Страница:
После первых трех дней допросов Роман уже уверовал, что его ожидает если не расстрел, то как минимум пожизненное заключение. Но именно на третий день в кабинете следователя появился Николай Левин. Они беседовали часами. Долго, дотошно Левин расспрашивал подследственного о его образовании, взглядах на жизнь, проверял его знания как программиста.
— Так где ты обучался программированию? Курсы какие-нибудь заканчивал?
— Да нет, — пожимал плечами явный флегматик Роман. — Отец показал, как надо запускать компухтер, ну а остальное я уже сам все понял.
— И сколько же тебе было тогда лет?
Роман наморщил лоб.
— Лет десять, — неуверенно вспомнил он. — Или чуть меньше.
— А чего полез в эту сеть ВМС?
— Да просто она первая мне попалась. Мне все равно было, лишь бы им навредить.
Левин крякнул.
— Навредил ты скорее нам. Мы к этой базе данных две недели пробирались, и на тебе, под самым носом стирают все, что нам надо.
— Чего, количество постельного белья на складах? — удивился Роман.
— Не только. Например, запасы торпед с ядерным зарядом за июль месяц. Если сравнить их с предыдущим месяцем, то будет понятно, сколько подлодок вышло в море на дежурство. Ясно?
— Да, — вздохнул Роман, поникнув головой.
Вскоре допросы прекратились, затем молодому хакеру официально предложили поступить на службу в спецотдел ФАПСИ. Проверки всех уровней, начиная с генеалогии и кончая детектором лжи, продолжались два месяца. Уже во дворе корпуса «НИИ», при последнем перекуре на свежем воздухе, Левин коротко рассказал новичку историю создания их команды.
— У нас всегда была группа информационной контрразведки, но после Японии мы поняли, что одним нам не справиться. В это время целые армады наших хакеров начали громить японские сети, и руководство решило привлечь их к этой работе. Мы тестировали всех, отобрали лучших и вот уже второй год работаем вместе. Хвалиться, конечно, большой грех, но... большинство успехов на Балканах и в Персидском заливе обеспечили именно мы. «Эйзенхауэр», сошедшие с ума крылатые ракеты, летевшие вместо Белграда в Хорватию и Болгарию, АВАКС, столкнувшийся при посадке с взлетающим «Праулером», — это все наша работа.
— Класс! — восхищенно сказал Роман.
— Да, удачно получилось. Но особенно ценной была информация, получаемая с американских спутников-шпионов.
— Вы что, перехватывали ее прямо из космоса?
— Первое время. А затем просто нашли одну сеть с уже расшифрованными сигналами. Самое забавное, что они передавали эту информацию внутри одного здания. Американцы все-таки перемудрили со своей всемирной паутиной.
— Я не пойму, почему они все еще не отрезали нас от Интернета?
— Потому что надеются залезть и в наш карман. Но, по-моему, зря.
После знакомства Скутер начал вводить новичка в курс дела.
— Можешь звать меня просто Гера, — сказал он, потом показал оттопыренным пальцем на экран дисплея. — Сейчас я шарюсь по ближнему зарубежью, там янки чувствуют себя как рыба в воде. Кое-кто из хохлов им явно помогает, и уже оттуда они долбят наши сети...
Разговор прервал подошедший Семушкин.
— Гера, ты скачал заказанную информацию по химии?
— Да, вчера еще.
— Где?
— Вон, пласт в сидюке торчит.
Семушкин вытащил диск и, поигрывая им, спросил:
— Гера, а что это у тебя с руками?
Романа тоже интересовал этот вопрос. Пальцы и кисть руки заслуженного панка России были перевязаны пластырем.
— А, ерунда.
— Снова подрался? — допытывался член-корреспондент.
— Не подрался, а отбивался, отбивался от этих козлов из Союза молодежи! Морды у них как из стали, а мозги, наверное, вообще из чугуна, — болезненно перекосившись, Скутер пошевелил перебинтованными пальцами.
Семушкин тяжело вздохнул.
— Гера, тебе тридцать два года, а ты все как пацан. Сколько можно хипповать!?
— Андрей Ильич, мои убеждения прошу не трогать! Я в отличие от многих убеждений своих не менял и не поменяю!
— Пойми, дурилка, с твоими мозгами в институт надо, а не в «Ржавый пень» шляться каждый вечер. Что за счастье такое — надраться пивом, водкой и схлопотать по фейсу! Вон рожа-то какая, сразу видно — с бодуна! Как у тебя только мозги еще после этого не глючат!
Роман слышал про этот ночной клуб, последнее убежище для столичной молодежи с задатками неформалов — панков, металлистов, рокеров. Все остальные клубы или были закрыты властями, или там заправляли военизированные дружины Союза молодежи.
Воспитательный процесс продолжался еще минут пять, затем начальник ушел.
— Забодал, бугор, — пробормотал Скутер, осторожно оглянулся назад и вытащил из-под стола пластиковую бутылку пива. Сделав добрый глоток, он предложил Роману:
— Будешь?
— Да нет, не хочу. Я это, не сильно...
— Молодец, не пей и не кури. А Андрей — ничего мужик, но иногда достает своей правотой.
— А про какую химию он говорил?
— Промышленный шпионаж, технология производства новейшей автомобильной краски на заводах компании «АГ Фарбениндустри».
Заметив удивление в глазах новичка, Скутер усмехнулся:
— А ты что думал, мы тут только с Пентагоном воюем? Две трети заказов от промышленности. ВАЗ так бы и не пустили, если бы мы не перекачали все нужные им данные по производству недостающих деталей...
В это время слева от них раздались возбужденные голоса.
— Давай, давай, тяни! Качаем, качаем! Хорошо...
— Стоп, звери!
— Руби! Так, быстро!..
Скутер махнул рукой, и они с Романом направились к одному из операторских столов. Его уже окружили почти все присутствующие в зале.
— Что там, Олег?
— Похоже, кто-то нас хотел подсечь. Что мы имеем? — бормотал, быстро стуча по клавиатуре, программист с неестественно большими линзами очков. — Ага, старый знакомый, «Шикотан». Скорее всего это группа из Киото, «Полночный камикадзе».
Кто-то за его спиной присвистнул.
— Тачку можно выбросить.
— Сервер тоже хорошо зацепило, постирало почти все, — подтвердил Олег.
— Это что за «Шикотан»? — тихо спросил Роман у своего наставника.
