— Опять этот жук…
— Он, оказывается, и кричит.
— И к тому же знает ваше имя.
Слабый свет озарил путешественников сзади. Голубые блики забегали по рукавам скафандров.
Обернувшись, они увидели Лоо, стоявшего позади них с головешками в руках.
— Лоо! Черт! — крикнул Варгаш.
— Вот так жук! — Горин принялся трясти Лоо за руку.
Лоо в свете ламп от шлемов землян лучился самой чистой радостью. Он отбросил ненужные сейчас головешки.
— Где ты прятался? Почему не вышел сразу? Кто похитил вибролет?
— Где люди, которые убили кулу?
Вопросы сыпались до тех пор, пока спрашивающие не сообразили, что Лоо с его запасом слов все равно не в состоянии ни понять, ни ответить им.
Первым опомнился Варгаш.
— Нет, Так нельзя. Давайте по порядку. Где ты был?
Лоо показал на озеро и произнес слово, означающее «вода».
— Так. Понятно. Что ты там делал?
— Глядел, — ответил Лоо.
— На кого?
— Ты, — пояснил Лоо и ткнул Варгаша рукой в грудь. — Ты, — Лоо показал на Горина.
— Он не сразу узнал нас, — догадался Горин. — Наши прожекторы оставляют человека в тени. Пока мы не осветили себя головешками, когда стали рыться в костре, Лоо не мог узнать нас.
— Хорошо. А кто устроил костер?
Варгаш подвел Лоо к светившимся гнилушкам и показал на них рукой.
— Лоо, — ответил юноша. Он гордо выпрямился. Чувствовалось, что он очень доволен.
— Зачем? — допытывался Варгаш.
Но Лоо только улыбался.
Оба с сожалением посмотрели на юношу.
— Вибролет? — спросил Варгаш. — Ж-ж… — И он зажужжал, замахав руками, словно крыльями.
Лицо Лоо стало жестким.
— Хц, — сказал он с оттенком негодования.
— Что значит «хц»?
— Может быть, «украл»? Он первый раз произносит это слово.
— Вряд ли в их языке есть такое понятие. Скорее, «взял» или «отнял».
— Хц, — повторил Лоо. И вдруг сморщил лицо, стал приседать и размахивать руками. Потом выпрямился, гордо уставился в небо и так забарабанил кулаком по грудной клетке, что она загудела.
Что— то знакомое промелькнуло в сморщенном лице Лоо.
— Узнаете? Он представляет того типа, чей труп мы нашли в вибролете, — сообразил Горин. — Значит, Хц — имя.
— Но каким образом вибролет очутился у него?
Оба выжидающе смотрели на Лоо.
Юноша начал топтаться на месте, вминая в рыхлый песок свои ступни с перепонками. Он сам хотел бы сейчас рассказать все.
В его голове проносились картины недавних событий. Поход в зарослях. Он кружит над лесом, в то время как люди пробираются внизу. Потом привал на какой-то странной поляне: ее покрывала трава красного цвета. Хц рвал траву, подносил людям к носу, те, оттопырив клапаны, жадно вдыхали. Постепенно они приходили в возбужденное состояние, начали ссориться. Лоо пытался уговорить людей покинуть нехорошее место. Он хотел скорее вывести их к воде. Но его попросту отпихивали, если он оказывался у спорящих на дороге.
Хц повелительным жестом, словно он был по-прежнему вождем, приказал Лоо показать ему летающее яйцо. И Лоо, на которого вдруг напало необъяснимое легкомыслие, с какой-то непонятной торопливостью подчинился. Он помог Хц усесться в кресле и нажал рукой рычаг «Внимание» — единственный рычаг, которым Лоо умел пользоваться. В следующий момент Хц вместе с аппаратом поднялся в воздух. Лоо запомнил его торжествующую и испуганную гримасу. Хц, наверное, сам не понял, как это произошло.
Потом Лоо почувствовал, что грудь его словно наливается чем-то теплым и бурлящим. Он шагнул вперед, оттолкнул оказавшегося поблизости Быра и стал возбужденно выкрикивать. Что кричал, он потом не мог вспомнить. Очнулся на траве. Ветер обдувал его лицо. Люди с зевотой поднимались на ноги, мрачные, вялые, недовольные. Когда ветер донес запах травы, Лоо почувствовал, что он сейчас вывернется наизнанку. Вероятно, нечто подобное ощутили и другие, потому что многие захлопнули клапаны ноздрей, и все дружно пошли за Лоо, когда он повел их прочь.
Но, сделав несколько шагов, Лоо с ужасом убедился, что не знает, куда идти. Сверху он видел воду — она блестела далеко за лесом. Сейчас, в зарослях, найти правильное направление он не мог. Летающее же яйцо исчезло вместе с коварным Хц.
— Хц, — повторил Лоо и переступил с ноги на ногу. Он сделал неуклюжий жест, долженствующий означать полет, — простой взмах рукой.
— Это мы знаем, — разочарованно произнес Варгаш. — Итак, все, что мы выяснили, — обернулся он к Горину, — имя похитителя. Может быть, когда-нибудь мы поймем, что случилось.
— Для чего костер? — снова задал вопрос Горин. Он потрогал ногой куски дерева, и они вспыхнули так натурально, что ему захотелось отдернуть ногу.
Лоо понял вопрос.
— Вартш, — ответил он. — Го-ри.
— А ведь он устроил эту иллюминацию для нас! — воскликнул Горин. — Но как он сообразил, что мы неподалеку?
— Лоо понимал, конечно, что мы будем его разыскивать. Он знал, что мы ищем его сородичей.
— Знаете, это уже большая сообразительность!
Юноша молча переводил взгляд с Варгаша на Горина. Лицо Лоо изображало внимание и стремление понять, о чем идет речь. Вместе с тем чувствовалось, что содержание беседы ускользало от него. Лоо понимал только, что-разговор касался его. Он растерянно и застенчиво улыбался.
— Коу? — настойчиво спросил Горин. — Коу? Как «много» по-здешнему? Ведь «х-хи», да? Коу — х-хи! Х-хи — коу!
Лоо отступил на шаг. Потом показал на воду.
Горин и Варгаш осветили поверхность озера прожекторами. Мелкая рябь появлялась и исчезала вместе с легкими порывами ветра.
Лоо подошел к туше тавтолона, с усилием выдернул один дротик и, опустив его острие в воду, поболтал. Затем он высоко взмахнул рукой и нанес сильный удар по воде; острый сплющенный наконечник дротика пришелся плашмя к его поверхности. Раздался звонкий звук, почти музыкальный, но такой резкий, что у Варгаша и Горина, несмотря на наушники в шлемах, зазвенело в ушах. Лоо ударил еще дважды таким же образом.
Ветер стих. Тростинки, торчавшие из воды, вдруг зашевелились, словно невидимая рыба расталкивала их. И вот из воды стали показываться мокрые, сверкающие в лучах прожектора головы, как две капли воды похожие на голову Лоо.
