Теперь, когда глаза мои уже попривыкли к полутьме, я начал различать отдельные детали убранства комнаты. Три грубых дощатых стола были расставлены вдоль передней стены - незажженные свечи в канделябрах покосились, прислонясь друг к другу, и походили на бледные пьяные привидения. В большом шкафу с застекленными дверцами и многочисленными выдвижными ящиками, занимавшем почти всю Дальнюю стену, слабо поблескивали в мерцающем свете очага бутылки и кружки.
- Теперь, - приговаривала ведьма, - немножко толченой жабы сушеной, кладбищенской пыли чуток - и будет наш поссет готов. А вылечим девичью ножку - и поедим немножко. Ох, ох, как поедим!
Она скрипуче захихикала, и мне оставалось лишь гадать, над чем может быть, над предстоящей трапезой.
Откуда-то издалека послышался звук множества голосов. Еще какие-то путники, бредущие к постоялому двору? Похоже, целая компания...
Голоса приближались, становились громче, и я вышел за дверь посмотреть, кто же это. По тропе, извивавшейся по склону холма, двигалась людская толпа; в руках у некоторых были горящие факелы.
Позади ехали два всадника - разглядывая процессию, я спустя некоторое время различил, что один из них, чуть-чуть приотставший, восседает не на коне, а на осле, причем ноги его чуть не волочатся по земле. Однако все мое внимание приковал к себе всадник на лошади.
Он казался высоким и тощим, был облачен в латы, на руке у него висел щит, а на плече он нес длинное копье. Лошадь его была столь же тоща, как и всадник, и шла, спотыкаясь и понурив голову. Когда процессия подошла поближе, я понял, что лошадь немногим отличается от мешка костей.
Немного не доходя до постоялого двора, толпа остановилась и расступилась, пропуская вперед спотыкающуюся лошадь, несущую высоченное пугало в латах. Оказавшись между толпой и постоялым двором, чучело остановилось и замерло с опущенной головой - я не удивился бы, рухни оно в любой момент наземь грудой железа.
Человек и конь пребывали в неподвижности, толпа настороженно смотрела на них, а я гадал, что же может произойти дальше. Я знал, что в местечке вроде этого может случиться что угодно. Все это выглядело презабавно, что, впрочем, меня нимало не радовало, поскольку подобная оценка была основана на нравах и обычаях человечества двадцатого столетия и здесь не имела никакого смысла.
Лошадь неторопливо подняла голову. Толпа выжидательно зашевелилась, послышалось шарканье множества ног; покачивались факелы. Рыцарь с видимым усилием выпрямился, потверже сел в седле и опустил копье. Я стоял во дворе, с интересом наблюдая за этой сценой, но не имея ни малейшего представления о том, чем она может кончиться.
Неожиданно рыцарь крикнул, и, хотя голос его громко и отчетливо прозвучал в ночной тишине, понадобилось некоторое время, чтобы до меня дошло, что именно он сказал. Копье, опиравшееся на бедро рыцаря, выровнялось, а лошадь поднялась в галоп прежде, чем я осознал смысл его слов.
- Колдун! - закричал он. - Негодяй, грязный язычник, защищайся!
Мне пришлось понять, кого он имеет в виду, поскольку лошадь неслась прямо на меня, копье было направлено мне в грудь, а у меня, видит Бог, не оставалось времени, чтобы подготовиться к защите. Будь оно у меня - я взял бы ноги в руки и удрал с максимальной скоростью. Однако возможности предпринять что бы то ни было у меня не оставалось; вдобавок, я попросту остолбенел от безумия всего происходящего, и на протяжении нескольких следующих секунд, показавшихся мне часами, мог лишь зачарованно глядеть, как приближается ко мне сверкающий наконечник копья. Лошадь была не Бог весть какая, однако оказалась способной на кратковременное, взрывное усилие, и сейчас мчалась на меня с хрипом и грохотом, словно астматический локомотив.
Копье находилось всего в каких-то нескольких футах от меня, когда я снова обрел способность двигаться. Я отскочил в сторону. Сверкающий наконечник миновал меня, и в этот момент то ли рыцарь потерял контроль над копьем, то ли лошадь споткнулась, не знаю, но, во всяком случае, копье резко метнулось в мою сторону, ударив древком по руке, и я инстинктивно оттолкнул его.
То, что копье при этом направилось вниз и глубоко вонзилось наконечником в землю, произошло помимо моей воли. Дальнейшее было тем более неожиданно - копье превратилось в катапульту, подцепило рыцаря под мышку, вырвало его из седла и взметнуло высоко в воздух. Лошадь уперлась всеми четырьмя копытами, ее понесло юзом, стремена болтались, а тем временем согнутое копье распрямилось и швырнуло несчастного рыцаря. Словно пущенный из пращи камень, он описал в воздухе дугу и с распростертыми руками и ногами ничком рухнул наземь в углу двора - в момент его приземления раздался такой лязг, словно кто-то грохнул тяжелым молотом по полому стальному барабану.
Наверху, на тропе, толпа, составлявшая сопровождение рыцаря, корчилась от хохота. Одни согнулись пополам, схватившись за животы, другие катались по земле, обессилев от неудержимого смеха.
А по тропе тащился вислоухий ослик, несший на спине оборванца, ноги которого почти волочились по земле, - бедный, терпеливый Санчо Панса в очередной раз поспешал на помощь своему господину, Дон Кихоту Ламанчскому.
Что же до остальных, корчившихся от смеха на тропе, то я понимал, что пришли они сюда просто забавы ради, охотно тащили факелы, освещая путь этому пугалу-рыцарю, прекрасно зная, что какое-нибудь из его бесконечных приключений в ближайшем будущем доставит им развлечение.
Я обернулся к постоялому двору - никакого постоялого двора не оказалось.
- Кэти! - закричал я. - Кэти!
Ответа не было. На тропе все еще выла от хохота веселящаяся компания. Там, где еще недавно был дальний конец двора, Санчо слез с осла и мужественно, хотя и безуспешно пытался перевернуть Дон Кихота на спину. А вот постоялый двор исчез, и не было ни следа ни Кэти, ни ведьмы.
Откуда-то из леса, росшего ниже по склону холма, донеслось визгливое ведьмино хихиканье. Я подождал, пока оно не повторилось, и тогда ринулся в направлении звука.
Пробежав несколько футов по открытому пространству, еще недавно служившему двором, я очутился в лесу. Корни цеплялись мне за ноги, стремясь дать подножку, а ветви царапали лицо. Но я бежал и бежал, вытянув руки вперед, чтобы не врезаться головой в древесный ствол и не вышибить последние остатки мозгов.
