Сегель Яков. Коля из села Снегири

Сегель Яков
Коля из села Снегири

   Яков Александрович СЕГЕЛЬ
   Коля из села Снегири
   Повесть
   ________________________________________________________________
   ОГЛАВЛЕНИЕ:
   Глава первая. НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВИЧ
   Глава вторая. КОЛЯ И ГЕНЕРАЛ
   Глава третья. ПЕРВЫЙ ПРЫЖОК
   Глава четвёртая. ПРАСКОВЬЯ КУЗЬМИНИЧНА
   Глава пятая. МЕТКИЙ ВЫСТРЕЛ
   Глава шестая. ДЕРЕВО В ПОДАРОК
   Глава седьмая. В БОЙ ЗА РОДИНУ
   Глава восьмая. ВСТРЕЧА В ТИШИНЕ
   Глава девятая. ПОД СТУК КОЛЁС
   Глава десятая. КЕМ СТАТЬ?
   Глава одиннадцатая. КОЛЯ-ЛЁТЧИК
   Глава двенадцатая. НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК
   Глава тринадцатая. ПИСЬМО
   Глава четырнадцатая. ОТВЕТ С РОДИНЫ
   Глава пятнадцатая. В ГОРОДЕ ВЕНЕ
   Глава шестнадцатая. ОРДЕН
   Глава семнадцатая. ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
   ________________________________________________________________
   Глава первая
   Николай Яковлевич
   Жил да был на свете мальчик Коля Исаев. Сначала его мало кто знал ну там, мама с папой, дедушка с бабушкой, тёти с дядями... Ну, может, ещё соседи.
   Потом Коля подрос немного, стал играть с другими ребятами, захаживать к ним в гости, и тогда с Колей Исаевым познакомилась вся его деревня.
   Когда маленький Коля выходил погулять, он, чтобы выглядеть взрослым, нахлобучивал себе на голову отцовский картуз.
   Картуз был ему велик, и Колина голова, наверное, вся проскочила бы внутрь, но мешали уши и нос. Картуз держался на ушах, а Коля солидно шёл по деревенской улице и со всеми здоровался за руку:
   - Здорово, дядька Ермолай!..
   Или:
   - Здорово, тётка Наталья!..
   И все ему охотно пожимали руку и называли на "вы":
   - Здравствуйте, Николай Яковлевич!..
   - Как дела, Николай Яковлевич, что новенького?
   А потом он подрос ещё немного и стал ходить в соседнее село в школу. Тут с ним познакомились учителя и одноклассники.
   Ой как давно это было!
   А в 1941 году на нашу страну напали немецкие фашисты, началась война, и всё у всех людей получилось совсем не так, как они этого хотели. Конечно, все они хотели разного, но хорошего, а досталось всем разное, но плохое.
   Одно было общее - желание отстоять свою Родину и победить фашистов.
   Глава вторая
   Коля и генерал
   Были мы тогда очень молодые. Конечно, не такие, как ты, а немного постарше - лет восемнадцати-девятнадцати. Мальчишки и девчонки уже называли нас дядями, а настоящие дяди по-прежнему считали мальчишками.
   Хоть мы тогда и были уже солдатами, но на нас ещё не успели надеть солдатскую форму. Мы стояли кто в чём: в пальто, в куртках, в пиджаках, в стёганках, в плащах, а чтобы хоть немного быть похожими на военных, перепоясались сверху брючными ремешками.
   На большом поле построили всю нашу воздушно-десантную бригаду - и опытных десантников, и нас, новеньких, - всего четыре тысячи человек.
   Вообще, это - военная тайна, сколько в бригаде народу, но с тех пор прошло уже много лет, и тайна эта, я думаю, давно перестала быть тайной. А кроме того, надеюсь, что ты её никому не расскажешь. Да и бригады сегодня стали совсем другими, и я даже сам не знаю, сколько в них человек, - это уже новая военная тайна.
   Было довольно холодно и сыро, но настоящий солдат должен уметь стойко переносить и холод, и голод, и сырость, и жару, и всякие другие трудности, потому что на войне разное бывает. И мы терпели. Стояли и терпели, только незаметно постукивали нога об ногу, чтобы было не так зябко.
