Страница:
Нат Пинкертон и дом смерти
Дом смерти
Глава I
Несчастная девушка
– Как, Лора не приехала?
– Нет, ведь я писала тебе, что она сильно захворала и теперь только начала поправляться.
– Но ты, однако, писала, что она уже встала с постели и даже выходила с тобой на прогулку?
– Да, но сегодня… впрочем, о чем долго говорить, ну, не приехала и все тут!
Так беседовали брат и сестра, Эрих и Ильза Эринг, дети проживавшей в Нью-Йорке немецкой семьи.
Двадцатитрехлетний Эрих, студент Питтсбургского университета, только что прибыл в Нью-Йорк к своим родителям. Сестра приехала встречать его на вокзал, и теперь они шли по Пятой авеню, где помещался дом семьи Эринг.
Молодой человек был высокого роста, стройный, очень недурен собой; его открытое лицо, со светлыми, лихо закрученными усиками, производило симпатичное и приятное впечатление.
Рядом с ним сестра его Ильза выглядела очень миниатюрной, хотя обладала изящной и довольно пикантной фигуркой.
На ее бледном личике ясно отражалась озабоченность, а в нежных голубых глазах стояли слезы.
По-видимому, ее тяготило какое-то горе; ей хотелось что-то сказать, но она боялась огорчить горячо любимого брата.
Она пытливо посмотрела ему в глаза и заметила, что он был разочарован и немного раздосадован.
– Не надо сердиться! – просила она. – Быть может, как раз сегодня Лора чувствовала себя не совсем хорошо. Иначе она, наверно, тоже приехала бы.
Тут он не выдержал:
– Я чувствую, что ты не откровенна со мной! С Лорой что-то неладно и ты не хочешь мне сказать, в чем дело! У меня так тяжело на душе! Мне кажется, что нам грозит несчастье!
Ильза печально улыбнулась и пожала плечами.
Они шли под руку. После довольно продолжительного молчания Эрих снова заговорил. Он внезапно остановился, взял сестру за руку и воскликнул:
– А теперь скажи мне совершенно откровенно: разве вы не обратили внимания, что в последнее время, еще до болезни, с Лорой произошла крупная перемена?
– Мы все видели это, – печально ответила Ильза, – да и не только нам это бросилось в глаза, но и мистеру Брауну, отцу Лоры. Мы теряемся в догадках, а хуже всего то, что от самой Лоры нет возможности добиться объяснения причин ее странного состояния.
– А что говорят врачи?
– Руками разводят, – ответила Ильза, – ее пользуют несколько врачей и ни один не понимает, в чем дело. Впрочем, один сказал, что…
Ильза запнулась.
– Говори, – просил Эрих, – ради бога, скажи мне все!
– Он сказал, что есть основание предположить умственное расстройство.
Эрих был ошеломлен. Помолчав немного, он сказал:
– Ильза, мы всегда были с тобой друзьями, да и Лора видела в тебе лучшую подругу. Тебе известно, что между нею и мною зародились нежные отношения, не имеющие ничего общего с обыкновенной влюбленностью студента и молодой девицы. Да ты и сама должна была видеть и чувствовать, судя по всему моему поведению по отношению к Лоре: у меня самые серьезные и вполне искренние намерения. Я часто писал, и она всегда отвечала мне, но за последние полтора месяца я не получил от нее ни строчки! В чем тут дело?
– Ты знаешь, что именно полтора месяца назад Лора захворала?
– Конечно, знаю! Но ведь уже две недели, как она встала с постели и, мне кажется, могла бы написать хотя бы открытку!
Ильза нежно и с участием взглянула на брата.
– Она имеет что-то против тебя, Эрих. Я чувствую это с тех пор, как она захворала. Прежде, когда мы бывали вместе, она охотнее всего говорила о тебе, постоянно расспрашивала, как тебе живется, что ты пишешь и вообще так интересовалась тобой, что сразу можно было догадаться, что она питает к тебе особое чувство. Но теперь она совершенно изменилась и совершенно не хочет слышать о тебе. Как только я заговариваю, она умолкает и становится серьезной. Она прекращает разговор или переводит его на другие темы.
Эрих побледнел.
– Давно ли она так изменилась?
– Со времени болезни. У меня сложилось такое впечатление, точно болезнь вытравила что-то из ее сердца, точно после того, как она начала поправляться, в ней умерло всякое чувство к тебе.
Эрих невольно прижал обе руки к груди, как бы силясь подавить ужасный страх.
– Боже мой! – бормотал он. – Ведь я не сделал ей ничего дурного! Я ни в чем не провинился перед ней! На нее должно было повлиять что-то совершенно непонятное, ужасное. Но я, во что бы то ни стало, узнаю, в чем дело.
Сестра с нескрываемым участием посмотрела на брата.
– Как ты можешь узнать? Она не сказала об этом ни единого слова ни мне, ни своему отцу.
Вдруг Эрих вздрогнул.
– Боже праведный! – вырвалось у него. – Неужели она полюбила другого и забыла меня?
Ильза энергично покачала головой:
– Этого я совершенно не допускаю! Да разве может не любить тебя та, которой ты отдашь свое сердце!
Она с гордостью и любовью взглянула на брата, бывшего, по ее мнению, верхом совершенства. Но он не обратил внимания на ее слова и, по-видимому, даже не расслышал их.
– Не знаю, что и думать! – шептал он. – Не хочу верить, что кто-нибудь другой мог завладеть ее сердцем! Но я хочу выяснить все и потому сегодня же пойду с визитом к фабриканту Брауну.
– И я пойду с тобой, – сказала Ильза, – будем надеяться, что тебе представится возможность поговорить с Лорой с глазу на глаз. Если и тебе не удастся раскрыть тайны ее душевного расстройства, то это и никому не удастся.
Эрих с благодарностью пожал сестре руку:
– Ты так добра, Ильза, я вечно буду тебе признателен за это. Я надеюсь, что мне удастся исцелить Лору, так как, по-моему, тут кроется какое-то недоразумение.
Он поднял голову и как-то сразу повеселел.
– Иначе и быть не может! – продолжал он. – Сегодня же на душе моей Лоры снова станет светло; я разгоню эту тайну силою моей любви.
Он оживился, так как его снова окрылила надежда. Он нисколько не опасался, что ему, быть может, в тот же день придется пережить горестное разочарование, так как не знал за собой никакой вины и ему казалось, что нескольких слов окажется достаточно, чтобы вернуть расположение любимой девушки.
– Поспешим домой! – обратился он к сестре. – Я не дождусь минуты, когда увижу Лору и в темных глазах ее прочитаю прежнюю сердечную любовь!
Дома Эриха радостно встретили родители. После полудня он с Ильзой поехал на авеню Амстердам, в дом богатого фабриканта Джо Брауна.