Я поклялся себе, что если только поймаю Старую Мэг, то понемножку начну сворачивать ей тощую шею - и буду продолжать это занятие до тех пор, пока ведьма не отведет меня к Кэти или не скажет, где она, хотя и после того останется большое искушение докончить начатое. Но в то же время я понимал, что шансов поймать ведьму почти нет. Споткнувшись о камень и перелетев через него, я плюхнулся наземь, вскочил, помчался дальше, а впереди, не удаляясь и не приближаясь, снова и снова раздавался безумный смех. С размаху я налетел на дерево - вытянутые руки спасли меня, в противном случае я раскроил бы себе череп, а так отделался ушибом, хотя в первый момент мне и показалось, что оба запястья вывихнуты. Наконец один из корней все же ухитрился дать мне подножку, я закувыркался в воздухе, однако приземлился мягко, оказавшись на краю лесного болотца. Я упал на спину, с головой погрузившись в тину, и сел, откашливаясь и отплевываясь, потому что успел наглотаться вонючей болотной воды.
Я сидел, не двигаясь, понимая, что потерпел поражение. Я мог бы гоняться по лесу за этим хихиканьем миллионы лет, но мне все равно не удалось бы схватить ведьму. Ибо с этим миром не смогу совладать ни я, ни любой другой человек. Здесь человек имеет дело с миром им же созданных фантазий, и никакая логика не в силах ему помочь.
Я сидел по пояс в воде и грязи, над головой у меня раскачивался тростник, а слева кто-то - по-моему, лягушка - шлепал по тине. Потом я разглядел справа какой-то неясный свет и медленно поднялся на ноги. С промокших брюк стекала и глухо плюхалась в воду грязь. Даже стоя, я не мог как следует рассмотреть источник этого света, поскольку торчал по колено в болотной жиже, а заросли тростника были мне выше головы.
С некоторым трудом я начал пробираться на свет. Идти было нелегко. Ноги вязли, а тростник и перемежавшаяся с ним другая болотная растительность еще больше затрудняли продвижение. Я медленно брел вперед, прокладывая себе путь сквозь густые заросли.
Постепенно болото стало мельче, а тростник поредел. Теперь я мог понять, что свет исходит откуда-то сверху, и гадал, где же он может находиться, пока не добрался немного погодя до берега и не увидел, что светящееся пятно располагается на земле у меня над головой. Я попытался вскарабкаться на берег, но он оказался очень скользким. Поднявшись немного, я начал скатываться вниз, и в этот миг словно бы ниоткуда возникла огромная коричневая рука, я ухватился за нее и почувствовал, как пальцы ее крепко сжали мое запястье.
Подняв глаза, я увидел того, кто пришел мне на помощь - свесив руку вниз, он лежал на берегу. Рога были там, где положено, - над самым лбом; лицо, тяжелое и грубое, несло, однако, на своих злобных чертах отпечаток лисьей хитрости. В обращенной ко мне улыбке блеснули белые зубы, и впервые с того момента, как все это началось, я по-настоящему испугался.
И это было еще не все. Рядом с ним, вцепившись в кромку берега, сидело остроголовое приземистое существо, которое, перехватив мой взгляд, принялось яростно подпрыгивать.
- Нет! Нет! - верещало оно. - Не два! Только один! Дон Кихот не засчитывается!
Дьявол рывком втащил меня на берег и одним движением поставил на ноги.
Рядом с ним на земле стоял фонарь, при свете которого я смог увидеть, что Дьявол коренаст, чуть ниже меня ростом, но мощно сложен, хотя и несколько огрузнел. На нем не было ничего, кроме грязной набедренной повязки, на которую свисал толстый живот.
Арбитр продолжал визгливо выкрикивать:
- Нечестно! Вы сами знаете, что это не по правилам! Дон Кихот дурак! Он никогда ничего не делает правильно! Битва с Дон Кихотом не настоящая опасность, и...
Дьявол повернулся и взмахнул ногой - в свете фонаря блеснуло раздвоенное копыто. Пинок на полуслове пресек выкрики Арбитра, взметнул его в воздух и отшвырнул далеко в сторону. Жалобный вопль хвостом протянулся за уродцем и оборвался донесшимся из тростников громким всплеском.
- Теперь мы сможем поговорить спокойно и мирно, - заметил Дьявол, поворачиваясь ко мне, - хотя эта приставучая чума скоро вылезет и снова примется нам надоедать. Я бы не сказал, - добавил он, быстро переключаясь на другую тему, - что вы слишком испуганы.
- Я просто окаменел.
- Вечная проблема, - пожаловался Дьявол, взмахами шипастого хвоста как бы подчеркивая затруднительность своего положения, - никогда не знаешь, в каком обличье лучше встречаться со смертными. В своем воображении люди наделили меня столькими личинами, что теперь никто не в состоянии сказать, какая из них действеннее. Кстати, я могу принять любую из приписываемых мне форм, если она почему-либо кажется вам предпочтительнее. Хотя, признаться, та, в которой вы меня сейчас видите, удобнее всех, что мне приходилось носить.
- Мне все равно, - сказал я. - Как вам удобнее.
Я снова немного осмелел, хотя все еще чувствовал себя несколько неуверенно. Все-таки не каждый день приходится беседовать с Дьяволом.
- Очевидно, вы подразумеваете, что не слишком много думали обо мне? поинтересовался он.
- Пожалуй, да.
- Так я и знал, - скорбно произнес Дьявол. - Вот так я живу последние полвека. Люди почти не думают обо мне, а если и вспоминают, то без страха. Может, и чувствуют некоторое неудобство, но по-настоящему не боятся. А это трудно переносить. В добрые старые времена, причем не столь уж давние, весь христианский мир побаивался меня очень основательно.
- Кое-кто и сейчас продолжает бояться, - откликнулся я, пытаясь его утешить. - Где-нибудь в захолустье люди должны бояться вас по-прежнему.
Я тут же пожалел о своих словах, поскольку они его не только не утешили, но ввергли в еще более глубокую скорбь.
Тем временем на берег выкарабкался Арбитр. Он был весь в грязи, волосяная шляпа насквозь промокла, однако, едва взобравшись наверх, он сразу же пустился в дикую и яростную воинственную пляску.
- Я не потерплю этого! - верещал он. - Мне наплевать, что вы скажете! Ему осталось еще два! Вы не можете отрицать оборотней, но Дон Кихота вы должны отвергнуть, он не настоящий противник! Говорю вам, Правило обратится в ничто...
Дьявол безропотно вздохнул и взял меня за руку.
- Пойдемте куда-нибудь в другое место, где можно будет посидеть и потолковать.