   А вдоль строя бригады шёл генерал. Он был нашим командиром и теперь хотел познакомиться с нами поближе, потому что воевать на фронте легче, когда рядом с тобой те, кого знаешь и на кого надеешься.
   Он шёл, вглядываясь в наши молодые лица, а мы вглядывались в него.
   "Мальчики... - думал про себя генерал. - Совсем мальчики..."
   Генерал хмурил брови, и мы решили, что он сердитый, а он разглядывал нас очень внимательно и незаметно вздыхал: скоро этих мальчиков он поведёт в бой, в котором кто-то из них погибнет, так и не успев стать взрослым. Даже научиться стрелять как следует не успеют... Мальчики...
   Генералу совсем недавно исполнилось тридцать восемь лет, и по этой причине он считал себя стариком, хотя сам ещё любил поиграть в футбол, побегать на лыжах, побороться с товарищами, пошутить, побаловаться и никаким стариком пока что не был, а просто был постарше своих солдат и как их командир должен был о них заботиться. Недаром солдаты часто называют своих командиров "батя", что значит - отец.
   "Эх, кормить бы их сейчас получше, - думал наш "батя", - а то вытянулись, как жерди, но и худющие тоже, как жерди..."
   На голове генерала была надета генеральская фуражка со звездой, и на погонах - по большой звезде, а на широкой генеральской груди, на кителе Золотая Звезда Героя Советского Союза.
   Генерал шёл вдоль строя бригады, останавливался против каждого батальона и громко произносил:
   - Здравствуйте, товарищи гвардейцы!
   А те, против кого он останавливался, набирали в грудь побольше воздуха и в один голос отвечали:
   - Здравия желаем, товарищ гвардии генерал!!!
   А он снова шёл дальше и снова здоровался.
   Так он дошёл до нас, остановился, приложил ладонь к козырьку и тоже поздоровался. Но не успели мы набрать в грудь побольше воздуха, чтобы ответить ему: "Здравия желаем, товарищ генерал!", как из самого заднего ряда, где стояли те, что поменьше ростом, вдруг кто-то звонко, по-мальчишески крикнул:
   - Здорово, дядька!..
   Генерал даже вздрогнул от удивления, даже опешил, ведь так в армии здороваться не полагается. Но он и виду не показал, что растерялся, а спокойно спросил:
   - Это кто же меня дядькой назвал?
   - Я! - раздался голос из самого заднего ряда.
   Генерал подумал: рассердиться ему на этот голос или не стоит? Но сердиться на первый раз не стал, а сказал:
   - Интересно! Это что за племянничек у меня объявился?
   Из строя вышел небольшой солдатик и стал перед генералом. Нос этого невысокого солдата приходился как раз против Золотой Звезды на груди генерала.
   Ты уже, наверное, догадался, что этим солдатиком был Коля Исаев? Пальто было ему великовато, топорщилось, кепка висела на оттопыренных ушах, а из-под большого козырька виднелся нос кнопкой, весь покрытый веснушками.
   - Видали, какой? - спросил генерал у офицеров, которые окружали его. - Выходит, я - его дядька. - И он громко рассмеялся.
   За генералом засмеялись офицеры, что были рядом, за офицерами солдаты, что стояли поближе, за ними - солдаты, что стояли подальше и даже не видели, по какой причине смеются их соседи, потом смешно стало даже тем, кто стоял совсем далеко, и скоро стала хохотать вся наша бригада. А когда громко хохочет сразу четыре тысячи молодых парней, то даже облака на небе разлетаются в разные стороны и начинает ярко светить солнце.
   От смеха всем стало жарко, а у генерала на глазах выступили слёзы. Но он утёр их платком и спросил солдата:
   - И как же вас величать прикажете, дорогой племянничек?
   Коля поправил кепку, которая всё время сползала ему на нос, и солидно представился:
   - Исаев Николай Яковлевич.
   - Выходит, мы тёзки! - обрадовался генерал. - Я тоже Николай Яковлевич. Значит, будем воевать вместе. А теперь, гвардии рядовой Исаев, кру-гом! На своё место, шаго-ом марш!
   И Николай Яковлевич занял своё место в солдатском строю.
   Так они впервые познакомились - два Николая Яковлевича - гвардии рядовой Исаев и гвардии генерал-майор Зубарев.
