«Самое плохое, – подумала я, – если Гиря сейчас объединит нас вместе с Кузиным и Краевским – у нас, мол, свои разборки, а он – в стороне... Тогда от него всего можно ожидать...»
– Это Краевский придумал всех вас расстрелять, – продолжала я, хотя, пожалуй, слишком торопливо, чтобы мои слова звучали убедительно, но меня подгоняло то, что Кузин опять что-то кричал, и я хотела заглушить его голос...
– Помолчи! – приказал мне Гиря. – Дай послушать, что люди про тебя говорят...
– Ей все равно – крышка! – кричал Кузин. – Даже если ей удастся сейчас от меня уйти. Даже если вы меня убьете – ее все равно достанут! Ее судьба решена. У нас есть свой человек среди ее начальства. Каждый ее шаг будет под контролем. Любое задание, на которое ее пошлют, будет нам известно. Ее уберут при первом удобном случае... Таких случаев у спасателей немало случается, она сама это знает... Знаешь, а, Николаева?
– Заткнись, сволочь! – не выдержала я. – Расстрелять нас тебе не удалось, так ты теперь купить меня у них хочешь?
– А вы ребята, спросите у нее – кто она такая, на кого служит? Она же капитан по званию! Капитан МЧС! Она не раз таких, как вы, ловила, когда они из лагерей бегали, и вертухаям сдавала!
Гиря искоса взглянул на меня, усмехнулся и спросил:
– Правда?
– Врет он! – ответила я. – Раз я дезертира из воинской части уговаривала заложников отпустить... Беглецов из лагерей никогда не ловила! – Я повернулась в сторону осины, за стволом которой укрылся Кузин, и крикнула погромче: – А вертухаев вроде тебя, Кузин, ненавижу!
– А ты чего в разговор встреваешь? – мрачно сказал мне Гиря. – Он со мной разговаривает. А ты помалкивай...
«Ну, спасибо! – молча возмутилась я. – Шкура продажная! Ничем от политиков не отличается, а с таким презрением о них говорил. Сам готов любого продать ради собственной выгоды...»
А Кузин, видно, почувствовал, что Гирей овладели сомнения. Он снова закричал, но голос его звучал теперь наглее, увереннее.
– Чего нам с вами делить, ребята? Отдавайте ее мне и идите своей дорогой... Обещаю, что даже погоню за вами не пошлю... Вернее, пошлю, но в другую сторону... Вы вверх по реке идите, а я своих вниз пошлю, скажу, сам видел, как вы в ту сторону побежали...
Гиря молча смотрел в одну точку перед собой. Потом сплюнул и уставился на меня.
«Все! – подумала я. – Он уже принял решение. Теперь думает, можно ли доверять обещанию Кузина насчет погони. Он Кузину не верит, и только поэтому я еще здесь. Иначе он бы давно меня вытолкнул из-за укрытия...»
Положение мое стало незавидным... Пробовать уговорить такого человека, как Гиря, было совершенно безнадежно, я это хорошо понимала. Он слишком циничен, чтобы можно было воздействовать на его сознание. И слишком увлечен бессознательной идеей власти, чтобы пытаться воздействовать на его подсознание... Минут через пять он поймет, что наиболее выгодно для него – сдать меня Кузину и, действительно, прорываться с Борзым и остальными вдоль реки. До ближайшего шоссе или поселка... А там попытаться исчезнуть...
Гиря думал уже минуты три. Кузин молчал, как опытный рыболов, выжидая, чтобы наживку покрепче заглотнули. Молчала и я. Просто потому, что не знала, что делать...
Гиря поднял голову и, по-моему, даже рот открыл, чтобы приказать мне встать и идти к поваленной сосне, за которой прятался Кузин. А там неизвестно: успею ли я до нее дойти, или Кузин убьет меня раньше...
Но в этот момент произошло событие, которое меня чрезвычайно обрадовало, но в то же самое время и заставило покраснеть от стыда просто до корней волос, как говорится... Я поняла, в чем была моя главная ошибка. Я поняла, каким должен быть командир группы, если он настоящий командир...
Слева, на том берегу ручья, показались два человека, самые дорогие и желанные для меня на всем свете. Я сразу же узнала Игорька с Кавээном и просто заорала так, что меня, наверное, не только на берегу ручья было слышно, но и в Полоцком, если, конечно, там было еще кому слушать...
– Я здесь! – кричала я. – Стреляйте, ребята!
Я не выбирала слов, не обдумывала своих фраз... Но знала, что мне нужно сообщить им две главные вещи: что я действительно, здесь и, кроме того, что они окажутся сейчас под огнем и, возможно, даже с двух сторон. При этом я вовсе не была уверена, что Игорь с дядей Сашей вооружены. Но слово «стреляйте» показалось мне достаточно красноречивым, чтобы сообщить им об опасности...
Больше я ничего крикнуть не успела. Тяжелый кулак Гири обрушился на мою голову, и я вполне смогла убедиться в точности его клички – удар был такой, словно меня обухом топора по затылку огрели. Сознания я не потеряла, но в глазах у меня потемнело, и я ткнулась лицом в обгорелую пахшую золой землю.
Зато я с удовлетворением слышала, что ни одного выстрела после моего крика не последовало... Это могло означать только одно – что ребята среагировали мгновенно, все правильно поняли и сейчас уже сидят в ручье и держат под наблюдением все возможные укрытия, которые находятся в их поле зрения... А может быть, и под прицелом...
В глазах у меня немного прояснилось, я подняла голову от земли и посмотрела на Гирю.
– Чего ты лыбишься? – грубо спросил он. – Еще пискни только, и я тебя сам шлепну!
– Нет! – засмеялась я. – Теперь ты меня не шлепнешь. Ты понял уже, что проиграл... Мои ребята тебя живым отсюда не выпустят, если ты мне хоть что-то сделаешь. Ты теперь меня уговаривать будешь, чтобы я за тебя словечко замолвила... Кузин не такой умный, как ты, но и он сейчас поймет, что теперь ему не выбраться. Он окружен... Он сейчас это сообразит и палить начнет. Ты смотри не высовывайся, а то чем черт не шутит!
То, что я оказалась на сто процентов права, подействовало на Гирю ошеломляюще. Из-за сосны тотчас раздалась очередь. Не успевший пригнуться Гиря схватился за правое плечо и принялся тихо материться.
Кузин стрелял, не переставая. То в нашу сторону, то по берегу реки, за которым скрывались Игорь и Кавээн. Ответная очередь с берега реки прозвучала для моих ушей райской музыкой. Значит, мои ребята вооружены! Это просто прекрасно! Лучше и быть не может... Кузин в ловушке, и скоро он это поймет. Вернее, он уже понял, и это привело его в ярость. Сейчас первый ее приступ пройдет, и он начнет думать. А потом поймет, что единственный выход у него – сдаваться и попытаться купить свою жизнь за ту информацию, которой он располагает. Что-то он там намекал на своего человека среди моих начальников? Кого это он имеет в виду? Высшее руководство МЧС? Уровня министра и генерала Чугункова? Это очень интересно.