Раздался громкий свист, ударил гром, в воздухе запахло серой, и во мгновение ока мы перенеслись на голую вершину холма, господствовавшего над долиной. Неподалеку росла купа деревьев, а поблизости от них громоздилась гряда валунов. Из долины доносилось мирное и счастливое кваканье весенних лягушек, а легкий ветерок шелестел в листве. Во всех отношениях место это было куда приятнее берега болота.
У меня подгибались колени, но Дьявол поддержал меня, подвел к каменной гряде и усадил на один из валунов, оказавшийся очень удобным. Затем он присел рядом со мной, обернув скрещенные ноги хвостом, кончик которого взял в руки и принялся им поигрывать.
- Теперь, - сказал он, - мы можем поговорить без помех. Конечно, Арбитр может выследить нас, но на это ему потребуется некоторое время. Больше всего я горжусь своим искусством мгновенного перемещения с места на место.
- Прежде чем приступить к долгому разговору, - сказал я, - мне хотелось бы кое-что выяснить. Со мной была женщина, и она исчезла. Она была на постоялом дворе и...
- Знаю, - с усмешкой проговорил Дьявол. - Ее зовут Кэти Адамс. Вы можете за нее не беспокоиться - она вернулась на Землю; на человеческую Землю. И это прекрасно, потому что нам она больше не нужна. Нам пришлось взять ее сюда только из-за того, что она была вместе с вами.
- Не нужна?
- Нет, конечно, нет. Нам нужны только вы.
- Послушайте... - начал было я, но Дьявол прервал меня взмахом массивной руки.
- Вы нужны нам как посредник. Полагаю, это именно так называется. Мы подыскивали кого-нибудь, кто мог бы послужить нам, стать, как вы сказали бы, нашим агентом, а тут как раз появились вы и...
- Если это все, к чему вы стремились, то добивались вы этого довольно странным путем. Ваша банда сделала все, чтобы убить меня, и только счастливый мучай...
- Вовсе не счастливый случай, - перебил он меня со смешком. Обостренный инстинкт самосохранения, подобного которому я не встречал уже много лет. Что же до этих попыток убрать вас - могу заверить, что кое-кто из торопыг уже за них поплатился. Воображения у них в избытке, а гибкости недостает - тут будут нужны перемены. Я был слишком занят другими делами, вы можете их себе представить, и даже отсутствовал здесь, когда заварилась вся эта история...
- Вы хотите сказать, что правило о трех попытках...
- Нет, - он печально покачал головой. - Честно говоря, с этим я ничего не могу поделать. Закон есть закон, сами знаете. И в конце концов, именно вы, люди, придумали это Правило - вместе с кучей других, не более осмысленных. Взять хоть это: "Преступление невыгодно" - а ведь вы чертовски хорошо знаете, что выгодно; а чего стоят все эти глупости насчет "рано ложиться и рано вставать..." - он опять покачал головой. - Вы представить себе не можете, сколько трудностей создают нам эти ваши дурацкие правила.
- Но ведь это не законы, - сказал я.
- Знаю. Вы называете их пословицами. Но как только наберется достаточно поверивших в это людей - мы сразу же оказываемся связаны.
- Итак, вы должны предпринять еще одну попытку. Если только вы не согласитесь с Арбитром по поводу этой истории с Дон Кихотом...
- Дон Кихот засчитывается, - проворчал Дьявол. - Я согласен с Арбитром в том, что с этим слабоумным деятелем из Испании легко управится всякий, кому исполнилось хотя бы лет пять. Но я хочу извлечь вас из всего этого - и чем скорее и легче я это сделаю, тем лучше. Ради дела, которое нам предстоит. Но вот чего я не могу взять в толк, так это неуместного рыцарства, с которым вы согласились на второй круг. Управившись со змеем, вы оказались свободны, но потом дали этому скользкому типу, Арбитру, уговорить вас...
- Я был кое-что должен Кэти. Ведь это я ее впутал.
- Знаю, - согласился он. - Знаю. Хотя временами вы, люди, кажетесь мне непостижимыми. Большую часть времени вы стремитесь перерезать друг другу глотки или воткнуть нож в спину вашему же приятелю-человеку, чтобы переступить через него по дороге к желанной цели, а потом оборачиваетесь вдруг такими чертовски благородными да жалостливыми, что того и гляди сто #шнит.
- Однако, прежде всего, зачем, раз уж у вас есть ко мне дело, а я, признаться, так и не могу пока в это поверить, так вот, если уж у вас есть ко мне дело, то зачем надо пытаться меня убить?
Мое невежество заставило Дьявола тяжело вздохнуть.
- Мы должны пытаться убить вас. Это тоже правило. Только не было нужды в этих сложных затеях. Все эти причуды были ни к чему. Эти растяпы сели кружком и принялись придумывать всякие хитрые планы - ладно еще, если б им просто нравилось проводить таким образом время, так нет же, они так захмелели от собственных фантастических замыслов, что им приспичило попытаться все это осуществить. Труды, на которые они готовы подвигнуться ради того, чтобы совершить простое убийство, уму не постижимы. Но все это, разумеется, ваши, человеческие ошибки. Вы сами делаете то же. Ваши писатели, ваши актеры, ваши сценаристы - каждая из так называемых творческих личностей - садятся и знай себе выдумывают все эти безумные характеры и невозможные ситуации; а расхлебывать их достается нам. И как раз это, по-моему, подводит нас к предложению, которое я хочу с вами обсудить.
- Тогда давайте, - сказал я. - А то день у меня выдался тяжелый, и сейчас я с удовольствием вздремнул бы - часиков этак двадцать. В том случае, разумеется, если есть место, где можно было бы прилечь.
- Конечно, есть, - отозвался он. - Вон там, между валунами, куча листьев. Принесены осенними ветрами. Место спокойное, и вы можете поспать, сколько угодно.
- А гремучие змеи, - поинтересовался я, - входят в комплект спальных принадлежностей?
- За кого вы меня принимаете? - возмутился Дьявол. - Думаете, у меня нет чести и я могу устроить вам ловушку? Клянусь, пока вы не проснетесь, никто не попытается вредить вам.
- А после этого? - спросил я.
- А после этого, - сказал он, - вам придется пройти через последнее испытание, чтобы соблюсти правило трех. Можете спокойно отдыхать, зная, что в какую бы переделку вы ни попали, мои лучшие пожелания на вашей стороне.
- Ладно, - согласился я, - раз уж никак нельзя от этого избавиться... А вы не замолвите за меня словечко? Я несколько подустал. Не думаю, чтобы сейчас я справился еще с одним морским змеем.
- Обещаю вам, - заверил Дьявол, - что это будет не морской змей. А теперь перейдем к делу.
- Ладно, - сказал я. - Так что у вас на уме?
