Лодку удифферентовали, дали полный ход и нырнули в минное поле. По счастью, нас почти не бомбят.
Серьезная бомбежка началась через час, когда мы благополучно вышли из района.
Миноносец и сторожевик нас потеряли, ушли в сторону и только глушат бомбами рыбу. Сейчас можно не много привести себя в порядок. Кузьмича просят в шестой отсек сделать пострадавшим перевязки.
Одним из пострадавших оказался командир группы движения инженер-лейтенант Николай Ушаков. До того как Ушаков получил ушибы, он попал в довольно смешное положение, если, конечно, во время таких "мертвых петель" и других фигур "высшего пилотажа", какие Мы выполняли несколько минут назад, бывают положения, которые можно назвать смешными.
Сигнал срочного погружения застал Ушакова в пятом отсеке, где и положено быть командиру группы движения по тревоге при работе дизелей. Убедившись в надежной герметизации отсека и двигателей после погружения, он направился в шестой отсек, куда автоматически перемещался его КП, поскольку лодка шла в торпедную атаку под электромоторами.
- Товарищ лейтенант, проверьте "взрывомер",- не то, шутя, не то серьезно попросил мичман Елин.
"Взрывомер" - это "патентованное" изобретение электриков, сделанное, как говорится, из подручных материалов. Одному из матросов девушки подарили детскую игрушку - маленькую обезьянку с пружинами вместо рук и ног. На спине у обезьянки - резинка. И, если подергать за эту резинку, обезьянка проделывает уморительные движения. Игрушка как игрушка для детей дошкольного возраста.
Еще в первом нашем боевом походе обезьянка случайно оказалась за ходовой станцией главных электромоторов. Тут-то и проявились ее необыкновенные свойства: когда при взрывах бомб корпус лодки испытывал толчки, обезьянка, закрепленная на резинке, начинала свой пляс. Чем ближе взрыв и сильнее толчок-тем больше "амплитуда" скачков обезьянки. Макаров и Федотов обратили на это внимание.
Дальнейшее было делом морской смекалки. Обезьянке отвели "штатное место" за левой станцией и нарисовали шкалу. Ноль стоял против положения обезьянки в спокойном состоянии. В обе стороны отмечены установленные опытным путем деления; "далеко", "близко", "очень близко" и наконец "ого-го", что соответствовало такой близости разрывов, когда обычно разлетаются плафоны и лампочки.
Электрики умудрялись без шума держать в курсе показаний "взрывомер" соседей - пятый отсек. Вот почему Ушакова не удивила просьба Елина.
Наша торпеда ударила в борт неприятельского транспорта и взорвалась. Каждую секунду можно было ждать, что противник начнет бомбежку. Вот тут-то Ушаков и отдраил переборочную дверь, чтобы жестом показать Елину: дескать, все в порядке, ждите бомб спокойно, "взрывомер" в исправности. В этот момент лодка "клюнула" носом и пошла в "пике". Командира группы выбросило в пятый отсек. Захлопнувшаяся переборочная дверь зажала полу надетой на нем шубы.
Инженер-лейтенант повис в воздухе, болтая руками и ногами.
Помочь своему командиру мотористы не могли, так как не могли добраться до него. И когда в момент самого большого дифферента Ушаков сорвался, он упал между дизелями, расшиб лоб и повредил руку.
В другое время этот эпизод долго служил бы темой для шуток острых на язык Иванова и Шаповалова. Но сейчас у каждого хватало своих переживаний. Ведь смерть пыталась заглянуть нам прямо в глаза.
Враг не ожидал, что лодка сможет так быстро погрузиться, буквально у него под носом. Бомбы, сброшенные на нас, были поставлены на минимальную глубину взрыва. Миноносец опоздал на какие-то секунды. Спасло пас то, что на корабле не наблюдалось ни малейшей паники. Все спокойно и сосредоточенно делали свое дело. Дерендяев во время дифферентов лег на настил, открыл лючок и все время следил, не проливается ли электролит из элементов аккумуляторной батареи. Боженко и Федотов умудрились четко менять хода при катастрофическом аварийном дифференте. Выше всяких похвал работали механик, боцман, трюмные. Команда активно боролась за жизнь!
Из всего случившегося мы сделали вывод: нельзя нарушать инструкции даже в мелочах. Мичман Пав лов действовал, конечно, с самыми лучшими намерениями, когда без разрешения центрального поста продул торпедный аппарат, но это едва не кончилось катастрофой.
...В тот же день нас отозвали в базу. Прибыли мы туда ровно в годовщину нашего прихода на Север. Ровно год тому назад мы впервые ошвартовались к такому знакомому теперь причалу.
Нас очень тепло встретили не только потому, что мы вернулись с победой, но и потому, что наша лодка была удостоена высокой правительственной награды. Нам показывают газету, на первой странице которой напечатано адресованное экипажу приветствие Военного совета флота: нас поздравляют с награждением лодки орденом Красного Знамени и выражают уверенность, что она будет еще крепче бить врага.
Через несколько дней нам были вручены: Краснознаменный флаг, орден Красного Знамени и грамота. Вот её подлинный текст: "УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СОЮЗА ССР
О НАГРАЖДЕНИИ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ "С-56"
ОРДЕНОМ КРАСНОГО ЗНАМЕНИ"
За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками наградить подводную лодку "С-56" орденом "Красное Знамя".
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. КАЛИНИН.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. ГОРКИН".
На лодке был торжественно поднят Краснознаменный Военно-морской флаг. А на митинге, посвященном этому событию, мы поклялись еще настойчивее учиться воинскому мастерству, неутомимо искать и уничтожать врага.
Неудачный поход
Впервые возвращаемся из боевого похода, не потопив ни одного корабля противника. И это после получения кораблем высокой правительственной награды, после стольких хороших слов, сказанных и написанных о нашем экипаже!..
Как обычно, перед концом похода чиним и драим механизмы. К приходу в базу команда гладит обмундирование первого срока. Но нет обычного, радостного возбуждения, шуток, смеха. Люди ходят угрюмые. Все наши весельчаки приуныли.
Некоторые тихо, но так, чтобы я слышал, говорят о том, что хорошо бы зайти в бухту в то время, когда все наши товарищи будут спать. Сказать "ночью" нельзя, сейчас ее нет-стоит полярный день.
