На мой взгляд, следует перекрыть дезертиру выходы из леса в населенные районы области. Автодорога (бетонка) предприятие «Луч» — поселок Кварцевый нами перекрыта в трех местах, в том числе у моста через реку Змиевка.
   Просим учесть, что взять дезертира предпочтительно живым, поскольку он унес с собой 200 тысяч рублей из кассы полка в знаках образца 1997 года. Деньги в стандартных банковских упаковках. Реквизиты купюр известны. Банкноты по 100 рублей с номерами вг (буквы маленькие) 6149065 по 6149564, гб (буквы маленькие) 1905925 по 1906505 и по 50 рублей с номерами еа (буквы маленькие) 5767127 по 5767526.
   Установочные данные на Чикина Максима Андреевича. Место рождения — поселок городского типа Красноборск. Родился 2 апреля 1980 г. Образование — среднее. Окончил ПТУ № 86 по специальности слесарь инструментальщик. Не судился. Родители: отец Чикин Андрей Борисович 1940 г. рождения, умер в 1982 г. Мать — Пелагея Ивановна 1942 г. рождения, пенсионерка, проживает в пгт Красноборске.
   В случае обнаружения или задержания Чикина М. А., а также обо всем, что связано с его противоправными действиями, прошу срочно ставить в известность командира войсковой части 4483, передавая информацию оперативному дежурному по предприятию «Луч».
   Для облегчения установления возможного места появления Чикина, сообщаем адреса лиц, присылавших ему письма на адрес места службы.
   Краснобрск. Ул. Чуркина. Д. 2. Кв. 14. Смоляков С. П. ст. Кирпичная. Путевой проезд. Д. 1. кв. 3. Кочкин. И.
   Новосибирск. Красный проспект. Пряхин Т. М. (точный адрес не известен).
   Красноборск. Сибирский тракт. Д. 21. кв. 8. Лысов К. К.
   О ходе поисков дезертира и других сведениях, связанных с ним, мы будем оперативно информировать по телефону дежурного по УВД области.
   Командир части полковник Зотов.
***
   Начальник областного управления внутренних дел полковник Шумилов подумал и подчеркнул в тексте фразы «мать проживает в пгт Красноборск» и «не судился» красной жирной чертой. Потянулся к переговорнику, который связывал его с начальниками отделов.
   — Дуванов, Андрюшин, зайдите ко мне.
   Шумилов вызвал к себе тех, кому в сложившейся ситуации можно было довериться в полной мере. Он знал, что происшествие вызовет шум не только в высших служебных инстанциях, но станет достоянием средств массовой информации, породит слухи и брожение умов у населения. В этих условиях требовалось принимать быстрые и эффективные меры, которые можно поручить только людям проверенным. А таких в подчинении Шумилова как это недавно выяснилось, служило не так ж много.
   Ровно два месяца назад по приказу Шумилова в управление нагрянули врачи из военного госпиталя. У всех руководящих сотрудников управления взяли мочу на анализ. Объяснялось это обычной заботой об их здоровье. Результаты анализов поразили Шумилова. Из сорока четырех проверенных офицеров у шестнадцати в моче оказались следы наркотиков.
   Шумилов засекретил ставшие известными ему сведения. А как он мог поступить иначе, если даже у его верного заместителя, инициативного и старательного майора моча дала положительный результат на наркотический тест? Сильнее всего облажались офицеры спецназа и отдела борьбы с незаконным оборотом наркотиков. Сапожники к удивлению не оказались без сапог. Что же делать? Выгнать их всех? А кто будет заниматься делом? И потом какой звон пойдет по министерству? Удастся ли после такого самому усидеть в кресле, бабуля сказала надвое.
   Шумилов предпочел не рисковать, хотя в равной мере всем доверять перестал.
   Когда вызванные офицеры вошли в кабинет и притворили за собой двери, Шумилов оглядел их строгим взглядом. Ухмыльнулся ехидно, посмотрев на майора Андрюшина, который держал руку в кармане брюк.
   — А ты, Петр Валерьянович, не гусар.
   — Не понял, товарищ полковник.
   — Гусару разрешалось держать руки в карманах только в случаях, когда прохудилась мошонка… Чтобы предохранять имущество от падения.
   — Виноват, товарищ полковник.
   Андрюшин выдернул из карманов руки так, словно его ударило током, и принял подобающую офицеру стойку.
   Шумилов протянул факсограмму начальнику уголовного розыска майору Дуванову.
