Дождавшись докладов из отсеков, механик решительно командует:
- Выключить машинки регенерации!
Каждому на лодке известно, что значит прекратить в подводном положении очистку воздуха. Человек непрерывно выдыхает углекислоту. И если окружающий воздух не очищать, то концентрация ее начнет расти. Увеличение углекислоты от нормального ее содержания в воздухе до полпроцента опасности для жизни человека не представляет. Именно на этом пределе обычно и удерживается содержание углекислоты в лодке путем регенерации. Но стоит прекратить очистку воздуха, и количество углекислоты в отсеках увеличивается довольно быстро, примерно на один процент в час, а это уже вредно отражается на организме человека. Сперва появляется одышка, слабое головокружение, шум в висках. По мере роста концентрации углекислоты одышка и головная боль усиливаются, появляется мышечная слабость. При четырех процентах одышка становится мучительной, руки - влажными и холодными, движения крайне затруднены, повышается кровяное давление.
Если концентрация углекислоты достигает шести процентов, человек теряет способность управлять своими действиями.
Все это известно каждому подводнику. Но мы надеемся быстро уйти от противника, а тогда можно будет не только запустить регенерацию, но и всплыть, провентилировать лодку.
Действительно, сторожевики начинают нас терять, Бомбы сбрасываются в стороне, шум винтов затихает.
- Начать регенерацию воздуха!
Через некоторое время подвсплываем для осмотра горизонта. Почти совсем темно. В перископ ничего не вижу. И вдруг доклад:
- Правый борт курсовой тридцать пять градусов - шум винтов миноносцев!
- Ныряй!
Посыпались бомбы. Началось все сначала. На этот раз преследуют два миноносца и два сторожевика. Видимо, шла смена только что отставшим трем сторожевикам. Натолкнулись на нас, вероятно, случайно. Может быть, даже обнаружили наш перископ. Во всяком случае, бомбят довольно точно и боеприпасов не жалеют.
До полуночи на нас сброшено 124 бомбы. Под бомбежкой по готовности номер один находимся уже восемнадцать часов. Пробую уклоняться по-всякому. Меняю курсы, глубину погружения, скорость хода. Пока что удалось избежать попадания бомб.
Временами вновь останавливаем регенерацию. Концентрация углекислоты возросла. И все-таки нужно решиться и прекратить очистку воздуха на более длительное время. Другого выхода нет. Иначе не вырваться
Приказал выключить регенерацию, перейти на работу электромоторами экономического хода с питанием от полубатареи. Ползем со скоростью черепахи. Зато бесшумно.
Противник нас, вероятно, потерял. Но он понимает, что за это время мы не могли уйти далеко из района. Поэтому бомбежка продолжается. Одна серия глубинок разорвалась очень близко. Но это случайность. Медленно, но верно прорываем кольцо. - Хватит ли только у нас сил и выдержки?
Все тяжелее становится дышать. Мучает одышка. Стучит в висках, свинцом наливается голова. Трудно и совсем не хочется двигаться. Замечаю, что у всех неестественно красные лица. Наступает апатия. Какое-то деревянное равнодушие даже к взрывам бомб. Так действует углекислота.
Решаю пройти по отсекам. Как много, оказывается, нужно сил, чтобы отдраить переборочные двери... За мною идет Ковалев. Он проходит не только как фельдшер, но и как парторг. Некоторым оказывает помощь, других подбадривает, беседует с коммунистами. Не ошиблась парторганизация, избрав Кузьмича своим секретарем. Именно сегодня проявляются лучшие черты его характера: задушевность, умение повлиять на людей личным примером.
Вот ему что-то шепчет Боженко. Подводники исполняют свой долг. Все - на постах. Но картина в общем тяжелая. Даже на лицах самых жизнерадостных ни одной улыбки. Углекислота... Некоторые пытаются дышать через патроны регенерации. Однако уже не хватает сил втянуть через них воздух. У многих на лбу выступил холодный пот, дрожат руки.
Первым свалился матрос Назаров. Ему стало плохо в трюме при осмотре подшипников на линии вала. Тоже произошло с Новиковым и Бохановым, когда они осматривали трюмы. Углекислый газ тяжелее воздуха, поэтому концентрация его у днища лодки наибольшая. Приказываю Назарову и всем осматривающим трюмы при работе включаться в маски легководолазных приборов. Такое же приказание получает Круглов, находящийся на своем посту в акустической рубке.
Чувствуется, что фашистские корабли нас потеряли, хотя находятся еще близко. Они беспорядочно рыщут по району. Бомбы сбрасывают неточно. Любой ценой нужно продержаться, не увеличивая шумности!
Начать регенерацию просто необходимо, но сейчас этого делать нельзя. Запуск вентиляторов выдаст нас противнику. Дать себя обнаружить - смерти подобно Запасов электроэнергии остается немного. Длительного преследования нам больше не выдержать. Но положение людей облегчить нужно.
Отдаю приказание высыпать на настил в отсеках известь из патронов регенерации. Это должно несколько снизить содержание углекислоты.
Взорвалась серия глубинных бомб. На этот раз опять близко. Из отсеков поступают какие-то ленивые, бесстрастные доклады о том, что все в порядке.
- Часть людей нуждается в немедленном отдыхе. У многих наступила апатия. Содержание углекислоты выше четырех процентов, - докладывает Ковалев как фельдшер и тут же, переходя с официального на доверительный тон, добавляет как парторг: - Коммунисты держатся, товарищ командир!
Вот к кому надо обратиться за поддержкой и помощью - к коммунистам!
Подхожу к переговорным трубам и громко вызываю:
- В носу! В корме!
Стучит кровь в висках. Собственный голос кажется чужим, далеким и звучит, будто в пустой цистерне. Отсеки отвечают безразличными, вялыми "Есть".
- Говорит командир корабля! Противник начинает нас терять. Нам нужно продержаться, не увеличивая шумности. Мне известно, что личный состав устал и выбивается из сил. И все-таки нужно держаться. Разрешаю беспартийным отдохнуть. Коммунистов прошу стоять за себя и товарищей. Повторяю: коммунистов прошу держаться.
Первым ответил седьмой отсек:
- Беспартийных нет. Вахту стоим! И голос мичмана Павлова показался мне бодрее, чем был минуту назад. За ним докладывает Боженко:
- Центральный! В шестом стоят по готовности номер один. Вахту несем все. Назаров подает заявление в партию. Беспартийные просят не сменять их!
- Центральный! Личный состав пятого отсека просит считать нас всех коммунистами! На вахте будем стоять сколько понадобится!
И так все отсеки. От места по расписанию не отошел ни один человек, не исключая и учеников, совершающих свой первый поход.
