Страница:
– Так он что – воевал? – удивленно обернулся Невский на тупо сидящего на ступеньках мужика. Трудно было поверить, что это пугало когда-то тоже держало в руках боевое оружие и носило погоны.
– Пять лет под пулями, – угрюмо кивнул Финик. – Сначала в восьмидесятом, сразу после свадьбы с Катериной, на срочную попал. Прям из института. Что-то там не срослось у него. Затем сам на прапора остался. А в восемьдесят пятом в плен попал. Провел у «духов» всего сутки, затем наши кишлак с боем взяли. Но этого хватило. Живого места на теле не было, весь изрезанный, переломанный. Вернулся на гражданку после госпиталя совсем без башни – и сразу запил по-черному. Хорошо, пенсию грошовую как инвалиду дали. Хоть на хлеб.
– Ясно. А я, прикинь, захожу – а он мне навстречу, ширинку застегивает. И лужа растекается… Меня аж переклинило. Я говорю – вытирай, а он быкует. Вот и пришлось…
– Не пересказывай, дальше я видел, – кивнул Хиляйнен. Прищурился: – В Риге вашей независимой поди по подъездам не отливают, как у нас, варваров?
– Подкалываешь? Так зря. Пока «гансы» знаменами на улицах размахивали и военные билеты публично сжигали, я, знаешь ли, сопки заполярные каблуками полировал. И…
– Пять лет под пулями, – угрюмо кивнул Финик. – Сначала в восьмидесятом, сразу после свадьбы с Катериной, на срочную попал. Прям из института. Что-то там не срослось у него. Затем сам на прапора остался. А в восемьдесят пятом в плен попал. Провел у «духов» всего сутки, затем наши кишлак с боем взяли. Но этого хватило. Живого места на теле не было, весь изрезанный, переломанный. Вернулся на гражданку после госпиталя совсем без башни – и сразу запил по-черному. Хорошо, пенсию грошовую как инвалиду дали. Хоть на хлеб.
– Ясно. А я, прикинь, захожу – а он мне навстречу, ширинку застегивает. И лужа растекается… Меня аж переклинило. Я говорю – вытирай, а он быкует. Вот и пришлось…
– Не пересказывай, дальше я видел, – кивнул Хиляйнен. Прищурился: – В Риге вашей независимой поди по подъездам не отливают, как у нас, варваров?
– Подкалываешь? Так зря. Пока «гансы» знаменами на улицах размахивали и военные билеты публично сжигали, я, знаешь ли, сопки заполярные каблуками полировал. И…
– Ладно, не обижайся, – Хиляйнен примирительно толкнул Невского кулаком в плечо. – Ты же мне – как младший брат. Это я так, сморозил. К слову пришлось. Мне по фигу. Пусть ваши долбаные прибалты живут отдельно, если хотят. Никто в России плакать не будет. Сам-то как дальше жить думаешь?
В Латвию вернешься или, может, у нас, дома,останешься?
– Не можешь ты без подъ…к, верно? – покачал головой Влад. – Тебе еще раз повторить? Я – русский!
– Ты, это, так сильно не напрягайся. Легче войдет, – улыбнулся Финик. – О другом думай, брат славянин. Наталья Львовна совсем плоха. А близкой родни, кроме вас с матерью, у нее нет. Если не ошибаюсь.
– Ты о чем? – насторожился Невский, догадываясь, куда клонит приятель.
– О том! Мозгой шевели, морпех! Квартира в Питере, пусть и однокомнатная в «хрущобе», на дороге не валяется! Мне столько до пенсии не заработать. А очереди ждать, похоже, уже бесполезно. Придется впятером в двух комнатах корячиться. С родителями, сестрой и ее муженьком. А когда они спиногрыза родят – вообще будет труба. Знаешь, где я сейчас сплю? На кухне. Там у меня кресло раскладное. Между столом и газовой плитой. Дожил, бля.
– Я о наследстве конкретноне думал, – бросил Влад. – Как-то в падлу при живом человеке…
– Самое время, – цинично заметил Хиляйнен. – И не стоит этого стесняться. Жизнь есть жизнь. Твоя бабулька с новоселья здесь прожила, больше тридцати лет. Так, по моему разумению, лучше квартира внуку родному достанется, чем чужому дяде, вовремя сунувшему взятку. Разве не так? К тому же ситуация с Прибалтикой… И вдруг у тебя появляется такой козырный шанс зацепиться в Питере! Второго не будет!
– Да понял я, понял, – отвел взгляд Невский. – Просто… все так неожиданно. О том, что у бабушки рак, мы с мамой только вчера узнали. Накануне в Ригу тетя Света позвонила… Мама хотела сама приехать, да на работе не отпустили. Так что я в любом случае здесь недельку побуду. Потом в Ригу нужно будет смотаться. Паспорт в военкомате забрать. Куда я без паспорта? К тому же, может, ты зря торопишься. Может, все и обойдется…
– Ну, как знаешь, – буркнул Финик, вытряхивая из пачки папиросу. – Будет желание – обращайся. Помогу с документами. Сам, когда жареный петух клюнет, запаришься по конторам ходить.
– В смысле? – не понял Влад.
– В самом прямом, – хмыкнул Витька. – Я, знаешь ли, мент. Для кого-то – мусор. Для кого-то – товарищ лейтенант.
– Тоже новость. И давно? – поднял бровь Невский. Было чему удивиться. Мало кто мог подумать, что такой хулиган, как Хиляйнен, едва ли не главным девизом которого было «менты – козлы», вдруг пойдет служить в МВД.
– А с тех пор, как школу милиции закончил, – сообщил Финик. – Сейчас в Красном Селе штаны протираю. На должности опера. Так что кое-какие связи и в жилконторе, и в паспортном столе есть. Чем могу – помогу. Тебе, как другу детства, почти бесплатно. За пару пузырей счастья, три корочки хлеба и поболтать, – улыбнулся Витька и снова хлопнул Невского по плечу.
– Договорились, – в ответ Влад тоже легонько ткнул Финика. Оглянулся, услышав за спиной матюги и возню.
Поняв, что экзекуция отменяется, бывший прапоршик поднялся на ноги, поднял с пола мокрую от мочи куртку и, по-стариковски шаркая ногами, направился вверх по лестнице, домой. В груди Невского что-то больно сжалось… От ненависти к опустившемуся ниже плинтуса человеку не осталось даже следа. Что же ты творишь со своими солдатами, великая страна? Бросила парня в мясорубку чужой войны, пережевала, искалечила да и выплюнула на помойку…
А ведь на его месте запросто мог быть ты, Невский, забрось тебя судьба не на тихий север, а на раскаленный от гражданской войны юг. Как два пальца…
Влад стиснул челюсти. По лицу его пробежала судорога. Кулаки сжались.
