Страница:
Некоторые могут подумать, что было бы лучше поступить обратно, т. е. задержать Куроки и в это время дать у Айсандзяна большое сражение, которое закончилось бы сильнейшей контратакой против Оямы. Я с этим не согласен, но могут быть разные точки зрения. Важно то, что Куропаткин едва ли когда-нибудь старался разрешить эту проблему. Никто из нас не может сказать, хотел ли он задержать Куроки и разбить Ояму, или же задержать Ояму и разбить Куроки. Как ни трудно этому поверить, однако действительно кажется, что Куропаткин не понял всего значения японского стратегического плана, хотя его общее направление, вместе с последним тактическим окружением, было совершенно ясно по карте. Иначе, как объяснить факт, что гора 131, Маньчжуяма, Гочосан и высоты у Янтайских копей не были, хотя бы до некоторой степени, приготовлены заранее для обороны?
Одно 150-мм орудие на вершине горы 131 изменило бы весь ход сражения на северном берегу Тайцзыхэ. Две гранаты прогнали бы Куроки с его штабом с удобного холма "Ласточкино гнездо". Понтонный мост был бы в опасности. Полевая артиллерия 2-й дивизии была бы совершенно подставлена под огонь, а войска, укрепившиеся в Маньчжуяме, вряд ли смогли бы вынести непрерывный ряд легко взрывающихся гранат в 40 килограммов, выпущенных на таком расстоянии и под таким углом. Даже японские горные орудия, которые стреляли с таким успехом с южной стороны хребта Гочосан, были бы приведены к молчанию и легко отправлены в гаолян 150-мм орудием на сопке 131. Я не хочу сказать, что русские должны были учиться на опыте английской армии. Но отчего не воспользоваться уроком скромных буров? В Южной Африке на Бульвану так же трудно было втащить большое орудие, как и на сопку 131; на Лиденберг и Ленг-Нек сделать это было еще труднее.
Однако 2000 человек могут заставить орудие лезть в гору с легкостью серны, а если оно, сделав свое дело, и будет потеряно, что за беда! Пушки не сувениры, а смертоносные орудия.
Еще более непонятно для меня то, что русские не попытались воспрепятствовать переправе 12-й дивизии в Лентоуване. Никогда еще не представлялось более удобного случая для применения такого рода войск, каким, казалось бы, должны быть казаки. Мы в настоящее время даже ввели в официальную военную фразеологию слова "казачий пост", до такой степени прекрасной представлялась нам казачья система сторожевой и разведочной службы. Даже при самой элементарной системе получение сведений о японской переправе, как только она началась, не представило бы затруднений; я даже знаю из достоверных источников, что движение это не велось в особой тайне. А раз тревога поднята, то кавалерия должна была еще до наступления утра находиться в горах, к северу от реки, иначе нечего ее кормить. Если бы ей и не удалось остановить движение дивизии, то во всяком случае она могла бы серьезно потревожить ее и замедлить ее наступление.
План Куропаткина останется невыясненным, пока не будут получены сведения с русской стороны, однако безусловно кажется, что у него не было иного намерения, как собрать в Аньпине и Айсандзяне достаточные силы для отражения атаки Куроки и Оямы. Но всякие планы должны быть основаны на принципе поражения неприятеля. Мудрое правительство может простить неудачу генералу, потерпевшему поражение вследствие чрезмерной широты своих планов. Но генерал, ожидающий событий, старающийся обеспечить себя на всяком пункте, предпочитающий лучше упустить благоприятный случай, чем взять на себя ответственность, которой можно избежать, подобный генерал хорош только с точки зрения врага.
Когда Куроки одержал победу 26 августа и 28-го укрепился на правом берегу Танхэ, Куропаткин начал утрачивать свое спокойствие. Очевидно, ему представлялась 1-я армия, делающая форсированный переход к Ляояну за его спиной. Вместо того чтобы отослать назад только одну дивизию на помощь против Куроки, пока сам он даст сражение Ояме при Айсандзяне, он отозвал все войска, на которых это не могло не подействовать угнетающим образом, и скомкал их на расстоянии 5 или 6 миль вокруг Ляояна. Этим он необыкновенно ободрил японцев (факт, который я могу лично засвидетельствовать) и помог им привести в исполнение давно задуманное, страстно желаемое тактическое сосредоточение.
Сражение было уже на три четверти выиграно Оямой, когда даже в этой стадии счастливая случайность снова дала Куропаткину шансы на успех. Река Тайцзыхэ разлилась; 2-я и 4-я армии абсолютно не могли сосредоточиться на северном берегу, и тактическое сосредоточение, которое казалось почти законченным, было затруднено. Одной русской дивизии при нескольких бригадах артиллерии и казаках для несения дозорной службы по берегу было бы достаточно, чтобы в данную минуту удержать Ояму. Остальную часть армии можно было обрушить на голову Куроки. Маловероятно, чтобы будущее столетие представило нам такую глубоко фатальную дилемму: воспользуются ли русские разлившейся рекой только как средством прикрытия бегства, или же они не упустят посланной им судьбой удачи и сделают разлив реки основанием маневра для контратаки против 1-й армии? Был действительно ужасный момент, когда казалось, что Куропаткин хочет испытать судьбу и дать русскому солдату возможность участвовать не в частичных стычках, а в настоящем сражении, где резервов не берегут понапрасну, а все солдаты находятся в боевой линии, как было у Куроки 31 июля или 26 августа. Но нет: в то время как судьбы империи лежали на весах, начинается отступление к Мукдену, которое заставило все еще державшихся на позициях русских упасть духом и возобновило энергию истощенных японцев. Командиры 1-й армии сыграли свою роль вовсю; никаких резервов - каждый офицер и солдат дерется как дикая кошка - зубы, ногти, все идет в ход. Русский же главнокомандующий никогда не бросал в дело всю армию, как, я уверен, сделал бы отважный и отчаянный Скобелев.
