Страница:
- Какие тут могут быть пожелания? Он нас видел, чем занимаемся - знает, вот и урегулируй проблему. Нам лишний головняк не нужен. - Приземистый обернулся к пахану: - Я правильно меркую, Муса?
- Правильно, Шапсо. Все правильно.
- А если его все-таки подослали? - неуверенно предположил Финик.
На лице смуглолицего отразились усталость и раздражение.
- Если его подослали, тем более стоит припугнуть недоносков. Хватит, поигрались! Дадим сегодня на шею сесть, завтра о нас ноги вытирать станут.
- Значит, мочить?
- Не просто мочить, а мочить красиво. - Хозяин костюма-тройки брезгливо вытер ладони клетчатым платком, кивнул на стоящую возле стены ржавую бадью. - По-моему, вполне подходящий гробик. В него и закатайте лоха.
- Не влезет же. Грабки с ногами будут торчать.
Приземистый фыркнул:
- Тогда сделайте из него черепашку-ниндзя.
- Так ведь опознать могут.
- И надо, чтобы опознали. Устроим этим птенчикам показательную казнь. Они нас стращают, на понт берут, теперь и наша очередь пришла. Короче, Муса сказал, ваше дело выполнять. Везите куда-нибудь на стройку - и в цемент!
- Сделаем, Шапсо.
- Вот и начинай. - Сплюнув себе под ноги, приземистый неторопливо поднялся. Опередив его, Муса уже шагал к выходу. Парочка в несколько секунд подписала незнакомому человеку приговор - легко и буднично, как будто проделывала подобное регулярно. Впрочем, возможно, так оно в действительности и было.
К Дмитрию приблизился тот, кого именовали Фиником, - мускулистый, обряженный в футболку и джинсы детина.
- Все слышал, фраерок?
Дмитрий слегка пошевелил плечом.
- Вот и не обижайся. Все будет быстро и качественно, это я тебе гарантирую.
Горло Харитонова издало какой-то клокочущий звук.
- Не вибрируй, фраерок. Все будет в лучшем виде. Тебе и памятник не понадобится, сам будешь вместо памятника.
Заметив мелькнувший в руке детины баллон с аэрозолем, Дмитрий успел зажмуриться, но это не спасло. Ядовитая жидкость вновь сделала свое дело. Дыхание сперло, по телу прокатилась судорожная волна, в голове зазвенели знакомые колокола. Выскользнув из тела, сознание серебристой змейкой нырнуло в беспросветный омут.
Помахав рукой отъезжающей машине, Елена поправила на плече сумочку и шагнула в родной подъезд. Лифта в ее доме отродясь не водилось, и на пятый этаж она привычно поднималась пешком. Когда-то секретаршу «Кандагара» это крепко раздражало, но со временем она привыкла. Более того, Елена начала находить в этом серьезные плюсы. Три-четыре рейда из дома знаменовали собой приличную нагрузку. Во всяком случае, для ее сидячей профессии это было немаловажно. Кроме того, в одном из журналов она прочитала, что именно лестницы способны «формировать» женские ноги, как ничто другое. В статье даже приводились аналитические таблицы, в которых лестничная нагрузка сравнивалась с равнинными дистанциями, упоминался «поэтажный» коэффициент полезного действия. Так или иначе, но из всего написанного неоспоримо следовало, что красота женского бедра прямо пропорциональна количеству одолеваемых ступенек. Во всяком случае, именно после этой статьи Елена стала внимательнее присматриваться к своим ногам, а лестничные пролеты покоряла даже с некоторым удовольствием.
Однако в этот вечер она поднималась более рассеянно. Из памяти по-прежнему не выходила картина с мальчиком-инвалидом, получившим первый приз. Вспоминались его дрожащие, берущие конверт руки, дорожки от слез на его щеках. У Елены и сейчас запершило в горле. Умом она понимала, что жизнь сурова и полна неприятных сюрпризов, что далеко не всем девушкам достаются прекрасные принцы, что, увы, до сих пор падают самолеты, случаются аварии, погибают на минах, от пуль и ножей, и все-таки в эту невеселую схему она не могла вписать детей. Покалеченных и погибших взрослых было жалко, но от одной мысли, что наравне с ними могут погибать и дети, у нее начинало ныть сердце. Это было не просто жестоко, это было несправедливо, а Елене в ее двадцать два в справедливость очень хотелось верить. Занятая своими мыслями, она не услышала ни торопливых шагов снизу, ни звука приглушенных голосов.
Ее родная лестничная площадка, как обычно, была погружена в темноту - лампочки у них скручивали с завидным постоянством, возможно, даже кто-то из своих же соседей. А потому, достав ключ, Елена по привычке стала действовать на ощупь. Не сразу, но попала в замочную скважину, повернула ключ, и в этот момент чужие руки обхватили ее голову, с силой зажали рот.
- Не дергайся, курва!
В голосе не слышалось ни азарта, ни какого-то особенного трепета. Тем не менее Елена, лихорадочно припомнив кое-что из уроков Лосева, взбрыкнула ногой, угодив в голень нападавшего. Увы, ожидаемого эффекта не последовало. Чужая хватка стала только жестче. Прижав губы к ее уху, незнакомец шепнул:
- Еще один такой выкидон, и придется лишить тебя правой почки. Согласна, сука?
Елена похолодела. Запоздалый страх окутал сердце мерзкой паутиной, заставил судорожно сжаться.
- Ну что, все поняла? Вот и веди себя впредь прилично. Глядишь, и подружимся. - Рука мужчины огладила через ткань ее грудь, чуть ущипнула сосок. - Сейчас мы войдем в твою конурку и там поговорим в комфортных условиях… Ну, чего встали, раззявы? Открывайте. Ключ в скважине.
Кто-то невидимый приблизился к двери, нашарив ключ, отворил дверь. Елену подтолкнули в спину, и очень скоро она оказалась в собственной прихожей. Впрочем, рассмотреть своих захватчиков ей не удалось.
Прежде чем включить свет, ей завязали глаза ее же собственным шарфом, усадив на стул, стянули за спиной руки.
- Ну вот, куколка, мы и на месте, можешь расслабиться. - Лумарь щелкнул выключателем, по-хозяйски огляделся.
- А девочка ничего, - сипло пробубнил Лешик. - Я пойду пошарю на кухне? Пять часов не жрамши.
- Потерпи, мы не надолго. - Лумарь присел возле Елены, положил ей на колено ладонь. Не без удовольствия заметил, как напряглось и замерло тело девушки. - Ну что, куколка, будем базарить?
- Чего вы хотите? - Голос у Елены слегка дрожал. - Если деньги, то они в сумочке. И еще в вазочке есть немного.
- Деньги, курочка, тебе самой пригодятся. - Лумарь продолжал чуть поглаживать женское колено. - А мы сюда за другим пришли.
Губы у Елены задрожали.
- Не надо, прошу вас!
Лумарь хмыкнул:
- А это уже от тебя, подружка, зависит. Вернее, от твоего поведения.