Высунув головы, соплеменники Лоо уставились на Варгаша и Горина круглыми недоверчивыми глазами.
Варгаш и Горин повернулись так, что свет от их прожекторов перекрещивался на фигуре Лоо. В белом свете прожекторов, сверкающий, точно отлитый из серебра, стоял не застенчивый, робкий юноша, каким видели Лоо Горин и Варгаш минуту назад, а вождь — спокойный, властный, сознающий свою силу.
Но что сделают его подопечные в следующий момент? Нырнут снова в воду или пустят в ход свои дротики?
Лоо повернул голову, и, словно волна прошла по озеру, все головы повернулись туда, куда глядел Лоо. Он протянул руку к Варгашу и Горину, и те догадались осветить своими фонарями друг друга.
— Небесные коу! — произнес Лоо торжественно и не запинаясь. — Небесные коу!
Он сделал паузу. Лоо чувствовал себя уверенно, как Хц в период своего господства.
— Лоо, — сказал Лоо и ткнул себя в грудь. — Коу! — произнес он веско. Он продолжал показывать одной рукой на Варгаша и Горина, а другую простер в сторону озера и замерших в волнении слушателей. — Коу, — повторил он настойчиво. И добавил: — Небесные коу!
Выступление Лоо не походило на многословные представления старого Хц.
Сородичи Лоо слушали внимательно. Все ждали, что будет дальше. Лоо не знал, что еще говорить. Но тут его выручил Быр.
Быру наскучило слушать слова. Мало раздумывающий, поступающий под влиянием порыва, он решительно двинулся к Лоо, с шумом разрезая грудью воду. Шум разрушил общее оцепенение, двое-трое испуганно нырнули в воду. Но вслед за тем и другие потянулись за Быром. Они выходили из воды, отряхиваясь всем телом так, что брызги летели с густой шерсти в разные стороны, и сбивались в кучу, сжимая толстыми, мускулистыми руками дротики.
Никто не приблизился к Варгашу и Горину. Так стояли они двумя группами. Толпа венерианцев и два пришельца с Земли.
В воздухе раздалось тонкое комариное пение.
Варгаш и Горин не повернули головы. Они отлично знали звук вибролета на большом удалении. В шлемофонах прозвучал сигнал вызова. Коробов, находившийся в первом вибролете, сообщил, что за ним летят и другие, но что он боится, не спугнут ли они венерианцев.
Небо вдруг посветлело. Венерианское небо, не отличающееся постоянством, подготовило очередной сюрприз. Течения и вихри, что постоянно разыгрываются в толстом облачном слое, окутывающем планету, образуют иногда что-то вроде окошка, и тогда на поверхности планеты наступает резкое посветление, словно электромеханик в театре включил несколько дополнительных софитов.
Рассвет, давно подкрадывавшийся, вдруг прорвался через такое окошко и осветил дневным светом одинокий островок. Тотчас же погас костер у подножия дерева, на песке теперь лежали мертвые деревяшки. Тускло заблестела вода. А звук в небе усилился, вибролет пел торжествующе и счастливо, как птица на Земле.
Лоо встрепенулся.
Вот тот момент, которого он так ждал, когда старый Мбаэ с покривленной спиной (его придавила синяя глина в пещере) вывел людей к озеру, ориентируясь на запах воды, он чуял его своими огромными ноздрями сквозь дали зарослей.
Лоо надеялся все время на небесных коу. Увидев рухнувшее дерево Ночной Огонь, он приказал собрать обломки: пригодятся, чтобы дать знать о себе небесным коу. Увидев воду, Лоо так обрадовался, что, не устраивая отдыха, кинулся в нее. Лоо и его сородичи не любили леса. В воде они чувствовали себя свободнее и увереннее. Течение понесло их, отдаляя все больше от берега. Они плыли, а обломки дерева в их руках светились разноцветными огоньками.
Вдруг кто-то заметил кулу. Высунув из воды маленькую головку на гибкой шее, она плыла к острову.
Тотчас же, без всякой команды, несколько охотников нырнули и поплыли под водой, стремясь подойти к острову с обратной стороны. Остальные развернулись в цепь и, изогнув ее дугой, начали охватывать плывущую кулу с тыла. Загонщики шумели, кричали торжествующе «ха!», били по воде обломками Ночного Огня. Обломки описывали короткие сверкающие дуги, отражающиеся в воде.
Раза два кулу пыталась вырваться из облавы, но огни устремлялись ей наперерез. Тогда она решительно направилась к острову.
Охотники уже сидели в засаде. Быр руководил ими. Каким-то чутьем он умел определять момент, когда выгоднее всего наносить удар кулу. Вот и теперь, едва кулу вышла на мелкое место и показалась почти вся из воды, Быр выбежал навстречу ей и с очень близкого расстояния первым бросил свое летающее жало прямо под ее передние лапы. От волнения и оттого, что схватка происходила в сумерках, многие охотники промахнулись. Однако жало, брошенное Быром, сразило кулу. Это было редчайшей удачей. Случалось, что и днем кулу уходила от охотников, унося в своей толстой коже до десяти жал.
Обломки Ночного Огня сложили в одном месте. Переливающиеся холодным пламенем, они освещали весь островок и сраженную кулу.
Все беспрекословно слушались Лоо. Он велел захватить Ночной Огонь, и тот помог в охоте на кулу. Он приказал сложить Большой Ночной Огонь, и опять все увидели, что это хорошо. Но когда Лоо заявил, что скоро прилетят небесные коу, люди всполошились. Фигура старого Хц, потрясающего длинными руками, предостерегающего, грозного, жила в их воображении. Их мозг не мог переварить столько событий за короткое время.
Поэтому, когда на озере показался яркий свет, все бросились в воду.
Лоо полез в воду вместе со всеми. Но он все время поглядывал из-за куста. Когда ему показалось, что он узнал Варгаша, он окликнул его.
И вот все стоят в нескольких шагах от небесных коу.
При общем молчании Коробов посадил свой вибролет на песчаном холме. Люди Лоо уже видели летающее яйцо и, провожая его взглядами, продолжали ждать.
Коробов знал около тридцати слов из языка существ, стоявших против него, но решил применить всего три. Случайно он выбрал почти те же самые, что вымолвил уже Лоо. И повторение одних и тех же слов руководителями двух человеческих коллективов с разных планет придавало происходящему характер своеобразного устного договора.
— Коу, — сказал Коробов и показал на себя. — Коу, — повторил он и протянул руку к венерианцам, десятками глаз следившим за каждым его жестом. — Лоо. — Он указал на Лоо. — Ко-ро-бов, — произнес он и указал на себя. Он хотел сказать «друзья» или «братья», но ему недоставало слова, которое могло бы иметь подобный смысл.
А небо еще больше посветлело, и в нем ясно слышался разноголосый шум нескольких вихрелетов. Машины мчались к островку, окруженному серо-лиловой водой, обгоняя друг друга и заливаясь на разные голоса. Вызванные по сигналу «тревога», обитатели станции спешили на первое свидание с жителями Венеры.