Я начал со стратегии, а закончу тактикой. Японская тактика достигла идеала в пользовании каждым отдельным человеком (исключая кавалерию) и в выполнении общей идеи сообразно с обстановкой, не заботясь о мелком риске или неудаче. Японские вожди вовремя придерживались принципов Наполеона, что моральный элемент относится к материальному, как 3:1. Русские вожди поступали иначе. Толстой говорит, что армия - всё, а генералы ничто. Наполеон, наоборот, утверждает, что на войне нужен "человек", а не люди. В таком блестящем обществе я не осмеливаюсь высказать свое скромное мнение.
В русском солдате есть материал для образования хорошего воина; если он сражается за что-нибудь понятное для него, простое и определенное, то способен на решительные атаки, о чем свидетельствует масса убитых. Но таская войска взад и вперед (удручающее занятие, для которого у наших солдат есть меткое, но нецензурное выражение), уводя их преждевременно и поспешно из тщательно выстроенных укреплений, уступая поле сражения вследствие потери одной или двух маловажных позиций, легко превратить армию героев в армию зайцев. Я считаю огромным достоинством русского солдата, что он в значительной степени не поддавался деморализующей тактике своих вождей".
* * *
Да, приятно читать одобрительные слова иностранного опытного наблюдателя о доблестях русского солдата, хоть это нам и привычно. Однако сражение под Ляояном окончилось в пользу японской, а не русской армии. Вяло отбивая вражеские атаки, постоянно пятясь назад, русское командование решилось наконец на общее отступление.
Обстоятельства эти трагикомичны. Несколько дней шли упорные встречные бои за Нежинскую сопку, сопровождавшиеся большими потерями с обеих сторон. Солдаты держались стойко, но российский генерал Штакельберг не выдержал, на рассвете 21 августа (3 сентября) он послал Куропаткину паническую телеграмму: "Поздно вечером и ночью войска наши сбиты и очистили даже позади лежащие сопки". Главнокомандующий словно бы обрадовался поводу для отступления, на листе донесения он наложил флегматичную резолюцию: "Очень печально. Ввиду отступления Штакельберга приходится отступать к Мукдену и далее". Действительно, можно только повторить тут, "очень печально"...
В ту пору потери подсчитывались точно, причем всеми воюющими сторонами. Итоговая сводка потерь сражения под Ляояном такова: русские потери составили 541 офицера и 16 493 рядовых, японские - 600 офицеров, 23 243 рядовых.
Нечасто бывало в военной истории, что победитель в сражении нес более высокие потери, нежели побежденный. Впрочем, потерь среди генералитета в русской армии не было. Как видно, они не пытались вдохновить подчиненных личным примером. Казалось, в начале ХХ столетия русские воинские традиции, идущие от Петра Великого, Суворова, Нахимова и Скобелева, подзабылись. За это всей России пришлось платить дорогую цену.
Принимая поспешное решение об отступлении после сражения под Ляояном, Куропаткин упомянул Мукден - центр военно-политического руководства России на Дальнем Востоке. То был крупнейший город Маньчжурии, а главное - узел только что построенной железной дороги, единственного транспортного пути на театре военных действий. Там, опираясь на прочный тыл и подход резервов из глубины России, Куропаткин и его штаб намеревались дать наконец отпор японцам.
Действительно, решающее сражение между враждующими армиями началось под Мукденом 6 (13) февраля 1905 года. После Ляояна был еще ряд сражений, больших и малых, но они не имели существенного значения, не станем задерживаться на описании их. Нельзя не сказать лишь об одном, о неожиданной слабости и робости российской кавалерии. Состояла она преимущественно из казачьих частей, но заветы славного атамана Платова были словно забыты. Русская кавалерия, имея преимущество перед японской, должна была бы активно действовать на коммуникациях врага, проникая в тыл, но... Единственная такая попытка отряда генерала Мищенко принесла ничтожные результаты. Казаки словно равнялись на своих робких генералов.
Планы сторон перед Мукденским сражением были самые решительные добиться перелома в войне. Но если японское командование проявило решительность в действиях, то русское - совсем наоборот. Куропаткин разделил свои силы на три армии, командующими назначил генералов Линевича, Гриппенберга и Каульбарса. Все трое были старыми служаками (Линевич уже к семидесяти годам подбирался), но совершенно не подходившими к условиям современной войны. Что им удалось безусловно доказать. Ну, о Куропаткине уже говорилось.
Численность российских войск составляла 285 тысяч бойцов, японские едва превышали 200 тысяч, артиллерия также примерно одной численности и мощности. Однако даже имея такое преимущество, Куропаткин двинул войска свои с необычайной робостью, при малейшем движении японских войск атаки русских приостанавливались. В таких условиях начавшееся в ночь на 11 (24) января наступление 1-го Сибирского корпуса генерала Штакельберга после первых успехов приостановилось, этих успехов не развив.
Далее все пошло примерно так, как уже было под Ляояном и в иных менее крупных сражениях той несчастной войны. Куропаткин и другие генералы панически боялись обходов и охватов, крайне нервничали при японских контратаках, хотя бы и чисто демонстративных. Уже вечером 15 (28) января командующий русскими войсками отдал приказ о приостановке успешно начавшегося наступления, хотя, как потом выяснилось, никаких реальных оснований для того не имелось.
Японцы в ответ сами начали наступать. Русские войска расположились на фронте длиной в 100 километров, вытянувшись в одну линию. Управлять успешно соединениями и частями при тогдашнем уровне связи было очень трудно. Ударных подразделений или, напротив, опорных пунктов не предусматривалось. Должной твердости в управлении войсками российское командование и в этот раз не проявило.
Зато японские генералы действовали решительно. Ударами по флангам они намеревались сбить русские войска и, оттеснив их к Мукдену, окружить и уничтожить. План этот удалось выполнить лишь отчасти, и то пользуясь непонятной вялостью наших командиров. Например, начальник русской конницы генерал М. Греков, сменивший неудачника Мищенко, обнаружив движение японской пехоты, не только не атаковал ее на марше, что могло привести к полному разгрому противника, но поспешил отойти, да еще послал паническое донесение в штаб Каульбарса.