Никто нас не осудит - ни командование, ни товарищи. Матросы и офицеры могут смело смотреть в глаза друзьям. Меня тоже никто не упрекнет: я действовал точно по инструкции. И все же сделал я, очевидно, не все возможное. Если есть какая-то наша вина в том, что лодку постигла неудача, то ложится эта вина целиком на меня.
В этом походе мы впервые действовали в тесном взаимодействии с разведывательной авиацией. Теперь не нужно было вслепую ходить к берегу и самим искать противника. Искала врага авиация. Наше дело, используя данные авиации, выходить на пути обнаруженных конвоев и топить врага. В нелетную погоду разрешалось действовать по своему усмотрению.
Авиация дважды обнаруживала конвой. Один, шедший на восток, мы атаковать не успели, хотя и гнались за ним. А второй, следовавший на запад, сумел меня обмануть.
После первого донесения разведчика погода испортилась, дальше вести наблюдение авиация не могла. Долго ждали конвой у берега. Прошли все сроки, а мы продолжали находиться там до разрядки аккумуляторов. Враг же, очевидно, отстоялся в промежуточном порту. А нам, в конце концов, необходимо было уйти от побережья, чтобы произвести зарядку батареи. На это ушло много времени. Вернувшись к берегу, мы снова не встретили противника. Погода тем временем улучшилась. Вылетели самолеты, но конвоя уже нигде не было. Очевидно, пока мы ходили заряжаться, он успел проскочить. Слишком долго ожидая конвоя у побережья, мы сильно разрядили батарею. Не сумел я исправить эту ошибку и в дальнейшем. А исправить можно было. Во-первых, зарядить батарею не полностью. Во-вторых, пользуясь плохой видимостью при ухудшении погоды, идти к берегу через минное поле не под водой, а в надводном положении. В обоих случаях экономилось дорогое время.
Вероятно, тогда два фашистских транспорта, которые остались в этом конвое после атаки его подводной лодкой Николая Балина, не ушли бы в Германию. Это и терзает меня. Дело не в честолюбии и не в том, что возвращаемся без победы. На войне всякое может случиться. Дело в чувстве не полностью выполненного долга.
Мы не смогли атаковать конвой, прошедший на восток. Очень жаль, но я сделал все что мог. Гнались за этим конвоем даже тогда, когда все расчеты говорили о бесполезности погони, и можно было надеяться лишь на то, что противника случайно что-нибудь задержит. Задержки не произошло, погоня оказалась безуспешной, но тут мне не в чем себя упрекнуть. А во втором случае налицо просчет. И именно поэтому так неспокойно на душе.
Вспоминаются события этого похода, дела и заботы проведенных в море дней. Много волнений доставила нам наша аккумуляторная батарея. Она уже отработала свой срок, и ее давно пора было заменить, но пока не было такой возможности. Выделение водорода, уменьшение емкости аккумуляторов и высокие температуры при зарядках держали механика и электриков в постоянном напряжении. Мичман Боженко, старшина 1-й статьи Власов, матросы Дерендяев, Назаров, Макаров и другие очень внимательно следили за батареей, ухаживали за ней. Но однажды она нас все-таки подвела.
Только закончилась зарядка батареи, как старшина Пустовалов доложил о получении радиограммы. Тогда впервые нашим радистам удалось принять донесение непосредственно от самолета-разведчика, который сообщил о движении вражеского конвоя. Расчеты говорят о том, что мы успеем подойти к берегу до прихода фашистских транспортов. Но для этого необходимо прервать вентилирование батареи и, не дожидаясь, пока снизится ее температура, погрузиться.
Идем к берегу. Иного решения и быть не может. Нельзя упустить возможность встретиться с противником и атаковать его. Однако через несколько часов поведение аккумуляторной батареи, верой и правдой служившей нам во всех предыдущих походах, заставляет насторожиться. Количество выделяемого ею водорода не уменьшается, а, наоборот, увеличивается.
- Старушка испускает дух, - острит электрик Леонид Федотов. Но сейчас его шутка ни у кого не вызывает улыбки.
За три часа пребывания лодки у берега процент водорода в отсеках увеличился до трех. Принимаем все доступные нам меры, чтобы снизить его концентрацию. Но безуспешно. Вот уже два... два с половиной... три процента. Каждому в лодке ясно: скоро подойдет к роковой цифре... Если так будет продолжаться, то скоро воздух, в котором мы находимся, превратится в "гремучий газ", способный взорваться от малейшей искры
Выход из положения один - необходимо всплыть в надводное положение и провентилировать отсеки. Но сделать это в двух - трех милях от берега, на виду у постов наблюдения и артиллерийских батарей противника, невозможно.
Принимаю решение отойти от берега. Медлю еще две - три минуты, не отдавая приказания вахтенному офицеру об изменении курса. Может быть, именно в эти минуты акустик доложит о появлении шумов противника или на горизонте в перископ будут обнаружены мачты вражеских судов. Но конвоя нет,
Приказываю перейти на ручное управление рулями, остановить электромеханизмы, не делать никаких переключений в электросети. Опасна каждая искра. А впереди еще долгий путь. Прежде чем мы сможем всплыть и провентилировать лодку, предстоит преодолеть минное поле и отойти от берега на двадцать - двадцать пять миль.
Приборы для определения процентного содержания водорода становятся бесполезными. Их стрелки уперлись в последнее деление шкалы.
Мичман Дорофеев, старшина 1-й статьи Игнатьев, рулевые Николаевский, Подковырин, часто сменяя друг друга, вручную управляют горизонтальными рулями. Лодка управляется плохо, она тяжела. Ни пустить помпу для откачивания лишнего балласта, ни увеличить ход нельзя. При пуске механизма малейшая искра вызовет взрыв. Николаевский и Подковырин сбрасывают с себя тельняшки и остаются голыми по пояс. Но это не помогает. От недостатка кислорода, от высокой температуры и от большой физической нагрузки их тела быстро покрываются капельками пота.
Работают они молча, понимая друг друга без слов и не ожидая команд. Вахтенный офицер Скопин подбадривает их:
- Эх! Постояли бы вы у горна на нашем мариупольском заводе... Вот там действительно жарко!
Даже в такую трудную минуту Скопин не может не вспомнить милый его сердцу Мариуполь, откуда он пошел в Военно-Морской Флот, и где остались его родные.
