Страница:
Странно! Представляет мне его так, будто я его впервые вижу и не знаю отлично, что это за гусь. Ладно, в первый раз так в первый раз. Поиграем пока по вашим правилам.
– Нет, что вы, гражданин следователь, – сказал я, не выказывая ожидаемого собеседниками удивления. – Меня вполне устраивает то, что мне предоставило следствие.
Адвокат нервно заёрзал в своём тёмном уголке, возмущённо поблёскивая стёклами очков. Но вслух ничего не сказал. Муха тоже ничего не сказал. Хотя на миг замолк и сделал стойку, видимо, размышляя, как отреагировать на этот выпад подследственного. И стоит ли реагировать вообще. Потом, видимо, решил не отвлекаться и, продолжая заведённый ритуал допроса, привычно забубнил о моих правах.
Слушать тут было особо нечего, никаких неожиданностей в этой части мухинского обязательного выступления не предвиделось.
– Ещё вопросы есть? – спросил он.
– Есть, конечно! Хотелось бы узнать, если вы, конечно, не против: на каком основании меня задержали?
Муха утомлённо вздохнул. Потом, покряхтывая, поднял с пола пухлый портфель и водрузил себе на колени. Щёлкнув замком, следователь извлёк из портфеля лист бумаги и подвинул ко мне:
– Вот, ознакомьтесь, – и подчеркнул еще раз: – гражданин Разин!
Документ, который он мне передал, я уже когда-то читал. Может быть, не именно этот, но точно такой же. Только очень давно, много лет назад. В прошлой жизни… В которую кто-то, пока неведомый, кажется, силой пытается меня запихнуть. Этакая машина времени с педальным приводом. – Больше вопросов по этому поводу нет? – спросил Муха и, дождавшись, когда я отрицательно помотаю головой, сообщил мне о том, что присутствующий здесь очкастый человечек не кто иной, как Живицкий Борис Наумович. Защитничек мой, то есть – Разина Константина. Предоставленный согласно 49-ой статье адвокат. И если по каким-либо причинам Живицкий Борис Наумович как адвокат меня не устраивает, то я (то есть гражданин Разин) имею право нанять другого защитника.
– Жалобы, замечания по содержанию есть? – в заключение, против ожидания – очень мирно, спросил Муха.
– Есть, – ответил я, и следак поднял брови в знак бесконечного удивления. – И жалобы, и замечания. Но в первую очередь – вопросы. Вы ведь разрешите мне задать несколько вопросов, чтобы я мог прояснить ситуацию хотя бы для себя?
– Я слушаю вас, – снизошел он после некоторого раздумья.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
О ПРИВЛЕЧЕНИИ
В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО
Следователь Городской прокуратуры г. Санкт-Петербурга юрист 2 класса Муха Владимир Владимирович, рассмотрев материалы уголовного дела? 23678, возбужденного 16 августа 1996 г. по факту обнаружения трупа Смирницкой Эльвиры Феликсовны, установил:
Разин Константин Александрович, прож. по адресу: г. Санкт-Петербург, ул. Будапештская, д. 43, кв. 376, рожд. 14 июня 1966 г. совершил убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку из корыстных побуждений, а именно:
15 августа1966 г. в период с 3-00 по 4-30 по адресу: г. Санкт-Петербург, п. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 26, кухонным ножом нанес один удар в жизненно важный участок груди и причинил телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшей, после чего завладел имуществом потерпевшей, а именно: часы женские из желтого металла марки «Лонжин» с браслетом, серьги парные из желтого металла в виде сердечек, перстень из желтого металла с камнем красного цвета, перстень из желтого металла с камнем синего цвета, после чего с места преступления скрылся и похищенным имуществом распорядился, сокрыв (закопав) на своем участке по адресу: г. Санкт-Петербург, пос. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 28.
Своими действиями Разин К.А. совершил преступление, предусмотренное ст. 102 п. «а» УК РСФСР.
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 143, 144 и 148 УПК РСФСР,
постановил:
Привлечь Разина Константина Александровича в качестве обвиняемого по настоящему делу, предъявив ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 102 п. «а» УК РСФСР, о чем ему объявить.
Копию постановления направить…
Следователь Городской прокуратуры г. Санкт-Петербурга Муха В.В.
Настоящее постановление доведено до моего сведения путем личного прочтения «»_
20__г.
Одновременно мне разъяснены права обвиняемого…
Ах. Как здесь все запущено! Я-то по наивности думал, что морально готов уже ко всему! Куда меня только лихая судьба не забрасывала, в какие передряги не бросала. Но такого со мной еще правда не случалось. Ни с кем, я думаю, не случалось, за всю долгую историю человечества! Мало того, что меня допрашивают два покойника, так еще и дело шьют – семилетней давности! То самое, Константина Разина, собственное дело. По которому я уже был осужден, так и не признав вины, за которое Ижменскую зону столько лет топтал… Не соскочил бы – и теперь бы топтал.
Вот только дело это, по сути, теперь не мое! Я давно уже не Константин Разин. У меня не то что ФИО в паспорте другие, у меня давно уже другое лицо – спасибо Александру Соломоновичу – хирургу с золотыми руками! И даже отпечатки пальцев им не помогут – те, что когда-то сняли при первой ходке в девяносто шестом. Год назад в Майами я свел узоры на пальцах с помощью лазерной эпиляции – что обошлось куда дешевле, чем трансплантация глазного яблока. Словом, нет у вас, граждане, никаких доказательств!
А привлечь меня, Николая Григорьева, можно, но только за иные дела, которых, кстати, без счета. Так что, возжелай следователь Муха и его компания зомби расправиться с Николаем Григорьевым – поводов для обвинений нашлось бы предостаточно. Насчет свидетелей не знаю – старался не оставлять. Но отечественное правосудие в этом плане весьма изобретательно, так что проблем, думаю, не было бы. Однако эти покойнички легких путей явно не ищут. Вместо этого они, как одержимые, доказывают мне, что я – Константин Разин. И шьют дело, за которое я уже сидел… Кому это нужно, интересно?!
– Прочитали? – прервал эти размышления Муха, и без того видя, что я закончил чтение. – Тогда внизу листа распишитесь, что ознакомлены.
– Ознакомлен в качестве кого?
– Там написано, в качестве кого. В качестве обвиняемого.
– То есть в качестве Разина, как его?.. – я заглянул в листок, будто уточняя неизвестные имя и отчество. – Константина Александровича?
