- Но Дьявол!.. - взревел звездоносный генерал.
- Если это Дьявол, - вставил министр внутренних дел.
- Друзья мои, - устало проговорил Президент, - некогда один из моих предшественников - великий президент военного времени - когда его упрекнули за переговоры с сомнительными иностранцами, сказал: "Если понадобится навести мост через реку, я пройду по нему и с Дьяволом" [намек на Франклина Делано Рузвельта (1882 - 1945), 32-го президента США, четырежды занимавшего этот пост, и его слова, сказанные по поводу договора со Сталиным]. А сейчас другой президент не побоится вступить в сделку с Дьяволом, если это поможет найти выход из положения. - Он посмотрел на меня. - Мистер Смит, не объясните ли вы мне, что, к черту, здесь происходит?
- Господин Президент, - запротестовал минзос, - не слишком ли нелепо растрачивать на это наше время? Если пресса пронюхает хоть о чем-либо, происходящем в этих стенах...
- Не больно-то они разживутся, - фыркнул государственный секретарь. Как бы они этим воспользовались? Связь-то не работает. К тому же, мистер Смит сам является представителем прессы - стоит ему захотеть, и нам ничего не удастся сохранить в тайне.
- По-моему, мы напрасно тратим время, - вмешался генерал.
- Мы все утро попусту тратили время, - не удержался от замечания министр торговли.
- Я потратил его куда больше, - сказал я им. - И могу объяснить все происходящее, только вы не поверите ни единому слову.
- Мистер Смит, - проговорил Президент, - мне не хотелось бы вас упрашивать.
- Вы и не упрашивали меня, сэр, - огрызнулся я.
- Тогда, может быть, вы со своим другом присядете к столу и расскажете, зачем сюда пришли?
Я пересек комнату и подошел к одному из указанных кресел; Дьявол, тяжело ступая, последовал за мной - хвост его дергался от возбуждения. По дверям больше никто не молотил.
По дороге я чувствовал, как буравят мне спину взгляды сидящих за столом. "Господи Боже мой, - подумал я, - что за положение - заседать вместе с Президентом, его кабинетом, пентагонскими шишками, сонмом высокоученых мужей и всяческих консультантов! И хуже всего, что не успеет еще все кончиться, как они разорвут меня на клочки.". Я мечтал лишь разыскать обладающего властью или близкого к ней человека, который согласился бы просидеть на месте достаточно долго, чтобы выслушать меня.
И вот они все готовы внимать мне - и не просто один человек, а битком набитая комната - а я до смерти перепуган. Министр здравоохранения, образования и социального обеспечения уже показал зубы, генерал тоже; остальные пока бесстрастно помалкивали, но я не сомневался, что и они вскоре последуют примеру этих двоих.
Как только я сел и придвинулся к столу, Президент обратился ко мне:
- Расскажите нам все, что вам известно. Я несколько раз видел ваши выступления по телевидению, а потому не сомневаюсь, что вы сумеете сделать ясное и интересное сообщение.
Я не знал, как начать, как уложить в минимальное время повествование обо всем случившемся за последние несколько дней. И вдруг понял, что для этого существует лишь один путь - представить, что стою перед камерой и микрофоном и делаю лишь то, чем занимался годами. За исключением того, что мне придется труднее обычного. Ведь в студии у меня всегда было время мысленно выстроить схему всего, о чем я хочу сказать, а порой мне мог помочь выйти из затруднения сценарий. Здесь же я был предоставлен себе, и это мне не слишком нравилось, но мне не оставалось ничего, кроме как выбираться из этого положения любым способом.
Все взгляды были устремлены на меня, и я понимал, что многие из присутствующих готовы выплеснуть на меня всю злость, вызванную оскорблением, которое наносило происходящее их интеллекту; другие же просто забавлялись, отлично зная, что никакого Дьявола в природе существовать не может, и ждали, чем же закончится этот анекдот. Кроме того, полагаю, кое-кто из них был напуган, однако это не имело значения, поскольку они испугались еще до нашего с Дьяволом здесь появления.
- Кое-что из того, о чем я собираюсь рассказать, вы можете проверить, - я посмотрел на государственного секретаря. - В частности, обстоятельства гибели Фила. - Я видел, что он удивлен, но продолжал, не давая ему возможности вставить слово: - Однако большую часть проверить невозможно. Я буду придерживаться правды - или настолько близко к правде, насколько смогу. А уж поверить ли в это, полностью или хотя бы частично, или нет решать вам...
Теперь, когда я уже начал, продолжать оказалось легче. Я представлял себе, что нахожусь не в президентском кабинете, а в студии, и по окончании рассказа просто встану и уйду.
Они сидели и спокойно слушали, хотя время от времени кто-то и начинал тревожно ерзать, словно собираясь прервать мою речь. Но всякий раз Президент жестом призывал их к молчанию, предлагая мне продолжать. Я не следил за временем, однако полагаю, что занял не больше пятнадцати минут. Я излагал лишь самую суть, отбросив все, кроме основного.
Когда я закончил, на протяжении какого-то времени никто не проронил ни слова; я тоже молча сидел, поглядывая на них.
Наконец зашевелился директор ФБР.
- Очень интересно, - сказал он.
- Да уж! - едко поддержал его генерал.
- Как я понял, - проговорил министр торговли, - ваш друг возражает против того, что мы вносим в этот мифический мир слишком много разнородных элементов, которые обрезают крылья любым попыткам образовать порядочное правительство.
- Не правительство, - быстро возразил я, поражаясь, как можно в политических терминах говорить об описанном мною мире. - Культуру. Или, может быть, это стоит назвать образом жизни. Или целью - хотя в этом мире, кажется, не существует единой цели. Каждый следует собственным веселым и сумасбродным путем. Не существует никакого общего направления. Конечно, я провел там всего несколько часов и, как вы понимаете...
Министр финансов бросил испуганный взгляд на министра торговли.
- Неужто вы хотите сказать... - он почти кричал, - что хоть чуть-чуть верите... в эти сказки... эти...
- Не знаю, верю ли, - ответил министр торговли. - Но перед нами достойный доверия очевидец, который, я уверен, лжесвидетельствовать не станет.
- Его одурачили! - возопил министр финансов.
- Или он валяет дурака перед публикой, - заявил минзос.