Вскоре рулевые окончательно выбиваются из сил. На помощь им приходят многочисленные добровольцы. Каждому хочется помочь товарищам, а заодно и избавить себя от мучительного, гнетущего бездействия.
У штурвалов горизонтальных рулей мотористы Бубнов и Либерман. Они не привыкли наблюдать за стрелками глубомеров, аксиометров, за пузырьками и шкалой дифферентометров и следят только за руками боцмана. Дорофеев молча "дирижирует" , показывая, в какую сторону и на сколько каждому из них повернуть свой штурвал. Затем мотористов сменяют комендоры.
Пройдено минное поле. В перископ еще отчетливо видел берег с его наблюдательными постами и батареями на высоких мысах и сопках. Через час нас закрывает спасительный снежный заряд. Всплываем в позиционное положение. Отдраен рубочный люк и вентиляционная шахта. Но долго еще не решаюсь пустить вентилятор: необходимо выждать, пока водород свободно выйдет из лодки и его концентрация снизится до безопасной.
Потом мы вновь спешим к берегу. Кто мог знать тогда, что обнаруженный самолетом конвой зайдет в попутный порт?
Теперь приближаемся к родным берегам. Придем в базу все-таки днем. Это, пожалуй, на пользу. Кое-кто в команде стал зазнаваться и терять скромность: мы, мол, никогда без победы не приходим! А вот и придем "пустыми как турецкий барабан", и именно тогда, когда наши товарищи с других лодок салютами будут рапортовать о своих победах.
Ничего, нужно только еще упорнее учиться и трудиться. Так и доложу: задачу выполнил не полностью. А что трудно было, это поймут и так, стоит посмотреть в аккумуляторный и вахтенный журналы.
Когда мы гнались за конвоем, мы стали невольными свидетелями воздушного боя. Правда, его удалось только слышать, но не видеть. Много часов проработали дизеля, расстояние между нами и конвоем сокращалось, но все-таки для сближения с ним не хватило двух - трех часов.
Получили информацию: "Удар по конвою нанесет бомбардировочная авиация". Пришлось погрузиться и
уйти на глубину.
А через несколько минут над лодкой раздался колоссальной силы взрыв. Это не глубинная бомба. К их звукам мы привыкли и спутать ни с чем не можем. Спустя некоторое время до нас доносились десятки более глухих и далеких взрывов. Это понятно: конвой бомбит наша авиация. Через час всплыли.
Получили сообщение, что над районом боя сбит наш бомбардировщик. Стало ясно: это он упал в море, и его бомбы взорвались над нами. Вскоре увидели плавающие части, предметы со сбитого самолета. Много часов ходили в надежде найти шлюпку с летчиками, но ее нигде не было. Экипаж погиб в холодных водах Баренцева моря, защищая Родину.
В связи с нашим безрезультатным походом в кают-компании возник спор: существует ли военное счастье и удача, или все зависит от умения, храбрости и силы? Я спустился вниз, когда спор был уже в разгаре.
Разговор шел о том, что один участвует в войне от первого до последнего дня, себя не щадит и остается жив, а другого топят в первом бою. Один в каждый поход встречает и топит противника, а другой не менее добросовестно ищет и все же не находит врага. Что это - счастье или умение?
Офицеры приводят примеры, ссылаясь на сочинения военных авторитетов, приводят изречения Суворова. Насчет умения и мастерства разногласий нет, но насчет счастья и удачи мнения разделились.
Думаю, что элемент счастья, удачи, случая в военном деле, как и во всяком другом, а может быть, в еще большей степени, имеет место. Но, главное не это. Мы не фаталисты и не должны смотреть на судьбу так: "чему быть, того не миновать". Все в наших руках, а, следовательно, все или почти все можно изменить в свою пользу, всего можно добиться.
На войне нужно умение, нужны смелость и храбрость, твердое знание цели и большая уверенность в правоте своего дела, в боевых товарищах. Правильно учиться самому и учить экипаж тому, что нужно для победы, - это и значит облегчить себе любую задачу в бою. Готовить себя серьезно к бою еще до него это и есть забота о победе, а одновременно и о сохранении жизней экипажа и корабля. Подготовку я имею в виду всестороннюю - идеологическую, специальную, физическую и даже привычку к морю. Сейчас, например, имея такую, как у нас на лодке, опытную и закаленную в плавании команду, легче ходить в боевые походы. У нашего экипажа один противник - враг, а шторм, непогода, качка - дело привычное.
Можно полагать, что, скажем, наскочить или не наскочить на мину-дело слепого" случая, удачи, но и это не совсем так. Ведь мы изучили тактико-технические данные вражеских мин, глубины их постановки, течения, которые могут их отнести, и все это помогает нам избежать опасных встреч. На долю слепого случая мы оставляем не так уж много.
Теперь, когда шире стала применяться на нашем театре авиация, мало места остается случайностям и в поиске противника. А что касается нынешнего похода, то о нем тоже нельзя сказать, что нам "не повезло".
Вывод должен быть один - учиться, учиться и учиться всему, что пригодится на войне. То, что называют военным счастьем, удачей, приходит в результате упорного труда, а не слепого случая, счастье нужно заработать. Просто подобрать его нельзя. На военных дорогах оно не валяется.
В базе нас встретили тепло и сердечно, как всегда, При встрече был, между прочим, один комический момент. Оказывается, штабу было известно о потоплении транспорта одной из подводных лодок, а какой именно, точно еще не знали. И вот, когда мы вошли в гавань, то увидели, как в спешном порядке движется к пирсу оркестр. Но время шло, а наша пушка молчала, и оркестр уныло топтался на месте, не зная, куда девать свои трубы. Дирижер явно был в растерянности: играть или не играть? Но он привык начинать марш после салюта...
Упреков мы не получили ни от командования, ни от товарищей. Только дома меня донимал восьмилетний сынишка.
- Почему ты не стрелял сегодня из пушки? - допытывался он.
Долго пришлось матери объяснять ему, что фашисты боятся нашей лодки, что они попрятались от нее.
