Сартинов Евгений. Тихая провинция (Маятник мести)

   - Что так?
   - Я охранником у одного босса работал, а его рванули на куски вместе с машиной. Хорошо еще, что я в другой машине ехал, а то бы и мои кишки на проводах висели.
   Получилось так, что Алексей рассказал почти чистую правду. Этого бедолагу Ремизов встречал на зоне, так далеко завела того судьба злодейка.
   - Господи, ужас-то какой! - Женщина даже перекрестилась. В последнее время Таисия зачастила в церковь, пытаясь вымолить у Бога свое счастье.
   - Так что сейчас я и без работы, и без крыши над головой, - продолжал жаловаться Алексей. - Деньги пока есть, а потом что-нибудь придумаю.
   - Тебя как зовут-то? - спросила она уже неподалеку от своего дома.
   - Леня. Леня Болдин, - назвался Ремизов своим вторым именем, машинально прибавив к нему фамилию бывшего телохранителя.
   - А меня Таисия, можно просто Тая, - она вполоборота стрельнула в него круглыми глазками и, тут же холодно поздоровавшись с тремя топтавшимися у подъезда старушенциями.
   - О, Тайка-то нового себе привела, на этот раз вроде даже и не грузин, - услышал Ремизов у себя за спиной.
   - Сучки старые, сидят у подъезда целый день, и мороз их не берет! прошипела Тая, поднимаясь по лестнице.
   Ремизов с трудом подавил улыбку.
   В квартире она сразу спросила.
   - Ты мыться будешь?
   - Обязательно! - подтвердил Алексей, с содроганием души вспомнив вонючую жижу Тротилки.
   Тая вручила ему огромное махровое полотенце, и вскоре Ремизов с наслаждением плескался в ванне. Хозяйке даже пришлось его поторопить. Постучав согнутым пальцев в дверь, она спросила.
   - Ты скоро там? Завтрак стынет!
   - Сейчас, выхожу! - крикнул в ответ Алексей, смыл с себя обильную пену и с сожалением покинул ванну. Вытершись, он обернул полотенце вокруг бедер и в таком виде появился на кухне.
   - Ну, наконец-то! - Таисия вроде бы сердилась, но глаза ее просто пожирали мощную, атлетическую фигуру этого гиганта. Такого мужика у нее еще не было.
   - Иди ешь и ложись, я быстро, - сказала она, уходя в ванную.
   Мгновенно проглотив обильный завтрак, Ремизов прошлепал в спальню, откинув в сторону полотенце, с разбегу прыгнул в упруго-податливую кровать и даже застонал от забытого ощущения комфорта обычной, нормальной жизни. Как он это раньше не ценил: тихую семейную жизнь, вовремя поданный вкусный завтрак, возможность в любой момент мыться в ванне и просто спать на широкой и удобной кровати. С этими мыслями он задремал, и только горячее тело хозяйки и ее
   сердитый шепот вернули Алексея к действительности.
   - Ну уж нет, так просто я тебе заснуть не дам! - заявила она, прижимаясь к Ремизову. - Сначала немного поработай.
   Алексей улыбнулся. Такая работа ему всегда нравилась.
   Спал он после этого почти сутки. Перед уходом на работу Таисия долго ломала голову: что ей делать с постояльцем? Внешне он внушал доверие, но на своем веку она уже не раз сталкивалась с обаятельными проходимцами. Обшарив карманы Ремизова, она обнаружила только деньги, старые автобусные билеты да связку ключей: дубликаты основного набора Годованюка, оставшиеся случайно в куртке. Поколебавшись, Тая надергала из открытой пачки денег, в счет платы за постой. На всякий случай Таисия забрала с собой самое ценное: золото и документы. Дверь у ней закрывалась обычным ключом, так что Алексей мог покинуть квартиру только через балкон. На пороге женщина еще раз в сомнении остановилась: надо было куда-нибудь его спровадить или взять с собой на дежурство. Но уж очень этот парень был хорош в постели, Таисии не хотелось терять его, вдруг еще обидится. Вся эта глупая мужская порода такая самолюбивая!