- На уме у меня, - с некоторым раздражением проговорил Дьявол, - эти вздорные фантазии, которыми вы нас кормите. Не можете же вы ожидать, что мы сможем создать какую-нибудь жизнеспособную систему на основе всей этой туманной болтовни? Птички-пташечки взгромоздились на ветку и вопят: "По-моему, я видела сговорчивого болтуна - видела, видела, видела!" - а внизу, на земле, глупый кот злобно смотрит на пташек с полубеспомощным, полувиноватым видом. Где, спрашиваю я вас, скажите честно, где можем мы найти какую-нибудь порядочную личность в такой ситуации? Для начала вы дали нам солидное и весомое основание, состоявшее из твердого убеждения и здоровой веры. Но теперь вы полюбили шутовство, вы даете нам характеры невероятные и слабые одновременно, а такой материал не только не усиливает нас, но и подрывает все, что мы успели сделать в прошлом.
- Вы хотите сказать, что обстановка у вас была бы здоровее, продолжай мы верить в дьяволов, призраков, гоблинов и им подобных?
- Значительно более здоровая, - сказал Дьявол. - По крайней мере, если вера будет искренней. Но теперь вы превращаете нас в шутов...
- Не в шутов, - возразил я. - Не забывайте, что по большей части люди и не подозревают о реальности вашего существования. Да и откуда им знать, если вы убиваете всех, кто заподозрил о существовании вашего мира?
- Именно это, - горько заметил Дьявол, - вы и называете прогрессом. Вы можете делать почти все, что пожелаете, а желаете вы очень многого, и в то же время набиваете себе головы безрассудными ожиданиями, а времени на то, чтобы оглянуться, задуматься над личными ценностями, например, над собственными недостатками, у вас никак не находится. В вас нет опасения...
- Есть и страх, и множество опасений, - сказал я. - Все дело в том, чего именно мы боимся.
- Вы правы. Атомные бомбы и НЛО. Нашли же чего бояться - свихнутые летающие тарелки!
- Возможно, это лучше, чем дьявол, - напомнил я. - С НЛО человек может достичь взаимопонимания, с дьяволом же - никогда. Вы слишком коварны.
- Таково знамение времени, - пожаловался Дьявол. - Механика вместо метафизики. Поверьте мне, в нашем печальном мире существуют целые орды НЛО, множество отвратительных сооружений, населенных всеми видами грозных инопланетян. Но в них нет того честного ужаса, который присущ мне. Хитрые твари, но в них нет никакого смысла.
- Возможно, для вас это плохо, - согласился я, - и я могу понять вашу точку зрении. Но не знаю, чем тут можно помочь. Если не считать отсталых в культурном отношении регионов, вы найдете не слишком много людей, верящих в вас достаточно искренне. Разумеется, временами о вас говорят. Говорят: "к черту!" или "кой черт это сделал?" - но при этом, по большей части, о вас даже и не помышляют. Вы превратились в не слишком крепкое, прямо скажем, ругательство. Оно не заключает в себе веры в вас. И это необратимо. Не представляю себе, чтобы это положение можно было изменить. Вы не можете остановить прогресс человечества. Вам остается лишь ждать, что будет дальше. Может быть, что-нибудь и сработает в вашу пользу.
- Думаю, кое-что мы все-таки сделать можем, - возразил Дьявол. - Мы не станем ждать. Мы и так уже слишком долго ждали.
- Не представляю себе, что вы имеете в виду. Не можете же вы...
- Я не собираюсь раскрывать вам свои планы, - заметил он. - Вы слишком умны и обладаете той грязной, ласковой и беспощадной проницательностью, на которую способен лишь человек. Я говорю вам так много только затем, чтобы впоследствии вы смогли понять кое-что - и тогда вы, возможно, проявите некоторое желание сотрудничать с нами.
С этими словами Дьявол исчез в облаке серного дыма, а я остался один на вершине холма и смотрел, как дым этот медленно уносило ветром куда-то на восток. На ветру меня пробрала дрожь, хотя на самом деле было совсем не холодно. Холод исходил скорее от общества, в котором я находился.
Земля вокруг была пустынна - и освещалась она бледной, безмолвной, пустынной и зловещей луной.
Дьявол говорил о подстилке из нанесенных ветром листьев, лежащей между валунами, - я поискал и обнаружил ее. Я порылся в ней, но змей не было. Я и не думал, что они тут окажутся; Дьявол не производил впечатления дешевого обманщика. Я забрался в это углубление между камнями и поудобнее устроился на листьях.
Лежа здесь во тьме, я под стоны ветра с благодарностью думал о том, что Кэти дома и в безопасности. Я говорил ей, что мы оба как-нибудь ухитримся вернуться, однако в тот момент не мог и мечтать, что через какой-нибудь час она окажется в безопасном и надежном месте. И не имеет ни малейшего значения, что я не приложил к этому никаких усилий. Это было делом рук Дьявола, и хотя двигало им отнюдь не сочувствие, я обнаружил, что Думаю о нем не без некоторой благодарности.
А еще я думал о Кэти; мысленно представлял себе ее лицо, повернувшееся ко мне и освещенное пламенем, горящим в ведьмином очаге; пытался восстановить в памяти счастливое выражение, проступившее тогда на лице девушки. Однако выражение это было слишком неуловимым, и мне никак не удавалось зримо представить его себе. Должно быть, так я и уснул среди тщетных попыток.
И проснулся в Геттисберге.
14
Что-то толкнуло меня, я мгновенно проснулся и так быстро выпрямился, что стукнулся головой об один из валунов. Сквозь брызнувшие из глаз искры я рассмотрел склонившегося надо мной человека, который в свою очередь разглядывал меня. В руках он сжимал ружье, ствол которого смотрел в мою сторону, однако не создавалось впечатления, чтобы он прицеливался или тем более собирался стрелять. Скорее всего, он воспользовался ружьем просто чтобы разбудить.
На голове у незнакомца была фуражка, сидевшая не слишком изящно, поскольку у него слишком давно не было времени постричься; а на выцветшем синем мундире, в который он был облачен, блестели медные пуговицы.
- Ну, вы и даете! - дружелюбно восхитился он. - Уважаю, когда человек может хоть на проезжей дороге уснуть!
Он деликатно отвернулся и аккуратно сплюнул струю табачного сока на один из валунов.
- Что нового? - спросил я.
- Ребы [Реб - слово с интересной историей, сокращение от английского rebel - повстанец, мятежник, бунтовщик (для англосаксонского слуха оно звучит примерно так же, как наше отечественное "контра"). Первоначально ребами называли в Англии во время Великой гражданской войны 1642 - 1660 годов сторонников Кромвеля; потом, во время Войны за независимость, англичане окрестили ребами американцев; во время войны Севера против Юга федералисты-северяне стали называть так конфедератов-южан. Даже писали на могильной плите, хороня неизвестного солдата-южанина: "Джонни Реб".] подвезли пушки, - сказал он. - Все утро этим занимались. Должно быть, с тыщу собрали - на холме, за дорогой. Понаставили их там, колесо к колесу.