– Именно так, – ответил следователь елейным голосом, – в качестве Разина Константина Александровича… – и после короткой паузы рявкнул во весь голос. – В качестве вас!
– Нет, – спокойно ответил я, – не меня! Я – Николай Григорьев, а никакой не Разин, не Пугачев и не Робин Гуд. Я занимаюсь бизнесом, а не медициной. Международные консалтинговые услуги. Врачом никогда не работал, даже в детстве не мечтал. В медицине ничего не смыслю. И подписывать ничего не стану. Более того, хочу заявить, что в аэропорту, откуда меня, судя по всему, привезли сюда, при мне были все документы: паспорта, внутренний и заграничный, водительские права: наши, американские и израильские, кредитные карты, клубные удостоверения… По-моему, вполне достаточно, чтобы установить мою личность и прекратить это скверное недоразумение.
Муха и Живицкий молча переглянулись. Дескать: «ну вот, мы же друг другу говорили». Затем, оба повернулись ко мне, и следователь сказал утомленным голосом:
– Гражданин Разин! Решили сумасшествие инсценировать? Не рекомендую. Вы, конечно, врач, необходимые базовые знания у вас наверняка есть. Да и в психиатрических больницах наверняка бывали, видели тамошний контингент не раз. Знаете, как они себя ведут, ненормальные. Для дилетантов вроде нас с Борисом Наумовичем ваш спектакль, скорее всего, будет вполне убедителен. Но в психушке на Арсенальной, куда вас доставят, если вы будете продолжать упорствовать в своем псевдобезумном поведении, вы попадете в добрые и опытные руки ваших коллег, Константин Александрович. И не мне вам рассказывать, какими средневековыми средствами там пользуются для лечения. Не потому что патологические садисты, нет. От нищеты все, от безденежья. Сами знаете. Так что еще очень большой вопрос, стоит ли вам так упорствовать, чтобы оказаться в лапах средневековой инквизиции. Войдете-то вы туда, считая себя хитрым и изворотливым человеком, надувшим глупых мусоров. А вот кем вам оттуда доведется выйти, я даже не возьмусь предсказать!
– Вы меня, гражданин следователь, никак запугивать вздумали? – с холодным удивлением спросил я. – А вы, гражданин защитник, что молчите? Или это не в вашем присутствии происходит? Или вы не понимаете, о чем речь?
– Э-э-э, – обеспокоенно заблеял из своего угла псевдоадвокатишка. – Константин Александрович, лично я пока не усматриваю в ходе допроса никаких нарушений со стороны следствия.
– Ну естественно… – съехидничал я, не удержавшись.
Даже настоящий Живицкий на его месте ничего бы противозаконного в действиях Мухи не усмотрел. Чего же в таком случае ждать от изображающего Живицкого актера! Впрочем, роль свою он заучил неплохо.
– …Э-э-э, – заблеял он снова, и очень, надо отметить, натурально – вылитый Борис Наумович. – И вам бы я посоветовал, гражданин Разин, вести себя посдержаннее. В рамках приличий, так сказать.
– Не отягощать свою участь немотивированным хамством? – неожиданно даже для себя сказал я, повторив фразу, произнесенную призрачным адвокатом в моем недавнем видении!
– Ну, – заерзал Живицкий, – я бы, пожалуй, не стал формулировать это таким образом, но в общем вы правильно поняли смысл моего к вам обращения.
Надо же, какой высокий слог!
– Я смотрю, вы, уважаемые представители власти, решили в одну дудку дуть. Или, переводя на общедоступный язык, апеллировать к защите бесполезно, потому что она придерживается политики поддержки генеральной линии следствия.
И это наводит меня на мысль, что правды я здесь не найду. «Оставь надежду всяк, сюда входящий». Не то место, не те люди.
Против ожидания, ответил не Муха. Тот продолжал сидеть неподвижно, исподлобья уставившись на меня. Ответил Живицкий. Совершенно спокойным и неожиданно твердым голосом:
– Очень хорошо. Рад, что вы правильно поняли суть вопроса. Надеюсь, это поможет вам избрать правильную линию поведения. То есть – направленную на сотрудничество со следствием. Соответственно я, со своей стороны, как адвокат, гарантирую, что суд учтет проявленную вами добрую волю.
– И? – с максимально возможной иронией спросил я.
– Соответственно. Это будет учтено при вынесении приговора.
– То есть вы мне, как адвокат, заранее гарантируете, что приговор будет?!
– Соответственно, – поставил точку Живицкий.
Вот ответил так ответил! Молодец! Я перевел взгляд на Муху. Красная физиономия следователя выражала высшую степень довольства. Ни дать ни взять – кот, нажравшийся хозяйской сметаны от пуза. Раньше, во всяком случае, мне его таким видеть не приходилось. Я вздохнул.
– Ну, раз вы гарантируете, Борис Наумович, что меня непременно осудят – значит, так тому и быть. Не мне с вами спорить, вы же специалист своего дела, – я особо подчеркнул слово «специалист». – Но тогда скажите мне, дорогие мои защитники закона, я еще раз вас об этом спрашиваю – на каком основании меня задержали?
– Арестовали, – тихо, но отчетливо поправил разговорившийся адвокат.
Ух ты! Кажется, ко всему был готов, но нет – сюрприз за сюрпризом. Я не задержан, а уже арестован. Оперативно – как они говорят. Ишь, как кому-то приспичило меня прессануть!
– Я смотрю, у вас быстрее дело делается, чем сказка сказывается, – продолжил я. – Что, должен заметить, обычно нашим органам не свойственно! Так на каком все-таки основании меня арестовали, как вы говорите?!
– Вы же только что читали «Постановление» о привлечении вас к уголовной от… – начал было Живицкий, но я не дал ему договорить.
– Не меня! А некого Разина, не помню как его звать. А я Николай Григорьев и все мои документы должны быть у вас.
– Они и есть у нас, – вернулся в разговор Муха.
Он опять полез под стол и принялся доставать что-то из портфеля, шурша бумагами и, время от времени, вполголоса матерясь.
– Вот! – разогнулся он и отдышался. – Это ваш паспорт, господин Разин.
– Ну, вот и хорошо, – отозвался я, – что нашелся наконец-таки мой паспорт. Надеюсь, это положит конец этому затянувшемуся недоразумению. Назовем это так. Пока! Пока я не вышел на свободу. А когда я выйду отсюда, у меня будут к правоохранительным органам вопросы. Много серьезных вопросов.