   Алексей проснулся в двенадцать ночи, сходил на кухню, поел и снова завалился спать. Окончательно он поднялся уже в пять утра. До прихода хозяйки Ремизов еще вдоволь наплескался в ванне, подняв при этом сумасшедшую гору мыльной пены. С приходом Таисии они позавтракали и долго занимались той же самой "работой", что и сутки назад.
   Уже днем, за обедом, Таисия осторожно закинула первую "удочку":
   - Домой-то не собираешься?
   - Нет. Как представлю, что снова с ней гавкаться прийдется, совсем туда показываться неохота. Мне пока и у тебя хорошо. Не выгонишь? - спросил Ремизов, намазывая сливочным маслом огромный кусок булки.
   - Живи, жалко что ли? - стараясь говорить небрежно, ответила Тая, а в глазах у нее так и полыхнула радость.
   - Ладно, деньги пока есть, поживу для себя, - развил свою мысль Алексей.
   - А то совсем переезжай ко мне, - не выдержала и раньше времени сорвалась Таисия. - А что, устроишься к нашим воротилам, им тоже телохранители нужны.
   - Ну уж и воротилы?! - снисходительно усмехнулся Алексей. Представляю, чем они ворочают в вашем вшивом городишке.
   - А что ты думаешь?! У нас один Нечай чего стоит!
   - Что за Нечай? - сразу ухватился за знакомое имя Ремизов.
   - Ну, ты что! Хозяин города. Он под себя всех подмял. Один Шамсудов еще мог с ним сравняться, царствие ему небесное. Тьфу ты, он же татарин, совсем забыла! - и Тая перекрестилась еще раз.
   Алексей все-таки осторожно вытянул из женщины все, что та знала. Особенно его заинтересовал дом Нечаева, недавно построенный на северной окраине города.
   - Может действительно к нему обратиться? - как бы в задумчивости спросил сам себя Ремизов.
   - А что, Лень, давай. Вот вернется он с юга и сходи к нему, оживилась женщина.
   - А он что, на юге? - не сумев скрыть разочарования, спросил Алексей.
   - Да, но скоро вернется.
   Таисия осталась довольна этим разговором. Досаду Ремизова она восприняла как желание остаться у нее навсегда. Вечером, перед уходом на работу, она даже помолилась втихомолку на цветной календарь с Богородицей, висящий на кухне.
   - Матерь Божья, сделай так, чтобы мне хоть теперь повезло! - такая предельно короткая молитва прозвучала из ее уст.
   В тот же вечер Алексей напросился проводить ее на работу и получил за это старую шапку сына из меха нутрии и дубликат ключей от квартиры. Вместо дома Ремизов отправился в другую сторону к новому дому Нечая. В неласковом свете ущербной луны он долго разглядывал белокаменный двухэтажный замок, стоящий в отдалении от серых лачуг городских окраин. Арочные полукруглые окна, затейливые башенки по углам крыши, фигурные решетки балконов все было выполнено со вкусом и талантом. Еще бы! Эскиз этого дворца исполнил сам Федор Кривошеев. Но окна дома, а это более всего интересовало Ремизова, оставались темными. Он подошел к невысокой, полутораметровой кирпичной ограде, хотел было залезть на нее, но с той стороны дружно взлаяли две собачьих глотки. Ремизов подождал, на лай никто не отреагировал.
   " Дом скорее всего на сигнализации", - понял Ремизов и подумал про собак - "А вот что с ними делать?"
   С полчаса побродив около белокаменного строения, Алексей пошел обратно в город. Из-за кустов за ним с интересом наблюдал Гриша Граф.
   ГЛАВА 48.