Вот что происходит в центральном посту на моих глазах. Игнатьев подошел к приводу носовых горизонтальных рулей, у которого нес вахту Николаевский,
- Сдавайте вахту. Я заступаю.
- Почему?
- Идите отдыхать. Вам разрешается,
- Я комсомолец.
- Комсомолец - смена партии. Вот и смените меня, когда немного отдохнете...
Николаевский, как мне показалось, обиженно посмотрел на Игнатьева и молча отошел от рулей. На штурманском столике взял лист чистой бумаги и что-то быстро начал писать. Потом подошел ко мне и протянул листок. На нем было написано: " В ПАРТОРГАНИЗАЦИЮ ПЛ "С-56" От комсомольца Николаевского. Заявление
Прошу принять меня кандидатом в члены ВКП (б). Готовлюсь к вступлению давно. Буду примерным воином. Вахту хочу нести вместе с коммунистами.
28.02.44 г.
Николаевский"
Протягивая мне заявление, Николаевский сказал:
- Товарищ командир! Давно у вас хотел просить рекомендацию в партию. Доверие оправдаю.
С такой же просьбой обратился ко мне Мамонтов. Обоим рекомендации дал. Написал их тут же, у штурманского стола.
Николаевский подошел к Игнатьеву и, улыбаясь, сообщил, хотя тот отлично все видел и слышал сам:
- В партию заявление подал. А затем обратился официально:
- Товарищ старшина! Разрешите заступить на вахту у носовых горизонтальных рулей. Глубину держать... метров. Управляемся вручную.
Игнатьев крепко пожал руку подчиненному и только потом ответил:
- Заступайте!
...Перед парторгом - заявления от пяти человек. Все они просят об одном и том же: принять кандидатами в партию, разрешить нести вахту наравне с коммунистами. Написано ясно. Ясно Ковалеву и то, как надо отнестись к каждому из этих заявлений. И все же есть над чем задуматься...
Такова моральная сила нашей партии. В самую трудную минуту под ее знамена идут лучшие люди. Вот и у нас на лодке никогда так трудно не было. Почти сутки не прекращается бомбежка. Воздух насыщен углекислотой. Тело сковывает смертельная усталость. И эти пятеро идут в партию в самый тяжелый для себя и для корабля час, чтобы увеличить силы его экипажа. За высокое право называться коммунистом они не только откажутся от отдыха, но не пожалеют и жизни. Лишь бы отдать ее с пользой для Родины, для партии.
...Четыре часа утра. Дышать стало легче. Высыпанная из патронов на настил известь стала горячей от активной реакции, связанной с поглощением углекислоты. Бомбежка еще продолжается, а на лодке идет открытое партийное собрание.
Оно проводится в условиях готовности номер один, когда все на своих постах в отсеках. Ковалев обходит носовые отсеки, его заместитель Корзинкин кормовые. Они зачитывают заявления подавших в партию и рекомендации. Голосуют в каждом отсеке отдельно. Кандидатами в члены ВКП (б) единогласно приняты: Николаевский, Мамонтов, Завгороднев, Бубнов и Назаров. Все они пришли в партию не случайно, не под влиянием минутного порыва. Давно собирались сделать этот шаг, но считали, что пока еще не имеют права носить такое высокое звание коммунист. Сегодня они связали свою жизнь с великой партией большевиков по велению сердца.
Ковалев просит разрешить Федотову и Николаевскому перейти в радиорубку к Пустовалову, чтобы выпустить юмористическую газету.
Разрешил. Посмеяться в трудную минуту - тоже разрядка для нервов. А кто лучше нашего Федотова способен рассмешить людей? И откуда только у него берется?!
К шести часам творчество редколлегии пошло гулять по отсекам. Судя по дружному смеху, листок имеет успех. К нам в центральный пост он попадает только после того, как проходит все кормовые отсеки. И здесь, как и в других отсеках, все весело смеются.
Газета называется "Морская Кузьмичовка" - это в честь нашего парторганизатора. "ЮМОРИСТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА ПЛ "С-56"
28 февраля 1944 года. Прочти и передай товарищу!
Выпущена вместо антибомбина".
Дальше в виде объявления рекламируются две футбольные команды: "Черные буйволы" - капитан Елин и "Метеор" - капитан Рыбаков.
В недалеком прошлом мы увлекались футболом и, выступив однажды довольно успешно, вообразили себя чуть ли не мастерами кожаного мяча. По приходе в Полярное вызвали на товарищескую встречу команду подводной лодки "Ленинец".
Накануне матча наши подводники вели разговоры с довольно нескромными прогнозами о результатах предстоящей встречи. Многие считали, что игра закончится со счетом 1:6 или 0: 4 и конечно в нашу пользу. Кто-то высказался за почетную ничью, но на него зашипели и обвинили в недостатке "патриотизма".
Счет матча превзошел все ожидания - 0 : 6! Но, к сожалению, не в нашу пользу... До сих пор эту игру некоторые вспоминают с горечью, а большинство с добродушным смехом.
Как отголосок этих событий, в листке в нарочито хвастливом тоне дается довольно остроумная характеристика игрокам команд, якобы вызывающих друг друга для решения спора о первенстве. Кое-кто задет и из центрального поста. Например, под рисунком "Судья" подпись: "Кристалл честности, совесть экипажа Илья Дорофеев - профессор кафедры рулевого дела. В целях безопасности судит матч в танке "KB". Его предшественник отверг защитную броню и был растоптан игроками". Это намек на Игнатьева. Ему действительно в товарищеском матче повредили ногу.
События увязываются с сегодняшним днем. В газете говорится:
"К сожалению, обе команды в настоящее время отвлечены подсчетом взрывов гитлеровских хлопушек. Увлекательное зрелище! Повальный смех Хохот до упаду! Геббельс наводняет эфир сообщениями о нашей гибели. На самом деле мы живы и будем жить! Триста вражеских бомб смогли выбомбить пять беспартийных в партию".
Дальше шло приглашение: "С окончанием бомбежки и с возвращением в базу приглашаем всех на стадион".
Зрителям даются советы, как уберечь себя от неистовых игроков. Главное иметь шанцевый инструмент для надежного окапывания. В примечании сообщается: "Игра будет сильнейшей. Двери госпиталей гостеприимно открыты - милости просим! Матч состоится при любой погоде. Вход бесплатный Пенсиями не обеспечиваем!". Подпись: "Судейская коллегия".
Может, потом, когда этот листок посмотрим в спокойной обстановке, он не покажется таким остроумным и смешным, а сейчас он доставил нам огромное удовольствие.
В 8 часов 20 минут сброшены последние две серии бомб - по шесть штук в серии. Фашисты убедились, что им нас не найти, и стали отходить на юг. К девяти часам шум винтов затих, а еще через полчаса мы всплыли. Открыв верхний рубочный люк, я выхожу на мостик и, вдохнув свежий морской воздух, на мгновение теряю сознание.