Старик Браун, из семьи которого осталась в живых одна только красавица дочь Лора, был дома и сердечно приветствовал молодых людей.
Эрих заметил, что Браун за последнее время сильно постарел. Забота об единственной дочери начертала на его лице глубокие морщины, и весь он производил впечатление усталого, измученного человека.
– Я чрезвычайно рад, что вы приехали, мистер Эринг! – сказал он. – Вы, по всей вероятности, уже знаете, какая меня гнетет забота, но вы понятия не имеете, до чего я исстрадался. Лора совершенно изменилась. Ее веселость и жизнерадостность совсем пропали, она печальна и грустна и давно уже не улыбалась. По целым дням она запирается в своей комнате, а что хуже всего, она отказывается дать какие бы то ни было объяснения своего состояния. Она слишком часто заговаривает о том, что скоро умрет, что покойники зовут ее. Я близок к отчаянию, мистер Эринг. Теперь я надеюсь на вас. Я знаю, Лора вас очень уважает. Быть может, она вам откроется. Не стану скрывать, что я уже привык к мысли, что вы и Лора со временем вступите в брак, и мысль эта окрепла еще больше при виде симпатий, которые моя дочь питала к вам. Пойдите к ней в гостиную. Недавно она еще играла на рояле, и все такие печальные вещи. Быть может, она именно теперь согласится объясниться с вами.
Эрих по мягким коврам неслышно прошел до гостиной и слегка приоткрыл дверь.
Лора сидела за роялем, выпрямившись, не двигаясь. Юноша ужаснулся при виде происшедшей с ней перемены. Нежное лицо ее, прежде свежее и цветущее, сильно исхудало и побледнело, щеки ввалились, глаза расширились. Лишь волосы сохранили свой прежний иссиня-черный цвет. Бледные руки небрежно лежали на клавишах.
На Лоре было простое черное платье.
Эрих тихо переступил порог, закрыл за собою дверь, а затем вышел на середину комнаты и тихо промолвил:
– Лора! Милая Лора!
Она обернулась во внезапном испуге и при виде Эриха, всплеснув руками, воскликнула:
– Эрих! Бога ради, уйди отсюда! Ты не должен меня больше видеть!
В полном недоумении он отступил на шаг, но снова приблизился к ней и проговорил:
– Зачем ты гонишь меня, Лора? Что с тобой? Чем я виноват перед тобой?
Она задрожала всем телом:
– Ничем ты не виноват! Виновата я или, вернее, мертвецы!
– Какие мертвецы? – воскликнул он. – Лора, ты не знаешь, что говоришь!
– Знаю, слишком хорошо знаю! Как бы мне хотелось, чтобы меня не постиг этот ужасный рок! Ведь ты самого ужасного не знаешь, Эрих! Одно только я тебе скажу: я бесчестная, я негодная, а стала я такою из-за мертвецов!
– Что ты вздор говоришь? Опомнись, Лора! Что у тебя общего с мертвецами? Ты принадлежишь жизни, тебе предстоит светлое будущее, ты снова будешь весела и радостна!
Она закрыла лицо руками и зарыдала:
– Никогда уж этого больше не будет! – воскликнула она, – оставь меня, Эрих! Уйди и никогда не возвращайся ко мне! Я не стою, чтобы ты смотрел на меня! Я не перенесу твоего присутствия!
Он никак не ожидал подобной вспышки. Надеясь смягчить ее настроение и изгнать мысли о каких-то мертвецах, он быстро подошел и обнял ее.
– Лора, милая моя Лора! – шептал он. – Ведь я так люблю тебя!
Она пронзительно закричала и вырвалась из его объятий.
– Никогда я не буду принадлежать тебе, Эрих! Мертвецы загубили мое счастье! Я не вынесу этого, я знаю, что ты все снова и снова будешь приходить ко мне! Вот почему я уйду… в дом мертвых!
Она схватила черную шаль, лежавшую на стуле, и быстро выбежала из комнаты.
Эрих побежал за нею и увидел, как она открыла дверь и вышла в сад.
– Бога ради, Лора! Куда ты идешь?
Она не слушала его, а побежала по улице. Он погнался за ней, но тут ему пересек дорогу вагон трамвая. Он в ужасе видел, как слабая девушка побежала рядом с вагоном и вскочила на полном ходу.
Если бы несколько мужчин, стоявших на площадке, не подхватили ее, она неминуемо споткнулась бы и наверно попала под колеса.
В первую секунду Эрих остановился как вкопанный, так что вагон успел отъехать на довольно большое расстояние. Придя в себя, молодой человек громко крикнул:
– Остановитесь! Остановитесь!
Его вагон уже заворачивал за угол.
Эрих пустился догонять его, что ему, конечно, не удалось. Тут он увидел коляску, вскочил в нее и крикнул кучеру:
– Поезжайте по пути трамвая! Гоните лошадь, не жалейте ее! Если вам удастся нагнать вагон, который прошел здесь с минуту назад, я вам заплачу вдесятеро!
Обрадованный возница погнал лошадь во всю мочь. Так они ехали, пока наконец вагон трамвая не завернул на 148-ю улицу.
Погоня продолжалась с четверть часа. Наконец коляска у одной из остановок нагнала вагон. Но Эрих видел уже издали, что на задней площадке никого не было.
Он в сильном волнении спросил кондуктора:
– Где молодая девушка в черном, которая вскочила на полном ходу недалеко от авеню Амстердам?
– Она соскочила на полном ходу вблизи Манхэттена.
– Не видели ли вы, куда она ушла?
– Этого не могу сказать. У нас там остановки не было, и я не обратил на нее внимания.
Эрих снова сел в коляску и поехал к Манхэттену. Тут он стал расспрашивать всех прохожих, но ничего не добился, Лора исчезла, и Эриху даже не удалось установить, куда именно она направилась.
Усталый и расстроенный, он, в конце концов, вернулся в дом Брауна.
Сам старик, Ильза и вся прислуга были в сильнейшем волнении.
Отец Лоры видел, как она вскочила на площадку вагона, как Эрих помчался за вагоном, и все они в ужасном волнении ожидали его возвращения.
Но когда юноша вернулся один, старик Браун пришел в полнейшее отчаяние, которое еще усилилось, едва Эрих сообщил, что говорила Лора до своего бегства.
Браун немедленно заявил о происшедшем полиции. Были снаряжены тщательные розыски, не приведшие, однако, ни к какому результату.
Распростившись со стариком Брауном – Ильза ушла раньше – Эрих ушел домой.
Вдруг у него блеснула мысль, к исполнению которой он сейчас же и приступил.
Он отправился к знаменитому нью-йоркскому сыщику Нату Пинкертону.