   Хотя по достигнутому результату командировка удалась, но домой Нечаев
   возвращался в дурном настроении. Поселившись в гостинице, Нечаев три дня ожидал прибытия нужного ему человека. Звали его Рахимов, невысокий, улыбчивый человек, около шестидесяти лет, с полуседой головой, ходивший в сопровождении двух квадратных телохранителей и высокого поджарого парня в дымчатых очках с повадками королевской кобры. Провинциальная жизнь не научила Геннадия этикету, и он долго не мог решить, где же представиться этому человеку. В ресторане? Но Нечай был слишком осторожен, черт его знает, может, за этим узбеком уже во всю идет ментовская охота или еще хлеще, смотрит ИНТЕРПОЛ. Обидно было бы так глупо засветиться. Отпадал и номер самого Рахимова. Нечаю казалось, что стены этой гостиницы нашпигованы микрофонами. Что делать, такие у провинциалов понятия. Геннадий, хотя и приоделся в хороший костюм, как-то нарядил своих варнаков, но все равно казался самому себе залетной пташкой среди этой рафинированной публики.
   Наконец Нечаю пришла в голову удачная идея. По его наблюдениям, Рахимов каждое утро начинал с посещения малого бассейна. Плавал он, как рыба, долго и с видимым наслаждением, наматывал размашистыми саженками целые километры. Вставал он рано, в семь часов, народ еще спал, и Геннадий решил, что лучшего места ему не найти. Оставив своих братков в небольшом холле в пределах слышимости, Нечай прошел в бассейн, скинул махровый халат и с легкой дрожью погрузился в теплую воду. Плавал он плохо, тем более не любил эти бесцельные лежания под палящим солнцем и на его белоснежной коже резко выделялись синие линии татуировки. Узбек как раз подплыл к той лестнице, с которой сошел в воду Геннадий.
   - Доброе утро, Рахим-Бай, - вежливо поздоровался Нечаев, зная со слов покойного посредника, что именно так его величают в ближайшем окружении.
   Рахимов прервал бесконечный заплыв, ухватился за лестницу и, взглянув в лицо незнакомца, довольно резко спросил.
   - Кто ты такой?
   - Мы занимаемся с вами одним бизнесом, только через посредников.
   - Каких именно? - насторожился Рахимов. Он уже просчитал этого парня, его дряблую мускулатуру, бледный цвет кожи, голубоватые татуировки.
   "Типичный браток нового замеса, явно из провинции и берет свое головой, а не мускулами".
   - Кулиев, Коч, Вербин, - назвал имена Нечай.
   - Понятно, - кивнул головой узбек и оглянулся. Геннадий также хотел посмотреть в ту сторону, но Рахимов задал другой вопрос. - И что вам нужно?
   - Мне хотелось бы установить связь непосредственно с вами, минуя этих людей.
   - И ради этого ты убил Усмонова? - узбек глянул на Нечая совсем другим взглядом, улыбка исчезла с его губ. - А ты знаешь, что он был сыном моего старого друга?
   Геннадий хотел сказать, что он не убивал Усмонова, но глаза старого узбека подсказали ему, что врать не стоит. И в ту же секунду Нечай ощутил на своих плечах тяжелые, крепкие руки. Скосив глаза, он увидел нависших над ним двоих гориллообразных телохранителей Рахимова. Откуда они появились и где его качки, Нечай не понял. Азиатские лица охранников сохраняли полнейшую бесстрастность, но Нечай понял, как именно они будут его убивать, просто утопят в этом самом бассейне.
   Рахимов сделал долгую паузу, разглядывая незадачливого просителя. Парень, без сомнения, провинился, он не знал порядков, бытующих в их кругу, он действительно убил сына его друга, все это правильно. Но сделал он это так ловко, что до сих пор никто не мог понять, куда исчез Усмонов и кто в этом виновен. За всем этим чувствовался расчетливый, холодный ум, а о том, что парень прошел хорошую
   школу, свидетельствовала его "наспинная роспись".
   "Он может пригодиться", - в конце концов решил узбек. За это время Геннадий успел почувствовать себя мертвецом, даже почки расслабились. И только голубоватая вода бассейна позволила ему скрыть от чужих глаз этот позор. Наконец гнев в глазах Рахимова потух, он глянул на своих жлобов, чуть качнул головой, и Нечай почувствовал, как исчезла тяжесть с его плеч.
   - Твое счастье, щенок, что я сам в последнее время был им недоволен. А о делах можешь поговорить с моим секретарем.