— Японский зверь. Назван так в честь нашего удара по острову. Япошки все надеются поквитаться с нами хоть в «Паутине». Но, честно говоря, в программировании они довольно туповаты. «Шикотан» — их лучшее творение, он для харда страшен как та наша бомба. Осыпается все сразу.
— Ну что, Олег? — спросил Семушкин.
Оператор со вздохом отъехал от стола и, протянув руки в сторону потухшего дисплея, воззвал куда-то в глубь комнаты:
— Федор! Калым есть!
Из-за дальних стеллажей показалось бородатое, широкое лицо мужика лет сорока. По виду он походил на кузнеца или грузчика, но никак не на инженера-ремонтника высшего класса.
— Опять машину угробили, охальники! — издалека начал возмущаться он. При своем росте и габаритах Федор на голову возвышался над остальными членами группы, как нарочно сухопарыми и худощавыми. Вспышку гнева крупногабаритного умельца погасил Левин.
— Федя, — сказал он, — могу тебя поздравить. Ты оказался прав, та штука в пухтере оказалась не чем иным, как радиомаяком. Так что отдел техконтроля утерся и сказал спасибо.
— Ну, а я что говорил! Не должно было быть той фигни в айбиэмке. Если дело так пойдет, то скоро придется покупать машины желтой сборки. Эти янки совсем оборзели, пичкают в «тачки» черт знает что...
Федор с ворчанием утащил к себе в закуток системный блок, а Олег с напарником тут же принесли на его место другой.
— Ни минуты простоя, ни секунды простоя... — напевал Олег, подключая многочисленные кабели.
Уже отойдя к своему рабочему месту, Скутер пояснил Роману:
— Федор у нас самородок. Десять классов и больше ничего. Но в электронике — бог и царь! Его тоже выловили с помощью ФСБ лет пять назад. Организовал мини-АТС на дому, приставку такую сообразил из модема и радиотелефона. Через него звонили в Израиль и Америку, не оставляя при этом следов. Аппаратура на междугородке работает, а никаких счетов, ничего. Наши академики за головы хватались — ну не может такое работать, никак не должно, противоречит всем законам физики. А эта штука работала.
— А что за радиомаяк он нашел?
— А, это. Прислали последнюю модель пухтера IBM, купили за бешеные деньги через третьи руки. В отделе техобслуживания контрразведки все проверили, сняли два жучка, а на эту штуку внимание не обратили. А Федька, тот сразу усек. Он ведь все новое не сразу включает, а первым делом внутрь лезет. Один раз настоящую мину обезвредил, серьезно. Небольшой такой диод размером миллиметров десять и толщиной с карандаш. Управлялся дистанционно. Если бы он сработал, разнесло бы компухтер как хорошую бомбу.
— Из-за такой маленькой штуки? — поднял брови Роман.
— А чего ты удивляешься? Они сунули туда какую-то суперсовременную взрывчатку, нам бы хватило. Оператору точно бы голову оторвало.
Гера допил свое пиво, со вздохом сожаления выкинул бутылку в урну.
— А почему тебя Скутером зовут? — спросил Роман.
— Группа такая была. Сейчас ее уже и не помнит никто. Ну ладно, поехали, расскажу я тебе, чем ты будешь у нас заниматься...
Обучение Романа должно было продлиться три месяца, но пришлось ограничиться двумя, и случилось это не по воле самого молодого хакера. В тот день Скутер не пришел на работу. Через полчаса в зал просто ворвался возбужденный Семушкин:
— Геры не будет! Вчера он опять ввязался в драку с «союзниками» и сейчас лежит в Склифе с проломом черепа.
— Это серьезно?
— В коме. Черт! — Андрей Ильич начал расхаживать из угла в угол, нервно потирая руки. — А как раз сегодня он нам так нужен!
— Зачем? — спросил Левин.
— Решили взломать мировую банковскую систему, будет сам Боголюбский. А Гера лучше всех знал подходы к ней.
Пока Андрей Ильич расхаживал из угла в угол, Роман тихо спросил Левина:
— А кто такой Боголюбский?
Тот посмотрел на Малиновского с изумлением, словно просвещенный миссионер на язычника.
— Боголюбский — это наш лучший математик. Академик всех мыслимых и немыслимых академий мира, лауреат всех невозможных и возможных премий.
— Что, и Нобелевской тоже?
— Милый мой, запомни, по математике Нобелевская премия не вручается. Не любил Альфред считать больше чем до тысячи. — Левин хмыкнул и добавил:
— Процентов прибыли.
К полудню в зале действительно появился человек лет шестидесяти пяти, невысокого роста, абсолютно седой, улыбчивый. Его сопровождали два настороженных, закаменевших жлоба в штатском с оттопыренными подмышками, и еще двое мужчин, по виду также из органов. Уже по этому эскорту Роман понял, что визитер — величина первостатейная.
В мире науки имя Боголюбского было окружено ореолом легенд. Академиком он стал в тридцать с небольшим, моложе его действительным членом АН становился только Сахаров. Уже несколько поколений математиков учились по его учебникам, но мало кто мог похвастаться, что знал его лично. Всю свою жизнь ученый работал под эгидой военных и разведки. Амплитуды запуска баллистических ракет, расчеты взлетов и посадок «Союзов», коды и шифры для разведки и связи — за всем этим стоял Боголюбский. Именно его система дешифрации позволила выходить на американские спутники и доить с них информацию.
— Ну что ж, старички, попробуем тряхнуть янки? — спросил он, здороваясь со всеми присутствующими персонально за руку. — У вас новичок?
— Да, Роман Малиновский. Пока стажер.
— Ну что ж, приступим.
Оператором в этот раз сидел Олег, тот самый парень в очках-линзах, за его спиной столпились все остальные члены группы. Первое время Романа нервировало такое скопление техники и народа в одном зале, но потом он оценил все преимущества подобной системы «мозгового штурма». Для решения самых сложных задач подключались все присутствующие, и все дальнейшее действие по азарту походили не то на игру в преферанс, не то на угар «фанатов» на матче «Спартака».
Частенько вся группа задерживалась допоздна, и с подходившей второй сменой в зале скапливалось до двадцати человек, а то и больше. Для Романа эти два месяца прошли словно в наркотическом угаре. Никогда он еще не чувствовал себя так хорошо, словно рыба в воде. Домой он возвращался только затем, чтобы поесть, поспать и, главное, успокоить встревоженных предков. По наивности те даже начали думать, что их сын подсел на иглу, слишком измученным он возвращался с работы. Опасения родителей развеяла первая получка сына. Денег было столько, что они решили, что Роману явно переплатили, и клятвенно упрашивали сына пока деньги не тратить, а то все равно лишнее рано или поздно вычтут. Но Роману было не до денег. Стихия хакерной войны захлестнула его с головой. К его мнению уже начали прислушиваться, кое-что он сумел сотворить и сам. Но свой собственный, домашний «Пентиум» Бэд не включал уже давно, и его монитор покрылся толстым слоем пыли.