- Теперь, - приговаривала ведьма, - немножко толченой жабы сушеной, кладбищенской пыли чуток - и будет наш поссет готов. А вылечим девичью ножку - и поедим немножко. Ох, ох, как поедим!
Она скрипуче захихикала, и мне оставалось лишь гадать, над чем может быть, над предстоящей трапезой.
Откуда-то издалека послышался звук множества голосов. Еще какие-то путники, бредущие к постоялому двору? Похоже, целая компания...
Голоса приближались, становились громче, и я вышел за дверь посмотреть, кто же это. По тропе, извивавшейся по склону холма, двигалась людская толпа; в руках у некоторых были горящие факелы.
Позади ехали два всадника - разглядывая процессию, я спустя некоторое время различил, что один из них, чуть-чуть приотставший, восседает не на коне, а на осле, причем ноги его чуть не волочатся по земле. Однако все мое внимание приковал к себе всадник на лошади.
Он казался высоким и тощим, был облачен в латы, на руке у него висел щит, а на плече он нес длинное копье. Лошадь его была столь же тоща, как и всадник, и шла, спотыкаясь и понурив голову. Когда процессия подошла поближе, я понял, что лошадь немногим отличается от мешка костей.
Немного не доходя до постоялого двора, толпа остановилась и расступилась, пропуская вперед спотыкающуюся лошадь, несущую высоченное пугало в латах. Оказавшись между толпой и постоялым двором, чучело остановилось и замерло с опущенной головой - я не удивился бы, рухни оно в любой момент наземь грудой железа.
Человек и конь пребывали в неподвижности, толпа настороженно смотрела на них, а я гадал, что же может произойти дальше. Я знал, что в местечке вроде этого может случиться что угодно. Все это выглядело презабавно, что, впрочем, меня нимало не радовало, поскольку подобная оценка была основана на нравах и обычаях человечества двадцатого столетия и здесь не имела никакого смысла.
Лошадь неторопливо подняла голову. Толпа выжидательно зашевелилась, послышалось шарканье множества ног; покачивались факелы. Рыцарь с видимым усилием выпрямился, потверже сел в седле и опустил копье. Я стоял во дворе, с интересом наблюдая за этой сценой, но не имея ни малейшего представления о том, чем она может кончиться.
Неожиданно рыцарь крикнул, и, хотя голос его громко и отчетливо прозвучал в ночной тишине, понадобилось некоторое время, чтобы до меня дошло, что именно он сказал. Копье, опиравшееся на бедро рыцаря, выровнялось, а лошадь поднялась в галоп прежде, чем я осознал смысл его слов.
- Колдун! - закричал он. - Негодяй, грязный язычник, защищайся!
Мне пришлось понять, кого он имеет в виду, поскольку лошадь неслась прямо на меня, копье было направлено мне в грудь, а у меня, видит Бог, не оставалось времени, чтобы подготовиться к защите. Будь оно у меня - я взял бы ноги в руки и удрал с максимальной скоростью. Однако возможности предпринять что бы то ни было у меня не оставалось; вдобавок, я попросту остолбенел от безумия всего происходящего, и на протяжении нескольких следующих секунд, показавшихся мне часами, мог лишь зачарованно глядеть, как приближается ко мне сверкающий наконечник копья. Лошадь была не Бог весть какая, однако оказалась способной на кратковременное, взрывное усилие, и сейчас мчалась на меня с хрипом и грохотом, словно астматический локомотив.
Копье находилось всего в каких-то нескольких футах от меня, когда я снова обрел способность двигаться. Я отскочил в сторону. Сверкающий наконечник миновал меня, и в этот момент то ли рыцарь потерял контроль над копьем, то ли лошадь споткнулась, не знаю, но, во всяком случае, копье резко метнулось в мою сторону, ударив древком по руке, и я инстинктивно оттолкнул его.
То, что копье при этом направилось вниз и глубоко вонзилось наконечником в землю, произошло помимо моей воли. Дальнейшее было тем более неожиданно - копье превратилось в катапульту, подцепило рыцаря под мышку, вырвало его из седла и взметнуло высоко в воздух. Лошадь уперлась всеми четырьмя копытами, ее понесло юзом, стремена болтались, а тем временем согнутое копье распрямилось и швырнуло несчастного рыцаря. Словно пущенный из пращи камень, он описал в воздухе дугу и с распростертыми руками и ногами ничком рухнул наземь в углу двора - в момент его приземления раздался такой лязг, словно кто-то грохнул тяжелым молотом по полому стальному барабану.
Наверху, на тропе, толпа, составлявшая сопровождение рыцаря, корчилась от хохота. Одни согнулись пополам, схватившись за животы, другие катались по земле, обессилев от неудержимого смеха.
А по тропе тащился вислоухий ослик, несший на спине оборванца, ноги которого почти волочились по земле, - бедный, терпеливый Санчо Панса в очередной раз поспешал на помощь своему господину, Дон Кихоту Ламанчскому.
Что же до остальных, корчившихся от смеха на тропе, то я понимал, что пришли они сюда просто забавы ради, охотно тащили факелы, освещая путь этому пугалу-рыцарю, прекрасно зная, что какое-нибудь из его бесконечных приключений в ближайшем будущем доставит им развлечение.
Я обернулся к постоялому двору - никакого постоялого двора не оказалось.
- Кэти! - закричал я. - Кэти!
Ответа не было. На тропе все еще выла от хохота веселящаяся компания. Там, где еще недавно был дальний конец двора, Санчо слез с осла и мужественно, хотя и безуспешно пытался перевернуть Дон Кихота на спину. А вот постоялый двор исчез, и не было ни следа ни Кэти, ни ведьмы.
Откуда-то из леса, росшего ниже по склону холма, донеслось визгливое ведьмино хихиканье. Я подождал, пока оно не повторилось, и тогда ринулся в направлении звука.
Пробежав несколько футов по открытому пространству, еще недавно служившему двором, я очутился в лесу. Корни цеплялись мне за ноги, стремясь дать подножку, а ветви царапали лицо. Но я бежал и бежал, вытянув руки вперед, чтобы не врезаться головой в древесный ствол и не вышибить последние остатки мозгов.