   — Рудольф Акимович, это тебе. Познакомься и срочно задействуй Красноборск. Пусть найдут мать и побеседуют. Надо выяснить, куда может податься этот подонок. Дальние родственники, знакомые, девки — все взять под наблюдение. Что касается «не судился» надо немедленно запросить оперативно-справочный отдел. Пусть пощупают у себя, есть ли у них что-то на этого Чикина. Я уверен — найдут. Плохо верится, что он ангел небесный. А если не ангел, то мимо нас не прошел. Теперь о перехвате. Надо объявлять операцию «Невод». Подойдем к карте.
   Топографическая карта области масштабом 1: 100000 аккуратно склеенная из отдельных листов и укрепленная на картонной основе, занимала в кабинете Шумилова целую стену. При этом северная часть области располагалась под самым потолком и чтобы разглядеть её необходимо было встать на стремянку. Однако последняя требовалась редко — на север от железной дороги до самого полярного круга, где начиналась тундра, тянулись непроходимые леса, в которых меньше всего требовалось присутствие милиции.
   Единственным крупным населенным пунктом, лежавшим в тайге в ста двадцати километрах от железки был закрытый город, долгое время носивший условное название «Сибирск-60». Позже, когда отпала необходимость делать вид, будто о секретных российских городах супостат ничего не знает, населенный пункт получил имя Синегорска. По периметру город обнесен тремя рядами ключей изгороди и охранялся силами специальной бригады внутренних войск, которая официально именовалась войсковой частью 4483.
   Внутри города имелась вторая охраняемая зона — промышленно-техническая. Внутри её располагалось предприятие атомной промышленности — завод «Радон». Долгое время город процветал, а воинская часть считалась лучшей во внутренних войсках МВД. Большинство офицеров в порядке ротации побывало в Чечне, приобрело боевой опыт.
   Общие, довольно типичные для российской армии явления — унижение молодых солдат старослужащими, ухудшение качества питания личного состава, комплектация подразделений слабо способными к несению трудной службы солдатами, дезертирства, самоубийства и членовредительство — казалось обходили бригаду, которой командовал полковник Зотов. И вот…
   Двое убитых, один тяжело раненый, похищенная касса, вооруженный автоматом и пистолетом бандит, вырвавшийся на оперативный простор, ко всему с запасом боеприпасов спокойной жизни не предвещали.
   — А с тобой, Петр Валерьянович, давай решать, где удобнее ждать гостя? Как думаешь, куда из «Радона» лучше всего двинуться дезертиру?
   Шумилов стоял возле карты и держал длинную указку у ноги, как знаменщик древко знамени. Андрюшин подумал.
   — У него есть харчи?
   — Об этом не сообщили. Скорее всего, если есть, то совсем немного. Большой запас и деньги с собой сразу не утащишь.
   — Деньги он может припрятать.
   — Не рискнет. Он должен понимать, что в те места ему вернуться не дадут.
   — В таких условиях я бы двинул на север. — Андрюшин высказал это предположение с полной определенностью. — Даже думать не стал бы.
   — Куда бы ты двинул? В тундру?
   — Зачем? От Синегорска в двухстах километрах на севере течет Аркун. На берегах поселки и дебаркадеры. Личный маломерный флот. Украсть моторку или, в крайнем случае, снять её за солидные бабки совсем нетрудно.
   — И сколько бы ты брел до Аркуна?
   — От четырех до пяти дней.
   Шумилов подумал. Возразил с убежденностью:
   — Он так не двинет. Вероятней всего будет прорываться на юг. Конечно, не по бетонке, однако далеко от неё удаляться не станет.
   — Что он будет прорываться на юг, это точно. Но по реке. Поэтому идти за ним по пятам не надо. Заблокируем только вот эти узлы…
   Андрюшин ткнул в карту в нескольких местах.
   — Мимо ему не пройти.
   — Он может укрыться и какое-то время переждать в глухих поселках.
   — Может, но об этом нам быстро станет известно. В любом поселке все на виду.
   — Хорошо, собирай ребят из группы быстрого реагирования.
   — Собираю.
   — И вот что, Андрюшин. Постарайся не подставляться. Мужик ты горячий, мне это известно, но если с тобой что-то случится, в управление лучше не возвращайся.
   Андрюшин понимающе хмыкнул.
   — Есть берегти себя со всех сил. Что еще?
   — Постарайся сделать так, чтобы этот солдат не попал в руки военных.
   — Пошто, товарищ полковник?
