Щеглова Ирина. Большая книга ужасов 2014 (сборник)

   Мерзко.
   А я вообще-то лодырь.
   Трудно быть лодырем, однако.

Глава 8
Долина динозаврьих яиц

   Тогда я был совсем другой. Совсем. То, что случилось со мной… я имею в виду поедание кроватью… произвело на меня сильное впечатление. Но, как оказалось, ненадолго. Я чуть не погиб, а прошло несколько часов, и настроение мое уже почти исправилось. У меня легкий характер. Ну не мог я до конца поверить, что бывают вещи, которые могут убивать. Мол, все шутки. Да я, по большому счету, не знал даже, что такое страх. Когда первый раз прыгал в бассейн с вышки, мне было немного страшно, но тогда все было игрой…
   А то, что случилось сегодня, не было игрой. И не было шуткой. Но все равно, главное – скучно не было.
   – Никуда одному не отходить, – напомнил Барков. – И надо отдохнуть, это очень важно.
   – Я что, себе враг? – буркнул я.
   Петр успокоился и стал устраиваться между камнями. Вообще спать на камнях не очень удобно, даже наоборот. Но, кроме камней, тут ничего не имелось, даже самого завалященького мха, про траву я уж и не говорю. Но я очень полюбил камни. В последнее время. В последнее время я считал, что камни – лучшая постель для человека. Камень ничего дурного не выкинет, надежная субстанция.
   – Тут очень опасно, – пробормотал Барков, уже засыпая. – Очень. Особенно в одиночку…
   – Да, конечно, – подтвердил я. – Я никуда не пойду. Буду спать.
   Но я, конечно, пошел. Спать после той постельки мне не хотелось…
   Едва Барков уснул, я предпринял следующее. Потихонечку взял бластер и потихонечку, стараясь не сдвинуть с места ни единого камешка, ушел. Мы остановились между скал – на краю широкой и длинной равнины, покрытой одинаковыми круглыми валунами. Равнина мне очень понравилась, и я решил именно по ней совершить ночную прогулку.
   Честно говоря, после того пряничного домика мне очень хотелось пострелять, а спать, наоборот, не хотелось. Я сегодня понес не только моральный ущерб, не только обеспечил себя беспокойством на всю грядущую жизнь, но понес еще ущерб и физический.
   Я посмотрелся в лезвие ножа и увидел не очень оптимистическое отражение. Голова моя стала похожа на какую-то луковицу, но только облезлую.
   Плюнуть хочется.
   И еще глаза. Глаза мои изменили цвет. Раньше они были нормальными глазами голубовато-зеленого оттенка, теперь, благодаря стараниям хищного домика, стали черными. Нет, я понимал, что чернота натекла из раздавленных сосудов, но мне почему-то казалось, что она уже не уйдет. А мне не хотелось иметь страшные черные глаза. И я от этого злился. Нет, согласитесь, для настоящего лодыря и бездельника иметь черные глаза и лысую башку – просто недопустимо. Утрачивается лодырская аутентичность. И поэтому мне хотелось отомстить.
   Но тут возникали сложности: никаких строений в обозримом пространстве не обнаруживалось. Расстреливать камни и скалы я смысла не видел – камни все равно ничего не чувствуют. Нужен был объект для приложения мести. Мы удалились от голодного домика на приличное расстояние, найти его в окрестных каменных завалах и поджарить из бластера не представлялось возможным. А больше мстить было некому.
   Но я надеялся отыскать какой-нибудь замок с привидениями или еще что-нибудь опасно-экзотическое, я не силен в таких штуках. Представлял себе, как наткнусь на старый, покрытый мхом и плющом замок, как начну расстреливать его, как будут рушиться башни и визжать в страхе призраки… И мне делалось легче.
   К тому же с бластером наперевес я чувствовал себя в безопасности. Да что там! Если уж говорить начистоту, я чувствовал себя превосходно. Чувствовал себя настоящим черным егерем, пробирающимся сквозь джунгли Нового Эквадора, идущим по следу псевдоварана, напавшего накануне на лагерь энтомологов и утащившего в свое логово самую симпатичную энтомологичку.