   Глава третья
   Первый прыжок
   Прошло довольно много дней, прежде чем Коля совершил свой первый прыжок с парашютом.
   В то утро он проснулся очень рано. Лежал вместе с другими солдатами в землянке на нарах, смотрел в потолок и думал.
   Ты можешь спросить, а что такое нары? Пожалуйста, расскажу.
   Вот ты спишь на удобной кровати, голову кладёшь на мягкую подушку, лежишь на белой простыне, укрытый тёплым одеялом, да ещё мама перед сном тебя поцелует и скажет:
   - Спокойной ночи! Спи, детка, спи!
   А у солдата во время войны ничего этого не было: ни подушки, ни простыни, ни одеяла и даже кровати у него не было - были нары, а мама жила где-то далеко от него и только очень за него волновалась.
   А нары... Нары - это такой большой жёсткий настил из грубых досок сразу на десять человек. Чтобы было хоть немного помягче, солдаты клали на доски колючие еловые ветки, а сверху немного сена, поверх сена они стелили одну шинель, а второй накрывались вместо одеяла. Поэтому и спали солдаты по двое: шинель одного - вместо простыни, шинель второго - вместо одеяла. А вместо подушки - кулак под щёку.
   Николай Яковлевич спал под одной шинелью с другим солдатом, которого все в шутку называли Селёдкиным. Вообще-то фамилия этого солдата была Карасёв, но был он такой длинный и худой, что его прозвали Селёдкиным, ведь селёдка тоже рыба...
   Проснулся Николай Яковлевич и сразу вспомнил, что сегодня ему предстоит первый раз в жизни прыгать с парашютом. Вспомнил и заволновался.
   Когда-то давно, в детстве, он храбро прыгал и со стула, и со стола, и даже со шкафа, прыгал с высокой ветки в пруд, прыгал с крыши своей избы в снежный сугроб, с сарая - в сено, прыгал на лыжах с небольшого самодельного трамплина, но с парашютом из-под самых облаков - никогда. И ему стало страшно!
   Вообще прыгать с парашютом всем страшно, даже очень храбрым людям. Только храбрые никому не говорят об этом, а делают смелое лицо и... прыгают, а трусливые люди в это время дрожат, как зайцы, и стараются как-нибудь увильнуть от прыжков, например, говорят, что у них болит живот, или голова, или ещё что-нибудь, а на самом деле у них ничего не болит, просто они боятся.
   Чтобы никто не догадался, что ему страшно, Николай Яковлевич решил весь день перед прыжками улыбаться, но только он так решил, как тут же почувствовал, что рядом с ним под шинелью дрожит солдат Карасёв, которого все называли Селёдкиным. Коля услышал даже, как у этого Селёдкина стучат зубы. Тут он вспомнил, что Селёдкин тоже сегодня должен будет первый раз в жизни прыгать с парашютом и, наверное, поэтому дрожит от страха.
   "Трус!" - подумал Николай Яковлевич и от этого сам стал бояться немного меньше.
   Николай Яковлевич решил подремать ещё немножко и, может быть, досмотреть сон про то, как он в детстве пошёл собирать грибы и заблудился в лесу.
   Но только он стал засыпать, как дневальный закричал:
   - Подъём!
   И Николай Яковлевич в одну секунду спрыгнул с нар, потому что команда "Подъём!" в армии означает, что надо тут же проснуться, за несколько секунд одеться и стремглав выскочить на улицу.
   Чтобы быть сильным, здоровым и ловким, солдат в первую очередь делает физкультурную зарядку. И зимой, и летом, и в жару, и в мороз, и в дождь, и когда нет дождя - каждое утро солдат пятнадцать минут бегает, прыгает, гнётся по-разному, подтягивается на турнике, скачет через "коня" и всё это делает без рубашки и поэтому никогда не простуживается.
   В то утро Николай Яковлевич особенно бодро бегал, и никто из солдат или офицеров даже подумать не мог, что он боится прыгать с парашютом.
   А трусливый Селёдкин трусил за ним вялой трусцой и только и думал, какую бы ему придумать неправду, чтобы увильнуть от прыжков.
   Потом солдаты умылись хорошенько, почистили зубы и с песней пошли завтракать.