Европейские сети они прошли легко и даже изящно.
— Так, терминал биржи Нью-Йорка, заходим, сбрасываем, все!
— Молодец, — похвалил академик оператора. — Теперь будем ждать. Пойдемте покурим, что ли?
Через полчаса Олег снова подключился к Нью-Йоркской бирже, но ничего особенного никто не заметил, все так же шли бесконечные котировки биржевых бумаг.
— Похоже, они нас засекли, — решил Олег. — У этого червя слишком длинный хвост.
— Может попробовать на какой-нибудь другой бирже? Например, Токийской? — предложил Левин.
— Давайте попробуем, — сказал Семушким, сам усаживаясь на место оператора. Роман первый раз видел шефа за клавиатурой. Это произвело на него большое впечатление. Пальцы Андрея Ильича, тонкие, нервные, работали как у хорошего пианиста, при этом он совсем не смотрел на клавиатуру.
— Класс, правда? — тихо шепнул ему Олег.
— Да, здорово.
— Нет, — резко сказал Семушкин, «аккордом» по трем клавишам перезагрузив компьютер. — Рубят на лету. Не проходит крэк. Слишком большой червь, в этом Олег прав.
— Жаль, — сказал поскучневший лицом академик. — Может, его еще ужать?
— Но потом все равно придется его разархивировать. Здесь его и засекут.
— А в чем смысл всей этой фигни? — спросил Роман.
Все в зале обернулись к Малиновскому. Особенно заинтересованными выглядели ученые мужи.
— Ты про что это, Роман? — спросил Семушкин.
— Зачем он нужен, этот зверь?
— А, понимаешь, сынок, программа начинает повышать или понижать курс акций в зависимости от теории игр, а не действительного положения вещей, — объяснил Боголюбский.
— Ну и что?
— Должна произойти разбалансировка всей системы. Это вызовет непременный обвал биржи и, вполне возможно, приведет к мировому финансовому кризису, — терпеливо объяснял академик своему молодому собеседнику.
— А это что, так важно?
— Конечно, — заметил неприметный человек в штатском из свиты академика. Это был директор ФАПСИ Майоров. — Через два дня голосование в конгрессе по импичменту Апдайка. Сейчас голоса балансируют на грани равенства. Если мы устроим обвал биржы, он точно проиграет.
На несколько минут Роман задумался, потом меланхолично кивнул головой:
— Можно сделать все по-иному, проще.
Минут десять хакер с фигурой и манерами подростка объяснял академику, членкору и всем остальным свою идею.
— Остроумно, — решил Боголюбский. — А что, давайте попробуем!
Чтобы увеличить эффект, решили параллельно действовать сразу на двух биржах «большой семерки», Лондонской и Токийской. Рядом с Романом снова уселся Семушкин, но теперь Андрей Ильич все делал с оглядкой на монитор Малиновского. Действовал Бэд с виду неторопливо, но очень уверенно и остроумно.
— Парень мыслит совершенно по-другому, чем мы, — тихо говорил Левин на ухо Боголюбскому. Из-за академика к его голосу прислушивался Майоров. — Черт его знает, но он понимает компьютер как бы изнутри, чувствует как тот работает, что ли. Все-таки самоучка.
Уже через десять минут Роман продрался в святая святых Лондонской биржи, в системы управления и рассылки котировок. То, что он сделал там, не понял никто, настолько быстро простучал он по клавишам.
— Все, — заявил Роман, переключив экран на котировки акций.
— Погоди-погоди! Как это ты сделал? — растерялся Семушкин.
Роман, не вставая со стула, подъехал к столу членкора и чуть помедленнее показал нехитрую комбинацию своей команды.
— Теперь все почтовые поступления будут копироваться по десять раз. И это будет на всех биржах, система автомата. Вот, понеслось.
Действительно, дисплей начал выдавать показатели резкого роста документации. Самая обычная почта, все те же котировки «Юнайтед Стил», «Майкрософт» и еще тысяч фирм начали множиться в геометрической прогрессии. Минут десять громадные серверы Лондонской биржы еще справлялись с этой массой инфомации, затем начали уничтожать ее, и, наконец, вся система зависла, прекратив казавшийся вечным хоровод человеческой алчности.
Поняв, что случилось что-то невероятное, сотни брокеров, оставив бесполезные ящики умных машин, бросились звонить по телефонам на другие биржи. Но и до тех уже дошла волна наводняющего умножения, биржевикам было не до разговоров с коллегами. Поняв, что «большая семерка» ухнула в небытие, замерли и все остальные биржи мира.
Такого мир не испытывал с роковой «черной пятницы» двадцать девятого года. Ставки на электронную систему учета сыграли плохую службу для биржевых маклеров. Обрушился один из столпов, на котором держался западный мир. Несмотря на все заверения глав правительств, что крах бирж явление временное, началась паника, сравнимая разве что с недавно пережитым психозом ожидания ядерной войны.
На огромном количестве заводов замерла деятельность, встали конвейеры автомобильных гигантов мира. Лишь спустя четыре дня финансисты смогли запустить свою биржу в Нью-Йорке, через десять дней восстановить всю мировую сеть, а через три месяца минимальные показатели индекса Доу-Джонса. За это время доллар упал как никогда низко, пошатнулись марка и фунт, позиции сохранили только йена и евро.
Шквал финансового кризиса смыл с политической арены Апдайка. В США были назначены внеочередные президентские выборы. А еще через два месяца Роман пришел на работу и сразу понял, что произошло что-то чрезвычайное. Так же горели мониторы компьютеров, все были на своих местах, но народу в зале собралось как никогда много, операторы сбились в кучки, говорили все тихо и сдержанно. Не было обычного трепа, сальных анекдотов и группового гогота. Малиновский подошел к группе, столпившейся вокруг Левина. Тот сразу протянул ему руку.
— Здравствуй, Роман. Вчера был у Скутера в больнице.
— Ну как он?
— Плох. Сбрили его ирокез, на голове такие дикие швы, две трепанации делали, все бесполезно. Не узнает даже мать. Полный коматозник.
— Жуть, — передернулся всем телом Роман.