- Если позволите, джентльмены, - проговорил госсекретарь, - хочу заметить, что меня поразило одно из утверждений. Согласно заключению коронера, Филип Фримен скончался от сердечного приступа. Однако ходили упорные толки о том, что он был убит стрелой, выпущенной человеком, одетым на манер древнего лучника. Никто, разумеется, в это не поверил. Слишком невероятно. Однако история, которую мы только что выслушали, также невероятна и...
- А вы в нее верите? - спросил минзос.
- Поверить трудно, - ответил госсекретарь, - но я бы не советовал просто отбрасывать ее, запихивать под ковер, не взглянув вторично. По крайней мере, ее стоит обсудить.
- Возможно, нам стоит поинтересоваться, что думают на этот счет наши достопочтенные ученые, - предложил генерал; повернувшись на стуле, он кивнул в сторону людей, сидевших вдоль стены.
Один из них медленно встал. Это был нервный, худой старик, седой и на свой странный лад довольно внушительный. Он говорил осторожно, сопровождая слова легкими жестами рук, изрисованных синими прожилками вен.
- Я не могу выступать от имени всех своих коллег, и я оставляю каждому из них возможность поправить меня, если я ошибаюсь. Но с моей - и тщательно обдуманной - точки зрения, обрисованная нам ситуация представляется, должен прямо сказать, нарушающей все известные научные принципы. Я бы сказал, что такое невозможно.
И он сел - так же осторожно, как вставал, предварительно крепко ухватившись за подлокотники.
В кабинете повисло молчание. Некоторые из ученых выразили согласие легкими кивками, остальные не шевельнулись.
- Эти тупицы и ничтожества не верят ни единому слову, - обращаясь ко мне, сказал Дьявол.
Он произнес это достаточно громко, чтобы в наступившей тишине его услышали все; можно предположить, что и раньше кому-нибудь случалось охарактеризовать их подобным образом, однако вот так, прямо в лицо им заявили об этом, скорее всего, впервые в жизни.
Я кивнул Дьяволу, упрекая за выбор слов, но соглашаясь с их существом. Я понимал, что они не отважатся поверить; ведь всякий поверивший рисковал превратиться во всеобщее посмешище.
Вскочив на ноги, Дьявол грохнул по столу массивным, волосатым кулаком. Из ушей у него взвились тоненькие струйки дыма.
- Вы сотворили нас! - завопил он. - Своими грязными, злобными умишками; своими прекрасными, расплывчатыми умами; своими мямлящими, неопределенными, томящимися, боязливыми умами - вы сотворили нас и мир, в который нас поместили. Вы сделали это, не ведая, что творите, и вас нельзя за это винить, хотя можно было бы предположить, что люди, столь сведущие в физике и химии, смогли бы разобраться и в этих невозможных вещах, которые, как утверждают ваши ученые, происходить не могут. Но теперь, когда вы знаете, когда знание это навязано вам насильно, - теперь вы морально обязаны предложить средства для исправления тех плачевных условий, в которых вы обрекли нас существовать. Вы можете...
Президент тоже вскочил на ноги и, подобно Дьяволу, также хватил по столу кулаком - хотя общий эффект был заметно меньшим, поскольку дым у него из ушей не повалил.
- Месье Дьявол, - воскликнул он. - Я требую, чтобы вы ответили на ряд вопросов. Если верить вашим словам, это вы остановили машины, прекратили работу радио и...
- Вы чертовски правы, их остановил я, - взревел Дьявол. - Я остановил их по всему миру, но это лишь предупреждение, наглядно демонстрирующее, что может произойти. Я поступил гуманно. Машины остановились плавно, ни единая живая душа не пострадала. Я позволил самолетам приземлиться, прежде чем их двигатели заглохли. Я позволил работать заводам, чтобы сохранились рабочие места, заработки, чтобы производилась продукция...
- Но мы погибнем без транспорта! - воскликнул министр сельского хозяйства, до сих пор хранивший молчание. - Если нельзя перевозить продовольствие, начнется голод! Если положение не улучшится, бизнес зайдет в тупик!
- А армия! - вскричал генерал. - Без самолетов, техники, связи...
- Это еще что, - пообещал им Дьявол. - В следующий раз вне закона будет объявлено колесо. Ни одно из них не повернется. Ни заводы, ни велосипеды, ни роликовые коньки, ни...
- Пожалуйста, месье Дьявол, - заорал Президент, - не можете ли вы умерить голос? И пусть все остальные говорят потише. Мы ничего не выиграем от ссоры. Мы должны быть благоразумны. Я задал один вопрос, а теперь хочу задать другой. Вы утверждаете, что сделали это. А теперь скажите нам, как.
- Ну, я... - Дьявол замялся. - Ну, я просто сделал это - и все. Я сказал, чтобы это произошло, - и оно произошло. Я многое делаю так. Видите ли, таким вы меня представляли, и вы сами вложили в меня эти способности. Дьявол может учинить все что угодно - дурное, разумеется. Сомневаюсь, чтобы я столь преуспел в добрых делах.
- Колдовство, джентльмены, - сказал я. - Вот единственное объяснение. И не упрекайте в этом Дьявола - мы сами измыслили его таким.
Старый джентльмен, выступавший от имени ученых, с трудом воздвигся на ноги. Он потрясал над головой сжатыми кулаками.
- Колдовство! - пискнул он. - Колдовства быть не может! Законы науки отрицают...
Он собирался продолжать, однако голос изменил ему; старец еще некоторое время стоял, пытаясь совладать с дыханием и голосом, но отказался от своего намерения и сел.
- Может быть, и нет, - согласился Дьявол. - Может, законы науки и отрицают. Но что нам до науки? Следующим на очереди будет колесо, потом электричество, затем, скорее всего, огонь, хотя так далеко я пока не заглядывал. А когда все это свершится - назад, к феодальному замку, к старым добрым средним векам, когда о нас думали много и честно...
- Теперь, сэр, - перебил его Президент, - следующий вопрос, если вы уже кончили с угрозами.
- Благородный сэр, - проговорил Дьявол, изо всех сил пытаясь быть вежливым. - Я вовсе не угрожаю. Я лишь поясняю, что может быть сделано и что будет приведено в исполнение...
- Но почему? - спросил Президент. - На что вы жалуетесь?