   Только тут джунглей совсем не было. Кремень, базальт, гранит, туф – сплошная каменная индустрия.
   Я удалился от костра, наверное, уже на километр, как вдруг выглянула луна. Синяя мертвецкая луна вылезла из-за туч. И пятно еще на ней такое невеселое темнело – сильно напоминало череп. Кстати, неплохое для луны название – Череп.
   Свет залил продолжение равнины, и я отметил, что дальше камни странной овальной формы и почти одинакового размера, похожие на яйца. Долина динозаврьих яиц. Красиво. Отличное место для прогулок.
   Я проверил индикатор на рукоятке – батареи были залиты до предела, – затем положил бластер на плечо и начал сходить в долину. Яйца оказались вполне подходящей «мостовой» для прогулки, я шагал широко и злобно, с каким-то диким чувством в душе. Мне хотелось кого-нибудь пристрелить, вот что.
   Постепенно камни становились выше и больше, будто динозавры, которые их отложили, тоже увеличивались в размерах. Передвигаться по ним стало затруднительно, и мне пришлось передвигаться между. Некоторые из яиц были вообще гигантскими, в мой рост, если даже не больше. На всякий случай я заметил, в какой стороне висит синий Череп, чтобы потом можно было вернуться, после чего углубился в эту яичную ячейку.
   Тут было уже интересней. Я чувствовал, что тут, вполне может быть, что-то и найдется. В смысле подходящее для стрельбы.
   Я снял с плеча оружие и выставил его перед собой. Камни были одинаково синими и одинаково круглыми, я путешествовал между ними, как в лабиринте. И думал – ну вот, как только что-нибудь такое увижу, так сразу и выстрелю не раздумывая.
   Однако ничего интересного пока не попадалось.
   Тень!
   Луна светила мне в спину, на ближайшем камне чернела моя тень. А чуть правее другая тень. Не моя. Тень была какая-то…
   Мне надоело слово «странная». За последнее время я использовал его десятки раз. Тень была дурацкая. Состоящая из каких-то косых углов, палочек и неожиданных закруглений.
   Значит, он… или оно… у меня за спиной. Сидит на камне. Ждет удобного момента для нападения. Чудище.
   Мой палец нашел себе место на спусковом крючке. Тень исчезла.
   Отлично! Значит, тут идет охота. Я охочусь на чудище, чудище охотится на меня.
   Я прижался спиной к камню. Теперь надо глядеть в оба. Прыгнет сверху, выстрелить не успею…
   Но тень больше не появилась. Ни разу. Я даже подумал, что она мне привиделась.
   Я бродил между круглыми камнями долго, но совершенно безрезультатно. Замерз. Холодно тут было, аж мурашки пробежали. И чувство возникло какое-то странное… Будто за мной следят. Правда, следят?
   Так я бродил довольно долго, и уже начало мне даже казаться, что, несмотря на постоянные наблюдения за луной, я заблудился. Но вдруг между камнями обнаружилась прогалина, такая же синяя, как все остальное вокруг. Очень аккуратная, будто вырезанная широким ножиком. И я увидел: на противоположной стороне прогалины стоит оно. Чудище.
   Настоящее чудище. Не какой-нибудь там мелкий противный дом-полип, пожиратель гостей, а настоящий монстр. Похожий на тираннозавра. На не очень большого, мини-тираннозавра. Мне даже дикая идея пришла в голову: может, чудище вылупилось из одного из гигантских яиц-камней? Было чудище круглым, страшным, с растопыренными когтистыми лапками и большой уродливой головой. Оно приближалось, пыхтя, переваливаясь с ноги на ногу, оскальзываясь на крупных камнях и сокрушая мелкие, нюхая воздух, отыскивая новую жертву.