- Я вас не понимаю…
- Где камушки, стерва?
- Какие камушки? У меня ничего нет.
- Камни, которые твои коллеги-приятели подняли из озера. Целый чемодан изумрудов, золото с платиной.
- Я… - Елена замешкалась, и рука допрашивающего похотливой змеей немедленно поползла вверх по бедру.
- Так что ты хотела мне сказать?
- Их нет. То есть они были, но «Кандагар» все расписал по благотворительным счетам.
- Каким еще счетам?
- Счет для ветеранов Афганистана, на подъем подлодки «Курск», на покупку германских протезов для инвалидов Чечни…
- Ты чего трендишь, козочка! Какие счета? Там же бабок было немерено!
- Они сразу решили все отдать. Я в этом участия не принимала… - Голос у Елены сорвался. - Кое-что, конечно, осталось, но сколько именно - я не знаю.
- А в скворечниках что прятали?
- В скворечниках? - Вся нелепость вопроса даже не дошла до сознания девушки. - Мы… ничего там не прятали.
- Зачем же развешивали их по деревьям?
- Ну… Для птиц, наверное. Тимофей с Димой решили, что просто так давать деньги будет не совсем правильно, и решили устраивать конкурсы. На лучший детский рисунок, на лучший скворечник и так далее.
- Да она же горбатого лепит! Внагляк лапшует! - Лешик нервно дернулся на диване. Вид разгуливающей по коленям девушки руки возбудил его до предела. - Давай я потолкую с ней. Вдую ей конкретно, и все дела. Вот увидишь, она только спасибо скажет.
Лумарь осадил разогревшегося Лешика взглядом.
- Перебьешься. Я так думаю, она сама нам все скажет. Мы же ей дружбу предлагаем, не гадость какую-нибудь. А девочка просто не в курсах. Ну отправили десяток-другой тысчонок в больничку, но не весь же чемодан, верно? Так что, лапуля, я прав?
- Я… я не знаю. Они не говорили мне, что и куда отправляют. Я же не бухгалтер, всего-навсего секретарь.
- Тоже возможно. Рядовой секретарше не все положено знать. А с другой стороны, если девочка симпатичная, если приложит к тому должные усилия, то, пожалуй, могут что-нибудь рассказать и ей. Как полагаешь, курочка?
- Конечно, я могу постараться…
- Тебе придется постараться. Очень постараться, цыпочка. - Лумарь глазами указал Гуте на комод. - Пошарь-ка в ящиках. Наверняка найдем открытки от подружек, племянников, папы с мамой. Ты ведь любишь свою родню?
- Пожалуйста, не трогайте никого.
- Да мы и сами не хотим. Мы даже твоих хозяев не собираемся задевать. Но, видишь ли, те камушки когда-то принадлежали нам. Ты вкуриваешь, лапуля? Вот и узнай, где они их прячут. А мы тихо-мирно возьмем свое и отвалим. За старания и тебе долю отстегнем. Тебе ведь нужно косметику, жратву с колготочками покупать, правда? - Лумарь снова огладил ноги Елены. - Такую красивую девочку грех не поощрить. Особенно если она хорошо потрудится.
- Смотри, босс! Бирюльки! И цепочки с камушками… - Гутя с азартом продемонстрировал деревянную резную шкатулку, доверху заполненную простенькими женскими украшениями.
Лумарь никогда не считал себя большим знатоком ювелирных поделок, однако в данном случае ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что именно лежит в шкатулке.
- Дубина! Это же стекло голимое. Чуть дороже, чем пивная тара. Ты письма ищи. Открытки с телеграммами.
- Так это я уже нашел. На самом виду лежали. - Гутя взвесил на руках стопку конвертов, без особого любопытства начал перебирать. - Вроде то, что надо. Это, кажись, от ее предков, а тут от какой-то малолетки сопливой. Вон и фото прилагается. - Гутя перевернул фотографию изображением вниз, нараспев прочел: - Тете Лене от маленькой Кати.
- Видишь, как все устроилось. - Лумарь выпрямился. - И про Катю мы теперь знаем, и про маму с папой. Вот и выбирай: либо на подарки им тратиться, либо на веночки могильные. Ну а выкинешь какой-нибудь фокус, мы и тебя достанем. В сейф ты не спрячешься, а найти такую милашку даже в нашем немаленьком городе проще пареной репы.
- Но я не сумею разузнать быстро!
- А ты попробуй. Смелость, сама знаешь, города берет. В постельку своего начальничка затащи, в бумажках поройся, в сейф загляни. Вы, бабы, народ сметливый, всегда что-нибудь да придумаете.
- Все-таки надо бы ей вдуть! - скрипнул зубами Лешик. - Хотя бы по разику.
- Еще успеется. - Лумарь погладил Елену по щеке. - До скорого, киска. Не забывай нас, надолго не прощаемся.
- Слышь, босс, у нее гайка на пальчике. Может, хоть ее свинтим?
- Не крохоборничай. С кисками лучше дружить. А гаек на наш век хватит…
Елена услышала, как трое мужчин выходят в прихожую. Хлопнула входная дверь, наступила тишина, и в этой тишине Елена отчетливо ощутила, как быстро и трепетно колотится ее перепуганное сердце.
Глава 8
Глава 9
- Правильно, Шапсо. Все правильно.
- А если его все-таки подослали? - неуверенно предположил Финик.
На лице смуглолицего отразились усталость и раздражение.
- Если его подослали, тем более стоит припугнуть недоносков. Хватит, поигрались! Дадим сегодня на шею сесть, завтра о нас ноги вытирать станут.
- Значит, мочить?
- Не просто мочить, а мочить красиво. - Хозяин костюма-тройки брезгливо вытер ладони клетчатым платком, кивнул на стоящую возле стены ржавую бадью. - По-моему, вполне подходящий гробик. В него и закатайте лоха.
- Не влезет же. Грабки с ногами будут торчать.
Приземистый фыркнул:
- Тогда сделайте из него черепашку-ниндзя.
- Так ведь опознать могут.
- И надо, чтобы опознали. Устроим этим птенчикам показательную казнь. Они нас стращают, на понт берут, теперь и наша очередь пришла. Короче, Муса сказал, ваше дело выполнять. Везите куда-нибудь на стройку - и в цемент!
- Сделаем, Шапсо.
- Вот и начинай. - Сплюнув себе под ноги, приземистый неторопливо поднялся. Опередив его, Муса уже шагал к выходу. Парочка в несколько секунд подписала незнакомому человеку приговор - легко и буднично, как будто проделывала подобное регулярно. Впрочем, возможно, так оно в действительности и было.
К Дмитрию приблизился тот, кого именовали Фиником, - мускулистый, обряженный в футболку и джинсы детина.
- Все слышал, фраерок?
Дмитрий слегка пошевелил плечом.
- Вот и не обижайся. Все будет быстро и качественно, это я тебе гарантирую.
Горло Харитонова издало какой-то клокочущий звук.