- Жалуюсь! - взревел Дьявол, начисто забывая в гневе о вежливости. Вы спрашиваете, на что я жалуюсь? Хортон Смит, раненный под Геттисбергом; голыми руками сражавшийся с Дон Кихотом; едва не пойманный в ужасной чаще злобным чудовищем, - Хортон Смит выразил причины моего недовольства достаточно ясно. - В знак своих честных намерений Дьявол с рева перешел на обычный крик. - Некогда наша земля была заселена стойким народом некоторые из нас были откровенно добрыми, другие - столь же откровенно злыми. Я не обманываю вас, друзья, - лично я принадлежал к числу самых злых. Но у нас, по крайней мере, была цель, и стремление к ней уравновешивало добро и зло, чертей и фей. Но к чему мы пришли теперь? Я говорил вам об этом. Теперь среди нас Ли Абнер, Чарли Браун и Пого. Среди нас Сиротка Энни и Дагвуд Бамстед, Двойняшки Бобси, Горацио Олджер, мистер Магу, Тинкербелл, Микки-Маус, Хауди-Дуди... [Весь этот перечень составляют персонажи комиксов и мультфильмов, причем нередко - того и другого сразу.]
Президент знаком попросил его замолчать.
- Полагаю, мы поняли вашу точку зрения.
- У них нет характеров, - проговорил Дьявол. - Нет ни вкуса, ни стиля. Совершенно бессодержательные существа. Нет в них ни честного зла, ни подлинного добра - от их добродетелей попросту тошнит. Признайтесь как на духу - можно ли построить стоящую цивилизацию, имея дело с такими обитателями?
- Тошнит не только этого джентльмена, - вмешался минзос. - Понять не могу, к чему нам весь этот балаган?
- Чуточку терпения, - сказал Президент. - Я хочу попытаться извлечь из этого рациональное зерно. С вашего разрешения, разумеется...
- Очевидно, - заметил Дьявол, - вы раздумываете сейчас над тем, что можно предпринять.
- Совершенно верно, - подтвердил Президент.
- Вы можете положить конец всему этому идиотизму. Можете остановить всех этих Ли Абнеров, Микки-Маусов и Хауди-Дуди. Можете вернуться к честной фантазии. Можете думать о злых и добрых силах и существах, верить в них...
- В жизни не слыхивал более позорного предложения! - воскликнул, вскочив, министр сельского хозяйства. - Он предлагает ввести контроль над мыслями! Он станет диктовать нам шкалу ценностей, с которой мы должны соизмерять развлечения, хочет задушить литературное творчество и театр. И даже согласись мы на это - как осуществить подобную программу? Законов и указов окажется недостаточно. Если начать какую-то секретную кампанию, а она должна быть совершенно секретной, то я уверен, удержать такую затею в тайне удастся не больше трех дней. Но пусть даже нам повезет - и в этом случае потребуются миллиарды долларов и долгие годы всяческих ухищрений Мэдисон Авеню; да и то вряд ли выйдет что-нибудь путное. У нас не темные века, честностью помыслов которых, по-видимому, так восхищается этот джентльмен. Мы не можем заставить наш народ или народы всего мира снова поверить в дьяволов и чертей - да и в ангелов тоже. Предлагаю закончить на этом обсуждение.
- Мой друг воспринимает этот случай слишком всерьез, - заявил министр финансов. - Ни я, ни - подозреваю - большинство остальных здесь присутствующих не смотрят на это так. Обсуждать эту смехотворную ситуацию даже в сослагательном наклонении - значит, по-моему, наносить оскорбление нормальной процедуре.
- Слушайте! Слушайте! - воскликнул Дьявол.
- Хватит с нас ваших дерзостей! - оборвал его фэбээровец. - Не в лучших американских традициях позволять не имеющему никакого реального, фактического права на существование порождению абсурда преднамеренно оскорблять государственный совет.
- Ну, все! - взъярился Дьявол. - Не имеющий фактического права на существование, говорите вы? Я вам покажу, дурачье! В следующий раз я приду, когда прекратят вращаться колеса, исчезнет электричество - я вернусь, и тогда, может быть, у нас появится фактическое право на честную сделку. - С этими словами он схватил меня за руку. - Мы уходим, с вашего позволения.
И мы исчезли - несомненно, во вспышке зловония, света и дыма. Во всяком случае, мир вновь исчез, сменившись тьмой и ревом ветра, а когда мрак рассеялся, мы опять оказались на тротуаре перед оградой Белого Дома.
- Ладно, - победоносно провозгласил Дьявол, - кажется, я им все растолковал. Посбил спеси. Видели вы их физиономии, когда я назвал их дурачьем?
- Да, это у вас неплохо вышло, - с отвращением согласился я. - С изяществом борова.
Он потер руки.
- А теперь - колесо!
- Подождите с этим, - предостерег я. - Вы уничтожите этот мир, но что произойдет тогда с вашим собственным?
Однако Дьявол не слушал меня. Со странным выражением он воззрился на что-то, происходившее на улице у меня за спиной. Толпа, окружавшая Дьявола в момент моего появления, рассосалась, но в парке на той стороне улицы скопилось немало народу, и все они возбужденно гудели.
Я повернулся и посмотрел.
И менее чем в полуквартале увидел Дон Кихота, стремительно приближавшегося к нам верхом на галопирующем мешке с костями, служившем ему лошадью. Забрало его шлема было опущено, щит поднят, на солнце сверкало замершее параллельно земле копье. За ним поспешал Санчо Панса, с энтузиазмом нахлестывая осла, который, сгорбившись, скакал на прямых ногах, чем-то напоминая вспугнутого кролика. Одной рукой Санчо размахивал хлыстом, а другой крепко прижимал к боку наполненное какой-то жидкостью ведро - оно опасно накренилось, когда осел попытался догнать несущегося коня. А за ними гарцевал единорог - ослепительно-белый в ярком солнечном свете; стройный серебряный рог походил на серебряное копье.
Двигался он легко и изящно, и казался воплощением грациозности, и на его спине восседала в дамском седле Кэти Адамс.
Дьявол протянул ко мне руку, но я оттолкнул ее и сам обхватил его за талию, пытаясь в то же время уцепиться ногами за железные прутья ограды. Я действовал, не размышляя, без всякого плана - не уверен даже, что понимал тогда, зачем поступаю именно так. Но, видимо, что-то подсознательно подсказывало мне, что это - единственно возможный путь. Если я смогу задержать здесь Дьявола хоть на секунду, то подоспеет Дон Кихот, и если глаз его верен, то Дьявол окажется нанизанным на копье. А помимо желания получше закрепиться на месте, что-то еще говорило мне о возможном влиянии на него железа - наверное, потому я просунул ногу между прутьями решетки.
