Сапожникова Раиса. Моя Крепость

   Веселье светловолосой девушки невольно заразило и Эстер.
   — Значит, леди Эльфрида, мы с вами одинаково благородны!
   — Черт возьми, совершенно верно! Вашу руку, леди Эстер!
   У одной косы были цвета льняной кудели, у другой — как грива у гнедого коня. Глаза Эстер были темно-зеленые, а у Фриды льдистые, как осеннее озеро. И рост, и фигуры совершенно разного типа. Но обе почувствовали одно и то же.
   На крыше стояли рядышком две близких подруги.
   — Хорошо им! — указала Эльфрида на разгоряченных учебным боем рыцарей.
   — Хорошо?.. Это же так тяжело, наверное, — возразила Эстер, глядя, как крепкие парни утирают обильный пот.
   — Пусть и тяжело. Зато этих тряпок носить не надо! — северянка с яростью дернула себя за широкий подол.
   Эстер удивилась. Фрида служила горничной — следовательно, вечно имела дело с юбками и туниками, рубахами, платьями, корсажами... За что она так их ненавидит?
   — Красивое платье, — вежливо похвалила она.
   — Вот именно! — с жаром подхватила Эльфрида. — Красивое! Из-за таких тряпок столько женщин погибло! Моя мать пыталась бежать...
   Голос ее оборвался.
   Дочь Давида тоже закусила губу. Не будь на ней длинного одеяния, золотых бус на шее и шарфа на голове, тот проклятый разбойник не схватил бы ее так легко... И не сумел бы так быстро оголить, если бы на ее ногах сидели кожаные лосины с мужским ремнем.
   — А у них всегда есть оружие! — горничная обвиняюще ткнула вниз пальцем. — А у нас — никогда!
   — Оно такое тяжелое... — неуверенно протянула Эстер. Ей хотелось согласиться с новой подругой.
   — Оружие? Вовсе нет, — заявила та. — Можно подобрать по руке. Или выковать новое. Я знаю, слышала. Самые опытные воины говорят, что в бою главное — не вес оружия, а чтобы оно точно годилось для руки.
   — И мужчины тоже не все одного роста, — нашла, наконец, аргумент дочь ученого ювелира. — Даже мой братик учится фехтованию, а ему еще тринадцати нет. А мы почему не можем?
   Сказала — и испугалась. Слова вырвались без раздумия. Это была одна из тех мыслей, которые девушка столько лет прятала.
   — Почему не можем? — словно эхо, подхватила Эльфрида.
   Обе подружки воззрились одна на другую.
   — Граф не позволит, — сказала тихонько Эстер.
   — Я попрошу графиню.
   — И мой отец...
   — А что он тебе сделает? — по-бунтарски прищурилась северянка.
   — Он может вообще забрать меня, брата и уехать.
   — Вот уж нет! — с непонятным торжеством заявила Фрида. — Я все слышала. Граф с графиней как раз об этом шептались. Твой отец, брат и ты — вы все трое останетесь жить здесь. Навсегда!
   — Почему?
   — Вы невольники. Пленники. Граф вас не отпустит.
   — Что?!
   — Только не пугайся. Я так поняла, что граф Конрад этого не сказал мастеру Давиду. Тот думает, что он только немного поживет в замке, отшлифует пару камней, а потом уедет себе обратно в Кент... или там в Лондон.
   — А на самом деле?..
   — Сама подумай. Графу Конраду зачем мастер понадобился? Чтобы камни гранить. Зачем их гранить? Чтобы, не дай бог, не узнали, что у него есть неограненные и неотшлифованные. И сколько. А твой отец их увидит. И все точно будет знать, он же в этом специалист. И золото увидит, ему же для оправ понадобится... Разве после этого его можно выпустить?
   — О Господи!..
   — Да не пугайся ты! Твой отец всю жизнь графу прослужит, так и не узнав, что он — пленник. Если, конечно, ты не скажешь.
   — Но это... Бесчестно! Захватить невинных людей, взять в плен... И держать в неволе!