   — По то, Андрюшин. Они его мигом хлопнут, не доводя дело до суда. Разве смогут простить убийство своих товарищей? Этого парня надо судить, а расправляться с ним без суда и следствия никому не позволено.
   — Понял. Так и сделаем, — Андрюшин подумал и заключил. — Ежели ещё встретим и поймаем.
***
   Полковник Шумилов не ошибался, когда приказал проверить подлинность утверждения анкеты о том, что Чикин не судился. Такой эпизод в его короткой, но достаточно путанной жизни имелся, хотя в казенных бумагах, которые пошли из военкомата в армию, указаний на привлечение призывника к уголовной ответственности не имелось.
   Сам Макс объяснял это для себя довольно просто: он верил в свою удачливость. Уже сколько раз жизнь подтверждала ему свое расположение. Он выходил из воды сухим, когда другие тонули в ложке воды или сгорали от обычной спички.
   Старый кореш Макса Леха Мастырка шел по улице — трезвый и чистый, но менты вдруг остановили его, проверили ксивы — полный порядок: фото, прописка — все чин-чинарем. Но его все же обстукали, обшмонали. Немецкий «Вальтер» за пояском оказался предателем, и загремел Мастырка за чужие грехи — на «Вальтере» висело три трупа, которых Леха в глаза не видел: шпалер достался с рук. Но как докажешь?
   В тот же день на той же улице Макс наткнулся на ту же пару ментов, которая повязала Мастырку. У Макса за поясом сидела волына, не «Вальтер», а родной «туляк», да ещё с «глушаком», кто мог знать что на нем висело, если решат проверить по пулегильзотеке. Короче, полный абзац. Ко всему краснокожий и молоткастый паспорт Макс с собой не носил.
   Менты злые. На улице лил дождь и стоял холод. Руки зябли, у старшего патруля даже усы обвисли, как вареные макароны. И голос — не говорит, а гавкает:
   — Документы!
   Макс — ноги врозь, как телок на льду.
   — Нет документов, товарищ капитан.
   Мент был старлеем, Макс не раз видел его издали, но теперь погоны скрывала плащ-накидка, и можно было поднять звание на одну ступень без боязни зашибиться.
   — Я не капитан, — в менте взыграла офицерская скромность.
   — Виноват, товарищ майор! — Макс морду сквасил, будто бы насмерть испугался своей ошибки, а менту показалось неудобным признаться в том, что он ко всему ещё и не майор.
   — Ладно, иди. И в другой раз без паспорта из дома не выходи.
   Макс отпрянул от патруля как кот от собак и боком, боком по мокрому плитуару, как называли в Красноборске выложенные бетонными плитками пешеходные дрожки, затрусил рысцой от опасного места.
   А как Максу повезло с господином Хренасиным, налоговым инспектором, дачу которого он почистил куда надежней, чем Геркулес Авгиевы конюшни?
   Вся история началась с того, что пришло время армейской службы. Выкликнули Макса повесткой в военкомат. Три раза подряд на бумажки с печатями он внимания не обратил: пускай служат те, кому это хочется. У Макса такого желания не имелось. Но пойти в армию пришлось.
   Однажды ночью домой явились два прапора из военкомата и два мента из районного отделения. Раз-два, подъем! Лезь, голубок, в машину! А там уже корешей по несчастью целая свора.
   До утра будущих защитников стерегли автоматчики — не отмажешься от них, не откупишься. Дурак, сам попавшийся на крючок, никогда не поможет тому, кто после него зацепился за то же острие. Это называется «если я влип в дерьмо, то почему ты должен жить, не замаравшись»?
   Но Максу повезло. Начальник областного военкомата полковник Серенко достраивал дачу. Ему именно в тот момент понадобился хороший слесарь, чтобы завершить сантехнические работы, но сделать это требовалось без больших расходов. Среди призывников нашлось три слесаря. Из них полковнику понравился один — Максим Чикин. Разговор был короткий.
   — Ну что, голубчик, поедем служить? Сейчас мы подбираем команду на Камчатку. Или пока пожелаешь остаться здесь, в областном городе?
   Воспитанный человек ответил бы на такое предложение словами «Почту за честь» и проникся к полкашу вечной благодарностью, а Макс только и сказал:
   — А что, можно и здесь…
   Полковник ничего другого не ожидал, тем более выбор в специалистах не был велик.
   — Завтра отвезу тебя на дачу. Там надо поработать по специальности.
   — Задарма? — спросил Макс с удивлением.