Дьявол пытался вырваться, но я висел на нем, обеими руками обхватив вокруг пояса. Шкура его воняла, и там, где я касался ее лицом, вся была покрыта липким зловонным потом.
Он боролся изо всех сил, сыпал ужасными проклятиями, молотил меня кулаками, но краешком глаза я уже заметил приближающееся копье. Топот копыт все приближался, наконечник копья с мягким, хлюпающим звуком впился в тело, и Дьявол упал. Я разжал руки и тоже упал на тротуар, а нога так и осталась зажатой между прутьями ограды.
Повернувшись, я увидел, что копье поразило Дьявола в плечо. Он извивался и мяукал. Он размахивал руками, и из уголков рта сбегала пена.
Дон Кихот поднял руку и попытался откинуть забрало шлема. Его заело. Рыцарь дернул с такой силой, что сорвал с головы весь шлем. Вырвавшись из рук, он со звоном покатился по тротуару.
- Негодяй! - вскричал Дон Кихот. - Я призываю тебя сдаться и связать себя клятвенным обещанием воздерживаться впредь от дальнейшего вмешательства в дела человеческого мира!
- Убирайся в ад и будь проклят! - бушевал Дьявол. - Я не уступлю никакому любителю совать нос в чужие дела! Никакому типу, что шныряет и вынюхивает, не пахнет ли новым крестовым походом! А из всех этих типов ты самый худший, Кихот. Ты способен почуять доброе дело за миллион световых лет - и тут же опрометью кинешься его свершать. А я не хочу этого! Понимаешь, я этого не хочу!
Санчо Панса спрыгнул с осла и бежал теперь к нам - я заметил, что в ведре, которое он тащил, болтался еще и ковш. Санчо остановился перед Дьяволом и ковшом плеснул на него немного жидкости. Жидкость кипела и шипела, а Дьявол корчился в агонии.
- Вода! - ликуя, вопил Санчо Панса. - Вода, благословленная святым Патриком! Самая могучая на свете!
Он выплеснул на Дьявола еще ковш. Дьявол корчился и визжал.
- Клянись! - кричал Дон Кихот.
- Сдаюсь! - взвыл Дьявол. - Сдаюсь и клянусь!
- И еще поклянись, - угрюмо проговорил Дон Кихот, - что все причиненные тобой беды кончатся - и немедленно.
- Нет! - взвизгнул Дьявол. - Нет, или все мои труды пойдут прахом!
Санчо Панса швырнул ковш на тротуар и двумя руками поднял ведро, готовясь выплеснуть на Дьявола все его содержимое.
- Остановись! - вскричал Дьявол. - Убери эту проклятую воду. Я окончательно сдаюсь и обещаю выполнить все ваши требования.
- Тогда, - не без некоторой церемонности проговорил Дон Кихот, - наша миссия здесь выполнена.
Я не заметил, как они исчезли. Не было даже никакой вспышки. Просто не стало ни Дьявола, ни Дон Кихота, ни Санчо Пансы, ни единорога. Но Кэти бежала ко мне, и я подумал: "Странно, как она может бежать с растянутой лодыжкой?" Я попытался выдернуть ногу из решетки, чтобы встретить ее стоя на ногах, однако ступня застряла плотно и я не смог высвободить ее. Кэти опустилась на колени рядом со мной.
- Мы снова дома! - восклицала она. - Хортон, мы снова дома!
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня, а толпа на другой стороне улицы громогласно и грубо приветствовала наш поцелуй.
- У меня застряла нога, - сказал я.
- Ну так высвободите ее, - улыбаясь сквозь счастливые слезы, посоветовала Кэти.
Я попытался, но не смог. К тому же от моих рывков нога начала болеть. Кэти поднялась, подошла к решетке и сама попробовала освободить меня, но с тем же результатом.
- По-моему, у вас опухает лодыжка, - со смехом проговорила она, опускаясь на тротуар. - Ну и парочка! - воскликнула она. - Сперва у меня, теперь у вас!
- Ваша уже в полном порядке, - заметил я.
- Это магия - там, в замке, - пояснила она. - Удивительный старый маг с длинной седой бородой, в смешном колпаке и усеянной звездами мантии. Это было самое приятное место, какое я когда-либо видела. Все такие любезные и вежливые... Я могла бы остаться там навсегда, если бы вы были со мной. И единорог. Он такой милый и прекрасный! Вы когда-нибудь видели единорога?
- Видел.
- Хортон, кто эти люди, идущие к нам через лужайку?
Я был так увлечен Кэти, так рад ее возвращению, что на лужайку как-то не обращал внимания. Теперь я посмотрел - и увидел их. Они толпой бежали к решетке - впереди Президент, а за ним все остальные, кто был тогда в кабинете.
Подбежав к решетке, Президент остановился. На меня он посмотрел без особого дружелюбия.
- Хортон, - поинтересовался он, - какого черта вы тут делаете?
- У меня застряла нога, - пояснил я.
- К черту вашу ногу, - отозвался он. - Я не это имел в виду. Клянусь, я видел рыцаря и единорога!
Остальные толпились возле решетки.
От ворот закричал охранник:
- Эй! Смотрите все! Машина на улице!
Я в этом не сомневался.
- Но как же быть с ногой? - возмущенно спросила Кэти. - Освободить ее мы не можем, а лодыжка опухает. Боюсь, что это растяжение.
- Кто-нибудь, вызовите врача, - проговорил государственный секретарь. - Раз машины пошли, так и телефон, наверно, работает. Как вы себя чувствуете, Хортон?
- В порядке, - отозвался я.
- И пусть кто-нибудь придет сюда с ножовкой, - добавил Президент. Бога ради, освободите же ему ногу!
Так я и остался лежать на тротуаре, а Кэти сидела рядом со мной в ожидании доктора и слесаря с ножовкой.
Не обращая внимания на толпившихся возле ограды, белки Белого Дома пробрались на тротуар посмотреть, что происходит. Они изящно сидели, поджав передние лапки к груди, и выпрашивали подачку.