– Слушай меня, Гиря! – теперь приказывала я, хотя и знала, что это приведет его в бешенство. Но в конце концов – это его проблема. Здравомыслия ему не занимать. Даже в экстремальных ситуациях он не забывает о своей безопасности. А как же иначе – ведь если он себя не убережет, как ему продолжать бороться за власть?
– Слушай меня, Гиря! – повторила я. – Борзому прикажешь сейчас положить автомат рядом с собой и больше к нему не притрагиваться. Тогда я могу тебе обещать, что сделаю все, что в моих силах, чтобы отмазать тебя от обвинений, которые сочту несправедливыми. От побега из лагеря, например, а также от вооруженного сопротивления охране... Нам нужен Кузин, он много знает из того, что хотим знать мы. Сейчас мы его будем брать... Не мешай! Прошу, как человека. Как умного человека... Не заставляй нас разговаривать с собой, как с дураком... Дураков вокруг и без тебя хватает...
Гиря скрипел зубами, слушая меня, но молчал. Я давно уже его раскусила и знала, что безопасность для него важнее власти, поскольку безопасность способствует достижению и усилению власти, а вот власть отнюдь не способствует безопасности того, кто ею обладает...
– Игорь! – заорала я что есть мочи. – Он за сосной! Обойдите его сзади! Он в ловушке!
Мне было видно, как заметался за сосной Кузин. Я, собственно, и не думала, что ребята без меня не сообразят, что Кузина нужно обойти и отрезать ему путь назад – параллельно реке вниз по течению... Я лишь хотела, чтобы меня обязательно услышал Кузин. Он должен занервничать и начать совершать ошибки. Я всегда была уверена, что проигрывает тот, кто совершает больше ошибок...
Неожиданно на нашей стороне выступила еще одна фигура, о существовании которой мы не подозревали, хотя, несомненно, постоянно были рядом с ней – и во время пожара, и после него.
Снизу, если смотреть по течению Еланки, из-за спины Кузина, метрах в ста из реки выскочил один из заключенных, который в ней отсиживался, пережидая перестрелку, и помчался прямо на Кузина... Даже мне, несмотря на солидное расстояние, слышны были его вопли... За ним, с виду неуклюже, но на самом деле очень быстро бежал... медведь. Не знаю, как Кузин, а мы просто оцепенели все от неожиданности... Медведя, конечно же, лесной пожар окружил и загнал в ловушку. Он так же, как и мы, пережидал его в воде, скрывшись в ручье по самые ноздри. Вероятно, в том месте, которое он себе подобрал, было поглубже... То ли перестрелка, то ли заключенный, которому вздумалось под шумок убраться по реке подальше, разозлили его, и он бросился на помешавшего ему человека.
Медведь иногда приостанавливался и хватал себя зубами за левое плечо. Издали казалось, что его беспокоят какие-то насекомые-паразиты. Какие-нибудь медвежьи блохи...
«Какие там, к черту, блохи! – вдруг сообразила я. – Он же ранен!»
Заключенный, который убегал от медведя, мчался прямо на Кузина... Медведь догнал бы его, медведи, вообще, несмотря на приклеившийся к ним ярлык самых неуклюжих животных, очень проворны. Если медведь разъярен, человеку очень трудно убежать от него... Это очень быстрое и проворное животное.
В этом мне пришлось как-то убедиться в красноярской тайге, куда мы летали на поиски заблудившихся туристов... Но это уже другая история... Да и ничего там в тайге особенно интересного не случилось. Разве что гнус меня искусал до неузнаваемости... Когда я вернулась, Сергей даже не узнал меня... Я тогда еще жила с Сергеем...
Медведь приближался к сосне, за которой прятался Кузин от нас, но от медведя она его даже не закрывала. Кузин забыл об опасности, которая исходит от людей, он вскочил во весь рост и прицелился из автомата, – то ли в бегущего прямо на него заключенного, то ли в его преследователя...
«Сейчас его Кузин застрелит!» – подумала я о заключенном.
Прозвучала очередь. Стрелял Кузин. Я даже закрыла глаза, представив уже, как бегущий человек спотыкается, падает вперед, а сзади на него наваливается медвежья туша... Но когда я их открыла – все осталось по-прежнему. Только человек и медведь приблизились к Кузину вплотную и вот-вот столкнутся с ним... Кузин не попал! Он выстрелил еще раз и не попал снова! Руки его ходили ходуном. Даже мне видно было, как трясется автомат в его руках. Он не мог попасть в цель...
Нервы у Кузина не выдержали, он отбросил автомат в сторону и побежал...
– Куда?! – закричала я. – Туда нельзя! Провалишься!
Но Кузин мчался вперед не глядя... Он бежал в сторону торфяника...
Медведь бросился было за ним, поскольку заключенный перескочил через свалившуюся сосну и затаился за ней. Медведь видел теперь только убегающего Кузина. Поначалу он гнался за Кузиным столь же быстро. Затем мы увидели, как медведь резко затормозил и начал принюхиваться к земле... А что тут принюхиваться, когда и так ясно – что-то горит под землей – из нее кое-где выбивались струйки дыма... Наконец медведь повернул и не спеша поковылял обратно...
Кузин мчался вперед, не оглядываясь... Он успел пробежать всего метров тридцать по горящему торфянику... Он был тяжелее того старика, что уже провалился сегодня. Мы все видели, как Кузин неожиданно взмахнул руками и исчез на наших глазах. Только столб огня поднялся над тем местом, где он только что находился...
– Он это заслужил... – подал голос Гиря.
Я прекрасно поняла, что сказал он это вовсе не потому, что такова была его оценка произошедшего. Просто он напоминал о себе, о моем ему обещании, о том, что он мои требования выполнил, и теперь ждет...
Но мне, честно говоря, было не до него... Я просто-напросто упала на руки подбежавшему Кавээну и провалилась в глубокий и спокойный сон. Я была измотана до предела... Стоило разрешиться опасной ситуации, как у меня наступила психофизиологическая реакция, и организм потребовал срочного восстановления сил...
Как все же приятно засыпать на крепких мужских руках... Словно в глубоком детстве – с чувством полной безопасности и комфорта...
– Оля! – спрашивал меня негромко Кавээн. – Оленька! Командир! Что делать с этими?
– Да ладно, дядь Саш! – услышала я, полностью уже засыпая, голос Игорька. – Сами разберемся... Гляди-ка, да у них автомат... Откуда ружьишко? Из леса, вестимо?..
Что случилось дальше, я просто не помню, потому что спала сном младенца – глубоким и безмятежным...
Глава девятая
– Это Краевский придумал всех вас расстрелять, – продолжала я, хотя, пожалуй, слишком торопливо, чтобы мои слова звучали убедительно, но меня подгоняло то, что Кузин опять что-то кричал, и я хотела заглушить его голос...
– Помолчи! – приказал мне Гиря. – Дай послушать, что люди про тебя говорят...
– Ей все равно – крышка! – кричал Кузин. – Даже если ей удастся сейчас от меня уйти. Даже если вы меня убьете – ее все равно достанут! Ее судьба решена. У нас есть свой человек среди ее начальства. Каждый ее шаг будет под контролем. Любое задание, на которое ее пошлют, будет нам известно. Ее уберут при первом удобном случае... Таких случаев у спасателей немало случается, она сама это знает... Знаешь, а, Николаева?