- Не вибрируй, фраерок. Все будет в лучшем виде. Тебе и памятник не понадобится, сам будешь вместо памятника.
Заметив мелькнувший в руке детины баллон с аэрозолем, Дмитрий успел зажмуриться, но это не спасло. Ядовитая жидкость вновь сделала свое дело. Дыхание сперло, по телу прокатилась судорожная волна, в голове зазвенели знакомые колокола. Выскользнув из тела, сознание серебристой змейкой нырнуло в беспросветный омут.
* * *
Помахав рукой отъезжающей машине, Елена поправила на плече сумочку и шагнула в родной подъезд. Лифта в ее доме отродясь не водилось, и на пятый этаж она привычно поднималась пешком. Когда-то секретаршу «Кандагара» это крепко раздражало, но со временем она привыкла. Более того, Елена начала находить в этом серьезные плюсы. Три-четыре рейда из дома знаменовали собой приличную нагрузку. Во всяком случае, для ее сидячей профессии это было немаловажно. Кроме того, в одном из журналов она прочитала, что именно лестницы способны «формировать» женские ноги, как ничто другое. В статье даже приводились аналитические таблицы, в которых лестничная нагрузка сравнивалась с равнинными дистанциями, упоминался «поэтажный» коэффициент полезного действия. Так или иначе, но из всего написанного неоспоримо следовало, что красота женского бедра прямо пропорциональна количеству одолеваемых ступенек. Во всяком случае, именно после этой статьи Елена стала внимательнее присматриваться к своим ногам, а лестничные пролеты покоряла даже с некоторым удовольствием.
Однако в этот вечер она поднималась более рассеянно. Из памяти по-прежнему не выходила картина с мальчиком-инвалидом, получившим первый приз. Вспоминались его дрожащие, берущие конверт руки, дорожки от слез на его щеках. У Елены и сейчас запершило в горле. Умом она понимала, что жизнь сурова и полна неприятных сюрпризов, что далеко не всем девушкам достаются прекрасные принцы, что, увы, до сих пор падают самолеты, случаются аварии, погибают на минах, от пуль и ножей, и все-таки в эту невеселую схему она не могла вписать детей. Покалеченных и погибших взрослых было жалко, но от одной мысли, что наравне с ними могут погибать и дети, у нее начинало ныть сердце. Это было не просто жестоко, это было несправедливо, а Елене в ее двадцать два в справедливость очень хотелось верить. Занятая своими мыслями, она не услышала ни торопливых шагов снизу, ни звука приглушенных голосов.
Ее родная лестничная площадка, как обычно, была погружена в темноту - лампочки у них скручивали с завидным постоянством, возможно, даже кто-то из своих же соседей. А потому, достав ключ, Елена по привычке стала действовать на ощупь. Не сразу, но попала в замочную скважину, повернула ключ, и в этот момент чужие руки обхватили ее голову, с силой зажали рот.
- Не дергайся, курва!
В голосе не слышалось ни азарта, ни какого-то особенного трепета. Тем не менее Елена, лихорадочно припомнив кое-что из уроков Лосева, взбрыкнула ногой, угодив в голень нападавшего. Увы, ожидаемого эффекта не последовало. Чужая хватка стала только жестче. Прижав губы к ее уху, незнакомец шепнул:
- Еще один такой выкидон, и придется лишить тебя правой почки. Согласна, сука?
Елена похолодела. Запоздалый страх окутал сердце мерзкой паутиной, заставил судорожно сжаться.
- Ну что, все поняла? Вот и веди себя впредь прилично. Глядишь, и подружимся. - Рука мужчины огладила через ткань ее грудь, чуть ущипнула сосок. - Сейчас мы войдем в твою конурку и там поговорим в комфортных условиях… Ну, чего встали, раззявы? Открывайте. Ключ в скважине.
Кто-то невидимый приблизился к двери, нашарив ключ, отворил дверь. Елену подтолкнули в спину, и очень скоро она оказалась в собственной прихожей. Впрочем, рассмотреть своих захватчиков ей не удалось.
Прежде чем включить свет, ей завязали глаза ее же собственным шарфом, усадив на стул, стянули за спиной руки.
- Ну вот, куколка, мы и на месте, можешь расслабиться. - Лумарь щелкнул выключателем, по-хозяйски огляделся.
- А девочка ничего, - сипло пробубнил Лешик. - Я пойду пошарю на кухне? Пять часов не жрамши.
- Потерпи, мы не надолго. - Лумарь присел возле Елены, положил ей на колено ладонь. Не без удовольствия заметил, как напряглось и замерло тело девушки. - Ну что, куколка, будем базарить?
- Чего вы хотите? - Голос у Елены слегка дрожал. - Если деньги, то они в сумочке. И еще в вазочке есть немного.
- Деньги, курочка, тебе самой пригодятся. - Лумарь продолжал чуть поглаживать женское колено. - А мы сюда за другим пришли.
Губы у Елены задрожали.
- Не надо, прошу вас!
Лумарь хмыкнул:
- А это уже от тебя, подружка, зависит. Вернее, от твоего поведения.
- Я вас не понимаю…
- Где камушки, стерва?
- Какие камушки? У меня ничего нет.
- Камни, которые твои коллеги-приятели подняли из озера. Целый чемодан изумрудов, золото с платиной.
- Я… - Елена замешкалась, и рука допрашивающего похотливой змеей немедленно поползла вверх по бедру.
- Так что ты хотела мне сказать?
- Их нет. То есть они были, но «Кандагар» все расписал по благотворительным счетам.
- Каким еще счетам?
- Счет для ветеранов Афганистана, на подъем подлодки «Курск», на покупку германских протезов для инвалидов Чечни…
- Ты чего трендишь, козочка! Какие счета? Там же бабок было немерено!
- Они сразу решили все отдать. Я в этом участия не принимала… - Голос у Елены сорвался. - Кое-что, конечно, осталось, но сколько именно - я не знаю.
- А в скворечниках что прятали?
- В скворечниках? - Вся нелепость вопроса даже не дошла до сознания девушки. - Мы… ничего там не прятали.
- Зачем же развешивали их по деревьям?
- Ну… Для птиц, наверное. Тимофей с Димой решили, что просто так давать деньги будет не совсем правильно, и решили устраивать конкурсы. На лучший детский рисунок, на лучший скворечник и так далее.
- Да она же горбатого лепит! Внагляк лапшует! - Лешик нервно дернулся на диване. Вид разгуливающей по коленям девушки руки возбудил его до предела. - Давай я потолкую с ней. Вдую ей конкретно, и все дела. Вот увидишь, она только спасибо скажет.
Лумарь осадил разогревшегося Лешика взглядом.
- Перебьешься. Я так думаю, она сама нам все скажет. Мы же ей дружбу предлагаем, не гадость какую-нибудь. А девочка просто не в курсах. Ну отправили десяток-другой тысчонок в больничку, но не весь же чемодан, верно? Так что, лапуля, я прав?