Сыщик весьма любезно встретил юношу и внимательно выслушал его рассказ. Он сейчас же изъявил готовность взяться за это дело, так как своеобразная обстановка происшествия сильно заинтересовала его.
Он пожал Эриху руку и сказал:
– Успокойтесь, мистер Эринг. Я обещаю вам сделать все, что могу, чтобы разыскать молодую девушку. Весьма вероятно, что тут замешаны гнусные преступники. А теперь поедем к мистеру Брауну.
Они вышли и направились к Амстердам-авеню.
– Нет, ведь я писала тебе, что она сильно захворала и теперь только начала поправляться.
– Но ты, однако, писала, что она уже встала с постели и даже выходила с тобой на прогулку?
– Да, но сегодня… впрочем, о чем долго говорить, ну, не приехала и все тут!
Так беседовали брат и сестра, Эрих и Ильза Эринг, дети проживавшей в Нью-Йорке немецкой семьи.
Двадцатитрехлетний Эрих, студент Питтсбургского университета, только что прибыл в Нью-Йорк к своим родителям. Сестра приехала встречать его на вокзал, и теперь они шли по Пятой авеню, где помещался дом семьи Эринг.
Молодой человек был высокого роста, стройный, очень недурен собой; его открытое лицо, со светлыми, лихо закрученными усиками, производило симпатичное и приятное впечатление.
Рядом с ним сестра его Ильза выглядела очень миниатюрной, хотя обладала изящной и довольно пикантной фигуркой.
На ее бледном личике ясно отражалась озабоченность, а в нежных голубых глазах стояли слезы.
По-видимому, ее тяготило какое-то горе; ей хотелось что-то сказать, но она боялась огорчить горячо любимого брата.
Она пытливо посмотрела ему в глаза и заметила, что он был разочарован и немного раздосадован.
– Не надо сердиться! – просила она. – Быть может, как раз сегодня Лора чувствовала себя не совсем хорошо. Иначе она, наверно, тоже приехала бы.
Тут он не выдержал:
– Я чувствую, что ты не откровенна со мной! С Лорой что-то неладно и ты не хочешь мне сказать, в чем дело! У меня так тяжело на душе! Мне кажется, что нам грозит несчастье!
Ильза печально улыбнулась и пожала плечами.
Они шли под руку. После довольно продолжительного молчания Эрих снова заговорил. Он внезапно остановился, взял сестру за руку и воскликнул:
– А теперь скажи мне совершенно откровенно: разве вы не обратили внимания, что в последнее время, еще до болезни, с Лорой произошла крупная перемена?
– Мы все видели это, – печально ответила Ильза, – да и не только нам это бросилось в глаза, но и мистеру Брауну, отцу Лоры. Мы теряемся в догадках, а хуже всего то, что от самой Лоры нет возможности добиться объяснения причин ее странного состояния.
– А что говорят врачи?
– Руками разводят, – ответила Ильза, – ее пользуют несколько врачей и ни один не понимает, в чем дело. Впрочем, один сказал, что…
Ильза запнулась.
– Говори, – просил Эрих, – ради бога, скажи мне все!
– Он сказал, что есть основание предположить умственное расстройство.
Эрих был ошеломлен. Помолчав немного, он сказал:
– Ильза, мы всегда были с тобой друзьями, да и Лора видела в тебе лучшую подругу. Тебе известно, что между нею и мною зародились нежные отношения, не имеющие ничего общего с обыкновенной влюбленностью студента и молодой девицы. Да ты и сама должна была видеть и чувствовать, судя по всему моему поведению по отношению к Лоре: у меня самые серьезные и вполне искренние намерения. Я часто писал, и она всегда отвечала мне, но за последние полтора месяца я не получил от нее ни строчки! В чем тут дело?
– Ты знаешь, что именно полтора месяца назад Лора захворала?
– Конечно, знаю! Но ведь уже две недели, как она встала с постели и, мне кажется, могла бы написать хотя бы открытку!
Ильза нежно и с участием взглянула на брата.
– Она имеет что-то против тебя, Эрих. Я чувствую это с тех пор, как она захворала. Прежде, когда мы бывали вместе, она охотнее всего говорила о тебе, постоянно расспрашивала, как тебе живется, что ты пишешь и вообще так интересовалась тобой, что сразу можно было догадаться, что она питает к тебе особое чувство. Но теперь она совершенно изменилась и совершенно не хочет слышать о тебе. Как только я заговариваю, она умолкает и становится серьезной. Она прекращает разговор или переводит его на другие темы.
Эрих побледнел.
– Давно ли она так изменилась?
– Со времени болезни. У меня сложилось такое впечатление, точно болезнь вытравила что-то из ее сердца, точно после того, как она начала поправляться, в ней умерло всякое чувство к тебе.
Эрих невольно прижал обе руки к груди, как бы силясь подавить ужасный страх.
– Боже мой! – бормотал он. – Ведь я не сделал ей ничего дурного! Я ни в чем не провинился перед ней! На нее должно было повлиять что-то совершенно непонятное, ужасное. Но я, во что бы то ни стало, узнаю, в чем дело.
Сестра с нескрываемым участием посмотрела на брата.
– Как ты можешь узнать? Она не сказала об этом ни единого слова ни мне, ни своему отцу.
Вдруг Эрих вздрогнул.
– Боже праведный! – вырвалось у него. – Неужели она полюбила другого и забыла меня?
Ильза энергично покачала головой:
– Этого я совершенно не допускаю! Да разве может не любить тебя та, которой ты отдашь свое сердце!
Она с гордостью и любовью взглянула на брата, бывшего, по ее мнению, верхом совершенства. Но он не обратил внимания на ее слова и, по-видимому, даже не расслышал их.
– Не знаю, что и думать! – шептал он. – Не хочу верить, что кто-нибудь другой мог завладеть ее сердцем! Но я хочу выяснить все и потому сегодня же пойду с визитом к фабриканту Брауну.
– И я пойду с тобой, – сказала Ильза, – будем надеяться, что тебе представится возможность поговорить с Лорой с глазу на глаз. Если и тебе не удастся раскрыть тайны ее душевного расстройства, то это и никому не удастся.
Эрих с благодарностью пожал сестре руку:
– Ты так добра, Ильза, я вечно буду тебе признателен за это. Я надеюсь, что мне удастся исцелить Лору, так как, по-моему, тут кроется какое-то недоразумение.
Он поднял голову и как-то сразу повеселел.
– Иначе и быть не может! – продолжал он. – Сегодня же на душе моей Лоры снова станет светло; я разгоню эту тайну силою моей любви.
Он оживился, так как его снова окрылила надежда. Он нисколько не опасался, что ему, быть может, в тот же день придется пережить горестное разочарование, так как не знал за собой никакой вины и ему казалось, что нескольких слов окажется достаточно, чтобы вернуть расположение любимой девушки.