— Жалко Геру, — подтвердил Николай.
В это время появился Семушкин, на пару с Федором тащивший два ящика самого дорогого шампанского.
— Господа программисты, приготовьте фужеры! Благодатный напиток с плато Абрау-Дюрсо жаждет выстрелить в потолок торжественным салютом, — провозгласил начальник отдела, скидывая пиджак и беря в руки бутылку. — Гусары сегодня гуляют!
Вместо хрусталя в дело пошли пластиковые стаканчики, и Роман, получив в руки неблагородную тару с шипучей жидкостью, спросил:
— Так по какому все-таки поводу праздник?
Несколько человек рядом с ним засмеялось. Народ все подходил и подходил. Далеко не всех он знал — не совпадали смены. Андрей Ильич, усевшись на стол — вольность, за которую он всегда ругал подчиненных, мило пояснил самому молодому члену команды:
— Как, Рома, вы разве еще не поняли? Посмотри на мониторы, что ты там видишь?
И тут до Романа дошло, что на дисплеях вертелись замысловатые картинки хранителей экранов, причудливые заставки, даже картинки компьютерных игр. Ни один из мониторов не был задействован в дело.
— Сегодня день победы, товарищ Бэд. По тайному сговору «большой семерки» нас отрезали от мировой сети. Враги признали наше превосходство и свою слабость в нашей отрасли. Это их полная, и безоговорочная капитуляция, как в Берлине в сорок пятом.
— И что же? Наша группа распускается? — спросил Роман, отхлебнув кисловатого, на его непросвещенный вкус, шампанского.
— Зачем, просто две трети личного состава уйдут в отпуск. Я что-то не помню, чтобы кто-то за последний год у нас отдыхал. Отдых будет большой, дней семь, не меньше. Но некоторым я не обещаю и этого. Как раз вам, Рома, отпуск не грозит. Эти наивные люди отрубили нас от основных сетей через Европу. А есть ведь еще Индия, Азия, Африка. Где-нибудь да подключимся, например, через спутник связи. Уже сегодня обещали один порт через Румынию.
Семушкин поглядел на ближайший экран, но на нем Олег в мрачном подземелье крушил жутких монстров.
— Я попробую, только пройду этот уровень, — пробормотал, не отрываясь от экрана, Олег. — Давно я так не отрывался.
Секунд через тридцать на его экране появилась традиционная надпись: «Level 2».
Игра продолжалась.
Часть пятая
ЭПИЗОД 54
— Так где ты обучался программированию? Курсы какие-нибудь заканчивал?
— Да нет, — пожимал плечами явный флегматик Роман. — Отец показал, как надо запускать компухтер, ну а остальное я уже сам все понял.
— И сколько же тебе было тогда лет?
Роман наморщил лоб.
— Лет десять, — неуверенно вспомнил он. — Или чуть меньше.
— А чего полез в эту сеть ВМС?
— Да просто она первая мне попалась. Мне все равно было, лишь бы им навредить.
Левин крякнул.
— Навредил ты скорее нам. Мы к этой базе данных две недели пробирались, и на тебе, под самым носом стирают все, что нам надо.
— Чего, количество постельного белья на складах? — удивился Роман.
— Не только. Например, запасы торпед с ядерным зарядом за июль месяц. Если сравнить их с предыдущим месяцем, то будет понятно, сколько подлодок вышло в море на дежурство. Ясно?
— Да, — вздохнул Роман, поникнув головой.
Вскоре допросы прекратились, затем молодому хакеру официально предложили поступить на службу в спецотдел ФАПСИ. Проверки всех уровней, начиная с генеалогии и кончая детектором лжи, продолжались два месяца. Уже во дворе корпуса «НИИ», при последнем перекуре на свежем воздухе, Левин коротко рассказал новичку историю создания их команды.
— У нас всегда была группа информационной контрразведки, но после Японии мы поняли, что одним нам не справиться. В это время целые армады наших хакеров начали громить японские сети, и руководство решило привлечь их к этой работе. Мы тестировали всех, отобрали лучших и вот уже второй год работаем вместе. Хвалиться, конечно, большой грех, но... большинство успехов на Балканах и в Персидском заливе обеспечили именно мы. «Эйзенхауэр», сошедшие с ума крылатые ракеты, летевшие вместо Белграда в Хорватию и Болгарию, АВАКС, столкнувшийся при посадке с взлетающим «Праулером», — это все наша работа.
— Класс! — восхищенно сказал Роман.
— Да, удачно получилось. Но особенно ценной была информация, получаемая с американских спутников-шпионов.
— Вы что, перехватывали ее прямо из космоса?
— Первое время. А затем просто нашли одну сеть с уже расшифрованными сигналами. Самое забавное, что они передавали эту информацию внутри одного здания. Американцы все-таки перемудрили со своей всемирной паутиной.
— Я не пойму, почему они все еще не отрезали нас от Интернета?
— Потому что надеются залезть и в наш карман. Но, по-моему, зря.
После знакомства Скутер начал вводить новичка в курс дела.
— Можешь звать меня просто Гера, — сказал он, потом показал оттопыренным пальцем на экран дисплея. — Сейчас я шарюсь по ближнему зарубежью, там янки чувствуют себя как рыба в воде. Кое-кто из хохлов им явно помогает, и уже оттуда они долбят наши сети...
Разговор прервал подошедший Семушкин.
— Гера, ты скачал заказанную информацию по химии?
— Да, вчера еще.
— Где?
— Вон, пласт в сидюке торчит.
Семушкин вытащил диск и, поигрывая им, спросил:
— Гера, а что это у тебя с руками?
Романа тоже интересовал этот вопрос. Пальцы и кисть руки заслуженного панка России были перевязаны пластырем.
— А, ерунда.
— Снова подрался? — допытывался член-корреспондент.
— Не подрался, а отбивался, отбивался от этих козлов из Союза молодежи! Морды у них как из стали, а мозги, наверное, вообще из чугуна, — болезненно перекосившись, Скутер пошевелил перебинтованными пальцами.
Семушкин тяжело вздохнул.
— Гера, тебе тридцать два года, а ты все как пацан. Сколько можно хипповать!?
— Андрей Ильич, мои убеждения прошу не трогать! Я в отличие от многих убеждений своих не менял и не поменяю!
— Пойми, дурилка, с твоими мозгами в институт надо, а не в «Ржавый пень» шляться каждый вечер. Что за счастье такое — надраться пивом, водкой и схлопотать по фейсу! Вон рожа-то какая, сразу видно — с бодуна! Как у тебя только мозги еще после этого не глючат!
