Щелоков Александр Александрович. Черный трибунал

   — Почему «я»? Ты не один.
   Андрей притормозил у светофора. Не поворачивая головы к брату, негромко, будто боясь, что его подслушают, сказал:
   — Тронусь, ты незаметно обернись. Мне показалось — за нами «хвост».
   Минут через пять Николка сделал вывод:
   — Очень похоже. Главное, жмет без огней.
   — Хорошо, я покручу по переулкам. А ты глаз с него не спускай. У следующего перекрестка, не обозначая маневра мигалкой, Андрей свернул направо. Промчался два квартала, сделал левый поворот в Путейский переулок и снова выскочил на шоссе. Те же маневры, хотя и с некоторым опозданием, проделал преследователь.
   — Точно, — сказал Николка. — Это за нами.
   — Хорошо бы выяснить, сколько их в машине.
   — Один, — доложил Николка уверенно. — Водила.
   — Опустись пониже и не маячь, — распорядился Андрей. — Попробуем разыграть комбинацию. Въедем во двор, я уйду, а ты останься в машине. Приляг, чтобы не было видно. Вот тебе пистолет. Держи наготове.
   — Ты думаешь?
   — Уверен. Я запру дверцу, поднимусь домой и зажгу свет. Если кто-то полезет в машину, пистолет к затылку...
   — А если?..
   — Нажми курок. Патрон в патроннике.
   — Но...
   — Не выстрелишь — выстрелят в тебя. Три дня назад я бы и в ум не взял такое, сейчас не имею сомнений.
   — А ты?
   — Зажгу свет и сразу спущусь.
   Николке пришлось ждать минут десять. Это ему порядком надоело, тем более что устроился в засаде он не очень удобно. В один из моментов хотел привстать, чтобы посмотреть, что там снаружи, как вдруг чья-то тень заслонила стекло левой передней дверцы. Николка замер, инстинктивно передвинув палец со скобы на спусковой крючок. Послышалось царапанье ключа в замочной прорези. Должно быть, делом занимался человек исключительно опытный. Ему не потребовалось и минуты, чтобы открыть дверцу. Не влезая в машину, он присел перед ней на корточки. Николка резко поднялся, перегнулся через спинку переднего кресла и уперся стволом пистолета в стриженую макушку.
   — Сидеть!
   Из подъезда выскочил Андрей. Подбежал к машине.
   — Вставай! Давай, давай, подонок!
   — Руки на капот! — приказал Николка, вылезший наружу, и воткнул пистолет между лопаток неизвестного.
   — Что это? — спросил Андрей, носком ботинка указывая на небольшую упаковку, лежавшую на асфальте возле открытой дверцы.
   — Э, осторожно! — прохрипел задержанный, впервые за это время подавший голос.
   Андрей поднял упаковку к свету.
   — Мина, — бросив на нее взгляд, определил Николка. — Противопехотная, нажимная.
   — Куда собирался ставить? — спросил Андрей и тряхнул боевика за плечи. Тот не издал ни звука.
   — Мог куда угодно воткнуть, — высказал мнение Николка. — Под коврик в салон, под педаль акселератора. В любом месте рвануло бы дай бог как.
   Боевик молчал.
   — Андрей, — попросил Николка, — я сейчас чеку выну, а мину ему в штаны суну, а?
   — Отставить! — прикрикнул Андрей. — Я бы его и сам шлепнул. Прямо здесь...
   Примериваясь, он приставил пистолет ко лбу боевика. Придавил так, что тот откинул голову. Его смуглое лицо стало мучнисто-бледным.
   — Жаль, это в мои планы не входит.
   Андрей отнял пистолет, и на бледной коже отпечатался кружок ствола. Не скрывая облегчения, боевик глубоко вздохнул.
   — Обыщи его! — приказал Андрей Николке.
   В нагрудном кармане оказался маленький «жилетный» пистолет «фроммер-лилипут», а в заднем брючном — документы на имя Гранта Шагеновича Барояна. Все это Андрей забрал себе. Потом ухватил боевика за грудки и сильно тряхнул, давая выход ярости.