А по улице мимо нас катилось все больше и больше машин.
- Если это Дьявол, - вставил министр внутренних дел.
- Друзья мои, - устало проговорил Президент, - некогда один из моих предшественников - великий президент военного времени - когда его упрекнули за переговоры с сомнительными иностранцами, сказал: "Если понадобится навести мост через реку, я пройду по нему и с Дьяволом" [намек на Франклина Делано Рузвельта (1882 - 1945), 32-го президента США, четырежды занимавшего этот пост, и его слова, сказанные по поводу договора со Сталиным]. А сейчас другой президент не побоится вступить в сделку с Дьяволом, если это поможет найти выход из положения. - Он посмотрел на меня. - Мистер Смит, не объясните ли вы мне, что, к черту, здесь происходит?
- Господин Президент, - запротестовал минзос, - не слишком ли нелепо растрачивать на это наше время? Если пресса пронюхает хоть о чем-либо, происходящем в этих стенах...
- Не больно-то они разживутся, - фыркнул государственный секретарь. Как бы они этим воспользовались? Связь-то не работает. К тому же, мистер Смит сам является представителем прессы - стоит ему захотеть, и нам ничего не удастся сохранить в тайне.
- По-моему, мы напрасно тратим время, - вмешался генерал.
- Мы все утро попусту тратили время, - не удержался от замечания министр торговли.
- Я потратил его куда больше, - сказал я им. - И могу объяснить все происходящее, только вы не поверите ни единому слову.
- Мистер Смит, - проговорил Президент, - мне не хотелось бы вас упрашивать.
- Вы и не упрашивали меня, сэр, - огрызнулся я.
- Тогда, может быть, вы со своим другом присядете к столу и расскажете, зачем сюда пришли?
Я пересек комнату и подошел к одному из указанных кресел; Дьявол, тяжело ступая, последовал за мной - хвост его дергался от возбуждения. По дверям больше никто не молотил.
По дороге я чувствовал, как буравят мне спину взгляды сидящих за столом. "Господи Боже мой, - подумал я, - что за положение - заседать вместе с Президентом, его кабинетом, пентагонскими шишками, сонмом высокоученых мужей и всяческих консультантов! И хуже всего, что не успеет еще все кончиться, как они разорвут меня на клочки.". Я мечтал лишь разыскать обладающего властью или близкого к ней человека, который согласился бы просидеть на месте достаточно долго, чтобы выслушать меня.
И вот они все готовы внимать мне - и не просто один человек, а битком набитая комната - а я до смерти перепуган. Министр здравоохранения, образования и социального обеспечения уже показал зубы, генерал тоже; остальные пока бесстрастно помалкивали, но я не сомневался, что и они вскоре последуют примеру этих двоих.
Как только я сел и придвинулся к столу, Президент обратился ко мне:
- Расскажите нам все, что вам известно. Я несколько раз видел ваши выступления по телевидению, а потому не сомневаюсь, что вы сумеете сделать ясное и интересное сообщение.
Я не знал, как начать, как уложить в минимальное время повествование обо всем случившемся за последние несколько дней. И вдруг понял, что для этого существует лишь один путь - представить, что стою перед камерой и микрофоном и делаю лишь то, чем занимался годами. За исключением того, что мне придется труднее обычного. Ведь в студии у меня всегда было время мысленно выстроить схему всего, о чем я хочу сказать, а порой мне мог помочь выйти из затруднения сценарий. Здесь же я был предоставлен себе, и это мне не слишком нравилось, но мне не оставалось ничего, кроме как выбираться из этого положения любым способом.
Все взгляды были устремлены на меня, и я понимал, что многие из присутствующих готовы выплеснуть на меня всю злость, вызванную оскорблением, которое наносило происходящее их интеллекту; другие же просто забавлялись, отлично зная, что никакого Дьявола в природе существовать не может, и ждали, чем же закончится этот анекдот. Кроме того, полагаю, кое-кто из них был напуган, однако это не имело значения, поскольку они испугались еще до нашего с Дьяволом здесь появления.
- Кое-что из того, о чем я собираюсь рассказать, вы можете проверить, - я посмотрел на государственного секретаря. - В частности, обстоятельства гибели Фила. - Я видел, что он удивлен, но продолжал, не давая ему возможности вставить слово: - Однако большую часть проверить невозможно. Я буду придерживаться правды - или настолько близко к правде, насколько смогу. А уж поверить ли в это, полностью или хотя бы частично, или нет решать вам...
Теперь, когда я уже начал, продолжать оказалось легче. Я представлял себе, что нахожусь не в президентском кабинете, а в студии, и по окончании рассказа просто встану и уйду.
Они сидели и спокойно слушали, хотя время от времени кто-то и начинал тревожно ерзать, словно собираясь прервать мою речь. Но всякий раз Президент жестом призывал их к молчанию, предлагая мне продолжать. Я не следил за временем, однако полагаю, что занял не больше пятнадцати минут. Я излагал лишь самую суть, отбросив все, кроме основного.
Когда я закончил, на протяжении какого-то времени никто не проронил ни слова; я тоже молча сидел, поглядывая на них.
Наконец зашевелился директор ФБР.
- Очень интересно, - сказал он.
- Да уж! - едко поддержал его генерал.
- Как я понял, - проговорил министр торговли, - ваш друг возражает против того, что мы вносим в этот мифический мир слишком много разнородных элементов, которые обрезают крылья любым попыткам образовать порядочное правительство.
- Не правительство, - быстро возразил я, поражаясь, как можно в политических терминах говорить об описанном мною мире. - Культуру. Или, может быть, это стоит назвать образом жизни. Или целью - хотя в этом мире, кажется, не существует единой цели. Каждый следует собственным веселым и сумасбродным путем. Не существует никакого общего направления. Конечно, я провел там всего несколько часов и, как вы понимаете...
Министр финансов бросил испуганный взгляд на министра торговли.
- Неужто вы хотите сказать... - он почти кричал, - что хоть чуть-чуть верите... в эти сказки... эти...
- Не знаю, верю ли, - ответил министр торговли. - Но перед нами достойный доверия очевидец, который, я уверен, лжесвидетельствовать не станет.
- Его одурачили! - возопил министр финансов.
- Или он валяет дурака перед публикой, - заявил минзос.