В середине февраля (начале марта по новому стилю) японцы наступали уже по всему фронту. Русские часто контратаковали, но без общего плана, поэтому решительного перелома не добились. Но не осуществился и японский план окружения нашей армии. Основные силы успели отступить за Мукден, оставив противнику множество снаряжения и военного имущества.
Но вот опять: потери сторон опять были приблизительно равновелики, у японцев - 71 тысяча бойцов, у нас - около 90. Уже на исходе сражения Куропаткин был смещен и заменен генералом Линевичем, который был ничем не лучше. Разумеется, никакого улучшения дел от этого не произошло.
28 февраля (13 марта) 1905 года сражение закончилось. Японская армия истощила к тому времени основные свои резервы. Но русская армия стояла как вкопанная. На этом и закончились крупные сухопутные сражения войны.
Героическая эпопея Порт-Артура
Не правы, очень не правы те, кто полагает, что победитель всегда прав и вся слава достается именно ему. Героями древнейших эпосов Европы стали именно те, кто потерпел поражение: граф Роланд, прикрывавший отступление армии Карла Великого, и наш Игорь Святославич, князь новгород-северский, попавший в плен в итоге неудачного похода в степь. О них уже говорилось.
Скажут, это было давно... Но вот в XIX веке русская, а в веке ХХ советская армия после кровавых боев дважды оставили разрушенный Севастополь врагу. Однако оба этих ратных дела остались вечной славой русского народа. И по праву.
То же самое - Порт-Артур. Солдаты, матросы и их офицеры, сражаясь с превосходящими, и намного, силами противника, проявили мужество и самоотверженность, истинно по-русски жизни своей не щадя. Японцы атаковали смело и решительно, они медленно продвигались, но несли при этом громадные потери. Но в Севастополе нашлись Нахимов и другие славные адмиралы и генералы, которые возглавили и вдохновили защитников крепости, а Порт-Артуром командовал трус и предатель Стессель. Это, и только это, дало трагический отсвет славной обороны русской крепости, стоявшей за тридевять земель от родной земли.
Порт-Артур создавался прежде всего как морская крепость, основные укрепления и артиллерия нацелены были на отражение атак вражеского флота. Сухопутную оборону начали создавать уже с началом войны, создавали наспех. Японцы попытались было в первые дни войны взять Порт-Артур с моря, ночной атакой миноносцев подорвать основные силы нашей эскадры, а утром добить ее остатки кораблями японской эскадры. Не вышло. Пришлось приступить к медленной и тяжелой осаде русской крепости с суши и с моря.
Японское верховное командование имело осмысленный и разработанный план войны. С первых же дней ее начала он выполнялся настойчиво и в общем и целом успешно. Ослабленная потерями первых неудачных сражений, русская эскадра не могла действовать в открытом море. Японцы вторглись в Маньчжурию, отрезали Порт-Артур от основных сил нашей сухопутной армии. Затем произошло сражение под Ляояном, исход которого описан: русская армия не могла прийти на помощь осажденной крепости.
Теперь-то японцы могли вплотную заняться осажденным Порт-Артуром. Тут была сосредоточена 3-я армия в составе 70 тысяч бойцов и 400 орудий (и что немаловажно - 200 из них тяжелых, так называемых осадных). В Артуре имелось только 32 тысячи солдат и 8 тысяч моряков, снятых с поврежденных кораблей, орудий у нас было больше, но преобладающая часть их была предназначена для стрельбы по морским целям. Все лето шли ожесточенные бои. Японцы атаковали, неся огромные потери, но все же понемногу продвигались вперед. Русские войска сопротивлялись исключительно упорно, однако полевые, наспех возведенные укрепления, не выдерживали попаданий тяжелых снарядов из осадных орудий. Им пришлось без существенных потерь отойти к ближним рубежам обороны крепости.
После поражения русских войск под Ляояном стало очевидным, что снять осаду Порт-Артура извне в обозримое время невозможно. Меж тем японские осадные орудия были уже вблизи от порт-артурской гавани. Только тогда командующий эскадрой контр-адмирал Витгефт повел русские корабли на прорыв во Владивосток. Умелый и храбрый моряк, он оказался никудышным флотоводцем. Эскадру он повел с чувством обреченного. Рассказывали уцелевшие сотоварищи, что он намеренно искал смерти в бою, не веря в успех боевого дела. Сражение примерно равных по силе враждебных эскадр шло до вечера с переменным успехом. Витгефт и его штаб находились на мостике, уговоры перейти в бронированную рубку на адмирала не действовали. В самом конце боя японский снаряд разорвался именно на командирском мостике...
Эскадра, не понеся потерь, но лишившись руководства, распалась. Часть кораблей ушла в нейтральные порты, остальные вернулись в Артур. Боевая судьба Тихоокеанской эскадры завершилась. Японский флот теперь безраздельно господствовал вокруг осажденной крепости, помогая своим сухопутным войскам орудийным огнем.
6 августа японское командование назначило штурм Порт-Артура. В атаку ринулась вся 3-я армия, имея существенное превосходство в пехоте и в особенности артиллерии. Японцы шли вперед на русские укрепления самоотверженно, густыми цепями, неся огромные потери от пулеметного огня. Многие офицеры, по древним самурайским обычаям, перед атакой отрезали палец левой руки и прикладывали обрубок к листу бумаги - завет, что он отдаст жизнь или победит. Погибло очень много, но никто не победил, лишь на некоторых участках удалось потеснить русских. Потери наши были относительно невелики.
Японское командование уже не решалось более в лобовую атаку. Началась тщательная подготовка нового штурма, где пехота усиливалась инженерными частями и более мощным огнем осадных орудий. 2-9 сентября затяжной штурм состоялся. Результат тот же: незначительное продвижение вперед и семь с половиной тысяч боевых потерь (у нас в пять раз меньше - почти все от тяжелых снарядов).