Я поклялся себе, что если только поймаю Старую Мэг, то понемножку начну сворачивать ей тощую шею - и буду продолжать это занятие до тех пор, пока ведьма не отведет меня к Кэти или не скажет, где она, хотя и после того останется большое искушение докончить начатое. Но в то же время я понимал, что шансов поймать ведьму почти нет. Споткнувшись о камень и перелетев через него, я плюхнулся наземь, вскочил, помчался дальше, а впереди, не удаляясь и не приближаясь, снова и снова раздавался безумный смех. С размаху я налетел на дерево - вытянутые руки спасли меня, в противном случае я раскроил бы себе череп, а так отделался ушибом, хотя в первый момент мне и показалось, что оба запястья вывихнуты. Наконец один из корней все же ухитрился дать мне подножку, я закувыркался в воздухе, однако приземлился мягко, оказавшись на краю лесного болотца. Я упал на спину, с головой погрузившись в тину, и сел, откашливаясь и отплевываясь, потому что успел наглотаться вонючей болотной воды.
Я сидел, не двигаясь, понимая, что потерпел поражение. Я мог бы гоняться по лесу за этим хихиканьем миллионы лет, но мне все равно не удалось бы схватить ведьму. Ибо с этим миром не смогу совладать ни я, ни любой другой человек. Здесь человек имеет дело с миром им же созданных фантазий, и никакая логика не в силах ему помочь.
Я сидел по пояс в воде и грязи, над головой у меня раскачивался тростник, а слева кто-то - по-моему, лягушка - шлепал по тине. Потом я разглядел справа какой-то неясный свет и медленно поднялся на ноги. С промокших брюк стекала и глухо плюхалась в воду грязь. Даже стоя, я не мог как следует рассмотреть источник этого света, поскольку торчал по колено в болотной жиже, а заросли тростника были мне выше головы.
С некоторым трудом я начал пробираться на свет. Идти было нелегко. Ноги вязли, а тростник и перемежавшаяся с ним другая болотная растительность еще больше затрудняли продвижение. Я медленно брел вперед, прокладывая себе путь сквозь густые заросли.
Постепенно болото стало мельче, а тростник поредел. Теперь я мог понять, что свет исходит откуда-то сверху, и гадал, где же он может находиться, пока не добрался немного погодя до берега и не увидел, что светящееся пятно располагается на земле у меня над головой. Я попытался вскарабкаться на берег, но он оказался очень скользким. Поднявшись немного, я начал скатываться вниз, и в этот миг словно бы ниоткуда возникла огромная коричневая рука, я ухватился за нее и почувствовал, как пальцы ее крепко сжали мое запястье.
Подняв глаза, я увидел того, кто пришел мне на помощь - свесив руку вниз, он лежал на берегу. Рога были там, где положено, - над самым лбом; лицо, тяжелое и грубое, несло, однако, на своих злобных чертах отпечаток лисьей хитрости. В обращенной ко мне улыбке блеснули белые зубы, и впервые с того момента, как все это началось, я по-настоящему испугался.
И это было еще не все. Рядом с ним, вцепившись в кромку берега, сидело остроголовое приземистое существо, которое, перехватив мой взгляд, принялось яростно подпрыгивать.
- Нет! Нет! - верещало оно. - Не два! Только один! Дон Кихот не засчитывается!
Дьявол рывком втащил меня на берег и одним движением поставил на ноги.
Рядом с ним на земле стоял фонарь, при свете которого я смог увидеть, что Дьявол коренаст, чуть ниже меня ростом, но мощно сложен, хотя и несколько огрузнел. На нем не было ничего, кроме грязной набедренной повязки, на которую свисал толстый живот.
Арбитр продолжал визгливо выкрикивать:
- Нечестно! Вы сами знаете, что это не по правилам! Дон Кихот дурак! Он никогда ничего не делает правильно! Битва с Дон Кихотом не настоящая опасность, и...
Дьявол повернулся и взмахнул ногой - в свете фонаря блеснуло раздвоенное копыто. Пинок на полуслове пресек выкрики Арбитра, взметнул его в воздух и отшвырнул далеко в сторону. Жалобный вопль хвостом протянулся за уродцем и оборвался донесшимся из тростников громким всплеском.
- Теперь мы сможем поговорить спокойно и мирно, - заметил Дьявол, поворачиваясь ко мне, - хотя эта приставучая чума скоро вылезет и снова примется нам надоедать. Я бы не сказал, - добавил он, быстро переключаясь на другую тему, - что вы слишком испуганы.
- Я просто окаменел.
- Вечная проблема, - пожаловался Дьявол, взмахами шипастого хвоста как бы подчеркивая затруднительность своего положения, - никогда не знаешь, в каком обличье лучше встречаться со смертными. В своем воображении люди наделили меня столькими личинами, что теперь никто не в состоянии сказать, какая из них действеннее. Кстати, я могу принять любую из приписываемых мне форм, если она почему-либо кажется вам предпочтительнее. Хотя, признаться, та, в которой вы меня сейчас видите, удобнее всех, что мне приходилось носить.
- Мне все равно, - сказал я. - Как вам удобнее.
Я снова немного осмелел, хотя все еще чувствовал себя несколько неуверенно. Все-таки не каждый день приходится беседовать с Дьяволом.
- Очевидно, вы подразумеваете, что не слишком много думали обо мне? поинтересовался он.
- Пожалуй, да.
- Так я и знал, - скорбно произнес Дьявол. - Вот так я живу последние полвека. Люди почти не думают обо мне, а если и вспоминают, то без страха. Может, и чувствуют некоторое неудобство, но по-настоящему не боятся. А это трудно переносить. В добрые старые времена, причем не столь уж давние, весь христианский мир побаивался меня очень основательно.
- Кое-кто и сейчас продолжает бояться, - откликнулся я, пытаясь его утешить. - Где-нибудь в захолустье люди должны бояться вас по-прежнему.
Я тут же пожалел о своих словах, поскольку они его не только не утешили, но ввергли в еще более глубокую скорбь.
Тем временем на берег выкарабкался Арбитр. Он был весь в грязи, волосяная шляпа насквозь промокла, однако, едва взобравшись наверх, он сразу же пустился в дикую и яростную воинственную пляску.
- Я не потерплю этого! - верещал он. - Мне наплевать, что вы скажете! Ему осталось еще два! Вы не можете отрицать оборотней, но Дон Кихота вы должны отвергнуть, он не настоящий противник! Говорю вам, Правило обратится в ничто...
Дьявол безропотно вздохнул и взял меня за руку.
- Пойдемте куда-нибудь в другое место, где можно будет посидеть и потолковать.
Раздался громкий свист, ударил гром, в воздухе запахло серой, и во мгновение ока мы перенеслись на голую вершину холма, господствовавшего над долиной. Неподалеку росла купа деревьев, а поблизости от них громоздилась гряда валунов. Из долины доносилось мирное и счастливое кваканье весенних лягушек, а легкий ветерок шелестел в листве. Во всех отношениях место это было куда приятнее берега болота.
