Сартинов Евгений. Нумизмат

   Пожимая руку Кирееву, Виктор Александрович сообщил ему крайне неожиданную новость:
   — Теперь вы за главного, Валерий Николаевич. Ваш коллега Баграев неожиданно свалился за два часа до отлёта. Никто и не ожидал, такой крепкий с виду человек.
   — Что с ним? — несколько опешил Киреев.
   — Увы, прободная язва. В полёте уже передали, что прооперировали удачно.
   Киреев чуть было не улыбнулся. С души его словно камень свалился: одной проблемой меньше. В разговор вступила сама «мадам».
   — Вить, но ты, надеюсь, не заберёшь у меня Валерия Николаевича? Мне многое надо рассказать ему. Мне так понравилась Швейцария. Там так тихо, уютно, а какие горы!
   Балашов пожал плечами, равнодушным тоном сказал:
   — Хорошо, надеюсь, со мной кто-нибудь из охраны останется?
   Киреев охотно посмеялся над шуткой шефа, подхватил предложенный им тон:
   — Непременно, Виктор Александрович. Я тут недавно нанял двух одноногих инвалидов с берданками, приставлю к вам их обоих.
   Смеялись все, уже продвигаясь к выходу. Своим юмором Киреев нравился обоим Балашовым. В нем не было угодливого трепета зависимого от их денег подчинённого, и в то же время экс-разведчик не срывался на хамское панибратство.
   У выхода из аэропорта святая семейка разделилась. Несмотря на все уговоры жены, глава клана направился к себе в офис, Киреев же с «мадам» и наследником сели в другую машину.
   — Куда едем, на квартиру или домой?
   — Ни туда, ни сюда, — мотнула головой Балашова. — Сначала заедем к нашему эскулапу.
   — Бажеляну?
   — Да. Фокин определил у Володи ОРЗ, но надо проконсультироваться у профессора.
   Всю дорогу до Москвы Анна Марковна, полуобняв за плечи сына, без устали тараторила Кирееву о своих альпийских впечатлениях.
   — Вы знаете, мне кажется, что они там все немножко туповатые. Вот официанту, например, заказываешь обед, чувствуешь, что он все понимает, английский у меня приличный, хотя и с акцентом. Он принимает заказ, ещё некоторое время стоит, потом раз-во-ра-чивается, пошёл на кухню. И так там все! В Испании или Италии совсем по-другому. «Си, синьора…» — и его уже нет. Но зато, правда, у них жулья полно, а в Швейцарии нет, им это не надо…
   Если бы Силин или кто-то из строителей загородного дома видел сейчас «мадам», он вряд ли бы узнал в оживлённой, весёлой женщине ту свежесушеную мымру, вечно достававшую их своими придирками. Как и большинство людей нового класса, Балашова быстро вошла в роль и разделила окружающих как бы на несколько разрядов: ближних, вроде Киреева или горничных, равных — добившихся в жизни больших успехов и вращающихся в полусвете, и дальних, где-то там зарабатывающих для неё деньги, серых ничтожных людишек, обращать внимание на которых совсем не стоит. С равными Анна Марковна поддерживала дипломатично-насторожённые отношения и лишь с ближним кругом оставалась сама собой.
   Из всего рассказа Киреева особенно поразила причина, по которой младшего Балашова не стали лечить в Швейцарии.
   — Да что вы, Валерий Николаевич! Вдруг переводчик что-нибудь не так переведёт. К тому же бог его знает, как они детей лечат. Зубы они хорошо вставляют, это я знаю, а про педиатров нет. Да и дорого все там, такие цены!
   Смесь детской наивности с остаточной «совковостью» слегка позабавила Киреева, но волю своим чувствам он не дал.
   У профессора в клинике они пробыли не долго, минут сорок. Лучшему в стране специалисту по детским болезням Балашовы приплачивали как семейному врачу, и Бажелян принял их сразу, отложив при этом заранее запланированный консилиум.