Вентилируем лодку... Какой гадостью мы дышали! Даже курить не хочется так хорош воздух,
Погружаемся, чтобы дать команде возможность отдохнуть. На вахте оставляю одну смену, остальным - спать.
Теперь можно подвести итоги. Преследовали нас семь кораблей - два эсминца и пять сторожевиков. Бомбежка длилась двадцать шесть с половиной часов. На лодку было сброшено более трехсот бомб. В готовности номер один команда находилась около двадцати восьми часов.
Корабль серьезных повреждений не имеет. А главное - дух команды непоколебим. За этот труднейший для нас день парторганизация лодки выросла на пять человек. Итог не в пользу противника, тем более, что мы сильнее чем когда-либо стремимся найти и уничтожить его.
Орден на флаге
Пронзительный звонок настойчиво терзает слух. Хочется отмахнуться от надоедливого шума и еще хоть немного поспать. Но не меняющий тона звук раздражает, подобно будильнику или комариному звону. Приходится вставать.
Вскакиваю с койки и бегу в центральный пост. После темноты каюты яркий электрический свет бьет в глаза. На своем месте оказываюсь раньше, чем успеваю сообразить, что привел меня сюда сигнал боевой тревоги.
Доклад вахтенного офицера Скопина заставляет окончательно проснуться.
- Акустик слышит шум. Цель идет вправо, ее винты делают двести восемьдесят оборотов в минуту. Начал всплытие и маневрирование для атаки.
- Хорошо. Все ясно. Идите на свое место, готовьте торпедные аппараты к выстрелу.
Неужели снова противолодочные корабли? Слишком уж активно взялись они за нас. Всего пять часов прошло после взрыва последней бомбы. Теперь ждать не станем, пока соберется целая свадьба. Будем атаковать каждую появившуюся цель.
- Круглов! Разобрались ли по характеру шумов, что за цель?
- Работает дизель. Предполагаю - подводная лодка в надводном положении.
Это меняет картину. Лодки, если нет полной уверенности, что это вражеская, атаковать запрещено. Но ведь акустик мог и ошибиться. Лучше заранее приготовиться ко всяким неожиданностям. Поэтому объявляю торпедную атаку.
Над морем снежный заряд. Сквозь хлопья снега с трудом различаю расплывчатый серый силуэт. Как будто лодка...
Даю посмотреть в перископ командиру отделения рулевых.
- Что за корабль, по-вашему, Игнатьев?
- Лодка, товарищ командир, похожа на "Эску", но, скорее всего, немецкая.
- Почему вы так думаете?
- Рубка расположена ближе к носу, чем у "Щук" и "Ленинцев".
Мы сблизились с целью, и теперь отчетливо видно, что это лодка. Почти уверен - немецкая. Почти, но не совсем. Легко и ошибиться. Лодки одна на другую похожи...
- Полный ход!
Решаю максимально сблизиться и рассмотреть как следует.
Снег валит гуще. Сблизились на короткую дистанцию, и все-таки у меня нет полной уверенности, что лодка не наша.
- Старпом, посмотрите в перископ, чья лодка?
- Немецкая... Впрочем, утверждать не могу... В том-то и дело... Чтобы атаковать, нужно быть абсолютно уверенным.
Смотрю на отсчет. До залпа остается несколько градусов.
- Носовые - товсь!
Может, в последний момент удастся окончательно разобраться. Лодка совсем рядом - два кабельтова. Четко виден белый бурун по носу и корме цели. Вот уж поистине промах был бы невозможен.
На миг как будто различаю флаг на мостике: фашистский!.. Трудно удержаться, чтобы не крикнуть:
"Пли!". Но, может быть, это только показалось? Ветер дует в борт лодке, полотнище на флагштоке отклонилось и снова стало невидимым. Снег помешал окончательно убедиться, что перед нами враг. В море в смежных районах действует много товарищей. Не совершить бы роковой ошибки... Стрелять так и не решился. Цель проходит угол упреждения.
Продолжаю движение, и через две минуты мы пересекаем курс лодки за ее кормой. Теперь флаг ясно виден:
Гитлеровский! Но стрелять уже поздно...
Легко понять наше настроение. За прошлый и этот поход упускаем четвертую возможность потопить фашистскую подводную лодку. И все-таки отлично понимаем, что поступили правильно. Как бы мы себя чувствовали, совершив другую ошибку потопив товарищей?
...Военное счастье нам еще ни разу не изменяло. Во всех походах мы в конце концов находили и топили противника. Так было и на этот раз. Правда, немного по-иному, чем обычно.
К вечеру того дня, когда нас крепко бомбили, а немецкой лодке удалось благополучно уйти, мы возвратились к берегу противника. С тех пор отсюда больше не уходим. В светлое время и в сумерки мы не одиноки. Рядом несет службу шустрый противолодочный катерок. Он рыщет по району, иногда сбрасывает одну - две бомбы. Остановится, послушает, побегает - и снова бомбу за борт. В общем, катеришко довольно безобидный, ведет себя по отношению к нам, можно сказать, лояльно. А гитлеровцы, надеясь на этот противолодочный дозор, других кораблей сюда пока не посылают. Плаваем в довольно спокойных условиях.
Акустики изучили шумы "соседа" в совершенстве, ни с кем его не путают, называют "нашей охраной". На ночь катер уходит, а мы всплываем для ночного поиска. Так продолжается несколько суток. Кое-кто на лодке начинает опасаться, как бы нас не отозвали в базу раньше, чем появится вражеский конвой.
Но опасения оказались преждевременными, противника мы встретили.
На рассвете готовимся к погружению. На мостике остались сигнальщик Легченков, штурман и я. Второй сигнальщик уже спустился вниз. С уходом под воду медлим только потому, что идет снежный заряд. Перед погружением хочется увидеть берег и убедиться в точности своего места. Сумерки длятся долга, лодка несколько часов будет "слепой", и начать счисление нужно с обсервованной точки.
Выходим из снежного заряда. И вдруг оказывается, что мы в середине вражеского конвоя!
С правого борта контркурсом идут два транспорта, за ними несколько кораблей охранения. Слева вижу миноносец и два сторожевика. Слишком светло, чтобы атаковать над водой. Просто не верится, что противник нас не видит.
Производим срочное погружение. Иванов, прыгая в люк, не удержался, чтобы не дать совет о способе атаки:
- По акустике, товарищ командир! По акустике! Выбора у меня нет. Единственная возможность атаковать противника в сложившихся условиях - кормой.
Носом, к сожалению, не успеваем.