– Заткнись, сволочь! – не выдержала я. – Расстрелять нас тебе не удалось, так ты теперь купить меня у них хочешь?
– А вы ребята, спросите у нее – кто она такая, на кого служит? Она же капитан по званию! Капитан МЧС! Она не раз таких, как вы, ловила, когда они из лагерей бегали, и вертухаям сдавала!
Гиря искоса взглянул на меня, усмехнулся и спросил:
– Правда?
– Врет он! – ответила я. – Раз я дезертира из воинской части уговаривала заложников отпустить... Беглецов из лагерей никогда не ловила! – Я повернулась в сторону осины, за стволом которой укрылся Кузин, и крикнула погромче: – А вертухаев вроде тебя, Кузин, ненавижу!
– А ты чего в разговор встреваешь? – мрачно сказал мне Гиря. – Он со мной разговаривает. А ты помалкивай...
«Ну, спасибо! – молча возмутилась я. – Шкура продажная! Ничем от политиков не отличается, а с таким презрением о них говорил. Сам готов любого продать ради собственной выгоды...»
А Кузин, видно, почувствовал, что Гирей овладели сомнения. Он снова закричал, но голос его звучал теперь наглее, увереннее.
– Чего нам с вами делить, ребята? Отдавайте ее мне и идите своей дорогой... Обещаю, что даже погоню за вами не пошлю... Вернее, пошлю, но в другую сторону... Вы вверх по реке идите, а я своих вниз пошлю, скажу, сам видел, как вы в ту сторону побежали...
Гиря молча смотрел в одну точку перед собой. Потом сплюнул и уставился на меня.
«Все! – подумала я. – Он уже принял решение. Теперь думает, можно ли доверять обещанию Кузина насчет погони. Он Кузину не верит, и только поэтому я еще здесь. Иначе он бы давно меня вытолкнул из-за укрытия...»
Положение мое стало незавидным... Пробовать уговорить такого человека, как Гиря, было совершенно безнадежно, я это хорошо понимала. Он слишком циничен, чтобы можно было воздействовать на его сознание. И слишком увлечен бессознательной идеей власти, чтобы пытаться воздействовать на его подсознание... Минут через пять он поймет, что наиболее выгодно для него – сдать меня Кузину и, действительно, прорываться с Борзым и остальными вдоль реки. До ближайшего шоссе или поселка... А там попытаться исчезнуть...
Гиря думал уже минуты три. Кузин молчал, как опытный рыболов, выжидая, чтобы наживку покрепче заглотнули. Молчала и я. Просто потому, что не знала, что делать...
Гиря поднял голову и, по-моему, даже рот открыл, чтобы приказать мне встать и идти к поваленной сосне, за которой прятался Кузин. А там неизвестно: успею ли я до нее дойти, или Кузин убьет меня раньше...
Но в этот момент произошло событие, которое меня чрезвычайно обрадовало, но в то же самое время и заставило покраснеть от стыда просто до корней волос, как говорится... Я поняла, в чем была моя главная ошибка. Я поняла, каким должен быть командир группы, если он настоящий командир...
Слева, на том берегу ручья, показались два человека, самые дорогие и желанные для меня на всем свете. Я сразу же узнала Игорька с Кавээном и просто заорала так, что меня, наверное, не только на берегу ручья было слышно, но и в Полоцком, если, конечно, там было еще кому слушать...
– Я здесь! – кричала я. – Стреляйте, ребята!
Я не выбирала слов, не обдумывала своих фраз... Но знала, что мне нужно сообщить им две главные вещи: что я действительно, здесь и, кроме того, что они окажутся сейчас под огнем и, возможно, даже с двух сторон. При этом я вовсе не была уверена, что Игорь с дядей Сашей вооружены. Но слово «стреляйте» показалось мне достаточно красноречивым, чтобы сообщить им об опасности...
Больше я ничего крикнуть не успела. Тяжелый кулак Гири обрушился на мою голову, и я вполне смогла убедиться в точности его клички – удар был такой, словно меня обухом топора по затылку огрели. Сознания я не потеряла, но в глазах у меня потемнело, и я ткнулась лицом в обгорелую пахшую золой землю.
Зато я с удовлетворением слышала, что ни одного выстрела после моего крика не последовало... Это могло означать только одно – что ребята среагировали мгновенно, все правильно поняли и сейчас уже сидят в ручье и держат под наблюдением все возможные укрытия, которые находятся в их поле зрения... А может быть, и под прицелом...
В глазах у меня немного прояснилось, я подняла голову от земли и посмотрела на Гирю.
– Чего ты лыбишься? – грубо спросил он. – Еще пискни только, и я тебя сам шлепну!
– Нет! – засмеялась я. – Теперь ты меня не шлепнешь. Ты понял уже, что проиграл... Мои ребята тебя живым отсюда не выпустят, если ты мне хоть что-то сделаешь. Ты теперь меня уговаривать будешь, чтобы я за тебя словечко замолвила... Кузин не такой умный, как ты, но и он сейчас поймет, что теперь ему не выбраться. Он окружен... Он сейчас это сообразит и палить начнет. Ты смотри не высовывайся, а то чем черт не шутит!
То, что я оказалась на сто процентов права, подействовало на Гирю ошеломляюще. Из-за сосны тотчас раздалась очередь. Не успевший пригнуться Гиря схватился за правое плечо и принялся тихо материться.
Кузин стрелял, не переставая. То в нашу сторону, то по берегу реки, за которым скрывались Игорь и Кавээн. Ответная очередь с берега реки прозвучала для моих ушей райской музыкой. Значит, мои ребята вооружены! Это просто прекрасно! Лучше и быть не может... Кузин в ловушке, и скоро он это поймет. Вернее, он уже понял, и это привело его в ярость. Сейчас первый ее приступ пройдет, и он начнет думать. А потом поймет, что единственный выход у него – сдаваться и попытаться купить свою жизнь за ту информацию, которой он располагает. Что-то он там намекал на своего человека среди моих начальников? Кого это он имеет в виду? Высшее руководство МЧС? Уровня министра и генерала Чугункова? Это очень интересно.
– Слушай меня, Гиря! – теперь приказывала я, хотя и знала, что это приведет его в бешенство. Но в конце концов – это его проблема. Здравомыслия ему не занимать. Даже в экстремальных ситуациях он не забывает о своей безопасности. А как же иначе – ведь если он себя не убережет, как ему продолжать бороться за власть?
– Слушай меня, Гиря! – повторила я. – Борзому прикажешь сейчас положить автомат рядом с собой и больше к нему не притрагиваться. Тогда я могу тебе обещать, что сделаю все, что в моих силах, чтобы отмазать тебя от обвинений, которые сочту несправедливыми. От побега из лагеря, например, а также от вооруженного сопротивления охране... Нам нужен Кузин, он много знает из того, что хотим знать мы. Сейчас мы его будем брать... Не мешай! Прошу, как человека. Как умного человека... Не заставляй нас разговаривать с собой, как с дураком... Дураков вокруг и без тебя хватает...
Гиря скрипел зубами, слушая меня, но молчал. Я давно уже его раскусила и знала, что безопасность для него важнее власти, поскольку безопасность способствует достижению и усилению власти, а вот власть отнюдь не способствует безопасности того, кто ею обладает...