Венерианцы повернули головы к небу, но продолжали молчать.
Тогда Коробов понял, что и ему нужно сделать паузу. То, что видят сейчас эти волосатые существа с круглыми без век глазами, с жадно оттопыренными клапанами носа и ушей, со ступнями, похожими на ласты животных, то, что они воспринимают сейчас, гораздо больше того, что он смог бы передать им словами их языка, даже если бы владел полным их запасом.
Вихрелеты один за другим шумно, поднимая клубы песка, садились на тесный остров. Из них выбегали люди в скафандрах, окрашенных в разные цвета. Рассветные сумерки смягчали краски, и фантастическая картина казалась нарисованной нежной пастелью.
Одним из первых на песок соскочил огромный широкоплечий Нгарроба. Думая, что все церемонии закончены, или просто забыв про них, он, обрадованный встречей с Лоо, бросился прямо к нему и сжал его в своих объятиях. Землянин, какой-нибудь нежный Гарги, тут же и погиб бы, вероятно, как шутил впоследствии сам индиец, но для Лоо стальные обручи африканца соответствовали самое большее легкому похлопыванию по плечу.
Счастливый, прекрасно настроенный, Нгарроба бросился жать руку Быру, стоявшему впереди остальных.
Коробов радостно рассмеялся. Нгарроба нашел то слово, которого не хватало Коробову, а заодно и способ его передачи.
Быр, осклабившись так, что рот раскрылся до ушей, действуя тоже скорее импульсивно, чем разумом, стиснул в ответ руку Нгарробе.
Это был самый опасный момент в жизни африканца, как признался он впоследствии.
«Я почувствовал, как кости у меня хрустят, — говорил он, — я напряг изо всей силы пальцы, чтобы они не оказались раздавленными в лепешку. Природа, отправляя этих ребят в долгий путь развития, снабдила их таким запасом сил и здоровья, что можно только позавидовать».
Нгарроба побледнел, что стало заметно даже сквозь прозрачный шлем. С большим трудом он удерживался, чтобы не скорчиться и не упасть на колени. Когда жим его страшного друга ослаб, Нгарроба собрался с силой и что было мочи двинул Быра по плечу. Рука Нгарробы отлетела, точно от кожаной боксерской груши. Быр снова осклабился. Африканец закрыл глаза, ожидая ответного удара, от которого он отлетит метров на двадцать. Но Быр, видимо, не сообразил дать такой ответ. Он только зажмурился, как кошка, у которой почесали за ухом. Тогда Нгарроба дал ему еще два тумака, после чего оба почувствовали, что стали друзьями.
Эта сцена сняла все остатки напряженности. Неподвижные, словно скованные, фигуры венерианцев зашевелились.
— Ха, — произнесли несколько хриплых резких голосов.
Лоо поднял кверху дротик, и все замолкли.
Он протянул дротик Коробову, и тот взял его.
— Ха! — воскликнули единодушно венерианцы.
— По-видимому, что-то вроде посвящения в охотники, — сказал Сун-лин.
Быр уже протягивал свой дротик древком, покрытым грубыми зарубками, Нгарробе.
— Ха! — снова воскликнуло стадо.
— Дело подвигается вперед, — заметил Гарги. — Отношения устанавливаются.
— Кто дежурный на станции? — спросил Коробов.
— Ив.
— Пусть передает на Землю.
— Репортаж идет, — сообщил Гарги.
С островка на станцию, а со станции на Землю летели сигналы. На далекой родной планете люди затаив дыхание следили на телеэкранах за тем, как первые венерианцы вручали их посланцам символ дружбы — свои дротики. Оружие, которому никогда не суждено будет отныне быть обращенным против человека.
— Лоо! — воскликнул Нгарроба. — Черт! Иди, я тебя еще раз обниму. Ты все-таки молодец! Решил задачу, над которой мы так долго бились!
Лоо наморщил нос.
— И-дем, — сказал он отчетливо.
И все рассмеялись.
ПЫЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Планета жила своей жизнью. Люди работали, писали стихи, забивали голы на футбольном поле, слушали музыку, ходили и ездили в гости, воздушные лайнеры переносили тысячи пассажиров через океаны и материки. Казалось, ничто не изменилось, но в сознании каждого, где бы он ни находился, в самой глубине билось ощущение необычайного. И разговор, на какую бы тему ни зашел, невольно касался того, что всех интересовало.
Пассажиры одного из трансокеанских лайнеров узнали о начале события по табло в салоне: голубая линия маршрута, радовавшая глаз геометрической прямизной, вдруг изогнулась, и звездочка, обозначающая местоположение корабля, поползла по кривой.
В окнах виднелась все та же высотная, почти черная синь. Только солнце, задернутое невидимым фильтром, желтое и плоско-круглое, словно блин, передвинулось и торчало теперь не сбоку, а сзади. Земля внизу была затянута облаками.
— Теперь уж ни одна душа не проникнет в зону, — произнес седовласый пассажир. Он ни к кому прямо не обращался. — Только автоматы увидят, как это выглядит.
— Мы с вами тоже, — быстро откликнулся молодой человек с открытым взглядом, сидевший напротив. — Если захотим!
— Да, конечно, — согласился седовласый, искоса взглянув на собеседника. Что-то в лице юноши заинтересовало его. Пассажир решил продолжить разговор. — Это верно: мы можем видеть, что происходит на Венере, или на дне Тихого океана, или в кратере вулкана, не вставая с кресла. Наши глаза разбросаны по всей солнечной системе. Но вам не кажется, что одно дело — смотреть почти осязаемое, объемное, в натуральных красках изображение, представлять себя среди стада разъяренных слонов, слышать их дыхание и шелест ветра от их движения и совсем другое дело — подвергаться настоящей опасности, рисковать быть раздавленным или поддетым клыком, вдыхать пыль, поднимаемую стадом, пыль приключения? Ведь вулкан, на вид самый настоящий, мечущий пылающие бомбы, совершенно безопасен. Метеориты, нацеленные в вашу голову, когда вы будто бы стоите под открытым небом на Луне, бесплотны. Сознайтесь: вам хотелось бы самому побывать хоть раз на месте действительного происшествия?
— Один раз со мной это случилось. — Юноша вдруг посерьезнел. Он не замечал легкой иронии собеседника. — И, знаете, без этого приключения мне чего-то очень недоставало бы. Вы правы: настоящее приключение, хотя бы одно, должно быть в жизни каждого. Я даже думаю, что характер людей прошлого века — я имею в виду тех, кто создавал общество, в котором мы все теперь живем, — складывался таким волевым и напористым именно потому, что на пути к осознанной цели их подстерегали многие приключения. Ведь даже прокладка дороги в тайге требовала в ту пору подчас самого настоящего героизма.
— А в наше время? — лукаво прищурил глаз его собеседник.