   Это уж у солдат так заведено: когда они шагают в солдатском строю, они поют солдатские песни. Под такие песни легко шагать в ногу, под такие песни хочется улыбаться, под такие песни ничего не страшно!
   ...Эх, граната, моя граната!
   Мы с тобой не пропадём.
   Мы с тобой, моя граната,
   В бой за Родину пойдём!
   В бой за Родину пойдём!..
   Уже в столовой Николай Яковлевич почувствовал, что совсем не хочет есть, но он всё-таки съел всё, что ему дали, потому что хотел быть сильным и побольше вырасти. А солдат Карасёв, который сидел рядом, ничего не ел от страха.
   После завтрака солдат Исаев и солдат Карасёв отправились укладывать свои парашюты.
   В небе парашют похож на огромный зонтик, под которым на двадцати четырёх тонких верёвочках-стропах висит парашютист.
   Стропы эти ещё на земле нужно очень аккуратно уложить все вместе, чтобы потом в воздухе они не запутались и парашют раскрылся легко и быстро и плавно опустил тебя на землю. Но у солдата Карасёва от страха так дрожали руки, что тонкие стропы всё время путались, и он никак не мог уложить их как следует.
   - Эх ты! - сказал ему инструктор, - укладчик, который учил солдат укладывать парашюты. - Кто ж так укладывает?! Давай я тебе помогу, а ты смотри внимательно и учись.
   Через час солдат Исаев и солдат Карасёв уже шагали по полевой дороге на прыжки. За спиной у каждого на лямках висел уложенный парашют.
   Скоро они увидели, как из-за леса поднимается аэростат. Десантники в шутку называли его "колбасой". Он действительно был похож на большую толстую колбасу, только серебряного цвета, под которой на четырёх крепких канатах висела лёгонькая открытая кабинка. Она была такой маленькой, что в ней еле-еле умещались три парашютиста и инструктор, который следил, чтобы молодые десантники правильно прыгали с парашютом.
   Как только Карасёв увидел в небе эту "колбасу", увидел, как из кабинки один за другим выпрыгнули три человека, он тут же сказал:
   - У меня болит живот.
   В небе спускались три парашютиста.
   - Может, отдохнём, - предложил Коля, - и твой живот перестанет болеть. А?..
   - Нет, - уверенно сказал Карасёв. - Я свой живот знаю, он теперь долго будет болеть.
   - А прыжки? - спросил Коля.
   Но Карасёв только руками развёл:
   - Подумаешь - прыжки! Если бы не живот, я бы целыми днями только и прыгал! - Он похлопал Николая Яковлевича по плечу. - Ты иди, Исаев, иди, не бойся. А я - к доктору, живот лечить.
   "Струсил..." - подумал Коля и, чтобы самому было не очень страшно, сложил губы трубочкой и засвистел весёлую песенку.
   Он шёл и смотрел, как за лесом спускаются белые парашюты. Казалось, что кто-то дунул на одуванчик и по ясному небу плывут пушинки, а под ними покачиваются чёрные семечки. Отсюда парашютисты казались такими маленькими, потому что были далеко.
   "И я смогу так прыгнуть, не испугаюсь. Что я - рыжий?!" - подумал Коля и громко засмеялся: он вспомнил, что волосы-то у него действительно рыжие. Ему было так смешно, что он даже не услышал, как сзади подъехала машина.
   - Чего, гвардеец, смеёшься?
   Коля обернулся и увидел... генерала, того самого - Николая Яковлевича. Но теперь он знал, как надо здороваться с генералами. Он шагнул вперёд, вскинул ладонь к пилотке и громко отчеканил:
   - Здравия желаю, товарищ гвардии генерал! Рядовой Исаев следует на свой первый прыжок с парашютом!
   - Здравия желаю, гвардеец! - ответил генерал и скомандовал: - Вольно!
   И Коля стал вольно - одну ногу согнул в колене и даже немного подбоченился.
   - Орёл! - с удовольствием отметил генерал и вдруг прищурился: Погоди-ка!.. А мы вроде бы уже встречались. Только когда же это было?..
   Коля закрыл глаза, пошевелил губами, посчитал и громко сказал:
   - Два месяца и девять дней назад, товарищ гвардии генерал! Весной.