– Ну, это когда-а еще выйдете, гражданин Разин. Да, Разин! Разин! – повысил Муха голос, не давая возразить. – И этот вот документ именно это и подтверждает. Можете сами убедиться!
Он пренебрежительно бросил мне красную книжицу. Не мой новенький российский паспорт, гражданина Российской Федерации с двуглавым орлом с коронами, что всегда меня удивляло – монархия у нас пока что не восстановлена. Нет, это была красная книжечка гражданина не существующего больше государства СССР. Читайте, завидуйте, я гражданин!..
Ну и что там у нас – сейчас взглянем. Как можно спокойнее – я взял паспорт и раскрыл его. Паспорт был на имя Разина Константина Александровича. Мой собственный, насколько я мог его узнать, старый паспорт. С разводами по низу страничек, которые остались как память о бурном романе с Ангелиной, тогда еще только будущей моей женой. Той самой, что впоследствии меня сюда и спровадила на пару с любимым братцем Леонидом. Сразу вспомнил, как мы, только что познакомившись с ней, сутки напролет шатались по летнему городу, забираясь в самые потаенные его закоулки. В одну из таких прогулок мы и попали под питерский ливень, рухнувший на город после нескольких дней изнуряющей жары. И в мгновение ока вымокли до нитки. Ангелина в мокрой футболке выглядела почти голой и очень-очень сексуальной. Вернувшись домой, мы сразу разложили мокрую одежду, документы и наличные на подоконнике и занялись любовью, под аккомпанемент удаляющейся грозы!..
Только вот фотография в этом старом паспорте теперь была новой. И на ней был я – именно такой, каким выглядел сейчас после всех пластических операций. Мастера, ничего не скажешь – сделано филигранно. Да и чего удивляться – сами же эти ксивы и выдают, чего ж не подделать. Уж если даже урки подделывают!
В голове опять неприятно загудело, как после удара или контузии. Ч-черт! Вот это уже сильно. Эта маленькая паленая ксива радикально меняла ситуацию! Ксивка-дурка! Зато теперь я мог уже реально представить себе масштабы предпринятого на меня наезда. Это был не просто мощный наезд – это был наезд беспрецедентный! И пока в голову не шел никто, способный организовать и – главное! – оплатить такую подставу.
– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Муха. – Ваш документик, как я понимаю? Вы и теперь будете продолжать отказываться от собственного имени или все-таки признаете очевидное? Бредить пора прекращать, господин Разин. Нужно вернуться на грешную землю – и не без ваших стараний, заметьте, грешную! И посмотреть правде в лицо.
– Упорствовать не имеет смысла, – отчетливо прибавил адвокат из своего угла.
– А будешь продолжать ваньку валять, Разин, так найдутся у нас и средства убеждения, – продолжил следак с неприкрытой угрозой в голосе.
В этот момент за стеной заржала дружно и во весь голос охрана. Видимо какой-то анекдот пришелся особенно в жилу! Вместо драматического эффекта, на который явно рассчитывал Муха, вышел пшик. Это его заметно задело, от злости он весь передернулся и неприязненно скривил губы.
Я вздохнул и, вернув на стол чертову ксиву, спросил:
– Так чего конкретно вы хотите от меня добиться?
– Чиста канкретна, – неуклюже пошутил следак. – А вы как думаете, гражданин Разин. Чего может добиваться следователь прокуратуры от подозреваемого в убийстве?! Признаешь себя Разиным, коим ты и являешься. Чистосердечно сознаешься в убийстве Смирницкой и предстаешь перед судом. Хорошо бы предварительно раскаявшись.
– И все?
– Нет, конечно! Затем наш суд, самый справедливый суд в мире, – снова пошутил он, – вынесет по этому делу приговор. Учтя все то, что уже озвучил Борис Наумыч. Соответственно. И вы отправитесь отбывать наказание согласно приговору суда.
– И вы думаете, я на все это соглашусь?
– Думаю, да, – серьезно ответил Муха и пояснил: – Деваться-то тебе некуда, Разин. А будешь упорствовать – только хуже себе сделаешь. Можешь мне поверить. Так как?
Так как? – подумал я со злостью и в рифму. – Так fuck! Для таких говнюков даже русские народные фиги крутить показалось зазорно. Слишком большая честь! Я молча поднял перед собою кулак с оттопыренным средним пальцем. Fuck you! Красноречивый жест, понятный во всех концах Земли, спасибо Голливуду. И показал его следователю Мухе: тебе, мусор, этот fuck. Чтоб не сомневался.
Потом поднял вторую руку и показал fuck Живицкому: тебе, актеришка дешевый! А когда решил, что с них достаточно, сказал спокойным, но железным голосом:
– Я Николай Григорьев, к убийству неизвестной мне гражданки Эльвиры Смирницкой никакого отношения не имею. Я лишь раз на своей памяти был проездом в Лисьем Носу – и убийствами там не занимался!
И тем подвел черту. Затем сложил руки на груди и отрешенно уставился в стену кабинета.
Живицкий мелко затряс кудряшками. Муха сглотнул и набрал воздуха в легкие. Я подумал, что он начнет сейчас визжать, брызгая слюной, однако ошибся. Заговорил он негромко, но с угрозой в дрожащем от ненависти голосе.
– Смотрю я, ты не понимаешь, Разин. Пантомимы все показываешь. Терпение наше испытываешь. А оно не безграничное. Границы этого терпения ты давно уже пересек, Разин. Игры поэтому с этого момента прекращаются. Кстати, по поводу твоей пантомимы. Очень своевременно напомнил. В тему, так сказать. Если ты продолжишь играть в несознанку и портить нам отчетность, познакомишься с главной темой своей пантомимы на собственном анусе. Специалисты по этому вопросу у нас здесь имеются. Точнее, имеют, – снова ухмыльнулся он, довольный игрой слов. – Скучают небось без свеженького. Тебя, Разин, ждут не дождутся. Или, может, все же – дождутся. Как там у классика: «Здравствуй, тело младое, незнакомое!»