- Если позволите, джентльмены, - проговорил госсекретарь, - хочу заметить, что меня поразило одно из утверждений. Согласно заключению коронера, Филип Фримен скончался от сердечного приступа. Однако ходили упорные толки о том, что он был убит стрелой, выпущенной человеком, одетым на манер древнего лучника. Никто, разумеется, в это не поверил. Слишком невероятно. Однако история, которую мы только что выслушали, также невероятна и...
- А вы в нее верите? - спросил минзос.
- Поверить трудно, - ответил госсекретарь, - но я бы не советовал просто отбрасывать ее, запихивать под ковер, не взглянув вторично. По крайней мере, ее стоит обсудить.
- Возможно, нам стоит поинтересоваться, что думают на этот счет наши достопочтенные ученые, - предложил генерал; повернувшись на стуле, он кивнул в сторону людей, сидевших вдоль стены.
Один из них медленно встал. Это был нервный, худой старик, седой и на свой странный лад довольно внушительный. Он говорил осторожно, сопровождая слова легкими жестами рук, изрисованных синими прожилками вен.
- Я не могу выступать от имени всех своих коллег, и я оставляю каждому из них возможность поправить меня, если я ошибаюсь. Но с моей - и тщательно обдуманной - точки зрения, обрисованная нам ситуация представляется, должен прямо сказать, нарушающей все известные научные принципы. Я бы сказал, что такое невозможно.
И он сел - так же осторожно, как вставал, предварительно крепко ухватившись за подлокотники.
В кабинете повисло молчание. Некоторые из ученых выразили согласие легкими кивками, остальные не шевельнулись.
- Эти тупицы и ничтожества не верят ни единому слову, - обращаясь ко мне, сказал Дьявол.
Он произнес это достаточно громко, чтобы в наступившей тишине его услышали все; можно предположить, что и раньше кому-нибудь случалось охарактеризовать их подобным образом, однако вот так, прямо в лицо им заявили об этом, скорее всего, впервые в жизни.
Я кивнул Дьяволу, упрекая за выбор слов, но соглашаясь с их существом. Я понимал, что они не отважатся поверить; ведь всякий поверивший рисковал превратиться во всеобщее посмешище.
Вскочив на ноги, Дьявол грохнул по столу массивным, волосатым кулаком. Из ушей у него взвились тоненькие струйки дыма.
- Вы сотворили нас! - завопил он. - Своими грязными, злобными умишками; своими прекрасными, расплывчатыми умами; своими мямлящими, неопределенными, томящимися, боязливыми умами - вы сотворили нас и мир, в который нас поместили. Вы сделали это, не ведая, что творите, и вас нельзя за это винить, хотя можно было бы предположить, что люди, столь сведущие в физике и химии, смогли бы разобраться и в этих невозможных вещах, которые, как утверждают ваши ученые, происходить не могут. Но теперь, когда вы знаете, когда знание это навязано вам насильно, - теперь вы морально обязаны предложить средства для исправления тех плачевных условий, в которых вы обрекли нас существовать. Вы можете...
Президент тоже вскочил на ноги и, подобно Дьяволу, также хватил по столу кулаком - хотя общий эффект был заметно меньшим, поскольку дым у него из ушей не повалил.
- Месье Дьявол, - воскликнул он. - Я требую, чтобы вы ответили на ряд вопросов. Если верить вашим словам, это вы остановили машины, прекратили работу радио и...
- Вы чертовски правы, их остановил я, - взревел Дьявол. - Я остановил их по всему миру, но это лишь предупреждение, наглядно демонстрирующее, что может произойти. Я поступил гуманно. Машины остановились плавно, ни единая живая душа не пострадала. Я позволил самолетам приземлиться, прежде чем их двигатели заглохли. Я позволил работать заводам, чтобы сохранились рабочие места, заработки, чтобы производилась продукция...
- Но мы погибнем без транспорта! - воскликнул министр сельского хозяйства, до сих пор хранивший молчание. - Если нельзя перевозить продовольствие, начнется голод! Если положение не улучшится, бизнес зайдет в тупик!
- А армия! - вскричал генерал. - Без самолетов, техники, связи...
- Это еще что, - пообещал им Дьявол. - В следующий раз вне закона будет объявлено колесо. Ни одно из них не повернется. Ни заводы, ни велосипеды, ни роликовые коньки, ни...
- Пожалуйста, месье Дьявол, - заорал Президент, - не можете ли вы умерить голос? И пусть все остальные говорят потише. Мы ничего не выиграем от ссоры. Мы должны быть благоразумны. Я задал один вопрос, а теперь хочу задать другой. Вы утверждаете, что сделали это. А теперь скажите нам, как.
- Ну, я... - Дьявол замялся. - Ну, я просто сделал это - и все. Я сказал, чтобы это произошло, - и оно произошло. Я многое делаю так. Видите ли, таким вы меня представляли, и вы сами вложили в меня эти способности. Дьявол может учинить все что угодно - дурное, разумеется. Сомневаюсь, чтобы я столь преуспел в добрых делах.
- Колдовство, джентльмены, - сказал я. - Вот единственное объяснение. И не упрекайте в этом Дьявола - мы сами измыслили его таким.
Старый джентльмен, выступавший от имени ученых, с трудом воздвигся на ноги. Он потрясал над головой сжатыми кулаками.
- Колдовство! - пискнул он. - Колдовства быть не может! Законы науки отрицают...
Он собирался продолжать, однако голос изменил ему; старец еще некоторое время стоял, пытаясь совладать с дыханием и голосом, но отказался от своего намерения и сел.
- Может быть, и нет, - согласился Дьявол. - Может, законы науки и отрицают. Но что нам до науки? Следующим на очереди будет колесо, потом электричество, затем, скорее всего, огонь, хотя так далеко я пока не заглядывал. А когда все это свершится - назад, к феодальному замку, к старым добрым средним векам, когда о нас думали много и честно...
- Теперь, сэр, - перебил его Президент, - следующий вопрос, если вы уже кончили с угрозами.
- Благородный сэр, - проговорил Дьявол, изо всех сил пытаясь быть вежливым. - Я вовсе не угрожаю. Я лишь поясняю, что может быть сделано и что будет приведено в исполнение...
- Но почему? - спросил Президент. - На что вы жалуетесь?