   — Что значит задарма? Служба в армии у тебя уже пошла. Кормить тебя будут. И главное — не на Камчатке…
   Дачу себе военком отгрохал двухэтажную, кирпичную, с паровым отоплением и, чтобы считать её строительство законченным, надо было протянуть к дому нитку водопровода от магистрали. Траншея уже была выкопана, трубы в неё спущены, дорогая итальянская сантехника завезена в дом.
   Хозяйка — жена военкома Антонина Анатольевна — сдобная дама с пухлыми щеками, с руками, которые украшали дорогие перстни, с ниткой крупного жемчуга на лебединой шее, показала Максу место, где ему предстояло жить. То была маленькая комнатка, должно быть спланированная архитектором под кладовку. В ней свободно уместилась раскладушка, застланная по-солдатски скромно.
   — Спать — здесь, — хозяйка говорила по-командирски отрывисто и коротко. — Обедать — на кухне. Начинайте работу.
   Уже на второй день, когда Антонина Анатольевна по делам уехала в город, оставив дом открытым, Макс решил пошуровать по хозяйским сусекам. Для начала он обшарил кухню, намазал большой кусок белого хлеба маслом и черной икрой, налил себе из большой квадратной бутылки полстакана виски. Тяпнул, закусил. В гостиной взял со стола пачку сигарет «Кэмел». С удовольствием задымил и продолжил экскурсию по дому. Не спеша, поднялся на второй этаж, вошел в хозяйскую спальню. Огляделся.
   Комнату размерами метров на пятнадцать квадратных занимали две деревянные кровати с полированными спинками и дубовый платяной шкаф с резными карнизами и рамками на дверцах.
   — Суки, — пробормотал Максим. — Жируют, паразиты. Ну, ладно. Мы их слегка раскурочим.
   Он потянул дверцу, проверяя, закрыта ли она на ключ или нет. Шкаф открылся легко и без скрипа. Он был заполнен мужской и женской одеждой. Брать носильные вещи не имело смысла. Полковник был коротышка с хорошим пузом и ни его брюки, ни пиджаки Максу все одно не подошли бы. А вот по карманам пошуровать стоило — если повезет, можно обнаружить заначку.
   Первом кителе во внутреннем кармане Макс сразу же натолкнулся на три сотенные бумажки, согнутые пополам. Другой бы обрадовался, а Макс выругался:
   — Во, сучара, что ж он наличку в баксы не перевел? Ну, фраера!
   Когда Макс шмонал второй китель, дверь в спаленку открылась, и на пороге возникла Вика, великовозрастная дочь полковника. Еще вчера вечером её на даче не было, и, когда она появилась дома, Макс не знал.
   Лицом дочь походила на папочку — бульдожистая приплюснутость носа, нижняя висячая губа, глаза навыкате — все это не позволяло назвать её женщиной красивой. Зато фигурка у Вики удалась на славу — по формам и габаритам — все тик в тик. Точеные ножки, округлые твердые ягодицы, которые привлекательно двигались на ходу; широкие бедра, плавно переходившие в узкую талию, и, наконец, грудь. Ах, какая у неё была грудь!
   — Ты что здесь делаешь? — спросила Вика голосом, в котором скрипели хриплые нотки вчерашнего вечернего перепоя. Она была на девичнике, где подруги изрядно поддали, и теперь, бродила по дому в поисках таблетки от головной боли.
   Макс посмотрел на неё со вниманием. Мелькнула мысль: «Во, сучара, приперлась! Надо же так погореть». Он потянулся лениво, будто кот, кайфовавший на солнцепеке. Ответил негромко:
   — Ваша мамаша велела взять деньги.
   Он блефовал напропалую, поскольку один хрен надолго оставаться в белых рабах у краснорожего и пузатого полкаша-военкома не собирался. Три сотенных бумаги при любом раскладе позволяли ему умотать из дачного поселка в город без всяких трудностей. А в городе его — ищи-свищи. Там он как рыба в воде: и заметишь, да не поймаешь. Главным было выйти из спальни.
   Макс сделал шаг к двери.
   — Посторонись.
   Вика не сдвинулась с места. «Во, сучара, — зло подумал Макс, — теперь обижайся сама на себя». Он подступил к Вике вплотную и с высоты своего роста вдруг увидел в разрезе халата сразу обе груди полковничьей дочки — белые, круглые, крупные, не поддерживаемые ничем, кроме собственной внутренней упругости.