- Я… я не знаю. Они не говорили мне, что и куда отправляют. Я же не бухгалтер, всего-навсего секретарь.
- Тоже возможно. Рядовой секретарше не все положено знать. А с другой стороны, если девочка симпатичная, если приложит к тому должные усилия, то, пожалуй, могут что-нибудь рассказать и ей. Как полагаешь, курочка?
- Конечно, я могу постараться…
- Тебе придется постараться. Очень постараться, цыпочка. - Лумарь глазами указал Гуте на комод. - Пошарь-ка в ящиках. Наверняка найдем открытки от подружек, племянников, папы с мамой. Ты ведь любишь свою родню?
- Пожалуйста, не трогайте никого.
- Да мы и сами не хотим. Мы даже твоих хозяев не собираемся задевать. Но, видишь ли, те камушки когда-то принадлежали нам. Ты вкуриваешь, лапуля? Вот и узнай, где они их прячут. А мы тихо-мирно возьмем свое и отвалим. За старания и тебе долю отстегнем. Тебе ведь нужно косметику, жратву с колготочками покупать, правда? - Лумарь снова огладил ноги Елены. - Такую красивую девочку грех не поощрить. Особенно если она хорошо потрудится.
- Смотри, босс! Бирюльки! И цепочки с камушками… - Гутя с азартом продемонстрировал деревянную резную шкатулку, доверху заполненную простенькими женскими украшениями.
Лумарь никогда не считал себя большим знатоком ювелирных поделок, однако в данном случае ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что именно лежит в шкатулке.
- Дубина! Это же стекло голимое. Чуть дороже, чем пивная тара. Ты письма ищи. Открытки с телеграммами.
- Так это я уже нашел. На самом виду лежали. - Гутя взвесил на руках стопку конвертов, без особого любопытства начал перебирать. - Вроде то, что надо. Это, кажись, от ее предков, а тут от какой-то малолетки сопливой. Вон и фото прилагается. - Гутя перевернул фотографию изображением вниз, нараспев прочел: - Тете Лене от маленькой Кати.
- Видишь, как все устроилось. - Лумарь выпрямился. - И про Катю мы теперь знаем, и про маму с папой. Вот и выбирай: либо на подарки им тратиться, либо на веночки могильные. Ну а выкинешь какой-нибудь фокус, мы и тебя достанем. В сейф ты не спрячешься, а найти такую милашку даже в нашем немаленьком городе проще пареной репы.
- Но я не сумею разузнать быстро!
- А ты попробуй. Смелость, сама знаешь, города берет. В постельку своего начальничка затащи, в бумажках поройся, в сейф загляни. Вы, бабы, народ сметливый, всегда что-нибудь да придумаете.
- Все-таки надо бы ей вдуть! - скрипнул зубами Лешик. - Хотя бы по разику.
- Еще успеется. - Лумарь погладил Елену по щеке. - До скорого, киска. Не забывай нас, надолго не прощаемся.
- Слышь, босс, у нее гайка на пальчике. Может, хоть ее свинтим?
- Не крохоборничай. С кисками лучше дружить. А гаек на наш век хватит…
Елена услышала, как трое мужчин выходят в прихожую. Хлопнула входная дверь, наступила тишина, и в этой тишине Елена отчетливо ощутила, как быстро и трепетно колотится ее перепуганное сердце.
Глава 8
Дмитрий еще плохо отдавал себе отчет в том, что вокруг происходит, однако понять, что эти подонки его убивают, было не столь уж сложно.
За время очередного беспамятства его успели перевезти из подвала на какую-то стройку, и здесь, связав по рукам и ногам и заткнув рот ветошью, уложили в ржавую бадью, исполняя приказ смуглолицего Мусы.
К казни готовились буднично, без лишней суеты. Такая будничность всегда свойственна профессионалам с большим стажем работы. Вывод напрашивался сам собой: у этих ребяток за спиной таилось уже немало проказ подобного рода. Дмитрий наблюдал, как из вскрытой подсобки его могильщики вынесли лопаты. Из бумажных мешков цемент с шумом вытряхнули в деревянное корыто. Тут же со знанием дела замешали раствор. При этом Варан через слово матюкался и с оханьем потирал распухшую переносицу. Финик, в отличие от напарника, эмоций не проявлял и явно спешил закончить дело быстрее.
- Ну и погодка, будь она неладна!
- Ты лопатой знай шевели, а то протелимся до рассвета.
- Не-е, Финик, я вот сейчас подумал: работяги - они ведь каждый день здесь пашут. Хоть дождь, хоть снег. Прикидываешь, какая подляна!
- Никак жалко их стало?
- Да нет, я удивляюсь, на кой им это?
Финик глумливо фыркнул:
- Каждый бабки по-своему зарабатывает.
- Но ты прикинь, каким придурком надо быть, чтобы за гроши под дождем мерзнуть!
- Мы сейчас тоже не в тепле сидим. - Финик огляделся. - Вот туда поставим бадью. Аккурат под краном.
- Хороший бетончик, я прям тащусь! Мне бы такой на фазенду.
- Забирай, разрешаю… Да брось ты эти каменюги! Не дзот строим, сойдет и без щебня.
Перемешивая лопатами, довели раствор до нужной кондиции.
- Все, хорош! Готова каша манная.
Все тот же Варан с готовностью подхватил ведерные дужки, и на Дмитрия пролилась вязкая цементная жижа.
- Как, корешок, нравится? Может, водички теплой добавить?
- Ты сено не жуй! С покойником языком трепать - плохая примета.
- Не знаю… Я лично был бы не против с этим голубком покалякать. Смотри, как зенками ворочает. Наверняка есть что сказать. Может, освободим хавальник на минуту? Дадим последнее слово? Мы ведь, блин, тоже цивилизованные люди.
- Босс все сказал ясно, и нам базар этого фраера не нужен.
- Нам-то да, а если он, в натуре, от Уварова?
- Да хоть от ФСБ! Нам это по барабану…
Очередная порция раствора пролилась Харитонову на грудь. Дышать стало труднее. С сопением Варан бегал от корыта к бадье, выплескивая на пленника ведро за ведром. Холодная вязкая жижа все ближе подбиралась к горлу. Но самое ужасное - Дмитрий явственно ощущал, что цемент начинает схватываться. Он отчетливо представил, как найдут его поутру перепуганные строители, как будут показывать в его сторону руками, покачивать головой. А потом подъедут ребята из «Кандагара» и, не дай Бог, Диана примчится…
Дмитрий на секунду зажмурился, воочию увидев ее распахнутые глаза, перекошенное в ужасе лицо. А он будет лежать перед ними в таком вот идиотском виде: не застреленным героем, а действительно жалким подобием какой-то идиотской черепашки. Картина показалась столь непривлекательной, что он рефлекторно завозился в бадье. Часть цемента выплеснулась наружу, и тут же Варан возмутился:
- Я что-то не въезжаю, ты чего это, браток? Мы в поте лица пашем, а ты нам ломово подбрасываешь?