   И Рахимов, оттолкнувшись от лестницы, снова принялся наматывать на голубой воде свои бесконечные километры. Поднявшись на ватных ногах из бассейна, Нечай подобрал халат, зашел в холл и увидел своих парней, приткнувшихся друг к другу на том же диванчике. Сперва Геннадий подумал, что они мертвы. Но оказалось, что их просто напросто "отключили" да так здорово, что и в самолете, на обратном пути, они еле ползали и очень тяжело перенесли полет.
   Уже в последний день, перед отлетом, Геннадий зашел на смотровую крышу отеля полюбоваться окружающим пейзажем и увидел там Рахимова, сидевшего в шезлонге в теплом свитере и небольшой меховой шапочке с козырьком. Рахимов пил что-то горячее, не то кофе, не то чай, ноги его прикрывал роскошный клетчатый плед, а по обе стороны сидели два элегантных европейца, с которыми узбек очень мило беседовал, пользуясь услугами того самого "змееобразного" секретаря. Нечай увидел только спину Рахмет-бая, но ретировался тут же. Он понял, что старый узбек тоже совмещает приятное с полезным, работает. И поспешил исчезнуть из "зала заседания", чтобы его ни в чем не заподозрили.
   Вот поэтому Геннадий возвращался в Энск с чувством уязвленного самолюбия. Он привык чувствовать себя в своем городе большой фигурой, а теперь ему показали, что в другом масштабе он просто пешка. Но главный удар ждал его в аэропорту.
   ГЛАВА 49.
   День этот подобен был удару стремительно распрямившейся пружины. События, скапливавшиеся неделями, а то и годами, словно сжимали тугой узел проблем, чтобы разрядиться в единые сутки.
   В это утро Сергей Шелехов, следователь прокуратуры, наконец вздохнул
   с облегчением. Собрал все бумаги, лежавшие на столе, и направился прямиком к прокурору. С подчиненными Сундеев держался просто, поэтому когда Сергей зашел к нему в кабинет, то увидел, что тот пьет чай из большой фарфоровой кружки, а судя по расстегнутому кителю и обильному поту на челе, кружка эта была не первой. Про слабость прокурора к хорошему чаю знали все, за глаза называли его "самарский водохлеб". Родом Валериан Михайлович был из этого города, да и отец назвал его в честь красного вождя, чья фамилия некогда перекрывала славное имя Самары.
   - Садись, Сергей, попей чайку, - предложил Сундеев, кивая на обширный фарфоровый чайник. - Такой чай купил вчера, с ума сойти! Цейлонский, листовой. Запах сумасшедший! Тут все тропики, все пряности! Благодать.
   - Спасибо, но как-нибудь потом, - Шелехов улыбался, но весь горел нетерпением. Прокурор понял его состояние, со вздохом разочарования допил чай и, спрятав в шкаф заветный чайник, с любопытством уставился на следователя.
   - Ну, удивляй.
   Шелехов улыбнулся, достал из папки одну из бумаг, протянул ее прокурору и торжественно заявил.
   - Валериан Михайлович, я сделал вывод, что Годованюка убил не кто иной, как Алексей Ремизов.
   Сундеев с недоумением посмотрел на него, потом на лист бумаги перед ним.
   - А это что?
   - Это список вещей, что пропали из квартиры капитана.
   - Откуда ты знаешь, что у него пропало? - попробовал возразить прокурор. - Жены у него не было, подруги тоже. Откуда ты взял этот список?
   - Высчитал. Я видел, во что он был одет раньше, напряг память и припомнил все точно, остальное додумал.
   Шелехов привстал и карандашом начал показывать на списке называемые
   вещи.
   - Дня за два до этого Годованюк сменил куртку на пальто, но ботинки носил по-прежнему осенние, они у него теплые были, канадские. Куртки и зимних сапог дома у него не оказалось. Еще у него был джинсовый костюм, куртка осталась, а штаны исчезли. И самое главное - часы. У Годованюка исчезли его знаменитые часы, помните, с тремя циферблатами, он еще хвастался ими?
