, они вряд ли станут вкуснее!
Машенька всплеснула руками и начала половником вылавливать котлеты из кастрюли. Антон усмехнулся, поднял таз с шелухой и, мелко перебирая ногами, засеменил во двор. Как только он вышел, Машенька быстро выхватила из карманчика юбки маленькое зеркальце, внимательно изучила свое отражение и показала ему язык. Потом оглянулась, взялась пальцами за полы халата и провальсировала вокруг плиты.
За обедом нас все хвалили и по предложению Бориса наградили памятными медалями Робинзона Крузо первой степени, которые Зайчик не поленился вырезать из картошки.
Вечером, когда мы уже лежали в постелях, Антон неожиданно сказал:
— Какой я все-таки благородный, чуткий и отзывчивый! Ты всю жизнь должен стирать мои носки за то, что я поехал с тобой. Эта тигрица наверняка бы вонзила в тебя свои когти… Ты слышишь?
Было уже темно, и Антон не мог видеть, как я улыбался.
— Я сразу понял, что она ведьма, — продолжал Антон. — Такие чем красивее, тем опаснее, а эта из самых красивых. Но не бойся, я зорко стою настраже твоей холостяцкой добродетели… Ты чего молчишь?
Я не шевелился.
— Неужели заснул? — огорчился Антон. — Тьфу, черт, поговорить хочется… Да, кстати, ведь за тобой должок! Шницель, вылезай, слышишь? Ну, Шницель! Он спит, прыгай к нему на кровать, живо!
ШИФРОВАННАЯ К0Р0ВА
Через неделю все заболели раскопками. Один Лев Иванович стойко сопротивлялся археологическому вирусу, не уставая кричать, что коллега Ладья — низкопробный шарлатан и рыночный плясун на канате. Но все-таки Лев Иванович чувствовал себя неважно. Когда Игорь Тарасович вместе с новообращенным Зайчиком уходил в экспедицию, профессор с тревогой ждал их возвращения, поглядывая в занавешенное оконце, как стыдливая невеста. И только убедившись, что ничего, кроме свежих мозолей, члены экспедиции не принесли, он заносчивым петухом выходил на улицу.
— Вы слышали? — приставал он к нам по очереди. — Коллега Ладья сегодня перевернул науку! Он выкопал комара, который укусил Ярослава Мудрого!
Игорь Тарасович прятался и терпеливо ждал своего часа. И этот час наступил. Лев Иванович был вынужден даже задернуть занавеску: ему было больно смотреть, как под громкое «ура» Машенька увенчала триумфатора венком из ромашек.
Победа была полной: в руках археолога лежала отшлифованная плитка с выцарапанной коровой. Рисунок был наивный, но главная ценность находки заключалась в надписи, сделанной славянской вязью:
Это слово приводило археолога в восторг. Он поливал плитку счастливыми слезами и кричал, что расшифровка надписи потрясет археологический мир. Да, он убежден, что это слово шифрованное и что драгоценная плитка, когда ее история будет прочитана, вдохновит писателей на создание романтических книг.
Мы не расходились до поздней ночи, слушая вдохновенную импровизацию археолога. Не колеблясь, он отнес рисунок примерно к середине четырнадцатого века, к периоду решающей борьбы с татарским игом. Враги осадили крепость, находившуюся на этом острове; ночью какой-то смельчак из соседней деревни переплыл озеро и принес осажденным этот условный знак…
К чести Игоря Тарасовича, он не умалял роль Юрика и Шурика в этой находке. Именно они вскрыли тот пласт земли, где оказался археологический самородок.
С этого вечера Игорь Тарасович стал всеобщим кумиром. Юрик и Шурик ходили за ним, как собаки; влюбленными глазами смотрел на него Зайчик; поколебавшись для солидности, не выдержал и лихо взмахнул лопатой Прыг-скок; азартно копалась в земле Машенька, и даже Ксения Авдеевна, не обращая внимания на Левушкино недовольство, в свободное время пропадала на курганах, цепь которых протянулась неподалеку от нашего лагеря. Мы с Антоном тоже отдали дань всеобщему увлечению. Антон говорил:
— Возможно, мы не найдем ничего; быть может, нам удастся откопать парочку обглоданных первобытной собакой куриных костей. Но черт возьми! Этот Ладья молодчина! На него стоит поработать, на этого одержимого.