– Поспешим домой! – обратился он к сестре. – Я не дождусь минуты, когда увижу Лору и в темных глазах ее прочитаю прежнюю сердечную любовь!
Дома Эриха радостно встретили родители. После полудня он с Ильзой поехал на авеню Амстердам, в дом богатого фабриканта Джо Брауна.
Старик Браун, из семьи которого осталась в живых одна только красавица дочь Лора, был дома и сердечно приветствовал молодых людей.
Эрих заметил, что Браун за последнее время сильно постарел. Забота об единственной дочери начертала на его лице глубокие морщины, и весь он производил впечатление усталого, измученного человека.
– Я чрезвычайно рад, что вы приехали, мистер Эринг! – сказал он. – Вы, по всей вероятности, уже знаете, какая меня гнетет забота, но вы понятия не имеете, до чего я исстрадался. Лора совершенно изменилась. Ее веселость и жизнерадостность совсем пропали, она печальна и грустна и давно уже не улыбалась. По целым дням она запирается в своей комнате, а что хуже всего, она отказывается дать какие бы то ни было объяснения своего состояния. Она слишком часто заговаривает о том, что скоро умрет, что покойники зовут ее. Я близок к отчаянию, мистер Эринг. Теперь я надеюсь на вас. Я знаю, Лора вас очень уважает. Быть может, она вам откроется. Не стану скрывать, что я уже привык к мысли, что вы и Лора со временем вступите в брак, и мысль эта окрепла еще больше при виде симпатий, которые моя дочь питала к вам. Пойдите к ней в гостиную. Недавно она еще играла на рояле, и все такие печальные вещи. Быть может, она именно теперь согласится объясниться с вами.
Эрих по мягким коврам неслышно прошел до гостиной и слегка приоткрыл дверь.
Лора сидела за роялем, выпрямившись, не двигаясь. Юноша ужаснулся при виде происшедшей с ней перемены. Нежное лицо ее, прежде свежее и цветущее, сильно исхудало и побледнело, щеки ввалились, глаза расширились. Лишь волосы сохранили свой прежний иссиня-черный цвет. Бледные руки небрежно лежали на клавишах.
На Лоре было простое черное платье.
Эрих тихо переступил порог, закрыл за собою дверь, а затем вышел на середину комнаты и тихо промолвил:
– Лора! Милая Лора!
Она обернулась во внезапном испуге и при виде Эриха, всплеснув руками, воскликнула:
– Эрих! Бога ради, уйди отсюда! Ты не должен меня больше видеть!
В полном недоумении он отступил на шаг, но снова приблизился к ней и проговорил:
– Зачем ты гонишь меня, Лора? Что с тобой? Чем я виноват перед тобой?
Она задрожала всем телом:
– Ничем ты не виноват! Виновата я или, вернее, мертвецы!
– Какие мертвецы? – воскликнул он. – Лора, ты не знаешь, что говоришь!
– Знаю, слишком хорошо знаю! Как бы мне хотелось, чтобы меня не постиг этот ужасный рок! Ведь ты самого ужасного не знаешь, Эрих! Одно только я тебе скажу: я бесчестная, я негодная, а стала я такою из-за мертвецов!
– Что ты вздор говоришь? Опомнись, Лора! Что у тебя общего с мертвецами? Ты принадлежишь жизни, тебе предстоит светлое будущее, ты снова будешь весела и радостна!
Она закрыла лицо руками и зарыдала:
– Никогда уж этого больше не будет! – воскликнула она, – оставь меня, Эрих! Уйди и никогда не возвращайся ко мне! Я не стою, чтобы ты смотрел на меня! Я не перенесу твоего присутствия!
Он никак не ожидал подобной вспышки. Надеясь смягчить ее настроение и изгнать мысли о каких-то мертвецах, он быстро подошел и обнял ее.
– Лора, милая моя Лора! – шептал он. – Ведь я так люблю тебя!
Она пронзительно закричала и вырвалась из его объятий.
– Никогда я не буду принадлежать тебе, Эрих! Мертвецы загубили мое счастье! Я не вынесу этого, я знаю, что ты все снова и снова будешь приходить ко мне! Вот почему я уйду… в дом мертвых!
Она схватила черную шаль, лежавшую на стуле, и быстро выбежала из комнаты.
Эрих побежал за нею и увидел, как она открыла дверь и вышла в сад.
– Бога ради, Лора! Куда ты идешь?
Она не слушала его, а побежала по улице. Он погнался за ней, но тут ему пересек дорогу вагон трамвая. Он в ужасе видел, как слабая девушка побежала рядом с вагоном и вскочила на полном ходу.
Если бы несколько мужчин, стоявших на площадке, не подхватили ее, она неминуемо споткнулась бы и наверно попала под колеса.
В первую секунду Эрих остановился как вкопанный, так что вагон успел отъехать на довольно большое расстояние. Придя в себя, молодой человек громко крикнул:
– Остановитесь! Остановитесь!
Его вагон уже заворачивал за угол.
Эрих пустился догонять его, что ему, конечно, не удалось. Тут он увидел коляску, вскочил в нее и крикнул кучеру:
– Поезжайте по пути трамвая! Гоните лошадь, не жалейте ее! Если вам удастся нагнать вагон, который прошел здесь с минуту назад, я вам заплачу вдесятеро!
Обрадованный возница погнал лошадь во всю мочь. Так они ехали, пока наконец вагон трамвая не завернул на 148-ю улицу.
Погоня продолжалась с четверть часа. Наконец коляска у одной из остановок нагнала вагон. Но Эрих видел уже издали, что на задней площадке никого не было.
Он в сильном волнении спросил кондуктора:
– Где молодая девушка в черном, которая вскочила на полном ходу недалеко от авеню Амстердам?
– Она соскочила на полном ходу вблизи Манхэттена.
– Не видели ли вы, куда она ушла?
– Этого не могу сказать. У нас там остановки не было, и я не обратил на нее внимания.
Эрих снова сел в коляску и поехал к Манхэттену. Тут он стал расспрашивать всех прохожих, но ничего не добился, Лора исчезла, и Эриху даже не удалось установить, куда именно она направилась.
Усталый и расстроенный, он, в конце концов, вернулся в дом Брауна.
Сам старик, Ильза и вся прислуга были в сильнейшем волнении.
Отец Лоры видел, как она вскочила на площадку вагона, как Эрих помчался за вагоном, и все они в ужасном волнении ожидали его возвращения.
Но когда юноша вернулся один, старик Браун пришел в полнейшее отчаяние, которое еще усилилось, едва Эрих сообщил, что говорила Лора до своего бегства.
Браун немедленно заявил о происшедшем полиции. Были снаряжены тщательные розыски, не приведшие, однако, ни к какому результату.