— Сами знаете, — вздохнул юноша. — Контроль безопасности трясется за благополучие каждого из нас от рождения и до глубокой старости. Приключения теперь…
— Исключены? Или почти исключены? А вам не кажется, что приключение сейчас происходит с целой планетой? И все население нашей Земли переживает его, потому что оно касается всех. Что-то я не слыхал, чтобы раньше бывали происшествия такого масштаба!
— О, конечно! Но я имел в виду приключения, так сказать, личного плана.
— Личного? — собеседник юноши задумался. — Ну, так вот, представьте себе, я переживаю сейчас, да, да, в этот самый момент, сильнейшее приключение моей жизни. А в ней, знаете, многое бывало.
Юноша невольно обвел взглядом салон. Люди спокойно сидели в креслах: кто читал, кто смотрел в экран блок-универсала, кто поглядывал в окно.
Собеседник чуть насмешливо поглядел на юношу.
— Я — один из авторов математической завесы. Не понимаете? Ну, той самой, что заставила только что свернуть с курса наш лайнер.
— Математической?…
— Ну да, состоящей из цифр. Попросту говоря, наши счетно-решающие машины сообщают штурманам-автоматам цифры, поправки к курсу, — пассажир говорил сейчас деловито, — и самолеты обходят запретный район кратчайшими удобными путями. Весь сложный транспортный механизм планеты продолжает бесперебойно действовать. Это гораздо выгоднее магнитной завесы или электрической, которые предлагались для этой цели. Те ведь просто образуют непроницаемый забор для самолетов, воздействуя на их приборы управления.
— А если… — юноша замялся. Он не знал, как лучше спросить. — Если какой-нибудь… Если какая-нибудь цифра…
Седовласый пассажир понимающе кивнул.
— Наш институт дал слово Контролю безопасности, что система абсолютно надежная. А я руководитель института. Значит, мое слово и моя совесть подвергаются сейчас такому испытанию, что стой я на поверхности Луны и сыпься на меня самые настоящие метеориты, мне было бы гораздо легче. Вот почему я называю это приключением. Ведь что главное в настоящем приключении? Не погоня за острыми ощущениями, а испытание духа прежде всего. И это остается самым существенным и в тех случаях, когда человек подвергается особой опасности и когда от него требуются и сила, и выносливость, и физическая закалка. В ваши годы я не представлял себе так отчетливо этой общности.
Юноше показалось, что лицо его собеседника вдруг изменилось. Подбородок очертился тверже, западины щек стали заметнее, точно на них упала тень, все черты выглядели жестче.
— Идем на посадку, — объявил автомат, — на запасный аэродром «Новая Зеландия Третья». По новому, временному расписанию отсюда можно проехать…
Как всегда в последнее время, Костя и Оля встретились на берегу моря.
Мальчишки, игравшие на пляже, подняли страшный крик. Одни бегали по гальке в игрушечных скафандрах, другие, голые, бросались в воду и лихо плыли, держа в руках дротики, — видимо охотясь на воображаемого зверя.
— Играют в экспедицию на Венере, — сказала Оля. — Вон тот, загорелый, наверное, Лоо. А этот, в голубом скафандре, конечно, изображает Нгарробу.
— Чего ж ты хочешь! Следующие поколения мальчишек будут играть в перемещение планет, или в поворот земного шара, или…
Оля взглянула на Костю. Каменная беседка, в которой они сидели, напоминала о прочности, незыблемости и даже вечности.
— Все-таки это очень рискованно, — сказала она. — Опыт с целой планетой! С человечеством в конце концов.
— Ты и права и не права, — возразил Костя. — Опыт действительно грандиозный, — он положил руку на теплый от солнечных лучей парапет. — Климат Земли зависит от многих факторов. От характера ее поверхности — тут человек кое-что изменил, сместив горы, соединив материки, оросив пустыни. От морских течений и воздушных потоков — и тут человек вмешался и внес свои коррективы. Есть и такой существенный фактор — наклон земной оси к орбите. Раньше он считался неизменным и как бы выбрасывался из расчетов. Но вот оказывается, что теперь и это нам под силу. Ты же знаешь главное: по заданию Планового бюро сотни научных учреждений разработали комплексный план создания благоприятных природных условий на всей Земле. Зона, особо благоприятная для жизни, будет постепенно расширяться, пока она не охватит всю планету. План будет осуществляться в течение десятков лет. В него включается и изменение наклона земной оси.
— Но ведь если растают льды, — покачала головой Оля, — произойдет тысяча катастроф.
— Ничего не произойдет. Вот тут-то ты и ошибаешься. Нынешнюю сенсацию заметят только астрономы и вообще ученые, а не мы с тобой. — Костя рассмеялся. — Речь идет сегодня о смещении земной оси на ничтожную величину. Только тончайшие приборы уловят разницу. Ведь это все лишь опыт. Хотя и с целой планетой.
— Мне не совсем ясно одно, — сказала девушка. — Почему именно сейчас поставлен опыт? Есть в этом какая-нибудь особая необходимость?
— Когда-нибудь же надо начинать. Не начинать — значит никогда не свершить. Человечество созрело для таких задач. Если хочешь знать, — добавил он, — нынешний опыт нужен для развития науки. Теоретическая мысль человечества в этой области подошла уже к такой ступени, что требуется конкретный опыт, иначе она не может развиваться дальше. Теория и практика человеческая здесь сошлись. Таковы масштабы деятельности человека сегодня — вот и все.
Они помолчали с минуту. Потом перешли к своим личным делам.
— Ну, а как твоя картина? — спросила она другим тоном.
— Это оказалось труднее, чем я думал. Знаешь, чего мне не хватало до сих пор? Зрелости. Обыкновенной человеческой зрелости. Я почему-то думал, что личный героизм присущ лишь прошлой эпохе, когда боролись за то, чем мы сейчас обладаем. Сегодня, когда я летел к тебе, я встретил одного человека, просто попутчика… И вот в случайном разговоре нечаянно он раскрыл передо мной целый мир приключений, присущих современному человеку в его повседневной жизни. Не только в космосе, но и на Земле тоже силы человеческие — нравственные и физические — проходят большие испытания. И я понял, что в моей картине недоставало главного. Раньше мне все представлялось очень ясно. Даже, пожалуй, слишком. Спокойная, как солнечный восход, картина: тайга, трасса, прорубленная среди заросших соснами сопок, уставшая машина и полный-еще не растраченных сил молодой тракторист. Простой парнишка, протянувший руки к струе воды, которую льет из кувшина девушка… Получалось простое счастье двоих, извечно существующее и никогда не умирающее, чистое, как солнечный луч. Но ведь мои герои не просто он и она, и их время не равнозначно всяким другим временам. В юноше и девушке там, в тайге, заключено будущее человечества. Значит, наше сегодня. Более того, и наше завтра тоже. Именно это-то и делает простого юношу и простую девушку, рядовых людей своей эпохи, героями! Но вот этой нити к нам, к нашим сегодняшним делам я и не сумел показать.