   — Сейчас я тебя отпущу, могитхан! Найдешь дружков, передай им:
   я их осудил и приговорил к исключительной мере. Всех. В том числе и тебя. Так что не радуйся. Бегать осталось недолго. Теперь иди!

28 апреля. Воскресенье. пос. Куреневка

   Акоп Галустян—Траншея — кипел злостью. Удачно начатое дело трещало по швам. И не потому, что проснулось вдруг и обрело дееспособность великое государство. Как многое на Руси, все на себя взвалила русская самодеятельность, и получалось у нее неплохо. Трудно сказать, какие еще результаты даст сделка с майором Мудраком, а уже потеряно то, что с таким трудом было наработано раньше. В конце концов, можно было смириться с ущербом, если бы речь шла только об имуществе АСАО, но вместе с ним на складе сгорело и то, что сулило немалую прибыль самому Галустяну. И прибыль не в рублях, а в заветных зеленых бумажках. Но и это, судя по обстановке, не все. Теперь приходилось опасаться даже за свою дачу, на которой, к несчастью, побывал Андрей Бураков. Галустян не сомневался, что этот офицер сумеет отыскать дорогу сюда и явится обязательно. А кто во всем виноват? Конечно же этот тупой полковник Радамес. Должно быть, не зря в свое время русские командиры поперли его взашей из военной школы.
   Галустян свирепствовал. В светлой гостиной, насквозь пронизанной ярким утренним солнцем, перед ним, вытянув руки по швам, повинно опустив голову, стоял Радамес.
   Размахивая руками, будто дирижируя оркестром, Галустян изрыгал проклятия на неудачливого полковника.
   — То, что этот русский подонок сбежал, — полдела. Страшно, что он нанес нашему делу миллионный ущерб. Ни у тебя, ни у твоей родни, полковник, не хватит жизни, чтобы возместить убыток.
   — Мелик, — попытался вставить слово Радамес, — я предлагал пристукнуть его, а ты приказал оставить в живых...
   — Свою вину хочешь переложить на меня? Я приказал его отпустить, да? Какой ты, к черту, полковник! Какой ты, к черту, армянин! Дешевый грузин с тбилисского рынка в Сабуртало! Эдуард Шеварднадзе, вот кто ты!
   — Мелик! Такие слова оскорбляют мое достоинство.
   — Ва! — вознес руки к небу Акоп. — Он еще помнит о достоинстве! Да за тот ущерб, который случился по твоей вине, тебя положено сейчас же отдать под суд. Чтобы кровью смыл вину...
   — Мелик!
   — Я освобождаю тебя от должности, Радамес! Командовать группой будет Погосян. Капитан!
   — Да, Мелик, — густым басом откликнулся Погосян, стоявший за спиной Радамеса, и сделал шаг вперед, чтобы оказаться поближе к начальнику. — Я готов!
   Внешне Погосян напоминал бегемота — огромный, тучный, с тяжелым, неповоротливым задом, с лицом багрово-пламенным — то ли от постоянных возлияний, то ли от повышенного давления, определить мог только врач. Ходил Погосян косолапо, при каждом шаге его тело переваливалось с ноги на ногу. Как ни удивительно, но в этой нелепой с виду фигуре заключалась огромная взрывная сила. Разъярясь, Погосян превращался в тупой, разрушающий таран, не знающий страха и преград. Позже, успокоившись, он просил товарищей рассказать ему, что он делал и как вел себя, потому что сам ничего не помнил и объяснить своего поведения не мог. Именно необузданная взрывчатость не раз ставила Погосяна в конфликты с милицией и в конце концов обратила его в стойкого правонарушителя. По достоинству оценив эту могучую, темную мощь, Акоп приветил громилу и сделал его в своей группе главной ударной силой налетов и террористических актов. Наконец, добился присвоения боевику звания капитана.
   — Нужен тебе Радамес? — спросил Галустян, кивнув в сторону обиженного полковника.
   — Да, Мелик, — отважно заступился за товарища новый командир. — Радамес честный боец. Он предан делу. В отряде такие нужны. А промахи бывают у каждого.