– Игорь! – заорала я что есть мочи. – Он за сосной! Обойдите его сзади! Он в ловушке!
Мне было видно, как заметался за сосной Кузин. Я, собственно, и не думала, что ребята без меня не сообразят, что Кузина нужно обойти и отрезать ему путь назад – параллельно реке вниз по течению... Я лишь хотела, чтобы меня обязательно услышал Кузин. Он должен занервничать и начать совершать ошибки. Я всегда была уверена, что проигрывает тот, кто совершает больше ошибок...
Неожиданно на нашей стороне выступила еще одна фигура, о существовании которой мы не подозревали, хотя, несомненно, постоянно были рядом с ней – и во время пожара, и после него.
Снизу, если смотреть по течению Еланки, из-за спины Кузина, метрах в ста из реки выскочил один из заключенных, который в ней отсиживался, пережидая перестрелку, и помчался прямо на Кузина... Даже мне, несмотря на солидное расстояние, слышны были его вопли... За ним, с виду неуклюже, но на самом деле очень быстро бежал... медведь. Не знаю, как Кузин, а мы просто оцепенели все от неожиданности... Медведя, конечно же, лесной пожар окружил и загнал в ловушку. Он так же, как и мы, пережидал его в воде, скрывшись в ручье по самые ноздри. Вероятно, в том месте, которое он себе подобрал, было поглубже... То ли перестрелка, то ли заключенный, которому вздумалось под шумок убраться по реке подальше, разозлили его, и он бросился на помешавшего ему человека.
Медведь иногда приостанавливался и хватал себя зубами за левое плечо. Издали казалось, что его беспокоят какие-то насекомые-паразиты. Какие-нибудь медвежьи блохи...
«Какие там, к черту, блохи! – вдруг сообразила я. – Он же ранен!»
Заключенный, который убегал от медведя, мчался прямо на Кузина... Медведь догнал бы его, медведи, вообще, несмотря на приклеившийся к ним ярлык самых неуклюжих животных, очень проворны. Если медведь разъярен, человеку очень трудно убежать от него... Это очень быстрое и проворное животное.
В этом мне пришлось как-то убедиться в красноярской тайге, куда мы летали на поиски заблудившихся туристов... Но это уже другая история... Да и ничего там в тайге особенно интересного не случилось. Разве что гнус меня искусал до неузнаваемости... Когда я вернулась, Сергей даже не узнал меня... Я тогда еще жила с Сергеем...
Медведь приближался к сосне, за которой прятался Кузин от нас, но от медведя она его даже не закрывала. Кузин забыл об опасности, которая исходит от людей, он вскочил во весь рост и прицелился из автомата, – то ли в бегущего прямо на него заключенного, то ли в его преследователя...
«Сейчас его Кузин застрелит!» – подумала я о заключенном.
Прозвучала очередь. Стрелял Кузин. Я даже закрыла глаза, представив уже, как бегущий человек спотыкается, падает вперед, а сзади на него наваливается медвежья туша... Но когда я их открыла – все осталось по-прежнему. Только человек и медведь приблизились к Кузину вплотную и вот-вот столкнутся с ним... Кузин не попал! Он выстрелил еще раз и не попал снова! Руки его ходили ходуном. Даже мне видно было, как трясется автомат в его руках. Он не мог попасть в цель...
Нервы у Кузина не выдержали, он отбросил автомат в сторону и побежал...
– Куда?! – закричала я. – Туда нельзя! Провалишься!
Но Кузин мчался вперед не глядя... Он бежал в сторону торфяника...
Медведь бросился было за ним, поскольку заключенный перескочил через свалившуюся сосну и затаился за ней. Медведь видел теперь только убегающего Кузина. Поначалу он гнался за Кузиным столь же быстро. Затем мы увидели, как медведь резко затормозил и начал принюхиваться к земле... А что тут принюхиваться, когда и так ясно – что-то горит под землей – из нее кое-где выбивались струйки дыма... Наконец медведь повернул и не спеша поковылял обратно...
Кузин мчался вперед, не оглядываясь... Он успел пробежать всего метров тридцать по горящему торфянику... Он был тяжелее того старика, что уже провалился сегодня. Мы все видели, как Кузин неожиданно взмахнул руками и исчез на наших глазах. Только столб огня поднялся над тем местом, где он только что находился...
– Он это заслужил... – подал голос Гиря.
Я прекрасно поняла, что сказал он это вовсе не потому, что такова была его оценка произошедшего. Просто он напоминал о себе, о моем ему обещании, о том, что он мои требования выполнил, и теперь ждет...
Но мне, честно говоря, было не до него... Я просто-напросто упала на руки подбежавшему Кавээну и провалилась в глубокий и спокойный сон. Я была измотана до предела... Стоило разрешиться опасной ситуации, как у меня наступила психофизиологическая реакция, и организм потребовал срочного восстановления сил...
Как все же приятно засыпать на крепких мужских руках... Словно в глубоком детстве – с чувством полной безопасности и комфорта...
– Оля! – спрашивал меня негромко Кавээн. – Оленька! Командир! Что делать с этими?
– Да ладно, дядь Саш! – услышала я, полностью уже засыпая, голос Игорька. – Сами разберемся... Гляди-ка, да у них автомат... Откуда ружьишко? Из леса, вестимо?..
Что случилось дальше, я просто не помню, потому что спала сном младенца – глубоким и безмятежным...
Глава девятая
...Я и не представляла себе, что можно столько спать! Я проснулась в больничной палате и долго не могла сообразить, где же Гиря, который только что был рядом со мной? Где Кавээн, который держал меня на руках? Почему вокруг так чисто и светло? И нет ни одного обгорелого пня, а из земли не идет дым?
Я хотела поднять руку и потрогать, что у меня с лицом, потому что чувствовала саднящую боль на лбу и щеках, но с удивлением обнаружила, что не могу этого сделать... Просто сил не было...
«Интересно, – подумала я, – сколько же я проспала, что так ослабла?»
На этот вопрос я получила ответ незамедлительно. Дверь открылась, и в палату вошел Игорек с большим пакетом в руках. Увидев мой взгляд, устремленный на него, он немного смутился, но быстро взял себя в руки и воскликнул весело:
– Ну, ты, мать, и спишь! Мне бы так научиться...
Настроение мое, ровное и спокойное с момента пробуждения, резко упало. Если Игорек назвал меня «мать», значит, со мной что-то произошло. Раньше он никогда меня так не называл...
«Лицо!» – ужаснулась я и тут же потребовала:
– Зеркало! И никаких возражений! Или ты приносишь мне зеркало, или я с тобой вообще не разговариваю ближайшие пятнадцать лет!
– Да нет у меня с собой зеркала! – забормотал Игорек. – Где я тебе зеркало возьму!
– Иди у любой медсестры попроси! Игорек! Ну, пожалуйста! Ну, я приказываю тебе, Игорь! Как женщина, которая тебе нравилась когда-то.
Видно, последняя фраза его то ли испугала, то ли насторожила. Но он покорно поднялся и вышел в коридор. Вернулся он подозрительно быстро, и я думаю, что зеркало с самого начала было у него в кармане. Он же не мог не догадаться, что прежде всего я захочу на себя взглянуть....