   — Все хорошо, профессор обещал, что поставит Володю на ноги дня за четыре, — прощебетала Анна Марковна, усаживаясь в машину.
   — Я и так на ногах, — буркнул чем-то недовольный наследник фамилии.
   — Не спорь со мной! — отрезала мать.
   — Куда теперь, на Кутузовский? — спросил Киреев.
   Но Анна Марковна сделала большие глаза.
   — Не-ет, теперь я хочу посмотреть на свою розовую мечту!
   — В Зубовку? — понял Киреев, и у него почему-то засосало под ложечкой. Несмотря на все меры предосторожности, он по-прежнему считал загородный дом опасным для проживания его подопечных.
   — Конечно.
   — Но мам, я домой хочу! Не хочу я в эту Зубовку.
   — Володя, ты же сам слышал, что сказал профессор: «Нужно больше свежего воздуха». А где ты найдёшь в Москве свежий воздух? Кроме того, тебе там приготовлен сюрприз.
   — Какой? — быстро спросил пацан.
   И Анна Марковна, и Киреев засмеялись.
   — Хитрый какой, сюрприз — он и есть сюрприз. Там узнаешь, — отрезала Балашова.
   В «розовом замке» хозяйку встречали более чем торжественно. Заранее предупреждённый Ерхов выстроил на крыльце всю прислугу: горничных в одинаковых лазоревых платьях, поваров в белоснежных халатах и колпаках, официанток в белых передничках и накрахмаленных кокетливых кокошниках. Сам сияющий управляющий держал в руках хлеб-соль. Подобного приёма Анна Марковна не ожидала и растрогалась до глубины души.
   — Это мне?! Боже мой! — пролепетала она, разглядывая «дары волхвов».
   — Конечно, — подтвердил мажордом. — Полагается немного отломить и съесть.
   — Да-да, я знаю.
   Когда хозяйка сунула в рот небольшой кусочек подсоленного хлеба, все мужики, вместе с подошедшими охранниками, дружно рявкнули «ура!», да так громко, что «мадам» чуть не подавилась. Когда же она справилась со своей задачей, Ерхов подал ей глубокую тарелку с голубой каёмочкой.
   — На счастье! — сказал он, и вошедшая в раж Анна Марковна, пронзительно взвизгнув, хряпнула тарелку о мраморный пол крыльца. Лишь после этого хозяйка под аплодисменты прошествовала в свою «розовую мечту».
   Экскурсия по собственному дому заняла у неё больше часа. Первым делом она захотела увидеть оранжерею, попутно осмотрев сауну и бассейн. Может, хороший приём повлиял на её настроение, но сейчас Балашовой нравилось все. Она поднялась наверх, в зимний сад, обошла чердак и лишь потом только посетила собственную спальню. Как ни странно, но именно спальня оказалась единственным помещением, не особенно глянувшимся ей в доме. Что-то было не так, хотя и аллегорические Адам с Евой, и многочисленные цветы, и спальный
   гарнитур — все соответствовало утверждённым эскизам. Лишь здесь она заметила уродливый замок-щеколду на дверях, выходящих в лоджию, до этого подобные запоры старательно прикрывал своим могучим телом управляющий.
   — Боже мой, что это такое?! — ахнула Балашова, разглядывая металлическое чудовище.
   — Плоды трудов нашей охраны. На днях установили, — пояснил Ерхов.
   — Баграев распорядился, — пояснил Киреев, появляясь из-за спины
   мажордома. — Это дистанционная задвижка, подобные стоят на всех дверях, выходящих на улицу. Закрываются они пультом, видите, здесь всего две кнопки.
   Валерий Николаевич подал хозяйке пульт управления, похожий на обычный телевизионный.
   — Это в связи с появлением того странного человека? — спросила Балашова, разглядывая своё новое, нежданное приобретение.