Игорь Тарасович преобразился. Он неутомимо бегал от кургана к кургану, объяснял, торопил, кричал, нюхал землю и бережно перетирал ее руками. То там, то здесь раздавался вопль: «Нашел!» — и археолог, задыхаясь, мчался туда на своих длинных страусиных ногах. Ему показывали битые черепки, полусгнившие палки, камни, но Игорь Тарасович, рассмотрев через лупу находки, разочарованно качал головой. Чуть не стал героем дня Прыг-скок. Радостно подвывая, он прибежал с какой-то проржавевшей посудиной, но при ближайшем рассмотрении посудина оказалась ночным горшком первой половины двадцатого века. После этого случая Игорь Тарасович строго приказал ограничиваться только курганами. Он предупреждал:
— Осторожно снимайте дерн! Работать только совками и руками. Интуиция мне подсказывает, что мы накануне эпохальной находки!
Здесь же вертелся и Шницель. На его морде было написано отвращение: пес решительно не понимал, почему люди ликуют при виде старых и никому не нужных костей. То ли дело кости свежие и необглоданные, таящие в себе неслыханные наслаждения. Шницель лаял, фыркал, тянул Антона за брюки, плевался — в общем всячески выражал презрение к нашей работе. Наконец он помчался домой, приволок оттуда большую кость и скромно отошел в сторону, всем своим видом говоря: «Вот это настоящая кость, ослы вы этакие! Я отдаю ее вам не потому, что она мне не нужна: моя душа восстает против этой жертвы; но я не могу оставаться в стороне и смотреть, как вы идете по ложному пути. Я тоже хочу внести лепту в общее дело».
— Вы слышали? — приставал он к нам по очереди. — Коллега Ладья сегодня перевернул науку! Он выкопал комара, который укусил Ярослава Мудрого!
Игорь Тарасович прятался и терпеливо ждал своего часа. И этот час наступил. Лев Иванович был вынужден даже задернуть занавеску: ему было больно смотреть, как под громкое «ура» Машенька увенчала триумфатора венком из ромашек.
Победа была полной: в руках археолога лежала отшлифованная плитка с выцарапанной коровой. Рисунок был наивный, но главная ценность находки заключалась в надписи, сделанной славянской вязью:
Мы не расходились до поздней ночи, слушая вдохновенную импровизацию археолога. Не колеблясь, он отнес рисунок примерно к середине четырнадцатого века, к периоду решающей борьбы с татарским игом. Враги осадили крепость, находившуюся на этом острове; ночью какой-то смельчак из соседней деревни переплыл озеро и принес осажденным этот условный знак…
К чести Игоря Тарасовича, он не умалял роль Юрика и Шурика в этой находке. Именно они вскрыли тот пласт земли, где оказался археологический самородок.
С этого вечера Игорь Тарасович стал всеобщим кумиром. Юрик и Шурик ходили за ним, как собаки; влюбленными глазами смотрел на него Зайчик; поколебавшись для солидности, не выдержал и лихо взмахнул лопатой Прыг-скок; азартно копалась в земле Машенька, и даже Ксения Авдеевна, не обращая внимания на Левушкино недовольство, в свободное время пропадала на курганах, цепь которых протянулась неподалеку от нашего лагеря. Мы с Антоном тоже отдали дань всеобщему увлечению. Антон говорил:
— Возможно, мы не найдем ничего; быть может, нам удастся откопать парочку обглоданных первобытной собакой куриных костей. Но черт возьми! Этот Ладья молодчина! На него стоит поработать, на этого одержимого.
Игорь Тарасович преобразился. Он неутомимо бегал от кургана к кургану, объяснял, торопил, кричал, нюхал землю и бережно перетирал ее руками. То там, то здесь раздавался вопль: «Нашел!» — и археолог, задыхаясь, мчался туда на своих длинных страусиных ногах. Ему показывали битые черепки, полусгнившие палки, камни, но Игорь Тарасович, рассмотрев через лупу находки, разочарованно качал головой. Чуть не стал героем дня Прыг-скок. Радостно подвывая, он прибежал с какой-то проржавевшей посудиной, но при ближайшем рассмотрении посудина оказалась ночным горшком первой половины двадцатого века. После этого случая Игорь Тарасович строго приказал ограничиваться только курганами. Он предупреждал:
— Осторожно снимайте дерн! Работать только совками и руками. Интуиция мне подсказывает, что мы накануне эпохальной находки!
Здесь же вертелся и Шницель. На его морде было написано отвращение: пес решительно не понимал, почему люди ликуют при виде старых и никому не нужных костей. То ли дело кости свежие и необглоданные, таящие в себе неслыханные наслаждения. Шницель лаял, фыркал, тянул Антона за брюки, плевался — в общем всячески выражал презрение к нашей работе. Наконец он помчался домой, приволок оттуда большую кость и скромно отошел в сторону, всем своим видом говоря: «Вот это настоящая кость, ослы вы этакие! Я отдаю ее вам не потому, что она мне не нужна: моя душа восстает против этой жертвы; но я не могу оставаться в стороне и смотреть, как вы идете по ложному пути. Я тоже хочу внести лепту в общее дело».