– Оставь его, пусть сваливает, – окликнул Витька, истолковав мимику друга по-своему. Взглянув на часы, Хиляйнен заторопился:
– Все! У меня цейтнот. Иди к графине своей. Ждет, поди. Поцелуй в щечку, домой звякни, мол, добрался нормально. А я быстренько смотаюсь в интересное место – получу должок с кооперативщика одного – и часа через два зайду. С пакетиком, где будет и сладко булькать, и вкусно пахнуть. Надо же отметить твой дембель! Как считаешь, земноводный?
– Вообще-то я не бухаю, – признался Влад. Однако, заметив, как моментально и непонимающе напряглось лицо старого друга, только что добровольно предложившего помощь в оформлении документов на грядущее наследство, торопливо добавил:
– Но сегодня… так уж и быть… пять лет, как-никак. В качестве исключения!
– Вот и ладушки. Жди, я скоро! – довольно ощерился воспрявший духом Финик и, развернувшись, быстро пошел наискосок через двор. А Невский, переступив мокрое пятно в подъезде, поднялся по ступенькам, слыша, как где-то выше царапает подошвами по лестнице Ванька-«афганец», остановился у квартиры номер два, переложил «дипломат» в другую руку и надавил на кнопку звонка – ту же самую, синюю, подпаленную спичкой… Запоздало сообразив, что больная бабушка, возможно, лежит в постели и не сможет подойти к двери. Что тогда делать? Ключей у Влада не было. Одна надежда на ухаживающую за старушкой сердобольную соседку тетю Свету, живущую в квартире напротив. У нее обязательно должны быть запасные ключи. Не успел Влад подумать об этом, как за дверью послышались мягкие шаги, слишком быстрые для того, чтобы принадлежать восьмидесятилетней бабушке, кто-то остановился, прильнув к «глазку», а затем осторожный и на удивление молодой женский голос спросил:
– Кто там?
– Это Владислав, – представился Невский. – Внук Натальи Львовны.
– Подождите секундочку, – ответили после некоторой паузы; затем послышался звук удаляющихся шагов. Влад уже не сомневался: находящаяся в квартире незнакомка – точно не тетя Света – слышала его имя впервые и отошла для того, чтобы уточнить у лежащей бабушки насчет внука. Невский прождал снаружи минуты две-три и, терзаемый странными чувствами и мыслями, уже собирался снова звонить, более требовательно, но шаги послышались вновь, щелкнул, открываясь, сначала один замок, затем другой, и дверь распахнулась.
Из прихожей на него смотрела, чуть растянув губы в полуулыбке, высокая, загорелая, привлекательная блондинка лет двадцати трех. Из одежды на девушке были только узенькие белые трусики, сексуально просвечивающие из-под застегнутого на все пуговицы, с трудом скрывающего упругую грудь короткого, до колен, халатика медсестры, с мгновенно бросающейся в глаза красно-синей нашивкой с крестом и надписью «Армия спасения». На ногах девушки были мягкие домашние тапочки в виде серых пушистых зайчиков со смешными глазками. Скользнув плотоядным, изголодавшимся взглядом по соблазнительным выпуклостям женского тела, Невский добрался наконец до зайцев и невольно улыбнулся. Следящая за его реакцией блондинка улыбнулась в ответ, сделала шаг в сторону и приветливо сказала:
– Входите, пожалуйста.
– Таможня дает добро? – переступая порог, не без скрытого смысла ухмыльнулся Влад. Попутно заметив, что дверь из прихожей в комнату плотно прикрыта.
– Извините, что заставила вас ждать, но мы ведь с вами незнакомы, верно? Прежде чем впустить вас, я должна была сообщить Наталье Львовне, кто к ней пришел и как представился, – ничуть не смутившись, быстро ответила девушка. – Она, как все пожилые и одинокие люди в наше неспокойное время, очень осторожна. Я бы даже сказала – пуглива. Спрашивала, как вы выглядите, во что одеты. Я сказала, что вы очень симпатичный, спортивного вида молодой человек, лет двадцати, в парадной военной форме. С чемоданчиком. Скорее всего, только что демобилизовались. Наталья Львовна очень обрадовалась. Даже всплакнула, – оглянувшись на дверь в гостиную и перейдя на шепот, доверительно добавила девушка, сделав при этом круглые глаза. – Я такое за три месяца впервые вижу. Вообще-то она крепкая духом женщина. Настоящая графиня. И вдруг… Любит вас. Очень!
Влад кивнул, нахмурился. Потом оттаял, взглянул на блондинку. Но она, не дожидаясь, пока гость задаст следующий, вполне логичный вопрос, представилась сама, деловито протянув ладошку:
– Как зовут вас, я теперь знаю. А я – Юля. Медсестра, из христианской благотворительной миссии «Армия спасения». Ухаживаю за вашей бабушкой. Уже третий месяц. Совершенно бесплатно. Наша миссия существует на добровольные пожертвования добрых людей со всего мира и помогает тем, кто одинок, попал в беду и не может самостоятельно о себе позаботиться.
– Очень приятно, – Невский мягко стиснул теплую руку медсестры. – Честно говоря, я думал, что за бабушкой ухаживает соседка.
– Светлана Михайловна – замечательный, душевный человек! – поспешила заверить Юля. – Но она сейчас вынуждена трудиться на двух работах. Уходит рано утром, приходит после десяти вечера. И всего один выходной, воскресенье. Так что за вашей бабушкой в основном ухаживаю я. А Светлана Михайловна мне помогает. По мере сил. Вы не волнуйтесь, я… справляюсь. Правда. Неловко об этом говорить, но… – Юля смущенно опустила глаза, захлопав длинными и подкрученными, как у дорогой куклы, ресницами, – Наталья Львовна даже зовет меня доченькой. Это так приятно! Значит, наша работа, я имею в виду миссию, действительно приносит людям радость. А раз так, то мое место – здесь.
– Наверное, – пожал плечами Невский. – Если бабуля довольна – я тоже не имею ничего против. Как она? – тоже перейдя на шепот, спросил Невский. – Только не обманывай, Юль, говори правду. Мне можно.
– Честно говоря… очень слаба, – сообщила медсестра, шумно вздохнув. – Каждый день делаю инъекции обезболивающих препаратов. Импортные, очень дорогие лекарства. Нам спонсоры поставляют. В прошлом месяце делали снимок. Видимо, последний. Врач говорит, метастазы уже так разрослись, что… В общем, Наталье Львовне осталось жить от силы неделю, максимум – полторы. Мне так трудно об этом говорить, Влад. Но вы сами хотели знать правду.
– Хотел, – кивнул Невский. – Что ж… Хоть какая-то ясность.
– Болтаем здесь, в то время как бабушка вас уже, наверное, заждалась, – Юля тронула пальцами дверную ручку.