3-я армия японцев непрерывно получала подкрепления, кровавые атаки продолжались. С поздней осени на Ляодунском полуострове наступили холода, японские солдаты, не имевшие хороших укрытий, стали нести потери от обморожений. Но гарнизон русской крепости тоже таял. Пополнения подходили только из числа корабельных команд. Офицеры и матросы сражались с истинной отвагой, присущей всегда российским морякам, но, слабо владея тактикой сухопутного боя, они несли немалые потери. Японцы медленно, неся тяжелейший урон в людях, продвигались. 22 ноября (5 декабря) им удалось захватить гору Высокая, господствующую над крепостью.
Теперь вся оставшаяся у русских небольшая часть Порт-Артура была под прицельным огнем японских осадных орудий. Русские войска за свою историю нередко попадали в такое положение. Но скромный комендант крепости Баязет, окруженной турецкими войсками, ответил на предложение о капитуляции, что было бы вполне "по правилам": "Русские берут крепости, но не сдают их". Увы, в Российской императорской армии начала века, разложенной биржевиками и декадентством, такие коменданты, видимо, перевелись. Генерал Стессель, слабый и трусливый начальник крепости Порт-Артур, опозорил своих подчиненных и предательски сдался. Потом Стесселя судили и приговорили к смерти, но позорный факт нашей военной истории, увы, произошел.
Однако самые выразительные события произошли в последние дни осады русской крепости Порт-Артур. Казалось, все уже кончено. "По правилам" тогдашних неписаных, но четко соблюдаемых воинских понятий, полагается благородно сдаться. Никакого позора тут нет, не раз прославленные в истории полководцы отдавали победителю свою шпагу или ключи от ворот крепости, исчерпавшей свои оборонительные возможности. Но не то, как уже говорилось, было в традициях русской армии - там крепостей, как и кораблей, сдавать не следовало. Никогда.
Не следует даже возвращаться к тем неприятным подробностям. Но приведем свидетельство очевидца обороны, одного из тех скромных героев, которые и составили славу его защитников. Дневник этого героя был написан в дни тяжелейших боев, а опубликован полвека тому назад в научном издании весьма скромным тиражом. Теперь есть возможность воспроизвести отрывок из него. Лишь скажем два слова о его авторе.
Сергей Александрович Рашевский родился в 1866 году в семье небогатого дворянина Черниговской губернии. В 1890 окончил Инженерную академию, служил в саперных войсках. Накануне русско-японской войны оказался в Порт-Артуре, был помощником знаменитого героя обороны генерала Р. И. Кондратенко. Все дни осады был на переднем крае, организуя инженерное обеспечение войск уже под огнем осадных орудий. Дневник вел ежедневно, весьма подробно. Надлежит обратить внимание читателей на чистоту и богатство языка автора, рядового офицера тех лет, что ясно свидетельствует о высоком культурном уровне русского командного состава.
Подполковник Рашевский погиб 2 декабря 1904 года (звание полковника было ему присвоено посмертно). Вместе с ним погиб и его славный начальник генерал Кондратенко. До предательской сдачи крепости оставалось две недели...
Дневник полковника С. А. Рашевского
20 ноября
Рано утром противник снова сделал попытку 2 ротами завладеть нашим левым редутиком на Высокой горе, но был отбит.
В 10 часов утра, согласно словесного разрешения штаба крепости, японцам разрешено было убирать трупы своих убитых от открытого капонира № 2 до редута № 2. На редут № 1 около этого времени японцы подняли рядом со своим национальным флагом флаг Красного Креста, а затем еще и белый флаг. И мы, и они нерешительно стали показываться из-за бруствера, но потом вылезли совершенно и сошлись на средине промежутка между редутом и нашей оборонительной стенкой. Со стороны японцев вышли 2 офицера и переводчик и просили разрешения заняться уборкой трупов до 4 часов дня. Зная, что принципиально уборка разрешена, мы просили лишь подождать до выяснения срока уборки начальником отдела. В ожидании этого мы разговорились с японцами. Как всегда, они были изысканно вежливы, высказывали нам много добрых пожеланий с надеждой встретиться при иных условиях живыми и здоровыми. Принесли их национальный напиток саке, и офицер их поспешил первым выпить его, объясняя, что делает это в знак того, что напиток не отравлен. Японцы не препятствовали оглядывать их ближайшие работы и даже разрешили мне сделать несколько фотографических снимков. При расставании просили непременно взять с собой бочонок саке, высказывая, что отказ наш обидит их. Саке мы взяли и отдали солдатикам ближайшего участка стенки, с которой так лихо отбивались 13-го ее немногочисленные защитники. Убитых в этом месте японцев много, не менее 100 человек, но особенно много брошенных ружей и патронов, которые мы сообща с японцами взаимно решили не трогать.
К этому времени пришло известие, что начальник отряда не разрешает сегодня производить уборку трупов. Вышло это очень нехорошо: только что мы говорили, что к этому не встречается никаких препятствий, пользовались любезным разрешением делать снимки и проч. И [они] ответили нам, видя в нас уполномоченных лиц, а тут вдруг ничего не разрешено. Пришлось объяснить это недоразумением и тем, что к этому времени с гласиса III форта просвистело несколько пуль. Я тотчас же отправился к начальнику отряда и после запроса последним коменданта и генерала Стесселя выяснилось, что уборка разрешена окончательно, но только в течение одного часа. Всегда у нас стараются остановиться на особенно хитроумном решении, так и здесь почему-то решили, чтобы убирать трупы только один час. В 3 часа дня снова сошлись мы перед редутом № 1 с японцами. На этот раз и с их, и с нашей стороны вышло очень много офицеров и нижних чинов. Чтобы не остаться в долгу, мы принесли с собой несколько бутылок вина, водки, а также печенье и конфеты. Так как времени было немного, то работа закипела торопливая - наши санитары совместно с японскими быстро уносили трупы к их окопам. К нашим мы, по условию, не подпускали японцев особенно близко. Трупы изуродованы до неузнаваемости: около воронки, образованной взрывом нашего большого горна, лежали полуразорванные тела, многие обожжены и даже сожжены пироксилиновыми бомбочками.