   — Так вас разве захватили? Вас спасли, — пожала плечами Фрида. — И поселили в крепости, где и тепло, и сытно, и безопасно. И обращаются по-благородному. И учат. И слова грубого не услышишь. Разве плохо?
   — Но это обман!
   — Ну, и что? — хладнокровию девушки с Севера возмущение Эстер не мешало. — Ни мастеру, ни вам с братом это не повредит. Где-то жить вам же надо? Работа отцу нужна? И где твоему братишке лучше — в твоем Кенте, где в него камни кидают, или же в Ардене, где он пажом служит, как графский сын, и делу учится?
   — А тебе самой где лучше? В Кенте ты, как я понимаю, в своем доме жила. У отца под защитой. Но он же не воин! И соседи небось в гости не звали. Вера не та! Так было, подруга?
   — Так, — против воли шепнула темноволосая.
   — А в Лондоне что? Жених ждет? — угадала Эльфрида.
   — Ждет. Только я не жду, — призналась, наконец, Эстер.
   — Вот и не езжай в свой Лондон. Живи здесь. Делай, что душе твоей хочется!
   — Чего душе хочется... — шепотом повторила девушка. Она подняла глаза, чтобы встретить прямой, гордый взгляд новой подруги.
   Потом девушки молча повернулись и пошли вниз.
   Когда, постучав и получив разрешение, Эльфрида ввела в будуар леди Леонсии свою темнокосую и чернобровую спутницу, граф с графиней как раз расположились у стола для важного разговора. Их обоих визит девушек явно застал врасплох.
   — Милорд, миледи, — начала, поклонившись, горничная, давая второй девушке время овладеть собой.
   — Могу ли я просить Ваши Светлости о небольшом одолжении? То есть, можем ли мы... — она запнулась.
   — Если это не чересчур смело с нашей стороны, — вступила Эстер, — Мы просим оказать нам некую милость.
   Изумленный лорд Арден только переглянулся с женой. Леонсия же подбадривающе кивнула:
   — Разумеется, милые девушки. Фрида, не надо таких предисловий! Ни тебе, ни тем более нашей милой гостье мы ни в чем не откажем.
   Горничная набралась смелости и заговорила свободно:
   — Миледи, помните, у вас раньше были стражницы? Воительницы из племени туарегов?
   — Помню, — усмехнулась Леонсия, — их пришлось оставить в Египте. В Англии этих девочек принимали бы за дикарок. А они настоящие воины, жаль, что здесь таких нет. Иногда женщины-воины могут быть очень кстати...
   — Да, миледи! — Эльфрида радостно просияла и объявила:
   — Мы с Эстер хотели бы стать такими воительницами!
   Граф и графиня остолбенели.
   Эстер поняла, что настал ее черед говорить.
   — Милорд, миледи. Я понимаю... Мы обе с леди Эльфридой хорошо представляем себе, как это трудно и как это... необычно. Если желание наше кажется вам дерзостью, мы обе умоляем о снисходительности. Но если только это возможно... — она сделала паузу и продолжала уже другим тоном:
   — Милорд, сегодня мне стало известно, что в отношении моего отца и всей семьи вы поступили... не совсем так, как я думала и как думает мой отец. Оставляя в стороне вопрос, честно ли это, я тем не менее прошу учесть, что моя судьба теперь не такова, какой была раньше. Отец мой будет служить вам всю жизнь, и то же, как я понимаю, ждет моего младшего брата. Не будет ли в таком случае разумным найти и мне службу? Разве это не лучше, чем содержать в доме праздную нахлебницу?
   Суровость ее тона, сдвинутые брови и решительный низкий голос произвели впечатление на лорда Ардена. До сих пор он считал дочь Давида из Кента простой, скромной, хорошо образованной девицей из богатой семьи. То, что она может разгадать его планы и обвинить в недостойных намерениях, удивило его.
   — Леди Эстер, признаю вашу правоту, — сказал он так же церемонно.