Учеба пошла впрок
Порядок, при котором командир после каждого боевого похода "отчитывается" перед товарищами о своих действиях в море, установлен на бригаде с началом войны и строго выдерживается. Разборы походов с участием всех командиров подводных лодок стали предметной учебой, которая много дает и слушателям и докладчику. Тут раскрываются "секреты" побед и неудач, обогащается коллективный опыт, проверяется правильность сделанного кем-либо вывода. Равнодушных в аудитории , не бывает. Докладчику задают много вопросов, с ним спорят, каждый желающий высказывает свое мнение и предложения. Суждения прямые и откровенные, без дипломатии. Да и как может быть иначе? Ведь здесь собрался свой брат-командир, вчера возвратившийся или завтра уходящий в море, в боевой поход. Бывает, докладчику приходится туго. Вгонят его в пот и краску, если он начал не договаривать, а еще хуже - выдумывать и приукрашивать. Такие случаи, хотя и редко, но бывали. И считается, что легче отчитаться о походе перед командованием, чем на таком разборе, перед командирским форумом.
Слушали и наши доклады - участников последнего выхода группы лодок. Обсуждение было активным.
Первый выход для совместных с авиацией действий не принес существенных успехов. Только лодка Балина потопила большой немецкий транспорт. Его доклад и был выслушан с наибольшим интересом.
Я откровенно доложил о своих просчетах и о некоторых замеченных недостатках связи с самолетами. Обсуждение затянулось. Было ясно - новый метод хорош, но многие детали еще не продуманы, а "кое-что не отработано вовсе. Пришли к выводу, что нужно продолжать серьезно переучиваться.
Мало потопили кораблей противника не потому, что метод плох, а потому, что им еще как следует не овладели. В этом секрет и моего неуспеха. Готовясь к новому походу, будем еще серьезнее, настойчивее и вдумчивее учиться.
На лодке идет аврал: выгружается старая, негодная аккумуляторная батарея, готовятся аккумуляторные ямы, началась погрузка новой батареи. У Боженко, как говорится, хлопот полон рот. Менять батареи на подводной лодке не шутка. Даже вес каждого элемента солидный - больше полутонны. А сколько возни...
Нужно лично убедиться, как в яме установлен каждый бак, правильно ли ведется расклинка. Батарея должна представлять единый монолит. Нельзя допускать зазора между баками. Это может привести к смещению их во время качки, нарушению крепления всей батареи.
Не может главстаршина не посмотреть и за качеством заливки верхних крышек баков специальным варом. Если сделать это небрежно, то при кренах и дифферентах через неплотности в крышках будет просачиваться кислота. А это сразу резко понизит изоляцию батареи. Кстати по пути следует проверить, приняты ли участвующими в погрузке людьми все меры предосторожности при работе с кислотой.
Электрики тщательно, плотно и надежно крепят межэлементные соединения и шины. Малейшая слабина нарушит контакт, и при больших силах разрядного тока такие крепления будут сильно нагреваться, угрожая безопасности плавания. Власов, Дерендяев, Макаров, вооружившись громадными заизолированными ключами "крути, Гаврила", изо всех сил поджимают гайки.
Морское правило - лучше семь раз перепроверить в базе, чем один раз иметь неприятность в море, - твердо усвоено старшиной и его группой.
Мотористы ремонтируют дизеля, да и остальной личный состав по горло занят приготовлением материальной части к новым плаваниям. И все-таки по вечерам мы упорно учимся и тренируемся.
Ежедневно на несколько часов собираю офицеров. С" ними нужно настойчиво заниматься. К нам пришло много молодежи, а "старички" пошли на выдвижение. Старший помощник Гладков стал командиром новой подводной лодки. Его сменил старший лейтенант Хрусталев.
Штурман Иванов назначен дивизионным специалистом, а его место занял старший лейтенант Морозов. Вместо Дворова давно плавает Ушаков. Из училища прибыл молодой минер лейтенант Рогов.
Мы очень тщательно проанализировали с офицерами свой поход и походы подводных лодок Балина, Тураева и других. Всем ясно, что теперь к нам предъявляются более высокие требования.
Повысились требования, например, к радистам. От них зависят быстрота и безошибочность приема данных о противнике от самолета-разведчика. Одновременно от вахтенных офицеров и рулевых горизонтальщиков требуется большая точность в управлении лодкой и в удержании ее на заданной глубине. Всплывать придется на короткий, но точно обусловленный по времени срок для прослушивания радистами эфира. По-новому стоит задача и перед мотористами. Теперь на них возлагается не только обеспечение зарядки аккумуляторных батарей, но при необходимости и длительная погоня за обнаруженным авиацией противником.
От сигнальщиков и вахтенные офицеров требуется умение быстро опознавать самолеты. Радиолокации на нашем корабле нет. А нам предстоит действовать в одном районе со своими самолетами. Раньше достаточно было короткого доклада: "Самолет!" - и лодка немедленно погружалась. Мы предпочитали десять раз уйти под воду от своего самолета, чем один раз не погрузиться от самолета противника. Теперь не всегда можно позволить себе эту роскошь. Ведь часто будут встречаться свои самолеты, с которыми необходимо будет вступать в связь. За противником придется гнаться, а частые погружения могут затянуть, а иногда и сорвать погоню.
Старшина радистов Николай Пустовалов, его подчиненные Завгороднев и Бирев часами тренируются в приеме на волне самолетов. А летчики разведывательного авиаполка стали у нас частыми гостями. К нам приезжают не только стрелки-радисты и штурманы, но и командиры экипажей.
Крепнет и боевая дружба между летчиками и подводниками. Рулевые-сигнальщики под руководством мичмана Дорофеева и старшины 1-й статьи Игнатьева настойчиво тренируются в опознавании самолетов с большой дистанции и под разными ракурсами. Не менее упорно тренируются трюмные и мотористы Мичманы Елин и Рыбаков ставят своих подчиненных в самые трудные условия и заставляют находить правильные решения. Одним словом, все мы стараемся не забывать золотое правило: тяжело в учении - легко в бою.
Приезды к нам летчиков имеют еще одну положительную сторону. Они привезли фотографии многих обнаруженных ими вражеских конвоев. Снимки относятся к разным срокам, конвои - самые различные. Но есть в построении их нечто от усвоенного гитлеровцами шаблона. Корабли идут уступом, и так, что если подводная лодка атакует под определенным углом, то несколькими торпедами в залпе можно потопить не один корабль. Нам в прошлых походах дважды удавалось за одну атаку топить по два корабля. Но получалось это более или менее случайно. Ведь поле зрения в перископ небольшое, и редко удается видеть весь конвой. Другое дело - иметь в руках снимок с воздуха. Тут все ясно. И это помогает занимать правильную позицию при атаке, что в свою очередь позволяет топить по два корабля одним залпом.