Муха сделал паузу, видимо, давая мне время осмыслить только что услышанное. Затем продолжил более прозаическим тоном:
– Встретиться с этими замечательными парнями у тебя есть все шансы. В случае, я повторяю, если ты продолжишь глупо упираться. Выбор у тебя все-таки есть. Время, чтобы собраться с мыслями, мы тебе дадим. Немного – пару-тройку дней, не больше. А чтобы подстегнуть твой мыслительный процесс и придать ему нужное направление, в эти дни проведем очную ставку с очень ценным свидетелем. С твоей женой, Разин. Ангелина, в отличие от тебя, согласилась сотрудничать со следствием. Для начала – помочь установить твою подозрительную личность. Надеюсь, эта информация поможет тебе принять правильное решение и не доводить нас до применения крайних мер. А когда ты перестанешь наконец твердить, как попка: я Николай Григорьев, я Николай Григорьев, и признаешь, что ты Разин, Константин Александрович… Тогда это дохлое дело сдвинется с мертвой точки с минимальными потерями с твоей стороны. Твоей, Разин, стороны. Прочувствуй это.
«Очная ставка с Ангелиной!» – Я был в смятении и очень надеялся, что это не слишком заметно. Муха добился-таки своего.
– Увести! – гаркнул он куда-то за мою спину. Сразу щелкнул замок, скрипнули дверные петли. Грохоча коваными сапогами, вошел старшина и рявкнул:
– Встать!
Глава 2
– Нет, что вы, гражданин следователь, – сказал я, не выказывая ожидаемого собеседниками удивления. – Меня вполне устраивает то, что мне предоставило следствие.
Адвокат нервно заёрзал в своём тёмном уголке, возмущённо поблёскивая стёклами очков. Но вслух ничего не сказал. Муха тоже ничего не сказал. Хотя на миг замолк и сделал стойку, видимо, размышляя, как отреагировать на этот выпад подследственного. И стоит ли реагировать вообще. Потом, видимо, решил не отвлекаться и, продолжая заведённый ритуал допроса, привычно забубнил о моих правах.
Слушать тут было особо нечего, никаких неожиданностей в этой части мухинского обязательного выступления не предвиделось.
– Ещё вопросы есть? – спросил он.
– Есть, конечно! Хотелось бы узнать, если вы, конечно, не против: на каком основании меня задержали?
Муха утомлённо вздохнул. Потом, покряхтывая, поднял с пола пухлый портфель и водрузил себе на колени. Щёлкнув замком, следователь извлёк из портфеля лист бумаги и подвинул ко мне:
– Вот, ознакомьтесь, – и подчеркнул еще раз: – гражданин Разин!
Документ, который он мне передал, я уже когда-то читал. Может быть, не именно этот, но точно такой же. Только очень давно, много лет назад. В прошлой жизни… В которую кто-то, пока неведомый, кажется, силой пытается меня запихнуть. Этакая машина времени с педальным приводом. – Больше вопросов по этому поводу нет? – спросил Муха и, дождавшись, когда я отрицательно помотаю головой, сообщил мне о том, что присутствующий здесь очкастый человечек не кто иной, как Живицкий Борис Наумович. Защитничек мой, то есть – Разина Константина. Предоставленный согласно 49-ой статье адвокат. И если по каким-либо причинам Живицкий Борис Наумович как адвокат меня не устраивает, то я (то есть гражданин Разин) имею право нанять другого защитника.
– Жалобы, замечания по содержанию есть? – в заключение, против ожидания – очень мирно, спросил Муха.
– Есть, – ответил я, и следак поднял брови в знак бесконечного удивления. – И жалобы, и замечания. Но в первую очередь – вопросы. Вы ведь разрешите мне задать несколько вопросов, чтобы я мог прояснить ситуацию хотя бы для себя?
– Я слушаю вас, – снизошел он после некоторого раздумья.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
О ПРИВЛЕЧЕНИИ
В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО
Следователь Городской прокуратуры г. Санкт-Петербурга юрист 2 класса Муха Владимир Владимирович, рассмотрев материалы уголовного дела? 23678, возбужденного 16 августа 1996 г. по факту обнаружения трупа Смирницкой Эльвиры Феликсовны, установил:
Разин Константин Александрович, прож. по адресу: г. Санкт-Петербург, ул. Будапештская, д. 43, кв. 376, рожд. 14 июня 1966 г. совершил убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку из корыстных побуждений, а именно:
15 августа1966 г. в период с 3-00 по 4-30 по адресу: г. Санкт-Петербург, п. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 26, кухонным ножом нанес один удар в жизненно важный участок груди и причинил телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшей, после чего завладел имуществом потерпевшей, а именно: часы женские из желтого металла марки «Лонжин» с браслетом, серьги парные из желтого металла в виде сердечек, перстень из желтого металла с камнем красного цвета, перстень из желтого металла с камнем синего цвета, после чего с места преступления скрылся и похищенным имуществом распорядился, сокрыв (закопав) на своем участке по адресу: г. Санкт-Петербург, пос. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 28.
Своими действиями Разин К.А. совершил преступление, предусмотренное ст. 102 п. «а» УК РСФСР.
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 143, 144 и 148 УПК РСФСР,
постановил:
Привлечь Разина Константина Александровича в качестве обвиняемого по настоящему делу, предъявив ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 102 п. «а» УК РСФСР, о чем ему объявить.
Копию постановления направить…
Следователь Городской прокуратуры г. Санкт-Петербурга Муха В.В.
Настоящее постановление доведено до моего сведения путем личного прочтения «»_
20__г.
Одновременно мне разъяснены права обвиняемого…
Ах. Как здесь все запущено! Я-то по наивности думал, что морально готов уже ко всему! Куда меня только лихая судьба не забрасывала, в какие передряги не бросала. Но такого со мной еще правда не случалось. Ни с кем, я думаю, не случалось, за всю долгую историю человечества! Мало того, что меня допрашивают два покойника, так еще и дело шьют – семилетней давности! То самое, Константина Разина, собственное дело. По которому я уже был осужден, так и не признав вины, за которое Ижменскую зону столько лет топтал… Не соскочил бы – и теперь бы топтал.
Вот только дело это, по сути, теперь не мое! Я давно уже не Константин Разин. У меня не то что ФИО в паспорте другие, у меня давно уже другое лицо – спасибо Александру Соломоновичу – хирургу с золотыми руками! И даже отпечатки пальцев им не помогут – те, что когда-то сняли при первой ходке в девяносто шестом. Год назад в Майами я свел узоры на пальцах с помощью лазерной эпиляции – что обошлось куда дешевле, чем трансплантация глазного яблока. Словом, нет у вас, граждане, никаких доказательств!