   — В оправдание могу только пообещать, что никто из вашей семьи не будет обижен в моем доме. Я принимаю на себя ответственность за будущее вашего брата, обеспечиваю мастера его любимой работой на много лет и никогда в жизни не посягну на вашу свободу. Слово рыцаря!
   — Рыцарскому слову я верю, — ответила девушка, — но всякое бывает на свете. Я бы хотела сама уметь защитить и свою свободу, и свою честь. Поэтому повторяю свою просьбу: разрешите мне и Эльфриде поступить в обучение к рыцарям. Вы же позволили это моему брату!
   Воцарилось молчание. Сэр Конрад смотрел на свою жену. Леонсия, наконец, заговорила:
   — Не вижу причин отказать. Значит, придется согласиться.
   Эстер с Эльфридой просияли:
   — Спасибо! Спасибо, миледи!
   Лорд Арден покачал головой:
   — Милые мои, а вы представляете себе, на что решились? Ваш брат, леди Эстер, два часа в день играет с деревянным мечом и бегает по двору. Но он ведь не собирается стать воином. Мой сын обучается уже пятый год, ежедневно, без перерыва. Это трудно! Это адски трудно!
   — Не пугай девочек, дорогой, — засмеялась Леонсия. — Да, трудно. Но они же не собираются через месяц на рыцарский турнир! Все не так страшно, как кажется. Тем более, есть на кого равняться. Девочки начнут наравне с юным Мозесом, а потом, постепенно, поднимутся выше и пойдут дальше.
   — Миледи, поистине вы гениальны, — галантно склонился граф Арден и обратился к девушкам: — Ступайте пока. Я представлю вас Торину и велю начать обучение.
   Как будто они уже стали солдатами, обе поклонились и без слова покинули помещение.
   — Кажется, дорогая моя, вы остались без горничной, — заметил жене сэр Конрад, когда дверь закрылась.
   — Как-нибудь обойдусь. Эта славная Олуэн быстро учится. И Лалли поможет. А потом подыщу другую девушку. Все равно придется ведь нанять еще несколько женщин, хотя бы для равновесия. У нас сотня мужчин в крепости! Шутка ли... Честное слово, милый мой, я хочу, чтобы у них получилось! Чтобы у нас появились рыцари-женщины. А моя Фрида, она из рода воинов. Ее предки были викингами... Думаю, доспех ей пойдет лучше, чем юбка.
   — А другая?
   — Эстер... Не знаю. Что-то в ней все-таки есть. Еще в тот день, когда Родерик притащил ее на седле, я заметила... Знаешь, он ведь был тогда бледней, чем она! Ее мучили, грубо пугали, даже пытались насиловать.
   А она осталась спокойна. Никакой истерики. Она дрожала, но больше от ярости, чем от страха. И ведь этот негодяй с ней не справился!
   — Не успел.
   — Ну, пусть не успел. Все равно. В этой девочке что-то есть. Она только кажется тихой и кроткой. Вроде бы держит сама себя в крепких руках. Тщательно прячет свой настоящий характер.
   — Ну что ж, у нее будет шанс его проявить. Причем скорей даже, чем вы думаете, миледи. Может, еще сегодня.
   — В чем же?
   — В поединке с отцом. Страшно даже подумать, что скажет мастер Давид, когда дочь заявит ему, что намерена стать солдатом... Если она победит в этой схватке, то непременно выйдет в воительницы.
   — Он не может ей запретить! Никакие угрозы не подействуют. Эстер знает, что у ее отца нет теперь власти.
   — Не в угрозах дело. Иудеи воспитывают дочерей так же строго, как мусульмане. Не подчиниться отцу, мужу, вообще мужчине в семье — немыслимо.
   — Она выдержит.
   — Я тоже надеюсь. А теперь, — сказал лорд Арден, — перейдем к делу, о котором должны были говорить с самого начала.