Серьезная бомбежка началась через час, когда мы благополучно вышли из района.
Миноносец и сторожевик нас потеряли, ушли в сторону и только глушат бомбами рыбу. Сейчас можно не много привести себя в порядок. Кузьмича просят в шестой отсек сделать пострадавшим перевязки.
Одним из пострадавших оказался командир группы движения инженер-лейтенант Николай Ушаков. До того как Ушаков получил ушибы, он попал в довольно смешное положение, если, конечно, во время таких "мертвых петель" и других фигур "высшего пилотажа", какие Мы выполняли несколько минут назад, бывают положения, которые можно назвать смешными.
Сигнал срочного погружения застал Ушакова в пятом отсеке, где и положено быть командиру группы движения по тревоге при работе дизелей. Убедившись в надежной герметизации отсека и двигателей после погружения, он направился в шестой отсек, куда автоматически перемещался его КП, поскольку лодка шла в торпедную атаку под электромоторами.
- Товарищ лейтенант, проверьте "взрывомер",- не то, шутя, не то серьезно попросил мичман Елин.
"Взрывомер" - это "патентованное" изобретение электриков, сделанное, как говорится, из подручных материалов. Одному из матросов девушки подарили детскую игрушку - маленькую обезьянку с пружинами вместо рук и ног. На спине у обезьянки - резинка. И, если подергать за эту резинку, обезьянка проделывает уморительные движения. Игрушка как игрушка для детей дошкольного возраста.
Еще в первом нашем боевом походе обезьянка случайно оказалась за ходовой станцией главных электромоторов. Тут-то и проявились ее необыкновенные свойства: когда при взрывах бомб корпус лодки испытывал толчки, обезьянка, закрепленная на резинке, начинала свой пляс. Чем ближе взрыв и сильнее толчок-тем больше "амплитуда" скачков обезьянки. Макаров и Федотов обратили на это внимание.
Дальнейшее было делом морской смекалки. Обезьянке отвели "штатное место" за левой станцией и нарисовали шкалу. Ноль стоял против положения обезьянки в спокойном состоянии. В обе стороны отмечены установленные опытным путем деления; "далеко", "близко", "очень близко" и наконец "ого-го", что соответствовало такой близости разрывов, когда обычно разлетаются плафоны и лампочки.
Электрики умудрялись без шума держать в курсе показаний "взрывомер" соседей - пятый отсек. Вот почему Ушакова не удивила просьба Елина.
Наша торпеда ударила в борт неприятельского транспорта и взорвалась. Каждую секунду можно было ждать, что противник начнет бомбежку. Вот тут-то Ушаков и отдраил переборочную дверь, чтобы жестом показать Елину: дескать, все в порядке, ждите бомб спокойно, "взрывомер" в исправности. В этот момент лодка "клюнула" носом и пошла в "пике". Командира группы выбросило в пятый отсек. Захлопнувшаяся переборочная дверь зажала полу надетой на нем шубы.
Инженер-лейтенант повис в воздухе, болтая руками и ногами.
Помочь своему командиру мотористы не могли, так как не могли добраться до него. И когда в момент самого большого дифферента Ушаков сорвался, он упал между дизелями, расшиб лоб и повредил руку.
В другое время этот эпизод долго служил бы темой для шуток острых на язык Иванова и Шаповалова. Но сейчас у каждого хватало своих переживаний. Ведь смерть пыталась заглянуть нам прямо в глаза.
Враг не ожидал, что лодка сможет так быстро погрузиться, буквально у него под носом. Бомбы, сброшенные на нас, были поставлены на минимальную глубину взрыва. Миноносец опоздал на какие-то секунды. Спасло пас то, что на корабле не наблюдалось ни малейшей паники. Все спокойно и сосредоточенно делали свое дело. Дерендяев во время дифферентов лег на настил, открыл лючок и все время следил, не проливается ли электролит из элементов аккумуляторной батареи. Боженко и Федотов умудрились четко менять хода при катастрофическом аварийном дифференте. Выше всяких похвал работали механик, боцман, трюмные. Команда активно боролась за жизнь!
Из всего случившегося мы сделали вывод: нельзя нарушать инструкции даже в мелочах. Мичман Пав лов действовал, конечно, с самыми лучшими намерениями, когда без разрешения центрального поста продул торпедный аппарат, но это едва не кончилось катастрофой.
...В тот же день нас отозвали в базу. Прибыли мы туда ровно в годовщину нашего прихода на Север. Ровно год тому назад мы впервые ошвартовались к такому знакомому теперь причалу.
Нас очень тепло встретили не только потому, что мы вернулись с победой, но и потому, что наша лодка была удостоена высокой правительственной награды. Нам показывают газету, на первой странице которой напечатано адресованное экипажу приветствие Военного совета флота: нас поздравляют с награждением лодки орденом Красного Знамени и выражают уверенность, что она будет еще крепче бить врага.
Через несколько дней нам были вручены: Краснознаменный флаг, орден Красного Знамени и грамота. Вот её подлинный текст: "УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СОЮЗА ССР
О НАГРАЖДЕНИИ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ "С-56"
ОРДЕНОМ КРАСНОГО ЗНАМЕНИ"
За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками наградить подводную лодку "С-56" орденом "Красное Знамя".
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. КАЛИНИН.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. ГОРКИН".
На лодке был торжественно поднят Краснознаменный Военно-морской флаг. А на митинге, посвященном этому событию, мы поклялись еще настойчивее учиться воинскому мастерству, неутомимо искать и уничтожать врага.
Неудачный поход
Впервые возвращаемся из боевого похода, не потопив ни одного корабля противника. И это после получения кораблем высокой правительственной награды, после стольких хороших слов, сказанных и написанных о нашем экипаже!..
Как обычно, перед концом похода чиним и драим механизмы. К приходу в базу команда гладит обмундирование первого срока. Но нет обычного, радостного возбуждения, шуток, смеха. Люди ходят угрюмые. Все наши весельчаки приуныли.
Некоторые тихо, но так, чтобы я слышал, говорят о том, что хорошо бы зайти в бухту в то время, когда все наши товарищи будут спать. Сказать "ночью" нельзя, сейчас ее нет-стоит полярный день.