   Во рту мгновенно пересохло. Сердце сладостно сжалось. Горячая волна крови хлынула в голову, дурманя сознание. Вторая, не менее жаркая волна бросилась вниз к животу, заставляя естество встать на боевой взвод. Уже не контролируя себя — теперь ему один хрен, и если пропадать, то с музыкой — Макс обнял Вику за талию, рывком притянул, прижал к себе.
   — Ты что? — только и спросила Вика и тут же замолчала.
   Макс даже не догадывался, что занятие, которое он собирался предложить полковничьей дочке, было единственным в жизни делом, которое та искренне обожала. Макс запечатал ей рот поцелуем, чтобы не говорила под руку. Потом развернул и подтолкнул к кровати. Они повалились на постель, застланную розовым шелковым покрывалом. Жадная дрожащая рука Макса распахивала полы махрового дорогого халата. Отлетела не выдержавшая резкого рывка пуговица. Щелкнула и покатилась по полу.
   Вика не сопротивлялась. Наоборот, она помогала Максу содрать с себя остатки одежды. А её толстые бульдожьи губы мусолили его лицо. Но это уже казалось Максу приятным, пьянило его и заставляло балдеть до крайности. Остальное прошло в лучшем для подобных дел стиле.
   Вика села на постель. Отдышалась. Провела рукой по розовому шелковому покрывалу.
   — Фу, намокрили. Теперь мать озвереет. Ну, да ладно, переживем. — Она встала, накинула на плечи халат, запахнула полы. — Пойдем ко мне наверх. Так хорошо начали, жаль, если не продолжим. Верно?
   Она приоткрыла полы халата, показывая Максиму себя. Ее бульдожье лицо сияло внутренним светом и Максим послушно как теленок за хозяйкой, которая тащила его за собой на веревочке, двинулся за Викой по крутой лестнице на мансарду. На полпути он подсунул руки под полы халата и сжал холодные ягодицы Вики горячими ладонями. Та полуобернулась к нему и по-голубиному застонала.
   Выйдя из дома, Макс сел на краю траншеи и обалдело сидел, так и не начав работы.
   Вечером, Вика, которая всегда уезжала в город, на этот раз туда не поехала. Улучив момент, она подошла к Максу и предупредила его:
   — Мамаша ложиться спать в одиннадцать. К двенадцати приходи ко мне. Побалуемся.
   — А чо, — сказал Макс, — это можно. Приду.
   В двенадцать ночи он встал со своей раскладушки и, не обуваясь, собрался к Вике. Он хотел пройти по гостиной без шума, но половица, которую плотники не удосужились как следует закрепить, предательски скрипнула.
   — Ты что тут делаешь?
   Полковничиха Антонина Анатольевна к удивлению Макса не спала. Она при потушенном свете сидела в кресле. Хозяйку дома мучила бессонница. Она принимала снотворные, но даже те не всегда помогали: голова от лекарств тупела, делалась тяжелой, но сон все равно не приходил. Антонина Анатольевна прекрасно знала причину недомогания. Женщина в полном соку, здоровая, энергичная, была сосудом, который переполняли жаркие соки желаний, и расплескать их у неё возможности не было. Муж уже более года не баловал супругу ласками.
   Антонина Анатольевна знала причину. Петр Григорьевич по контракту зачислил в штат военкомата молодую разбитную девицу. Произвел её в прапорщицы и теперь регулярно в служебном кабинете на кожаном диване настоящим образом учил тонкостям военного дела.
   Полковничиха по темпераменту была женщиной страстной, по настроениям — сексуально озабоченной. Муж, постаравшийся классным харчем откормить супругу и наполнить её сытое, гладкое и тяжелое тело бурлящими соками желаний, потом внезапно переключивший энергию пола на ублажение молодой тощеватой прапорщицы без груди и попы, не задумывался, к чему это приведет. А задуматься стоило бы.
   Оставаясь одна в большом доме, Антонина Анатольевна отдавала время музыке и видеофильмам. Мелодрамы будили в ней лирические воспоминания о золотых деньках девичества, когда наслаждение ей приносили тайные обжимания с мальчиками в темных подъездах и на скамеечках городского парка. В душе пробуждались желания, которые жгли плоть изнутри, а погасить их опаляющее пламя у неё возможностей не было…
   Верная жена, как принято говорить, — надежный тыл офицера. Но когда супруг избегает фронтального соприкосновения с тылом, или как ещё говорят не идет «пупком на пупок», в семейной обороне сперва образуются трещины, потом возникают проломы, в которые может прорваться враг.