- Жалуюсь! - взревел Дьявол, начисто забывая в гневе о вежливости. Вы спрашиваете, на что я жалуюсь? Хортон Смит, раненный под Геттисбергом; голыми руками сражавшийся с Дон Кихотом; едва не пойманный в ужасной чаще злобным чудовищем, - Хортон Смит выразил причины моего недовольства достаточно ясно. - В знак своих честных намерений Дьявол с рева перешел на обычный крик. - Некогда наша земля была заселена стойким народом некоторые из нас были откровенно добрыми, другие - столь же откровенно злыми. Я не обманываю вас, друзья, - лично я принадлежал к числу самых злых. Но у нас, по крайней мере, была цель, и стремление к ней уравновешивало добро и зло, чертей и фей. Но к чему мы пришли теперь? Я говорил вам об этом. Теперь среди нас Ли Абнер, Чарли Браун и Пого. Среди нас Сиротка Энни и Дагвуд Бамстед, Двойняшки Бобси, Горацио Олджер, мистер Магу, Тинкербелл, Микки-Маус, Хауди-Дуди... [Весь этот перечень составляют персонажи комиксов и мультфильмов, причем нередко - того и другого сразу.]
Президент знаком попросил его замолчать.
- Полагаю, мы поняли вашу точку зрения.
- У них нет характеров, - проговорил Дьявол. - Нет ни вкуса, ни стиля. Совершенно бессодержательные существа. Нет в них ни честного зла, ни подлинного добра - от их добродетелей попросту тошнит. Признайтесь как на духу - можно ли построить стоящую цивилизацию, имея дело с такими обитателями?
- Тошнит не только этого джентльмена, - вмешался минзос. - Понять не могу, к чему нам весь этот балаган?
- Чуточку терпения, - сказал Президент. - Я хочу попытаться извлечь из этого рациональное зерно. С вашего разрешения, разумеется...
- Очевидно, - заметил Дьявол, - вы раздумываете сейчас над тем, что можно предпринять.
- Совершенно верно, - подтвердил Президент.
- Вы можете положить конец всему этому идиотизму. Можете остановить всех этих Ли Абнеров, Микки-Маусов и Хауди-Дуди. Можете вернуться к честной фантазии. Можете думать о злых и добрых силах и существах, верить в них...
- В жизни не слыхивал более позорного предложения! - воскликнул, вскочив, министр сельского хозяйства. - Он предлагает ввести контроль над мыслями! Он станет диктовать нам шкалу ценностей, с которой мы должны соизмерять развлечения, хочет задушить литературное творчество и театр. И даже согласись мы на это - как осуществить подобную программу? Законов и указов окажется недостаточно. Если начать какую-то секретную кампанию, а она должна быть совершенно секретной, то я уверен, удержать такую затею в тайне удастся не больше трех дней. Но пусть даже нам повезет - и в этом случае потребуются миллиарды долларов и долгие годы всяческих ухищрений Мэдисон Авеню; да и то вряд ли выйдет что-нибудь путное. У нас не темные века, честностью помыслов которых, по-видимому, так восхищается этот джентльмен. Мы не можем заставить наш народ или народы всего мира снова поверить в дьяволов и чертей - да и в ангелов тоже. Предлагаю закончить на этом обсуждение.
- Мой друг воспринимает этот случай слишком всерьез, - заявил министр финансов. - Ни я, ни - подозреваю - большинство остальных здесь присутствующих не смотрят на это так. Обсуждать эту смехотворную ситуацию даже в сослагательном наклонении - значит, по-моему, наносить оскорбление нормальной процедуре.
- Слушайте! Слушайте! - воскликнул Дьявол.
- Хватит с нас ваших дерзостей! - оборвал его фэбээровец. - Не в лучших американских традициях позволять не имеющему никакого реального, фактического права на существование порождению абсурда преднамеренно оскорблять государственный совет.
- Ну, все! - взъярился Дьявол. - Не имеющий фактического права на существование, говорите вы? Я вам покажу, дурачье! В следующий раз я приду, когда прекратят вращаться колеса, исчезнет электричество - я вернусь, и тогда, может быть, у нас появится фактическое право на честную сделку. - С этими словами он схватил меня за руку. - Мы уходим, с вашего позволения.
И мы исчезли - несомненно, во вспышке зловония, света и дыма. Во всяком случае, мир вновь исчез, сменившись тьмой и ревом ветра, а когда мрак рассеялся, мы опять оказались на тротуаре перед оградой Белого Дома.
- Ладно, - победоносно провозгласил Дьявол, - кажется, я им все растолковал. Посбил спеси. Видели вы их физиономии, когда я назвал их дурачьем?
- Да, это у вас неплохо вышло, - с отвращением согласился я. - С изяществом борова.
Он потер руки.
- А теперь - колесо!
- Подождите с этим, - предостерег я. - Вы уничтожите этот мир, но что произойдет тогда с вашим собственным?
Однако Дьявол не слушал меня. Со странным выражением он воззрился на что-то, происходившее на улице у меня за спиной. Толпа, окружавшая Дьявола в момент моего появления, рассосалась, но в парке на той стороне улицы скопилось немало народу, и все они возбужденно гудели.
Я повернулся и посмотрел.
И менее чем в полуквартале увидел Дон Кихота, стремительно приближавшегося к нам верхом на галопирующем мешке с костями, служившем ему лошадью. Забрало его шлема было опущено, щит поднят, на солнце сверкало замершее параллельно земле копье. За ним поспешал Санчо Панса, с энтузиазмом нахлестывая осла, который, сгорбившись, скакал на прямых ногах, чем-то напоминая вспугнутого кролика. Одной рукой Санчо размахивал хлыстом, а другой крепко прижимал к боку наполненное какой-то жидкостью ведро - оно опасно накренилось, когда осел попытался догнать несущегося коня. А за ними гарцевал единорог - ослепительно-белый в ярком солнечном свете; стройный серебряный рог походил на серебряное копье.
Двигался он легко и изящно, и казался воплощением грациозности, и на его спине восседала в дамском седле Кэти Адамс.
Дьявол протянул ко мне руку, но я оттолкнул ее и сам обхватил его за талию, пытаясь в то же время уцепиться ногами за железные прутья ограды. Я действовал, не размышляя, без всякого плана - не уверен даже, что понимал тогда, зачем поступаю именно так. Но, видимо, что-то подсознательно подсказывало мне, что это - единственно возможный путь. Если я смогу задержать здесь Дьявола хоть на секунду, то подоспеет Дон Кихот, и если глаз его верен, то Дьявол окажется нанизанным на копье. А помимо желания получше закрепиться на месте, что-то еще говорило мне о возможном влиянии на него железа - наверное, потому я просунул ногу между прутьями решетки.