- Да дай ты ему по шарабану - и дело с концом!
- Слышал, что корешок предлагает? Вот и не серчай. С нас, прикинь, качество требуют, а какое к лешему качество, когда ты тут все разбрызгиваешь?
В толстых руках лоточника мелькнула резиновая дубинка. Дмитрий мысленно зарычал. Ни увернуться, ни позвать на помощь не было никакой возможности. Удар был не столько сильным, сколько умелым, и третий раз за день Дмитрий оказался в полной отключке.
- Не насмерть хоть вырубил?
- Зачем же… Пусть фраерок помучится. Мы же не садюги какие. Минуток через десять очухается.
- Точно очухается?
- Зуб даю. Я на такие оборотки мастак. Любую шалаву в отруб посылаю - и аккурат на нужное время.
- Это еще зачем?
- А ты догадайся.
- Хитер бобер! Ладно, на кране-то когда-нибудь работал?
- А с дачей-то кто хозяину помогал? Уже забыл?
- Тогда цепляй на крюк и поднимай его к лешему.
- Ща сделаем. Во удивится фрай, когда оклемается.
- Удивится, это точно. Ты только того, высоко-то не тащи, чтоб народ с утра полюбоваться мог, да и шуметь сейчас не стоит - не ровен час услышит кто…
Поднявшись по лестнице на кран, Варан взломал нехитрый замок и включил питание. Система была несложной, и, скоренько оживив гигантскую стрелу, Варан опустил массивный крюк вниз. Финик подцепил бадью, замахал руками. Заработал двигатель, трос, тянущий бадью с Дмитрием, медленно поплыл вверх. Глядя ему вслед, Финик улыбнулся:
- Красиво полетел, еханый бабай! Не хотел бы я так помереть…
Музыка продолжала играть зазывно-медлительное. Изящным движением стянув с себя узенькую полоску трусиков, дамочка на подиуме обвила гибким телом сверкающий шест, сжимая его ногами, встала на мостик. Чуть покачивая грудками, руками описала круг на полу.
Танец, который миллионы танцовщиц на планете исполняют с теми же ужимками и той же приклеенной к лицу улыбкой. Стриптиз по призванию, вероятно, тоже бывает, но чаще Лумарь наблюдал обратное. И в Европе, и в Америке, и здесь дамочки больше изображали чувство, нежели испытывали его в действительности. Встречались и такие, что люто ненавидели свою профессию, а через нее постепенно проникались ненавистью и ко всей публике. Феномен, о котором рассказывал Лумарю один покойный клиент. Перед тем как всадить ему в лоб пулю, киллер провел с ним вечерок в одном из испанских борделей. И именно там покойник с воодушевлением поведал своему убийце о том, что, работая продолжительное время в клетках, стриптизерши начинают воспринимать публику как зверей по ту сторону решетки.
- Представляешь, у них полностью ломается восприятие мира. Все равно как меняются правая и левая стороны. И знаешь, по-своему они правы. Может, и впрямь это не их от нас запирают, а нас от них. Мы - гигантский обезьянник, а они девочки-дюймовочки, призванные дразнить запертого в клетке Кинг-Конга…
Помнится, клиент много еще чего рассказывал занимательного, и, будь у Лумаря свобода действий, он бы не спешил с устранением. Но заказ есть заказ, и уже на следующий день труп говорливого мужичка вылавливали в полноводной Дуэро…
Так или иначе, но гибкое кривляние девочки на помосте не производило на Лумаря особенного впечатления. Видывал, как говорится, и интереснее, и симпатичнее. А вот Лешик глядел на гимнасточку не отрываясь и даже слюну, лопушок такой, с подбородка пустил.
- Что, нравится?
- Да уж, шмарочка из клевых… - Лешик судорожно сглотнул. - Зря мы той выдре не вдули. Все бы выложила как миленькая!
- А она и так выложила все, что знала.
За столиком шевельнулся Гутя:
- Ты что, реально ее в долю берешь?
- Беру или не беру - другой вопрос. Главное - пообещать. Ты, Гутя, пойми, жертве до последнего надо оставлять надежду. Пока человечек надеется, он на тебя пашет. А прижмешь его к стенке, объяснишь реальный расклад, он тебе в горло вцепится. Вы, суслики, молодые еще. Главной правды не знаете.
- Какой еще правды?
- А такой. Миром правят два чувства - страх и любовь к деньгам. Поэтому хочешь смарьяжить человечка, прежде на глот его возьми, напугай как следует, а после бабок предложи. И тогда он сам оправдает для себя любую подляну. - Лумарь даже подивился, какие ровные да гладкие у него получаются фразы. Безусловно, сказывалась школа Шмеля. - Бояться задарма, суслики, мало кто желает, а вот за бабульки - охотники всегда находятся.
Музыка заиграла энергичнее, и, изображая возбужденную змею, дама у шеста ускорила свои незамысловатые па.
- Во шалава! - Лешик даже чуть привстал. - Мне бы на оттопырку сотняжечку, а? Не могу больше терпеть.
- Держи, торопыга. - Лумарь бросил ему через стол сотенную купюру. - А то ведь не успокоишься.
- А где искать-то? На улице, что ли?
- Зачем же. Подойди к тому типчику, попроси пригласить дамочку в приват-кабинку.
Схватив купюру, Лешик немед
ленно скрылся. Не теряя времени, Гутя тут же придвинулся со стулом ближе.
- Слышь, босс, насчет камушков это реальный базар? Больно уж круглые цифры.
- Цифры круглыми, Гутя, не бывают. Круглыми бывают только дураки.
- А рынок? Ты что, в натуре, думаешь, что нам его отдадут? Там же чернореченская бригада. И Поп у них главный. Не в законе, правда, но из тертых.
Лумарь брезгливо посмотрел на помощничка.
- Мне, шмурик, что поп, что попадья. Ты их на свой аршин меришь, а я на свой.
- Так это… - Гутя нервно пошевелил плечами. - Интересно же. Мы ведь тоже рискуем.
- Рискует тот, кому есть чем рисковать, - внушительно произнес Лумарь. - А тебе чем рисковать? Жизнью? Так у тебя ее никогда и не было. То, как ты, Гутя, живешь, надо в фильмах-ужастиках показывать. Потому как это не жизнь, а полная зола. Сдохнешь, не велика и беда.
- Что-то не больно охота подыхать.
- Это тебе только кажется. Всем так кажется поначалу. А как помрут, так и успокаиваются. Туда, Гутя, - Лумарь загадочно изобразил пальцами и искоса глянул вверх, - дорожка быстрая и прямая. Уж поверь мне, быстрее, чем на лифте.
Поежившись, Гутя покосился в сторону сцены, на которой танцевали полуобнаженные дамочки. Разговор явно не шел ему на пользу, вожделение начисто пропало.
- Как там с садом? Устроилось?