А привлечь меня, Николая Григорьева, можно, но только за иные дела, которых, кстати, без счета. Так что, возжелай следователь Муха и его компания зомби расправиться с Николаем Григорьевым – поводов для обвинений нашлось бы предостаточно. Насчет свидетелей не знаю – старался не оставлять. Но отечественное правосудие в этом плане весьма изобретательно, так что проблем, думаю, не было бы. Однако эти покойнички легких путей явно не ищут. Вместо этого они, как одержимые, доказывают мне, что я – Константин Разин. И шьют дело, за которое я уже сидел… Кому это нужно, интересно?!
– Прочитали? – прервал эти размышления Муха, и без того видя, что я закончил чтение. – Тогда внизу листа распишитесь, что ознакомлены.
– Ознакомлен в качестве кого?
– Там написано, в качестве кого. В качестве обвиняемого.
– То есть в качестве Разина, как его?.. – я заглянул в листок, будто уточняя неизвестные имя и отчество. – Константина Александровича?
– Именно так, – ответил следователь елейным голосом, – в качестве Разина Константина Александровича… – и после короткой паузы рявкнул во весь голос. – В качестве вас!
– Нет, – спокойно ответил я, – не меня! Я – Николай Григорьев, а никакой не Разин, не Пугачев и не Робин Гуд. Я занимаюсь бизнесом, а не медициной. Международные консалтинговые услуги. Врачом никогда не работал, даже в детстве не мечтал. В медицине ничего не смыслю. И подписывать ничего не стану. Более того, хочу заявить, что в аэропорту, откуда меня, судя по всему, привезли сюда, при мне были все документы: паспорта, внутренний и заграничный, водительские права: наши, американские и израильские, кредитные карты, клубные удостоверения… По-моему, вполне достаточно, чтобы установить мою личность и прекратить это скверное недоразумение.
Муха и Живицкий молча переглянулись. Дескать: «ну вот, мы же друг другу говорили». Затем, оба повернулись ко мне, и следователь сказал утомленным голосом:
– Гражданин Разин! Решили сумасшествие инсценировать? Не рекомендую. Вы, конечно, врач, необходимые базовые знания у вас наверняка есть. Да и в психиатрических больницах наверняка бывали, видели тамошний контингент не раз. Знаете, как они себя ведут, ненормальные. Для дилетантов вроде нас с Борисом Наумовичем ваш спектакль, скорее всего, будет вполне убедителен. Но в психушке на Арсенальной, куда вас доставят, если вы будете продолжать упорствовать в своем псевдобезумном поведении, вы попадете в добрые и опытные руки ваших коллег, Константин Александрович. И не мне вам рассказывать, какими средневековыми средствами там пользуются для лечения. Не потому что патологические садисты, нет. От нищеты все, от безденежья. Сами знаете. Так что еще очень большой вопрос, стоит ли вам так упорствовать, чтобы оказаться в лапах средневековой инквизиции. Войдете-то вы туда, считая себя хитрым и изворотливым человеком, надувшим глупых мусоров. А вот кем вам оттуда доведется выйти, я даже не возьмусь предсказать!
– Вы меня, гражданин следователь, никак запугивать вздумали? – с холодным удивлением спросил я. – А вы, гражданин защитник, что молчите? Или это не в вашем присутствии происходит? Или вы не понимаете, о чем речь?
– Э-э-э, – обеспокоенно заблеял из своего угла псевдоадвокатишка. – Константин Александрович, лично я пока не усматриваю в ходе допроса никаких нарушений со стороны следствия.
– Ну естественно… – съехидничал я, не удержавшись.
Даже настоящий Живицкий на его месте ничего бы противозаконного в действиях Мухи не усмотрел. Чего же в таком случае ждать от изображающего Живицкого актера! Впрочем, роль свою он заучил неплохо.
– …Э-э-э, – заблеял он снова, и очень, надо отметить, натурально – вылитый Борис Наумович. – И вам бы я посоветовал, гражданин Разин, вести себя посдержаннее. В рамках приличий, так сказать.
– Не отягощать свою участь немотивированным хамством? – неожиданно даже для себя сказал я, повторив фразу, произнесенную призрачным адвокатом в моем недавнем видении!
– Ну, – заерзал Живицкий, – я бы, пожалуй, не стал формулировать это таким образом, но в общем вы правильно поняли смысл моего к вам обращения.
Надо же, какой высокий слог!
– Я смотрю, вы, уважаемые представители власти, решили в одну дудку дуть. Или, переводя на общедоступный язык, апеллировать к защите бесполезно, потому что она придерживается политики поддержки генеральной линии следствия.
И это наводит меня на мысль, что правды я здесь не найду. «Оставь надежду всяк, сюда входящий». Не то место, не те люди.
Против ожидания, ответил не Муха. Тот продолжал сидеть неподвижно, исподлобья уставившись на меня. Ответил Живицкий. Совершенно спокойным и неожиданно твердым голосом:
– Очень хорошо. Рад, что вы правильно поняли суть вопроса. Надеюсь, это поможет вам избрать правильную линию поведения. То есть – направленную на сотрудничество со следствием. Соответственно я, со своей стороны, как адвокат, гарантирую, что суд учтет проявленную вами добрую волю.
– И? – с максимально возможной иронией спросил я.
– Соответственно. Это будет учтено при вынесении приговора.
– То есть вы мне, как адвокат, заранее гарантируете, что приговор будет?!
– Соответственно, – поставил точку Живицкий.
Вот ответил так ответил! Молодец! Я перевел взгляд на Муху. Красная физиономия следователя выражала высшую степень довольства. Ни дать ни взять – кот, нажравшийся хозяйской сметаны от пуза. Раньше, во всяком случае, мне его таким видеть не приходилось. Я вздохнул.
– Ну, раз вы гарантируете, Борис Наумович, что меня непременно осудят – значит, так тому и быть. Не мне с вами спорить, вы же специалист своего дела, – я особо подчеркнул слово «специалист». – Но тогда скажите мне, дорогие мои защитники закона, я еще раз вас об этом спрашиваю – на каком основании меня задержали?
– Арестовали, – тихо, но отчетливо поправил разговорившийся адвокат.
Ух ты! Кажется, ко всему был готов, но нет – сюрприз за сюрпризом. Я не задержан, а уже арестован. Оперативно – как они говорят. Ишь, как кому-то приспичило меня прессануть!
– Я смотрю, у вас быстрее дело делается, чем сказка сказывается, – продолжил я. – Что, должен заметить, обычно нашим органам не свойственно! Так на каком все-таки основании меня арестовали, как вы говорите?!
– Вы же только что читали «Постановление» о привлечении вас к уголовной от… – начал было Живицкий, но я не дал ему договорить.