– Конечно, конечно, – Влад поставил «дипломат» на пол, быстро снял сапоги и вслед за медсестрой вошел в комнату.
За пять лет, прошедших с последнего визита Влада в этот дом, здесь ровным счетом ничего не изменилось. Не считая стоящей в углу, между секцией и стеной, раскладушки и появившегося рядом с разложенным диваном журнального столика на колесиках, с таблетками, шприцами, ампулами и водой. И еще – воздуха. Он стал неуловимо другим. Нет, не подурнел. Напротив – помещение прямо-таки сверкало чистотой и, судя по всему, достаточно часто проветривалось. Однако теперь в нем чувствовался запах лекарств, странно сочетающийся с витающим здесь же ароматом хороших женских духов и давящим, почти физически ощущаемым запахом безнадежности. Описать который словами невозможно, а можно только почувствовать, стоит только хоть раз в жизни побывать в комнате с занавешенными черной материей зеркалами или с пока еще находящимся в ней живым, но уже неизлечимо больным, доживающим последние дни человеком…
Графиня Наталья Львовна Ягужинская, по мужу Орлова, лежала на диване, укрытая до пояса теплым ватным одеялом, и была совершенно неподвижна. Только глаза – живые, умные, ясные, – странно сочетающиеся с желтым, с впалыми щеками и бескровными губами, восковым лицом, остались такими же, как прежде. Как в далеком детстве. Увидев похожую на мумию, глядящую на него так нежно и ласково бабушку, Влад невольно остановился посреди комнаты, не в силах сделать еще хотя бы шаг. Наталья Львовна, поняв, что чувствует сейчас ее повзрослевший, возмужавший, раздавшийся в плечах внук, лишь вздохнула. Спросила едва слышно, с иронией, с трудом шевеля губами:
– Что, такая страшная?
– Н-нет, – торопливо завертел головой Невский. Язык слушался с трудом. – С чего ты взяла?
– Лгать ты никогда не умел, так же, как твой отец, – нежно заметила бабушка. – Не лги и сейчас. И… между прочим… ты забыл поздороваться.
– Привет, бабуль, – Влад подошел к дивану, присел на краешек, вымученно улыбнулся и взял Наталью Львовну за руку. Кисть старушки была невесомой, представлявшей собой обтянутый прозрачной, с тонкими ниточками вен, кожей скелет.
– Я уже год не смотрюсь в зеркало, внук, – едва сжав пальцы, сообщила бабушка. Говорила она так тихо, что Владу приходилось изо всех сил напрягать слух. – Не хочу… расстраиваться. Женщина вообще… должна уходить из жизни… до того, как окончательно превратится в старуху. К сожалению… я… верю… а Бог… не разрешает…
– Если уж речь зашла о Боге, то позволь напомнить. В Библии, бабуль, написано по-другому, – подхватил Невский. – Господь никогда не дает человеку испытания, которые он не смог бы вынести. Значит, нам нужно пройти весь предначертанный путь, от начала до конца. Я прав, Юля? – Влад оглянулся на стоящую позади медсестру и подмигнул – так, чтобы этого не видела старушка.
– Абсолютно, – широко улыбнулась девушка. – У вас очень интеллигентный внук, Наталья Львовна!
– В этом он пошел в родителей, – не без гордости согласилась та. И чуть сильнее сжала ладонь Влада. – Как прошла служба? Много людей застрелил?
– Нормально прошла, – как можно нейтральнее сказал Невский. – Жив-здоров. Все в порядке.
– Я… вижу. Весь… звенишь и сверкаешь… как гусар на параде, – Наталья Львовна медленно опустила веки. Было заметно, как тяжело дается смертельно больной женщине каждое слово. В полном молчании прошло где-то полминуты. Когда Влад уже подумал, что бабушка уснула, и когда очаровашка Юля начала подавать ему недвусмысленные знаки, кивая в сторону кухни, старушка снова открыла глаза и спросила, слегка огорошив внука вопросом:
– Мать замуж не собирается? За своего… ухажера?
– Да вроде бы нет, – пробормотал Влад. – А кого ты имеешь в виду?
– Сам знаешь… кого, – бабушка снова чуть стиснула ладонь. – Он уже почти пять лет… за ней, как хвост, ходит…
– Иосиф, что ли?! – усмехнулся Невский, поняв, о ком идет речь. – Это вряд ли. Мама его не любит. С тех пор как погиб отец, она вообще на мужчин мало внимания обращает. Говорит, не хочет иметь жалкие подделки после того, как у нее был оригинал.
– Отец твой… Невский… хоть и таксист… но… хорош, – согласилась Наталья Львовна. – Но это… все блажь бабская. Нельзя… жить… прошлым… Так и передай Вере… Я знаю, что такое… оказаться одной… на старости лет. Страшно… Скажи… пусть соглашается. Она молодая еще… тридцать девять… Все будет хорошо. Может… брата тебе родит.
Влад молчал, глядя в сторону. Представить маму с коляской он мог лишь в качестве потенциальной бабушки своего сына. Но Наталья Львовна вдруг проявила удивительную настойчивость:
– Обещай… мне… внук… Скажи, я так велела. Я хочу Вере… счастья.
– Я тоже хочу ей счастья, – произнес Влад. – Если ты настаиваешь, я, конечно, передам маме твои слова, – без особого энтузиазма пообещал Невский. – А дальше пусть она сама решает.
– Вот и хорошо… – Наталья Львовна убрала руку и вновь закрыла глаза. – А теперь пусть Юля… с дороги…
– Конечно, Наталья Львовна! – мгновенно отозвалась медсестра. – Я могу накормить вашего внука салатом «оливье» и напоить клюквенным морсом! У меня и булка свежая есть! Теплая еще!
Старушка не ответила. Невский посидел рядом с бабушкой еще немного, потом поднялся, вернулся в прихожую, взял свой «дипломат» и вслед за Юлей вошел в крохотную, но уютную кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Выдвинул было из-под раскладного стола табуретку, но передумал, садиться не стал. Подошел к окну, отдернул штору. На улице уже совсем стемнело. Девятый час вечера. Сказал тихо, глядя на окна противоположного дома:
– Спасибо тебе, Юля. Огромное. Повернулся, посмотрел в глаза медсестре.
– За что? – пожала плечами девушка. Вздохнула. Владу показалось, что еще миг – и стянутые узким полупрозрачным халатиком упругие загорелые груди соблазнительной красотки, с треском оторвав верхнюю пуговицу, выскочат на свободу. Представ во всей своей неприкрытой сексуальности. И тогда… тогда ему будет трудно, почти невозможно удержаться.