Круглов поймал цель и "вцепился" в нее. Лежим на боевом курсе. Ход малый. Пускать какие-либо механизмы запрещаю. Любой шум может помешать акустикам взять точный пеленг на транспорт, и тогда торпеды пройдут мимо...
- Товарищ командир! Разрешите пустить помпу из уравнительной за борт. Лодка тяжела и тонет!
Мне понятно беспокойство механика. Но разрешить не могу. До залпа остается минута, а шум помпы наверняка собьет прицеливание.
Атакуем. Ждать взрыва пришлось немногим больше полминуты. И вслед за этим - радостный доклад из акустической рубки:
- Шум винтов первого транспорта прекратился! Из аппаратов вышла только одна торпеда. Для второй глубина погружения оказалась слишком большой, и силы сжатого воздуха хватило только на то, чтобы стронуть ее с места, откинуть курковой зацеп и запустить машину. Вой винтов торпеды в трубе аппарата слышен по всей лодке.
Мичман Павлов пытается вытолкнуть воющую торпеду повторной подачей воздуха. Делает это совершенно напрасно. Выдавить из аппарата удалось только воду. Торпеда не вышла, а дифферентовка нарушилась Лодка "клюнула" носом. Дифферент 10, 15, 20 градусов! А затем его уже вообще трудно определить. Во всяком случае, не меньше, чем у лестницы на эскалаторе московского метрополитена. Пузырек дифферентометра пришел в самое верхнее положение, показать больше ничего не может - прибор явно не рассчитан на такое "пикирование".
Люди буквально висят на переборках, держась за что только можно. Стучат срывающиеся с креплений ящики, звенит инструмент, гремит бьющаяся посуда Все устремляется в нос. Глубина погружения стремительно и неудержимо растет. Проскочили уже рабочую, затем предельную, а стрелка глубомера все еще бежит вправо.
Сейчас затрещит. Колоссальным давлением воды прочный корпус лодки раздавит, как яичную скорлупу. В голове мелькнуло: "Вот так и погибают подводники". Но за жизнь нужно бороться до конца! Давно уже поданы команды:
- Дать пузырь в нос! Оба электромотора - полный назад!
И передать и исполнить эти команды сейчас нелегко. К машинному телеграфу не дотянуться. Механик пытается кричать в переговорную трубу, но ему никто не отвечает. Видимо, в шестом отсеке люди у переговорных не удержались.
Рыбаков повис на станции погружения. Он, как воздушный гимнаст, одной рукой держится, чтобы не упасть, во второй зажал воздушный ключ и открывает им нужные клапаны. С большим трудом это удается ему сделать. Упругие струи сжатого воздуха ворвались наконец в носовые цистерны, расширились, выталкивая воду. Лодка облегчилась и выровнялась. На несколько секунд наступило равновесие, а затем началось всплытие. Теперь зевать нельзя. Может выбросить.
- Снять пузырь с носовой группы!
Выпустить воздух из цистерн за борт нельзя. Выйдя с такой глубины на поверхность, он расширится настолько, что "бульба" получится величиной с дом. Лучшего ориентира для противолодочных кораблей не придумаешь: бросай бомбы - и почти наверняка попадешь. Нет, за борт нельзя...
- Давление снять в пятый отсек!
- Есть!
Вместе с воздухом в дизельный отсек попала вода. Дифферент перешел на корму и стремительно нарастает. Снова гремят ящики, совершая на этот раз обратное движение. Лодка, как воздушный шар, у которого обрубили удерживающие его у земли канаты, подпрыгнула вверх, к поверхности.
Оказаться наверху столь же опасно, как и проскочить предельную глубину погружения. И там и там - смерть. Над нами вражеские противолодочные корабли.
"Выскакивать" нельзя.
- Принимать воду! Заполнить цистерну быстрого погружения!
Дифферент отвести удалось, а с плавучестью не справились. Лодка, что норовистый конь, не слушающийся наездника, упрямо всплывает. Нас подхватывает волна и цепко, как в когтях, удерживает у поверхности. Рубка уже над водой.
- Сторожевик и миноносец идут на нас! - взволнованно докладывают из акустической рубки.
"Ну, теперь все, конец..." - думает каждый про себя. Всем кажется, что таранный удар придется именно в его отсек. Раздастся треск и скрежет рвущегося железа, кованый форштевень миноносца проломит борт.
Принимаем воду, куда только можно... Как автоматы, работают трюмные Оборин и Токарев.
- Миноносец и сторожевик быстро приближаются! Работают полным ходом!
Да, кажется, наступает последний парад.
- Как лодка, боцман?
Вопрос - для очистки совести. Сам вижу - на месте.
- Лодка не погружается, товарищ командир! Что ж, время терять не будем, через минуту будет поздно.
- Артрасчетам обеих пушек - в смежные с центральным постом отсеки! Приготовиться дуть среднюю по моей команде!
Поднимаюсь в боевую рубку. Достаю кормовой флаг. Противник ни на секунду не должен подумать, что всплываем для сдачи в плен. Мы всплываем для боя. Флаг своей Родины подыму на руках,
- Как лодка?
- Не погружаемся!
Становлюсь на ступеньки трапа, берусь за кремальеры верхнего рубочного люка.
- Артрасчет, за мной!
Слышу топот ног. На трапе Хлабыстин, Булгаков, Бочанов. Несколько выстрелов, наверное, сделать успеем...
Начинаю открывать люк. Шипит воздух...
- Продуть среднюю!
Вдруг неистовый крик из центрального поста.
- Товарищ командир, закрывайте люк! Лодка погружается!
- Артрасчету вниз! По своим отсекам! Спустившись в центральный пост, прежде всего смотрю на глубомер - уже двадцать пять метров! Лодка стремительно проваливается, но нам еще кажется, что она идет вниз страшно медленно. Особенно - после доклада Круглова.
- Миноносец у борта!
Слышим шум винтов над собой, и затем оглушающие разрывы глубинных бомб. В носу гаснет свет. Гремят падающие вещи, звенит разбитое стекло. Как позже выяснилось, сорвало два листа в надстройке. Но теперь уже не страшно, мы в своей стихии - под водой.
Переднюю крышку аппарата, из которого не полностью вышла торпеда, закрыть не удалось. Пришла или нет торпеда в боевое положение? Сдетонирует она или нет при близком разрыве бомб? По теории-нет. Вертушка с ударника свертывается при поступательном движении торпеды в воде. Но кто знает, как влияют на нее струи от винтов лодки, да и от собственных винтов, отработавших в аппарате? На теоретических занятиях мы бы единодушно доказывали, что торпеда безопасна... А сейчас далеко не все в этом убеждены. Заднюю крышку аппарата подпираем аварийными балками. Так будет надежнее. Иначе ее может вырвать силой гидравлического удара при взрыве.