Зеркало он мне протягивал настолько смущенно, глаза отводил, что я приготовилась увидеть самое худшее... Мне вспомнился мой сосед пенсионер дядя Володя, который в войну был танкистом и горел в танке. Лицо у его было... Стоило мне подумать, что у меня теперь будет такое же, как я чуть сознание не потеряла...
Откуда только силы взялись, но зеркало у Игоря я взяла и поднесла к глазам... Смотрела я долго... А потом уронила руку на одеяло и улыбнулась Игорьку.
– Зря ты боялся, дурачок! Это я переживу. Если и останется несколько шрамов, то не на самых заметных местах... Я, конечно, не врач и не специалист по ожогам, но, кроме волдырей, ничего особенно страшного не вижу... Думаю, что обойдется...
Игорь облегченно вздохнул. Я сняла с него тяжелый груз... Представляю, каково было ему смотреть на меня и делать вид, что со мной все в порядке...
– Теперь отвечай быстро и точно. Я уже устала и не смогу долго с тобой разговаривать.
Игорь кивнул с готовностью.
– Как Григорий Абрамович?
– Плохо, – нахмурился Игорь. – Лежит здесь же, на втором этаже. В сознание не приходит. Две пули в голову, одна – в легкие... Но врачи надеются – выкарабкается...
Я прикрыла глаза и скрипнула зубами.
– Сволочи! – пробормотала я. – Вопрос второй. Этот... Гиря и все остальные... Что с ними?
– Какой Гиря? – не понял Игорь.
– Заключенные из лагеря, – пояснила я.
– А-а, эти... Ну, что с ними может быть? Сдали милиции, их повезли куда-то в другую зону...
– Узнаешь, в какую и кто дело их будет вести. Это через прокуратуру можно узнать... – приказала я.
– Понял... – пожал плечами Игорь, хотя видно было, что ни черта он не понял.
Но объяснять я ничего не хотела...
– Теперь вопрос третий. Краевский опять ни при чем остался?
– Ну, это и не вопрос даже, – уныло пробормотал Игорь. – Ты и сама это знаешь. Мы, наверное, никогда от него не избавимся...
– Отставить нытье! – перебила я его. – Никакой паники! Краевский от нас не уйдет! Операцию его на этот раз мы провалили?
Игорь кивнул, но без всякого энтузиазма.
– И вопрос последний. Тебе, Игорек, идти не пора?
– Нет... – ответил он машинально, но тут же спохватился: – То есть пора, я хотел сказать... Меня там Кавээн ждет... Каждому из нас отчет приказали составить индивидуально, вот мы вместе и мучаемся...
Он уже подошел к двери, как вдруг спохватился...
– Да вот же! Тебе принес! Персики. Твои любимые... Ждем тебя... Долго тут не валяйся... Нам одним там неуютно как-то.
– Ладно-ладно, Игорь. Иди! За персики спасибо.
Он опять подошел ко мне близко, наклонился, но на мое лицо старался не смотреть, гад такой!
– Меня просили не говорить тебе, но сегодня к тебе Чугунков собирался зайти. Он, говорят, специально в Тарасов к тебе прилетит...
– Кто говорит? – спросила я.
Игорь смутился.
– Кавээн говорит...
Я улыбнулась.
– Ну, дядя Саша зря говорить не станет...
И закрыла глаза, чтобы еще раз с ним не прощаться...
Как только я услышала, что дверь палаты за Игорем закрылась, так слезы сами потекли из глаз... Ну почему я всегда должна быть сильнее этих крепких и здоровых мужиков?! Это же несправедливо в конце концов... Ему, видите ли, страшно на мое лицо смотреть! А мне не страшно? Там же живого места нет! Сплошные волдыри. А мне даже поплакать при нем нельзя! Чтобы не расстраивать его, не пугать еще сильнее... Им без меня неуютно, видите ли! Спасатели чертовы! Самих вас кто бы спас! От страха вашего перед жизнью! Я вот на всю жизнь могу теперь уродиной остаться, а должна улыбаться, глядя на него!..
И я разревелась по-настоящему... Все оплакала! И ожоги свои, и испорченное лицо, и неудавшуюся любовь с Сергеем, и судьбу свою проклятую, что заставила меня заниматься мужской работой, и вообще – всю свою жизнь... Плакала не меньше получаса...
А потом мне просто надоело... Я лежала на спине и прислушивалась к своим ощущениям...
Страшно мне жить или нет? Сразу так и не скажешь...
Болят ожоги? Болят... Лицо изуродовала? Честно сказать – не знаю... Вполне возможно, что и нет... я же сказала Игорю, возможно, и обойдется... В крайнем случае – пара шрамов останется, один – на шее, один в верхней части лба... Если челку отпустить, ничего не видно будет...
Ну, еще что? Какие у нас еще неприятности? Работа у меня – мужская? Разве? Я же не рядовым оперативником работаю, который, кроме разбора завалов, не видит ничего... Я – психолог, причем экстремальный психолог, да к тому же довольно высокой квалификации... Много я видела психологов среди мужчин? Да, пожалуй, ни одного. Читала только, что такие были... Юнг, Фрейд, Фромм и все остальные, что уже после них... И то, самую интересную свою идею по поводу единства тяги к жизни и тяги к смерти, Фрейд, кажется, у женщины позаимствовал, у Сабины Шпильрейн... На что же я жалуюсь?..
Сергей меня бросил? Ну, если честно, это не совсем так. Он меня не бросил, это я заставила его себя бросить... Он-то жить со мной хотел... Правда, по-своему жить, так, как он себе это представляет... А я по-другому свою жизнь видела... И сейчас ее так же вижу. Так о чем же я плачу?
Я даже улыбнулась. На этот раз – не делая над собой никаких усилий. Только потому, что захотелось улыбнуться. Только потому, что довольна своей жизнью и ни на что не жалуюсь...
«Впрочем, хватит улыбаться! – оборвала я сама себя. – Чугунок сегодня прилетит... Он, конечно, к Грэгу первым делом, а не ко мне, здесь дядя Саша ошибся. Они же с Григорием Абрамовичем друзья старые... Но и ко мне зайдет обязательно... Вот я загадку-то ему задам... Правда, кроме меня и Гири, пожалуй, никто не слышал, что тогда Кузин нам кричал. Разве что – Борзой еще... Интересно, поверит мне Чугунок или нет? Для него это вопрос сложный. Новых людей среди нашего руководства нет. Все – из Первых Спасателей, люди, можно сказать, легендарные... Трудный разговор у меня сегодня будет с начальником нашей контрразведки, Константином Ивановичем Чугунковым!..»
Я посмотрела в окно своей палаты и только сейчас сообразила, что за окном наконец-то пасмурно! Жара кончилась, и сразу стало как-то по-осеннему красиво. Деревья желтели, словно на глазах...
Я попробовала встать, и это мне удалось, хотя голова немного и закружилась... За окном был парк... Минут пять я его разглядывала, словно незнакомый мир, пока не увидела вдалеке знакомые фигурки, вырезанные из стволов засохших деревьев, и пруд, по которому плыли несколько лодок. Городской парк! Конечно! Парк культуры и отдыха имени Короленко. Хотя, убейте меня на месте, не смогу ответить, какое отношение имеет Короленко к нашему Тарасову, в котором он ни разу не был, и конкретно к этому парку? Одна из загадок советской массовой культуры.