   - Да-да-да, точно! Тёзка! - Генерал взял солдата за плечи, посмотрел ему прямо в глаза и спросил: - Ну как, Николай Яковлевич, боишься?
   Коля вздохнул и честно признался:
   - Боюсь.
   - Молодец, гвардеец! - похвалил генерал. - Не потому молодец, что боишься, а потому, что правду сказал.
   Генерал оглянулся, как будто их кто-то мог услышать, и тихо признался:
   - По секрету говоря, я тоже боюсь.
   Коля так удивился, что даже сам перестал бояться.
   - Ну! - не поверил он.
   - Вот тебе и "ну"! - усмехнулся генерал. - Я уже четыреста девяносто девять прыжков совершил, и каждый раз страшно.
   - Ну! - снова удивился Коля и посмотрел на Золотую Звезду Героя на груди генерала.
   Генерал усмехнулся:
   - Герой - это не тот, кто ничего не боится, а тот, кто побеждает свой страх. Понял? Вот мне, например, страшно, а я улыбаюсь и прыгаю. И ты обязательно прыгнешь! Что ты - рыжий, что ли?!
   Тут оба Николая Яковлевича весело расхохотались.
   Ну а примерно через час Коля Исаев совершил свой первый в жизни прыжок с парашютом.
   Конечно, всё это получилось не так просто.
   Пока Коля подходил к серебристому аэростату, к этой самой "колбасе", пока усаживался в тесную открытую кабинку, ему не было страшно. Но когда аэростат поднялся выше самых высоких деревьев, а земля осталась далеко внизу - тогда страх снова вернулся к Коле.
   - Пристегнуть вытяжную фалу! - скомандовал инструктор строгим голосом, и Коля пристегнул специальный крючок-карабин за специальное кольцо. Теперь оставалось только ждать команды и прыгать, а уж эта самая фала сама вытянет и раскроет парашют.
   Коля вспомнил слова генерала о том, что страх можно победить улыбкой, и... улыбнулся.
   - Чему это вы улыбаетесь? - спросил у Николая Яковлевича строгий инструктор. - Вам что - весело?
   - Ага, - сказал Коля. - Очень!
   - Смельчак! - удивился инструктор и распахнул перед Колей дверцу кабины: - Приготовиться!
   Коля встал со скамеечки, ступил на порог, глянул вниз, и у него даже дыхание перехватило: с такой высоты он никогда ещё не видел землю.
   Там внизу, далеко-далеко, под ним лежало ровное зелёное поле, немного в стороне стояли малюсенькие, как игрушечные, дома деревни, на лугу паслись малюсенькие коровы, а за лугом рос малюсенький лес, по дороге ехал малюсенький грузовик и шли малюсенькие люди, и было очень-очень тихо, только слегка поскрипывали канаты над головой.
   Потом в этой тишине Коля услышал, как где-то прокричал невидимый отсюда петух. Потом он услышал, как заработала какая-то машина: тук-тук, тук-тук, тук-тук...
   И вдруг он понял, что никакая это не машина, а его собственное сердце.
   В эту самую секунду инструктор за его спиной громко скомандовал:
   - Пошёл!
   Коля хотел прыгнуть, но его сапоги как будто приклеились к полу. Тогда инструктор совсем немного помог ему - легонько толкнул в плечо. И Коля полетел вниз.
   Глава четвёртая
   Прасковья Кузьминична
   Все, кто прыгают первый раз в жизни, всегда от неожиданности закрывают глаза. И Коля закрыл и несколько секунд падал как камень, с закрытыми глазами. А потом его вдруг встряхнуло, да так сильно, что он тут же открыл глаза и услышал над головой оглушительный хлопок. Это над ним раскрылся купол парашюта.
   И тут же куда-то пропал всякий страх и стало так хорошо, как бывает утром, когда ты только проснулся, а мать уже возится у печи и в избе вкусно пахнет гречневой кашей с молоком или варёной картошкой с укропом.
   Сначала Николай Яковлевич услышал какую-то птицу.
   "Пиньк-пиньк, пиньк-пиньк!.. - звонко прокричала она, а потом спела свою песню всю целиком: - Фьит-фьит-ля-ля-ви-чиу-кик!"
   Это пел зяблик. Пел громко, весело.