   — Пусть служит! — вынес приговор Акоп. — Рядовым. До решения штаба.
   В дверь постучали.
   — Да, — отозвался Галустян.
   В комнату, осторожно ступая, или, как говорят в армии, «на цырлах», вошел молодой армянин, тот, которого тряс за грудки Андрей у дома Наташи.
   — Мелик, — доложил он, — Бароян явился.
   Уже по виду вестника шеф понял: что-то неладно.
   — Сделано? — спросил он, и сомнение прозвучало в вопросе.
   — Нет, Мелик. Они его прихватили.
   — Ва! — взорвался Галустян. — Еще одна новость! Зачем он пришел?! Лучше бы они его убили.
   — Я бы сам себя убил, — сказал уныло появившийся на пороге Бароян. — И сделаю это, когда передам тебе, Мелик, все, что сказали эти подонки.
   — Что же?
   — Этот Бураков заявил, что всех нас уничтожит... Говорит, он нас приговорил...
   — Он что, псих?! — загораясь такой же яростью, как и шеф, заорал капитан Погосян. — Кому грозит, а? Да я его прямо сегодня раздавлю, как мокрицу.
   Галустян усмехнулся:
   — Нет, дорогой, он не псих. Ты, Погос, привык иметь дело с русскими на базарах. Там они другие. А этот настоящий Иван.
   — Он Андрей.
   — Верно, но настоящий Иван. И если он сообщил нам свой приговор, будь уверен, нас он не боится. Во всяком случае, уверен, что сегодня ты его не раздавишь.
   — Он просто нас пугает, — сказал Бароян. — Не боялся бы убить, убил бы меня сразу.
   — Оставь, — оборвал его Акоп. — Если он сделал вызов, значит, надеется подловить нас на чем-то. Поэтому если его брать, то надо прямо сейчас. Уж чего-чего, а быстрого ответа он не ожидает.
   — Я поеду в город, — выставился Радамес. — Сам...
   — Ты что, предлагаешь начать в городе бой? — спросил шеф иронически. — Не торопись. Где сейчас Хачатур?
   — Мелик, — испуганно произнес Бароян, — Хачатур сгорел...
   — Как?! — Восклик отразил все: непонимание, ярость, испуг.
   — У него в руке взорвалась граната.
   — Готферран! — выругался Галустян. Костяшки домино, так умело расставленные им, начали вдруг падать, опрокидывая одна другую.
   — Сегодня надо со всем кончить! С Бураковым, с этим дурным милиционером! И сразу работать с Мудраком. Без задержек. Пока не поздно!

Тот же день. г. Придонск

   — Ты хоть понимаешь, что объявил им войну? — спросил Катрич, выслушав рассказ Андрея о ночном происшествии. Андрей невесело хмыкнул:
   — Будто они этого не поняли, когда увидели пепелище.
   — Ладно, кум, не журись, — успокоил его Катрич. — Я уселся точно в такую же ситуевину.
   По смешливому тону Николка понял — произошло что-то неординарное, и потому ударился в дедукцию:
   — Вам, Артем, тоже мину подкладывали?
   — Как в воду глядел, курсант. Только не мину, а гранату.
   — Шутишь? — недоверчиво спросил Андрей.
   — Хотел бы...
   — Как это случилось?
   — По тем же правилам, что у тебя. Я возвращался из города и заметил у дома под окнами лестницу. Никакого ремонта у нас не предполагалось. Раньше ее во дворе не было и вдруг...
   — Вы даете, капитан! — восхищенно воскликнул Николка. — Вот так шли и сразу заподозрили? Я бы ни в жизнь!
   — Очень плохо, — выдал оценку Катрич. — На войне положено видеть каждую мелочь.
   — И что потом? — спросил Николка заинтересованно.
   — Потом? Пришел домой, взял окно под наблюдение. В первом часу слышу — во дворе возня. Пригляделся: лестница уже приставлена к стене и кто-то лезет вверх. Когда он добрался, до второго этажа, я толкнул лестницу. И сразу закрыл окно. На улице тут же рванул взрыв.