– За бабушку, – Влад не отрываясь смотрел в зеленые глаза девушки и чувствовал, как начинает стремительно возбуждаться. – За то, что ты тратишь свое время на неизлечимо больного человека. Вместо того, чтобы, – Невский сделал паузу, – заниматься более приятными делами. Как остальные красивые девушки. Дискотека. Театр. Ресторан. Пикник на природе. Отдых, одним словом. У тебя парень есть?
– Был, – не отводя глаз, как-то отрешенно призналась Юля. – Конечно. Странно оказаться девственницей в двадцать четыре года. Я и замужем успела побывать. В Москве. Сейчас… одна. С тех пор как стала работать в «Армии спасения», у меня просто не остается времени ни на что, кроме этих несчастных.
– И тебе нравится такая… жизнь? – с некоторым, понятным каждому «изголодавшемуся» мужику, сожалением, уточнил Невский. Голос его был сух и равнодушен. Словно вместо горячего огня он вдруг с удивлением обнаружил в ладонях кусок искусственного льда.
– Да, – тихо ответила девушка. – Иногда мне кажется, что я нашла свое призвание…
Влад мысленно чертыхнулся, чувствуя, как стремительно гаснет воспрянувшая страсть. Словно этот же самый пресловутый кусок льда, выскочив из ладоней, упал ему прямо в трусы. Невский снова отвернулся к окну, пытаясь сам себя успокоить:
«А что ты хотел, собственно? Это тебе не военный госпиталь в Мурманске, где ты лежал с простреленными „калашом“ ногами и заново учился ходить, сначала на костылях, затем – опираясь на плечо соседа по палате, а после – держась за стенку. Это там каждая вторая медсестра „честная давалка“. Не считая каждой первой нимфоманки. А здесь Питер. „Армия спасения“, мать ее! Кого туда берут эти святоши для ухода за тяжелыми больными? Шизанутых, во всем разочаровавшихся баб, для которых мужики – пустое место. Этаких монахинь без монастыря. А фигурка, кукольное личико и сиськи… Разве Юлька виновата, что природа создала ее такой… удивительно красивой. А еще эти умопомрачительные духи! Кажется, „Опиум“. Для кого она ими пользуется, если парня нет? Для моей бабули? Бред. Просто ей, как любой женщине, хочется хорошо выглядеть и приятно пахнуть. Но мне от этого не легче. Видимо, придется отдохнуть от этой мысли до Риги. Там найду, с кем оттянуться. Не проблема».
– Ты будешь чай или морс? – спросила хлопочущая у столика Юля.
– Лучше чай, – сказал Влад. – А морс… пусть пока стоит в холодильнике. Я чувствую, что сегодня ночью он нам еще пригодится.
– Ты о чем, Владик? Не понимаю, – кокетливо рассмеялась медсестра. В груди и паху Влада снова сладко екнуло. Нельзя же говорить таким голосом, когда у мужика от одного твоего вида мозги закипают и гормоны безо всяких стероидов так бесятся, что хоть сразу на абордаж бери. Как там, в кино? – «Вы привлекательны. Я чертовски привлекателен. Так что нам зря время терять?». Только вот сегодня, увы, не тот вариант.
– Я забыл сказать, – буркнул Невский. – Через час ко мне друг детства зайдет. С бутылкой. Если ты не возражаешь, мы посидим тихонечко здесь, на кухне. Пять лет не виделись. Я его у парадной случайно встретил, когда к вам шел. Витька Хиляйнен. В первом подъезде живет. Лейтенант милиции. Опер. Я зову его просто Финик.
– А-а, теперь, кажется, понимаю, – улыбнулась Юля. – Дембель обмыть – дело святое, так?
– Примерно…
– Ты мог бы и не спрашивать, – пожала плечами девушка. – Это же твой дом. Ну… почти твой. Вы, главное, только не слишком шумите, а то бабушку разбудите. Впрочем, если приступа нет, то она спит крепко. На удивление. Обычно раковые больные очень мало спят. И то после укола.
– Юль? – Что?
– Ты… э-э… ночуешь тоже здесь? Я видел в комнате раскладушку. Извини, что спрашиваю. Просто…
– Все в порядке. Не извиняйся. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Квартира маленькая, втроем не очень удобно, – протянув руку, Юля как бы случайно коснулась указательным пальцем локтя Влада. У Невского от этого мягкого кошечьего прикосновения аж дыхание перехватило. Сказывалось полугодичное отсутствие женской ласки. Влад не занимался любовью с весны, с тех пор как расстался с последней заполярной подружкой. Хорошенькая и милая студентка педучилища Вероника приревновала Влада к своей молодой мамочке и закатила настоящий скандал. Не без оснований закатила, если честно. Только Невский здесь был совершенно ни при чем. Он пришел в гости к девушке. С цветами. А подвыпившая разведенная женщина в отсутствие своей дочери предложила «накатить по бокалу шампусика». Накатили. Она сама села Невскому на колени. Обвила шею руками, как змея. И засосала – любо-дорого. Потом хитро улыбнулась, опустилась на колени, непослушными от возбуждения пальцами расстегнула Владу ремень на брюках, сняла штаны. Как тут будешь сопротивляться?! Не деревянный же ты Буратино все-таки!.. И тут, тихо войдя в квартиру, с занятий вернулась Вероника. Картинка была занимательная. Прямо из порнофильма. О примирении не могло быть и речи… А на следующий день из Североморска, расстреляв караул и прихватив три автомата, сбежали доведенные дедовщиной до истерики «караси». Все трое – русские из Казахстана. Часть морпеховского взвода бросили в оцепление. Беглецы, прятавшиеся по сопкам больше суток, на рассвете вышли прямо на них с Индейцем. Трое против двоих. Но они взяли сучат. Сумели. Одного, самого отмороженного, кончили, другого ранили, а третий, обгадив штаны и начав заикаться от страха, сдался сам. В результате перестрелки Антоха получил касательное ранение в плечо и в госпитале чувствовал себя этаким королем, отрываясь с медсестрами «по полной». Счастливчик. Невскому повезло гораздо меньше. Залечив ноги, в часть он вернулся лишь за два месяца до дембеля. И каждое утро, скрипя зубами от боли, бегал, упрямо прибавляя по сто метров. А по вечерам до изнеможения тренировался в спортуголке. Обещанных наград им с Индейцем так и не дали.
– Да, я здесь провожу много времени, – сказала Юля. – Иногда ночую. Но, как правило, бываю с семи утра до десяти вечера. Ночью и в воскресенье за Натальей Львовной присматривает соседка. Мы тут даже одну маленькую хитрость придумали, – улыбнулась Юля. – Светлана с получки купила в кооперативном ларьке детские игрушечные рации. Ну, знаешь, такие… «воки-токи», кажется?