   — Да, — признался Киреев, с удивлением поняв, что Баграев посвятил хозяев в сущность нависшей над ними угрозы.
   — И как он работает? — Анна Марковна одновременно нажала своим изящным пальчиком на одну из кнопок. В то же мгновение защёлка с грохотом выбросила из своего чрева матово блеснувший металлом прямоугольник.
   Странно, но снизу, с первого этажа, донёсся грохот бьющейся посуды. Ерхова как ветром сдуло.
   — Таким образом, не выходя из спальни, вы можете превратить свой дом в крепость. Снаружи он не открывается, — продолжал инструктаж Киреев.
   Балашова ещё раздумывала, как отнестись к этому не предусмотренному никакими планами элементу дизайна, но тут вернулся улыбающийся управляющий.
   — Валя несла посуду в столовую, а тут сработала эта штука, — он кивнул на защёлку. — Она с испугу все тарелки и бросила. Шесть штук вдребезги.
   Все рассмеялись, а Киреев добавил:
   — Ну, сегодня посуды набили на сто лет счастья.
   — А где мой сын? — вспомнила «мадам», оглядываясь по сторонам.
   — Ма! Я здесь! — крикнул младший Балашов из детской комнаты.
   Судя по довольному лицу, он оценил сюрприз в полной мере. Комната полностью копировала кабинет примерного семиклассника Вовы Балашова в его московской квартире. Сам кронпринц уже гонял по монитору компьютера рассыпающихся под его ударами космических монстров.
   — Ну как тебе здесь, нравится? — спросила Анна Марковна, с порога оглядывая владения сына.
   — Класс! А мы сколько здесь проживём?
   — Ну, дней пять как минимум.
   — Тогда пусть привезут мою коллекцию, я несколько швейцарских монет привёз, надо посмотреть, есть в ней такие или нет.
   — Хорошо, сынок. Валерий Николаевич, привезите ему, ради бога, эти монеты. Он все две недели вспоминал про них. Да, и захватите Джулию, я так по ней соскучилась!
   — Хорошо, только на легковой эту тумбу не увезёшь. — Киреев повернулся к управляющему. — Евгений Михайлович, дайте мне вашу «газель», а я обеспечу погрузку силами своих парней.
   — Хорошо, в чем дело. Пусть и ваши хлопцы делом займутся, — с мимолётной улыбкой заметил Ерхов.
   После этих слов сердце экс-разведчика замерло. Он ожидал, что сейчас Колобок сдаст его, расскажет про вопиющую наглость охранников, но дворецкий смолчал и ушёл отдавать соответствующие указания.
   Никто из присутствующих в розовой спальне не знал, что их разговор слушает ещё один человек, наверное, больше других радующийся приезду хозяев дома.

21. НОЧЬ ОТКРОВЕНИЙ.

   В свою первую ночь в новом доме семейство Балашовых отходило ко сну чересчур долго. Первым около двенадцати уснул сын. Весь вечер он разбирался со своей коллекцией, увлёкся, и матери стоило большого труда загнать любимое чадо в постель. Стоя около кровати, Анна Марковна долго всматривалась в безмятежное лицо Вовы, и тревога невольно сжимала её сердце. Сына своего единственного она любила безмерно. Виктор настаивал на том, чтобы отправить младшего Балашова на будущий год в Англию, в престижнейшую школу, где учились отпрыски богатейших людей страны и даже внук президента. Она понимала, что там сын и образование получит более квалифицированное, и спокойнее там, чем в непредсказуемой России. Но сердце матери никак не хотело соглашаться с рассудком. Володя и ростом был ниже своих ровесников, и прибаливал часто, не сильно, но регулярно. Балашову умиляло то, что сын, унаследовав черты лица и педантичный характер мужа, все-таки глазами пошёл в неё, такой же голубоглазый.