Дьявол пытался вырваться, но я висел на нем, обеими руками обхватив вокруг пояса. Шкура его воняла, и там, где я касался ее лицом, вся была покрыта липким зловонным потом.
Он боролся изо всех сил, сыпал ужасными проклятиями, молотил меня кулаками, но краешком глаза я уже заметил приближающееся копье. Топот копыт все приближался, наконечник копья с мягким, хлюпающим звуком впился в тело, и Дьявол упал. Я разжал руки и тоже упал на тротуар, а нога так и осталась зажатой между прутьями ограды.
Повернувшись, я увидел, что копье поразило Дьявола в плечо. Он извивался и мяукал. Он размахивал руками, и из уголков рта сбегала пена.
Дон Кихот поднял руку и попытался откинуть забрало шлема. Его заело. Рыцарь дернул с такой силой, что сорвал с головы весь шлем. Вырвавшись из рук, он со звоном покатился по тротуару.
- Негодяй! - вскричал Дон Кихот. - Я призываю тебя сдаться и связать себя клятвенным обещанием воздерживаться впредь от дальнейшего вмешательства в дела человеческого мира!
- Убирайся в ад и будь проклят! - бушевал Дьявол. - Я не уступлю никакому любителю совать нос в чужие дела! Никакому типу, что шныряет и вынюхивает, не пахнет ли новым крестовым походом! А из всех этих типов ты самый худший, Кихот. Ты способен почуять доброе дело за миллион световых лет - и тут же опрометью кинешься его свершать. А я не хочу этого! Понимаешь, я этого не хочу!
Санчо Панса спрыгнул с осла и бежал теперь к нам - я заметил, что в ведре, которое он тащил, болтался еще и ковш. Санчо остановился перед Дьяволом и ковшом плеснул на него немного жидкости. Жидкость кипела и шипела, а Дьявол корчился в агонии.
- Вода! - ликуя, вопил Санчо Панса. - Вода, благословленная святым Патриком! Самая могучая на свете!
Он выплеснул на Дьявола еще ковш. Дьявол корчился и визжал.
- Клянись! - кричал Дон Кихот.
- Сдаюсь! - взвыл Дьявол. - Сдаюсь и клянусь!
- И еще поклянись, - угрюмо проговорил Дон Кихот, - что все причиненные тобой беды кончатся - и немедленно.
- Нет! - взвизгнул Дьявол. - Нет, или все мои труды пойдут прахом!
Санчо Панса швырнул ковш на тротуар и двумя руками поднял ведро, готовясь выплеснуть на Дьявола все его содержимое.
- Остановись! - вскричал Дьявол. - Убери эту проклятую воду. Я окончательно сдаюсь и обещаю выполнить все ваши требования.
- Тогда, - не без некоторой церемонности проговорил Дон Кихот, - наша миссия здесь выполнена.
Я не заметил, как они исчезли. Не было даже никакой вспышки. Просто не стало ни Дьявола, ни Дон Кихота, ни Санчо Пансы, ни единорога. Но Кэти бежала ко мне, и я подумал: "Странно, как она может бежать с растянутой лодыжкой?" Я попытался выдернуть ногу из решетки, чтобы встретить ее стоя на ногах, однако ступня застряла плотно и я не смог высвободить ее. Кэти опустилась на колени рядом со мной.
- Мы снова дома! - восклицала она. - Хортон, мы снова дома!
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня, а толпа на другой стороне улицы громогласно и грубо приветствовала наш поцелуй.
- У меня застряла нога, - сказал я.
- Ну так высвободите ее, - улыбаясь сквозь счастливые слезы, посоветовала Кэти.
Я попытался, но не смог. К тому же от моих рывков нога начала болеть. Кэти поднялась, подошла к решетке и сама попробовала освободить меня, но с тем же результатом.
- По-моему, у вас опухает лодыжка, - со смехом проговорила она, опускаясь на тротуар. - Ну и парочка! - воскликнула она. - Сперва у меня, теперь у вас!
- Ваша уже в полном порядке, - заметил я.
- Это магия - там, в замке, - пояснила она. - Удивительный старый маг с длинной седой бородой, в смешном колпаке и усеянной звездами мантии. Это было самое приятное место, какое я когда-либо видела. Все такие любезные и вежливые... Я могла бы остаться там навсегда, если бы вы были со мной. И единорог. Он такой милый и прекрасный! Вы когда-нибудь видели единорога?
- Видел.
- Хортон, кто эти люди, идущие к нам через лужайку?
Я был так увлечен Кэти, так рад ее возвращению, что на лужайку как-то не обращал внимания. Теперь я посмотрел - и увидел их. Они толпой бежали к решетке - впереди Президент, а за ним все остальные, кто был тогда в кабинете.
Подбежав к решетке, Президент остановился. На меня он посмотрел без особого дружелюбия.
- Хортон, - поинтересовался он, - какого черта вы тут делаете?
- У меня застряла нога, - пояснил я.
- К черту вашу ногу, - отозвался он. - Я не это имел в виду. Клянусь, я видел рыцаря и единорога!
Остальные толпились возле решетки.
От ворот закричал охранник:
- Эй! Смотрите все! Машина на улице!
Я в этом не сомневался.
- Но как же быть с ногой? - возмущенно спросила Кэти. - Освободить ее мы не можем, а лодыжка опухает. Боюсь, что это растяжение.
- Кто-нибудь, вызовите врача, - проговорил государственный секретарь. - Раз машины пошли, так и телефон, наверно, работает. Как вы себя чувствуете, Хортон?
- В порядке, - отозвался я.
- И пусть кто-нибудь придет сюда с ножовкой, - добавил Президент. Бога ради, освободите же ему ногу!
Так я и остался лежать на тротуаре, а Кэти сидела рядом со мной в ожидании доктора и слесаря с ножовкой.
Не обращая внимания на толпившихся возле ограды, белки Белого Дома пробрались на тротуар посмотреть, что происходит. Они изящно сидели, поджав передние лапки к груди, и выпрашивали подачку.
А по улице мимо нас катилось все больше и больше машин.