Роман слышал про этот ночной клуб, последнее убежище для столичной молодежи с задатками неформалов — панков, металлистов, рокеров. Все остальные клубы или были закрыты властями, или там заправляли военизированные дружины Союза молодежи.
Воспитательный процесс продолжался еще минут пять, затем начальник ушел.
— Забодал, бугор, — пробормотал Скутер, осторожно оглянулся назад и вытащил из-под стола пластиковую бутылку пива. Сделав добрый глоток, он предложил Роману:
— Будешь?
— Да нет, не хочу. Я это, не сильно...
— Молодец, не пей и не кури. А Андрей — ничего мужик, но иногда достает своей правотой.
— А про какую химию он говорил?
— Промышленный шпионаж, технология производства новейшей автомобильной краски на заводах компании «АГ Фарбениндустри».
Заметив удивление в глазах новичка, Скутер усмехнулся:
— А ты что думал, мы тут только с Пентагоном воюем? Две трети заказов от промышленности. ВАЗ так бы и не пустили, если бы мы не перекачали все нужные им данные по производству недостающих деталей...
В это время слева от них раздались возбужденные голоса.
— Давай, давай, тяни! Качаем, качаем! Хорошо...
— Стоп, звери!
— Руби! Так, быстро!..
Скутер махнул рукой, и они с Романом направились к одному из операторских столов. Его уже окружили почти все присутствующие в зале.
— Что там, Олег?
— Похоже, кто-то нас хотел подсечь. Что мы имеем? — бормотал, быстро стуча по клавиатуре, программист с неестественно большими линзами очков. — Ага, старый знакомый, «Шикотан». Скорее всего это группа из Киото, «Полночный камикадзе».
Кто-то за его спиной присвистнул.
— Тачку можно выбросить.
— Сервер тоже хорошо зацепило, постирало почти все, — подтвердил Олег.
— Это что за «Шикотан»? — тихо спросил Роман у своего наставника.
— Японский зверь. Назван так в честь нашего удара по острову. Япошки все надеются поквитаться с нами хоть в «Паутине». Но, честно говоря, в программировании они довольно туповаты. «Шикотан» — их лучшее творение, он для харда страшен как та наша бомба. Осыпается все сразу.
— Ну что, Олег? — спросил Семушкин.
Оператор со вздохом отъехал от стола и, протянув руки в сторону потухшего дисплея, воззвал куда-то в глубь комнаты:
— Федор! Калым есть!
Из-за дальних стеллажей показалось бородатое, широкое лицо мужика лет сорока. По виду он походил на кузнеца или грузчика, но никак не на инженера-ремонтника высшего класса.
— Опять машину угробили, охальники! — издалека начал возмущаться он. При своем росте и габаритах Федор на голову возвышался над остальными членами группы, как нарочно сухопарыми и худощавыми. Вспышку гнева крупногабаритного умельца погасил Левин.
— Федя, — сказал он, — могу тебя поздравить. Ты оказался прав, та штука в пухтере оказалась не чем иным, как радиомаяком. Так что отдел техконтроля утерся и сказал спасибо.
— Ну, а я что говорил! Не должно было быть той фигни в айбиэмке. Если дело так пойдет, то скоро придется покупать машины желтой сборки. Эти янки совсем оборзели, пичкают в «тачки» черт знает что...
Федор с ворчанием утащил к себе в закуток системный блок, а Олег с напарником тут же принесли на его место другой.
— Ни минуты простоя, ни секунды простоя... — напевал Олег, подключая многочисленные кабели.
Уже отойдя к своему рабочему месту, Скутер пояснил Роману:
— Федор у нас самородок. Десять классов и больше ничего. Но в электронике — бог и царь! Его тоже выловили с помощью ФСБ лет пять назад. Организовал мини-АТС на дому, приставку такую сообразил из модема и радиотелефона. Через него звонили в Израиль и Америку, не оставляя при этом следов. Аппаратура на междугородке работает, а никаких счетов, ничего. Наши академики за головы хватались — ну не может такое работать, никак не должно, противоречит всем законам физики. А эта штука работала.
— А что за радиомаяк он нашел?
— А, это. Прислали последнюю модель пухтера IBM, купили за бешеные деньги через третьи руки. В отделе техобслуживания контрразведки все проверили, сняли два жучка, а на эту штуку внимание не обратили. А Федька, тот сразу усек. Он ведь все новое не сразу включает, а первым делом внутрь лезет. Один раз настоящую мину обезвредил, серьезно. Небольшой такой диод размером миллиметров десять и толщиной с карандаш. Управлялся дистанционно. Если бы он сработал, разнесло бы компухтер как хорошую бомбу.
— Из-за такой маленькой штуки? — поднял брови Роман.
— А чего ты удивляешься? Они сунули туда какую-то суперсовременную взрывчатку, нам бы хватило. Оператору точно бы голову оторвало.
Гера допил свое пиво, со вздохом сожаления выкинул бутылку в урну.
— А почему тебя Скутером зовут? — спросил Роман.
— Группа такая была. Сейчас ее уже и не помнит никто. Ну ладно, поехали, расскажу я тебе, чем ты будешь у нас заниматься...
Обучение Романа должно было продлиться три месяца, но пришлось ограничиться двумя, и случилось это не по воле самого молодого хакера. В тот день Скутер не пришел на работу. Через полчаса в зал просто ворвался возбужденный Семушкин:
— Геры не будет! Вчера он опять ввязался в драку с «союзниками» и сейчас лежит в Склифе с проломом черепа.
— Это серьезно?
— В коме. Черт! — Андрей Ильич начал расхаживать из угла в угол, нервно потирая руки. — А как раз сегодня он нам так нужен!
— Зачем? — спросил Левин.
— Решили взломать мировую банковскую систему, будет сам Боголюбский. А Гера лучше всех знал подходы к ней.
Пока Андрей Ильич расхаживал из угла в угол, Роман тихо спросил Левина:
— А кто такой Боголюбский?
Тот посмотрел на Малиновского с изумлением, словно просвещенный миссионер на язычника.
— Боголюбский — это наш лучший математик. Академик всех мыслимых и немыслимых академий мира, лауреат всех невозможных и возможных премий.
— Что, и Нобелевской тоже?
— Милый мой, запомни, по математике Нобелевская премия не вручается. Не любил Альфред считать больше чем до тысячи. — Левин хмыкнул и добавил:
— Процентов прибыли.