Но если это городской парк, значит, больница, в которой я нахожусь, – ведомственная железнодорожная клиника, лучшая в городе.
Вот так шутит судьба! Еще пару дней назад мы с Григорием Абрамовичем встречались здесь ранним утром, перед отлетом в Подмосковье, на лесной пожар. А теперь оба лежим здесь же в больнице. Только вот он до сих пор без сознания... И это очень плохо... Грэг очень хороший командир.
Постойте, постойте! Но ведь, если Григорий Абрамович не скоро придет в себя, не скоро поправится, значит, мне придется официально принять на себя должность командира и его обязанности... Я все не могу привыкнуть к мысли о том, что мне придется руководить группой. Хотя Игорек и Кавээн это, наверняка, гораздо быстрее меня сообразили... Недаром Игорек со мной так разговаривал сегодня...
«А сама-то ты! – вдруг подумала я. – Сама-то ты с ним как разговаривала? Если бы ты себя со стороны послушала, убедилась бы, что у тебя только командирские интонации и звучали! Хватит от себя самой прятаться. Внутренне ты готова к этой роли. Только боишься сама себе в этом признаться! Скажу тебе даже больше! Ты наверняка хочешь стать командиром... Мне ли тебя не знать! Вспомни, с каким удовлетворением ты покраснела, когда в лесу в критический момент появились Игорь и Кавээн! Что ты тогда поняла? Отчего тебе стало стыдно? Ты поняла, что группа состоит не из тебя одной и что сила командира не в нем самом, а в людях, которыми он руководит? Это была твоя ошибка там, в сгоревшем лесу, и за эту ошибку ты чуть не поплатилась жизнью...»
Признаюсь честно, эти рассуждения были мне приятны. В глубине души я действительно хотела стать командиром группы. Жаль, конечно, что Грэг выбыл из строя, судя по всему, надолго, но, с другой стороны, рано или поздно это должно было случиться... Хорошо еще, что случилось именно так, как случилось, могло быть и хуже... Кузин вполне мог и застрелить его там, в лесу...
Стук в дверь заставил меня отвернуться от окна и сделать шаг к двери.
– Кто там? – спросила я. – Входите!
Конечно, это был Чугунков. Я сразу узнала дядю Костю, или Чугунка, как мы называли его на первых сборах в спецлагере, когда он вел у нас силовые единоборства, школу выживания и тактику преследования на местности...
– Капитан Николаева? – спросил он, и я удивилась – не узнал меня, хотя мы виделись совсем недавно в Булгакове... И только мгновение спустя я вспомнила свое теперешнее лицо и даже улыбнулась – конечно, он не мог меня узнать.
– Так точно, генерал! – ответила я. – Экстремальный психолог второй категории капитан Николаева!
– Привыкайте теперь называть себя командиром ФГС-1! – без тени улыбки сказал генерал.
– Григорий Абрамович! – тут же вскрикнула я. – Что с ним?
– Не беспокойтесь, капитан, – улыбнулся наконец, Чугунков. – Он в порядке. Даже в сознание пришел только что... Но к оперативной работе он теперь допущен быть не может...
Увидя, как расширились мои глаза, Чугунков тут же добавил:
– Исключительно по медицинским показаниям... Ему придется все-таки уйти на пенсию, как он ни сопротивлялся... Но скучать мы ему все равно не дадим. Грех такими людьми разбрасываться... Он еще поработает в спасателях... Но командиром группы будете теперь вы! Приказ об этом уже подписан. Ваши люди с ним ознакомлены... И передают вам свои поздравления!
– Разрешите доложить? – обратилась я к Чугунку. – Во время операции ко мне поступила оперативная информация, которую я не смогу вписать ни в один отчет при всем моем желании и уважении к приказам старших по званию...
– Что такое? – заинтересовался Константин Иванович. – Ну-ка докладывайте!
– Источник, который не сможет, к сожалению, продублировать свои показания, без всякого принуждения и провокации с моей стороны, в порядке угрозы, сообщил, что ФСБ располагает своим человеком среди высшего руководства МЧС...
– Ты в своем уме, Николаева! – прикрикнул на меня Чугунков. – Это полный бред!
– Этот человек запугивал меня тем, что каждый мой шаг будет известен в любое время, а ФСБ будет знать о любом моем задании...
– Да это же самая элементарная дезинформация! – нашел, наконец, для себя выход генерал Чугунков. – Тебя обвели вокруг пальца, словно девочку....
– Никак нет, генерал! – возразила я. – Когда он это говорил, он был уверен, что в живых я не останусь, его дезинформация не имела бы никакого смысла... Он говорил правду...
Чугунков замолчал и задумался...
– Кто этот источник? – спросил он наконец.
– Начальник лагеря, в котором ФСБ намечало провести свою диверсию, Кузин. Он сгорел в лесу рядом с лагерем...
– Как это сгорел? – спросил недоверчиво Чугунков. – Насколько мне известно, от лесного пожара никто из охраны лагеря не пострадал. Двое убиты, это верно, и один пропал без вести, но сгоревших – ни одного...
– Пропавший без вести – это и есть Кузин, – пояснила я. – Только он не без вести пропал. Он на моих глазах провалился в горящий торф... Этой же информацией располагает, судя по всему, полковник ФСБ Краевский...
Чугунков замолчал... Потом вдруг ударил себя кулаком по коленке и сказал возмущенно:
– Ну и дела! Хоть самому себе не верь!
– Вам я верю! – сказала я. – Еще, пожалуй, на ФСБ не стал бы работать наш министр. В этом не было бы никакого смысла...
Чугунков прекратил метаться по палате и посмотрел на меня с недоумением....
– А остальные, значит, могут оказаться предателями? Так, что ли?
– Остальные – могут! – сказала я твердо.
Минут пять мы сидели с ним молча. Потом я настолько устала от этой гнетущей тишины, что набралась наглости и сказала:
– Константин Иванович! Поручите мне найти этого человека!
– Что ты сказала? – переспросил он удивленно. – Тебе?
– Конечно мне! – подтвердила я, но тут же смутилась и поправилась. – Вернее, нашей группе – ФГС-1... С нас это дело началось, нам его и заканчивать...
– Признаться, была у меня такая мысль, – сказал генерал вполголоса. – Но у меня нет никакого плана, с помощью которого вы могли бы это осуществить...
– Если вы действительно поручите это нам, план мы вам предоставим через три дня... – Увидев скептический взгляд генерала, я поправилась: – Простите, через две недели.
Чугунков с удовлетворенным видом кивнул...
– Договорились! Напоминать нужно?
– Нет! – покачала я головой. – Режим секретности – нулевой, информация в группе – ограниченная, связь – только с вами, и только лично... План интерактивный, с саморазоблачением. Никакой двусмысленности и неуверенности в окончательных выводах...
– Все верно, капитан! – сказал Чугунков. – Действуйте! Через две недели – жду у себя с докладом...
