Серегин Михаил. Честное слово вора

   На самом деле Утюг не платил «Клеопатре» ни гроша. Спортсменов эта фирма обслуживала бесплатно – за крышу. Но суть дела от этого не менялась.
   – Я неделю назад устроилась, – послушно отозвалась девушка. – Что вам еще рассказать?
   Утюг махнул рукой. Поговоришь с такой, как же… Ну и фиг с ней, все-таки в первую очередь она не для разговоров нужна. А свои прямые обязанности исполняет, надо признать, неплохо. Нужно отдохнуть маленько и еще разок ее отжарить…
   Утюг почувствовал, что хочет пить.
   – Ну-ка, подруга, принеси мне коньяку со стола. Да культурно: не бутылку тащи, а в бокал налей.
   Девушка снова кивнула и пошла к столу. Повернувшись спиной к Утюгу, она налила коньяку в стоявший на столе бокал. В это время она спиной закрывала свои руки и видеть их Утюг не мог. А зря. Если бы он их видел, то пить из бокала наверняка бы не стал. Налив бокал, девушка быстрым движением нажала кнопку на маленьких часиках, которые были у нее на левой руке. Крышка часов откинулась, девушка вытащила из открывшегося тайника небольшую белую таблетку и бросила ее в коньяк. Таблетка моментально растворилась, не оставив никаких следов. Девушка легким щелчком ногтя захлопнула крышку тайника. Вся эта процедура заняла у нее не больше секунды, и Утюг ничего не заметил. Собственно, в этот момент он не смотрел на девушку, а лежал, уставившись в потолок и ни о чем не думая. Он не знал, что совсем скоро это состояние станет для него единственно возможным.
   Девушка повернулась к нему и поднесла бокал.
   – Вот, вы просили…
   Утюг не глядя принял бокал и одним движением осушил его, не почувствовав ни малейшего привкуса. Это было совершенно неудивительно. Хитрая химия, заключавшаяся в таблеточке, именно на это и была рассчитана – ощутить ее на вкус было невозможно. Но зато спустя несколько секунд Утюг ощутил ее иным образом.
   Он неожиданно икнул, потом схватился за живот и дико взвыл. Его скрючило пополам, глаза закатились, он рухнул на кровать и стал кататься по покрывалу, сминая его и испуская хриплое рычание. Пока Утюг катался по кровати, девушка, назвавшаяся Катей, отступила на шаг и ждала, внимательно наблюдая за ним. Ее глаза, до сих пор холодные и неподвижные, ожили и загорелись каким-то странным огнем.
   Через несколько секунд Утюг перестал кататься и застыл. В горле его послышалось низкое клокотание, изо рта повалила зловонная бурая пена. Руки и ноги Утюга конвульсивно подергивались.
   Увидев это, девушка шагнула вперед, схватила его за руку, с неженской силой рванула и повалила на пол. Утюг слабо дергал руками и ногами, изо рта у него по-прежнему шла пена, но он был еще жив. Девушка распрямилась, приподняла ногу в изящной туфельке и, хорошенько прицелившись, опустила ее Утюгу на лицо. Каблук-шпилька вжался в его глаз и ушел вглубь на всю длину. Брызнувшая кровь и еще что-то прозрачное испачкали голую ногу девушки, в глазах которой было садистское удовлетворение, а на лице застыла злобная усмешка.
   Она была не из «Клеопатры». Машину, ехавшую из этой фирмы, тормознули на подъезде к кабаку два кавказского вида парня в форме гаишников. Они высадили из нее шофера с его пассажиркой, завели в подъезд стоявшего рядом дома и оставили под конвоем одного. А второй занял место водителя, посадил на место рядом с собой ждавшую в доме девушку и поехал к клиенту. Опасно все время пользоваться услугами одного и того же эскорт-агентства и тем более опасно вызывать девочек по сотовому телефону. Но поделиться приобретенным опытом Утюг уже ни с кем не смог бы.

Глава 24

   В городском спортклубе среди всевозможных спортивных секций была в том числе и секция карате. Старик, который вел занятия, действительно заслуживал названия сэнсэй. Это был очень старый японец, попавший на Колыму после Второй мировой войны, да так здесь и оставшийся. Звали его Саканиси-сан, и сейчас ему было уже за девяносто лет, но старик до сих пор сохранил полную ясность ума и подвижность. Одно это говорило о том, каким выдающимся мастером он был, а те, кто видел его в деле, хотя бы на тренировке, потом не находили слов, чтобы об этом рассказать, только руками размахивали.