   Вот и хорошо. Я укрылся за валуном средних размеров, пристроил на него бластер и стал целиться. Я никогда не стрелял из бластера. Я вообще никогда ни из чего не стрелял. Ну, из лука стрелял один раз, да и то всю кожу на пальцах сорвал. Так что опыта в охотничьих делах у меня не было никакого. Сверху у бластера имелось какое-то прицельное приспособление, кажется, прицельной рамкой называется штучка с винтами и насечками, однако, как правильно ею пользоваться, я не знал.
   Поэтому просто навел ствол по возможности прямо на монстра и стал ждать. Пусть подойдет поближе, и я засажу ему разряд прямо в пузо. Будет знать! А еще лучше в пасть…
   Чудище ковыляло в мою сторону. Зверь поднял верхние лапы и зарычал что-то яростное и угрожающее. Увидев, как блестят его глаза, я навел бластер прямо в его толстое упругое брюхо. Вспомнил про людоедскую кровать…
   Скрипнул воздух. Я не попал – заряд пролетел над левым плечом монстра, угодил в камень. Камень растекся оранжевым сиропом.
   – Ай! – завопило чудовище и упало, растворилось в камнях.
   Мимикрия, подумал я. Притворяется. Заманивает. Поганая, страшная тварь. Я еще раз выстрелил. Чудовище заверещало. Видимо, я попал.
   На всякий случай еще прошелся бластером по камням, так что там даже образовалась лужа из расплавленного камня, в которой наверняка уже поджаривалась гадина. Будет теперь тварь под базальтовым соусом…
   Я не кровожаден, просто не люблю, когда меня переваривают.
   Выждав минут пять, я направился к луже. На всякий случай. А вдруг зверюга огнеупорная? Вдруг она не досгорела? Надо было проверить, надо было убедиться.
   Я шагал медленно, был настороже, готовый открыть огонь в любую секунду и разнести тут все.
   Тень я не заметил. А может, ее и не было вовсе. Неожиданно передо мной точно из-под земли выросло существо тошнотворного сине-зеленого цвета. Больше всего оно походило на дикобраза. Нет, на кролика. И на кенгуру, толстого, пузатого, обожравшегося, с когтистыми маленькими передними лапками и мощными скакательными задними. Только раз в пять покрупнее. А морда как у… как у кролика, точно. И уши, как ботва, и глаза пучеглазые. А по всей спине длинные, блестящие, наверное, чуть ли не в палец толщиной шипы. Кролико-дикобразо-болван. Именно болван. Слово как-то сразу пришло мне в голову.
   Передо мной стоял болван. Несуразный, будто взяли части от разных зверей и собрали в кучу, болван.
   Болван заверещал, иглы его щелкнули и разом расправились, выставившись в разные стороны, глаза выпучились, пасть раскрылась, однако вместо устрашающих клыков в ней обнаружились круглые белые зубки, пригодные разве что для щекотания. Видимо, он чем-то мягким питается. И еще я заметил – его большие глаза то и дело беспощадно сходились к переносице и немедленно расходились обратно.
   Монстр был чудовищно, просто зверски косоглазым.
   Инопланетно косоглазым.
   Честно говоря, я растерялся. Чудовище, на которое я охотился, было смешным, забавным. И, как мне показалось, оно очень меня испугалось.
   Наверное, поэтому я и не выстрелил. Я рассмеялся. И опустил бластер.
   От моего смеха чудной зверь пришел в еще большую ярость и прыгнул на меня, сбил с ног своей грузной тушей. Но не стал ни кусать, ни царапать, ни как-то по-другому меня разрывать – он попытался меня забодать. Да-да, набычил голову и попробовал треснуть меня лбом. Но я смог уклониться, и вместо меня болван боднул камень.
   Череп его громко хрустнул, что кролика ничуть не смутило. Видимо, голова его выдерживала и не такое. Он распрямился. Глаза его провалились вообще куда-то в глубину черепа, фиолетовый язык вывалился, болван захлопнул пасть и тут же прикусил язык.