– Не меня! А некого Разина, не помню как его звать. А я Николай Григорьев и все мои документы должны быть у вас.
– Они и есть у нас, – вернулся в разговор Муха.
Он опять полез под стол и принялся доставать что-то из портфеля, шурша бумагами и, время от времени, вполголоса матерясь.
– Вот! – разогнулся он и отдышался. – Это ваш паспорт, господин Разин.
– Ну, вот и хорошо, – отозвался я, – что нашелся наконец-таки мой паспорт. Надеюсь, это положит конец этому затянувшемуся недоразумению. Назовем это так. Пока! Пока я не вышел на свободу. А когда я выйду отсюда, у меня будут к правоохранительным органам вопросы. Много серьезных вопросов.
– Ну, это когда-а еще выйдете, гражданин Разин. Да, Разин! Разин! – повысил Муха голос, не давая возразить. – И этот вот документ именно это и подтверждает. Можете сами убедиться!
Он пренебрежительно бросил мне красную книжицу. Не мой новенький российский паспорт, гражданина Российской Федерации с двуглавым орлом с коронами, что всегда меня удивляло – монархия у нас пока что не восстановлена. Нет, это была красная книжечка гражданина не существующего больше государства СССР. Читайте, завидуйте, я гражданин!..
Ну и что там у нас – сейчас взглянем. Как можно спокойнее – я взял паспорт и раскрыл его. Паспорт был на имя Разина Константина Александровича. Мой собственный, насколько я мог его узнать, старый паспорт. С разводами по низу страничек, которые остались как память о бурном романе с Ангелиной, тогда еще только будущей моей женой. Той самой, что впоследствии меня сюда и спровадила на пару с любимым братцем Леонидом. Сразу вспомнил, как мы, только что познакомившись с ней, сутки напролет шатались по летнему городу, забираясь в самые потаенные его закоулки. В одну из таких прогулок мы и попали под питерский ливень, рухнувший на город после нескольких дней изнуряющей жары. И в мгновение ока вымокли до нитки. Ангелина в мокрой футболке выглядела почти голой и очень-очень сексуальной. Вернувшись домой, мы сразу разложили мокрую одежду, документы и наличные на подоконнике и занялись любовью, под аккомпанемент удаляющейся грозы!..
Только вот фотография в этом старом паспорте теперь была новой. И на ней был я – именно такой, каким выглядел сейчас после всех пластических операций. Мастера, ничего не скажешь – сделано филигранно. Да и чего удивляться – сами же эти ксивы и выдают, чего ж не подделать. Уж если даже урки подделывают!
В голове опять неприятно загудело, как после удара или контузии. Ч-черт! Вот это уже сильно. Эта маленькая паленая ксива радикально меняла ситуацию! Ксивка-дурка! Зато теперь я мог уже реально представить себе масштабы предпринятого на меня наезда. Это был не просто мощный наезд – это был наезд беспрецедентный! И пока в голову не шел никто, способный организовать и – главное! – оплатить такую подставу.
– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Муха. – Ваш документик, как я понимаю? Вы и теперь будете продолжать отказываться от собственного имени или все-таки признаете очевидное? Бредить пора прекращать, господин Разин. Нужно вернуться на грешную землю – и не без ваших стараний, заметьте, грешную! И посмотреть правде в лицо.
– Упорствовать не имеет смысла, – отчетливо прибавил адвокат из своего угла.
– А будешь продолжать ваньку валять, Разин, так найдутся у нас и средства убеждения, – продолжил следак с неприкрытой угрозой в голосе.
В этот момент за стеной заржала дружно и во весь голос охрана. Видимо какой-то анекдот пришелся особенно в жилу! Вместо драматического эффекта, на который явно рассчитывал Муха, вышел пшик. Это его заметно задело, от злости он весь передернулся и неприязненно скривил губы.
Я вздохнул и, вернув на стол чертову ксиву, спросил:
– Так чего конкретно вы хотите от меня добиться?
– Чиста канкретна, – неуклюже пошутил следак. – А вы как думаете, гражданин Разин. Чего может добиваться следователь прокуратуры от подозреваемого в убийстве?! Признаешь себя Разиным, коим ты и являешься. Чистосердечно сознаешься в убийстве Смирницкой и предстаешь перед судом. Хорошо бы предварительно раскаявшись.
– И все?
– Нет, конечно! Затем наш суд, самый справедливый суд в мире, – снова пошутил он, – вынесет по этому делу приговор. Учтя все то, что уже озвучил Борис Наумыч. Соответственно. И вы отправитесь отбывать наказание согласно приговору суда.
– И вы думаете, я на все это соглашусь?
– Думаю, да, – серьезно ответил Муха и пояснил: – Деваться-то тебе некуда, Разин. А будешь упорствовать – только хуже себе сделаешь. Можешь мне поверить. Так как?
Так как? – подумал я со злостью и в рифму. – Так fuck! Для таких говнюков даже русские народные фиги крутить показалось зазорно. Слишком большая честь! Я молча поднял перед собою кулак с оттопыренным средним пальцем. Fuck you! Красноречивый жест, понятный во всех концах Земли, спасибо Голливуду. И показал его следователю Мухе: тебе, мусор, этот fuck. Чтоб не сомневался.
Потом поднял вторую руку и показал fuck Живицкому: тебе, актеришка дешевый! А когда решил, что с них достаточно, сказал спокойным, но железным голосом:
– Я Николай Григорьев, к убийству неизвестной мне гражданки Эльвиры Смирницкой никакого отношения не имею. Я лишь раз на своей памяти был проездом в Лисьем Носу – и убийствами там не занимался!
И тем подвел черту. Затем сложил руки на груди и отрешенно уставился в стену кабинета.
Живицкий мелко затряс кудряшками. Муха сглотнул и набрал воздуха в легкие. Я подумал, что он начнет сейчас визжать, брызгая слюной, однако ошибся. Заговорил он негромко, но с угрозой в дрожащем от ненависти голосе.
– Смотрю я, ты не понимаешь, Разин. Пантомимы все показываешь. Терпение наше испытываешь. А оно не безграничное. Границы этого терпения ты давно уже пересек, Разин. Игры поэтому с этого момента прекращаются. Кстати, по поводу твоей пантомимы. Очень своевременно напомнил. В тему, так сказать. Если ты продолжишь играть в несознанку и портить нам отчетность, познакомишься с главной темой своей пантомимы на собственном анусе. Специалисты по этому вопросу у нас здесь имеются. Точнее, имеют, – снова ухмыльнулся он, довольный игрой слов. – Скучают небось без свеженького. Тебя, Разин, ждут не дождутся. Или, может, все же – дождутся. Как там у классика: «Здравствуй, тело младое, незнакомое!»