   У входа в спортклуб на стенде для объявлений висело расписание занятий секции. Первая группа – понедельник, среда и пятница с двенадцати до четырех, вторая группа – в те же дни, но с четырех до восьми, и третья группа – вторник, четверг, суббота с четырех до восьми. Но, кроме этих трех групп, в спортклубе тренировалась и четвертая, существование которой не афишировалось.
   Нет, она была вполне официальной, старик-японец честно получал за нее зарплату, а в плане работы спортклуба так и значилось: «Секция карате, четвертая группа». Так что настоящим секретом существование группы не было. Но попасть в нее, в отличие от других трех, человек с улицы бы не смог.
   В первую группу мог прийти кто угодно; вторая была открыта выпускникам первой, а третья – выпускникам второй. Впрочем, каждый, кому время подходящей ему группы казалось неудобным, мог посещать занятия другой. Сэнсэй не одобрял этого, но и не запрещал. А четвертая группа была закрыта полностью. Нет, это были не какие-то особенные личные ученики японца. Такие у него тоже были, но с ними он занимался у себя дома, совершенно отдельно.
   А четвертую группу, тренирующуюся в спортклубе по вторникам, четвергам и субботам с двенадцати до четырех, целиком и полностью составляли боевики преступной группировки спортсменов. Это были, так сказать, курсы повышения квалификации для ребят, у которых физическая подготовка была выше всяких похвал, но техника изрядно хромала.
   Конечно, было немного странно, что боевики тренируются в общедоступном городском спортклубе, хотя у них самих есть куда более хорошие спортивные залы, но этому было свое объяснение. Тренировать своих быков Медведь хотел только у Саканиси-сана, зная, что лучше его никто в Магадане не научит. А у японца были свои причуды: в частности, он категорически отказывался работать в другом месте, кроме городского спортклуба. Объяснял он это свое нежелание тем, что может работать только на одного нанимателя.
   Почему это так, если работа на второго нанимателя не мешает работе на первого, Медведь, слушавший в свое время эти объяснения, понять не смог, но, окончательно убедившись, что переспорить старика не сможет, решил выйти из положения с помощью этой самой четвертой группы. Это был один из тех редких случаев, когда лидер спортсменов не попытался добиться своего силой, а пошел на компромисс. Может быть, он поступил так потому, что понимал: с японца – где сядешь, там и слезешь, против воли он никого учить не будет. Только проблем не оберешься. А на четвертую группу старик согласился легко. Правда, принимать от Медведя солидную прибавку к зарплате категорически отказался, объясняя это все теми же причинами.
   Сейчас в четвертой группе занималось больше сорока человек. Нет, разумеется, по стольку на каждой тренировке не собиралось, но человек по тридцать – тридцать пять присутствовало каждый раз. В этот день в зале было чуть меньше тридцати человек, занимавшихся карате, и еще несколько, качавшихся на тренажерах, стоящих вдоль стен. Это было чем-то вроде разминки.
   Занимающиеся карате быки стояли в стойках тремя ровными шеренгами с интервалами примерно метр друг от друга. Японец шел вдоль шеренг и поправлял стойки, что-то вполголоса объясняя спортсменам. Эта группа была для старика самой трудной. С одной стороны, в нее попадали только очень хорошо физически подготовленные люди, что хорошо, но, с другой стороны, ему приходилось прилагать массу усилий, чтобы поддерживать в зале порядок и дисциплину. Да и для подкрепления своего авторитета ему приходилось сходиться в тренировочном поединке едва ли не с каждым новичком, который никак не мог понять, зачем это он, такой большой и сильный, будет слушаться сухонького старичка с морщинистой кожей, которого, казалось бы, одним пальцем насмерть придавить можно. Конечно, Саканиси-сан каждый раз доказывал всем желающим, что внешность не главное, но чем дальше, тем труднее становилось ему это делать – все-таки возраст есть возраст, никуда от него не денешься.
   Старик наконец прошел вдоль всех рядов, вышел вперед и показал серию упражнений, которую должны были повторить бойцы.
   – Прежде чем начать, еще раз вспомните о руках, – сказал японец. – Помните: рука должна быть чуть согнута в запястье, а пальцы согните чуть меньше, чем в позиции «хиракен». Если во время упражнения вы будете держать руки неправильно, то, значит, вы делаете его напрасно. Теперь начинайте.
   И старик снова пошел по рядам, поправляя и советуя.