   Завизжал, спрыгнул с меня, отбежал в сторону, жалобно заскулил и попытался гладить себя по морде. Однако лапки у него были чересчур короткими и до морды не доставали, так что получалось, что он шевелил ими в воздухе. И вообще все его действия были совершенно раскоординированны – одна половина туловища двигалась в одну сторону, а другая совершенно в противоположную.
   Более нелепого, смешного и одновременно жалкого зрелища я не видел. Зверь размером с корову, с интеллектом свихнувшейся белки, разбитой легким параличом, косоглазый, с ушами и с дикобразьими иглами.
   И мне начинало казаться, что его злобное верещание очень напоминает хихиканье.
   Я не удержался и хихикнул сам. Безумная белка взбесилась снова, наскочила и принялась прыгать на мне, как огромный куль. С горохом. И с хохотом. Однако если раньше она собиралась меня забодать, то теперь явно пыталась меня заскакать. Я попробовал дотянуться до бластера, но гадина прыгала на мне, как мальчишка на пружинном диване в том доме-убийце. И с каждым скачком из меня, как из того самого дивана, вылетал сухожильный скрип.
   Какая, однако, гостеприимная планета.
   Прыгал кролик хорошо, крепко. И в конце концов он меня таки заскакал. Мне стало уже не до смеха. Дотянуться до бластера я не мог, толком пошевелиться тоже. Наконец дурацкий кенгуру осознал, что я беспомощен, и прыгать перестал. Отвалился, подцепил меня за ногу длинными передними резцами и поволок по камням.
   Игольчатый кролик волок меня в сторону, а я тем временем думал: зря я ослушался Баркова, не надо было уходить от костра. Теперь меня съест дикобраз. Или кролик. А может, у него там дружки где-то в камнях… Или детки. Такие маленькие, уродливые кролико-ехидны. Восемнадцать штук. Вылупились и по лавкам сидят…
   Далеко меня не уволокли. К счастью, кролик скоро остановился, замер и прижался к камням. И как-то неприятно мелко задрожал то ли от страха, то ли от радости.
   Доберман-пинчер моего двоюродного брата начинал так дрожать при виде дяди. От восторга. От собачьей радости. Еще я вспомнил, что доберман при виде дяди не только трясся, но иногда даже пускал счастливую лужицу.
   А кролик все не выпускал из своих круглых зубов мою ногу, что было крайне мне неприятно.
   – Какие люди тут, однако! – произнес ехидный и злобный голос.
   Я открыл глаза пошире.
   Это была она. Аполлинария Грушневицкая. В простонародье Груша. Девушка-мечта, девушка-экскаватор.
   Груша дымилась. Комбинезон ее был прожжен в нескольких местах, и сквозь дыры просвечивала красная ошпаренная кожа. Видимо, не по болвану я стрелял. Видимо, я стрелял по Груше.
   Ошибся. Такое бывает.
   Лицо у Груши было перемазано сажей, да и вообще было как-то злобно перекошено, в одной руке она сжимала изрядный, похожий на гантель, булыжник, в другой бластер. И даже несмотря на бластер, походила она больше всего на какого-то дикаря, а не на цивилизованного руководителя гляциологической экспедиции.
   Один предмет из ее гардероба меня и вовсе поразил. У Груши имелся веревочный пояс, на котором висели… часы с кукушкой. Настоящие часы, деревянные, даже гирька болталась. Они придавали Груше какой-то игривый оттенок и отлично гармонировали с безумным шипастым инопланетным кроликом.
   – Отпусти его, Колючка, – приказала Груша. – А то еще заразу какую-нибудь подхватишь…
   Зверь, которого Груша называла Колючкой, отпустил мою ногу, нагло вытер о мою одежду свои мягкие лапы и отпрыгнул в сторону.
   Я сел.
   Груша возвышалась, направляя на меня бластер. Очень неприятное ощущение, признаюсь.