   Коле даже показалось, что птичка хвалит его:
   "Ай да Коля, ты - молодчик! Ай да Коля, ты - смельчак!"
   Только Коля улыбнулся, как запела ещё одна певунья:
   "Та-ке-та-ке-та-ке..."
   Коля тут же вспомнил дедушку, и ему стало ещё веселее.
   Когда давным-давно маленький Коля приносил ему свои рисунки, дед очень серьёзно вертел их перед глазами так и эдак, рассматривал и приговаривал точь-в-точь как эта птица:
   - Так-так-так-так...
   Коля даже представил себе, что на носу у этой пичуги тоже надеты железные очки, как у его дедушки, под клювом растут рыжие усы, а на макушке светится круглая лысина. Правда, дедушка не мог летать, как птица. Зато он, Коля, летит, да ещё от радости поёт песни.
   Ах как хорошо, как приятно было спускаться на парашюте! Сидишь себе в подвесной системе, как в детской люльке, широкие, надёжные лямки крепко и удобно обхватывают тебя со всех сторон, а ласковый ветерок покачивает, как на качелях, - замечательно!
   И всё было бы хорошо, но вдруг Коля заметил, что вместо того, чтобы опускаться вниз, он поднимается вверх. Что такое?! Оказывается, Николай Яковлевич был таким лёгоньким, что тёплый воздух от нагретой земли потянул его парашют снова к облакам.
   Солдаты, которые уже приземлились, кричали ему снизу:
   - Эй, голубь, кончай летать, на обед опоздаем! Давай спускайся!
   Коля и сам был бы рад спуститься, но тёплый воздух будто играл с ним и то опускал его почти до самой земли, то снова уносил в поднебесье.
   Теперь под Колей оказалось уже не поле, на которое он должен был приземлиться, а какая-то незнакомая деревушка, и опускался он прямо на крыши и, может быть, даже на трубу, из которой шёл дым. Ещё секунда, и Николай Яковлевич съехал по соломенной крыше, как на санках, на краю не удержался и... повис.
   Колин парашют, наверное, зацепился там за что-то на крыше, и теперь его ноги болтались совсем недалеко от земли, а нос приходился как раз вровень с окном, из которого чем-то вкусно пахло.
   В избе было темновато, но скоро Николай Яковлевич разглядел старушку, которая возилась у печи. А старушка услышала за своей спиной, как зашуршала солома, и обернулась.
   - Батюшки! - воскликнула она. - Это кто ж такой объявился?!
   - Я, - сказал Коля.
   - Откуда же ты такой свалился? - удивилась старушка.
   - "Откуда-откуда"... - обиделся Коля и показал на небо: - Оттуда... И не свалился, а спустился.
   - Гляди-ко! - не поверила старушка. - А теперь чего делаешь?
   - "Чего-чего"... - Коля шмыгнул носом. - Вишу, вот чего.
   - Висишь?! - не поняла старушка. - Это как же?! А-яй-яй...
   Тут из старушкиного окна на Колю опять пахнуло каким-то очень вкусным запахом.
   - А чем это у вас пахнет? - спросил он с интересом.
   - Смотри-ко, унюхал! - загордилась старушка. - Борщ это, а ты небось проголодался, касатик? Может, отведаешь его для пробы?
   Тут Коля почувствовал, что действительно хочет есть, но признаваться старушке в этом не стал.
   - Кушать не буду, спасибо, - вежливо сказал он. - А вот если бы попить чего-нибудь...
   Добрая старушка засуетилась:
   - Сейчас, милый, сейчас, касатик!.. Повиси немного, подожди.
   Она принесла Николаю Яковлевичу деревянный ковшик с водой.
   - Пей, милый, это колодезная вода, студёная. - Она поглядела на стропы, уходящие на крышу, и посоветовала: - А ты бы отцепился, а? Тебе б и пить было свободней.
   - Ох, - печально вздохнул Коля и посмотрел тоже наверх. Ему очень не хотелось лезть сейчас на крышу и приятно было покачиваться перед окном, из которого так вкусно пахло...
   "Вот бы поесть сейчас..." - подумал он и даже облизнулся. Старушка, конечно, тут же поняла, о чём Коля думал.