   — Ты даешь! — ахнул Андрей. — Гранату пульнул, что ли?
   — Я?! — Катрич деланно возмутился. — Ни в коем случае. У того, кто лез, была своя. С выдернутой чекой. Он не успел откинуть, и она рванула у него в руке.
   — И что? — спросил Николка.
   — Амба! Тут же прикатила милиция.
   — А вы?
   — Я-то при чем? — усмехнулся Катрич. — Ниже меня проживает директор торговой фирмы. Он и поднял хай. Выскочил во двор с ружьем. Сделал заявление, что конкуренты хотели его подорвать. В таком разе я молчу как рыба об лед.
   — Может, и в самом деле к фирмачу лезли? — усомнился Андрей.
   — Может. Особенно, если учесть — убитый Хачатур Хачатуров. Голова круглая, шеи нет, руки как у орангутьяна...
   — Наш друг, — подвел итог Андрей.
   — И еще, мужики, — голос Катрича был полон значения, — я докрутил до точки дело Коли Шаврова...
   Братья взглянули на него с интересом.
   — И что?
   — Тоже работа Траншеи. Исполнители — Хачатур и Бегемот Погосян. С одним расчет уже состоялся. Второй с их князем, Меликом Галустяном, — на очереди.
   — А кто, — спросил неуверенно Николка, — кто... отца?
   — В полковника стрелял некий Грант Бароян. Кличка Баро.
   — Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! — пуганул соленым матом Николка. — Да он же вчера у нас в руках был! Говорил я тебе, Андрей, дай мне его урыть! Я бы ему эту мину в зад воткнул.
   — Надо бы, — поддержал Катрич, — одним гадом меньше.
   Андрей, не обращая внимания на их упреки, вернулся к заботе, занозой сидевшей в памяти.
   — Слушай, Артем, может, все же пойти к Джулухидзе? Нам обоим. Раз у тебя железные доводы, должен же быть закон!
   Катрич неожиданно взорвался яростью, какой Андрею в нем еще не доводилось наблюдать. Он вдруг пнул свой черный чемоданчик, стоявший у ножки стула. Тот отлетел в сторону и раскрылся. Наружу веером вылетели бумаги. Не обращая на них внимания, Катрич еще раз наподдал ногой. Выругался по-черному.
   — Да навалил кучу этот грузин на наши русские дела! Он их просто бросил и уже умотал в Тифлис. Там получит от своих уголовников высркий полицейский чин, станет произносить в их честь тосты и начнет давить абхазов...
   — Успокойся, — посоветовал Андрей. — Я все понял, а эта сволочь не стоит того, чтобы на нее тратить нервы.
   Катрич вышел на кухню, налил из крана воды. Вернулся со стаканом в руке, выпил все одним махом.
   — Может, ты и прав — тратить нервы незачем, но как-то не привык ощущать себя бараном, которого то и дело продают все — от президента до начальника милиции. — И сразу заговорил о другом: — Нужно оружие. Руками с этой шушерой не совладаешь.
   — Оружие я достану, — сказал Андрей, вставая. — В понедельник. И привезу сюда.
   — Добро, — согласился Катрич. — Слышу речь не юноши, но мужа.
   В прихожей задребезжал телефон. Андрей недовольно поморщился.
   — Николка, послушай. Мне это уже надоело. То в гастроном звонят, то в цветочный магазин, и все попадают к нам.
   Николка вышел, прикрыв за собой дверь. Спустя несколько минут вернулся.
   — Кто? — спросил Андрей.
   — Старик Шумихин, — и, поясняя Катричу, — сосед по даче. Говорит, нам стоит туда приехать.
   — Что случилось? — Катрич явно встревожился.
   — А-а, — махнул рукой Николка. — Слышно плохо, знаю одно: сосед паникер. Уже не раз бывало: поднимет шухер, приедешь — там все в порядке, только свет в прихожей забыли выключить. Шумихин извиняется, руками разводит: «А я думаю, к вам кто забрался...»
   — Все же надо съездить, — сказал Андрей и пропел шутливо: — Нынче времечко такое: без огня и дыма нет...