   – Здравствуй, Лина, – сказал я.
   – Здравствуй, Тимоня. Что ж ты так? Убить меня, чай, собирался? Я же тебе махала руками. Чего же ты в стрельбу-то пустился?
   – Я думал… Мне показалось…
   Я решил во избежание неприятностей не сообщать ей, что мне показалось.
   – Ему показалось! – Груша почесала бластером подбородок, совсем как Барков. – Тебе показалось, а из меня чуть гуляш не получился! А где Петька? Ты уже прикончил его? Я так и знала. Что с вас возьмешь, примитивные личности… Сразу было ясно, что чем-то таким все и кончится. И стало так: развернулась борьба за огонь, в ходе которой один убил другого и завладел оружием. Примитивы!
   – Да вовсе не прикончил я его, – перебил я Грушу. – Он спит.
   – Вечным сном?
   – Почему вечным? Обычным.
   – А ты почему не спишь? Чего тут шастаешь? Лунатик, что ли?
   – Я того… бессонница у меня, здоровье расстроилось…
   – Оно и видно, – усмехнулась Груша. – Облезлый какой-то, помятый… Надо бы тебе витамины попринимать. Есть такие витамины, их даже глотать не надо…
   Груша хихикнула. Судя по всему, она пребывала в хорошем настроении и не собиралась прямо сейчас меня испепелять.
   – А что за зверь? – кивнул я на кролика. – Здешний заяц?
   – Колючка, – ответила Груша, – дикобразный крол. Новая форма жизни, открыта мной. Я его хотела Тимоней сначала назвать, но потом передумала. И он теперь Колючка. Где же все-таки Петр? Может, пройдем к нему?
   – Пройдем. Тут не очень далеко, вон за теми камнями… Пистолет мне не вернешь?
   – Не верну, – кокетливо повела плечами Груша. – Ты плохо стреляешь.
   «Спасибо» бы мне сказала, что я плохо стреляю. А то вот попал бы и…
   – А ты хорошо стреляешь? – поинтересовался я.
   – Я вообще не стреляю. Но пистолет тебе не дам, ты неадекватен. И вообще, по кому ты тут собираешься стрелять? Планета абсолютно дружелюбна!
   Хотел было я ей поведать про дом-людоед, однако подумал, что мой рассказ будет слегка не к месту. Потом как-нибудь. А то еще заявит, что мне не только витамины надо принимать, но еще и уколы делать.
   – Вставай, Тимоня. Пойдем.
   Я поднялся на ноги, чувствуя себя боксерской грушей.
   – Ай-ай-ай, Колючка! – укоризненно покачала головой другая Груша, не боксерская. – Зачем так помял нашего Тимоню? Плохой, Колючка, плохой.
   Колючка подобострастно завилял всем телом. Отличное домашнее животное, подумал я. Особенно для Груши. Неудивительно, что они успели так сдружиться.
   – Куда идти-то? – спросила Груша.
   – В сторону луны, – сказал я и указал пальцем.
   Мы пошагали в сторону луны.
   – Нам очень повезло, – разглагольствовала Груша, пока мы возвращались к Баркову. – Планета просто отличная. Земного типа. Причем по раннему варианту – растений нет, а из животных – только Колючка.
   Колючка издал дружеский визг и щелкнул ушами.
   – Я думаю, Колючка – уникальный вид. Единственный на планете. Он развился из простейших форм, обитавших в здешнем океане. Они вышли из моря и эволюционировали меж камней…
   – А зачем ему шипы? – спросил я.
   Насколько я знал, подобные шипы просто так не отрастают, они для защиты от хищников служат…
   – Может быть, с помощью шипов он привлекает самок, – ответила мне Груша. – Да, Колючка?
   Колючка щелкнул шипами.
   – Шанс наткнуться на столь удобную для землян планету ничтожно мал. Нам страшно повезло! Полина – просто находка, идеальный плацдарм для терраформинга.
   – Какая еще Полина? – не понял я.