— Он, оказывается, и кричит.
— И к тому же знает ваше имя.
Слабый свет озарил путешественников сзади. Голубые блики забегали по рукавам скафандров.
Обернувшись, они увидели Лоо, стоявшего позади них с головешками в руках.
— Лоо! Черт! — крикнул Варгаш.
— Вот так жук! — Горин принялся трясти Лоо за руку.
Лоо в свете ламп от шлемов землян лучился самой чистой радостью. Он отбросил ненужные сейчас головешки.
— Где ты прятался? Почему не вышел сразу? Кто похитил вибролет?
— Где люди, которые убили кулу?
Вопросы сыпались до тех пор, пока спрашивающие не сообразили, что Лоо с его запасом слов все равно не в состоянии ни понять, ни ответить им.
9
Первым опомнился Варгаш.
— Нет, Так нельзя. Давайте по порядку. Где ты был?
Лоо показал на озеро и произнес слово, означающее «вода».
— Так. Понятно. Что ты там делал?
— Глядел, — ответил Лоо.
— На кого?
— Ты, — пояснил Лоо и ткнул Варгаша рукой в грудь. — Ты, — Лоо показал на Горина.
— Он не сразу узнал нас, — догадался Горин. — Наши прожекторы оставляют человека в тени. Пока мы не осветили себя головешками, когда стали рыться в костре, Лоо не мог узнать нас.
— Хорошо. А кто устроил костер?
Варгаш подвел Лоо к светившимся гнилушкам и показал на них рукой.
— Лоо, — ответил юноша. Он гордо выпрямился. Чувствовалось, что он очень доволен.
— Зачем? — допытывался Варгаш.
Но Лоо только улыбался.
Оба с сожалением посмотрели на юношу.
— Вибролет? — спросил Варгаш. — Ж-ж… — И он зажужжал, замахав руками, словно крыльями.
Лицо Лоо стало жестким.
— Хц, — сказал он с оттенком негодования.
— Что значит «хц»?
— Может быть, «украл»? Он первый раз произносит это слово.
— Вряд ли в их языке есть такое понятие. Скорее, «взял» или «отнял».
— Хц, — повторил Лоо. И вдруг сморщил лицо, стал приседать и размахивать руками. Потом выпрямился, гордо уставился в небо и так забарабанил кулаком по грудной клетке, что она загудела.
Что— то знакомое промелькнуло в сморщенном лице Лоо.
— Узнаете? Он представляет того типа, чей труп мы нашли в вибролете, — сообразил Горин. — Значит, Хц — имя.
— Но каким образом вибролет очутился у него?
Оба выжидающе смотрели на Лоо.
Юноша начал топтаться на месте, вминая в рыхлый песок свои ступни с перепонками. Он сам хотел бы сейчас рассказать все.
В его голове проносились картины недавних событий. Поход в зарослях. Он кружит над лесом, в то время как люди пробираются внизу. Потом привал на какой-то странной поляне: ее покрывала трава красного цвета. Хц рвал траву, подносил людям к носу, те, оттопырив клапаны, жадно вдыхали. Постепенно они приходили в возбужденное состояние, начали ссориться. Лоо пытался уговорить людей покинуть нехорошее место. Он хотел скорее вывести их к воде. Но его попросту отпихивали, если он оказывался у спорящих на дороге.
Хц повелительным жестом, словно он был по-прежнему вождем, приказал Лоо показать ему летающее яйцо. И Лоо, на которого вдруг напало необъяснимое легкомыслие, с какой-то непонятной торопливостью подчинился. Он помог Хц усесться в кресле и нажал рукой рычаг «Внимание» — единственный рычаг, которым Лоо умел пользоваться. В следующий момент Хц вместе с аппаратом поднялся в воздух. Лоо запомнил его торжествующую и испуганную гримасу. Хц, наверное, сам не понял, как это произошло.
Потом Лоо почувствовал, что грудь его словно наливается чем-то теплым и бурлящим. Он шагнул вперед, оттолкнул оказавшегося поблизости Быра и стал возбужденно выкрикивать. Что кричал, он потом не мог вспомнить. Очнулся на траве. Ветер обдувал его лицо. Люди с зевотой поднимались на ноги, мрачные, вялые, недовольные. Когда ветер донес запах травы, Лоо почувствовал, что он сейчас вывернется наизнанку. Вероятно, нечто подобное ощутили и другие, потому что многие захлопнули клапаны ноздрей, и все дружно пошли за Лоо, когда он повел их прочь.
Но, сделав несколько шагов, Лоо с ужасом убедился, что не знает, куда идти. Сверху он видел воду — она блестела далеко за лесом. Сейчас, в зарослях, найти правильное направление он не мог. Летающее же яйцо исчезло вместе с коварным Хц.
— Хц, — повторил Лоо и переступил с ноги на ногу. Он сделал неуклюжий жест, долженствующий означать полет, — простой взмах рукой.
— Это мы знаем, — разочарованно произнес Варгаш. — Итак, все, что мы выяснили, — обернулся он к Горину, — имя похитителя. Может быть, когда-нибудь мы поймем, что случилось.
— Для чего костер? — снова задал вопрос Горин. Он потрогал ногой куски дерева, и они вспыхнули так натурально, что ему захотелось отдернуть ногу.
Лоо понял вопрос.
— Вартш, — ответил он. — Го-ри.
— А ведь он устроил эту иллюминацию для нас! — воскликнул Горин. — Но как он сообразил, что мы неподалеку?
— Лоо понимал, конечно, что мы будем его разыскивать. Он знал, что мы ищем его сородичей.
— Знаете, это уже большая сообразительность!
Юноша молча переводил взгляд с Варгаша на Горина. Лицо Лоо изображало внимание и стремление понять, о чем идет речь. Вместе с тем чувствовалось, что содержание беседы ускользало от него. Лоо понимал только, что-разговор касался его. Он растерянно и застенчиво улыбался.
— Коу? — настойчиво спросил Горин. — Коу? Как «много» по-здешнему? Ведь «х-хи», да? Коу — х-хи! Х-хи — коу!
Лоо отступил на шаг. Потом показал на воду.
Горин и Варгаш осветили поверхность озера прожекторами. Мелкая рябь появлялась и исчезала вместе с легкими порывами ветра.
Лоо подошел к туше тавтолона, с усилием выдернул один дротик и, опустив его острие в воду, поболтал. Затем он высоко взмахнул рукой и нанес сильный удар по воде; острый сплющенный наконечник дротика пришелся плашмя к его поверхности. Раздался звонкий звук, почти музыкальный, но такой резкий, что у Варгаша и Горина, несмотря на наушники в шлемах, зазвенело в ушах. Лоо ударил еще дважды таким же образом.
Ветер стих. Тростинки, торчавшие из воды, вдруг зашевелились, словно невидимая рыба расталкивала их. И вот из воды стали показываться мокрые, сверкающие в лучах прожектора головы, как две капли воды похожие на голову Лоо.