   Уже собираясь уходить и потянувшись, чтобы выключить настольную лампу, Анна Марковна увидела на столике рядом с кроватью тот самый пульт, что днём дал ей Киреев. Сын целый вечер забавлялся с бабахающими по всему дому задвижками, пока отец не прикрикнул на него:
   — У меня и так голова раскалывается, а ты тут ещё грохочешь!
   «Интересно, открыт или закрыт этот жуткий замок?» — подумала Балашова, разглядывая две одинаковые овальные кнопки, но нажимать на них побоялась, просто погасила свет и ушла. В коридоре она увидела Джулию, свою любимую кошку, бесшёрстного канадского сфинкса, вывезенного из Штатов за пять тысяч долларов. Это уродливое, на взгляд большинства людей, создание природы, сидело у дверей ниши и внимательнейшим образом смотрело вверх.
   — Джулия! — ласково пропела её хозяйка, — пошли спать, киска!
   Вопреки обыкновению, кошка не отреагировала на слова хозяйки. Подобно своему египетскому тёзке, она, замерев, продолжала прислушиваться к доносящимся лишь до её больших ушей звукам.
   — Ну, Джулия, что за дела? — продолжала ворковать Балашова. — Пошли спать, Витя нас уже заждался.
   И, подхватив не очень довольную кошку, Анна Марковна удалилась в розовую спальню.
   Виктор Александрович уже лежал в постели, просматривая свежую периодику.
   — Ты опять газеты на ночь читаешь? — мимоходом, привычно пожурила его жена. — Это же вредно. Взял бы что-нибудь спокойное, расслабляющее.
   — Ты имеешь в виду любовные романы? — хмыкнул финансист.
   — Ну почему только любовные романы, почитай детективчики, фантастику. Ты ведь ею раньше сильно увлекался.
   — Сейчас фантастика вокруг нас, ничего и читать не надо. И самое фантастичное, что народ нас ещё терпит.
   Анна Марковна приподняла газету, которую просматривал её муж, недовольно скривилась:
   — Не пойму, зачем тебе эти левые газетёнки? Из них прямо брызжет яд.
   — Надо знать все, что пишут о положении в стране. И скажу тебе, что левые, что правые приходят к одному выводу: «Дела плохи, надо что-то менять».
   Сделав такой неутешительный вывод, Балашов удалился в туалет покурить. Анна Марковна не переносила табачный дым и в этом отношении держала его в строгости.
   Перебрав многочисленные каналы, доступные телевизору, она не нашла ничего для души и, выключив телевизор, взяла в руки книгу. Джулия, как всегда, устроилась под боком, грея хозяйку своим бесшёрстным телом. Вскоре Балашова увлеклась прихотливой вязью сюжета любимого ею Сидни Шелдона и уже не реагировала на то, что муж продолжает шуршать газетами. Впрочем, через какое-то время он опять нашарил на тумбочке сигареты, и Анна Марковна не выдержала.
   — Ты что-то часто стал курить, — сказала она, откладывая в сторону книгу, — Витя, что происходит? Ты явно нервничаешь. В новый дом сегодня переехали, у меня такая радость, а ты нехотя обошёл со мной дом, будто живёшь здесь уже тысячу лет. Что случилось?
   — Да ничего не случилось, с чего ты взяла, что я нервничаю? Все нормально.
   Тогда «мадам», так её называл иногда и сам Балашов, разозлилась.
   — Ладно, не хочешь говорить, не надо! Лежи и кури здесь сколько хочешь! А я пойду к сыну!
   Подхватив недовольную Джулию, Анна Марковна удалилась в соседнюю комнату.
   Виктор Александрович не любил, когда жена разговаривала с ним подобным тоном, но возражать и оправдываться не стал. Отложив газеты в сторону и выключив свет, он долго думал о том, о чем не сказал сейчас Анне Марковне. Да, проблем у него было много, но главное, порой казалось, что они множатся с геометрической прогрессией. Налоги, конкуренты, тревожное положение в стране… Впрочем, все это было уже привычно и знакомо. Мучало другое — понимание того, что он, Виктор Балашов, уже исчерпал себя.