– Знаю, – кивнул Влад. – И когда бабушке становится плохо, она жмет на кнопку, и тетя Света мигом прибегает сюда из своей квартиры. Очень удобно.
– Как ты догадался?! – удивленно приподняла брови девушка.
– Армия – хорошая школа, – пояснил Невский. И рассмеялся. – А если честно, то ими на Севере уже давно рыбаки пользуются, чтобы между лодками и на льду связь держать. Дешево и сердито. В зоне прямой видимости в хорошую погоду у этих игрушек до двух километров дальность действия. Надо будет себе такие купить. Я б настоящие прихватил, с аккумуляторами, да нас на КПП шмонали не по-детски. Чтобы оружие и боеприпасы в качестве трофеев не прихватили. Случалось и такое. Сейчас стволы на гражданке в цене. Необстрелянный ТТ, со склада, на подержанную «восьмерку» можно поменять.
– Да, мир сейчас жестокий, – грустно прошептала Юля и замкнулась. Положив Владу салат из эмалированной кастрюльки в тарелку и заварив чай, девушка принялась сноровисто резать булку.
– Слушай, Юль, – не выдержав молчания, фальшиво зевнул Невский. – С семи утра до десяти вечера ты здесь. Пока нет тети Светы. Получается – пятнадцать часов минимум. Плюс дорога туда-обратно. Ты, кстати, в каком районе живешь?
– На Обводном, рядом с Балтийским вокзалом, – сказала медсестра. – Хочешь спросить, сколько свободного времени у меня остается?
В Латвию вернешься или, может, у нас, дома,останешься?
– Не можешь ты без подъ…к, верно? – покачал головой Влад. – Тебе еще раз повторить? Я – русский!
– Ты, это, так сильно не напрягайся. Легче войдет, – улыбнулся Финик. – О другом думай, брат славянин. Наталья Львовна совсем плоха. А близкой родни, кроме вас с матерью, у нее нет. Если не ошибаюсь.
– Ты о чем? – насторожился Невский, догадываясь, куда клонит приятель.
– О том! Мозгой шевели, морпех! Квартира в Питере, пусть и однокомнатная в «хрущобе», на дороге не валяется! Мне столько до пенсии не заработать. А очереди ждать, похоже, уже бесполезно. Придется впятером в двух комнатах корячиться. С родителями, сестрой и ее муженьком. А когда они спиногрыза родят – вообще будет труба. Знаешь, где я сейчас сплю? На кухне. Там у меня кресло раскладное. Между столом и газовой плитой. Дожил, бля.
– Я о наследстве конкретноне думал, – бросил Влад. – Как-то в падлу при живом человеке…
– Самое время, – цинично заметил Хиляйнен. – И не стоит этого стесняться. Жизнь есть жизнь. Твоя бабулька с новоселья здесь прожила, больше тридцати лет. Так, по моему разумению, лучше квартира внуку родному достанется, чем чужому дяде, вовремя сунувшему взятку. Разве не так? К тому же ситуация с Прибалтикой… И вдруг у тебя появляется такой козырный шанс зацепиться в Питере! Второго не будет!
– Да понял я, понял, – отвел взгляд Невский. – Просто… все так неожиданно. О том, что у бабушки рак, мы с мамой только вчера узнали. Накануне в Ригу тетя Света позвонила… Мама хотела сама приехать, да на работе не отпустили. Так что я в любом случае здесь недельку побуду. Потом в Ригу нужно будет смотаться. Паспорт в военкомате забрать. Куда я без паспорта? К тому же, может, ты зря торопишься. Может, все и обойдется…
– Ну, как знаешь, – буркнул Финик, вытряхивая из пачки папиросу. – Будет желание – обращайся. Помогу с документами. Сам, когда жареный петух клюнет, запаришься по конторам ходить.
– В смысле? – не понял Влад.
– В самом прямом, – хмыкнул Витька. – Я, знаешь ли, мент. Для кого-то – мусор. Для кого-то – товарищ лейтенант.
– Тоже новость. И давно? – поднял бровь Невский. Было чему удивиться. Мало кто мог подумать, что такой хулиган, как Хиляйнен, едва ли не главным девизом которого было «менты – козлы», вдруг пойдет служить в МВД.
– А с тех пор, как школу милиции закончил, – сообщил Финик. – Сейчас в Красном Селе штаны протираю. На должности опера. Так что кое-какие связи и в жилконторе, и в паспортном столе есть. Чем могу – помогу. Тебе, как другу детства, почти бесплатно. За пару пузырей счастья, три корочки хлеба и поболтать, – улыбнулся Витька и снова хлопнул Невского по плечу.
– Договорились, – в ответ Влад тоже легонько ткнул Финика. Оглянулся, услышав за спиной матюги и возню.
Поняв, что экзекуция отменяется, бывший прапоршик поднялся на ноги, поднял с пола мокрую от мочи куртку и, по-стариковски шаркая ногами, направился вверх по лестнице, домой. В груди Невского что-то больно сжалось… От ненависти к опустившемуся ниже плинтуса человеку не осталось даже следа. Что же ты творишь со своими солдатами, великая страна? Бросила парня в мясорубку чужой войны, пережевала, искалечила да и выплюнула на помойку…
А ведь на его месте запросто мог быть ты, Невский, забрось тебя судьба не на тихий север, а на раскаленный от гражданской войны юг. Как два пальца…
Влад стиснул челюсти. По лицу его пробежала судорога. Кулаки сжались.
– Оставь его, пусть сваливает, – окликнул Витька, истолковав мимику друга по-своему. Взглянув на часы, Хиляйнен заторопился:
– Все! У меня цейтнот. Иди к графине своей. Ждет, поди. Поцелуй в щечку, домой звякни, мол, добрался нормально. А я быстренько смотаюсь в интересное место – получу должок с кооперативщика одного – и часа через два зайду. С пакетиком, где будет и сладко булькать, и вкусно пахнуть. Надо же отметить твой дембель! Как считаешь, земноводный?
– Вообще-то я не бухаю, – признался Влад. Однако, заметив, как моментально и непонимающе напряглось лицо старого друга, только что добровольно предложившего помощь в оформлении документов на грядущее наследство, торопливо добавил:
– Но сегодня… так уж и быть… пять лет, как-никак. В качестве исключения!
– Вот и ладушки. Жди, я скоро! – довольно ощерился воспрявший духом Финик и, развернувшись, быстро пошел наискосок через двор. А Невский, переступив мокрое пятно в подъезде, поднялся по ступенькам, слыша, как где-то выше царапает подошвами по лестнице Ванька-«афганец», остановился у квартиры номер два, переложил «дипломат» в другую руку и надавил на кнопку звонка – ту же самую, синюю, подпаленную спичкой… Запоздало сообразив, что больная бабушка, возможно, лежит в постели и не сможет подойти к двери. Что тогда делать? Ключей у Влада не было. Одна надежда на ухаживающую за старушкой сердобольную соседку тетю Свету, живущую в квартире напротив. У нее обязательно должны быть запасные ключи. Не успел Влад подумать об этом, как за дверью послышались мягкие шаги, слишком быстрые для того, чтобы принадлежать восьмидесятилетней бабушке, кто-то остановился, прильнув к «глазку», а затем осторожный и на удивление молодой женский голос спросил:
– Кто там?