Высунув головы, соплеменники Лоо уставились на Варгаша и Горина круглыми недоверчивыми глазами.
Варгаш и Горин повернулись так, что свет от их прожекторов перекрещивался на фигуре Лоо. В белом свете прожекторов, сверкающий, точно отлитый из серебра, стоял не застенчивый, робкий юноша, каким видели Лоо Горин и Варгаш минуту назад, а вождь — спокойный, властный, сознающий свою силу.
Но что сделают его подопечные в следующий момент? Нырнут снова в воду или пустят в ход свои дротики?
Лоо повернул голову, и, словно волна прошла по озеру, все головы повернулись туда, куда глядел Лоо. Он протянул руку к Варгашу и Горину, и те догадались осветить своими фонарями друг друга.
— Небесные коу! — произнес Лоо торжественно и не запинаясь. — Небесные коу!
Он сделал паузу. Лоо чувствовал себя уверенно, как Хц в период своего господства.
— Лоо, — сказал Лоо и ткнул себя в грудь. — Коу! — произнес он веско. Он продолжал показывать одной рукой на Варгаша и Горина, а другую простер в сторону озера и замерших в волнении слушателей. — Коу, — повторил он настойчиво. И добавил: — Небесные коу!
Выступление Лоо не походило на многословные представления старого Хц.
Сородичи Лоо слушали внимательно. Все ждали, что будет дальше. Лоо не знал, что еще говорить. Но тут его выручил Быр.
Быру наскучило слушать слова. Мало раздумывающий, поступающий под влиянием порыва, он решительно двинулся к Лоо, с шумом разрезая грудью воду. Шум разрушил общее оцепенение, двое-трое испуганно нырнули в воду. Но вслед за тем и другие потянулись за Быром. Они выходили из воды, отряхиваясь всем телом так, что брызги летели с густой шерсти в разные стороны, и сбивались в кучу, сжимая толстыми, мускулистыми руками дротики.
Никто не приблизился к Варгашу и Горину. Так стояли они двумя группами. Толпа венерианцев и два пришельца с Земли.
В воздухе раздалось тонкое комариное пение.
Варгаш и Горин не повернули головы. Они отлично знали звук вибролета на большом удалении. В шлемофонах прозвучал сигнал вызова. Коробов, находившийся в первом вибролете, сообщил, что за ним летят и другие, но что он боится, не спугнут ли они венерианцев.
Небо вдруг посветлело. Венерианское небо, не отличающееся постоянством, подготовило очередной сюрприз. Течения и вихри, что постоянно разыгрываются в толстом облачном слое, окутывающем планету, образуют иногда что-то вроде окошка, и тогда на поверхности планеты наступает резкое посветление, словно электромеханик в театре включил несколько дополнительных софитов.
Рассвет, давно подкрадывавшийся, вдруг прорвался через такое окошко и осветил дневным светом одинокий островок. Тотчас же погас костер у подножия дерева, на песке теперь лежали мертвые деревяшки. Тускло заблестела вода. А звук в небе усилился, вибролет пел торжествующе и счастливо, как птица на Земле.
Лоо встрепенулся.
Вот тот момент, которого он так ждал, когда старый Мбаэ с покривленной спиной (его придавила синяя глина в пещере) вывел людей к озеру, ориентируясь на запах воды, он чуял его своими огромными ноздрями сквозь дали зарослей.
Лоо надеялся все время на небесных коу. Увидев рухнувшее дерево Ночной Огонь, он приказал собрать обломки: пригодятся, чтобы дать знать о себе небесным коу. Увидев воду, Лоо так обрадовался, что, не устраивая отдыха, кинулся в нее. Лоо и его сородичи не любили леса. В воде они чувствовали себя свободнее и увереннее. Течение понесло их, отдаляя все больше от берега. Они плыли, а обломки дерева в их руках светились разноцветными огоньками.
Вдруг кто-то заметил кулу. Высунув из воды маленькую головку на гибкой шее, она плыла к острову.
Тотчас же, без всякой команды, несколько охотников нырнули и поплыли под водой, стремясь подойти к острову с обратной стороны. Остальные развернулись в цепь и, изогнув ее дугой, начали охватывать плывущую кулу с тыла. Загонщики шумели, кричали торжествующе «ха!», били по воде обломками Ночного Огня. Обломки описывали короткие сверкающие дуги, отражающиеся в воде.
Раза два кулу пыталась вырваться из облавы, но огни устремлялись ей наперерез. Тогда она решительно направилась к острову.
Охотники уже сидели в засаде. Быр руководил ими. Каким-то чутьем он умел определять момент, когда выгоднее всего наносить удар кулу. Вот и теперь, едва кулу вышла на мелкое место и показалась почти вся из воды, Быр выбежал навстречу ей и с очень близкого расстояния первым бросил свое летающее жало прямо под ее передние лапы. От волнения и оттого, что схватка происходила в сумерках, многие охотники промахнулись. Однако жало, брошенное Быром, сразило кулу. Это было редчайшей удачей. Случалось, что и днем кулу уходила от охотников, унося в своей толстой коже до десяти жал.
Обломки Ночного Огня сложили в одном месте. Переливающиеся холодным пламенем, они освещали весь островок и сраженную кулу.
Все беспрекословно слушались Лоо. Он велел захватить Ночной Огонь, и тот помог в охоте на кулу. Он приказал сложить Большой Ночной Огонь, и опять все увидели, что это хорошо. Но когда Лоо заявил, что скоро прилетят небесные коу, люди всполошились. Фигура старого Хц, потрясающего длинными руками, предостерегающего, грозного, жила в их воображении. Их мозг не мог переварить столько событий за короткое время.
Поэтому, когда на озере показался яркий свет, все бросились в воду.
Лоо полез в воду вместе со всеми. Но он все время поглядывал из-за куста. Когда ему показалось, что он узнал Варгаша, он окликнул его.
И вот все стоят в нескольких шагах от небесных коу.
При общем молчании Коробов посадил свой вибролет на песчаном холме. Люди Лоо уже видели летающее яйцо и, провожая его взглядами, продолжали ждать.
Коробов знал около тридцати слов из языка существ, стоявших против него, но решил применить всего три. Случайно он выбрал почти те же самые, что вымолвил уже Лоо. И повторение одних и тех же слов руководителями двух человеческих коллективов с разных планет придавало происходящему характер своеобразного устного договора.
— Коу, — сказал Коробов и показал на себя. — Коу, — повторил он и протянул руку к венерианцам, десятками глаз следившим за каждым его жестом. — Лоо. — Он указал на Лоо. — Ко-ро-бов, — произнес он и указал на себя. Он хотел сказать «друзья» или «братья», но ему недоставало слова, которое могло бы иметь подобный смысл.
А небо еще больше посветлело, и в нем ясно слышался разноголосый шум нескольких вихрелетов. Машины мчались к островку, окруженному серо-лиловой водой, обгоняя друг друга и заливаясь на разные голоса. Вызванные по сигналу «тревога», обитатели станции спешили на первое свидание с жителями Венеры.