   Собственно, его никогда и не было, финансового гения, бизнесмена новой формации. Громадную компанию, называвшуюся тогда просто «Арко», организовали шестеро сослуживцев, бывших работников экономического отдела ЦК КПСС. Пятеро из них по разным причинам не хотели «светиться» в рискованном деле, лишь Балашов согласился служить этакой официальной вывеской, витриной нового консорциума. Остальные пятеро довольствовались вторыми ролями и неплохими процентами от доходов. Компания подобралась более чем удачная. Компаньоны разбирались во всех сферах промышленности страны. Они знали, где и как можно сделать «быстрые» деньги. Пять лет они работали как одна команда, беспощадно опережая конкурентов на поворотах, поражая знающих людей новизной идей и неожиданностью ходов. Казалось, что ничто не сможет разлучить или рассорить этих шестерых, но…
   В прошлом году погиб самый молодой из них, Толик Шелепин. В его естественную смерть в тихих водах французской Ривьеры не поверил ни один из его друзей. Толик не только был мастером спорта по плаванию, но и фанатиком водного спорта. В бассейн он приезжал каждый день, из воды мог не вылазить часами. Собственное расследование, проведённое людьми Балашова, подтвердило, что в последний вечер Шелепина видели в одном из баров Ниццы с длинноногой красавицей из наших, русских. Оказалось, что дама эта числилась любовницей крутого мафиози, прибывшего на Лазурное побережье на своей яхте. Похоже было, что именно второе увлечение Толика — женщины — и сыграло роковую роль в его судьбе. Ту красотку, кстати, даже не нашли. Как в воду канула.
   Не успели друзья оправиться от этой потери, как неожиданно «стрельнул» на постоянное местожительство в Америку Алик Багдасян. Про хитрого армянина говорили так: «С Аликом хорошо на войну идти. Он обязательно устроится там, куда не упадёт ни один снаряд.» Действительно, чутьё у него было развито феноменально. Он ушёл из аппарата ЦК за неделю до путча девяносто первого года и покинул Белый дом за час до того, как начался его обстрел из танков. Точно так же он умудрялся лавировать в мире бизнеса. Лишь знаменитый Джордж Сорос мог сравниться с Аликом в манипулировании ценными бумагами. Понижение курса акций, повышение — это было жизнью Алика, океаном, а он в нем — огромной акулой. Странный демарш Багдасяна очень обеспокоил оставшихся членов «теневого» правления. Неужели их друг учуял что-то такое в положении страны, чего они не смогли разглядеть?
   Месяц назад попросился на покой самый старый из их рассыпавшейся шестёрки, шестидесятилетний Дмитрий Иванович Сапин. Он служил в их компании чем-то вроде сита, задерживающего ценные идеи, и отбрасывающего чистый бред. За последние два года старик сильно сдал, погрузнел, часто жаловался на множество накопившихся болячек. Но это был не последний удар судьбы.
   Пока Балашов пытался раскрутить на громадный заём швейцарских «гномов»— несколько старых и могущественных банков, «Арко» покинул самый талантливый из оставшихся членов пятёрки, Андрей Ратманов. Вот это было страшно. Кроме того, что он имел солидный пакет акций фирмы, Андрей знал многое из того, чего не должны были знать другие.
   Теперь их оставалось всего двое: Балашов и вице-президент Федор Замайский, и у Виктора Александровича не было уверенности, что они смогут удержать на плаву этого огромного, разбухшего монстра под вывеской «Транснефть-Арко».