Глава VIII

   — Это будет наше первое появление на виду у народа. И особенно — лиц духовных. Эта встреча для нас значит почти столько же, сколько представление королю. Аббатство Святой Анны — одно из наиболее влиятельных в Англии, хорошие отношения с ним могут обеспечить защиту от явных и тайных врагов...
   — Мой дорогой, мне это не менее ясно, чем тебе. Однако вижу твои сомнения. По-твоему, поездка опасна?
   — Опасны для нас любые тесные контакты с местными властями. У нас есть тайны, которые в злых руках погубят и меня, и всех близких мне людей. Любовь моя, ты же знаешь, что есть исповедь?
   — Ты опасаешься, что я признаюсь кому-то из духовных лиц, что не хранила верности своему мужу?
   — Не так уж это и забавно, милая... Тем более, что для примитивных умов слово «верность« относится именно к постельной стороне дела...
   Нет, твоей исповеди я не боюсь, ты сама знаешь, в чем и как каяться. И вряд ли кто из этих монахов осмелится задать графине Арден вопрос, с кем она спала, а с кем нет. Я опасаюсь навязчивости монахов по отношению к Родерику.
   — А ты в самом деле уверен, что ему следует ехать со мной?
   — Да, рискованно. Но, во-первых, это он сам придумал. А во-вторых, приезд достойной матери с высокородным сыном произведет лучшее впечатление, чем визит одинокой дамы. У аббата могут возникнуть самые нежелательные сомнения: например, что у графини нелады с мужем. И он захочет вникнуть, расспросить, вмешаться... Семейная жизнь знатных лордов — хлеб святош. А цветущий, здоровый, учтивый отрок — свидетельство супружеского благополучия.
   — Думаю, дорогой, на него можно положиться. Этот мальчик все понимает. Он умен не по годам и хорошо воспитан.
   — Он слишком доброжелателен к людям, поэтому может излишне пооткровенничать. К тому же Родерик сам мечтает быть настоящим христианином или, по крайней мере, выглядеть таковым. Добрые, бескорыстные святые отцы могут произвести на него впечатление. Ни при каких обстоятельствах мальчик не должен исповедоваться нигде, кроме нашего дома — когда будет кому.
   — Мы предупредим его.
   — Не только. Отказать священнику, требующему исповеди — скандал.
   Надо, чтобы ни у кого из монахов не было случая заподозрить его в каких-либо грехах... Тебе придется постоянно придерживать его при себе — например, как пажа для услуг. И вообще, мне почему-то кажется, что образ моей доброй графини, у которой даже горничные осмеливаются вступать в воинские отряды, не подходит для этого путешествия.
   — Вот как? Мой образ вас чем-то не устраивает, милорд?
   — Вот именно. В аббатство Святой Анны должна прибыть богатая, высокородная, высокопоставленная и высокомерная леди Арден, чей неслыханно щедрый дар монастырю свидетельствует не о кротости и смирении, а скорее о нечестивой гордыне.
   — И ты думаешь, милый, это понравится святым отцам?
   — Не понравится, но и не удивит. С тобой будут очень почтительны, осторожно заведут речь о христианских добродетелях и милосердии, но не посмеют поучать или увещевать. А ты от таких проповедей немного смягчишься, соизволишь, может быть, подарить беднякам пару горсточек серебра или велишь накормить нищих за твой счет... 
   — Я поняла. Ну что ж, постараюсь войти в образ. Только бы мальчик не испугался такой мегеры и не пытался восстановить справедливость, по своему обыкновению.
   — Это еще не все. С тобой будет не только Родерик, но и не менее десяти рыцарей.
   — Десять?! Зачем? Разве дорога до Ноттингема настолько опасна?
   — Ну, небезопасна, конечно. Вспомни тех злодеев, что захватили Давида с дочкой. Но не в этом дело. Большая свита отпугнет от вас всяких назойливых проходимцев. Вам придется где-то остановиться, провести день-другой в городе, если в монастыре уже нет подходящих для леди Арден гостевых покоев. Если у аббата найдется, где принять таких высоких гостей, охрана сможет оставить вас и осмотреть город. Всегда полезно знать обстановку. Но если остановитесь в Ноттингеме, рыцари должны быть на страже.