   - А, ну как же, швейцарские, - припомнил Сундеев.
   - Вот именно. Их не нашли ни в квартире, на нем.
   - Может, сняли те кто нашел его? - высказал свое предположение прокурор.
   - А почему они не забрали бумажник с деньгами? К тому же рука капитана оказалась под ним, так что если бы они видели часы, то переворачивали тело, а этого не было.
   - И из этого ты сделал вывод, что именно Ремизов убил Годованюка?
   - Не только. Просто я как-то видел их рядом. Они одного роста, одной комплекции, только Годованюк немного поуже в плечах, вот почему Ремизов не взял джинсовую куртку, она на него не налезла. Ну, а далее все просто: отсутствие отпечатков пальцев по всей комнате, свежевымытый пол с отсутствием следов человека, якобы только что пришедшего с улицы, закрыт только один из трех замков, как раз тот, который можно закрыть снаружи.
   - Логично, - признался прокурор, машинально застегивая одну из пуговиц кителя. - И что из этого следует?
   - А то, что мы ищем не того человека, - Шелехов поднялся со стула и возбужденно стал ходить по комнате. - Мы ищем бомжа в рваной фуфайке, скрывающегося по подвалам, а на самом деле имеем дело с хорошо одетым человеком.
   И он ткнул пальцем в список вещей. Сундеев посмотрел на него с удивлением, в таком азарте он видел молодого следователя в первый раз.
   - Ну что ж, надо ехать в управление, - вздохнул прокурор, поднимаясь с кресла и застегивая последнюю пуговицу кителя.
   Почти в это же время в аэропорту областного центра ожидали прибытия самолета с юга. Нечая встречали двое, главный финансист Шишкин и Фугас. Оба заметно нервничали. То, что им надо сообщить хозяину, вряд ли его обрадует. Когда от толпы прибывших отделилась троица энских коммивояжеров и направилась к ним, оба встречающих как-то враз по-крестьянски сорвали с головы шапки.
   - Как отдохнули, Геннадий Алексеевич, - подобострастно спросил главбух криминального синдиката, пожимая хозяину руку.
   - Кабаки они и в Африке кабаки, - буркнул Нечай, с недоумением разглядывая странный состав "почетного караула". - А Рыдя чего не приехал?
   - У него, как бы это сказать, большие неприятности, - начал было Шишкин, но
   его прервал нервно оглянувшийся по сторонам Фугас.
   - Давайте в машине об этом поговорим.
   Нечай согласился но, пока ждали багаж и шли к машине, Геннадий чуть не сломал себе голову, размышляя о том, что могло случиться с его первым боевиком. Поток догадок метался от реальных, что Рыдю подстрелили, до фантастических и худших, что Рыдя решил в его отсутствие прибрать власть в городе. Нечай хорошо знал своего "адъютанта" и не мог представить себе Рыдю в такой роли, но чем черт не шутит? Правда оказалась настолько страшной и неожиданной, что Нечай несколько секунд сидел молча, потом тихо спросил.
   - Кто?
   - Не знаем. Весь город перевернули, и ничего, - ответил Фугас.
   - А менты что говорят? - спросил Нечай.
   - Говорят, маньяк, - ответил Шишкин.
   - Дурачье! - Нечай так разозлился, что сорвал с себя дорогой импортный галстук и забросил его в угол машины, за сиденья. - Маньяк действует в одиночку, он не соображает, что делает, он кромсает в куски, а не вырезает из спины ремни! А вы представляете, чтобы с Серегой кто-нибудь справился в одиночку?
   Оба его собеседника отрицательно покачали головами. Нечай вынул из кармана пачку сигарет, нервным движением достал одну, глубоко затянулся и спросил.
   - Это все "приятные" новости?
   - Нет, - сознался Фугас. - Вчера и сегодня ночью еще двоих наших зарезали. Рыдиных телохранителей, Валеру и Зубка.
   - Так же, как Рыдю? - насторожился Нечай.
   - Нет, но обоих в подъезде дома, и у обоих горло перерезано.