   Не мог сомкнуть глаз в эту ночь и Валерий Киреев, хотя именно сегодня он рассчитывал выспаться. «Розовый замок» он покинул сравнительно рано, в восемь вечера, после званого ужина по случаю новоселья. Исполняющий обязанности начальника личной охраны не ожидал от своего неуловимого врага ничего серьёзного. Ещё позавчера, проанализировав действия Силина мозговым центром во главе с Шуриком, он пришёл к выводу, что в своих действиях Нумизмат ориентируется на сообщения телевидения и газет. К его радости, никто из них не проявил ни малейшего интереса к возвращению одного из олигархов в родные пенаты.
   Приехав домой, Киреев долго плескался в ванне, затем достал заветную бутылочку «Гленливена», но открыть её не успел. Раздался телефонный звонок, который изначально интуитивно не понравился Валерию Николаевичу.
   Подняв трубку, он нашёл в себе силы пошутить:
   — Несчастный Киреев у телефона.
   На другом конце провода кто-то засмеялся, потом мужской голос сказал:
   — Валерий Николаевич, это не менее несчастный Скорик. Вы знаете, мы тут одного человечка надыбали, совсем по другому делу, случайно. Так вот, он оказался одним из строителей дома Балашовых. Я его спросил, знал ли он Трошкина, оказалось, что да. Похоже, он может рассказать много интересного.
   — И где же вы его нашли?
   — В одном из отделений милиции. Если вам интересно, я продиктую адрес.
   Через сорок минут Киреев разговаривал с невысоким мужичком со слегка подбитой физиономией, на которой постоянно блуждала виноватая улыбка.
   Сергунчик в этот раз влетел по-крупному. Пропив заработанные деньги в дружной компании московских бомжей, прошлым вечером он принялся разнимать драку двух своих собутыльников под одним из московских мостов. Миротворческие усилия строителя кончились тем, что кто-то из дерущихся просто-напросто «отключил» щуплого Сергунчика. В чувство его привёл уже наряд милиции, обнаруживший под мостом два тела, причём одно из них бездыханное. По случайности строителя доставили в отделение милиции, где совсем по другому делу работал Скорик. Следователь краем уха расслышал в показаниях шуплого мужичка знакомые фамилии и позвонил Кирееву.
   Побеседовав с маявшимся похмельем строителем, Киреев понял, что «послужной список» Нумизмата придётся удлинить.
   — Так этот твой Шпон напрямую заявлял, что Димку убил Силин?
   — Да, — подтвердил Сергунчик.
   — А на следующее утро его самого внезапно убило током?
   — Ну да.
   — А Силин, то есть Михалыч, эти слова слышать мог?
   — Да лях его знает! Темно было, мы уже спать легли, а он все наверху, в биллиардной стучал. Про это и разговор начался. Вот, дескать, какой работяга! А тут Шпон и попёр супротив всех. Он, говорит, Димку убил. Долго мы про это гутарили, а стучал он в это время там или нет, я уж не помню.
   — Ладно, давай вернёмся к последнему дню, вернее ночи. Так ты эти дырки, говоришь, не прожигал.
   — Нет! — Сергунчик прижал руки к груди. На глаза его даже навернулась слеза. — Богом клянусь, мамой своей! Не курю я в постели, задыхаюсь почему то…
   — Ладно, ладно, верю! — Киреев успокоительно поднял руки. — Теперь дальше. Вы кладёте линолеум, ты напиваешься, а потом что, сразу утро?
   Сергунчик задумался, почесал затылок и отрицательно мотнул своей лохматой головой.
   — Не-а! Я среди ночи очухался. Глядь, лежу внизу, на кухне, что ли. А Михалыча нету. Пошёл на второй этаж, зову его, ну… выпить, за компанию. А его нигде нету. Я в одну комнату — нет его, в другую — тоже. Потом снова в коридор выхожу, а он там стоит! Только что его не было, и вот те на, как штык!
   — А он что говорил?
   — А Михалыч мне говорит: «Чего разоряешься, в туалете я сидел, понос у меня…»
   Тут Сергунчик снова радостно засмеялся:
   — Да только врал он, не было его в туалете.