Распростившись со стариком Брауном – Ильза ушла раньше – Эрих ушел домой.
Вдруг у него блеснула мысль, к исполнению которой он сейчас же и приступил.
Он отправился к знаменитому нью-йоркскому сыщику Нату Пинкертону.
Сыщик весьма любезно встретил юношу и внимательно выслушал его рассказ. Он сейчас же изъявил готовность взяться за это дело, так как своеобразная обстановка происшествия сильно заинтересовала его.
Он пожал Эриху руку и сказал:
– Успокойтесь, мистер Эринг. Я обещаю вам сделать все, что могу, чтобы разыскать молодую девушку. Весьма вероятно, что тут замешаны гнусные преступники. А теперь поедем к мистеру Брауну.
Они вышли и направились к Амстердам-авеню.
Глава II
Интересные открытия
Около восьми часов вечера Нат Пинкертон вместе с Эрихом прибыли в дом фабриканта.
У Брауна сидел полицейский инспектор Мак-Коннел. Оба очень обрадовались, когда слуга доложил о прибытии Ната Пинкертона, и Браун протянул ему обе руки.
– Добро пожаловать! – воскликнул он. – Если и вам не удастся вернуть мне мою несчастную дочь, то никому это не удастся!
Мак-Коннел обменялся рукопожатиями со своим знаменитым другом и сказал:
– Вы легки на помине, мистер Пинкертон! Я только что думал о вас! Видите ли, для меня это происшествие представляет полнейшую загадку!
Все сели, и Нат Пинкертон начал:
– Мистер Эринг уже дал мне подробное объяснение происшествия, и теперь я попрошу вас, мистер Браун, сообщить мне данные о состоянии и поведении вашей дочери за последнее время.
Старик рассказал об угнетенном состоянии Лоры, которая в последнее время только и говорила о каких-то мертвецах.
– Давно ли мисс Лора впала в такое состояние?
– Это началось месяца два назад. Я как-то был в отъезде, и она вышла из дома, заявив лакею, что идет прогуляться. Она вернулась поздно вечером, и лакей, открывший двери, ужаснулся при ее виде: Лора была мертвенно-бледная и сейчас же прошла в свою комнату! С того вечера она совершенно изменилась!
– Вам не удалось узнать, куда именно она уходила в тот вечер?
– Нет! Я ее спрашивал сотни раз, но так и не добился ответа!
– Она стала избегать общества?
– Да, наотрез отказавшись бывать где бы то ни было!
– А с кем она виделась?
– Собственно говоря, ни с кем! Даже лучшая ее подруга миссис Мэри Стирман…
– Где она живет? – перебил сыщик.
– В квартале Бронкс на авеню Берген, в доме двадцать два.
– Не справились ли вы у этой дамы? Быть может, ваша дочь бежала к ней?
– Нет, я опросил уже всех знакомых!
– Какой врач пользовал вашу дочь?
– Доктора Стивенсон и Прут!
– Не говорили ли врачи, что ваша дочь страдает душевным расстройством?
– Они не могли этого утверждать с достоверностью и ни разу не высказывались об этом вполне определенно, ссылаясь, что перемена в состоянии моей дочери могла быть вызвана каким-нибудь ужасным происшествием!
– А каково ваше мнение, мистер Пинкертон? – спросил инспектор Мак-Коннел. – Считаете ли вы возможным, что в данном случае мы имеем дело с душевным расстройством?
– Отнюдь нет! Напротив, я пришел к убеждению, что в это дело замешаны преступники, и только потому и взялся за расследование. Если бы я был склонен предположить умственное расстройство, то предоставил бы все дело врачам.
Старик Браун схватился за сердце и простонал:
– Боже праведный! Моя дочь в руках преступников! Ведь это ужасно! Приложите все усилия, мистер Пинкертон! Надо привлечь негодяев к ответственности, во чтобы то ни стало!
– Само собою разумеется, сделаю все, что могу! – отозвался сыщик.
– Но какая же может быть цель у преступников? Для чего им нужно так воздействовать на мою дочь?
– Это мы сейчас увидим! – ответил Нат Пинкертон с тонкой улыбкой. – Скажите, мистер Браун, вы не обнаружили никакой пропажи в вашем доме?
– О чем вы говорите?
– Я хочу сказать, все ли ваши деньги и ценные вещи в целости?
– Я не проверял их!
– Мистер Эринг рассказал, что ваша дочь заявила ему, что она бесчестная и негодная девушка. Вот это-то и наводит меня на определенную мысль. Она добавила, что стала такою из-за мертвецов.
– И вы допускаете мысль, что Лора…
– Буду просить вас убедиться воочию. Много ли у вас в доме драгоценностей?
– Только те, что принадлежали моей покойной жене. Они находятся в большом черном кожаном футляре, который хранится в шкафу в моем кабинете.
– Не угодно ли вам будет пройти туда?
Старик Браун слегка пошатывался, когда пошел впереди других. Им овладело ужасное опасение, возраставшее все больше, по мере того, как они приближались к кабинету.
Он вынул из шкафа большой черный футляр.
– Футляр этот я не открывал уже несколько лет, – проговорил он. – В нем находится список всех вещей.
Открыв замок и откинув крышку футляра, он в тот же момент вскрикнул и без чувств свалился на кресло.
Футляр был пуст, в нем не оказалось ни одной драгоценности.
– Так я и думал! – пробормотал Нат Пинкертон.
Когда старика привели в чувство, он, вспомнив, что случилось, затрясся всем телом от сдерживаемых рыданий.
Он открыл еще и верхнее отделение шкафа и вынул оттуда маленькую шкатулку.
– В этой шкатулке хранятся двадцать тысяч долларов наличными деньгами, – прошептал он, – шкатулка стоит здесь давно; благодаря случайности я еще не внес эти деньги в банк. Теперь только я о них вспомнил.
Он хотел открыть шкатулку, но не сумел сделать этого, так сильно тряслись его руки. Он передал ключ Нату Пинкертону, а сам опустился в кресло.
– Откройте шкатулку! – шепнул он.
Шкатулка была пуста.
Браун опять глухо застонал, но теперь Нат Пинкертон подошел к нему и положил ему руку на плечо:
– Успокойтесь, мистер Браун! Вы и сами не верите, что ваша дочь виновна в краже. Она взяла драгоценности и деньги, но не для себя. Ведь вы сами видели, как ужасно она страдала! Негодные преступники, пользуясь впечатлительностью молодой девушки, нарядились мертвецами и заставили ее передать им то, что она взяла отсюда, по их приказанию. Таким образом, поведение вашей дочери становится вполне понятным. Теперь нам останется разыскать негодяев и освободить вашу дочь из их рук!