Муха сделал паузу, видимо, давая мне время осмыслить только что услышанное. Затем продолжил более прозаическим тоном:
– Встретиться с этими замечательными парнями у тебя есть все шансы. В случае, я повторяю, если ты продолжишь глупо упираться. Выбор у тебя все-таки есть. Время, чтобы собраться с мыслями, мы тебе дадим. Немного – пару-тройку дней, не больше. А чтобы подстегнуть твой мыслительный процесс и придать ему нужное направление, в эти дни проведем очную ставку с очень ценным свидетелем. С твоей женой, Разин. Ангелина, в отличие от тебя, согласилась сотрудничать со следствием. Для начала – помочь установить твою подозрительную личность. Надеюсь, эта информация поможет тебе принять правильное решение и не доводить нас до применения крайних мер. А когда ты перестанешь наконец твердить, как попка: я Николай Григорьев, я Николай Григорьев, и признаешь, что ты Разин, Константин Александрович… Тогда это дохлое дело сдвинется с мертвой точки с минимальными потерями с твоей стороны. Твоей, Разин, стороны. Прочувствуй это.
«Очная ставка с Ангелиной!» – Я был в смятении и очень надеялся, что это не слишком заметно. Муха добился-таки своего.
– Увести! – гаркнул он куда-то за мою спину. Сразу щелкнул замок, скрипнули дверные петли. Грохоча коваными сапогами, вошел старшина и рявкнул:
– Встать!
Глава 2
БЛЕФ-КЛУБ ПО-ВОРОВСКИ
Обратной дороги до камеры я просто не заметил. Шел, глядя под ноги. По звуку звякающих об стену ключей за спиной привычно определял скорость движения и дистанцию с вертухаем. Останавливаясь перед дверями или решетками, еще не слыша команды, автоматически поворачивался лицом к стене. Эту нехитрую тюремную науку я познал в совершенстве – какие еще нужны доказательства того, что я здесь не в первый раз. Любой опытный зэк, недолго понаблюдав за мной, сразу бы это понял. Точно так же, как я могу отличить новичка от бывалого.
За несколько часов передо мной прошел настоящий парад призраков. Следователь Муха и доктор Живицкий. Беспредельщики. Много лет, вплоть до сегодняшнего утра, в моей личной канцелярии числившиеся на том свете. Да и жена Ангелина, с которой Муха обещал на днях устроить очную ставку, тоже по идее должна быть мертва! Все они давно должны были уйти в небытие. [1]По агентурным данным, как говорят разведчики в шпионских книжках. А этим данным я до сегодняшнего дня тоже склонен был доверять. Выходит, напрасно. Вот, например, братки когда-то меня клятвенно заверяли, что следак Муха стараниями Светки-Конфетки отправился на небеса, где никого больше не потревожит. А теперь мне, доверчивому, один труп с другим свидание устраивает. Если жив Муха, то Ангелина тем более может оказаться живой. Шансы у нее все-таки были. Люди и не в таких условиях выживают. Хватило бы воли!
«А вдоль дороги – мертвые с косами стоят! И тишина!» А может, это просто я уже умер? Там, в аэропорту, как и полагал вначале. И все это со мной уже после смерти происходит! Было так в каком-то фильме, и не в одном!
Ага! И это после смерти так болит и кружится голова. Нет, господа-товарищи, я пока еще на этом свете! И даже точно знаю, в какой именно его части. Но вот чего пока не могу представить даже приблизительно – кто же это затеял такую сложную игру и для чего? Что за безумец стоит за всей этой фантасмагорией?
А если не безумец? Тогда еще трудней.
Стоп! А если это с моей головой все-таки что-то не в порядке? И, на самом деле, я и есть врач-реаниматолог Константин Разин, только что брошенный в узилище злыми мусорами? А эти семь с лишним лет активной криминальной жизни просто привиделись мне после интенсивных побоев? Время – вещь иллюзорная! Столько раз побывав в наркозе, я знал это наверняка. Даже до последнего «заплыва» с галлюциногенами из аэропорта в «Кресты».
Но тут в поле моего зрения попали собственные ноги в изжеванных, но все равно чертовски элегантных брюках (Ermenegildo Zegna). Очень дорогих. И таких же дорогих туфлях. Без шнурков, на резинках, что в сложившихся обстоятельствах важно. На такие туфли тот старый Константин Разин, врач-реаниматолог, целый год бы пахал. Даже не один год, пожалуй.
Недоработали, господа режиссеры. «Не верю!» – как сказал бы Станиславский. Не знаете, кто такой Станиславский? Вот теперь верю… Мой, тезка, кстати, – Константин!
Главным сейчас было понять – для чего все это затеяно? С какой целью? Если бы меня хотели убить, я был бы уже мертв. Для такого простого дела не нужно было бы городить все это. Значит? Значит, им нужно что-то совсем другое. Что? В чем ключ? Ведь наверняка лежит где-нибудь на виду. «Хочешь спрятать вещь как следует, положи на самое видное место», – так, кажется, говорил Эдгар По. Писатель, который придумал детективы, наверняка знал, что говорил.
Может, меня хотят просто свести с ума? Так это пустое. В мединституте на курсе психиатрии седенький профессор Ганелин рассказывал об опытах, которые ставили нацисты во время войны. Немцы – народ дотошный и пунктуальный. Решив выяснить, можно ли свести человека с ума, и если можно – то каким образом, они принялись за дело с огоньком. Выделили для опытов подходящий концлагерь. Подали заявку в Рейхсканцелярию на бесперебойную поставку человеческого материала и с головой погрузились в свои опыты. Опыты были, по фашистскому обыкновению, самыми изощренными и бесчеловечными. Подопытным людям причиняли немыслимые физические и моральные страдания, применяя для этого все последние достижения науки и техники. Любой ценой стараясь снести им напрочь крышу. Результаты всех опытов скрупулезно фиксировались и потом детально изучались.
Сомневаться в добросовестности их исследований не приходится, говорил профессор Ганелин. А такой экспериментальной базы, как бы бесчеловечно это ни звучало, ни у кого никогда не было и, надеюсь, не будет. Поэтому отнестись к результатам их чудовищной работы следует со всем вниманием.