Венерианцы повернули головы к небу, но продолжали молчать.
Тогда Коробов понял, что и ему нужно сделать паузу. То, что видят сейчас эти волосатые существа с круглыми без век глазами, с жадно оттопыренными клапанами носа и ушей, со ступнями, похожими на ласты животных, то, что они воспринимают сейчас, гораздо больше того, что он смог бы передать им словами их языка, даже если бы владел полным их запасом.
Вихрелеты один за другим шумно, поднимая клубы песка, садились на тесный остров. Из них выбегали люди в скафандрах, окрашенных в разные цвета. Рассветные сумерки смягчали краски, и фантастическая картина казалась нарисованной нежной пастелью.
Одним из первых на песок соскочил огромный широкоплечий Нгарроба. Думая, что все церемонии закончены, или просто забыв про них, он, обрадованный встречей с Лоо, бросился прямо к нему и сжал его в своих объятиях. Землянин, какой-нибудь нежный Гарги, тут же и погиб бы, вероятно, как шутил впоследствии сам индиец, но для Лоо стальные обручи африканца соответствовали самое большее легкому похлопыванию по плечу.
Счастливый, прекрасно настроенный, Нгарроба бросился жать руку Быру, стоявшему впереди остальных.
Коробов радостно рассмеялся. Нгарроба нашел то слово, которого не хватало Коробову, а заодно и способ его передачи.
Быр, осклабившись так, что рот раскрылся до ушей, действуя тоже скорее импульсивно, чем разумом, стиснул в ответ руку Нгарробе.
Это был самый опасный момент в жизни африканца, как признался он впоследствии.
«Я почувствовал, как кости у меня хрустят, — говорил он, — я напряг изо всей силы пальцы, чтобы они не оказались раздавленными в лепешку. Природа, отправляя этих ребят в долгий путь развития, снабдила их таким запасом сил и здоровья, что можно только позавидовать».
Нгарроба побледнел, что стало заметно даже сквозь прозрачный шлем. С большим трудом он удерживался, чтобы не скорчиться и не упасть на колени. Когда жим его страшного друга ослаб, Нгарроба собрался с силой и что было мочи двинул Быра по плечу. Рука Нгарробы отлетела, точно от кожаной боксерской груши. Быр снова осклабился. Африканец закрыл глаза, ожидая ответного удара, от которого он отлетит метров на двадцать. Но Быр, видимо, не сообразил дать такой ответ. Он только зажмурился, как кошка, у которой почесали за ухом. Тогда Нгарроба дал ему еще два тумака, после чего оба почувствовали, что стали друзьями.
Эта сцена сняла все остатки напряженности. Неподвижные, словно скованные, фигуры венерианцев зашевелились.
— Ха, — произнесли несколько хриплых резких голосов.
Лоо поднял кверху дротик, и все замолкли.
Он протянул дротик Коробову, и тот взял его.
— Ха! — воскликнули единодушно венерианцы.
— По-видимому, что-то вроде посвящения в охотники, — сказал Сун-лин.
Быр уже протягивал свой дротик древком, покрытым грубыми зарубками, Нгарробе.
— Ха! — снова воскликнуло стадо.
— Дело подвигается вперед, — заметил Гарги. — Отношения устанавливаются.
— Кто дежурный на станции? — спросил Коробов.
— Ив.
— Пусть передает на Землю.
— Репортаж идет, — сообщил Гарги.
С островка на станцию, а со станции на Землю летели сигналы. На далекой родной планете люди затаив дыхание следили на телеэкранах за тем, как первые венерианцы вручали их посланцам символ дружбы — свои дротики. Оружие, которому никогда не суждено будет отныне быть обращенным против человека.
— Лоо! — воскликнул Нгарроба. — Черт! Иди, я тебя еще раз обниму. Ты все-таки молодец! Решил задачу, над которой мы так долго бились!
Лоо наморщил нос.
— И-дем, — сказал он отчетливо.
И все рассмеялись.
ПЫЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
1
Планета жила своей жизнью. Люди работали, писали стихи, забивали голы на футбольном поле, слушали музыку, ходили и ездили в гости, воздушные лайнеры переносили тысячи пассажиров через океаны и материки. Казалось, ничто не изменилось, но в сознании каждого, где бы он ни находился, в самой глубине билось ощущение необычайного. И разговор, на какую бы тему ни зашел, невольно касался того, что всех интересовало.
Пассажиры одного из трансокеанских лайнеров узнали о начале события по табло в салоне: голубая линия маршрута, радовавшая глаз геометрической прямизной, вдруг изогнулась, и звездочка, обозначающая местоположение корабля, поползла по кривой.
В окнах виднелась все та же высотная, почти черная синь. Только солнце, задернутое невидимым фильтром, желтое и плоско-круглое, словно блин, передвинулось и торчало теперь не сбоку, а сзади. Земля внизу была затянута облаками.
— Теперь уж ни одна душа не проникнет в зону, — произнес седовласый пассажир. Он ни к кому прямо не обращался. — Только автоматы увидят, как это выглядит.
— Мы с вами тоже, — быстро откликнулся молодой человек с открытым взглядом, сидевший напротив. — Если захотим!
— Да, конечно, — согласился седовласый, искоса взглянув на собеседника. Что-то в лице юноши заинтересовало его. Пассажир решил продолжить разговор. — Это верно: мы можем видеть, что происходит на Венере, или на дне Тихого океана, или в кратере вулкана, не вставая с кресла. Наши глаза разбросаны по всей солнечной системе. Но вам не кажется, что одно дело — смотреть почти осязаемое, объемное, в натуральных красках изображение, представлять себя среди стада разъяренных слонов, слышать их дыхание и шелест ветра от их движения и совсем другое дело — подвергаться настоящей опасности, рисковать быть раздавленным или поддетым клыком, вдыхать пыль, поднимаемую стадом, пыль приключения? Ведь вулкан, на вид самый настоящий, мечущий пылающие бомбы, совершенно безопасен. Метеориты, нацеленные в вашу голову, когда вы будто бы стоите под открытым небом на Луне, бесплотны. Сознайтесь: вам хотелось бы самому побывать хоть раз на месте действительного происшествия?
— Один раз со мной это случилось. — Юноша вдруг посерьезнел. Он не замечал легкой иронии собеседника. — И, знаете, без этого приключения мне чего-то очень недоставало бы. Вы правы: настоящее приключение, хотя бы одно, должно быть в жизни каждого. Я даже думаю, что характер людей прошлого века — я имею в виду тех, кто создавал общество, в котором мы все теперь живем, — складывался таким волевым и напористым именно потому, что на пути к осознанной цели их подстерегали многие приключения. Ведь даже прокладка дороги в тайге требовала в ту пору подчас самого настоящего героизма.
— А в наше время? — лукаво прищурил глаз его собеседник.