Старик немного успокоился. Он поднялся и произнес:
– Вы правы, мистер Пинкертон! Моя дочь ни в чем не повинна, хотя и взяла драгоценности и деньги! Как бы там ни было, она не может подлежать юридической ответственности!
– Да и нравственной! – добавил Нат Пинкертон. – А теперь будьте добры проводить меня в комнату вашей дочери. Быть может, в ее письменном столе нам удастся найти какие-нибудь данные.
Старик Браун проводил Ната Пинкертона, инспектора Мак-Коннела и Эриха в комнату Лоры.
Войдя в уютную, изящно обставленную девичью комнату, Нат Пинкертон спросил:
– Имела ли ваша дочь какие-нибудь ценные вещи?
– Имела! Они должны находиться в том маленьком шкафчике, но теперь их, по всей вероятности, тоже нет!
Нат Пинкертон открыл шкаф и обнаружил, что и тут ничего не осталось.
Сыщик взял со стола лист бумаги и вынул карандаш.
– Будьте добры сказать, какие именно драгоценные вещи принадлежали вашей дочери?
– Больше всего она дорожила маленьким золотым, осыпанным бриллиантами сердечком на золотой цепочке, – ответил старик. – Это была память ее покойной матери, и потому она так ценила эту вещь, которая и сама по себе была довольно дорога. Она надевала ее очень редко. Посередине сердечка был вправлен большой бриллиант чистейшей воды, лучами которого озарялся весь медальон.
Нат Пинкертон записал все это и составил перечень всех других драгоценностей, о которых мог вспомнить старик Браун. Он уже раньше положил в карман записку из футляра, с реестром находившихся в нем вещей.
Теперь он начал обыск письменного стола. Открыв ящик, он увидел неоконченное письмо, содержавшее следующие слова:
«Дорогая Мэри!
Я не в силах больше выносить этот ужас! Мертвые зовут меня, и я должна идти! Я не могла избавиться от них ценою тех жертв, которые уже принесла…»
Нат Пинкертон протянул письмо Брауну.
– Это почерк Лоры! – сказал старик.
– Причем письмо, несомненно, обращено к ее подруге Мэри Стирман?
– По всей вероятности!
– Из этого отрывка можно вывести заключение, что мисс Лора состояла в весьма большой дружбе с миссис Стирман! По-видимому, она поверяла ей больше, чем даже вам, мистер Браун!
– Я ничего не понимаю! – ответил старик. – Прежде Лора поверяла мне все свои тайны, и вдруг – такая перемена. Хотя я не понимаю, как могла Лора так близко сойтись с этой Мэри Стирман!
– Почему?
– Да потому, что это крайне несимпатичная женщина! Она любит наряды, очень тщеславна и кокетлива, и мне всегда казалось, что она хвастает своим богатством и вместе с тем страшно завидует другим, более богатым.
– Часто ли она посещала ваш дом?
– Нет! По-видимому, она чувствовала, что я не симпатизирую ей, хотя и приглашал ее на свои вечера, следуя просьбам дочери.
– Но ваша дочь, вероятно, часто посещала эту даму?
– Этого я не знаю! Лора вполне самостоятельна, часто уходила одна, и я всегда знал, что мне не следует о ней беспокоиться! Весьма возможно, что она часто бывала с миссис Стирман!
– Чем занимается муж этой дамы?
– Он доверенный какой-то большой иногородней фирмы. Он, обыкновенно, в разъездах, и я видел его редко!
– Не можете ли вы сообщить о нем более подробных сведений?
– Ничего особенного! Ему лет сорок, носит маленькие черные усы, у него бледное лицо. Он мне всегда казался очень скрытным.
Нат Пинкертон встал.
– Придется отправиться на авеню Берген, так как там я надеюсь кое-чего добиться! До свидания, господа. Как только я узнаю что-нибудь, то не премину поставить вас в известность!
Нат Пинкертон отправился на одну из своих, находившихся вблизи, временных квартир и, не меняя костюма, мастерски изменил черты лица, придав им возможно глупое, бессмысленное выражение. Всякий посторонний человек должен был принять его за слабоумного. Но ему именно этого-то и хотелось.
– Посмотрим, не попадется ли она на эту удочку! – пробормотал он. – Меня предстоящая беседа сильно интересует!
Он быстро вышел на улицу и, наняв коляску, отправился в Бронкс.
У Брауна сидел полицейский инспектор Мак-Коннел. Оба очень обрадовались, когда слуга доложил о прибытии Ната Пинкертона, и Браун протянул ему обе руки.
– Добро пожаловать! – воскликнул он. – Если и вам не удастся вернуть мне мою несчастную дочь, то никому это не удастся!
Мак-Коннел обменялся рукопожатиями со своим знаменитым другом и сказал:
– Вы легки на помине, мистер Пинкертон! Я только что думал о вас! Видите ли, для меня это происшествие представляет полнейшую загадку!
Все сели, и Нат Пинкертон начал:
– Мистер Эринг уже дал мне подробное объяснение происшествия, и теперь я попрошу вас, мистер Браун, сообщить мне данные о состоянии и поведении вашей дочери за последнее время.
Старик рассказал об угнетенном состоянии Лоры, которая в последнее время только и говорила о каких-то мертвецах.
– Давно ли мисс Лора впала в такое состояние?
– Это началось месяца два назад. Я как-то был в отъезде, и она вышла из дома, заявив лакею, что идет прогуляться. Она вернулась поздно вечером, и лакей, открывший двери, ужаснулся при ее виде: Лора была мертвенно-бледная и сейчас же прошла в свою комнату! С того вечера она совершенно изменилась!
– Вам не удалось узнать, куда именно она уходила в тот вечер?
– Нет! Я ее спрашивал сотни раз, но так и не добился ответа!
– Она стала избегать общества?
– Да, наотрез отказавшись бывать где бы то ни было!
– А с кем она виделась?
– Собственно говоря, ни с кем! Даже лучшая ее подруга миссис Мэри Стирман…
– Где она живет? – перебил сыщик.
– В квартале Бронкс на авеню Берген, в доме двадцать два.
– Не справились ли вы у этой дамы? Быть может, ваша дочь бежала к ней?
– Нет, я опросил уже всех знакомых!
– Какой врач пользовал вашу дочь?
– Доктора Стивенсон и Прут!
– Не говорили ли врачи, что ваша дочь страдает душевным расстройством?
– Они не могли этого утверждать с достоверностью и ни разу не высказывались об этом вполне определенно, ссылаясь, что перемена в состоянии моей дочери могла быть вызвана каким-нибудь ужасным происшествием!
– А каково ваше мнение, мистер Пинкертон? – спросил инспектор Мак-Коннел. – Считаете ли вы возможным, что в данном случае мы имеем дело с душевным расстройством?