   — Вы, ребята, поосторожней там, — предупредил Катрич.
   — Это как положено, — откликнулся Николка. — Ружьишко захватим. Курок — на взвод.
 
   Дачный поселок Никандровка — наглядная иллюстрация того, кто, как и на какие средства на Руси живет. Среди яблоневых садов, на тщательно отгороженных друг от друга участках, высятся дачные домики, одни похожи на курятники, сколоченные из досок, собранных по свалкам и стройкам, другие блистают широкими зеркальными окнами и вздымают на два этажа прочные бревенчатые стены, покрытые золотистым лаком. Третьи — вообще кирпич и бетон — полудворцы-полукрепости с круглыми башенками и острыми шпилями...
   Медленно ведя машину по узкому пыльному переулку, Андрей издалека заметил свою дачу. Домик полковника Буракова располагался на Вишневой улице в конце квартала и по архитектурным достоинствам относился к сооружениям среднего достатка — стандартный сборно-щелевой домик, купленный на лесотоварной бирже без переплат за доброжелательное отношение пауков местной торговли. Обшитый вагонкой и два года назад покрашенный в веселый зеленый цвет, он уже изрядно пооблез и теперь выглядел избушкой, невзначай потерявшей куриные ножки. На большее у гвардии полковника, участника войны в Афганистане, слуги Отечества и отца солдат, средств, отложенных из казенного жалованья, просто-напросто не хватило. Ему бы, чудаку, прислуживать и подворовывать, а он, наивный, служил и помнил о какой-то чести мундира. Как могли бы изменить его жизнь два миллиона, предложенные Акопом—Траншеей!
   Должно быть, такая мысль пришла в голову и Николке. Он неожиданно спросил:
   — Может, стоило отцу взять те чертовы деньги? Разве хуже быть живым подлецом, чем честным, но мертвым?
   — Ты всерьез? — спросил Андрей.
   — А почему нет? Вон Горбачев подлец, пробы ставить негде, всех продал, предал, унизил, однако поплевывает на все, живет, улыбается. Ельцин, пьяная дубина ничем не лучше, а посмотри на него…
   — Завидуешь? — взъерошился Андреи так, что даже нажал на тормоз.
   — Нет, — успокоил его Николка. — Просто размышляю, почему так много подлецов среди наших политиков.
   — Да потому, что только жополизы пробиваются на уровень, который дает выход в политику.
   Андрей отпустил тормоз, прибавил газу и свернул направо, к своей даче.
   — Скажи, у тебя всерьез? — Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Андрей поначалу не понял, о чем спросил брат. Тому пришлось уточнить: — С Наташей.
   — Если у меня, то да, — ответил Андрей твердо. — Закончим эти гнусные игры, сделаю предложение.
   — Ну-ну, валяй! — философски изрек Николка. — Одну твою дочь бабка уже воспитывает, а ее законную мамашу черный кобель на хвост надел и уволок неизвестно куда.
   — Не на хвост, — зло отрезал Андрей, — хотя насчет кобеля все точно. И оставим эту тему. Лучше заряди ружье...
   Старик Шумихин, босой, в серых кальсонах и голубой трикотажной рубашке, заслышав звук мотора, вышел к забору.
   — Здравствуйте, Геннадий Васильевич! — вскинув руку, поприветствовал его Андрей. — Что у нас?
   — Какие-то гости наведались. Не понравились мне. Черные...
   Доложив, старик поддернул кальсоны.
   — Приехали втроем на одной машине. Я подошел к забору и спросил: «Вы к кому, молодежь?» «К Бураковым, — сказал один и ключами трясет. — Скоро Андрей сам приедет». Другой мне в похвалу: «Вы хороший сосед. Беспокоитесь. Сейчас запросто обворовать могут». Я засмеялся: «У Бураковых и воровать нечего». «Жулье всегда найдет, что взять», — ответил он.
   — Входили в дом? — поинтересовался Андрей.
   — Именно. Минут двадцать побыли и уехали. Тогда я позвонил.
   — Спасибо, Геннадий Васильевич, — поблагодарил Андрей. — Я представляю, кто это был.