- Выключить машинки регенерации!
Каждому на лодке известно, что значит прекратить в подводном положении очистку воздуха. Человек непрерывно выдыхает углекислоту. И если окружающий воздух не очищать, то концентрация ее начнет расти. Увеличение углекислоты от нормального ее содержания в воздухе до полпроцента опасности для жизни человека не представляет. Именно на этом пределе обычно и удерживается содержание углекислоты в лодке путем регенерации. Но стоит прекратить очистку воздуха, и количество углекислоты в отсеках увеличивается довольно быстро, примерно на один процент в час, а это уже вредно отражается на организме человека. Сперва появляется одышка, слабое головокружение, шум в висках. По мере роста концентрации углекислоты одышка и головная боль усиливаются, появляется мышечная слабость. При четырех процентах одышка становится мучительной, руки - влажными и холодными, движения крайне затруднены, повышается кровяное давление.
Если концентрация углекислоты достигает шести процентов, человек теряет способность управлять своими действиями.
Все это известно каждому подводнику. Но мы надеемся быстро уйти от противника, а тогда можно будет не только запустить регенерацию, но и всплыть, провентилировать лодку.
Действительно, сторожевики начинают нас терять, Бомбы сбрасываются в стороне, шум винтов затихает.
- Начать регенерацию воздуха!
Через некоторое время подвсплываем для осмотра горизонта. Почти совсем темно. В перископ ничего не вижу. И вдруг доклад:
- Правый борт курсовой тридцать пять градусов - шум винтов миноносцев!
- Ныряй!
Посыпались бомбы. Началось все сначала. На этот раз преследуют два миноносца и два сторожевика. Видимо, шла смена только что отставшим трем сторожевикам. Натолкнулись на нас, вероятно, случайно. Может быть, даже обнаружили наш перископ. Во всяком случае, бомбят довольно точно и боеприпасов не жалеют.
До полуночи на нас сброшено 124 бомбы. Под бомбежкой по готовности номер один находимся уже восемнадцать часов. Пробую уклоняться по-всякому. Меняю курсы, глубину погружения, скорость хода. Пока что удалось избежать попадания бомб.
Временами вновь останавливаем регенерацию. Концентрация углекислоты возросла. И все-таки нужно решиться и прекратить очистку воздуха на более длительное время. Другого выхода нет. Иначе не вырваться
Приказал выключить регенерацию, перейти на работу электромоторами экономического хода с питанием от полубатареи. Ползем со скоростью черепахи. Зато бесшумно.
Противник нас, вероятно, потерял. Но он понимает, что за это время мы не могли уйти далеко из района. Поэтому бомбежка продолжается. Одна серия глубинок разорвалась очень близко. Но это случайность. Медленно, но верно прорываем кольцо. - Хватит ли только у нас сил и выдержки?
Все тяжелее становится дышать. Мучает одышка. Стучит в висках, свинцом наливается голова. Трудно и совсем не хочется двигаться. Замечаю, что у всех неестественно красные лица. Наступает апатия. Какое-то деревянное равнодушие даже к взрывам бомб. Так действует углекислота.
Решаю пройти по отсекам. Как много, оказывается, нужно сил, чтобы отдраить переборочные двери... За мною идет Ковалев. Он проходит не только как фельдшер, но и как парторг. Некоторым оказывает помощь, других подбадривает, беседует с коммунистами. Не ошиблась парторганизация, избрав Кузьмича своим секретарем. Именно сегодня проявляются лучшие черты его характера: задушевность, умение повлиять на людей личным примером.
Вот ему что-то шепчет Боженко. Подводники исполняют свой долг. Все - на постах. Но картина в общем тяжелая. Даже на лицах самых жизнерадостных ни одной улыбки. Углекислота... Некоторые пытаются дышать через патроны регенерации. Однако уже не хватает сил втянуть через них воздух. У многих на лбу выступил холодный пот, дрожат руки.
Первым свалился матрос Назаров. Ему стало плохо в трюме при осмотре подшипников на линии вала. Тоже произошло с Новиковым и Бохановым, когда они осматривали трюмы. Углекислый газ тяжелее воздуха, поэтому концентрация его у днища лодки наибольшая. Приказываю Назарову и всем осматривающим трюмы при работе включаться в маски легководолазных приборов. Такое же приказание получает Круглов, находящийся на своем посту в акустической рубке.
Чувствуется, что фашистские корабли нас потеряли, хотя находятся еще близко. Они беспорядочно рыщут по району. Бомбы сбрасывают неточно. Любой ценой нужно продержаться, не увеличивая шумности!
Начать регенерацию просто необходимо, но сейчас этого делать нельзя. Запуск вентиляторов выдаст нас противнику. Дать себя обнаружить - смерти подобно Запасов электроэнергии остается немного. Длительного преследования нам больше не выдержать. Но положение людей облегчить нужно.
Отдаю приказание высыпать на настил в отсеках известь из патронов регенерации. Это должно несколько снизить содержание углекислоты.
Взорвалась серия глубинных бомб. На этот раз опять близко. Из отсеков поступают какие-то ленивые, бесстрастные доклады о том, что все в порядке.
- Часть людей нуждается в немедленном отдыхе. У многих наступила апатия. Содержание углекислоты выше четырех процентов, - докладывает Ковалев как фельдшер и тут же, переходя с официального на доверительный тон, добавляет как парторг: - Коммунисты держатся, товарищ командир!
Вот к кому надо обратиться за поддержкой и помощью - к коммунистам!
Подхожу к переговорным трубам и громко вызываю:
- В носу! В корме!
Стучит кровь в висках. Собственный голос кажется чужим, далеким и звучит, будто в пустой цистерне. Отсеки отвечают безразличными, вялыми "Есть".
- Говорит командир корабля! Противник начинает нас терять. Нам нужно продержаться, не увеличивая шумности. Мне известно, что личный состав устал и выбивается из сил. И все-таки нужно держаться. Разрешаю беспартийным отдохнуть. Коммунистов прошу стоять за себя и товарищей. Повторяю: коммунистов прошу держаться.
Первым ответил седьмой отсек:
- Беспартийных нет. Вахту стоим! И голос мичмана Павлова показался мне бодрее, чем был минуту назад. За ним докладывает Боженко:
- Центральный! В шестом стоят по готовности номер один. Вахту несем все. Назаров подает заявление в партию. Беспартийные просят не сменять их!
- Центральный! Личный состав пятого отсека просит считать нас всех коммунистами! На вахте будем стоять сколько понадобится!
И так все отсеки. От места по расписанию не отошел ни один человек, не исключая и учеников, совершающих свой первый поход.