...Когда он вышел из палаты, я подумала:
«Почему с ним так легко было разговаривать? И почему так трудно – с Игорем? Неужели только потому, что генерал Чугунков смотрел на мое лицо без всякого смущения и с явным интересом ко мне? Он очень сильный человек! Он сумел понять мою боль и взять ее на себя! Сумел сделать так, что я просто забыла о своем обожженном лице...»
Я задумчиво посмотрела на желтеющие за окном деревья и добавила про себя:
«Теперь я понимаю, какими были Первые Спасатели...»
Я хотела поднять руку и потрогать, что у меня с лицом, потому что чувствовала саднящую боль на лбу и щеках, но с удивлением обнаружила, что не могу этого сделать... Просто сил не было...
«Интересно, – подумала я, – сколько же я проспала, что так ослабла?»
На этот вопрос я получила ответ незамедлительно. Дверь открылась, и в палату вошел Игорек с большим пакетом в руках. Увидев мой взгляд, устремленный на него, он немного смутился, но быстро взял себя в руки и воскликнул весело:
– Ну, ты, мать, и спишь! Мне бы так научиться...
Настроение мое, ровное и спокойное с момента пробуждения, резко упало. Если Игорек назвал меня «мать», значит, со мной что-то произошло. Раньше он никогда меня так не называл...
«Лицо!» – ужаснулась я и тут же потребовала:
– Зеркало! И никаких возражений! Или ты приносишь мне зеркало, или я с тобой вообще не разговариваю ближайшие пятнадцать лет!
– Да нет у меня с собой зеркала! – забормотал Игорек. – Где я тебе зеркало возьму!
– Иди у любой медсестры попроси! Игорек! Ну, пожалуйста! Ну, я приказываю тебе, Игорь! Как женщина, которая тебе нравилась когда-то.
Видно, последняя фраза его то ли испугала, то ли насторожила. Но он покорно поднялся и вышел в коридор. Вернулся он подозрительно быстро, и я думаю, что зеркало с самого начала было у него в кармане. Он же не мог не догадаться, что прежде всего я захочу на себя взглянуть....
Зеркало он мне протягивал настолько смущенно, глаза отводил, что я приготовилась увидеть самое худшее... Мне вспомнился мой сосед пенсионер дядя Володя, который в войну был танкистом и горел в танке. Лицо у его было... Стоило мне подумать, что у меня теперь будет такое же, как я чуть сознание не потеряла...
Откуда только силы взялись, но зеркало у Игоря я взяла и поднесла к глазам... Смотрела я долго... А потом уронила руку на одеяло и улыбнулась Игорьку.
– Зря ты боялся, дурачок! Это я переживу. Если и останется несколько шрамов, то не на самых заметных местах... Я, конечно, не врач и не специалист по ожогам, но, кроме волдырей, ничего особенно страшного не вижу... Думаю, что обойдется...
Игорь облегченно вздохнул. Я сняла с него тяжелый груз... Представляю, каково было ему смотреть на меня и делать вид, что со мной все в порядке...
– Теперь отвечай быстро и точно. Я уже устала и не смогу долго с тобой разговаривать.
Игорь кивнул с готовностью.
– Как Григорий Абрамович?
– Плохо, – нахмурился Игорь. – Лежит здесь же, на втором этаже. В сознание не приходит. Две пули в голову, одна – в легкие... Но врачи надеются – выкарабкается...
Я прикрыла глаза и скрипнула зубами.
– Сволочи! – пробормотала я. – Вопрос второй. Этот... Гиря и все остальные... Что с ними?
– Какой Гиря? – не понял Игорь.
– Заключенные из лагеря, – пояснила я.
– А-а, эти... Ну, что с ними может быть? Сдали милиции, их повезли куда-то в другую зону...
– Узнаешь, в какую и кто дело их будет вести. Это через прокуратуру можно узнать... – приказала я.
– Понял... – пожал плечами Игорь, хотя видно было, что ни черта он не понял.
Но объяснять я ничего не хотела...
– Теперь вопрос третий. Краевский опять ни при чем остался?
– Ну, это и не вопрос даже, – уныло пробормотал Игорь. – Ты и сама это знаешь. Мы, наверное, никогда от него не избавимся...
– Отставить нытье! – перебила я его. – Никакой паники! Краевский от нас не уйдет! Операцию его на этот раз мы провалили?
Игорь кивнул, но без всякого энтузиазма.
– И вопрос последний. Тебе, Игорек, идти не пора?
– Нет... – ответил он машинально, но тут же спохватился: – То есть пора, я хотел сказать... Меня там Кавээн ждет... Каждому из нас отчет приказали составить индивидуально, вот мы вместе и мучаемся...
Он уже подошел к двери, как вдруг спохватился...
– Да вот же! Тебе принес! Персики. Твои любимые... Ждем тебя... Долго тут не валяйся... Нам одним там неуютно как-то.
– Ладно-ладно, Игорь. Иди! За персики спасибо.
Он опять подошел ко мне близко, наклонился, но на мое лицо старался не смотреть, гад такой!
– Меня просили не говорить тебе, но сегодня к тебе Чугунков собирался зайти. Он, говорят, специально в Тарасов к тебе прилетит...
– Кто говорит? – спросила я.
Игорь смутился.
– Кавээн говорит...
Я улыбнулась.
– Ну, дядя Саша зря говорить не станет...
И закрыла глаза, чтобы еще раз с ним не прощаться...
Как только я услышала, что дверь палаты за Игорем закрылась, так слезы сами потекли из глаз... Ну почему я всегда должна быть сильнее этих крепких и здоровых мужиков?! Это же несправедливо в конце концов... Ему, видите ли, страшно на мое лицо смотреть! А мне не страшно? Там же живого места нет! Сплошные волдыри. А мне даже поплакать при нем нельзя! Чтобы не расстраивать его, не пугать еще сильнее... Им без меня неуютно, видите ли! Спасатели чертовы! Самих вас кто бы спас! От страха вашего перед жизнью! Я вот на всю жизнь могу теперь уродиной остаться, а должна улыбаться, глядя на него!..
И я разревелась по-настоящему... Все оплакала! И ожоги свои, и испорченное лицо, и неудавшуюся любовь с Сергеем, и судьбу свою проклятую, что заставила меня заниматься мужской работой, и вообще – всю свою жизнь... Плакала не меньше получаса...
А потом мне просто надоело... Я лежала на спине и прислушивалась к своим ощущениям...
Страшно мне жить или нет? Сразу так и не скажешь...
Болят ожоги? Болят... Лицо изуродовала? Честно сказать – не знаю... Вполне возможно, что и нет... я же сказала Игорю, возможно, и обойдется... В крайнем случае – пара шрамов останется, один – на шее, один в верхней части лба... Если челку отпустить, ничего не видно будет...
Ну, еще что? Какие у нас еще неприятности? Работа у меня – мужская? Разве? Я же не рядовым оперативником работаю, который, кроме разбора завалов, не видит ничего... Я – психолог, причем экстремальный психолог, да к тому же довольно высокой квалификации... Много я видела психологов среди мужчин? Да, пожалуй, ни одного. Читала только, что такие были... Юнг, Фрейд, Фромм и все остальные, что уже после них... И то, самую интересную свою идею по поводу единства тяги к жизни и тяги к смерти, Фрейд, кажется, у женщины позаимствовал, у Сабины Шпильрейн... На что же я жалуюсь?..