   Однажды дочь Вика в день своего рождения появилась дома с приятелями студентами. Во имя счастья родного чада Антонина Анатольевна расстаралась. Молодежь веселилась во всю. Шампанское, танцы, ночное купанье в пруду…
   Антонина Анатольевна, тряхнув молодостью, танцевала с долговязым блондином Альбертом, словоохотливым и самоуверенным кавалером. Подвыпивший парень поначалу держал партнершу за талию с осторожностью как дорогую фарфоровую вазу. После второго танца он уже прижимал её к себе покрепче. Антонина Анатольевна не воспротивилась даже в тот момент, когда живот Алберта коснулся её живота. Ей даже стало приятно, и она блаженно положила голову на плечо партнера. Тогда тот, словно проверяя, где лежит граница дозволенного, опустил руку с талии ниже и стал поглаживать крутые ягодицы хозяйки дома. Антонина Анатольевна лишь благодарно вздохнула.
   Поскольку молодежное веселье не терпит чинной строгости, никто из гостей Вики, да и она сама не интересовались кто, где и с кем уединяется. Для Вики куда важнее в тот вечер было не отпустить от себя Вадима — красавчика со старшего курса.
   В один из моментов, когда Антонина Анатольевна ушла на кухню распорядиться насчет горячего к ужину, Альберт тенью скользнул за ней. В темном коридоре он заграбастал хозяйку в объятия, стал её целовать, не забывая при этом тискать и оглаживать. Она его рука проворно скользнула за пазуху, вторая под юбку.
   — Что вы! Альберт, оставьте меня!
   Антонина Анатольевна, втайне ожидавшая такого поворота событий, только шептала, не предпринимая никаких попыток серьезно сопротивляться. Ей было мучительно сладко, и она балдела от нахлынувших чувств и с неожиданной даже для самой себя жаром вдруг начала отвечать на его поцелуи.
   Связь длилась больше года, и прервалась только после того, как Альберт получил диплом и уехал к месту работы в другой город.
   Появление в доме слесаря-батрака Антонина Анатольевна поначалу восприняла без всякой задней мысли. Она уже давно вынашивала грандиозные планы сельскохозяйственных работ на дачном участке и больше всего её беспокоило отсутствие в доме квалифицированного тягла. Теперь, когда муж прислал призывника, заранее объявив, что не знает, сколько сумеет продержать его в своем распоряжении, надо было выжать дармовую силу из парня не только для строительства водопровода, но и для преобразования сада и огорода.
   Первая мысль о том, что призывник — мужчина мелькнула у Антонины Анатольевны, когда она увидела как тот, сбросив рубаху, работал в траншее. При каждом движении на его спине играли жгуты рельефной мускулатуры, а на руках бугристо вздувались бицепсы.
   «А он ничего», — подумала тогда Антонина Анатольевна, не переведя случайной мысли в оформленное решение.
   Но вдруг она обнаружила, что Вика, или Веселка, как её звал отец, за отчаянный и озорной характер, уже сумела опрокинуть молодого батрака на себя и собиралась присвоить себе право единолично выдавливать из него животворящие соки. В Антонине Анатольевне воспылало уязвленное женское самолюбие. Этот парень по праву принадлежал ей со всей своей физической силой, мускулами и живчиками.
   Операцию перехвата Антонина Анатольевна продумала до мелочей. На ночь она устроилась не в спальне, а на кресле на первом этаже. Теперь, чтобы пробраться к Вике, Максик должен был пересечь гостиную, и попасть в руки хозяйки.
   План удался.
   Макс, поначалу испугавшийся, вдруг уловил нервные импульсы сексуального призыва и тут же оправился от растерянности. Он нарочито действовал грубо и нахально: не вырвался из руки, сжавшей его запястье, а перехватил её и притянул хозяйку к себе. Дыша ей в лицо теплом, негромко сказал:
   — Ну-ка, повтори, кто я? Ты что сказала? — Не давая Антонине Анатольевне опомниться, запрокинул ей голову и поцеловал в мягкие влажные губы. — И что ты мне сделаешь? В суд подашь? Да подавай, сколько хочешь!
   Вика, напрасно прождавшая своего Максика до утра, встала с постели разбитая бессонницей. Она, конечно, временами теряла терпение и впадала в дрему, но сны, в которые погружалось сознание, были темные и мучительные, такие что она пробуждалась после каждого с тяжелой похмельной головой и тянущим ощущением внизу живота..