– Это Владислав, – представился Невский. – Внук Натальи Львовны.
– Подождите секундочку, – ответили после некоторой паузы; затем послышался звук удаляющихся шагов. Влад уже не сомневался: находящаяся в квартире незнакомка – точно не тетя Света – слышала его имя впервые и отошла для того, чтобы уточнить у лежащей бабушки насчет внука. Невский прождал снаружи минуты две-три и, терзаемый странными чувствами и мыслями, уже собирался снова звонить, более требовательно, но шаги послышались вновь, щелкнул, открываясь, сначала один замок, затем другой, и дверь распахнулась.
Из прихожей на него смотрела, чуть растянув губы в полуулыбке, высокая, загорелая, привлекательная блондинка лет двадцати трех. Из одежды на девушке были только узенькие белые трусики, сексуально просвечивающие из-под застегнутого на все пуговицы, с трудом скрывающего упругую грудь короткого, до колен, халатика медсестры, с мгновенно бросающейся в глаза красно-синей нашивкой с крестом и надписью «Армия спасения». На ногах девушки были мягкие домашние тапочки в виде серых пушистых зайчиков со смешными глазками. Скользнув плотоядным, изголодавшимся взглядом по соблазнительным выпуклостям женского тела, Невский добрался наконец до зайцев и невольно улыбнулся. Следящая за его реакцией блондинка улыбнулась в ответ, сделала шаг в сторону и приветливо сказала:
– Входите, пожалуйста.
– Таможня дает добро? – переступая порог, не без скрытого смысла ухмыльнулся Влад. Попутно заметив, что дверь из прихожей в комнату плотно прикрыта.
– Извините, что заставила вас ждать, но мы ведь с вами незнакомы, верно? Прежде чем впустить вас, я должна была сообщить Наталье Львовне, кто к ней пришел и как представился, – ничуть не смутившись, быстро ответила девушка. – Она, как все пожилые и одинокие люди в наше неспокойное время, очень осторожна. Я бы даже сказала – пуглива. Спрашивала, как вы выглядите, во что одеты. Я сказала, что вы очень симпатичный, спортивного вида молодой человек, лет двадцати, в парадной военной форме. С чемоданчиком. Скорее всего, только что демобилизовались. Наталья Львовна очень обрадовалась. Даже всплакнула, – оглянувшись на дверь в гостиную и перейдя на шепот, доверительно добавила девушка, сделав при этом круглые глаза. – Я такое за три месяца впервые вижу. Вообще-то она крепкая духом женщина. Настоящая графиня. И вдруг… Любит вас. Очень!
Влад кивнул, нахмурился. Потом оттаял, взглянул на блондинку. Но она, не дожидаясь, пока гость задаст следующий, вполне логичный вопрос, представилась сама, деловито протянув ладошку:
– Как зовут вас, я теперь знаю. А я – Юля. Медсестра, из христианской благотворительной миссии «Армия спасения». Ухаживаю за вашей бабушкой. Уже третий месяц. Совершенно бесплатно. Наша миссия существует на добровольные пожертвования добрых людей со всего мира и помогает тем, кто одинок, попал в беду и не может самостоятельно о себе позаботиться.
– Очень приятно, – Невский мягко стиснул теплую руку медсестры. – Честно говоря, я думал, что за бабушкой ухаживает соседка.
– Светлана Михайловна – замечательный, душевный человек! – поспешила заверить Юля. – Но она сейчас вынуждена трудиться на двух работах. Уходит рано утром, приходит после десяти вечера. И всего один выходной, воскресенье. Так что за вашей бабушкой в основном ухаживаю я. А Светлана Михайловна мне помогает. По мере сил. Вы не волнуйтесь, я… справляюсь. Правда. Неловко об этом говорить, но… – Юля смущенно опустила глаза, захлопав длинными и подкрученными, как у дорогой куклы, ресницами, – Наталья Львовна даже зовет меня доченькой. Это так приятно! Значит, наша работа, я имею в виду миссию, действительно приносит людям радость. А раз так, то мое место – здесь.
– Наверное, – пожал плечами Невский. – Если бабуля довольна – я тоже не имею ничего против. Как она? – тоже перейдя на шепот, спросил Невский. – Только не обманывай, Юль, говори правду. Мне можно.
– Честно говоря… очень слаба, – сообщила медсестра, шумно вздохнув. – Каждый день делаю инъекции обезболивающих препаратов. Импортные, очень дорогие лекарства. Нам спонсоры поставляют. В прошлом месяце делали снимок. Видимо, последний. Врач говорит, метастазы уже так разрослись, что… В общем, Наталье Львовне осталось жить от силы неделю, максимум – полторы. Мне так трудно об этом говорить, Влад. Но вы сами хотели знать правду.
– Хотел, – кивнул Невский. – Что ж… Хоть какая-то ясность.
– Болтаем здесь, в то время как бабушка вас уже, наверное, заждалась, – Юля тронула пальцами дверную ручку.
– Конечно, конечно, – Влад поставил «дипломат» на пол, быстро снял сапоги и вслед за медсестрой вошел в комнату.
За пять лет, прошедших с последнего визита Влада в этот дом, здесь ровным счетом ничего не изменилось. Не считая стоящей в углу, между секцией и стеной, раскладушки и появившегося рядом с разложенным диваном журнального столика на колесиках, с таблетками, шприцами, ампулами и водой. И еще – воздуха. Он стал неуловимо другим. Нет, не подурнел. Напротив – помещение прямо-таки сверкало чистотой и, судя по всему, достаточно часто проветривалось. Однако теперь в нем чувствовался запах лекарств, странно сочетающийся с витающим здесь же ароматом хороших женских духов и давящим, почти физически ощущаемым запахом безнадежности. Описать который словами невозможно, а можно только почувствовать, стоит только хоть раз в жизни побывать в комнате с занавешенными черной материей зеркалами или с пока еще находящимся в ней живым, но уже неизлечимо больным, доживающим последние дни человеком…
Графиня Наталья Львовна Ягужинская, по мужу Орлова, лежала на диване, укрытая до пояса теплым ватным одеялом, и была совершенно неподвижна. Только глаза – живые, умные, ясные, – странно сочетающиеся с желтым, с впалыми щеками и бескровными губами, восковым лицом, остались такими же, как прежде. Как в далеком детстве. Увидев похожую на мумию, глядящую на него так нежно и ласково бабушку, Влад невольно остановился посреди комнаты, не в силах сделать еще хотя бы шаг. Наталья Львовна, поняв, что чувствует сейчас ее повзрослевший, возмужавший, раздавшийся в плечах внук, лишь вздохнула. Спросила едва слышно, с иронией, с трудом шевеля губами:
– Что, такая страшная?