Вот что происходит в центральном посту на моих глазах. Игнатьев подошел к приводу носовых горизонтальных рулей, у которого нес вахту Николаевский,
- Сдавайте вахту. Я заступаю.
- Почему?
- Идите отдыхать. Вам разрешается,
- Я комсомолец.
- Комсомолец - смена партии. Вот и смените меня, когда немного отдохнете...
Николаевский, как мне показалось, обиженно посмотрел на Игнатьева и молча отошел от рулей. На штурманском столике взял лист чистой бумаги и что-то быстро начал писать. Потом подошел ко мне и протянул листок. На нем было написано: " В ПАРТОРГАНИЗАЦИЮ ПЛ "С-56" От комсомольца Николаевского. Заявление
Прошу принять меня кандидатом в члены ВКП (б). Готовлюсь к вступлению давно. Буду примерным воином. Вахту хочу нести вместе с коммунистами.
28.02.44 г.
Николаевский"
Протягивая мне заявление, Николаевский сказал:
- Товарищ командир! Давно у вас хотел просить рекомендацию в партию. Доверие оправдаю.
С такой же просьбой обратился ко мне Мамонтов. Обоим рекомендации дал. Написал их тут же, у штурманского стола.
Николаевский подошел к Игнатьеву и, улыбаясь, сообщил, хотя тот отлично все видел и слышал сам:
- В партию заявление подал. А затем обратился официально:
- Товарищ старшина! Разрешите заступить на вахту у носовых горизонтальных рулей. Глубину держать... метров. Управляемся вручную.
Игнатьев крепко пожал руку подчиненному и только потом ответил:
- Заступайте!
...Перед парторгом - заявления от пяти человек. Все они просят об одном и том же: принять кандидатами в партию, разрешить нести вахту наравне с коммунистами. Написано ясно. Ясно Ковалеву и то, как надо отнестись к каждому из этих заявлений. И все же есть над чем задуматься...
Такова моральная сила нашей партии. В самую трудную минуту под ее знамена идут лучшие люди. Вот и у нас на лодке никогда так трудно не было. Почти сутки не прекращается бомбежка. Воздух насыщен углекислотой. Тело сковывает смертельная усталость. И эти пятеро идут в партию в самый тяжелый для себя и для корабля час, чтобы увеличить силы его экипажа. За высокое право называться коммунистом они не только откажутся от отдыха, но не пожалеют и жизни. Лишь бы отдать ее с пользой для Родины, для партии.
...Четыре часа утра. Дышать стало легче. Высыпанная из патронов на настил известь стала горячей от активной реакции, связанной с поглощением углекислоты. Бомбежка еще продолжается, а на лодке идет открытое партийное собрание.
Оно проводится в условиях готовности номер один, когда все на своих постах в отсеках. Ковалев обходит носовые отсеки, его заместитель Корзинкин кормовые. Они зачитывают заявления подавших в партию и рекомендации. Голосуют в каждом отсеке отдельно. Кандидатами в члены ВКП (б) единогласно приняты: Николаевский, Мамонтов, Завгороднев, Бубнов и Назаров. Все они пришли в партию не случайно, не под влиянием минутного порыва. Давно собирались сделать этот шаг, но считали, что пока еще не имеют права носить такое высокое звание коммунист. Сегодня они связали свою жизнь с великой партией большевиков по велению сердца.
Ковалев просит разрешить Федотову и Николаевскому перейти в радиорубку к Пустовалову, чтобы выпустить юмористическую газету.
Разрешил. Посмеяться в трудную минуту - тоже разрядка для нервов. А кто лучше нашего Федотова способен рассмешить людей? И откуда только у него берется?!
К шести часам творчество редколлегии пошло гулять по отсекам. Судя по дружному смеху, листок имеет успех. К нам в центральный пост он попадает только после того, как проходит все кормовые отсеки. И здесь, как и в других отсеках, все весело смеются.
Газета называется "Морская Кузьмичовка" - это в честь нашего парторганизатора. "ЮМОРИСТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА ПЛ "С-56"
28 февраля 1944 года. Прочти и передай товарищу!
Выпущена вместо антибомбина".
Дальше в виде объявления рекламируются две футбольные команды: "Черные буйволы" - капитан Елин и "Метеор" - капитан Рыбаков.
В недалеком прошлом мы увлекались футболом и, выступив однажды довольно успешно, вообразили себя чуть ли не мастерами кожаного мяча. По приходе в Полярное вызвали на товарищескую встречу команду подводной лодки "Ленинец".
Накануне матча наши подводники вели разговоры с довольно нескромными прогнозами о результатах предстоящей встречи. Многие считали, что игра закончится со счетом 1:6 или 0: 4 и конечно в нашу пользу. Кто-то высказался за почетную ничью, но на него зашипели и обвинили в недостатке "патриотизма".
Счет матча превзошел все ожидания - 0 : 6! Но, к сожалению, не в нашу пользу... До сих пор эту игру некоторые вспоминают с горечью, а большинство с добродушным смехом.
Как отголосок этих событий, в листке в нарочито хвастливом тоне дается довольно остроумная характеристика игрокам команд, якобы вызывающих друг друга для решения спора о первенстве. Кое-кто задет и из центрального поста. Например, под рисунком "Судья" подпись: "Кристалл честности, совесть экипажа Илья Дорофеев - профессор кафедры рулевого дела. В целях безопасности судит матч в танке "KB". Его предшественник отверг защитную броню и был растоптан игроками". Это намек на Игнатьева. Ему действительно в товарищеском матче повредили ногу.
События увязываются с сегодняшним днем. В газете говорится:
"К сожалению, обе команды в настоящее время отвлечены подсчетом взрывов гитлеровских хлопушек. Увлекательное зрелище! Повальный смех Хохот до упаду! Геббельс наводняет эфир сообщениями о нашей гибели. На самом деле мы живы и будем жить! Триста вражеских бомб смогли выбомбить пять беспартийных в партию".
Дальше шло приглашение: "С окончанием бомбежки и с возвращением в базу приглашаем всех на стадион".
Зрителям даются советы, как уберечь себя от неистовых игроков. Главное иметь шанцевый инструмент для надежного окапывания. В примечании сообщается: "Игра будет сильнейшей. Двери госпиталей гостеприимно открыты - милости просим! Матч состоится при любой погоде. Вход бесплатный Пенсиями не обеспечиваем!". Подпись: "Судейская коллегия".
Может, потом, когда этот листок посмотрим в спокойной обстановке, он не покажется таким остроумным и смешным, а сейчас он доставил нам огромное удовольствие.
В 8 часов 20 минут сброшены последние две серии бомб - по шесть штук в серии. Фашисты убедились, что им нас не найти, и стали отходить на юг. К девяти часам шум винтов затих, а еще через полчаса мы всплыли. Открыв верхний рубочный люк, я выхожу на мостик и, вдохнув свежий морской воздух, на мгновение теряю сознание.