Гутя кивнул:
- Я туда Шкворика прописал. Четыреста рэ в месяц плюс одежка. Ну и огород, понятно. Дед, что там работал, говорит: спокойнее стало. Разве что наркоши лазят да бомжи. Но я так понимаю, он с ними даже не связывался. Сидел в своей норе и в ус не дул.
- Наркоши? - Лумарь удивился. - Интересно. Им-то что там нужно?
- Ну… Летом коноплю с маком собирали, а сейчас просто избенки шерстят. Бомжи жратву ищут, а эти все подряд гребут - что-то потом продают, что-то на дурь выменивают.
- Значит, говоришь, лазят… - задумчиво протянул Лумарь. - Это хорошо. Лазить отучим, заодно и пацанов наших на вшивость проверим. Шлепнуть бомжика - тоже штука не простая.
И снова от мутной этой фразы Гуте стало не по себе. Неловко поднявшись, он пробормотал:
- Пойду отолью, что ли…
Снисходительно кивнув, Лумарь снова взглянул на танцующую девицу. Дамочка особого исступления не изображала, явно берегла силы для следующих номеров. Впрочем, в отличие от большинства своих коллег, танцевала она со вкусом, не допуская бульварной вульгарщины, явно выдавая балетную школу. Лумарь мало что в этом понимал, однако профессионализм чувствовал нутром. Так чувствуют бойцы опыт и силу ступающего по рингу противника. А потому, поймав взгляд танцорши, Лумарь покачал головой и показал большой палец. Танцовщица улыбнулась и быстро отвела глаза.
Достав из портмоне еще одну стодолларовую купюру, Лумарь написал поверх американского президента: «Запомни меня. Как-нибудь хотел бы встретиться». Свернув купюру, бросил под ноги девушке. Продемонстрировав чудеса гибкости, она тут же изогнулась, и Лумарь даже толком не понял, куда именно исчезла его записка. Руки танцовщицы ни на секунду не оторвались от ласкаемых грудок, и по всему получалось, что банкноту дамочка подхватила губами. Лумарь вновь хотел выразить ей свое одобрение, но в этот момент возле столика нарисовался взволнованный Гутя.
- Там это… - Он кивнул куда-то в сторону зала. - Лешик, козел такой, бабу мочканул.
- Что-что?
- В натуре толкую! Она рыпну
лась, дура, - он и сунул ей перышко.
Не спеша Лумарь поднялся из-за стола.
- Что ж, пошли, глянем на нашего придурка.
Они зашагали к приват-кабинкам. Публика продолжала дергаться в танце и незамысловато буйствовать. О случившемся никто пока не знал.
За время очередного беспамятства его успели перевезти из подвала на какую-то стройку, и здесь, связав по рукам и ногам и заткнув рот ветошью, уложили в ржавую бадью, исполняя приказ смуглолицего Мусы.
К казни готовились буднично, без лишней суеты. Такая будничность всегда свойственна профессионалам с большим стажем работы. Вывод напрашивался сам собой: у этих ребяток за спиной таилось уже немало проказ подобного рода. Дмитрий наблюдал, как из вскрытой подсобки его могильщики вынесли лопаты. Из бумажных мешков цемент с шумом вытряхнули в деревянное корыто. Тут же со знанием дела замешали раствор. При этом Варан через слово матюкался и с оханьем потирал распухшую переносицу. Финик, в отличие от напарника, эмоций не проявлял и явно спешил закончить дело быстрее.
- Ну и погодка, будь она неладна!
- Ты лопатой знай шевели, а то протелимся до рассвета.
- Не-е, Финик, я вот сейчас подумал: работяги - они ведь каждый день здесь пашут. Хоть дождь, хоть снег. Прикидываешь, какая подляна!
- Никак жалко их стало?
- Да нет, я удивляюсь, на кой им это?
Финик глумливо фыркнул:
- Каждый бабки по-своему зарабатывает.
- Но ты прикинь, каким придурком надо быть, чтобы за гроши под дождем мерзнуть!
- Мы сейчас тоже не в тепле сидим. - Финик огляделся. - Вот туда поставим бадью. Аккурат под краном.
- Хороший бетончик, я прям тащусь! Мне бы такой на фазенду.
- Забирай, разрешаю… Да брось ты эти каменюги! Не дзот строим, сойдет и без щебня.
Перемешивая лопатами, довели раствор до нужной кондиции.
- Все, хорош! Готова каша манная.
Все тот же Варан с готовностью подхватил ведерные дужки, и на Дмитрия пролилась вязкая цементная жижа.
- Как, корешок, нравится? Может, водички теплой добавить?
- Ты сено не жуй! С покойником языком трепать - плохая примета.
- Не знаю… Я лично был бы не против с этим голубком покалякать. Смотри, как зенками ворочает. Наверняка есть что сказать. Может, освободим хавальник на минуту? Дадим последнее слово? Мы ведь, блин, тоже цивилизованные люди.
- Босс все сказал ясно, и нам базар этого фраера не нужен.
- Нам-то да, а если он, в натуре, от Уварова?
- Да хоть от ФСБ! Нам это по барабану…
Очередная порция раствора пролилась Харитонову на грудь. Дышать стало труднее. С сопением Варан бегал от корыта к бадье, выплескивая на пленника ведро за ведром. Холодная вязкая жижа все ближе подбиралась к горлу. Но самое ужасное - Дмитрий явственно ощущал, что цемент начинает схватываться. Он отчетливо представил, как найдут его поутру перепуганные строители, как будут показывать в его сторону руками, покачивать головой. А потом подъедут ребята из «Кандагара» и, не дай Бог, Диана примчится…
Дмитрий на секунду зажмурился, воочию увидев ее распахнутые глаза, перекошенное в ужасе лицо. А он будет лежать перед ними в таком вот идиотском виде: не застреленным героем, а действительно жалким подобием какой-то идиотской черепашки. Картина показалась столь непривлекательной, что он рефлекторно завозился в бадье. Часть цемента выплеснулась наружу, и тут же Варан возмутился:
- Я что-то не въезжаю, ты чего это, браток? Мы в поте лица пашем, а ты нам ломово подбрасываешь?
- Да дай ты ему по шарабану - и дело с концом!
- Слышал, что корешок предлагает? Вот и не серчай. С нас, прикинь, качество требуют, а какое к лешему качество, когда ты тут все разбрызгиваешь?
В толстых руках лоточника мелькнула резиновая дубинка. Дмитрий мысленно зарычал. Ни увернуться, ни позвать на помощь не было никакой возможности. Удар был не столько сильным, сколько умелым, и третий раз за день Дмитрий оказался в полной отключке.
- Не насмерть хоть вырубил?
- Зачем же… Пусть фраерок помучится. Мы же не садюги какие. Минуток через десять очухается.
- Точно очухается?
- Зуб даю. Я на такие оборотки мастак. Любую шалаву в отруб посылаю - и аккурат на нужное время.
- Это еще зачем?
- А ты догадайся.
- Хитер бобер! Ладно, на кране-то когда-нибудь работал?