Среди этой тяжелой обстановки войны наши и японцы быстро работали и взаимно освоились, русский солдатик владеет особенным талантом выражать свои мысли на каком-то международном волапюке, и наши оживленно болтали и жестикулировали с японцами. Несмотря на значительное число трупов, скоро все они были снесены к японским окопам, наш горнист проиграл отбой, и обе стороны быстро разошлись на свои позиции, еще несколько минут - и снова защелкали пули, снова те же люди, которые так недавно мирно работали и разговаривали между собой, стали непримиримыми врагами, стараясь уничтожить один другого. Война всегда останется войной!
Одно 150-мм орудие на вершине горы 131 изменило бы весь ход сражения на северном берегу Тайцзыхэ. Две гранаты прогнали бы Куроки с его штабом с удобного холма "Ласточкино гнездо". Понтонный мост был бы в опасности. Полевая артиллерия 2-й дивизии была бы совершенно подставлена под огонь, а войска, укрепившиеся в Маньчжуяме, вряд ли смогли бы вынести непрерывный ряд легко взрывающихся гранат в 40 килограммов, выпущенных на таком расстоянии и под таким углом. Даже японские горные орудия, которые стреляли с таким успехом с южной стороны хребта Гочосан, были бы приведены к молчанию и легко отправлены в гаолян 150-мм орудием на сопке 131. Я не хочу сказать, что русские должны были учиться на опыте английской армии. Но отчего не воспользоваться уроком скромных буров? В Южной Африке на Бульвану так же трудно было втащить большое орудие, как и на сопку 131; на Лиденберг и Ленг-Нек сделать это было еще труднее.
Однако 2000 человек могут заставить орудие лезть в гору с легкостью серны, а если оно, сделав свое дело, и будет потеряно, что за беда! Пушки не сувениры, а смертоносные орудия.
Еще более непонятно для меня то, что русские не попытались воспрепятствовать переправе 12-й дивизии в Лентоуване. Никогда еще не представлялось более удобного случая для применения такого рода войск, каким, казалось бы, должны быть казаки. Мы в настоящее время даже ввели в официальную военную фразеологию слова "казачий пост", до такой степени прекрасной представлялась нам казачья система сторожевой и разведочной службы. Даже при самой элементарной системе получение сведений о японской переправе, как только она началась, не представило бы затруднений; я даже знаю из достоверных источников, что движение это не велось в особой тайне. А раз тревога поднята, то кавалерия должна была еще до наступления утра находиться в горах, к северу от реки, иначе нечего ее кормить. Если бы ей и не удалось остановить движение дивизии, то во всяком случае она могла бы серьезно потревожить ее и замедлить ее наступление.
План Куропаткина останется невыясненным, пока не будут получены сведения с русской стороны, однако безусловно кажется, что у него не было иного намерения, как собрать в Аньпине и Айсандзяне достаточные силы для отражения атаки Куроки и Оямы. Но всякие планы должны быть основаны на принципе поражения неприятеля. Мудрое правительство может простить неудачу генералу, потерпевшему поражение вследствие чрезмерной широты своих планов. Но генерал, ожидающий событий, старающийся обеспечить себя на всяком пункте, предпочитающий лучше упустить благоприятный случай, чем взять на себя ответственность, которой можно избежать, подобный генерал хорош только с точки зрения врага.
Когда Куроки одержал победу 26 августа и 28-го укрепился на правом берегу Танхэ, Куропаткин начал утрачивать свое спокойствие. Очевидно, ему представлялась 1-я армия, делающая форсированный переход к Ляояну за его спиной. Вместо того чтобы отослать назад только одну дивизию на помощь против Куроки, пока сам он даст сражение Ояме при Айсандзяне, он отозвал все войска, на которых это не могло не подействовать угнетающим образом, и скомкал их на расстоянии 5 или 6 миль вокруг Ляояна. Этим он необыкновенно ободрил японцев (факт, который я могу лично засвидетельствовать) и помог им привести в исполнение давно задуманное, страстно желаемое тактическое сосредоточение.
Сражение было уже на три четверти выиграно Оямой, когда даже в этой стадии счастливая случайность снова дала Куропаткину шансы на успех. Река Тайцзыхэ разлилась; 2-я и 4-я армии абсолютно не могли сосредоточиться на северном берегу, и тактическое сосредоточение, которое казалось почти законченным, было затруднено. Одной русской дивизии при нескольких бригадах артиллерии и казаках для несения дозорной службы по берегу было бы достаточно, чтобы в данную минуту удержать Ояму. Остальную часть армии можно было обрушить на голову Куроки. Маловероятно, чтобы будущее столетие представило нам такую глубоко фатальную дилемму: воспользуются ли русские разлившейся рекой только как средством прикрытия бегства, или же они не упустят посланной им судьбой удачи и сделают разлив реки основанием маневра для контратаки против 1-й армии? Был действительно ужасный момент, когда казалось, что Куропаткин хочет испытать судьбу и дать русскому солдату возможность участвовать не в частичных стычках, а в настоящем сражении, где резервов не берегут понапрасну, а все солдаты находятся в боевой линии, как было у Куроки 31 июля или 26 августа. Но нет: в то время как судьбы империи лежали на весах, начинается отступление к Мукдену, которое заставило все еще державшихся на позициях русских упасть духом и возобновило энергию истощенных японцев. Командиры 1-й армии сыграли свою роль вовсю; никаких резервов - каждый офицер и солдат дерется как дикая кошка - зубы, ногти, все идет в ход. Русский же главнокомандующий никогда не бросал в дело всю армию, как, я уверен, сделал бы отважный и отчаянный Скобелев.
Я начал со стратегии, а закончу тактикой. Японская тактика достигла идеала в пользовании каждым отдельным человеком (исключая кавалерию) и в выполнении общей идеи сообразно с обстановкой, не заботясь о мелком риске или неудаче. Японские вожди вовремя придерживались принципов Наполеона, что моральный элемент относится к материальному, как 3:1. Русские вожди поступали иначе. Толстой говорит, что армия - всё, а генералы ничто. Наполеон, наоборот, утверждает, что на войне нужен "человек", а не люди. В таком блестящем обществе я не осмеливаюсь высказать свое скромное мнение.