У меня подгибались колени, но Дьявол поддержал меня, подвел к каменной гряде и усадил на один из валунов, оказавшийся очень удобным. Затем он присел рядом со мной, обернув скрещенные ноги хвостом, кончик которого взял в руки и принялся им поигрывать.
- Теперь, - сказал он, - мы можем поговорить без помех. Конечно, Арбитр может выследить нас, но на это ему потребуется некоторое время. Больше всего я горжусь своим искусством мгновенного перемещения с места на место.
- Прежде чем приступить к долгому разговору, - сказал я, - мне хотелось бы кое-что выяснить. Со мной была женщина, и она исчезла. Она была на постоялом дворе и...
- Знаю, - с усмешкой проговорил Дьявол. - Ее зовут Кэти Адамс. Вы можете за нее не беспокоиться - она вернулась на Землю; на человеческую Землю. И это прекрасно, потому что нам она больше не нужна. Нам пришлось взять ее сюда только из-за того, что она была вместе с вами.
- Не нужна?
- Нет, конечно, нет. Нам нужны только вы.
- Послушайте... - начал было я, но Дьявол прервал меня взмахом массивной руки.
- Вы нужны нам как посредник. Полагаю, это именно так называется. Мы подыскивали кого-нибудь, кто мог бы послужить нам, стать, как вы сказали бы, нашим агентом, а тут как раз появились вы и...
- Если это все, к чему вы стремились, то добивались вы этого довольно странным путем. Ваша банда сделала все, чтобы убить меня, и только счастливый мучай...
- Вовсе не счастливый случай, - перебил он меня со смешком. Обостренный инстинкт самосохранения, подобного которому я не встречал уже много лет. Что же до этих попыток убрать вас - могу заверить, что кое-кто из торопыг уже за них поплатился. Воображения у них в избытке, а гибкости недостает - тут будут нужны перемены. Я был слишком занят другими делами, вы можете их себе представить, и даже отсутствовал здесь, когда заварилась вся эта история...
- Вы хотите сказать, что правило о трех попытках...
- Нет, - он печально покачал головой. - Честно говоря, с этим я ничего не могу поделать. Закон есть закон, сами знаете. И в конце концов, именно вы, люди, придумали это Правило - вместе с кучей других, не более осмысленных. Взять хоть это: "Преступление невыгодно" - а ведь вы чертовски хорошо знаете, что выгодно; а чего стоят все эти глупости насчет "рано ложиться и рано вставать..." - он опять покачал головой. - Вы представить себе не можете, сколько трудностей создают нам эти ваши дурацкие правила.
- Но ведь это не законы, - сказал я.
- Знаю. Вы называете их пословицами. Но как только наберется достаточно поверивших в это людей - мы сразу же оказываемся связаны.
- Итак, вы должны предпринять еще одну попытку. Если только вы не согласитесь с Арбитром по поводу этой истории с Дон Кихотом...
- Дон Кихот засчитывается, - проворчал Дьявол. - Я согласен с Арбитром в том, что с этим слабоумным деятелем из Испании легко управится всякий, кому исполнилось хотя бы лет пять. Но я хочу извлечь вас из всего этого - и чем скорее и легче я это сделаю, тем лучше. Ради дела, которое нам предстоит. Но вот чего я не могу взять в толк, так это неуместного рыцарства, с которым вы согласились на второй круг. Управившись со змеем, вы оказались свободны, но потом дали этому скользкому типу, Арбитру, уговорить вас...
- Я был кое-что должен Кэти. Ведь это я ее впутал.
- Знаю, - согласился он. - Знаю. Хотя временами вы, люди, кажетесь мне непостижимыми. Большую часть времени вы стремитесь перерезать друг другу глотки или воткнуть нож в спину вашему же приятелю-человеку, чтобы переступить через него по дороге к желанной цели, а потом оборачиваетесь вдруг такими чертовски благородными да жалостливыми, что того и гляди сто #шнит.
- Однако, прежде всего, зачем, раз уж у вас есть ко мне дело, а я, признаться, так и не могу пока в это поверить, так вот, если уж у вас есть ко мне дело, то зачем надо пытаться меня убить?
Мое невежество заставило Дьявола тяжело вздохнуть.
- Мы должны пытаться убить вас. Это тоже правило. Только не было нужды в этих сложных затеях. Все эти причуды были ни к чему. Эти растяпы сели кружком и принялись придумывать всякие хитрые планы - ладно еще, если б им просто нравилось проводить таким образом время, так нет же, они так захмелели от собственных фантастических замыслов, что им приспичило попытаться все это осуществить. Труды, на которые они готовы подвигнуться ради того, чтобы совершить простое убийство, уму не постижимы. Но все это, разумеется, ваши, человеческие ошибки. Вы сами делаете то же. Ваши писатели, ваши актеры, ваши сценаристы - каждая из так называемых творческих личностей - садятся и знай себе выдумывают все эти безумные характеры и невозможные ситуации; а расхлебывать их достается нам. И как раз это, по-моему, подводит нас к предложению, которое я хочу с вами обсудить.
- Тогда давайте, - сказал я. - А то день у меня выдался тяжелый, и сейчас я с удовольствием вздремнул бы - часиков этак двадцать. В том случае, разумеется, если есть место, где можно было бы прилечь.
- Конечно, есть, - отозвался он. - Вон там, между валунами, куча листьев. Принесены осенними ветрами. Место спокойное, и вы можете поспать, сколько угодно.
- А гремучие змеи, - поинтересовался я, - входят в комплект спальных принадлежностей?
- За кого вы меня принимаете? - возмутился Дьявол. - Думаете, у меня нет чести и я могу устроить вам ловушку? Клянусь, пока вы не проснетесь, никто не попытается вредить вам.
- А после этого? - спросил я.
- А после этого, - сказал он, - вам придется пройти через последнее испытание, чтобы соблюсти правило трех. Можете спокойно отдыхать, зная, что в какую бы переделку вы ни попали, мои лучшие пожелания на вашей стороне.
- Ладно, - согласился я, - раз уж никак нельзя от этого избавиться... А вы не замолвите за меня словечко? Я несколько подустал. Не думаю, чтобы сейчас я справился еще с одним морским змеем.
- Обещаю вам, - заверил Дьявол, - что это будет не морской змей. А теперь перейдем к делу.
- Ладно, - сказал я. - Так что у вас на уме?