Вентилируем лодку... Какой гадостью мы дышали! Даже курить не хочется так хорош воздух,
Погружаемся, чтобы дать команде возможность отдохнуть. На вахте оставляю одну смену, остальным - спать.
Теперь можно подвести итоги. Преследовали нас семь кораблей - два эсминца и пять сторожевиков. Бомбежка длилась двадцать шесть с половиной часов. На лодку было сброшено более трехсот бомб. В готовности номер один команда находилась около двадцати восьми часов.
Корабль серьезных повреждений не имеет. А главное - дух команды непоколебим. За этот труднейший для нас день парторганизация лодки выросла на пять человек. Итог не в пользу противника, тем более, что мы сильнее чем когда-либо стремимся найти и уничтожить его.
Орден на флаге
Пронзительный звонок настойчиво терзает слух. Хочется отмахнуться от надоедливого шума и еще хоть немного поспать. Но не меняющий тона звук раздражает, подобно будильнику или комариному звону. Приходится вставать.
Вскакиваю с койки и бегу в центральный пост. После темноты каюты яркий электрический свет бьет в глаза. На своем месте оказываюсь раньше, чем успеваю сообразить, что привел меня сюда сигнал боевой тревоги.
Доклад вахтенного офицера Скопина заставляет окончательно проснуться.
- Акустик слышит шум. Цель идет вправо, ее винты делают двести восемьдесят оборотов в минуту. Начал всплытие и маневрирование для атаки.
- Хорошо. Все ясно. Идите на свое место, готовьте торпедные аппараты к выстрелу.
Неужели снова противолодочные корабли? Слишком уж активно взялись они за нас. Всего пять часов прошло после взрыва последней бомбы. Теперь ждать не станем, пока соберется целая свадьба. Будем атаковать каждую появившуюся цель.
- Круглов! Разобрались ли по характеру шумов, что за цель?
- Работает дизель. Предполагаю - подводная лодка в надводном положении.
Это меняет картину. Лодки, если нет полной уверенности, что это вражеская, атаковать запрещено. Но ведь акустик мог и ошибиться. Лучше заранее приготовиться ко всяким неожиданностям. Поэтому объявляю торпедную атаку.
Над морем снежный заряд. Сквозь хлопья снега с трудом различаю расплывчатый серый силуэт. Как будто лодка...
Даю посмотреть в перископ командиру отделения рулевых.
- Что за корабль, по-вашему, Игнатьев?
- Лодка, товарищ командир, похожа на "Эску", но, скорее всего, немецкая.
- Почему вы так думаете?
- Рубка расположена ближе к носу, чем у "Щук" и "Ленинцев".
Мы сблизились с целью, и теперь отчетливо видно, что это лодка. Почти уверен - немецкая. Почти, но не совсем. Легко и ошибиться. Лодки одна на другую похожи...
- Полный ход!
Решаю максимально сблизиться и рассмотреть как следует.
Снег валит гуще. Сблизились на короткую дистанцию, и все-таки у меня нет полной уверенности, что лодка не наша.
- Старпом, посмотрите в перископ, чья лодка?
- Немецкая... Впрочем, утверждать не могу... В том-то и дело... Чтобы атаковать, нужно быть абсолютно уверенным.
Смотрю на отсчет. До залпа остается несколько градусов.
- Носовые - товсь!
Может, в последний момент удастся окончательно разобраться. Лодка совсем рядом - два кабельтова. Четко виден белый бурун по носу и корме цели. Вот уж поистине промах был бы невозможен.
На миг как будто различаю флаг на мостике: фашистский!.. Трудно удержаться, чтобы не крикнуть:
"Пли!". Но, может быть, это только показалось? Ветер дует в борт лодке, полотнище на флагштоке отклонилось и снова стало невидимым. Снег помешал окончательно убедиться, что перед нами враг. В море в смежных районах действует много товарищей. Не совершить бы роковой ошибки... Стрелять так и не решился. Цель проходит угол упреждения.
Продолжаю движение, и через две минуты мы пересекаем курс лодки за ее кормой. Теперь флаг ясно виден:
Гитлеровский! Но стрелять уже поздно...
Легко понять наше настроение. За прошлый и этот поход упускаем четвертую возможность потопить фашистскую подводную лодку. И все-таки отлично понимаем, что поступили правильно. Как бы мы себя чувствовали, совершив другую ошибку потопив товарищей?
...Военное счастье нам еще ни разу не изменяло. Во всех походах мы в конце концов находили и топили противника. Так было и на этот раз. Правда, немного по-иному, чем обычно.
К вечеру того дня, когда нас крепко бомбили, а немецкой лодке удалось благополучно уйти, мы возвратились к берегу противника. С тех пор отсюда больше не уходим. В светлое время и в сумерки мы не одиноки. Рядом несет службу шустрый противолодочный катерок. Он рыщет по району, иногда сбрасывает одну - две бомбы. Остановится, послушает, побегает - и снова бомбу за борт. В общем, катеришко довольно безобидный, ведет себя по отношению к нам, можно сказать, лояльно. А гитлеровцы, надеясь на этот противолодочный дозор, других кораблей сюда пока не посылают. Плаваем в довольно спокойных условиях.
Акустики изучили шумы "соседа" в совершенстве, ни с кем его не путают, называют "нашей охраной". На ночь катер уходит, а мы всплываем для ночного поиска. Так продолжается несколько суток. Кое-кто на лодке начинает опасаться, как бы нас не отозвали в базу раньше, чем появится вражеский конвой.
Но опасения оказались преждевременными, противника мы встретили.
На рассвете готовимся к погружению. На мостике остались сигнальщик Легченков, штурман и я. Второй сигнальщик уже спустился вниз. С уходом под воду медлим только потому, что идет снежный заряд. Перед погружением хочется увидеть берег и убедиться в точности своего места. Сумерки длятся долга, лодка несколько часов будет "слепой", и начать счисление нужно с обсервованной точки.
Выходим из снежного заряда. И вдруг оказывается, что мы в середине вражеского конвоя!
С правого борта контркурсом идут два транспорта, за ними несколько кораблей охранения. Слева вижу миноносец и два сторожевика. Слишком светло, чтобы атаковать над водой. Просто не верится, что противник нас не видит.
Производим срочное погружение. Иванов, прыгая в люк, не удержался, чтобы не дать совет о способе атаки:
- По акустике, товарищ командир! По акустике! Выбора у меня нет. Единственная возможность атаковать противника в сложившихся условиях - кормой.
Носом, к сожалению, не успеваем.