– Н-нет, – торопливо завертел головой Невский. Язык слушался с трудом. – С чего ты взяла?
– Лгать ты никогда не умел, так же, как твой отец, – нежно заметила бабушка. – Не лги и сейчас. И… между прочим… ты забыл поздороваться.
– Привет, бабуль, – Влад подошел к дивану, присел на краешек, вымученно улыбнулся и взял Наталью Львовну за руку. Кисть старушки была невесомой, представлявшей собой обтянутый прозрачной, с тонкими ниточками вен, кожей скелет.
– Я уже год не смотрюсь в зеркало, внук, – едва сжав пальцы, сообщила бабушка. Говорила она так тихо, что Владу приходилось изо всех сил напрягать слух. – Не хочу… расстраиваться. Женщина вообще… должна уходить из жизни… до того, как окончательно превратится в старуху. К сожалению… я… верю… а Бог… не разрешает…
– Если уж речь зашла о Боге, то позволь напомнить. В Библии, бабуль, написано по-другому, – подхватил Невский. – Господь никогда не дает человеку испытания, которые он не смог бы вынести. Значит, нам нужно пройти весь предначертанный путь, от начала до конца. Я прав, Юля? – Влад оглянулся на стоящую позади медсестру и подмигнул – так, чтобы этого не видела старушка.
– Абсолютно, – широко улыбнулась девушка. – У вас очень интеллигентный внук, Наталья Львовна!
– В этом он пошел в родителей, – не без гордости согласилась та. И чуть сильнее сжала ладонь Влада. – Как прошла служба? Много людей застрелил?
– Нормально прошла, – как можно нейтральнее сказал Невский. – Жив-здоров. Все в порядке.
– Я… вижу. Весь… звенишь и сверкаешь… как гусар на параде, – Наталья Львовна медленно опустила веки. Было заметно, как тяжело дается смертельно больной женщине каждое слово. В полном молчании прошло где-то полминуты. Когда Влад уже подумал, что бабушка уснула, и когда очаровашка Юля начала подавать ему недвусмысленные знаки, кивая в сторону кухни, старушка снова открыла глаза и спросила, слегка огорошив внука вопросом:
– Мать замуж не собирается? За своего… ухажера?
– Да вроде бы нет, – пробормотал Влад. – А кого ты имеешь в виду?
– Сам знаешь… кого, – бабушка снова чуть стиснула ладонь. – Он уже почти пять лет… за ней, как хвост, ходит…
– Иосиф, что ли?! – усмехнулся Невский, поняв, о ком идет речь. – Это вряд ли. Мама его не любит. С тех пор как погиб отец, она вообще на мужчин мало внимания обращает. Говорит, не хочет иметь жалкие подделки после того, как у нее был оригинал.
– Отец твой… Невский… хоть и таксист… но… хорош, – согласилась Наталья Львовна. – Но это… все блажь бабская. Нельзя… жить… прошлым… Так и передай Вере… Я знаю, что такое… оказаться одной… на старости лет. Страшно… Скажи… пусть соглашается. Она молодая еще… тридцать девять… Все будет хорошо. Может… брата тебе родит.
Влад молчал, глядя в сторону. Представить маму с коляской он мог лишь в качестве потенциальной бабушки своего сына. Но Наталья Львовна вдруг проявила удивительную настойчивость:
– Обещай… мне… внук… Скажи, я так велела. Я хочу Вере… счастья.
– Я тоже хочу ей счастья, – произнес Влад. – Если ты настаиваешь, я, конечно, передам маме твои слова, – без особого энтузиазма пообещал Невский. – А дальше пусть она сама решает.
– Вот и хорошо… – Наталья Львовна убрала руку и вновь закрыла глаза. – А теперь пусть Юля… с дороги…
– Конечно, Наталья Львовна! – мгновенно отозвалась медсестра. – Я могу накормить вашего внука салатом «оливье» и напоить клюквенным морсом! У меня и булка свежая есть! Теплая еще!
Старушка не ответила. Невский посидел рядом с бабушкой еще немного, потом поднялся, вернулся в прихожую, взял свой «дипломат» и вслед за Юлей вошел в крохотную, но уютную кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Выдвинул было из-под раскладного стола табуретку, но передумал, садиться не стал. Подошел к окну, отдернул штору. На улице уже совсем стемнело. Девятый час вечера. Сказал тихо, глядя на окна противоположного дома:
– Спасибо тебе, Юля. Огромное. Повернулся, посмотрел в глаза медсестре.
– За что? – пожала плечами девушка. Вздохнула. Владу показалось, что еще миг – и стянутые узким полупрозрачным халатиком упругие загорелые груди соблазнительной красотки, с треском оторвав верхнюю пуговицу, выскочат на свободу. Представ во всей своей неприкрытой сексуальности. И тогда… тогда ему будет трудно, почти невозможно удержаться.
– За бабушку, – Влад не отрываясь смотрел в зеленые глаза девушки и чувствовал, как начинает стремительно возбуждаться. – За то, что ты тратишь свое время на неизлечимо больного человека. Вместо того, чтобы, – Невский сделал паузу, – заниматься более приятными делами. Как остальные красивые девушки. Дискотека. Театр. Ресторан. Пикник на природе. Отдых, одним словом. У тебя парень есть?
– Был, – не отводя глаз, как-то отрешенно призналась Юля. – Конечно. Странно оказаться девственницей в двадцать четыре года. Я и замужем успела побывать. В Москве. Сейчас… одна. С тех пор как стала работать в «Армии спасения», у меня просто не остается времени ни на что, кроме этих несчастных.
– И тебе нравится такая… жизнь? – с некоторым, понятным каждому «изголодавшемуся» мужику, сожалением, уточнил Невский. Голос его был сух и равнодушен. Словно вместо горячего огня он вдруг с удивлением обнаружил в ладонях кусок искусственного льда.