К полудню в зале действительно появился человек лет шестидесяти пяти, невысокого роста, абсолютно седой, улыбчивый. Его сопровождали два настороженных, закаменевших жлоба в штатском с оттопыренными подмышками, и еще двое мужчин, по виду также из органов. Уже по этому эскорту Роман понял, что визитер — величина первостатейная.
В мире науки имя Боголюбского было окружено ореолом легенд. Академиком он стал в тридцать с небольшим, моложе его действительным членом АН становился только Сахаров. Уже несколько поколений математиков учились по его учебникам, но мало кто мог похвастаться, что знал его лично. Всю свою жизнь ученый работал под эгидой военных и разведки. Амплитуды запуска баллистических ракет, расчеты взлетов и посадок «Союзов», коды и шифры для разведки и связи — за всем этим стоял Боголюбский. Именно его система дешифрации позволила выходить на американские спутники и доить с них информацию.
— Ну что ж, старички, попробуем тряхнуть янки? — спросил он, здороваясь со всеми присутствующими персонально за руку. — У вас новичок?
— Да, Роман Малиновский. Пока стажер.
— Ну что ж, приступим.
Оператором в этот раз сидел Олег, тот самый парень в очках-линзах, за его спиной столпились все остальные члены группы. Первое время Романа нервировало такое скопление техники и народа в одном зале, но потом он оценил все преимущества подобной системы «мозгового штурма». Для решения самых сложных задач подключались все присутствующие, и все дальнейшее действие по азарту походили не то на игру в преферанс, не то на угар «фанатов» на матче «Спартака».
Частенько вся группа задерживалась допоздна, и с подходившей второй сменой в зале скапливалось до двадцати человек, а то и больше. Для Романа эти два месяца прошли словно в наркотическом угаре. Никогда он еще не чувствовал себя так хорошо, словно рыба в воде. Домой он возвращался только затем, чтобы поесть, поспать и, главное, успокоить встревоженных предков. По наивности те даже начали думать, что их сын подсел на иглу, слишком измученным он возвращался с работы. Опасения родителей развеяла первая получка сына. Денег было столько, что они решили, что Роману явно переплатили, и клятвенно упрашивали сына пока деньги не тратить, а то все равно лишнее рано или поздно вычтут. Но Роману было не до денег. Стихия хакерной войны захлестнула его с головой. К его мнению уже начали прислушиваться, кое-что он сумел сотворить и сам. Но свой собственный, домашний «Пентиум» Бэд не включал уже давно, и его монитор покрылся толстым слоем пыли.
Европейские сети они прошли легко и даже изящно.
— Так, терминал биржи Нью-Йорка, заходим, сбрасываем, все!
— Молодец, — похвалил академик оператора. — Теперь будем ждать. Пойдемте покурим, что ли?
Через полчаса Олег снова подключился к Нью-Йоркской бирже, но ничего особенного никто не заметил, все так же шли бесконечные котировки биржевых бумаг.
— Похоже, они нас засекли, — решил Олег. — У этого червя слишком длинный хвост.
— Может попробовать на какой-нибудь другой бирже? Например, Токийской? — предложил Левин.
— Давайте попробуем, — сказал Семушким, сам усаживаясь на место оператора. Роман первый раз видел шефа за клавиатурой. Это произвело на него большое впечатление. Пальцы Андрея Ильича, тонкие, нервные, работали как у хорошего пианиста, при этом он совсем не смотрел на клавиатуру.
— Класс, правда? — тихо шепнул ему Олег.
— Да, здорово.
— Нет, — резко сказал Семушкин, «аккордом» по трем клавишам перезагрузив компьютер. — Рубят на лету. Не проходит крэк. Слишком большой червь, в этом Олег прав.
— Жаль, — сказал поскучневший лицом академик. — Может, его еще ужать?
— Но потом все равно придется его разархивировать. Здесь его и засекут.
— А в чем смысл всей этой фигни? — спросил Роман.
Все в зале обернулись к Малиновскому. Особенно заинтересованными выглядели ученые мужи.
— Ты про что это, Роман? — спросил Семушкин.
— Зачем он нужен, этот зверь?
— А, понимаешь, сынок, программа начинает повышать или понижать курс акций в зависимости от теории игр, а не действительного положения вещей, — объяснил Боголюбский.
— Ну и что?
— Должна произойти разбалансировка всей системы. Это вызовет непременный обвал биржи и, вполне возможно, приведет к мировому финансовому кризису, — терпеливо объяснял академик своему молодому собеседнику.
— А это что, так важно?
— Конечно, — заметил неприметный человек в штатском из свиты академика. Это был директор ФАПСИ Майоров. — Через два дня голосование в конгрессе по импичменту Апдайка. Сейчас голоса балансируют на грани равенства. Если мы устроим обвал биржы, он точно проиграет.
На несколько минут Роман задумался, потом меланхолично кивнул головой:
— Можно сделать все по-иному, проще.
Минут десять хакер с фигурой и манерами подростка объяснял академику, членкору и всем остальным свою идею.
— Остроумно, — решил Боголюбский. — А что, давайте попробуем!
Чтобы увеличить эффект, решили параллельно действовать сразу на двух биржах «большой семерки», Лондонской и Токийской. Рядом с Романом снова уселся Семушкин, но теперь Андрей Ильич все делал с оглядкой на монитор Малиновского. Действовал Бэд с виду неторопливо, но очень уверенно и остроумно.
— Парень мыслит совершенно по-другому, чем мы, — тихо говорил Левин на ухо Боголюбскому. Из-за академика к его голосу прислушивался Майоров. — Черт его знает, но он понимает компьютер как бы изнутри, чувствует как тот работает, что ли. Все-таки самоучка.
Уже через десять минут Роман продрался в святая святых Лондонской биржи, в системы управления и рассылки котировок. То, что он сделал там, не понял никто, настолько быстро простучал он по клавишам.
— Все, — заявил Роман, переключив экран на котировки акций.
— Погоди-погоди! Как это ты сделал? — растерялся Семушкин.
Роман, не вставая со стула, подъехал к столу членкора и чуть помедленнее показал нехитрую комбинацию своей команды.
— Теперь все почтовые поступления будут копироваться по десять раз. И это будет на всех биржах, система автомата. Вот, понеслось.
Действительно, дисплей начал выдавать показатели резкого роста документации. Самая обычная почта, все те же котировки «Юнайтед Стил», «Майкрософт» и еще тысяч фирм начали множиться в геометрической прогрессии. Минут десять громадные серверы Лондонской биржы еще справлялись с этой массой инфомации, затем начали уничтожать ее, и, наконец, вся система зависла, прекратив казавшийся вечным хоровод человеческой алчности.