   — Вы здесь останетесь? — спросил Шумихин.
   — Да, конечно. Возможно, до вечера.
   — Тогда я смотаюсь в сельпо, в деревню.
   Он снова поддернул кальсоны и прошлепал босыми ступнями к своей хижине.
   — Дай ключи, — попросил Николка и протянул руку. — Погляжу, что в доме.
   — Я тебе погляжу! — осадил его Андрей. — Больно шустрый! Стой и не дергайся.
   — Ты думаешь? — осененный догадкой, спросил Николка.
   — Дошло! — Вздох прозвучал с подчеркнутым облегчением. — Уважающий себя армянин без подарков в гости не ходит...
   Не поднимаясь на веранду, Андрей обошел дом, остановился у бокового окна. Заглянул внутрь. Ничего не заметил. Достал нож, отогнул и вытащил скрепы. Осторожно вынул стекло. Просунул руку внутрь, открыл шпингалеты. Отжался на руках о подоконник и запрыгнул в дом. Минуту спустя высунулся в окно и позвал брата.
   Вдвоем они прошли к входной двери и стали с интересом разглядывать сооружение, оставленное гостями. На дверной ручке, как кастрюля, накрепко привязанная проволокой, висела противотанковая мина. Тонкая леска от чеки взрывателя тянулась к кольцу крючка, завернутому в косяк.
   — Не хило! — оценил чужую работу Николка. — Я такой блямбы даже в училище не видел.
   — Итальянская, — определил Андрей. Пожалуй, такая весь дом раскатает. Это мы еще посмотрим.
   Андрей аккуратно разжал усы чеки, обрезал леску и снял «кастрюлю» с ручки. Передал брату.
   — Отнеси в машину.
   Потом они обшарили дом, пытаясь отыскать новые сюрпризы. Не обнаружили ничего. Должно быть, гости слишком уж верили в беспечность хозяев. Андрей вставил на место стекло, закрыл все ставни, туго затянув изнутри дома стяжные болты.
   — Собираемся? — спросил Николка.
   — Давай. Только дождемся Шумихина. Снаружи, где-то рядом с участком, заурчал автомобиль. Визгливо запели тормоза.
   — Кого там черт принес? — удивился Николка и шагнул к двери. Андрей задержал его за плечо.
   — Погодь.
   Они прислушались.
   Хлопнула калитка. Скрипнуло крыльцо под чьими-то ногами. В дверь постучали.
   — Тихо, — шепнул Андрей и жестом показал, чтобы брат встал к бревенчатой стене. Сам занял позицию с противоположной стороны. Спросил громко:
   — Кто там?
   Тут же в треске автоматной очереди филенка брызнула в стороны свежей щепой. Дверь ощерилась пятью сквозными пробоинами. Николка побледнел.
   Андрей положил палец поперек губ, приказывая молчать. Сам он не ощутил никакого испуга. В момент, когда от двери полетели щепки, он лишь криво усмехнулся, радуясь чужой неудаче. Осторожно отступив в комнату, поднялся на мансарду. Согнувшись, пробрался к окну и из-за простенка посмотрел вниз. Увидел широкую спину человека в черной кожаной куртке. Правой рукой тот небрежно держал автомат снаправленным в небо дулом, левой тащил к крыльцу металлическую канистру.
   Андрей ударил стволом двустволки в окно и сразу спустил курки. Звон разбитого стекла слился с раскатистым выстрелом. Чернокурточник, разметав руки, ничком рухнул на землю. Кроша обитую вагонкой мансарду, снизу ударили три автомата.
   Андрей бросился на пол, откатился к лестнице. Лежа кинул взгляд в сторону окна. Там снаружи с жирным треском вверх рвались языки желтого пламени. Дом подожгли! Вот для чего волок канистру чернокурточник!
   Сбежав по ступенькам вниз, Андрей столкнулся с братом.
   — Что теперь? — спросил тот растерянно. — Ведь горим!
   Дом снаружи трещал, охваченный огнем сразу со всех сторон. Сквозь ставни пробивались синие струйки дыма.
   — Сюда!