   – Так я назвала планету – Полина.
   – С чего это ты решила, что имеешь право давать имя планете?
   – Как с чего? С того, что я первый человек, на нее ступивший.
   – Почему вдруг ты-то первый?
   – Я первая выпала из люка, значит, и приземлилась первая. А значит, по всем обычаям, имею право ее называть. И я назвала ее Полиной.
   Я не нашелся что сказать. Груша была права.
   Она продолжала болтать про свою планету, расхваливала ее, расписывала великое будущее: города-исследователи, институты мерзлотоведения и генетики… короче, биогенный гляциологический рай. Я уже собирался испортить ей настроение и рассказать про дом-людоед, но тут обратил внимание на часы.
   – А часы? – спросил я.
   – Что часы?
   – Откуда тогда часы? Ты же говоришь, что планета необитаема!
   – Ну, ты, Тимоня, и обскурант! – Груша хлопнула в ладоши. – Ну, ты и дремучий! Я открыла новую планету, я открыла новый экзовид, возможно, разумный, а ты… И вообще, какое-то у тебя похоронное настроение.
   Я оглянулся на Колючку, увидел его веселые бесшабашные глаза кролика-имбецила и подумал, что вряд ли в нем мы найдем брата по разуму. Может быть, брата по недоразумению – это да.
   – Я у тебя про часы спрашиваю. Откуда ты их взяла?
   – Нашла, – игриво ответила Груша. – Они в том ящике были, из трюма. Он о камни хлопнулся и раскололся. А я заглянула. Думала, что там что-то полезное, а обнаружила только часы. Вот и взяла. На память.
   – Точно в ящике?
   – Точно. А что?
   – Местные вещи могут быть опасны…
   – С чего вдруг? – прищурилась Груша.
   Ну, тут уж я не утерпел и рассказал про свое приключение. Про дом.
   И очень раскаялся. Потому что Груша издевалась надо мной всю дорогу до костра. Упражнялась в остроумии на все лады. Так что под конец мне даже стало стыдно.
   Костер был виден издали. Маленький уютный огонек между серыми глыбами. Я неожиданно почувствовал, что замерз и хочу к огню.
   – А что там горит? – спросила Груша. – Деревьев здесь нет…
   – Камни горят.
   – Что значит «камни»? Ты хочешь сказать – уголь? Или торф? Но уголь может быть только на планете, где были леса, а тут нет органики. Что горит?
   – Камни горят, я тебе говорю. У Баркова есть егерская зажигалка, которая даже камни зажигает.
   – Чушь, – возразила Груша. – Камни не могут гореть в обычных условиях. Что за егерская зажигалка?
   – Ну, зажигалка как зажигалка. Поджигает.
   – Камни?
   – Камни.
   – А дом пытался тебя сожрать?
   – Ну да. Я же тебе объяснял: это совсем не дом был, а полип…
   – Угу, полип, – кивнула Груша. – Ах он какой… Может, и не полип вовсе, а медуза? Или креветка? Креветка-мутант, прикинувшаяся домом! Ты хоть сам понимаешь, что ты городишь?
   – Я не горожу. Спроси у Баркова, он тоже там был.
   – Вы же психи, чего у вас спрашивать… Вас лечить надо. Ты, может, считаешь, что и мои часы тоже живые?
   – Я не знаю.
   Груша сняла с пояса часы, потрясла. Внутри звякнули пружинки, колесики какие-то.
   – Слышишь?
   – Дай посмотреть.
   – На. – Груша простосердечно протянула мне кукушку.
   Я взял часы осторожно, ожидая, что сейчас вместо кукушки из механизма вылетит кривой турецкий кинжал. Но кинжал не выскочил.
   Часы как часы. Зачем их туда, в тот ящик, положили, интересно?
   Колючка щелкнул колючками на спине и громко понюхал воздух. Глаза его забегали по морде, уши завязались в спираль, сам Колючка издал странный звук, который я опознал как «иго-го»… Ну, или что-то вроде того.