   Качавшиеся вдоль стен парни со стороны наблюдали за ним. Их очередь еще не пришла, они займут место среди тренирующихся через полчаса, а к тренажерам пойдет следующая партия. Так была построена тренировка – три часа карате и один час силовых упражнений на тренажерах.
   Неожиданно широкие двери зала, находившиеся в дальнем его конце, широко распахнулись, и в помещение спиной вперед ввалился какой-то мужик со встрепанной шевелюрой в драной черной телогрейке и стоптанных сапогах. Он даже не оглянулся на находившихся в зале людей, а сразу принялся кричать, обращаясь к кому-то за дверью:
   – Давай, давай, заноси! Правее, правее, Петрович, зацепляешься!
   – Да что мы мучиться будем?! – послышался из-за дверей хриплый недовольный голос. – Ты вторую створку-то открой, Серега! Тогда легко пройдет!
   Все находившиеся в зале – и японец, и спортсмены – повернули головы к дверям. Акустика была прекрасная, и все происходившее у дверей было отлично слышно. Хриплое дыхание, ругань мужиков и стук чего-то тяжелого о косяки.
   – Открой створку, Серега, чего стоишь, как пень? – снова раздался голос из-за двери.
   Вошедший мужик, по-прежнему не поворачиваясь лицом к залу, встал на цыпочки и стал пытаться отодвинуть шпингалет. Дверь была здоровенная, и росту мужику явно не хватало.
   – Чего ты там возишься?!
   – Да я не достаю! Поставьте вы его пока и помогите лучше! Он там еще закрашен, фиг сдвинешь!
   В этот момент один из качавшихся у стены спортсменов наконец вышел из ступора и решительно двинулся к дверям. Следом за ним пошли еще двое, и вид у них был очень решительный. Когда они подошли к вошедшему, в дверь как раз протиснулся еще один мужик – примерно такого же вида, как и первый, только помоложе и в лыжной шапочке. Поскольку он входил в зал не спиной вперед, а нормально, то сразу увидел подходивших к ним трех здоровенных парней с сердитыми рожами и сжатыми кулаками.
   – Эй, эй, парни, вы чего?! – заполошно заголосил он. – Вы чего, парни?! Мы вас не трогали!
   – Вам чего тут надо, уроды? – грозно спросил подошедший спортсмен. – Вам тут кабак, что ли?! Валите в темпе, пока на пинках не вышибли!
   – Э, ты давай потише… – начал первый мужик, но второй тут же дернул его за рукав, что-то вполголоса шикнул и заговорил сам, очень подобострастно:
   – Мы, понимаешь… Мы эти привезли… Ну, как их… О! Тренажеры! Вот, понимаешь, внести надо, а дверь не открывается, падла. Понимаешь?
   Слово «понимаешь» мужик произносил с какой-то особенной придыхающей интонацией. Спортсмен поморщился. Он терпеть не мог таких вот пролетариев – они слишком сильно напоминали ему отца-алкоголика, которого он с детства ненавидел лютой ненавистью.
   – Какие еще тренажеры? Откуда?! – рявкнул он.
   – Директор клуба заказал, вот мы и привезли со склада, – залепетал пролетарий. – А какие они, я не знаю, это по накладным смотреть надо, понимаешь? Давай я сейчас сбегаю, покажу тебе?
   Но желания возиться с какими-то накладными у парня, разумеется, не было. Он заговорил резкими рубящими фразами:
   – Втаскивайте свои тренажеры и ставьте у стенки. И не шумите, придурки: не видите, тренировка идет?! И давайте быстрее. Понял?
   Мужик часто закивал:
   – Понял, понял, сейчас все сделаем.
   Он на секунду замолчал, а потом спросил жалобным, просительным голосом:
   – Слышь, парень, а у тебя двадцаточки не будет? Похмелиться бы…
   – Чего?! Я тебе сейчас дам двадцаточку! Пинками по курсу МВФ отсчитаю! – парень шагнул вперед, и мужик тут же отпрыгнул.
   – Ладно, ладно, извини, парень, не надо, ничего не надо, мы сейчас, мы быстро…
   Не слушая этот жалкий лепет, парень сплюнул мужику под ноги, повернулся и отошел. Такого урода даже бить противно.
   Он вернулся к штанге и старался больше не обращать внимания на мужиков, один за другим втаскивающих в зал большие деревянные ящики. Так же поступили и все остальные спортсмены. А мужики, проинструктированные своим товарищем, явно старались привлекать к себе поменьше внимания и даже матерились шепотом.