Поняв, что случилось что-то невероятное, сотни брокеров, оставив бесполезные ящики умных машин, бросились звонить по телефонам на другие биржи. Но и до тех уже дошла волна наводняющего умножения, биржевикам было не до разговоров с коллегами. Поняв, что «большая семерка» ухнула в небытие, замерли и все остальные биржи мира.
Такого мир не испытывал с роковой «черной пятницы» двадцать девятого года. Ставки на электронную систему учета сыграли плохую службу для биржевых маклеров. Обрушился один из столпов, на котором держался западный мир. Несмотря на все заверения глав правительств, что крах бирж явление временное, началась паника, сравнимая разве что с недавно пережитым психозом ожидания ядерной войны.
На огромном количестве заводов замерла деятельность, встали конвейеры автомобильных гигантов мира. Лишь спустя четыре дня финансисты смогли запустить свою биржу в Нью-Йорке, через десять дней восстановить всю мировую сеть, а через три месяца минимальные показатели индекса Доу-Джонса. За это время доллар упал как никогда низко, пошатнулись марка и фунт, позиции сохранили только йена и евро.
Шквал финансового кризиса смыл с политической арены Апдайка. В США были назначены внеочередные президентские выборы. А еще через два месяца Роман пришел на работу и сразу понял, что произошло что-то чрезвычайное. Так же горели мониторы компьютеров, все были на своих местах, но народу в зале собралось как никогда много, операторы сбились в кучки, говорили все тихо и сдержанно. Не было обычного трепа, сальных анекдотов и группового гогота. Малиновский подошел к группе, столпившейся вокруг Левина. Тот сразу протянул ему руку.
— Здравствуй, Роман. Вчера был у Скутера в больнице.
— Ну как он?
— Плох. Сбрили его ирокез, на голове такие дикие швы, две трепанации делали, все бесполезно. Не узнает даже мать. Полный коматозник.
— Жуть, — передернулся всем телом Роман.
— Жалко Геру, — подтвердил Николай.
В это время появился Семушкин, на пару с Федором тащивший два ящика самого дорогого шампанского.
— Господа программисты, приготовьте фужеры! Благодатный напиток с плато Абрау-Дюрсо жаждет выстрелить в потолок торжественным салютом, — провозгласил начальник отдела, скидывая пиджак и беря в руки бутылку. — Гусары сегодня гуляют!
Вместо хрусталя в дело пошли пластиковые стаканчики, и Роман, получив в руки неблагородную тару с шипучей жидкостью, спросил:
— Так по какому все-таки поводу праздник?
Несколько человек рядом с ним засмеялось. Народ все подходил и подходил. Далеко не всех он знал — не совпадали смены. Андрей Ильич, усевшись на стол — вольность, за которую он всегда ругал подчиненных, мило пояснил самому молодому члену команды:
— Как, Рома, вы разве еще не поняли? Посмотри на мониторы, что ты там видишь?
И тут до Романа дошло, что на дисплеях вертелись замысловатые картинки хранителей экранов, причудливые заставки, даже картинки компьютерных игр. Ни один из мониторов не был задействован в дело.
— Сегодня день победы, товарищ Бэд. По тайному сговору «большой семерки» нас отрезали от мировой сети. Враги признали наше превосходство и свою слабость в нашей отрасли. Это их полная, и безоговорочная капитуляция, как в Берлине в сорок пятом.
— И что же? Наша группа распускается? — спросил Роман, отхлебнув кисловатого, на его непросвещенный вкус, шампанского.
— Зачем, просто две трети личного состава уйдут в отпуск. Я что-то не помню, чтобы кто-то за последний год у нас отдыхал. Отдых будет большой, дней семь, не меньше. Но некоторым я не обещаю и этого. Как раз вам, Рома, отпуск не грозит. Эти наивные люди отрубили нас от основных сетей через Европу. А есть ведь еще Индия, Азия, Африка. Где-нибудь да подключимся, например, через спутник связи. Уже сегодня обещали один порт через Румынию.
Семушкин поглядел на ближайший экран, но на нем Олег в мрачном подземелье крушил жутких монстров.
— Я попробую, только пройду этот уровень, — пробормотал, не отрываясь от экрана, Олег. — Давно я так не отрывался.
Секунд через тридцать на его экране появилась традиционная надпись: «Level 2».
Игра продолжалась.
Часть пятая
КАВКАЗСКИЙ МОЛОХ
ЭПИЗОД 54
Колонна вошла в аул, находящийся в сорока километрах вглубь Чечни, в десять часов утра. В низинах еще прятался лохматый туман, но дальние горные вершины уже сияли во всей своей угловатой красе. Погода позволила вертушкам отработать по полной программе.
— Седьмой, все чисто, — донеслось из наушников, и майор Силантьев, взмахнув рукой, скомандовал:
— Вперед!
Это был самый обычный кавказский аул, громадные дома, сложенные большей частью не из кирпича, а из камня, гнезда, дающие приют порой сразу пяти поколениям одной семьи. Пыльные улицы были пусты, даже собаки не лаяли из-за высоких ворот — их давно уничтожили боевики.
Часть солдат и танк остались на окраине, еще же два танка и бронетранспортер на предельной скорости пронзили селение и застыли на противоположном его краю, на вершине пологого холма.
Силантьев не торопясь шествовал по самой середине улицы, разглядывая дома. Обветренное лицо его было бесстрастно, седина густо перемешалась с выгоревшими до белесости волосами. По многолетней привычке майор никогда не ходил в фуражке, предпочитая защищаться от чересчур яркого светила дешевенькими темными очками. Справа и слева от него цепью шли солдаты, настороженно вглядываясь в глухие каменные стены. Сзади майора шагали радист и переводчик Вагиз, высокий черноглазый парень, знающий добрый десяток наречий этой местности. И уже дальше, за ними неторопливо ползла командирская БМП.
На небольшой центральной площади с убогой мечетью Силантьева встретил глава местного самоуправления, мужик лет сорока с типичным для его возраста оплывшим лицом и солидным животом.
— День добрый, гаспадин майор! — приветствовал он комбата, пожимая его руку своими двумя.
— Привет, Айрат. Как у вас дела? Все спокойно?
— Все нормально, все хорошо. Разве у нас может быть по-другому?!