   — Ты предполагаешь, на нас кто-то попробует напасть?
   — Не на вас. На них. На таких праздничных сборищах, каждый петушок с золотыми шпорами сам себе кажется непобедимым рыцарем и ищет, с кем бы подраться. Турнира в Рождество, правда, не ожидают, но местная и окрестная молодежь явится все равно, все наряженные в железо и с оружием. Даже Родерика могут вызвать на поединок, чего я ни в коем случае не могу допустить. Он незаурядный боец, даже в его тринадцать, но скрестить мечи с провинциальными забияками — урон для его чести. А уж к гвардейцам непременно будут приставать. Надо избежать этого.
   — Как?
   — Замаскироваться. Вместо блестящих молодых рыцарей покажем им злых, закованных в латы, прячущих лицо наемников. С солдатами, да еще занятыми охраной, не задираются. Себе дороже.
   — Вы, милорд, планируете обыкновенную рождественскую прогулку как военную операцию во враждебной стране, — Леонсия, которой уже наскучили стратегические лекции мужа, пожала плечами. — Вы бы еще послали вперед разведку, выделили резерв и провели отвлекающие маневры...
   — Напрасно шутите, моя леди. Разведку я действительно вышлю. Уж очень настораживает меня этот лес, что тянется до самого Ноттингема. Я до сих пор не знаю, кто все-таки были эти бандиты, уничтоженные нашим доблестным Торином два месяца назад. Самое удивительное, что в деревне о них даже не слышали. Ни единого упоминания! Никто не искал пропавших. Ничьи мужья, отцы не затерялись в лесу. Значит, не местные. Это был чей-то отряд! И этот кто-то все еще существует.
   Лорд Арден встал, прошелся по комнате и продолжал:
   — Хотите знать, что мы сделаем, моя леди? Мы не станем ждать трех монахов из Баттериджа. Пока они еще крестят младенцев и венчают молодоженов, я пошлю Торина с Джоном Барретом в Ноттингем. Они доберутся до самого монастыря, посмотрят, есть ли там место и если нет, снимут жилье. Джон останется там и подождет остальных. А Торин вернется через два дня — к тому времени эти достойные иноки навестят замок, с благодарностью примут мое золото и обрадуются, узнав, что высокородная графиня и, что важнее, пятеро вооруженных рыцарей будут сопровождать их в родную обитель.
   — А какой в этом смысл? Наоборот, снятый заранее дом дасть понять всяким... ну, этим самым, что я еду с дарами для Святой Анны.
   — Вот именно! Джон будет знать, что ты прибудешь через два дня. Ему нетрудно будет рассчитать, как движется через лес груженая телега, он много раз возил с рынка товары.
   — Джон?! Ты подозреваешь, что он служит разбойникам?
   — Что я подозреваю — это дело другое. Но если кто заинтересуется твоим путешествием, то Джон Баррет — тот человек, у которого можно об этом узнать. Да и монахам будет известно то же самое. Слух о моей щедрости должен разнестись широко!
   — И чем это нам поможет?
   — Через два дня, в точности как планировалось, пятеро рыцарей повезут через лес большую, тяжелую повозку. В ней, как легко понять, будут сидеть графиня с сыном, три святых брата и сундук с золотом.
   И на них обязательно нападут.
   — Почему ты так уверен?
   — Трудно объяснить. Просто очень долго в молодости я гонялся за разными бандитами, а потом учил этому других — Торина, в частности.
   Разбойники бывают разные. Чаще всего это просто голодные мужики, нашедшие легкий путь прокормить свои семьи, когда земля оскудела или их сгоняют с земли... Иногда на большую дорогу выводит месть, а иногда — даже поиски приключений. Но на ювелира с дочерью напали, чтобы ограбить. Их знали в лицо. Более того, бедного Давида пытали, чтобы узнать, где у него еще есть драгоценности. Там было семеро хорошо вооруженных латников — ночью, закопав трупы, Гарет привез их снаряжение и поверь мне, его не в сельской кузне ковали.