– Да, – тихо ответила девушка. – Иногда мне кажется, что я нашла свое призвание…
Влад мысленно чертыхнулся, чувствуя, как стремительно гаснет воспрянувшая страсть. Словно этот же самый пресловутый кусок льда, выскочив из ладоней, упал ему прямо в трусы. Невский снова отвернулся к окну, пытаясь сам себя успокоить:
«А что ты хотел, собственно? Это тебе не военный госпиталь в Мурманске, где ты лежал с простреленными „калашом“ ногами и заново учился ходить, сначала на костылях, затем – опираясь на плечо соседа по палате, а после – держась за стенку. Это там каждая вторая медсестра „честная давалка“. Не считая каждой первой нимфоманки. А здесь Питер. „Армия спасения“, мать ее! Кого туда берут эти святоши для ухода за тяжелыми больными? Шизанутых, во всем разочаровавшихся баб, для которых мужики – пустое место. Этаких монахинь без монастыря. А фигурка, кукольное личико и сиськи… Разве Юлька виновата, что природа создала ее такой… удивительно красивой. А еще эти умопомрачительные духи! Кажется, „Опиум“. Для кого она ими пользуется, если парня нет? Для моей бабули? Бред. Просто ей, как любой женщине, хочется хорошо выглядеть и приятно пахнуть. Но мне от этого не легче. Видимо, придется отдохнуть от этой мысли до Риги. Там найду, с кем оттянуться. Не проблема».
– Ты будешь чай или морс? – спросила хлопочущая у столика Юля.
– Лучше чай, – сказал Влад. – А морс… пусть пока стоит в холодильнике. Я чувствую, что сегодня ночью он нам еще пригодится.
– Ты о чем, Владик? Не понимаю, – кокетливо рассмеялась медсестра. В груди и паху Влада снова сладко екнуло. Нельзя же говорить таким голосом, когда у мужика от одного твоего вида мозги закипают и гормоны безо всяких стероидов так бесятся, что хоть сразу на абордаж бери. Как там, в кино? – «Вы привлекательны. Я чертовски привлекателен. Так что нам зря время терять?». Только вот сегодня, увы, не тот вариант.
– Я забыл сказать, – буркнул Невский. – Через час ко мне друг детства зайдет. С бутылкой. Если ты не возражаешь, мы посидим тихонечко здесь, на кухне. Пять лет не виделись. Я его у парадной случайно встретил, когда к вам шел. Витька Хиляйнен. В первом подъезде живет. Лейтенант милиции. Опер. Я зову его просто Финик.
– А-а, теперь, кажется, понимаю, – улыбнулась Юля. – Дембель обмыть – дело святое, так?
– Примерно…
– Ты мог бы и не спрашивать, – пожала плечами девушка. – Это же твой дом. Ну… почти твой. Вы, главное, только не слишком шумите, а то бабушку разбудите. Впрочем, если приступа нет, то она спит крепко. На удивление. Обычно раковые больные очень мало спят. И то после укола.
– Юль? – Что?
– Ты… э-э… ночуешь тоже здесь? Я видел в комнате раскладушку. Извини, что спрашиваю. Просто…
– Все в порядке. Не извиняйся. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Квартира маленькая, втроем не очень удобно, – протянув руку, Юля как бы случайно коснулась указательным пальцем локтя Влада. У Невского от этого мягкого кошечьего прикосновения аж дыхание перехватило. Сказывалось полугодичное отсутствие женской ласки. Влад не занимался любовью с весны, с тех пор как расстался с последней заполярной подружкой. Хорошенькая и милая студентка педучилища Вероника приревновала Влада к своей молодой мамочке и закатила настоящий скандал. Не без оснований закатила, если честно. Только Невский здесь был совершенно ни при чем. Он пришел в гости к девушке. С цветами. А подвыпившая разведенная женщина в отсутствие своей дочери предложила «накатить по бокалу шампусика». Накатили. Она сама села Невскому на колени. Обвила шею руками, как змея. И засосала – любо-дорого. Потом хитро улыбнулась, опустилась на колени, непослушными от возбуждения пальцами расстегнула Владу ремень на брюках, сняла штаны. Как тут будешь сопротивляться?! Не деревянный же ты Буратино все-таки!.. И тут, тихо войдя в квартиру, с занятий вернулась Вероника. Картинка была занимательная. Прямо из порнофильма. О примирении не могло быть и речи… А на следующий день из Североморска, расстреляв караул и прихватив три автомата, сбежали доведенные дедовщиной до истерики «караси». Все трое – русские из Казахстана. Часть морпеховского взвода бросили в оцепление. Беглецы, прятавшиеся по сопкам больше суток, на рассвете вышли прямо на них с Индейцем. Трое против двоих. Но они взяли сучат. Сумели. Одного, самого отмороженного, кончили, другого ранили, а третий, обгадив штаны и начав заикаться от страха, сдался сам. В результате перестрелки Антоха получил касательное ранение в плечо и в госпитале чувствовал себя этаким королем, отрываясь с медсестрами «по полной». Счастливчик. Невскому повезло гораздо меньше. Залечив ноги, в часть он вернулся лишь за два месяца до дембеля. И каждое утро, скрипя зубами от боли, бегал, упрямо прибавляя по сто метров. А по вечерам до изнеможения тренировался в спортуголке. Обещанных наград им с Индейцем так и не дали.
– Да, я здесь провожу много времени, – сказала Юля. – Иногда ночую. Но, как правило, бываю с семи утра до десяти вечера. Ночью и в воскресенье за Натальей Львовной присматривает соседка. Мы тут даже одну маленькую хитрость придумали, – улыбнулась Юля. – Светлана с получки купила в кооперативном ларьке детские игрушечные рации. Ну, знаешь, такие… «воки-токи», кажется?
– Знаю, – кивнул Влад. – И когда бабушке становится плохо, она жмет на кнопку, и тетя Света мигом прибегает сюда из своей квартиры. Очень удобно.
– Как ты догадался?! – удивленно приподняла брови девушка.
– Армия – хорошая школа, – пояснил Невский. И рассмеялся. – А если честно, то ими на Севере уже давно рыбаки пользуются, чтобы между лодками и на льду связь держать. Дешево и сердито. В зоне прямой видимости в хорошую погоду у этих игрушек до двух километров дальность действия. Надо будет себе такие купить. Я б настоящие прихватил, с аккумуляторами, да нас на КПП шмонали не по-детски. Чтобы оружие и боеприпасы в качестве трофеев не прихватили. Случалось и такое. Сейчас стволы на гражданке в цене. Необстрелянный ТТ, со склада, на подержанную «восьмерку» можно поменять.
– Да, мир сейчас жестокий, – грустно прошептала Юля и замкнулась. Положив Владу салат из эмалированной кастрюльки в тарелку и заварив чай, девушка принялась сноровисто резать булку.
– Слушай, Юль, – не выдержав молчания, фальшиво зевнул Невский. – С семи утра до десяти вечера ты здесь. Пока нет тети Светы. Получается – пятнадцать часов минимум. Плюс дорога туда-обратно. Ты, кстати, в каком районе живешь?
– На Обводном, рядом с Балтийским вокзалом, – сказала медсестра. – Хочешь спросить, сколько свободного времени у меня остается?