   Постепенно вдоль одной из стен выстроился целый ряд ящиков. Рабочих было четверо, они довольно быстро таскали их один за другим. Одна пара скрывалась за дверями, а вторая в этот момент с кряхтеньем тащила очередной ящик на место. Потом наоборот. За несколько минут спортсмены привыкли к этим их передвижениям и обращали на мужиков внимание не больше, чем на какую-нибудь муху: все-таки спецовка иногда бывает не хуже шапки-невидимки. Именно потому, что на мужиков не обращали внимания, спортсмены не сразу заметили, что ящики больше не таскают, но в то же время и распаковывать принесенные не торопятся. И вообще, все мужики-рабочие куда-то испарились.
   – Где эти ушлепки, интересно? – спросил один из качков у своего соседа. – Они что, думают, распаковывать мы эти гробы сами будем?
   – Они, наверное, пошли начальство искать, – предположил другой парень. – Найдут, накладную подпишут, стрясут денег на бутылку, похмелятся, а потом уж распаковывать будут. У нас уж к тому времени тренировка закончится.
   – Интересно, а что это за тренажеры?
   – В следующий раз посмотрим.
   Но у них уже не было никакого следующего раза. В ящиках и в самом деле были новые тренажеры. Во всех, кроме двух, в которых была мощная взрывчатка – пластид, именно ею предпочитал пользоваться Гамзаев. И на этот раз, поскольку планировалось устранение не одного человека, на взрывчатку он не поскупился.
   Рабочие вышли из клуба, быстро погрузились в ждавший их грузовик – на нем они сюда и приехали, – и шофер дал газу. В этот момент сидевший в находившемся через площадь от спортклуба здании человек кавказского вида начал отсчет. Досчитав до тридцати, он хладнокровно нажал кнопку на черном передатчике, который держал в руке.
   Взрыв было слышно даже на окраинах Магадана. Громыхнуло так, что в домах, стоявших в радиусе трехсот метров от спортклуба, повылетали стекла и посыпалась с полок посуда. Трехэтажное здание спортклуба покосилось, одна стена его рухнула, перекрытия между этажами тоже обрушились; неведомым чудом удержалась только часть крыши. Приехавшие спасатели в первые же полчаса сумели вытащить из-под каменных завалов нескольких живых человек – в основном детей из ансамбля спортивного танца «Забава», занятия которых проходили в подвале здания, на другом конце от большого спортзала. Но в том месте, которое раньше было этим спортзалом и располагалось в эпицентре взрыва, не осталось ничего живого. Только страшное месиво обломков кирпича, цемента, дерева, железа и кровавых останков тех, кто имел несчастье здесь находиться. От спортсменов, тренировавшихся в зале, осталось так мало, что было в буквальном смысле нечего хоронить.
   В вечерней программе новостей по Магаданской области взрыв городского спортклуба занял первое место. Выдвигались всевозможные версии происшедшего, важные милицейские чины с большими звездами на погонах клятвенно заверяли, что найдут и покарают преступников, а молоденькая дикторша назвала такие цифры: погибли пятьдесят шесть человек и еще тридцать четыре получили ранения разной степени тяжести.
   Из пятидесяти шести погибших тридцать девять были боевиками спортсменской группировки. Не помог им японец сэнсэй, который сам стал сороковым в этом списке.

Глава 25

   Кроме роскошного двухэтажного особняка, располагавшегося в квартале новой застройки, у Медведя были еще две квартиры – так, на всякий случай. И вот этот самый случай пришел, одна из квартир пригодилась. После серии ударов, полученных группировкой за последнее время от Гамзаева, она осталась практически обезглавленной, а после взрыва спортклуба в ней и вовсе почти не осталось людей. От прежнего состава в живых было меньше четверти.
   Медведь прекрасно понимал, что теперь люди Гамзаева будут охотиться за ним и что отбиться от них он теперь вряд ли сможет. Поэтому-то он и покинул особняк, оставив там только наемного сторожа, а сам вместе с двумя личными телохранителями перебазировался в двухкомнатную квартирку, располагавшуюся на седьмом этаже девятиэтажного панельного дома на другом конце города. Квартирка формально была оформлена не на него, а на подставное лицо, так что Медведь мог чувствовать себя в относительной безопасности.
   Но он прекрасно понимал, что это положение временное. Долго в этой квартирке не проторчишь, найдут рано или поздно. Да и смысла все время прятаться нет. Не для того он брал под контроль больше трети золотодобычи области, чтобы так легко все уступить проклятым ингушам!