Никто нас не осудит - ни командование, ни товарищи. Матросы и офицеры могут смело смотреть в глаза друзьям. Меня тоже никто не упрекнет: я действовал точно по инструкции. И все же сделал я, очевидно, не все возможное. Если есть какая-то наша вина в том, что лодку постигла неудача, то ложится эта вина целиком на меня.
В этом походе мы впервые действовали в тесном взаимодействии с разведывательной авиацией. Теперь не нужно было вслепую ходить к берегу и самим искать противника. Искала врага авиация. Наше дело, используя данные авиации, выходить на пути обнаруженных конвоев и топить врага. В нелетную погоду разрешалось действовать по своему усмотрению.
Авиация дважды обнаруживала конвой. Один, шедший на восток, мы атаковать не успели, хотя и гнались за ним. А второй, следовавший на запад, сумел меня обмануть.
После первого донесения разведчика погода испортилась, дальше вести наблюдение авиация не могла. Долго ждали конвой у берега. Прошли все сроки, а мы продолжали находиться там до разрядки аккумуляторов. Враг же, очевидно, отстоялся в промежуточном порту. А нам, в конце концов, необходимо было уйти от побережья, чтобы произвести зарядку батареи. На это ушло много времени. Вернувшись к берегу, мы снова не встретили противника. Погода тем временем улучшилась. Вылетели самолеты, но конвоя уже нигде не было. Очевидно, пока мы ходили заряжаться, он успел проскочить. Слишком долго ожидая конвоя у побережья, мы сильно разрядили батарею. Не сумел я исправить эту ошибку и в дальнейшем. А исправить можно было. Во-первых, зарядить батарею не полностью. Во-вторых, пользуясь плохой видимостью при ухудшении погоды, идти к берегу через минное поле не под водой, а в надводном положении. В обоих случаях экономилось дорогое время.
Вероятно, тогда два фашистских транспорта, которые остались в этом конвое после атаки его подводной лодкой Николая Балина, не ушли бы в Германию. Это и терзает меня. Дело не в честолюбии и не в том, что возвращаемся без победы. На войне всякое может случиться. Дело в чувстве не полностью выполненного долга.
Мы не смогли атаковать конвой, прошедший на восток. Очень жаль, но я сделал все что мог. Гнались за этим конвоем даже тогда, когда все расчеты говорили о бесполезности погони, и можно было надеяться лишь на то, что противника случайно что-нибудь задержит. Задержки не произошло, погоня оказалась безуспешной, но тут мне не в чем себя упрекнуть. А во втором случае налицо просчет. И именно поэтому так неспокойно на душе.
Вспоминаются события этого похода, дела и заботы проведенных в море дней. Много волнений доставила нам наша аккумуляторная батарея. Она уже отработала свой срок, и ее давно пора было заменить, но пока не было такой возможности. Выделение водорода, уменьшение емкости аккумуляторов и высокие температуры при зарядках держали механика и электриков в постоянном напряжении. Мичман Боженко, старшина 1-й статьи Власов, матросы Дерендяев, Назаров, Макаров и другие очень внимательно следили за батареей, ухаживали за ней. Но однажды она нас все-таки подвела.
Только закончилась зарядка батареи, как старшина Пустовалов доложил о получении радиограммы. Тогда впервые нашим радистам удалось принять донесение непосредственно от самолета-разведчика, который сообщил о движении вражеского конвоя. Расчеты говорят о том, что мы успеем подойти к берегу до прихода фашистских транспортов. Но для этого необходимо прервать вентилирование батареи и, не дожидаясь, пока снизится ее температура, погрузиться.
Идем к берегу. Иного решения и быть не может. Нельзя упустить возможность встретиться с противником и атаковать его. Однако через несколько часов поведение аккумуляторной батареи, верой и правдой служившей нам во всех предыдущих походах, заставляет насторожиться. Количество выделяемого ею водорода не уменьшается, а, наоборот, увеличивается.
- Старушка испускает дух, - острит электрик Леонид Федотов. Но сейчас его шутка ни у кого не вызывает улыбки.
За три часа пребывания лодки у берега процент водорода в отсеках увеличился до трех. Принимаем все доступные нам меры, чтобы снизить его концентрацию. Но безуспешно. Вот уже два... два с половиной... три процента. Каждому в лодке ясно: скоро подойдет к роковой цифре... Если так будет продолжаться, то скоро воздух, в котором мы находимся, превратится в "гремучий газ", способный взорваться от малейшей искры
Выход из положения один - необходимо всплыть в надводное положение и провентилировать отсеки. Но сделать это в двух - трех милях от берега, на виду у постов наблюдения и артиллерийских батарей противника, невозможно.
Принимаю решение отойти от берега. Медлю еще две - три минуты, не отдавая приказания вахтенному офицеру об изменении курса. Может быть, именно в эти минуты акустик доложит о появлении шумов противника или на горизонте в перископ будут обнаружены мачты вражеских судов. Но конвоя нет,
Приказываю перейти на ручное управление рулями, остановить электромеханизмы, не делать никаких переключений в электросети. Опасна каждая искра. А впереди еще долгий путь. Прежде чем мы сможем всплыть и провентилировать лодку, предстоит преодолеть минное поле и отойти от берега на двадцать - двадцать пять миль.
Приборы для определения процентного содержания водорода становятся бесполезными. Их стрелки уперлись в последнее деление шкалы.
Мичман Дорофеев, старшина 1-й статьи Игнатьев, рулевые Николаевский, Подковырин, часто сменяя друг друга, вручную управляют горизонтальными рулями. Лодка управляется плохо, она тяжела. Ни пустить помпу для откачивания лишнего балласта, ни увеличить ход нельзя. При пуске механизма малейшая искра вызовет взрыв. Николаевский и Подковырин сбрасывают с себя тельняшки и остаются голыми по пояс. Но это не помогает. От недостатка кислорода, от высокой температуры и от большой физической нагрузки их тела быстро покрываются капельками пота.
Работают они молча, понимая друг друга без слов и не ожидая команд. Вахтенный офицер Скопин подбадривает их:
- Эх! Постояли бы вы у горна на нашем мариупольском заводе... Вот там действительно жарко!
Даже в такую трудную минуту Скопин не может не вспомнить милый его сердцу Мариуполь, откуда он пошел в Военно-Морской Флот, и где остались его родные.
Вскоре рулевые окончательно выбиваются из сил. На помощь им приходят многочисленные добровольцы. Каждому хочется помочь товарищам, а заодно и избавить себя от мучительного, гнетущего бездействия.