В русском солдате есть материал для образования хорошего воина; если он сражается за что-нибудь понятное для него, простое и определенное, то способен на решительные атаки, о чем свидетельствует масса убитых. Но таская войска взад и вперед (удручающее занятие, для которого у наших солдат есть меткое, но нецензурное выражение), уводя их преждевременно и поспешно из тщательно выстроенных укреплений, уступая поле сражения вследствие потери одной или двух маловажных позиций, легко превратить армию героев в армию зайцев. Я считаю огромным достоинством русского солдата, что он в значительной степени не поддавался деморализующей тактике своих вождей".
* * *
Да, приятно читать одобрительные слова иностранного опытного наблюдателя о доблестях русского солдата, хоть это нам и привычно. Однако сражение под Ляояном окончилось в пользу японской, а не русской армии. Вяло отбивая вражеские атаки, постоянно пятясь назад, русское командование решилось наконец на общее отступление.
Обстоятельства эти трагикомичны. Несколько дней шли упорные встречные бои за Нежинскую сопку, сопровождавшиеся большими потерями с обеих сторон. Солдаты держались стойко, но российский генерал Штакельберг не выдержал, на рассвете 21 августа (3 сентября) он послал Куропаткину паническую телеграмму: "Поздно вечером и ночью войска наши сбиты и очистили даже позади лежащие сопки". Главнокомандующий словно бы обрадовался поводу для отступления, на листе донесения он наложил флегматичную резолюцию: "Очень печально. Ввиду отступления Штакельберга приходится отступать к Мукдену и далее". Действительно, можно только повторить тут, "очень печально"...
В ту пору потери подсчитывались точно, причем всеми воюющими сторонами. Итоговая сводка потерь сражения под Ляояном такова: русские потери составили 541 офицера и 16 493 рядовых, японские - 600 офицеров, 23 243 рядовых.
Нечасто бывало в военной истории, что победитель в сражении нес более высокие потери, нежели побежденный. Впрочем, потерь среди генералитета в русской армии не было. Как видно, они не пытались вдохновить подчиненных личным примером. Казалось, в начале ХХ столетия русские воинские традиции, идущие от Петра Великого, Суворова, Нахимова и Скобелева, подзабылись. За это всей России пришлось платить дорогую цену.
Принимая поспешное решение об отступлении после сражения под Ляояном, Куропаткин упомянул Мукден - центр военно-политического руководства России на Дальнем Востоке. То был крупнейший город Маньчжурии, а главное - узел только что построенной железной дороги, единственного транспортного пути на театре военных действий. Там, опираясь на прочный тыл и подход резервов из глубины России, Куропаткин и его штаб намеревались дать наконец отпор японцам.
Действительно, решающее сражение между враждующими армиями началось под Мукденом 6 (13) февраля 1905 года. После Ляояна был еще ряд сражений, больших и малых, но они не имели существенного значения, не станем задерживаться на описании их. Нельзя не сказать лишь об одном, о неожиданной слабости и робости российской кавалерии. Состояла она преимущественно из казачьих частей, но заветы славного атамана Платова были словно забыты. Русская кавалерия, имея преимущество перед японской, должна была бы активно действовать на коммуникациях врага, проникая в тыл, но... Единственная такая попытка отряда генерала Мищенко принесла ничтожные результаты. Казаки словно равнялись на своих робких генералов.
Планы сторон перед Мукденским сражением были самые решительные добиться перелома в войне. Но если японское командование проявило решительность в действиях, то русское - совсем наоборот. Куропаткин разделил свои силы на три армии, командующими назначил генералов Линевича, Гриппенберга и Каульбарса. Все трое были старыми служаками (Линевич уже к семидесяти годам подбирался), но совершенно не подходившими к условиям современной войны. Что им удалось безусловно доказать. Ну, о Куропаткине уже говорилось.
Численность российских войск составляла 285 тысяч бойцов, японские едва превышали 200 тысяч, артиллерия также примерно одной численности и мощности. Однако даже имея такое преимущество, Куропаткин двинул войска свои с необычайной робостью, при малейшем движении японских войск атаки русских приостанавливались. В таких условиях начавшееся в ночь на 11 (24) января наступление 1-го Сибирского корпуса генерала Штакельберга после первых успехов приостановилось, этих успехов не развив.
Далее все пошло примерно так, как уже было под Ляояном и в иных менее крупных сражениях той несчастной войны. Куропаткин и другие генералы панически боялись обходов и охватов, крайне нервничали при японских контратаках, хотя бы и чисто демонстративных. Уже вечером 15 (28) января командующий русскими войсками отдал приказ о приостановке успешно начавшегося наступления, хотя, как потом выяснилось, никаких реальных оснований для того не имелось.
Японцы в ответ сами начали наступать. Русские войска расположились на фронте длиной в 100 километров, вытянувшись в одну линию. Управлять успешно соединениями и частями при тогдашнем уровне связи было очень трудно. Ударных подразделений или, напротив, опорных пунктов не предусматривалось. Должной твердости в управлении войсками российское командование и в этот раз не проявило.
Зато японские генералы действовали решительно. Ударами по флангам они намеревались сбить русские войска и, оттеснив их к Мукдену, окружить и уничтожить. План этот удалось выполнить лишь отчасти, и то пользуясь непонятной вялостью наших командиров. Например, начальник русской конницы генерал М. Греков, сменивший неудачника Мищенко, обнаружив движение японской пехоты, не только не атаковал ее на марше, что могло привести к полному разгрому противника, но поспешил отойти, да еще послал паническое донесение в штаб Каульбарса.
В середине февраля (начале марта по новому стилю) японцы наступали уже по всему фронту. Русские часто контратаковали, но без общего плана, поэтому решительного перелома не добились. Но не осуществился и японский план окружения нашей армии. Основные силы успели отступить за Мукден, оставив противнику множество снаряжения и военного имущества.
Но вот опять: потери сторон опять были приблизительно равновелики, у японцев - 71 тысяча бойцов, у нас - около 90. Уже на исходе сражения Куропаткин был смещен и заменен генералом Линевичем, который был ничем не лучше. Разумеется, никакого улучшения дел от этого не произошло.