   — Ну, а ты-то откуда знаешь?! — в азарте вскричал Киреев. — Ты что за ним, унитаз нюхал?
   — Не-а! Тут дело простое. Когда лак отмутить надо, туда соли бросаешь. Вся дрянь на стенках оседает, а получается солёный спирт. А с него поноса не бывает, наоборот! Хрен просерешься.
   Киреев, не выдержав, захохотал. Отсмеявшись и вытерев слезы, он спросил:
   — Слушай, специалист по запорам, а где же он, по-твоему, мог находиться? В ванной?
   — Да нет, что ты! В нише.
   — В нише? Почему в нише?
   — Почему-почему, по кочану да по капусте. Стоял он у дверей ниши, вплотную так.
   — Ниша, ниша… — Киреев задумался, что-то было связано с этой самой нишей. — Она на втором этаже, в самом конце коридора?
   — Ну да! Михалыч её и строил.
   Они поговорили ещё с полчаса, потом Киреев велел увести мужичка. На прощанье Сергунчик как-то оглянулся, словно хотел попросить чего, но только виновато улыбнулся.
   Уже оставшись один, Киреев вспомнил, по какому именно поводу запомнилась ему ниша. Конечно же, крыса! Именно в ней поймали ту крысу. Но при чем здесь Силин?
   После долгих раздумий Валерий Николаевич позвонил в Зубовку.
   — Это Киреев. Кто дежурит?
   — Семёнов и Шварц.
   — Что в доме? Все спокойно?
   — Так точно. Только что выключили свет.
   «Бывший солдат, что ли?» — некстати подумал Валерий Николаевич.
   — Хорошо, смотри в оба.
   Можно было двигаться домой, но машинально Киреев повернул машину на выезд из города. Ехал, курил своё обычное «Мальборо» и все думал, думал, думал…
   «Крыса. Крысами, или кротами у нас звали двойных агентов. Силин — типичный двойной агент. Убивает пацана, занимает его место, притворяется своим, все вынюхивает, высматривает. Что он имеет в итоге? Точный план дома, расположение комнат. Может, сумел сдублировать ключи? Вполне возможно, времени у него было предостаточно, мастерства тоже. Чего только та шайба с штемпелем стоит… Но он не пройдёт охрану, двое на вахте, двое под домом. Если только сумеет вырубить свет. Надо точно узнать, где размещается подстанция, может, клюнет, выйдет к ней. Но крыса… При чем тут крыса? Говорят, что они идут в жильё в предчувствии холодов. Но при чем тут холода? И вообще, как эту крысу занесло на второй этаж?»
   Киреев ещё раз попытался восстановить в памяти всю сцену при проверке дома.
   «Линда подходит к двери, начинает лаять, вся эта суета… Нет, ещё раз, и все сначала. Линда подходит к двери, начинает лаять… Нет, что-то ускользает. Ещё раньше. Линда… Линда…»
   Он остановил машину так резко, что её немного занесло. Съехав на обочину, Валерий Николаевич полистал записную книжку, нашёл нужный телефон и набрал номер. На вызов долго никто не отвечал, но Киреев упорно не сбрасывал номер и в конце концов добился своего.
   — Да! — послышался в трубке заспанный голос. — Кого надо?
   — Тебя надо, Паршин. Это Киреев говорит.
   — Какого черта, второй час ночи… — начал было возмущаться прораб, но начальник охраны сгустил голос до металла и прервал его:
   — Слушай сюда! К тебе только один, но важный вопрос. На втором этаже розового дома есть скрытые полости?
   — Что значит скрытые полости?
   — Ну, двойные потолки, фальшивые стены…
   — Конечно, есть. Как раз по второму этажу проходит вентиляционный короб, аккурат по коридору.
   — Он большой, этот короб? — спросил Киреев, чувствуя, что ему трудно становится дышать. Одной рукой он держал трубку мобильника, второй повернул ключ зажигания и плавно тронул машину.