– Отнюдь нет! Напротив, я пришел к убеждению, что в это дело замешаны преступники, и только потому и взялся за расследование. Если бы я был склонен предположить умственное расстройство, то предоставил бы все дело врачам.
Старик Браун схватился за сердце и простонал:
– Боже праведный! Моя дочь в руках преступников! Ведь это ужасно! Приложите все усилия, мистер Пинкертон! Надо привлечь негодяев к ответственности, во чтобы то ни стало!
– Само собою разумеется, сделаю все, что могу! – отозвался сыщик.
– Но какая же может быть цель у преступников? Для чего им нужно так воздействовать на мою дочь?
– Это мы сейчас увидим! – ответил Нат Пинкертон с тонкой улыбкой. – Скажите, мистер Браун, вы не обнаружили никакой пропажи в вашем доме?
– О чем вы говорите?
– Я хочу сказать, все ли ваши деньги и ценные вещи в целости?
– Я не проверял их!
– Мистер Эринг рассказал, что ваша дочь заявила ему, что она бесчестная и негодная девушка. Вот это-то и наводит меня на определенную мысль. Она добавила, что стала такою из-за мертвецов.
– И вы допускаете мысль, что Лора…
– Буду просить вас убедиться воочию. Много ли у вас в доме драгоценностей?
– Только те, что принадлежали моей покойной жене. Они находятся в большом черном кожаном футляре, который хранится в шкафу в моем кабинете.
– Не угодно ли вам будет пройти туда?
Старик Браун слегка пошатывался, когда пошел впереди других. Им овладело ужасное опасение, возраставшее все больше, по мере того, как они приближались к кабинету.
Он вынул из шкафа большой черный футляр.
– Футляр этот я не открывал уже несколько лет, – проговорил он. – В нем находится список всех вещей.
Открыв замок и откинув крышку футляра, он в тот же момент вскрикнул и без чувств свалился на кресло.
Футляр был пуст, в нем не оказалось ни одной драгоценности.
– Так я и думал! – пробормотал Нат Пинкертон.
Когда старика привели в чувство, он, вспомнив, что случилось, затрясся всем телом от сдерживаемых рыданий.
Он открыл еще и верхнее отделение шкафа и вынул оттуда маленькую шкатулку.
– В этой шкатулке хранятся двадцать тысяч долларов наличными деньгами, – прошептал он, – шкатулка стоит здесь давно; благодаря случайности я еще не внес эти деньги в банк. Теперь только я о них вспомнил.
Он хотел открыть шкатулку, но не сумел сделать этого, так сильно тряслись его руки. Он передал ключ Нату Пинкертону, а сам опустился в кресло.
– Откройте шкатулку! – шепнул он.
Шкатулка была пуста.
Браун опять глухо застонал, но теперь Нат Пинкертон подошел к нему и положил ему руку на плечо:
– Успокойтесь, мистер Браун! Вы и сами не верите, что ваша дочь виновна в краже. Она взяла драгоценности и деньги, но не для себя. Ведь вы сами видели, как ужасно она страдала! Негодные преступники, пользуясь впечатлительностью молодой девушки, нарядились мертвецами и заставили ее передать им то, что она взяла отсюда, по их приказанию. Таким образом, поведение вашей дочери становится вполне понятным. Теперь нам останется разыскать негодяев и освободить вашу дочь из их рук!
Старик немного успокоился. Он поднялся и произнес:
– Вы правы, мистер Пинкертон! Моя дочь ни в чем не повинна, хотя и взяла драгоценности и деньги! Как бы там ни было, она не может подлежать юридической ответственности!
– Да и нравственной! – добавил Нат Пинкертон. – А теперь будьте добры проводить меня в комнату вашей дочери. Быть может, в ее письменном столе нам удастся найти какие-нибудь данные.
Старик Браун проводил Ната Пинкертона, инспектора Мак-Коннела и Эриха в комнату Лоры.
Войдя в уютную, изящно обставленную девичью комнату, Нат Пинкертон спросил:
– Имела ли ваша дочь какие-нибудь ценные вещи?
– Имела! Они должны находиться в том маленьком шкафчике, но теперь их, по всей вероятности, тоже нет!
Нат Пинкертон открыл шкаф и обнаружил, что и тут ничего не осталось.
Сыщик взял со стола лист бумаги и вынул карандаш.
– Будьте добры сказать, какие именно драгоценные вещи принадлежали вашей дочери?
– Больше всего она дорожила маленьким золотым, осыпанным бриллиантами сердечком на золотой цепочке, – ответил старик. – Это была память ее покойной матери, и потому она так ценила эту вещь, которая и сама по себе была довольно дорога. Она надевала ее очень редко. Посередине сердечка был вправлен большой бриллиант чистейшей воды, лучами которого озарялся весь медальон.
Нат Пинкертон записал все это и составил перечень всех других драгоценностей, о которых мог вспомнить старик Браун. Он уже раньше положил в карман записку из футляра, с реестром находившихся в нем вещей.
Теперь он начал обыск письменного стола. Открыв ящик, он увидел неоконченное письмо, содержавшее следующие слова:
«Дорогая Мэри!
Я не в силах больше выносить этот ужас! Мертвые зовут меня, и я должна идти! Я не могла избавиться от них ценою тех жертв, которые уже принесла…»
Нат Пинкертон протянул письмо Брауну.
– Это почерк Лоры! – сказал старик.
– Причем письмо, несомненно, обращено к ее подруге Мэри Стирман?
– По всей вероятности!
– Из этого отрывка можно вывести заключение, что мисс Лора состояла в весьма большой дружбе с миссис Стирман! По-видимому, она поверяла ей больше, чем даже вам, мистер Браун!
– Я ничего не понимаю! – ответил старик. – Прежде Лора поверяла мне все свои тайны, и вдруг – такая перемена. Хотя я не понимаю, как могла Лора так близко сойтись с этой Мэри Стирман!
– Почему?
– Да потому, что это крайне несимпатичная женщина! Она любит наряды, очень тщеславна и кокетлива, и мне всегда казалось, что она хвастает своим богатством и вместе с тем страшно завидует другим, более богатым.
– Часто ли она посещала ваш дом?
– Нет! По-видимому, она чувствовала, что я не симпатизирую ей, хотя и приглашал ее на свои вечера, следуя просьбам дочери.
– Но ваша дочь, вероятно, часто посещала эту даму?
– Этого я не знаю! Лора вполне самостоятельна, часто уходила одна, и я всегда знал, что мне не следует о ней беспокоиться! Весьма возможно, что она часто бывала с миссис Стирман!
– Чем занимается муж этой дамы?
– Он доверенный какой-то большой иногородней фирмы. Он, обыкновенно, в разъездах, и я видел его редко!
– Не можете ли вы сообщить о нем более подробных сведений?