Круглов поймал цель и "вцепился" в нее. Лежим на боевом курсе. Ход малый. Пускать какие-либо механизмы запрещаю. Любой шум может помешать акустикам взять точный пеленг на транспорт, и тогда торпеды пройдут мимо...
- Товарищ командир! Разрешите пустить помпу из уравнительной за борт. Лодка тяжела и тонет!
Мне понятно беспокойство механика. Но разрешить не могу. До залпа остается минута, а шум помпы наверняка собьет прицеливание.
Атакуем. Ждать взрыва пришлось немногим больше полминуты. И вслед за этим - радостный доклад из акустической рубки:
- Шум винтов первого транспорта прекратился! Из аппаратов вышла только одна торпеда. Для второй глубина погружения оказалась слишком большой, и силы сжатого воздуха хватило только на то, чтобы стронуть ее с места, откинуть курковой зацеп и запустить машину. Вой винтов торпеды в трубе аппарата слышен по всей лодке.
Мичман Павлов пытается вытолкнуть воющую торпеду повторной подачей воздуха. Делает это совершенно напрасно. Выдавить из аппарата удалось только воду. Торпеда не вышла, а дифферентовка нарушилась Лодка "клюнула" носом. Дифферент 10, 15, 20 градусов! А затем его уже вообще трудно определить. Во всяком случае, не меньше, чем у лестницы на эскалаторе московского метрополитена. Пузырек дифферентометра пришел в самое верхнее положение, показать больше ничего не может - прибор явно не рассчитан на такое "пикирование".
Люди буквально висят на переборках, держась за что только можно. Стучат срывающиеся с креплений ящики, звенит инструмент, гремит бьющаяся посуда Все устремляется в нос. Глубина погружения стремительно и неудержимо растет. Проскочили уже рабочую, затем предельную, а стрелка глубомера все еще бежит вправо.
Сейчас затрещит. Колоссальным давлением воды прочный корпус лодки раздавит, как яичную скорлупу. В голове мелькнуло: "Вот так и погибают подводники". Но за жизнь нужно бороться до конца! Давно уже поданы команды:
- Дать пузырь в нос! Оба электромотора - полный назад!
И передать и исполнить эти команды сейчас нелегко. К машинному телеграфу не дотянуться. Механик пытается кричать в переговорную трубу, но ему никто не отвечает. Видимо, в шестом отсеке люди у переговорных не удержались.
Рыбаков повис на станции погружения. Он, как воздушный гимнаст, одной рукой держится, чтобы не упасть, во второй зажал воздушный ключ и открывает им нужные клапаны. С большим трудом это удается ему сделать. Упругие струи сжатого воздуха ворвались наконец в носовые цистерны, расширились, выталкивая воду. Лодка облегчилась и выровнялась. На несколько секунд наступило равновесие, а затем началось всплытие. Теперь зевать нельзя. Может выбросить.
- Снять пузырь с носовой группы!
Выпустить воздух из цистерн за борт нельзя. Выйдя с такой глубины на поверхность, он расширится настолько, что "бульба" получится величиной с дом. Лучшего ориентира для противолодочных кораблей не придумаешь: бросай бомбы - и почти наверняка попадешь. Нет, за борт нельзя...
- Давление снять в пятый отсек!
- Есть!
Вместе с воздухом в дизельный отсек попала вода. Дифферент перешел на корму и стремительно нарастает. Снова гремят ящики, совершая на этот раз обратное движение. Лодка, как воздушный шар, у которого обрубили удерживающие его у земли канаты, подпрыгнула вверх, к поверхности.
Оказаться наверху столь же опасно, как и проскочить предельную глубину погружения. И там и там - смерть. Над нами вражеские противолодочные корабли.
"Выскакивать" нельзя.
- Принимать воду! Заполнить цистерну быстрого погружения!
Дифферент отвести удалось, а с плавучестью не справились. Лодка, что норовистый конь, не слушающийся наездника, упрямо всплывает. Нас подхватывает волна и цепко, как в когтях, удерживает у поверхности. Рубка уже над водой.
- Сторожевик и миноносец идут на нас! - взволнованно докладывают из акустической рубки.
"Ну, теперь все, конец..." - думает каждый про себя. Всем кажется, что таранный удар придется именно в его отсек. Раздастся треск и скрежет рвущегося железа, кованый форштевень миноносца проломит борт.
Принимаем воду, куда только можно... Как автоматы, работают трюмные Оборин и Токарев.
- Миноносец и сторожевик быстро приближаются! Работают полным ходом!
Да, кажется, наступает последний парад.
- Как лодка, боцман?
Вопрос - для очистки совести. Сам вижу - на месте.
- Лодка не погружается, товарищ командир! Что ж, время терять не будем, через минуту будет поздно.
- Артрасчетам обеих пушек - в смежные с центральным постом отсеки! Приготовиться дуть среднюю по моей команде!
Поднимаюсь в боевую рубку. Достаю кормовой флаг. Противник ни на секунду не должен подумать, что всплываем для сдачи в плен. Мы всплываем для боя. Флаг своей Родины подыму на руках,
- Как лодка?
- Не погружаемся!
Становлюсь на ступеньки трапа, берусь за кремальеры верхнего рубочного люка.
- Артрасчет, за мной!
Слышу топот ног. На трапе Хлабыстин, Булгаков, Бочанов. Несколько выстрелов, наверное, сделать успеем...
Начинаю открывать люк. Шипит воздух...
- Продуть среднюю!
Вдруг неистовый крик из центрального поста.
- Товарищ командир, закрывайте люк! Лодка погружается!
- Артрасчету вниз! По своим отсекам! Спустившись в центральный пост, прежде всего смотрю на глубомер - уже двадцать пять метров! Лодка стремительно проваливается, но нам еще кажется, что она идет вниз страшно медленно. Особенно - после доклада Круглова.
- Миноносец у борта!
Слышим шум винтов над собой, и затем оглушающие разрывы глубинных бомб. В носу гаснет свет. Гремят падающие вещи, звенит разбитое стекло. Как позже выяснилось, сорвало два листа в надстройке. Но теперь уже не страшно, мы в своей стихии - под водой.
Переднюю крышку аппарата, из которого не полностью вышла торпеда, закрыть не удалось. Пришла или нет торпеда в боевое положение? Сдетонирует она или нет при близком разрыве бомб? По теории-нет. Вертушка с ударника свертывается при поступательном движении торпеды в воде. Но кто знает, как влияют на нее струи от винтов лодки, да и от собственных винтов, отработавших в аппарате? На теоретических занятиях мы бы единодушно доказывали, что торпеда безопасна... А сейчас далеко не все в этом убеждены. Заднюю крышку аппарата подпираем аварийными балками. Так будет надежнее. Иначе ее может вырвать силой гидравлического удара при взрыве.