Итак. Переработав горы человеческого материала, нацистские ученые пришли к однозначному выводу: свести человека с ума невозможно, если у него нет природной предрасположенности к сумасшествию. Вот так. То есть люди от природы делятся на предрасположенных к безумию – и на тех, у кого крыша крепче, чем фундамент.
Я относился ко второму типу и это знал точно. Вся моя изобиловавшая потрясениями жизнь это подтверждала. А тот, кто теперь ставил на мне свой варварский опыт, этого наверняка не знал. И вряд ли слышал об изысканиях своих нацистских предшественников. Все-таки есть польза от высшего образования, как ни крути.
– Лицом к стене! – И вертухай загремел ключами в замке.
Для людей, никогда не бывавших за решеткой, пребывание в одиночке должно казаться самым страшным испытанием. Однако я знаком был не понаслышке с тюрьмой и гипертрофированным чувством коллективизма не страдал. Поэтому и очутиться в камере, набитой полусотней, если не сотней, зеков, где стоит вечная духота, где гудят с утра до вечера чьи-то голоса, не стремился. Нужно было очень многое обдумать, и как можно скорее. Сколько у меня времени в запасе – ведомо только тем, кто затеял эту странную игру.
За несколько часов передо мной прошел настоящий парад призраков. Следователь Муха и доктор Живицкий. Беспредельщики. Много лет, вплоть до сегодняшнего утра, в моей личной канцелярии числившиеся на том свете. Да и жена Ангелина, с которой Муха обещал на днях устроить очную ставку, тоже по идее должна быть мертва! Все они давно должны были уйти в небытие. [1]По агентурным данным, как говорят разведчики в шпионских книжках. А этим данным я до сегодняшнего дня тоже склонен был доверять. Выходит, напрасно. Вот, например, братки когда-то меня клятвенно заверяли, что следак Муха стараниями Светки-Конфетки отправился на небеса, где никого больше не потревожит. А теперь мне, доверчивому, один труп с другим свидание устраивает. Если жив Муха, то Ангелина тем более может оказаться живой. Шансы у нее все-таки были. Люди и не в таких условиях выживают. Хватило бы воли!
«А вдоль дороги – мертвые с косами стоят! И тишина!» А может, это просто я уже умер? Там, в аэропорту, как и полагал вначале. И все это со мной уже после смерти происходит! Было так в каком-то фильме, и не в одном!
Ага! И это после смерти так болит и кружится голова. Нет, господа-товарищи, я пока еще на этом свете! И даже точно знаю, в какой именно его части. Но вот чего пока не могу представить даже приблизительно – кто же это затеял такую сложную игру и для чего? Что за безумец стоит за всей этой фантасмагорией?
А если не безумец? Тогда еще трудней.
Стоп! А если это с моей головой все-таки что-то не в порядке? И, на самом деле, я и есть врач-реаниматолог Константин Разин, только что брошенный в узилище злыми мусорами? А эти семь с лишним лет активной криминальной жизни просто привиделись мне после интенсивных побоев? Время – вещь иллюзорная! Столько раз побывав в наркозе, я знал это наверняка. Даже до последнего «заплыва» с галлюциногенами из аэропорта в «Кресты».
Но тут в поле моего зрения попали собственные ноги в изжеванных, но все равно чертовски элегантных брюках (Ermenegildo Zegna). Очень дорогих. И таких же дорогих туфлях. Без шнурков, на резинках, что в сложившихся обстоятельствах важно. На такие туфли тот старый Константин Разин, врач-реаниматолог, целый год бы пахал. Даже не один год, пожалуй.
Недоработали, господа режиссеры. «Не верю!» – как сказал бы Станиславский. Не знаете, кто такой Станиславский? Вот теперь верю… Мой, тезка, кстати, – Константин!
Главным сейчас было понять – для чего все это затеяно? С какой целью? Если бы меня хотели убить, я был бы уже мертв. Для такого простого дела не нужно было бы городить все это. Значит? Значит, им нужно что-то совсем другое. Что? В чем ключ? Ведь наверняка лежит где-нибудь на виду. «Хочешь спрятать вещь как следует, положи на самое видное место», – так, кажется, говорил Эдгар По. Писатель, который придумал детективы, наверняка знал, что говорил.
Может, меня хотят просто свести с ума? Так это пустое. В мединституте на курсе психиатрии седенький профессор Ганелин рассказывал об опытах, которые ставили нацисты во время войны. Немцы – народ дотошный и пунктуальный. Решив выяснить, можно ли свести человека с ума, и если можно – то каким образом, они принялись за дело с огоньком. Выделили для опытов подходящий концлагерь. Подали заявку в Рейхсканцелярию на бесперебойную поставку человеческого материала и с головой погрузились в свои опыты. Опыты были, по фашистскому обыкновению, самыми изощренными и бесчеловечными. Подопытным людям причиняли немыслимые физические и моральные страдания, применяя для этого все последние достижения науки и техники. Любой ценой стараясь снести им напрочь крышу. Результаты всех опытов скрупулезно фиксировались и потом детально изучались.
Сомневаться в добросовестности их исследований не приходится, говорил профессор Ганелин. А такой экспериментальной базы, как бы бесчеловечно это ни звучало, ни у кого никогда не было и, надеюсь, не будет. Поэтому отнестись к результатам их чудовищной работы следует со всем вниманием.
Итак. Переработав горы человеческого материала, нацистские ученые пришли к однозначному выводу: свести человека с ума невозможно, если у него нет природной предрасположенности к сумасшествию. Вот так. То есть люди от природы делятся на предрасположенных к безумию – и на тех, у кого крыша крепче, чем фундамент.
Я относился ко второму типу и это знал точно. Вся моя изобиловавшая потрясениями жизнь это подтверждала. А тот, кто теперь ставил на мне свой варварский опыт, этого наверняка не знал. И вряд ли слышал об изысканиях своих нацистских предшественников. Все-таки есть польза от высшего образования, как ни крути.
– Лицом к стене! – И вертухай загремел ключами в замке.
Для людей, никогда не бывавших за решеткой, пребывание в одиночке должно казаться самым страшным испытанием. Однако я знаком был не понаслышке с тюрьмой и гипертрофированным чувством коллективизма не страдал. Поэтому и очутиться в камере, набитой полусотней, если не сотней, зеков, где стоит вечная духота, где гудят с утра до вечера чьи-то голоса, не стремился. Нужно было очень многое обдумать, и как можно скорее. Сколько у меня времени в запасе – ведомо только тем, кто затеял эту странную игру.