– Ничего особенного! Ему лет сорок, носит маленькие черные усы, у него бледное лицо. Он мне всегда казался очень скрытным.
Нат Пинкертон встал.
– Придется отправиться на авеню Берген, так как там я надеюсь кое-чего добиться! До свидания, господа. Как только я узнаю что-нибудь, то не премину поставить вас в известность!
Нат Пинкертон отправился на одну из своих, находившихся вблизи, временных квартир и, не меняя костюма, мастерски изменил черты лица, придав им возможно глупое, бессмысленное выражение. Всякий посторонний человек должен был принять его за слабоумного. Но ему именно этого-то и хотелось.
– Посмотрим, не попадется ли она на эту удочку! – пробормотал он. – Меня предстоящая беседа сильно интересует!
Он быстро вышел на улицу и, наняв коляску, отправился в Бронкс.
Глава III
Серьезная беседа
Миссис Мэри Стирман занимала на авеню Берген маленький дом, окруженный садиком.
Не доезжая до этого дома, Пинкертон вышел из коляски и пошел дальше пешком. Позвонив у входной двери, он принял надменный, важный вид.
На вопрос горничной, что ему угодно, он ответил свысока:
– Я чиновник уголовной полиции Джекоб Миллер и желаю видеть вашу барыню! Доложите обо мне и скажите, что дело не терпит отлагательства!
– Войдите, пожалуйста, я сейчас доложу!
Нат Пинкертон вошел в переднюю и стал прохаживаться взад и вперед с высоко поднятой головой. Горничная скрылась куда-то, и сыщик хорошо заметил, как спустя несколько секунд в темном конце передней бесшумно открылась дверь и как кто-то зорко всматривался в него сквозь узенькую щель.
Затем снова появилась горничная:
– Миссис Стирман просит вас пожаловать!
Она открыла дверь в гостиную и, когда он вошел на порог другой, появилась хозяйка квартиры, некрасивая особа ниже среднего роста, с рыжеватыми волосами, обрюзглым лицом и толстыми губами. Глаза ее имели неприятное выражение, пальцы рук были сплошь унизаны бриллиантовыми перстнями. Она была в домашнем капоте.
Она с улыбкой приветствовала посетителя:
– Здравствуйте, мистер Миллер! А я ведь давно уже ожидала визита чиновника уголовной полиции!
– Вот как? – протянул сыщик и поднял брови, так что лицо его приняло крайне комичный вид. – Стало быть, вам известно, по какому делу я явился?
– Известно! – отозвалась она, еле сдерживая смех. – Но садитесь же!
– О конечно, конечно! Очень приятно! – ответил посетитель и довольно неловко расселся в одном из кресел.
Миссис Стирман села на диван, но избегала смотреть на него, из опасения расхохотаться.
– Вы явились по делу моей подруги, мисс Лоры Браун?
Он шлепнул себя рукой по колену:
– Вы угадали, сударыня! Вы чрезвычайно догадливы! Вот именно по этому делу я и явился!
– Догадаться было нетрудно! – ответила она. – Но, к сожалению, я не имею возможности дать вам более подробных сведений.
Он сморщился:
– Пожалуйста, сударыня, скажите хоть что-нибудь. Вы и понятия не имеете, как остроумные чиновники уголовной полиции умеют пользоваться самыми незначительными на вид обстоятельствами.
Она снова взглянула на него и, с трудом удерживая смех, спросила:
– По всей вероятности вы принадлежите к числу наиболее способных чиновников полицейского управления?
Он гордо кивнул:
– Совершенно верно! Мистер Дункан утверждает, что я его правая рука, что без меня он и шагу не сделает! И вы увидите, миссис Стирман, мне, несомненно, удастся разыскать вашу подругу!
Теперь она громко рассмеялась и воскликнула:
– Вы не поверите, как я буду счастлива, как я буду рада, если Лора вернется! Но, к сожалению, на это мало надежды!
Не доезжая до этого дома, Пинкертон вышел из коляски и пошел дальше пешком. Позвонив у входной двери, он принял надменный, важный вид.
На вопрос горничной, что ему угодно, он ответил свысока:
– Я чиновник уголовной полиции Джекоб Миллер и желаю видеть вашу барыню! Доложите обо мне и скажите, что дело не терпит отлагательства!
– Войдите, пожалуйста, я сейчас доложу!
Нат Пинкертон вошел в переднюю и стал прохаживаться взад и вперед с высоко поднятой головой. Горничная скрылась куда-то, и сыщик хорошо заметил, как спустя несколько секунд в темном конце передней бесшумно открылась дверь и как кто-то зорко всматривался в него сквозь узенькую щель.
Затем снова появилась горничная:
– Миссис Стирман просит вас пожаловать!
Она открыла дверь в гостиную и, когда он вошел на порог другой, появилась хозяйка квартиры, некрасивая особа ниже среднего роста, с рыжеватыми волосами, обрюзглым лицом и толстыми губами. Глаза ее имели неприятное выражение, пальцы рук были сплошь унизаны бриллиантовыми перстнями. Она была в домашнем капоте.
Она с улыбкой приветствовала посетителя:
– Здравствуйте, мистер Миллер! А я ведь давно уже ожидала визита чиновника уголовной полиции!
– Вот как? – протянул сыщик и поднял брови, так что лицо его приняло крайне комичный вид. – Стало быть, вам известно, по какому делу я явился?
– Известно! – отозвалась она, еле сдерживая смех. – Но садитесь же!
– О конечно, конечно! Очень приятно! – ответил посетитель и довольно неловко расселся в одном из кресел.
Миссис Стирман села на диван, но избегала смотреть на него, из опасения расхохотаться.
– Вы явились по делу моей подруги, мисс Лоры Браун?
Он шлепнул себя рукой по колену:
– Вы угадали, сударыня! Вы чрезвычайно догадливы! Вот именно по этому делу я и явился!
– Догадаться было нетрудно! – ответила она. – Но, к сожалению, я не имею возможности дать вам более подробных сведений.
Он сморщился:
– Пожалуйста, сударыня, скажите хоть что-нибудь. Вы и понятия не имеете, как остроумные чиновники уголовной полиции умеют пользоваться самыми незначительными на вид обстоятельствами.
Она снова взглянула на него и, с трудом удерживая смех, спросила:
– По всей вероятности вы принадлежите к числу наиболее способных чиновников полицейского управления?
Он гордо кивнул:
– Совершенно верно! Мистер Дункан утверждает, что я его правая рука, что без меня он и шагу не сделает! И вы увидите, миссис Стирман, мне, несомненно, удастся разыскать вашу подругу!
Теперь она громко рассмеялась и воскликнула:
– Вы не поверите, как я буду счастлива, как я буду рада, если Лора вернется! Но, к сожалению, на это мало надежды!