28 февраля (13 марта) 1905 года сражение закончилось. Японская армия истощила к тому времени основные свои резервы. Но русская армия стояла как вкопанная. На этом и закончились крупные сухопутные сражения войны.
Героическая эпопея Порт-Артура
Не правы, очень не правы те, кто полагает, что победитель всегда прав и вся слава достается именно ему. Героями древнейших эпосов Европы стали именно те, кто потерпел поражение: граф Роланд, прикрывавший отступление армии Карла Великого, и наш Игорь Святославич, князь новгород-северский, попавший в плен в итоге неудачного похода в степь. О них уже говорилось.
Скажут, это было давно... Но вот в XIX веке русская, а в веке ХХ советская армия после кровавых боев дважды оставили разрушенный Севастополь врагу. Однако оба этих ратных дела остались вечной славой русского народа. И по праву.
То же самое - Порт-Артур. Солдаты, матросы и их офицеры, сражаясь с превосходящими, и намного, силами противника, проявили мужество и самоотверженность, истинно по-русски жизни своей не щадя. Японцы атаковали смело и решительно, они медленно продвигались, но несли при этом громадные потери. Но в Севастополе нашлись Нахимов и другие славные адмиралы и генералы, которые возглавили и вдохновили защитников крепости, а Порт-Артуром командовал трус и предатель Стессель. Это, и только это, дало трагический отсвет славной обороны русской крепости, стоявшей за тридевять земель от родной земли.
Порт-Артур создавался прежде всего как морская крепость, основные укрепления и артиллерия нацелены были на отражение атак вражеского флота. Сухопутную оборону начали создавать уже с началом войны, создавали наспех. Японцы попытались было в первые дни войны взять Порт-Артур с моря, ночной атакой миноносцев подорвать основные силы нашей эскадры, а утром добить ее остатки кораблями японской эскадры. Не вышло. Пришлось приступить к медленной и тяжелой осаде русской крепости с суши и с моря.
Японское верховное командование имело осмысленный и разработанный план войны. С первых же дней ее начала он выполнялся настойчиво и в общем и целом успешно. Ослабленная потерями первых неудачных сражений, русская эскадра не могла действовать в открытом море. Японцы вторглись в Маньчжурию, отрезали Порт-Артур от основных сил нашей сухопутной армии. Затем произошло сражение под Ляояном, исход которого описан: русская армия не могла прийти на помощь осажденной крепости.
Теперь-то японцы могли вплотную заняться осажденным Порт-Артуром. Тут была сосредоточена 3-я армия в составе 70 тысяч бойцов и 400 орудий (и что немаловажно - 200 из них тяжелых, так называемых осадных). В Артуре имелось только 32 тысячи солдат и 8 тысяч моряков, снятых с поврежденных кораблей, орудий у нас было больше, но преобладающая часть их была предназначена для стрельбы по морским целям. Все лето шли ожесточенные бои. Японцы атаковали, неся огромные потери, но все же понемногу продвигались вперед. Русские войска сопротивлялись исключительно упорно, однако полевые, наспех возведенные укрепления, не выдерживали попаданий тяжелых снарядов из осадных орудий. Им пришлось без существенных потерь отойти к ближним рубежам обороны крепости.
После поражения русских войск под Ляояном стало очевидным, что снять осаду Порт-Артура извне в обозримое время невозможно. Меж тем японские осадные орудия были уже вблизи от порт-артурской гавани. Только тогда командующий эскадрой контр-адмирал Витгефт повел русские корабли на прорыв во Владивосток. Умелый и храбрый моряк, он оказался никудышным флотоводцем. Эскадру он повел с чувством обреченного. Рассказывали уцелевшие сотоварищи, что он намеренно искал смерти в бою, не веря в успех боевого дела. Сражение примерно равных по силе враждебных эскадр шло до вечера с переменным успехом. Витгефт и его штаб находились на мостике, уговоры перейти в бронированную рубку на адмирала не действовали. В самом конце боя японский снаряд разорвался именно на командирском мостике...
Эскадра, не понеся потерь, но лишившись руководства, распалась. Часть кораблей ушла в нейтральные порты, остальные вернулись в Артур. Боевая судьба Тихоокеанской эскадры завершилась. Японский флот теперь безраздельно господствовал вокруг осажденной крепости, помогая своим сухопутным войскам орудийным огнем.
6 августа японское командование назначило штурм Порт-Артура. В атаку ринулась вся 3-я армия, имея существенное превосходство в пехоте и в особенности артиллерии. Японцы шли вперед на русские укрепления самоотверженно, густыми цепями, неся огромные потери от пулеметного огня. Многие офицеры, по древним самурайским обычаям, перед атакой отрезали палец левой руки и прикладывали обрубок к листу бумаги - завет, что он отдаст жизнь или победит. Погибло очень много, но никто не победил, лишь на некоторых участках удалось потеснить русских. Потери наши были относительно невелики.
Японское командование уже не решалось более в лобовую атаку. Началась тщательная подготовка нового штурма, где пехота усиливалась инженерными частями и более мощным огнем осадных орудий. 2-9 сентября затяжной штурм состоялся. Результат тот же: незначительное продвижение вперед и семь с половиной тысяч боевых потерь (у нас в пять раз меньше - почти все от тяжелых снарядов).
3-я армия японцев непрерывно получала подкрепления, кровавые атаки продолжались. С поздней осени на Ляодунском полуострове наступили холода, японские солдаты, не имевшие хороших укрытий, стали нести потери от обморожений. Но гарнизон русской крепости тоже таял. Пополнения подходили только из числа корабельных команд. Офицеры и матросы сражались с истинной отвагой, присущей всегда российским морякам, но, слабо владея тактикой сухопутного боя, они несли немалые потери. Японцы медленно, неся тяжелейший урон в людях, продвигались. 22 ноября (5 декабря) им удалось захватить гору Высокая, господствующую над крепостью.