- На уме у меня, - с некоторым раздражением проговорил Дьявол, - эти вздорные фантазии, которыми вы нас кормите. Не можете же вы ожидать, что мы сможем создать какую-нибудь жизнеспособную систему на основе всей этой туманной болтовни? Птички-пташечки взгромоздились на ветку и вопят: "По-моему, я видела сговорчивого болтуна - видела, видела, видела!" - а внизу, на земле, глупый кот злобно смотрит на пташек с полубеспомощным, полувиноватым видом. Где, спрашиваю я вас, скажите честно, где можем мы найти какую-нибудь порядочную личность в такой ситуации? Для начала вы дали нам солидное и весомое основание, состоявшее из твердого убеждения и здоровой веры. Но теперь вы полюбили шутовство, вы даете нам характеры невероятные и слабые одновременно, а такой материал не только не усиливает нас, но и подрывает все, что мы успели сделать в прошлом.
- Вы хотите сказать, что обстановка у вас была бы здоровее, продолжай мы верить в дьяволов, призраков, гоблинов и им подобных?
- Значительно более здоровая, - сказал Дьявол. - По крайней мере, если вера будет искренней. Но теперь вы превращаете нас в шутов...
- Не в шутов, - возразил я. - Не забывайте, что по большей части люди и не подозревают о реальности вашего существования. Да и откуда им знать, если вы убиваете всех, кто заподозрил о существовании вашего мира?
- Именно это, - горько заметил Дьявол, - вы и называете прогрессом. Вы можете делать почти все, что пожелаете, а желаете вы очень многого, и в то же время набиваете себе головы безрассудными ожиданиями, а времени на то, чтобы оглянуться, задуматься над личными ценностями, например, над собственными недостатками, у вас никак не находится. В вас нет опасения...
- Есть и страх, и множество опасений, - сказал я. - Все дело в том, чего именно мы боимся.
- Вы правы. Атомные бомбы и НЛО. Нашли же чего бояться - свихнутые летающие тарелки!
- Возможно, это лучше, чем дьявол, - напомнил я. - С НЛО человек может достичь взаимопонимания, с дьяволом же - никогда. Вы слишком коварны.
- Таково знамение времени, - пожаловался Дьявол. - Механика вместо метафизики. Поверьте мне, в нашем печальном мире существуют целые орды НЛО, множество отвратительных сооружений, населенных всеми видами грозных инопланетян. Но в них нет того честного ужаса, который присущ мне. Хитрые твари, но в них нет никакого смысла.
- Возможно, для вас это плохо, - согласился я, - и я могу понять вашу точку зрении. Но не знаю, чем тут можно помочь. Если не считать отсталых в культурном отношении регионов, вы найдете не слишком много людей, верящих в вас достаточно искренне. Разумеется, временами о вас говорят. Говорят: "к черту!" или "кой черт это сделал?" - но при этом, по большей части, о вас даже и не помышляют. Вы превратились в не слишком крепкое, прямо скажем, ругательство. Оно не заключает в себе веры в вас. И это необратимо. Не представляю себе, чтобы это положение можно было изменить. Вы не можете остановить прогресс человечества. Вам остается лишь ждать, что будет дальше. Может быть, что-нибудь и сработает в вашу пользу.
- Думаю, кое-что мы все-таки сделать можем, - возразил Дьявол. - Мы не станем ждать. Мы и так уже слишком долго ждали.
- Не представляю себе, что вы имеете в виду. Не можете же вы...
- Я не собираюсь раскрывать вам свои планы, - заметил он. - Вы слишком умны и обладаете той грязной, ласковой и беспощадной проницательностью, на которую способен лишь человек. Я говорю вам так много только затем, чтобы впоследствии вы смогли понять кое-что - и тогда вы, возможно, проявите некоторое желание сотрудничать с нами.
С этими словами Дьявол исчез в облаке серного дыма, а я остался один на вершине холма и смотрел, как дым этот медленно уносило ветром куда-то на восток. На ветру меня пробрала дрожь, хотя на самом деле было совсем не холодно. Холод исходил скорее от общества, в котором я находился.
Земля вокруг была пустынна - и освещалась она бледной, безмолвной, пустынной и зловещей луной.
Дьявол говорил о подстилке из нанесенных ветром листьев, лежащей между валунами, - я поискал и обнаружил ее. Я порылся в ней, но змей не было. Я и не думал, что они тут окажутся; Дьявол не производил впечатления дешевого обманщика. Я забрался в это углубление между камнями и поудобнее устроился на листьях.
Лежа здесь во тьме, я под стоны ветра с благодарностью думал о том, что Кэти дома и в безопасности. Я говорил ей, что мы оба как-нибудь ухитримся вернуться, однако в тот момент не мог и мечтать, что через какой-нибудь час она окажется в безопасном и надежном месте. И не имеет ни малейшего значения, что я не приложил к этому никаких усилий. Это было делом рук Дьявола, и хотя двигало им отнюдь не сочувствие, я обнаружил, что Думаю о нем не без некоторой благодарности.
А еще я думал о Кэти; мысленно представлял себе ее лицо, повернувшееся ко мне и освещенное пламенем, горящим в ведьмином очаге; пытался восстановить в памяти счастливое выражение, проступившее тогда на лице девушки. Однако выражение это было слишком неуловимым, и мне никак не удавалось зримо представить его себе. Должно быть, так я и уснул среди тщетных попыток.
И проснулся в Геттисберге.
14
Что-то толкнуло меня, я мгновенно проснулся и так быстро выпрямился, что стукнулся головой об один из валунов. Сквозь брызнувшие из глаз искры я рассмотрел склонившегося надо мной человека, который в свою очередь разглядывал меня. В руках он сжимал ружье, ствол которого смотрел в мою сторону, однако не создавалось впечатления, чтобы он прицеливался или тем более собирался стрелять. Скорее всего, он воспользовался ружьем просто чтобы разбудить.
На голове у незнакомца была фуражка, сидевшая не слишком изящно, поскольку у него слишком давно не было времени постричься; а на выцветшем синем мундире, в который он был облачен, блестели медные пуговицы.
- Ну, вы и даете! - дружелюбно восхитился он. - Уважаю, когда человек может хоть на проезжей дороге уснуть!
Он деликатно отвернулся и аккуратно сплюнул струю табачного сока на один из валунов.
- Что нового? - спросил я.
- Ребы [Реб - слово с интересной историей, сокращение от английского rebel - повстанец, мятежник, бунтовщик (для англосаксонского слуха оно звучит примерно так же, как наше отечественное "контра"). Первоначально ребами называли в Англии во время Великой гражданской войны 1642 - 1660 годов сторонников Кромвеля; потом, во время Войны за независимость, англичане окрестили ребами американцев; во время войны Севера против Юга федералисты-северяне стали называть так конфедератов-южан. Даже писали на могильной плите, хороня неизвестного солдата-южанина: "Джонни Реб".] подвезли пушки, - сказал он. - Все утро этим занимались. Должно быть, с тыщу собрали - на холме, за дорогой. Понаставили их там, колесо к колесу.