- А с дачей-то кто хозяину помогал? Уже забыл?
- Тогда цепляй на крюк и поднимай его к лешему.
- Ща сделаем. Во удивится фрай, когда оклемается.
- Удивится, это точно. Ты только того, высоко-то не тащи, чтоб народ с утра полюбоваться мог, да и шуметь сейчас не стоит - не ровен час услышит кто…
Поднявшись по лестнице на кран, Варан взломал нехитрый замок и включил питание. Система была несложной, и, скоренько оживив гигантскую стрелу, Варан опустил массивный крюк вниз. Финик подцепил бадью, замахал руками. Заработал двигатель, трос, тянущий бадью с Дмитрием, медленно поплыл вверх. Глядя ему вслед, Финик улыбнулся:
- Красиво полетел, еханый бабай! Не хотел бы я так помереть…
* * *
Музыка продолжала играть зазывно-медлительное. Изящным движением стянув с себя узенькую полоску трусиков, дамочка на подиуме обвила гибким телом сверкающий шест, сжимая его ногами, встала на мостик. Чуть покачивая грудками, руками описала круг на полу.
Танец, который миллионы танцовщиц на планете исполняют с теми же ужимками и той же приклеенной к лицу улыбкой. Стриптиз по призванию, вероятно, тоже бывает, но чаще Лумарь наблюдал обратное. И в Европе, и в Америке, и здесь дамочки больше изображали чувство, нежели испытывали его в действительности. Встречались и такие, что люто ненавидели свою профессию, а через нее постепенно проникались ненавистью и ко всей публике. Феномен, о котором рассказывал Лумарю один покойный клиент. Перед тем как всадить ему в лоб пулю, киллер провел с ним вечерок в одном из испанских борделей. И именно там покойник с воодушевлением поведал своему убийце о том, что, работая продолжительное время в клетках, стриптизерши начинают воспринимать публику как зверей по ту сторону решетки.
- Представляешь, у них полностью ломается восприятие мира. Все равно как меняются правая и левая стороны. И знаешь, по-своему они правы. Может, и впрямь это не их от нас запирают, а нас от них. Мы - гигантский обезьянник, а они девочки-дюймовочки, призванные дразнить запертого в клетке Кинг-Конга…
Помнится, клиент много еще чего рассказывал занимательного, и, будь у Лумаря свобода действий, он бы не спешил с устранением. Но заказ есть заказ, и уже на следующий день труп говорливого мужичка вылавливали в полноводной Дуэро…
Так или иначе, но гибкое кривляние девочки на помосте не производило на Лумаря особенного впечатления. Видывал, как говорится, и интереснее, и симпатичнее. А вот Лешик глядел на гимнасточку не отрываясь и даже слюну, лопушок такой, с подбородка пустил.
- Что, нравится?
- Да уж, шмарочка из клевых… - Лешик судорожно сглотнул. - Зря мы той выдре не вдули. Все бы выложила как миленькая!
- А она и так выложила все, что знала.
За столиком шевельнулся Гутя:
- Ты что, реально ее в долю берешь?
- Беру или не беру - другой вопрос. Главное - пообещать. Ты, Гутя, пойми, жертве до последнего надо оставлять надежду. Пока человечек надеется, он на тебя пашет. А прижмешь его к стенке, объяснишь реальный расклад, он тебе в горло вцепится. Вы, суслики, молодые еще. Главной правды не знаете.
- Какой еще правды?
- А такой. Миром правят два чувства - страх и любовь к деньгам. Поэтому хочешь смарьяжить человечка, прежде на глот его возьми, напугай как следует, а после бабок предложи. И тогда он сам оправдает для себя любую подляну. - Лумарь даже подивился, какие ровные да гладкие у него получаются фразы. Безусловно, сказывалась школа Шмеля. - Бояться задарма, суслики, мало кто желает, а вот за бабульки - охотники всегда находятся.
Музыка заиграла энергичнее, и, изображая возбужденную змею, дама у шеста ускорила свои незамысловатые па.
- Во шалава! - Лешик даже чуть привстал. - Мне бы на оттопырку сотняжечку, а? Не могу больше терпеть.
- Держи, торопыга. - Лумарь бросил ему через стол сотенную купюру. - А то ведь не успокоишься.
- А где искать-то? На улице, что ли?
- Зачем же. Подойди к тому типчику, попроси пригласить дамочку в приват-кабинку.
Схватив купюру, Лешик немед
ленно скрылся. Не теряя времени, Гутя тут же придвинулся со стулом ближе.
- Слышь, босс, насчет камушков это реальный базар? Больно уж круглые цифры.
- Цифры круглыми, Гутя, не бывают. Круглыми бывают только дураки.
- А рынок? Ты что, в натуре, думаешь, что нам его отдадут? Там же чернореченская бригада. И Поп у них главный. Не в законе, правда, но из тертых.
Лумарь брезгливо посмотрел на помощничка.
- Мне, шмурик, что поп, что попадья. Ты их на свой аршин меришь, а я на свой.
- Так это… - Гутя нервно пошевелил плечами. - Интересно же. Мы ведь тоже рискуем.
- Рискует тот, кому есть чем рисковать, - внушительно произнес Лумарь. - А тебе чем рисковать? Жизнью? Так у тебя ее никогда и не было. То, как ты, Гутя, живешь, надо в фильмах-ужастиках показывать. Потому как это не жизнь, а полная зола. Сдохнешь, не велика и беда.
- Что-то не больно охота подыхать.
- Это тебе только кажется. Всем так кажется поначалу. А как помрут, так и успокаиваются. Туда, Гутя, - Лумарь загадочно изобразил пальцами и искоса глянул вверх, - дорожка быстрая и прямая. Уж поверь мне, быстрее, чем на лифте.
Поежившись, Гутя покосился в сторону сцены, на которой танцевали полуобнаженные дамочки. Разговор явно не шел ему на пользу, вожделение начисто пропало.
- Как там с садом? Устроилось?
Гутя кивнул:
- Я туда Шкворика прописал. Четыреста рэ в месяц плюс одежка. Ну и огород, понятно. Дед, что там работал, говорит: спокойнее стало. Разве что наркоши лазят да бомжи. Но я так понимаю, он с ними даже не связывался. Сидел в своей норе и в ус не дул.
- Наркоши? - Лумарь удивился. - Интересно. Им-то что там нужно?
- Ну… Летом коноплю с маком собирали, а сейчас просто избенки шерстят. Бомжи жратву ищут, а эти все подряд гребут - что-то потом продают, что-то на дурь выменивают.
- Значит, говоришь, лазят… - задумчиво протянул Лумарь. - Это хорошо. Лазить отучим, заодно и пацанов наших на вшивость проверим. Шлепнуть бомжика - тоже штука не простая.