У штурвалов горизонтальных рулей мотористы Бубнов и Либерман. Они не привыкли наблюдать за стрелками глубомеров, аксиометров, за пузырьками и шкалой дифферентометров и следят только за руками боцмана. Дорофеев молча "дирижирует" , показывая, в какую сторону и на сколько каждому из них повернуть свой штурвал. Затем мотористов сменяют комендоры.
Пройдено минное поле. В перископ еще отчетливо видел берег с его наблюдательными постами и батареями на высоких мысах и сопках. Через час нас закрывает спасительный снежный заряд. Всплываем в позиционное положение. Отдраен рубочный люк и вентиляционная шахта. Но долго еще не решаюсь пустить вентилятор: необходимо выждать, пока водород свободно выйдет из лодки и его концентрация снизится до безопасной.
Потом мы вновь спешим к берегу. Кто мог знать тогда, что обнаруженный самолетом конвой зайдет в попутный порт?
Теперь приближаемся к родным берегам. Придем в базу все-таки днем. Это, пожалуй, на пользу. Кое-кто в команде стал зазнаваться и терять скромность: мы, мол, никогда без победы не приходим! А вот и придем "пустыми как турецкий барабан", и именно тогда, когда наши товарищи с других лодок салютами будут рапортовать о своих победах.
Ничего, нужно только еще упорнее учиться и трудиться. Так и доложу: задачу выполнил не полностью. А что трудно было, это поймут и так, стоит посмотреть в аккумуляторный и вахтенный журналы.
Когда мы гнались за конвоем, мы стали невольными свидетелями воздушного боя. Правда, его удалось только слышать, но не видеть. Много часов проработали дизеля, расстояние между нами и конвоем сокращалось, но все-таки для сближения с ним не хватило двух - трех часов.
Получили информацию: "Удар по конвою нанесет бомбардировочная авиация". Пришлось погрузиться и
уйти на глубину.
А через несколько минут над лодкой раздался колоссальной силы взрыв. Это не глубинная бомба. К их звукам мы привыкли и спутать ни с чем не можем. Спустя некоторое время до нас доносились десятки более глухих и далеких взрывов. Это понятно: конвой бомбит наша авиация. Через час всплыли.
Получили сообщение, что над районом боя сбит наш бомбардировщик. Стало ясно: это он упал в море, и его бомбы взорвались над нами. Вскоре увидели плавающие части, предметы со сбитого самолета. Много часов ходили в надежде найти шлюпку с летчиками, но ее нигде не было. Экипаж погиб в холодных водах Баренцева моря, защищая Родину.
В связи с нашим безрезультатным походом в кают-компании возник спор: существует ли военное счастье и удача, или все зависит от умения, храбрости и силы? Я спустился вниз, когда спор был уже в разгаре.
Разговор шел о том, что один участвует в войне от первого до последнего дня, себя не щадит и остается жив, а другого топят в первом бою. Один в каждый поход встречает и топит противника, а другой не менее добросовестно ищет и все же не находит врага. Что это - счастье или умение?
Офицеры приводят примеры, ссылаясь на сочинения военных авторитетов, приводят изречения Суворова. Насчет умения и мастерства разногласий нет, но насчет счастья и удачи мнения разделились.
Думаю, что элемент счастья, удачи, случая в военном деле, как и во всяком другом, а может быть, в еще большей степени, имеет место. Но, главное не это. Мы не фаталисты и не должны смотреть на судьбу так: "чему быть, того не миновать". Все в наших руках, а, следовательно, все или почти все можно изменить в свою пользу, всего можно добиться.
На войне нужно умение, нужны смелость и храбрость, твердое знание цели и большая уверенность в правоте своего дела, в боевых товарищах. Правильно учиться самому и учить экипаж тому, что нужно для победы, - это и значит облегчить себе любую задачу в бою. Готовить себя серьезно к бою еще до него это и есть забота о победе, а одновременно и о сохранении жизней экипажа и корабля. Подготовку я имею в виду всестороннюю - идеологическую, специальную, физическую и даже привычку к морю. Сейчас, например, имея такую, как у нас на лодке, опытную и закаленную в плавании команду, легче ходить в боевые походы. У нашего экипажа один противник - враг, а шторм, непогода, качка - дело привычное.
Можно полагать, что, скажем, наскочить или не наскочить на мину-дело слепого" случая, удачи, но и это не совсем так. Ведь мы изучили тактико-технические данные вражеских мин, глубины их постановки, течения, которые могут их отнести, и все это помогает нам избежать опасных встреч. На долю слепого случая мы оставляем не так уж много.
Теперь, когда шире стала применяться на нашем театре авиация, мало места остается случайностям и в поиске противника. А что касается нынешнего похода, то о нем тоже нельзя сказать, что нам "не повезло".
Вывод должен быть один - учиться, учиться и учиться всему, что пригодится на войне. То, что называют военным счастьем, удачей, приходит в результате упорного труда, а не слепого случая, счастье нужно заработать. Просто подобрать его нельзя. На военных дорогах оно не валяется.
В базе нас встретили тепло и сердечно, как всегда, При встрече был, между прочим, один комический момент. Оказывается, штабу было известно о потоплении транспорта одной из подводных лодок, а какой именно, точно еще не знали. И вот, когда мы вошли в гавань, то увидели, как в спешном порядке движется к пирсу оркестр. Но время шло, а наша пушка молчала, и оркестр уныло топтался на месте, не зная, куда девать свои трубы. Дирижер явно был в растерянности: играть или не играть? Но он привык начинать марш после салюта...
Упреков мы не получили ни от командования, ни от товарищей. Только дома меня донимал восьмилетний сынишка.
- Почему ты не стрелял сегодня из пушки? - допытывался он.
Долго пришлось матери объяснять ему, что фашисты боятся нашей лодки, что они попрятались от нее.