   Медведь скрипнул зубами и так сжал в кулаке стеклянный фужер с вином, что тот хрустнул и по стеклу побежала длинная трещина. Выматерившись сквозь зубы, Медведь поставил фужер на журнальный столик. Не хватало сейчас еще руку порезать. Из трещины на боку фужера потекло вино, образовывая лужицу на полированной поверхности столика. Это зрелище почему-то словно заворожило Медведя, и несколько секунд он, как зачарованный, следил за тем, как лужица медленно увеличивается, подползает к краю стола и как вино начинает капать на пол. Через несколько секунд он помотал головой, взял с дивана газету и положил на лужицу, чтобы хоть дальше не расползалась.
   Едва успев сделать это, он сообразил, что именно в этой газете находится статья, касающаяся последних событий в городе, которую он хотел прочитать, но еще не успел. Медведь снова замысловато выматерился. Уж если не прет, так не прет даже в мелочах! Ладно, хрен с ней, с этой статьей, все равно ничего нового он из нее не узнал бы.
   Медведь сидел на низком диване, в небольшой полутемной комнате. Вообще-то, на улице был день, но шторы были задернуты, просто на всякий случай. Перед Медведем стоял низкий журнальный столик с бутылкой вина, пепельницей и несколькими блюдцами с закуской. У противоположной стены в трех шагах от Медведя стоял включенный телевизор с убавленным до минимума звуком. Сейчас по нему как раз показывали развалины спортклуба, а местный представитель МЧС беззвучно шевелил губами, как-то комментируя эту печальную картину.
   – С-суки, – злобно протянул Медведь, случайно зацепив взглядом изображение на экране. – Какие суки…
   Он помотал головой, стараясь успокоиться. Все же лидер спортсменов был неглуп и прекрасно понимал, что эмоциями делу не поможешь. Медведь сосредоточился и постарался еще раз прокачать сложившуюся невеселую ситуацию.
   Да, получается, что Гамзаева он здорово недооценил. Эта сволочь умудрилась в считаные дни провернуть устранения нескольких ключевых фигур в группировке да еще и накрыть одним ударом почти всех рядовых быков. Эх, как жаль, что времени не хватило: еще бы буквально два-три дня, и он эту черножопую сволочь придавил бы, как таракана… Но поздно.
   Теперь получается, что воевать некем и нечем. Из всех, на кого можно опереться, остался только Сом. Да и тот что-то долго не идет, пора бы ему уже и появиться. На секунду в голове Медведя мелькнула страшная мысль, что его зама по безопасности тоже выследили и убили, но он мощным усилием воли отогнал эту мысль. Сома так легко не возьмешь, это не придурок Семен, который лучшего времени для рыбалки не нашел. И не Утюг, у которого при виде бабы все мозги начисто отшибает. Хотя до Тюпы они тоже добрались, а уж он-то был парень осторожный… Да что до Тюпы – если бы не тот звонок, так и его самого бы взорвали!
   Медведь почувствовал, что снова начал думать не о том. Нужно быстро соображать, что делать. А Сом сейчас подойдет и поможет. Ну-ка, ну-ка… Сейчас Гамзаев, конечно, на коне. Но как бы его сшибить? Через ментов? Можно, конечно, попробовать кинуть в ментовку убойный компромат на «Ингушзолото», но проблема в том, что он у них и так есть. А если еще и подмазать ментов, чтобы они начали это дело порезче раскручивать? Да еще пристегнуть сюда же все последние убийства и взрывы?
   Медведь задумался, прикидывая шансы. Нет, вряд ли что получится. Менты, конечно, «зверей» не любят, но прихваты у Гамзаева в ментовке есть. И нехилые. А вот у него со смертью Тюпы, считай, и не осталось. Одни сержанты, никого серьезного. Даже если расследование и начнется, люди Гамзаева его быстренько притушат. Максимум чего это будет ингушам стоить – еще пара взяток. А вот сам при такой попытке засветишься по самое «не балуйся». Не пойдет.
   Попробовать действовать просто силой? Эх, хорошо бы… Самое любимое и привычное дело. Но ведь не получится. Боевиков осталось чуть больше десятка, много с такой армией не навоюешь, даже если самому стариной тряхнуть. Да к тому же и непросто это. В лобовом столкновении ингуши и раньше бы с ним поспорили. Их, конечно, было меньше, но зато организованы и вооружены они лучше. Самому себе-то можно в этом признаться. Значит, прямой силовой вариант тоже отпадает.
   Что же остается? Какие у Гамзаева есть слабые места?