   Отбросив ногой старый палас над местом, где располагался люк подвала, построенного отцом, Андрей потянул кольцо и приподнял тяжелую крышку. Приглашающе махнул рукой. Оказавшись у люка, Николка опустил ногу вниз, нащупал лестницу.
   — Зажжешь фонарь, — предупредил Андрей. — Он на крюке слева.
   — А ты?
   — Давай, давай! Быстро вниз!
   — Я с тобой, — заупрямился Николка, поняв, что брат в подвал опускаться не собирается. Андрей рассвирепел не на шутку.
   — Курсант Бураков! — рявкнул он внезапно, а в его голосе прозвучала такая властность, что Николка неожиданно для себя вытянулся, прижав руки к бокам. — Я с тобой не советуюсь! — прокричал Андрей. — Я приказываю. Понял?!
   — Понял, — угрюмо пробормотал Николка и, будто в подтверждение командирских прав брата, добавил: — Товарищ старший лейтенант.
   — Быстро вниз. В случае чего, бери шланг и поливай потолок.
   — Через десять минут там натечет полподвала.
   — Не утонешь. Огонь страшнее. Если что, встанешь под балку. Даже что упадет, тебя не заденет.
   — А ты? — спросил Николка, явно смирившись с тем, что ему необходимо спускаться вниз.
   — Будь спок, братишка. Со мной все в порядке. Я им сейчас устрою Курскую дугу.
   Николка вздохнул и опустился в подпол.
   Дом полыхал костром. Огонь яростно пожирал древесину, с хрустом крошил стекла. Языки пламени хищно прорывались внутрь, лизали стены. В последний раз оглядев комнату, Андрей подхватил ружье, зарядил оба ствола. Отворачивая от жара лицо, сбросил прикладом крючок. Взял лежавшую в прихожей офицерскую плащ-накидку, набросил ее на голову и плечи и рывком сквозь стену воющего огня выскочил наружу. Здесь, освободившись от покрова, упал на землю, изготовился к стрельбе. Во дворе никого не было. Дача полыхала. Тлела трава, облитая бензином...
   Сжав зубы, Андрей со злостью отшвырнул ненужное пока ружье...
   Когда они возвращались в город, Николка вдруг спросил:
   — Скажи мне, с чего это вдруг армяне ополчились на нас?
   — Если ты имеешь в виду армян как народ, то они ни на кого не ополчались. Те, кто сейчас против нас просто террористы. А национальность здесь не причем.
   — Однако все они армяне, значит, что-то против нас имеют.
   — Имеют. Некоторым кажется, что Россия их предала, когда не пошла против Азербайджана войной за Карабах. Другие смотрят в историю глубже и считают, что русские должны были помочь им отобрать у Турции часть Араратской долины, которую сами они профукали. Короче, русские виноваты во всех бедах, что у грузин, то и у других…

29 апреля. Понедельник. Военный городок Красные Казармы

   Войдя в кабинет начальника гарнизона полковника Родионова, Андрей, хотя и был в гражданском, вытянул руки по швам и четко приставил ногу к ноге.
   — Старший лейтенант Бураков. Сын полковника Буракова.
   Родионов встал, вышел из-за стола, протянул ладонь и крепко пожал поданную ему руку.
   — Садитесь, старший лейтенант. Будь повод для знакомства иным, я бы сказал, что рад вас видеть. Сейчас не могу.
   — Я понимаю, — согласился Андрей и устало опустился на стул. Осторожно погладил рукой обожженную щеку. — У меня к вам, товарищ полковник, несколько вопросов. От того, каким будет ответ, зависит, обращусь ли я к вам с просьбой.
   — Обращайтесь сразу. — Родионов вернулся на свое место и сел. — Для вас я сделаю все, что смогу.
   — Нет, — упрямо возразил Андрей. — Сперва вопросы.
   — Хорошо, слушаю вас.
   — Вы служили в Степанакерте. Насколько я знаю, вам угрожали за это местью. После того, что случилось с отцом, армяне вас оставят в покое?
   Родионов нахмурился, нервно облизал губы.
   — Уверен — нет.