И снова от мутной этой фразы Гуте стало не по себе. Неловко поднявшись, он пробормотал:
- Пойду отолью, что ли…
Снисходительно кивнув, Лумарь снова взглянул на танцующую девицу. Дамочка особого исступления не изображала, явно берегла силы для следующих номеров. Впрочем, в отличие от большинства своих коллег, танцевала она со вкусом, не допуская бульварной вульгарщины, явно выдавая балетную школу. Лумарь мало что в этом понимал, однако профессионализм чувствовал нутром. Так чувствуют бойцы опыт и силу ступающего по рингу противника. А потому, поймав взгляд танцорши, Лумарь покачал головой и показал большой палец. Танцовщица улыбнулась и быстро отвела глаза.
Достав из портмоне еще одну стодолларовую купюру, Лумарь написал поверх американского президента: «Запомни меня. Как-нибудь хотел бы встретиться». Свернув купюру, бросил под ноги девушке. Продемонстрировав чудеса гибкости, она тут же изогнулась, и Лумарь даже толком не понял, куда именно исчезла его записка. Руки танцовщицы ни на секунду не оторвались от ласкаемых грудок, и по всему получалось, что банкноту дамочка подхватила губами. Лумарь вновь хотел выразить ей свое одобрение, но в этот момент возле столика нарисовался взволнованный Гутя.
- Там это… - Он кивнул куда-то в сторону зала. - Лешик, козел такой, бабу мочканул.
- Что-что?
- В натуре толкую! Она рыпну
лась, дура, - он и сунул ей перышко.
Не спеша Лумарь поднялся из-за стола.
- Что ж, пошли, глянем на нашего придурка.
Они зашагали к приват-кабинкам. Публика продолжала дергаться в танце и незамысловато буйствовать. О случившемся никто пока не знал.
Глава 9
Когда было нужно, Лумарь умел действовать быстро и решительно. В кабинке, где произошло убийство, он оказался лишь на пару секунд позже охраны заведения.
В разодранной на груди блузке, с неестественно вывернутой ногой, на полу лежала девушка. И поза, и остекленевший взгляд красноречиво говорили о том, что никакой доктор ей уже не поможет.
Между тем один из стриженых секьюрити уже вовсю тряс одеревеневшего, вытаращившего глаза Лешика за горло.
- Ты, козел, откуда свалился сюда? Ты что, правил, сука, не знаешь?!
- А мы его сейчас к хозяину доставим… - Второй охранник, присев, потрогал руку девушки. - Чем он ее? Никак ножом. Вот паскуда!
Взглянув на вбежавшего Лумаря, зло процедил:
- Ну-ка, вышли отсюда! Быстро, я сказал!
- Погоди, они же хай поднимут. Или ментов вызовут.
- Зачем же… Как-нибудь обойдемся без ментов. - Выдернув из-за пояса «макаров», Лумарь ткнул стволом в глаз ближайшего секьюрити. - Только тявкни, цепной, враз уложу.
Охранник, что тряс до этого Лешика, испуганно оглянулся. Видно было, что подобное для стриженых защитников «Белого медведя» в диковинку. Оно и понятно. Одно дело - выбрасывать из зала обкурившихся сопляков или лупить по почкам упившихся буянов, и совсем другое -переть против ствола.
- Ну, красавец? Чего застопорился? - Лумарь покривился. - Раз уж начал, заканчивай.
Лешик посмотрел на него, и что-то в глазах этого долговязого паренька блеснуло. Какой-то дурной огонек. Охранник, продолжавший держать его за грудки, неожиданно ойкнул - тоненько, почти по-детски. Тело его дернулось от нанесенного удара, и, захрипев, секьюрити повалился на пол. А Лешик, не унимаясь, остервенело продолжал бить его ножом в грудь.
- Вы что, мужики! Спятили? Мы же вам ничего такого… - невразумительно лепеча, попятился к выходу второй охранник. Впрочем, пятиться ему было некуда. Кабинка была крохотной, и он почти сразу уперся спиной в стену. На широком скуластом лице его проступила смертельная бледность. Стоявший у двери Гутя громко икнул.
- Люблю, когда музыка громко играет. - Лумарь кивнул Лешику на охранника. - Так и хочется кого-нибудь пригласить на танец.
С окровавленным ножом Лешик словно во сне шагнул к противнику. Он явно был не в себе, и этим поспешил воспользоваться охранник. Правый кулак его метнулся вперед, челюсть Лешика отчетливо клацнула. Но мгновением позже ствол «макарова» уперся секьюрити в живот и дважды приглушенно изрыгнул огонь.
В разодранной на груди блузке, с неестественно вывернутой ногой, на полу лежала девушка. И поза, и остекленевший взгляд красноречиво говорили о том, что никакой доктор ей уже не поможет.
Между тем один из стриженых секьюрити уже вовсю тряс одеревеневшего, вытаращившего глаза Лешика за горло.
- Ты, козел, откуда свалился сюда? Ты что, правил, сука, не знаешь?!
- А мы его сейчас к хозяину доставим… - Второй охранник, присев, потрогал руку девушки. - Чем он ее? Никак ножом. Вот паскуда!
Взглянув на вбежавшего Лумаря, зло процедил:
- Ну-ка, вышли отсюда! Быстро, я сказал!
- Погоди, они же хай поднимут. Или ментов вызовут.
- Зачем же… Как-нибудь обойдемся без ментов. - Выдернув из-за пояса «макаров», Лумарь ткнул стволом в глаз ближайшего секьюрити. - Только тявкни, цепной, враз уложу.
Охранник, что тряс до этого Лешика, испуганно оглянулся. Видно было, что подобное для стриженых защитников «Белого медведя» в диковинку. Оно и понятно. Одно дело - выбрасывать из зала обкурившихся сопляков или лупить по почкам упившихся буянов, и совсем другое -переть против ствола.
- Ну, красавец? Чего застопорился? - Лумарь покривился. - Раз уж начал, заканчивай.
Лешик посмотрел на него, и что-то в глазах этого долговязого паренька блеснуло. Какой-то дурной огонек. Охранник, продолжавший держать его за грудки, неожиданно ойкнул - тоненько, почти по-детски. Тело его дернулось от нанесенного удара, и, захрипев, секьюрити повалился на пол. А Лешик, не унимаясь, остервенело продолжал бить его ножом в грудь.
- Вы что, мужики! Спятили? Мы же вам ничего такого… - невразумительно лепеча, попятился к выходу второй охранник. Впрочем, пятиться ему было некуда. Кабинка была крохотной, и он почти сразу уперся спиной в стену. На широком скуластом лице его проступила смертельная бледность. Стоявший у двери Гутя громко икнул.
- Люблю, когда музыка громко играет. - Лумарь кивнул Лешику на охранника. - Так и хочется кого-нибудь пригласить на танец.
С окровавленным ножом Лешик словно во сне шагнул к противнику. Он явно был не в себе, и этим поспешил воспользоваться охранник. Правый кулак его метнулся вперед, челюсть Лешика отчетливо клацнула. Но мгновением позже ствол «макарова» уперся секьюрити в живот и дважды приглушенно изрыгнул огонь.