   Медведь беспокойно зашевелился, чувствуя, что наконец-то напал на какую-то интересную и многообещающую мысль. Ну-ка, ну-ка… Кажется, в этот раз Гамзаев взбеленился из-за того, что кто-то чуть не пришлепнул его щенка. Да, точно. Кстати, он и раньше слышал, что Расул очень любит своего сына, несмотря на то что тот инвалид и ходить не может. Значит…
   Значит, если удастся захватить этого сопляка, то с отцом можно будет говорить уже по-другому. Да, пожалуй, это его единственный шанс удержаться в магаданской золотодобыче. Нужно только суметь его использовать, грамотно разыграть этот козырь, потщательнее все спланировать.
   В этот момент, обрывая мысли Медведя, раздался звонок в дверь. Звонили условленным способом – длинный звонок, два коротких, пауза и снова длинный.
   – Влад, открой, – крикнул Медведь. – Это Сом.
   Через полминуты в комнату зашел Сом, с виду и правда очень сильно напоминавший рыбу, светловолосый мужик среднего возраста.
   – Здравствуй, Медведь.
   – Здравствуй. Падай в кресло и рассказывай, чем порадуешь.
   Поблагодарив шефа легким кивком, Сом сделал два шага и опустился в низкое кожаное кресло.
   – Радовать, извини, нечем. Дела дрянь.
   – Это я и сам знаю, – огрызнулся Медведь. – Давай конкретнее. Что с взрывом клуба?
   – За несколько минут до взрыва какие-то мужики таскали туда здоровенные ящики. Как наши ушами прохлопали, не представляю. Мужиков менты ищут, фотороботы какие-то составили, но не найдут они их, конечно, ни фига. Из трех человек, которые этих мужиков видели, двое сейчас в больнице, а ингуши наверняка постараются, чтобы их не нашли.
   – Ясно. А ты?
   – А что я? У меня людей, считай, не осталось, а кто остался, так труса празднует. Даже Секач неожиданно к родственникам отвалил, только меня предупредить забыл. И мобильник отключил, не прозвонишься.
   – Может, он не отвалил? Может, его тоже замочили?
   – Нет, мне его бабка сказала, что уехал. Жену, кстати, с собой увез. Боится.
   – Падла, – с чувством сказал Медведь. – Значит, остальными убийствами ты тоже не занимался?
   – Слушай, Медведь. – Сом пристально посмотрел в глаза шефу. – Ну на фиг ими заниматься? Чья работа – понятно. Доказательств ингуши не оставили, не такие дураки, все чисто сработано. Что-то другое делать надо. И я думал, что ты мне скажешь что. А если у тебя идей нет, то я тебе скажу – надо на материк валить. Или за бугор. Счета в банках у нас есть. Лучше спокойно жить там, чем ждать, пока нас тут завалят. Я дома уже три дня не был, по бабам кочую, боюсь, что и меня Гамзаев в свой списочек включил.
   Лицо Медведя налилось кровью и потемнело. Он с размаху хряпнул по стоящему перед ним столику кулаком так, что стоявшая на нем бутылка подпрыгнула и опрокинулась.
   – Нет! – рявкнул он. – Не для того мы свое место здесь занимали, чтобы так свалить! Эта собака черножопая еще за все заплатит!
   – У тебя предложения есть?
   – Есть, – неожиданно спокойно сказал Медведь. Злость его словно куда-то мгновенно испарилась, истощившись в яростной вспышке. – Расскажи мне, что ты знаешь про сына Гамзаева.
   Секунду Сом казался удивленным, но потом его лицо озарилось пониманием.
   – Понял тебя. Хм, а что, неплохая идея. Слушай. У Гамзаева один сын, жена умерла. Зовут сына Рашид. Известно, что Гамзаев в нем души не чает. Когда пацану было два года, он заболел полиомиелитом. После этого он остался инвалидом, у него ноги парализованы. Передвигаться может только на коляске или ползком.
   – Это меня мало интересует, – перебил своего зама Медведь. – Скажи лучше, где он живет? Кто его охраняет? Ты же занимался подступами к Гамзаеву, значит, должен знать.
   – И знаю, – кивнул Сом. – Живет он в квартире Гамзаева. Сталинский дом, четвертый этаж. Тебе точный адрес дать?
   – Пока не надо, – отмахнулся Медведь. – Успеем еще. Кто его охраняет?
   – После покушения с ним постоянно два вооруженных ингуша, какие-то дальние родственники Гамзаева.