Учеба пошла впрок
Порядок, при котором командир после каждого боевого похода "отчитывается" перед товарищами о своих действиях в море, установлен на бригаде с началом войны и строго выдерживается. Разборы походов с участием всех командиров подводных лодок стали предметной учебой, которая много дает и слушателям и докладчику. Тут раскрываются "секреты" побед и неудач, обогащается коллективный опыт, проверяется правильность сделанного кем-либо вывода. Равнодушных в аудитории , не бывает. Докладчику задают много вопросов, с ним спорят, каждый желающий высказывает свое мнение и предложения. Суждения прямые и откровенные, без дипломатии. Да и как может быть иначе? Ведь здесь собрался свой брат-командир, вчера возвратившийся или завтра уходящий в море, в боевой поход. Бывает, докладчику приходится туго. Вгонят его в пот и краску, если он начал не договаривать, а еще хуже - выдумывать и приукрашивать. Такие случаи, хотя и редко, но бывали. И считается, что легче отчитаться о походе перед командованием, чем на таком разборе, перед командирским форумом.
Слушали и наши доклады - участников последнего выхода группы лодок. Обсуждение было активным.
Первый выход для совместных с авиацией действий не принес существенных успехов. Только лодка Балина потопила большой немецкий транспорт. Его доклад и был выслушан с наибольшим интересом.
Я откровенно доложил о своих просчетах и о некоторых замеченных недостатках связи с самолетами. Обсуждение затянулось. Было ясно - новый метод хорош, но многие детали еще не продуманы, а "кое-что не отработано вовсе. Пришли к выводу, что нужно продолжать серьезно переучиваться.
Мало потопили кораблей противника не потому, что метод плох, а потому, что им еще как следует не овладели. В этом секрет и моего неуспеха. Готовясь к новому походу, будем еще серьезнее, настойчивее и вдумчивее учиться.
На лодке идет аврал: выгружается старая, негодная аккумуляторная батарея, готовятся аккумуляторные ямы, началась погрузка новой батареи. У Боженко, как говорится, хлопот полон рот. Менять батареи на подводной лодке не шутка. Даже вес каждого элемента солидный - больше полутонны. А сколько возни...
Нужно лично убедиться, как в яме установлен каждый бак, правильно ли ведется расклинка. Батарея должна представлять единый монолит. Нельзя допускать зазора между баками. Это может привести к смещению их во время качки, нарушению крепления всей батареи.
Не может главстаршина не посмотреть и за качеством заливки верхних крышек баков специальным варом. Если сделать это небрежно, то при кренах и дифферентах через неплотности в крышках будет просачиваться кислота. А это сразу резко понизит изоляцию батареи. Кстати по пути следует проверить, приняты ли участвующими в погрузке людьми все меры предосторожности при работе с кислотой.
Электрики тщательно, плотно и надежно крепят межэлементные соединения и шины. Малейшая слабина нарушит контакт, и при больших силах разрядного тока такие крепления будут сильно нагреваться, угрожая безопасности плавания. Власов, Дерендяев, Макаров, вооружившись громадными заизолированными ключами "крути, Гаврила", изо всех сил поджимают гайки.
Морское правило - лучше семь раз перепроверить в базе, чем один раз иметь неприятность в море, - твердо усвоено старшиной и его группой.
Мотористы ремонтируют дизеля, да и остальной личный состав по горло занят приготовлением материальной части к новым плаваниям. И все-таки по вечерам мы упорно учимся и тренируемся.
Ежедневно на несколько часов собираю офицеров. С" ними нужно настойчиво заниматься. К нам пришло много молодежи, а "старички" пошли на выдвижение. Старший помощник Гладков стал командиром новой подводной лодки. Его сменил старший лейтенант Хрусталев.
Штурман Иванов назначен дивизионным специалистом, а его место занял старший лейтенант Морозов. Вместо Дворова давно плавает Ушаков. Из училища прибыл молодой минер лейтенант Рогов.
Мы очень тщательно проанализировали с офицерами свой поход и походы подводных лодок Балина, Тураева и других. Всем ясно, что теперь к нам предъявляются более высокие требования.
Повысились требования, например, к радистам. От них зависят быстрота и безошибочность приема данных о противнике от самолета-разведчика. Одновременно от вахтенных офицеров и рулевых горизонтальщиков требуется большая точность в управлении лодкой и в удержании ее на заданной глубине. Всплывать придется на короткий, но точно обусловленный по времени срок для прослушивания радистами эфира. По-новому стоит задача и перед мотористами. Теперь на них возлагается не только обеспечение зарядки аккумуляторных батарей, но при необходимости и длительная погоня за обнаруженным авиацией противником.
От сигнальщиков и вахтенные офицеров требуется умение быстро опознавать самолеты. Радиолокации на нашем корабле нет. А нам предстоит действовать в одном районе со своими самолетами. Раньше достаточно было короткого доклада: "Самолет!" - и лодка немедленно погружалась. Мы предпочитали десять раз уйти под воду от своего самолета, чем один раз не погрузиться от самолета противника. Теперь не всегда можно позволить себе эту роскошь. Ведь часто будут встречаться свои самолеты, с которыми необходимо будет вступать в связь. За противником придется гнаться, а частые погружения могут затянуть, а иногда и сорвать погоню.
Старшина радистов Николай Пустовалов, его подчиненные Завгороднев и Бирев часами тренируются в приеме на волне самолетов. А летчики разведывательного авиаполка стали у нас частыми гостями. К нам приезжают не только стрелки-радисты и штурманы, но и командиры экипажей.
Крепнет и боевая дружба между летчиками и подводниками. Рулевые-сигнальщики под руководством мичмана Дорофеева и старшины 1-й статьи Игнатьева настойчиво тренируются в опознавании самолетов с большой дистанции и под разными ракурсами. Не менее упорно тренируются трюмные и мотористы Мичманы Елин и Рыбаков ставят своих подчиненных в самые трудные условия и заставляют находить правильные решения. Одним словом, все мы стараемся не забывать золотое правило: тяжело в учении - легко в бою.
Приезды к нам летчиков имеют еще одну положительную сторону. Они привезли фотографии многих обнаруженных ими вражеских конвоев. Снимки относятся к разным срокам, конвои - самые различные. Но есть в построении их нечто от усвоенного гитлеровцами шаблона. Корабли идут уступом, и так, что если подводная лодка атакует под определенным углом, то несколькими торпедами в залпе можно потопить не один корабль. Нам в прошлых походах дважды удавалось за одну атаку топить по два корабля. Но получалось это более или менее случайно. Ведь поле зрения в перископ небольшое, и редко удается видеть весь конвой. Другое дело - иметь в руках снимок с воздуха. Тут все ясно. И это помогает занимать правильную позицию при атаке, что в свою очередь позволяет топить по два корабля одним залпом.