   Изобразив свое «иго-го», Колючка перелетел через большой камень и попрыгал к костру.
   – Колючка, ты куда? – крикнула вслед Груша. – Назад! Иди назад!
   Но Колючка ее не послушал. Вернее, не услышал даже. Игогокая, он скакал между камнями, стремясь к огню, как мотылек.
   – Странно… – нахмурилась Груша. – Чего он так к Петру побежал?
   Только тут я понял, что бежал Колючка не к огню, а к Баркову. И в самом деле, зачем ему нужен огонь? Животные боятся огня.
   – Зачем он к нему побежал? – повторила вопрос Груша.
   – Может, приличного человека почувствовал? – предположил я.
   – Тогда понятно, почему он тебя чуть не затоптал, – огрызнулась Груша.
   – А вдруг он его сожрет? – предположил я.
   – Колючка травоядный.
   – И какой же травой он тут питается? Тут травы никакой нет…
   – То, что ты ее не видел, еще не значит, что ее нет. К тому же он вполне может питаться водорослями.
   Я представил, как Колючка питается водорослями. Нет, вряд ли он мог питаться водорослями. Да и моря никакого я не видел. Такой дурацкий зверь непонятно чем вообще может питаться…
   На всякий случай я ускорил шаг. Груша за мной поспешать не стала.
   Колючка носился вокруг Баркова. Костер погас, Барков сидел возле дымящихся камней, а Колючка скакал вокруг, как настоящий вихрь. Он приплясывал, подвизгивал, подпрыгивал и при каждом своем движении старался дотронуться до Баркова. Если учесть, что весил зайчонок килограммов сто пятьдесят, не меньше, то Баркову приходилось туго. Мне даже показалось, что в порыве необъяснимой страсти Колючка отщипывает от него по кусочку.
   Барков отмахивался, пытался Колючку отлягнуть, ругался, но Колючка не унимался и безумствовал все сильнее и сильнее. Он даже пустился перепрыгивать через Баркова, каждый раз ударяя того по голове своим плоским хвостом. В конце концов Баркову все его выкрутасы надоели, и Петр рявкнул что-то. Правда, я не смог разобрать, что именно.
   И к моему удивлению, окрик подействовал. Колючка вдруг сложился, свернулся в клубок, как большой еж, и улегся между камнями.
   Барков стряхнул с себя слюни и сопли, поглядел на Грушу, затем с укоризной на меня. Я развел руками.
   – Что ты такое ему сказал? На каком языке? – подозрительно спросила Груша. Поздороваться она позабыла.
   – На тутси, – ответил Барков. – Есть такой африканский язык.
   – Ты знаешь тутси? – продолжила допрос Груша.
   – Пару слов. У нас в семье был обычай: каждый год мы учили какой-то экзотический язык. Но так никогда и не выучивали. Очень смешно было.
   – И что?
   – Как видишь – получилось.
   – А что ты ему сказал? – допытывалась Груша.
   – Убей крысу, – перевел Барков.
   Груша задумалась.
   – Здравствуй, Лина, – сказал Барков. – Мы ведь даже не поздоровались…
   – Привет, – угрюмо буркнула Груша. – Что, помаленьку с ума сходим?
   – В каком смысле?
   – В прямом. Тимоня мне историю рассказал, пока мы сюда топали. Из цикла «воспаленные мозги». Про то, как его тут будто бы какой-то дом чуть не сожрал. Неужто правда?
   – Ты не могла бы мне отдать оружие? – осторожно сказал Барков.
   – А вы не могли бы меня проводить к тому дому? – не ответила на вопрос Груша.
   – Он далеко отсюда, – сказал я. – Очень далеко.
   – Я так и думала. Далеко. За морями, за лесами. Дорогу вы, конечно, забыли?
   – Забыли.
   – Оружие отдай, пожалуйста, – попросил Барков.
   – Это? – Груша тряхнула бедром, бластер подпрыгнул.