Теперь вся оставшаяся у русских небольшая часть Порт-Артура была под прицельным огнем японских осадных орудий. Русские войска за свою историю нередко попадали в такое положение. Но скромный комендант крепости Баязет, окруженной турецкими войсками, ответил на предложение о капитуляции, что было бы вполне "по правилам": "Русские берут крепости, но не сдают их". Увы, в Российской императорской армии начала века, разложенной биржевиками и декадентством, такие коменданты, видимо, перевелись. Генерал Стессель, слабый и трусливый начальник крепости Порт-Артур, опозорил своих подчиненных и предательски сдался. Потом Стесселя судили и приговорили к смерти, но позорный факт нашей военной истории, увы, произошел.
Однако самые выразительные события произошли в последние дни осады русской крепости Порт-Артур. Казалось, все уже кончено. "По правилам" тогдашних неписаных, но четко соблюдаемых воинских понятий, полагается благородно сдаться. Никакого позора тут нет, не раз прославленные в истории полководцы отдавали победителю свою шпагу или ключи от ворот крепости, исчерпавшей свои оборонительные возможности. Но не то, как уже говорилось, было в традициях русской армии - там крепостей, как и кораблей, сдавать не следовало. Никогда.
Не следует даже возвращаться к тем неприятным подробностям. Но приведем свидетельство очевидца обороны, одного из тех скромных героев, которые и составили славу его защитников. Дневник этого героя был написан в дни тяжелейших боев, а опубликован полвека тому назад в научном издании весьма скромным тиражом. Теперь есть возможность воспроизвести отрывок из него. Лишь скажем два слова о его авторе.
Сергей Александрович Рашевский родился в 1866 году в семье небогатого дворянина Черниговской губернии. В 1890 окончил Инженерную академию, служил в саперных войсках. Накануне русско-японской войны оказался в Порт-Артуре, был помощником знаменитого героя обороны генерала Р. И. Кондратенко. Все дни осады был на переднем крае, организуя инженерное обеспечение войск уже под огнем осадных орудий. Дневник вел ежедневно, весьма подробно. Надлежит обратить внимание читателей на чистоту и богатство языка автора, рядового офицера тех лет, что ясно свидетельствует о высоком культурном уровне русского командного состава.
Подполковник Рашевский погиб 2 декабря 1904 года (звание полковника было ему присвоено посмертно). Вместе с ним погиб и его славный начальник генерал Кондратенко. До предательской сдачи крепости оставалось две недели...
Дневник полковника С. А. Рашевского
20 ноября
Рано утром противник снова сделал попытку 2 ротами завладеть нашим левым редутиком на Высокой горе, но был отбит.
В 10 часов утра, согласно словесного разрешения штаба крепости, японцам разрешено было убирать трупы своих убитых от открытого капонира № 2 до редута № 2. На редут № 1 около этого времени японцы подняли рядом со своим национальным флагом флаг Красного Креста, а затем еще и белый флаг. И мы, и они нерешительно стали показываться из-за бруствера, но потом вылезли совершенно и сошлись на средине промежутка между редутом и нашей оборонительной стенкой. Со стороны японцев вышли 2 офицера и переводчик и просили разрешения заняться уборкой трупов до 4 часов дня. Зная, что принципиально уборка разрешена, мы просили лишь подождать до выяснения срока уборки начальником отдела. В ожидании этого мы разговорились с японцами. Как всегда, они были изысканно вежливы, высказывали нам много добрых пожеланий с надеждой встретиться при иных условиях живыми и здоровыми. Принесли их национальный напиток саке, и офицер их поспешил первым выпить его, объясняя, что делает это в знак того, что напиток не отравлен. Японцы не препятствовали оглядывать их ближайшие работы и даже разрешили мне сделать несколько фотографических снимков. При расставании просили непременно взять с собой бочонок саке, высказывая, что отказ наш обидит их. Саке мы взяли и отдали солдатикам ближайшего участка стенки, с которой так лихо отбивались 13-го ее немногочисленные защитники. Убитых в этом месте японцев много, не менее 100 человек, но особенно много брошенных ружей и патронов, которые мы сообща с японцами взаимно решили не трогать.
К этому времени пришло известие, что начальник отряда не разрешает сегодня производить уборку трупов. Вышло это очень нехорошо: только что мы говорили, что к этому не встречается никаких препятствий, пользовались любезным разрешением делать снимки и проч. И [они] ответили нам, видя в нас уполномоченных лиц, а тут вдруг ничего не разрешено. Пришлось объяснить это недоразумением и тем, что к этому времени с гласиса III форта просвистело несколько пуль. Я тотчас же отправился к начальнику отряда и после запроса последним коменданта и генерала Стесселя выяснилось, что уборка разрешена окончательно, но только в течение одного часа. Всегда у нас стараются остановиться на особенно хитроумном решении, так и здесь почему-то решили, чтобы убирать трупы только один час. В 3 часа дня снова сошлись мы перед редутом № 1 с японцами. На этот раз и с их, и с нашей стороны вышло очень много офицеров и нижних чинов. Чтобы не остаться в долгу, мы принесли с собой несколько бутылок вина, водки, а также печенье и конфеты. Так как времени было немного, то работа закипела торопливая - наши санитары совместно с японскими быстро уносили трупы к их окопам. К нашим мы, по условию, не подпускали японцев особенно близко. Трупы изуродованы до неузнаваемости: около воронки, образованной взрывом нашего большого горна, лежали полуразорванные тела, многие обожжены и даже сожжены пироксилиновыми бомбочками.
Среди этой тяжелой обстановки войны наши и японцы быстро работали и взаимно освоились, русский солдатик владеет особенным талантом выражать свои мысли на каком-то международном волапюке, и наши оживленно болтали и жестикулировали с японцами. Несмотря на значительное число трупов, скоро все они были снесены к японским окопам, наш горнист проиграл отбой, и обе стороны быстро разошлись на свои позиции, еще несколько минут - и снова защелкали пули, снова те же люди, которые так недавно мирно работали и разговаривали между собой, стали непримиримыми врагами, стараясь уничтожить один другого. Война всегда останется войной!