Глаза Айрата бегали, сам он казался неестественен в своем радужном оптимизме, но Силантьев давно служил на Кавказе и знал, что на подобные мелочи не стоит обращать внимания. Свой это человек или бандитский прихвостень — какая разница. В горах стоило рассчитывать только на себя. Уберешь этого — назначат другого, и он точно так же будет врать солдатам, потому что уйдут они, придут бандиты и надо будет так же угождать и им.
— Ну вот и чудненько. Тут у вас живет такой Бислан Фатаров, знаешь его?
Глава аула чуть замешкался, потом кивнул головой.
— Да, есть, очень уважаемый человек, аксакал.
— Вот и веди нас к нему.
Дорога была недалекой. Метров через пятьдесят Айрат остановился и не рукой, не кивком головы, одними глазами показал на большие высокие ворота, выкрашенные густой темно-зеленой краской. После этого мэр попятился и как-то мгновенно исчез, словно растворился в воздухе.
— Это действительно тот дом? — спросил Силантьев у переводчика.
Тот пристально глянул на мечеть, на зеленые ворота и утвердительно качнул головой.
— Он самый. Бислан Фатаров. Три сына у бандитов, перевалочный пункт поставок оружия для боевиков, должны быть и заложники.
— Ну что ж, зайдем в гости, — сказал майор.
Повинуясь его жесту, два солдата начали стучать в калитку прикладами. Она открылась почти сразу, чувствовалось, что незваных гостей давно ждут. С десяток солдат, ворвавшись во двор, быстро рассыпались во все стороны, настороженно оглядываясь по сторонам. Лишь после этого через калитку неторопливо прошел Силантьев. На крыльце дома его уже ожидала все многочисленное семейство, женщины, дети и впереди всей этой толпы высокий, худой старик в папахе, с суковатым батогом в руках. Морщинистое, загорелое лицо его было бесстрастно, лишь старческие, скрюченные подагрой пальцы сжимались и разжимались на отполированном набалдашнике резной палки из темного дерева.
— Добрый день, — вежливо начал Силантьев. — Вы Бислан Фатаров?
— Да, я, — подтвердил старик. Даже в этих коротких междометиях слышался сильный гортанный акцент.
— Где ваши сыновья?
— Двое в Москве, трое в Моздоке, брынзой торгуют.
— И давно они там торгуют?
— С весны.
— Много, однако, вы брынзы заготовили. Или не берут ее ингуши? Своей, наверное, хватает. Так когда ждать сыновей обратно?
— Седьмой, все чисто, — донеслось из наушников, и майор Силантьев, взмахнув рукой, скомандовал:
— Вперед!
Это был самый обычный кавказский аул, громадные дома, сложенные большей частью не из кирпича, а из камня, гнезда, дающие приют порой сразу пяти поколениям одной семьи. Пыльные улицы были пусты, даже собаки не лаяли из-за высоких ворот — их давно уничтожили боевики.
Часть солдат и танк остались на окраине, еще же два танка и бронетранспортер на предельной скорости пронзили селение и застыли на противоположном его краю, на вершине пологого холма.
Силантьев не торопясь шествовал по самой середине улицы, разглядывая дома. Обветренное лицо его было бесстрастно, седина густо перемешалась с выгоревшими до белесости волосами. По многолетней привычке майор никогда не ходил в фуражке, предпочитая защищаться от чересчур яркого светила дешевенькими темными очками. Справа и слева от него цепью шли солдаты, настороженно вглядываясь в глухие каменные стены. Сзади майора шагали радист и переводчик Вагиз, высокий черноглазый парень, знающий добрый десяток наречий этой местности. И уже дальше, за ними неторопливо ползла командирская БМП.
На небольшой центральной площади с убогой мечетью Силантьева встретил глава местного самоуправления, мужик лет сорока с типичным для его возраста оплывшим лицом и солидным животом.
— День добрый, гаспадин майор! — приветствовал он комбата, пожимая его руку своими двумя.
— Привет, Айрат. Как у вас дела? Все спокойно?
— Все нормально, все хорошо. Разве у нас может быть по-другому?!
Глаза Айрата бегали, сам он казался неестественен в своем радужном оптимизме, но Силантьев давно служил на Кавказе и знал, что на подобные мелочи не стоит обращать внимания. Свой это человек или бандитский прихвостень — какая разница. В горах стоило рассчитывать только на себя. Уберешь этого — назначат другого, и он точно так же будет врать солдатам, потому что уйдут они, придут бандиты и надо будет так же угождать и им.
— Ну вот и чудненько. Тут у вас живет такой Бислан Фатаров, знаешь его?
Глава аула чуть замешкался, потом кивнул головой.
— Да, есть, очень уважаемый человек, аксакал.
— Вот и веди нас к нему.
Дорога была недалекой. Метров через пятьдесят Айрат остановился и не рукой, не кивком головы, одними глазами показал на большие высокие ворота, выкрашенные густой темно-зеленой краской. После этого мэр попятился и как-то мгновенно исчез, словно растворился в воздухе.
— Это действительно тот дом? — спросил Силантьев у переводчика.
Тот пристально глянул на мечеть, на зеленые ворота и утвердительно качнул головой.
— Он самый. Бислан Фатаров. Три сына у бандитов, перевалочный пункт поставок оружия для боевиков, должны быть и заложники.
— Ну что ж, зайдем в гости, — сказал майор.
Повинуясь его жесту, два солдата начали стучать в калитку прикладами. Она открылась почти сразу, чувствовалось, что незваных гостей давно ждут. С десяток солдат, ворвавшись во двор, быстро рассыпались во все стороны, настороженно оглядываясь по сторонам. Лишь после этого через калитку неторопливо прошел Силантьев. На крыльце дома его уже ожидала все многочисленное семейство, женщины, дети и впереди всей этой толпы высокий, худой старик в папахе, с суковатым батогом в руках. Морщинистое, загорелое лицо его было бесстрастно, лишь старческие, скрюченные подагрой пальцы сжимались и разжимались на отполированном набалдашнике резной палки из темного дерева.
— Добрый день, — вежливо начал Силантьев. — Вы Бислан Фатаров?
— Да, я, — подтвердил старик. Даже в этих коротких междометиях слышался сильный гортанный акцент.
— Где ваши сыновья?
— Двое в Москве, трое в Моздоке, брынзой торгуют.
— И давно они там торгуют?
— С весны.
— Много, однако, вы брынзы заготовили. Или не берут ее ингуши? Своей, наверное, хватает. Так когда ждать сыновей обратно?