   Нечай замолк и думал всю оставшуюся дорогу. Было похоже, что он наконец столкнулся с тем, чего боялся сильнее всего: с сильным, а главное, невидимым противником.
   - Весело вы меня встречаете, нечего сказать, - только и сказал Геннадий, уже подъезжая к городу. И скомандовал. - Рули в контору, разбираться будем.
   День прошел бурно. Он вызывал в контору своих братков, ответственных
   за районы города, теребил их, расспрашивал о молодых парнях, идущих в рост на их территориях. После осенней войны с "Волчатами" Нечай особенно побаивался этой непредсказуемой молодежи. Он поставил на уши свою агентуру из старых уголовников, но те клялись и божились, что никто, из вернувшихся в последнее время, на такое не способен, так, мелкая сошка. Не принес результатов и опрос закупленных с потрохами ментов. Следствие топталось на месте, ни на шаг не придвинувшись к истине. Уже вечером, замотанный Фугас вдруг вспомнил.
   - Да, совсем забыл! Вчера звонил этот, мэр, Спирин.
   - Ну!? - поторопил туповатого подручного Нечай.
   - Просил позвонить, как приедешь.
   Геннадий был готов убить его.
   - Ты что, не мог мне раньше сказать?! - сказал он после фейерверка цветистых ругательств. - Про это надо было сказать в первую очередь!
   Он быстро набрал номер городской квартиры Спирина, тот ответил сразу.
   - Да, Спирин слушает?
   - Это я, - негромко сказал Геннадий, благо слышимость была хорошей. Извини, что поздно, но ты просил позвонить.
   - Да-да! - Виктор покосился на примостившуюся в кресле Вику, она с интересом листала толстый каталог с цветными фотографиями фресок Ватикана. Книгу Спирин привез из единственной своей зарубежной поездки в Италию, с делегацией мэров области в родственную Перуджу.
   - Помнишь, как-то в машине ты предложил мне одно кардинальное решение? Я тогда его отверг, а сейчас назрела необходимость.
   Нечаев долго молчал. Виктор уже начал бояться, что тот не понял, о чем идет речь, но собеседник спросил после паузы.
   - Ты про художника? Это срочно?
   - Да, желательно сегодня.
   - Хорошо, сделаем, - пообещал Нечай.
   Спирин положил трубку, подошел к девушке. Та подняла на него восторженные глаза.
   - Бесподобно! Неужели ты все это видел?
   Виктор рассмеялся.
   - Ну что ты! Нас таскали по разным муниципалитетам, какие-то больницы для бедных посещали, столовые для бездомных. А хочешь, увидим все это вместе?
   - Как это? - удивилась Виктория.
   -Я вот думаю, а почему бы нам после свадьбы не махнуть куда-нибудь в свадебное путешествие? Хоть в Италию, хоть на Канары, а? В отпуске я уже три года не был, почему бы не съездить в Рим, не посмотреть, как они празднуют католическое Рождество? На Папу посмотреть? Ты согласна?
   Виктория улыбнулась, но менее радостно, чем ожидал Спирин.
   - Ты что, не хочешь? - удивился Спирин.
   - Я то хочу, - вздохнула девушка, а потом показала на свой живот, - а вот захочет ли он? Меня что-то подташнивает эти дни.
   Спирин рассмеялся, прижал ее к себе и нежно поцеловал в щеку.
   А за сутки до этого Спирин в шестом часу вечера возвращался домой в прекрасном настроении. Вика жила у него уже несколько дней, и теперь он ехал с улыбкой, представляя, как хорошо они проведут этот вечер. Машина свернула с одной улицы на другую, Виталик врубил повышенную передачу, но набрать скорость не успел, и слава богу. В свете фар спиринской "Волги" появилась пошатывающаяся фигура, бредущая наперерез машине. Шофер нажал на тормоза и одновременно рванул руль машины влево. "Волгу" занесло, но она чудом прошла в каких-то сантиметрах от тела человека.
   - Вот сволочь, ведь сам под колеса полез! Чуть не задавил! - вскипел, вытирая пот, Виталик. Он уже хотел тронуться с места, но Спирин остановил его.