   — Вы думаете, милорд, что на вашей земле расположилось чужое войско?
   — Опять насмешничаете, миледи? Но вы почти угадали. Не войско, правда, и не на моей земле и, может быть, не совсем чужое...
   — Сэр Конрад, не смейте дразнить свою королеву!
   — А ты не смейся над опытным стратегом. Не на моей земле, потому что мои земли мальчики уже все прочесали и не нашли сколько-нибудь серьезного укрепления ни у кого из вассалов. Солдат у них нет, хозяин и один-двое сыновей — вся воинская сила.
   Очевидно, близко, но за границей. Не войско, а скорей наемный отряд, пара десятков головорезов. А что касается не чужого... Были враги у Виктора Ардена, были! Да такие, что сумели его свалить, какой ни был он знатный да высокоученый. Но не обломилось им, пришел я и наложил руку на вожделенный куш! Так что у этой банды нет более сладкой цели, чем отхватить у меня побольше: золото ли, жену, все равно. Обязательно нападут, не удержатся. Такой случай, сундук сокровищ и всего пять человек охраны!
   — Я помню, ты сказал — десять, — уловила его ошибку Леонсия.
   — Десять — это когда вы на самом деле поедете. А пока что все будут знать, что сопровождают повозку четверо рыцарей верхами и один на козлах. Для обычной поездки этого и достаточно. Деревянные стены фургона скроют все остальное.
   — Остальное — это засада внутри кареты? Чтобы выскочить, когда нападут? Но ведь это же не пустыня. На лесной дороге, когда ставят засаду на проезжающих, легче всего перестрелять охрану издалека. Несколько метких лучников на деревьях, или как-то иначе... Прежде, чем эти бандиты окружат карету, пять наших мальчиков погибнут от стрел.
   — Моя леди! Вы столь же заботливы о своих людях, сколь сведущи в тактике! В вас погиб гениальный полководец.
   — Сэр Конрад, будьте снисходительны к даме. А жизни наших людей — не предмет для шуток.
   — Согласен, о несравненная! Просто у меня есть некий козырь, о котором наши противники ни за что не догадаются. Ну-ну, не сердись. Вспомни о пробковых панцирях.
   — Дар абиссинского царя? — развеселилась Леонсия. — Помню. Пират был так удивлен, когда рыцари в латах вплавь достигли его корабля и захватили его... Но они же такие хрупкие. Ты сам сказал, что почти все порублены.
   — Почти, да не все. Пять штук осталось. И пара щитов из железного дерева, что привезли из верховьев Нила. Как раз то, что надо!
   Граф Арден даже вскочил, потирая руки от возбуждения:
   — Представь! Медленно едет тяжелая повозка. По обеим сторонам — верховые, сзади еще двое, это у них на спинах будут висеть щиты. Удобнее всего стрелять в задних, с них и начнут. Щиты очень легкие, их примут за кожаные и пробьют стрелами. Но оба щита достаточно прочны, чтобы задержать наконечники и не дать им достать до тела, даже если кольчугу и поцарапают. Парни успеют спрыгнуть с коней и занять позицию. Первый выстрел будет знаком для тех, что по бокам, и они тоже будут готовы к схватке. Попасть из лука в того, кто обучен увертываться, не так-то легко. Особенно если он кажется облаченным в латы, а прыгает, точно голый. Разбойники расстреляют все стрелы и потеряют время. И у них не будет другого выхода, кроме рукопашной.
   Они навалятся всем скопом, потому что даже очень умелых воинов можно одолеть числом. Начнется свалка. И тогда выскочат из повозки остальные ребята.
   — Сколько их будет?
   — Ровно дюжина. Столько человек вмещается в одну нашу повозку, и при этом может, как говорится, сохранить маневр. То есть, не мешать друг другу, не лязгать от тесноты железом и быстро выпрыгнуть в нужный момент. Проверено много раз.