   - А может, всё-таки немного поешь моего борщика, а?.. Он у меня хоть и без мяса, но уж так удался, так удался! - Она причмокнула и даже зажмурилась. - Поешь, милый, поешь, сынок! Глядишь, и силы у тебя прибавится, и отцепиться сумеешь... Не обижай старуху, попробуй немного постненького, не побрезгуй!
   - Ну что с тобой делать, бабуся, - вздохнул Николай Яковлевич, будто совсем и не хотел есть. - Плесни малость, попробую.
   Коля не заметил, как съел полную миску этого борща, да такого вкусного, какого он сроду не пробовал. Ну, старушка тут же добавила ещё полмиски, а когда Николай Яковлевич и с ней разделался, подала ему полную миску гречневой каши.
   - Ешь, богатырь, на здоровье! - Она полюбовалась, как молодой солдат уплетает её кашу, и спросила: - Тебя как звать-то?..
   - Николай Яковлевич Исаев... Коля, - ответил солдат. Он доел, облизнул ложку, вздохнул, как после тяжёлой работы, сказал спасибо и тоже поинтересовался: - А тебя, бабка, как звать?
   - Звать Прасковьей, по батюшке Кузьминична, фамилия - Пухова, устанешь, пока всё скажешь. А ты зови меня просто - тётя Паня, а я тебя стану - Миколкой. Родные так тебя звали?
   Коля молча кивнул.
   - А ты сам откуда будешь? - поинтересовалась Прасковья Кузьминична.
   Коля махнул рукой на восток, откуда обычно поднималось солнце.
   - Село Снегири слыхала? - сказал Коля и сам про себя пошутил: - Коля из села Снегири. Мы там всей семьёй жили: мать с отцом, сестрёнка, я...
   - Пишут? - спросила тётя Паня.
   Но Николай Яковлевич только грустно покачал головой.
   - Нет. Они все - и мать с отцом, и сестрёнка - на лето к бабушке с дедушкой поехали, проведать. А мы с классом отправились в поход на лодках... - Коля вздохнул. - А тут война... Они там, - он махнул в ту сторону, куда заходило солнце, - а я - здесь и даже не знаю, что с ними... Там теперь немец.
   После этого разговора Коля не захотел больше отдыхать перед окном Прасковьи Кузьминичны. Он в одну секунду отцепился от подвесной системы. Потом быстро слазил на крышу и отцепил там свой парашют.
   - Ты заходи ко мне ещё, если сможешь, - попросила тётя Паня.
   - Зайду, - пообещал Коля. - Может, и помогу чем... Дров там напилить или ещё чего...
   - Чем ты поможешь? - вздохнула старушка. - Сынка Петю с фронта не воротишь, пока война. Мужика моего и подавно, погиб он. А дров напилить?.. Так где они - те дрова? В лесу... - Тут она улыбнулась сквозь слёзы и добавила: - А свалишься другой раз ко мне на крышу, всегда рада буду. Я тебя тогда блинками с киселём угощу.
   Глава пятая
   Меткий выстрел
   Фашистский танк полз по краю поля.
   В свой прицел Коля отчётливо видел чёрный крест, нарисованный на сером боку вражеской машины.
   - Ну погоди!.. - прошептал солдат сквозь сжатые зубы, и бах-бах-бах!.. - трижды выстрелила его маленькая противотанковая пушка-сорокапятка, трижды подпрыгнула в воздух, как лягушка, и трижды вместе со своей пушкой подпрыгнул Коля Исаев, так крепко он вцепился в неё, пока вёл огонь по фашистским танкам.
   Правда, танки эти были не настоящие, а деревянные, по которым молодые артиллеристы ещё только учились стрелять, чтобы потом на фронте бить настоящие вражеские танки без промаха.
   - Первое орудие отстрелялось! - крикнул Коля хриплым от волнения голосом, и все побежали смотреть, сколько снарядов попало в цель.
   Коля ещё никогда в жизни так быстро не бегал, ему очень хотелось поскорее увидеть, сколько раз он попал в танк. И пусть сегодня этот танк ещё не настоящий и фашистский крест на его боку нарисовал сам Коля пусть! Но если сейчас он метко попал в деревянный, то потом на фронте он сумеет подбить настоящий танк, тот, который ползает сейчас по нашей земле, - стальной, бронированный вражеский танк.