   - Постой-ка! Встань здесь, я сейчас.
   Виктор вышел из машины и пошел назад. Ему показалось, что он узнал этого человека. Догнал он его уже около подъезда, положив руку на плечо остановил.
   - Федька, стой!
   Тот остановился и пошатываясь, повернулся к Спирину лицом. Художник был мертвецки пьян. Таким Виктор его еще ни разу не видел. Иногда Кривошеев действительно хорошо "гудел", но и в такие дни оставался самим собой: умным, добрым, только ирония его переходила в сарказм, да и тот был направлен в первую очередь на самого себя.
   - Ты что, Федор?! Мы ведь тебя чуть не сбили, сам под колеса лез?!
   Кривошеев все же узнал его.
   - А-а, господин мэр! Какое счастье. Мы лицерз-лицезреем, - это он еле выговорил, - самого мэра города Энска. Боже мой, какая радость. "Королева в восторге!" - внезапно завопил Федор словами кота Бегемота из "Мастера и Маргариты". В свое время они со Спириным сходили с ума по этому роману и Федор пробовал даже рисовать к нему иллюстрации.
   Спирин испуганно оглянулся по сторонам.
   "Не хватало еще, чтобы нас замели в вытрезвитель", - подумал он.
   - Федь, пошли домой! - стал уговаривать он художника. - Пошли, я на машине, мы тебя быстренько довезем и уложим в постель.
   Федор, до этого просто висевший на руках Спирина, вдруг уперся и пьяно мотнул головой.
   - Не хочу домой, хочу туда, к себе! - и он потянул Виктора в подъезд дома, где находилась его студия.
   - Ну хорошо, пошли сюда, на диванчике отоспишься, - согласился Спирин.
   Он буквально тащил художника по лестнице, а тот еще издевался по своему обыкновению.
   - Какая великая честь: сам мэр стольного града Энска тащит на своих плечах задрипанного художника Федьку Кривошеева. Мало того, что этого художника не только из Парижа, но и из Москвы в телескоп не разглядеть, так он еще, мерзавец, и пьян. Слава нашему доблестному мэру, ура товарищи! заорал Федор во всю глотку.
   - Да помолчи ты! - прошипел на него истекающий потом Спирин, нервно оглядываясь по сторонам. После предвыборной компании плакаты с его изображением висели на каждом шагу, так что не слишком радовала возможность быть узнанным на темной лестничной клетке в компании с пьяным художником. Наконец они добрались до студии, дверь оказалась открытой, Виктор дотащил друга до дивана, уложил его поперек старомодного кожанного чудища и, тяжело отдуваясь, сказал.
   - Ну ты совсем окабанел! В тебе уже наверное, целый центнер весу. Художник! Мясником тебе работать надо.
   Спирин огляделся по сторонам. Новых картин он увидел мало, но зато за диваном стояла добрая дюжина пустых бутылок.
   - Ого! Сколько ты уже квасишь? - спросил он художника, раскинувшегося на диване.
   - А черт его знает, - ответил тот, не открывая глаз. - Как узнал, что Вика за тебя замуж выходит, так и загудел.
   Спирин поразился. Его удивил и срок запоя, и повод. То, что Федор влюбляется часто и бурно, он знал еще с юности. Виктор посмеивался над ним, но воспринимал это как должное - все-таки художник, ему положено. Но то, что тот серьезно увлекся Викой, его удивило. Ведь Кривошеев сам познакомил их, сам нашептывал на ухо Спирину: "Займись ей, девушка что надо, как раз для тебя".
   Виктор сел на краешек дивана рядом с художником, добродушно ткнул его
   пальцем в живот и спросил.
   - Ну, а чего тогда ты нас так лбами сталкивал, если сам в нее был влюблен?
   - Рожденный пить, летать не может, - не открывая глаз, пробормотал Федька и добавил. - С нашей то рожей да в калашный ряд. Она на тебя сразу запала, как только ты в студию вошел. Я же видел, как у нее глазки вспыхнули.