   — А если разбойников будет больше?
   — Думаю, не намного. И к тому же на своих рыцарей я полагаюсь полностью. Среди них нет ни неуклюжих, ни неопытных. В бою были все. И они, в отличие от большинства прочих, обучены сражаться все вместе, единым кулаком. Справятся.
   — Хитрый у тебя план, милый. Хороший план, — согласилась Леонсия задумчиво. — Только вот слышала я где-то, не помню от кого, что ни один тактический план не выдерживает столкновения с противником...
   В таком же духе высказался и Торин, услышав боевое задание.
   — Мы их, конечно, порубим, милорд. Без проблем. Одного за другим, пока они будут пытаться смять охранение и дорваться до повозки. Но вот что, если их атаман смекнет, что его надули? Когда наша дюжина выскочит и навалится? Что ему стоит скомандовать «Вали в стороны!» и умчаться в лесную даль? Что, нам потом опять планы строить, ждать новых вылазок и терять людей?
   — А что ты предлагаешь?
   — Немного изменить план. Добавить к нему еще десять конных, но не с повозкой, а в сотне саженей от нее. Сзади, немного в стороне от дороги. Когда схватка начнется, пройдет несколько минут, пока до тех гадов дойдет, что до кареты им не добраться. За это время подскачут и верховые. С луками наготове.
   — Чтобы ни один не ушел? — подмигнул сэр Конрад своему рыцарю.
   — Вот именно, — подтвердил тот. В отношении разбойников Торин не допускал компромиссов.
   Вечером он встретил вернувшегося от родни Джона Баррета и самым панибратским образом пригласил поужинать в новой графской столовой.
   На этот раз собрались одни мужчины: сам граф, его первый рыцарь, молчаливый Роланд, отрешенно думающий о своем, чопорный Джарвис Бейн и неугомонный, радостный Родерик, предвкушающий интересную дальнюю прогулку. Монахов все еще не было, но их визит в замок был делом решенным: еще ночь добрые братья проведут у гостеприимного Вулиджа, попутно заработав грош-другой на свадьбах и отпеваниях, а завтра с утра явятся в замок. Они, скорее всего, просто дожидались графского приглашения, однако тот решил разыграть из себя невежу — все равно придут, не удержатся!
   Разговор начался издалека.
   Родерик поинтересовался у старика о здоровье его дочери и внучки, получил в ответ вежливые заверения, что обе здоровы и превозносят милость юного лорда. Сэр Конрад буркнул что-то насчет излишней щедрости, которая может повредить, и Джон Баррет слегка поежился, но тут Родерик начал расспрашивать своего старшего друга о той свадьбе, где он не присутствовал:
   — Это у старосты сын женится? Я его уже видел. Знаете, отец, этот староста — бывший солдат. Он служил еще королю Ричарду. То есть он служил бывшему графу, его отцу, — он указал на Роланда, — а тот был королевским рыцарем. И воевал в Святой Земле. Его зовут Каспарус Дейни.
   — Кого так зовут? — машинально заинтересовался сэр Конрад.
   — Старосту. А его сына — Том Дейни. Он себе дом строит на краю деревни. Еще не готов. Говорит, леса мало.
   — Вот как, — болтовня сына была графу кстати, чтобы перевести беседу в нужное русло. — Стало быть, вы, мастер Баррет, хорошо с ним знакомы? С этим деревенским старостой?
   — Совершенно верно, милорд, — подтвердил Джон осторожно. — Мы оба служили... покойному лорду по много лет.
   — А ты, Роланд?
   — Я? — застигнутый врасплох, тот вздрогнул и вопросительно поднял глаза.
   — Ты давно знаешь старосту Дейни?
   — Давно, — ответил юноша и опять уткнулся в тарелку. Но невежливо было бы ограничиться одним словом, и он продолжил: — Я бывал у него... иногда. С его сыном мы вместе играли.