— Сами знаете, — вздохнул юноша. — Контроль безопасности трясется за благополучие каждого из нас от рождения и до глубокой старости. Приключения теперь…
— Исключены? Или почти исключены? А вам не кажется, что приключение сейчас происходит с целой планетой? И все население нашей Земли переживает его, потому что оно касается всех. Что-то я не слыхал, чтобы раньше бывали происшествия такого масштаба!
— О, конечно! Но я имел в виду приключения, так сказать, личного плана.
— Личного? — собеседник юноши задумался. — Ну, так вот, представьте себе, я переживаю сейчас, да, да, в этот самый момент, сильнейшее приключение моей жизни. А в ней, знаете, многое бывало.
Юноша невольно обвел взглядом салон. Люди спокойно сидели в креслах: кто читал, кто смотрел в экран блок-универсала, кто поглядывал в окно.
Собеседник чуть насмешливо поглядел на юношу.
— Я — один из авторов математической завесы. Не понимаете? Ну, той самой, что заставила только что свернуть с курса наш лайнер.
— Математической?…
— Ну да, состоящей из цифр. Попросту говоря, наши счетно-решающие машины сообщают штурманам-автоматам цифры, поправки к курсу, — пассажир говорил сейчас деловито, — и самолеты обходят запретный район кратчайшими удобными путями. Весь сложный транспортный механизм планеты продолжает бесперебойно действовать. Это гораздо выгоднее магнитной завесы или электрической, которые предлагались для этой цели. Те ведь просто образуют непроницаемый забор для самолетов, воздействуя на их приборы управления.
— А если… — юноша замялся. Он не знал, как лучше спросить. — Если какой-нибудь… Если какая-нибудь цифра…
Седовласый пассажир понимающе кивнул.
— Наш институт дал слово Контролю безопасности, что система абсолютно надежная. А я руководитель института. Значит, мое слово и моя совесть подвергаются сейчас такому испытанию, что стой я на поверхности Луны и сыпься на меня самые настоящие метеориты, мне было бы гораздо легче. Вот почему я называю это приключением. Ведь что главное в настоящем приключении? Не погоня за острыми ощущениями, а испытание духа прежде всего. И это остается самым существенным и в тех случаях, когда человек подвергается особой опасности и когда от него требуются и сила, и выносливость, и физическая закалка. В ваши годы я не представлял себе так отчетливо этой общности.
Юноше показалось, что лицо его собеседника вдруг изменилось. Подбородок очертился тверже, западины щек стали заметнее, точно на них упала тень, все черты выглядели жестче.
— Идем на посадку, — объявил автомат, — на запасный аэродром «Новая Зеландия Третья». По новому, временному расписанию отсюда можно проехать…
2
Как всегда в последнее время, Костя и Оля встретились на берегу моря.
Мальчишки, игравшие на пляже, подняли страшный крик. Одни бегали по гальке в игрушечных скафандрах, другие, голые, бросались в воду и лихо плыли, держа в руках дротики, — видимо охотясь на воображаемого зверя.
— Играют в экспедицию на Венере, — сказала Оля. — Вон тот, загорелый, наверное, Лоо. А этот, в голубом скафандре, конечно, изображает Нгарробу.
— Чего ж ты хочешь! Следующие поколения мальчишек будут играть в перемещение планет, или в поворот земного шара, или…
Оля взглянула на Костю. Каменная беседка, в которой они сидели, напоминала о прочности, незыблемости и даже вечности.
— Все-таки это очень рискованно, — сказала она. — Опыт с целой планетой! С человечеством в конце концов.
— Ты и права и не права, — возразил Костя. — Опыт действительно грандиозный, — он положил руку на теплый от солнечных лучей парапет. — Климат Земли зависит от многих факторов. От характера ее поверхности — тут человек кое-что изменил, сместив горы, соединив материки, оросив пустыни. От морских течений и воздушных потоков — и тут человек вмешался и внес свои коррективы. Есть и такой существенный фактор — наклон земной оси к орбите. Раньше он считался неизменным и как бы выбрасывался из расчетов. Но вот оказывается, что теперь и это нам под силу. Ты же знаешь главное: по заданию Планового бюро сотни научных учреждений разработали комплексный план создания благоприятных природных условий на всей Земле. Зона, особо благоприятная для жизни, будет постепенно расширяться, пока она не охватит всю планету. План будет осуществляться в течение десятков лет. В него включается и изменение наклона земной оси.
— Но ведь если растают льды, — покачала головой Оля, — произойдет тысяча катастроф.
— Ничего не произойдет. Вот тут-то ты и ошибаешься. Нынешнюю сенсацию заметят только астрономы и вообще ученые, а не мы с тобой. — Костя рассмеялся. — Речь идет сегодня о смещении земной оси на ничтожную величину. Только тончайшие приборы уловят разницу. Ведь это все лишь опыт. Хотя и с целой планетой.
— Мне не совсем ясно одно, — сказала девушка. — Почему именно сейчас поставлен опыт? Есть в этом какая-нибудь особая необходимость?
— Когда-нибудь же надо начинать. Не начинать — значит никогда не свершить. Человечество созрело для таких задач. Если хочешь знать, — добавил он, — нынешний опыт нужен для развития науки. Теоретическая мысль человечества в этой области подошла уже к такой ступени, что требуется конкретный опыт, иначе она не может развиваться дальше. Теория и практика человеческая здесь сошлись. Таковы масштабы деятельности человека сегодня — вот и все.
Они помолчали с минуту. Потом перешли к своим личным делам.
— Ну, а как твоя картина? — спросила она другим тоном.
— Это оказалось труднее, чем я думал. Знаешь, чего мне не хватало до сих пор? Зрелости. Обыкновенной человеческой зрелости. Я почему-то думал, что личный героизм присущ лишь прошлой эпохе, когда боролись за то, чем мы сейчас обладаем. Сегодня, когда я летел к тебе, я встретил одного человека, просто попутчика… И вот в случайном разговоре нечаянно он раскрыл передо мной целый мир приключений, присущих современному человеку в его повседневной жизни. Не только в космосе, но и на Земле тоже силы человеческие — нравственные и физические — проходят большие испытания. И я понял, что в моей картине недоставало главного. Раньше мне все представлялось очень ясно. Даже, пожалуй, слишком. Спокойная, как солнечный восход, картина: тайга, трасса, прорубленная среди заросших соснами сопок, уставшая машина и полный-еще не растраченных сил молодой тракторист. Простой парнишка, протянувший руки к струе воды, которую льет из кувшина девушка… Получалось простое счастье двоих, извечно существующее и никогда не умирающее, чистое, как солнечный луч. Но ведь мои герои не просто он и она, и их время не равнозначно всяким другим временам. В юноше и девушке там, в тайге, заключено будущее человечества. Значит, наше сегодня. Более того, и наше завтра тоже. Именно это-то и делает простого юношу и простую девушку, рядовых людей своей эпохи, героями! Но вот этой нити к нам, к нашим сегодняшним делам я и не сумел показать.