Сергей меня бросил? Ну, если честно, это не совсем так. Он меня не бросил, это я заставила его себя бросить... Он-то жить со мной хотел... Правда, по-своему жить, так, как он себе это представляет... А я по-другому свою жизнь видела... И сейчас ее так же вижу. Так о чем же я плачу?
Я даже улыбнулась. На этот раз – не делая над собой никаких усилий. Только потому, что захотелось улыбнуться. Только потому, что довольна своей жизнью и ни на что не жалуюсь...
«Впрочем, хватит улыбаться! – оборвала я сама себя. – Чугунок сегодня прилетит... Он, конечно, к Грэгу первым делом, а не ко мне, здесь дядя Саша ошибся. Они же с Григорием Абрамовичем друзья старые... Но и ко мне зайдет обязательно... Вот я загадку-то ему задам... Правда, кроме меня и Гири, пожалуй, никто не слышал, что тогда Кузин нам кричал. Разве что – Борзой еще... Интересно, поверит мне Чугунок или нет? Для него это вопрос сложный. Новых людей среди нашего руководства нет. Все – из Первых Спасателей, люди, можно сказать, легендарные... Трудный разговор у меня сегодня будет с начальником нашей контрразведки, Константином Ивановичем Чугунковым!..»
Я посмотрела в окно своей палаты и только сейчас сообразила, что за окном наконец-то пасмурно! Жара кончилась, и сразу стало как-то по-осеннему красиво. Деревья желтели, словно на глазах...
Я попробовала встать, и это мне удалось, хотя голова немного и закружилась... За окном был парк... Минут пять я его разглядывала, словно незнакомый мир, пока не увидела вдалеке знакомые фигурки, вырезанные из стволов засохших деревьев, и пруд, по которому плыли несколько лодок. Городской парк! Конечно! Парк культуры и отдыха имени Короленко. Хотя, убейте меня на месте, не смогу ответить, какое отношение имеет Короленко к нашему Тарасову, в котором он ни разу не был, и конкретно к этому парку? Одна из загадок советской массовой культуры.
Но если это городской парк, значит, больница, в которой я нахожусь, – ведомственная железнодорожная клиника, лучшая в городе.
Вот так шутит судьба! Еще пару дней назад мы с Григорием Абрамовичем встречались здесь ранним утром, перед отлетом в Подмосковье, на лесной пожар. А теперь оба лежим здесь же в больнице. Только вот он до сих пор без сознания... И это очень плохо... Грэг очень хороший командир.
Постойте, постойте! Но ведь, если Григорий Абрамович не скоро придет в себя, не скоро поправится, значит, мне придется официально принять на себя должность командира и его обязанности... Я все не могу привыкнуть к мысли о том, что мне придется руководить группой. Хотя Игорек и Кавээн это, наверняка, гораздо быстрее меня сообразили... Недаром Игорек со мной так разговаривал сегодня...
«А сама-то ты! – вдруг подумала я. – Сама-то ты с ним как разговаривала? Если бы ты себя со стороны послушала, убедилась бы, что у тебя только командирские интонации и звучали! Хватит от себя самой прятаться. Внутренне ты готова к этой роли. Только боишься сама себе в этом признаться! Скажу тебе даже больше! Ты наверняка хочешь стать командиром... Мне ли тебя не знать! Вспомни, с каким удовлетворением ты покраснела, когда в лесу в критический момент появились Игорь и Кавээн! Что ты тогда поняла? Отчего тебе стало стыдно? Ты поняла, что группа состоит не из тебя одной и что сила командира не в нем самом, а в людях, которыми он руководит? Это была твоя ошибка там, в сгоревшем лесу, и за эту ошибку ты чуть не поплатилась жизнью...»
Признаюсь честно, эти рассуждения были мне приятны. В глубине души я действительно хотела стать командиром группы. Жаль, конечно, что Грэг выбыл из строя, судя по всему, надолго, но, с другой стороны, рано или поздно это должно было случиться... Хорошо еще, что случилось именно так, как случилось, могло быть и хуже... Кузин вполне мог и застрелить его там, в лесу...
Стук в дверь заставил меня отвернуться от окна и сделать шаг к двери.
– Кто там? – спросила я. – Входите!
Конечно, это был Чугунков. Я сразу узнала дядю Костю, или Чугунка, как мы называли его на первых сборах в спецлагере, когда он вел у нас силовые единоборства, школу выживания и тактику преследования на местности...
– Капитан Николаева? – спросил он, и я удивилась – не узнал меня, хотя мы виделись совсем недавно в Булгакове... И только мгновение спустя я вспомнила свое теперешнее лицо и даже улыбнулась – конечно, он не мог меня узнать.
– Так точно, генерал! – ответила я. – Экстремальный психолог второй категории капитан Николаева!
– Привыкайте теперь называть себя командиром ФГС-1! – без тени улыбки сказал генерал.
– Григорий Абрамович! – тут же вскрикнула я. – Что с ним?
– Не беспокойтесь, капитан, – улыбнулся наконец, Чугунков. – Он в порядке. Даже в сознание пришел только что... Но к оперативной работе он теперь допущен быть не может...
Увидя, как расширились мои глаза, Чугунков тут же добавил:
– Исключительно по медицинским показаниям... Ему придется все-таки уйти на пенсию, как он ни сопротивлялся... Но скучать мы ему все равно не дадим. Грех такими людьми разбрасываться... Он еще поработает в спасателях... Но командиром группы будете теперь вы! Приказ об этом уже подписан. Ваши люди с ним ознакомлены... И передают вам свои поздравления!
– Разрешите доложить? – обратилась я к Чугунку. – Во время операции ко мне поступила оперативная информация, которую я не смогу вписать ни в один отчет при всем моем желании и уважении к приказам старших по званию...
– Что такое? – заинтересовался Константин Иванович. – Ну-ка докладывайте!
– Источник, который не сможет, к сожалению, продублировать свои показания, без всякого принуждения и провокации с моей стороны, в порядке угрозы, сообщил, что ФСБ располагает своим человеком среди высшего руководства МЧС...
– Ты в своем уме, Николаева! – прикрикнул на меня Чугунков. – Это полный бред!
– Этот человек запугивал меня тем, что каждый мой шаг будет известен в любое время, а ФСБ будет знать о любом моем задании...
– Да это же самая элементарная дезинформация! – нашел, наконец, для себя выход генерал Чугунков. – Тебя обвели вокруг пальца, словно девочку....
– Никак нет, генерал! – возразила я. – Когда он это говорил, он был уверен, что в живых я не останусь, его дезинформация не имела бы никакого смысла... Он говорил правду...
Чугунков замолчал и задумался...
– Кто этот источник? – спросил он наконец.
– Начальник лагеря, в котором ФСБ намечало провести свою диверсию, Кузин. Он сгорел в лесу рядом с лагерем...
– Как это сгорел? – спросил недоверчиво Чугунков. – Насколько мне известно, от лесного пожара никто из охраны лагеря не пострадал. Двое убиты, это верно, и один пропал без вести, но сгоревших – ни одного...
– Пропавший без вести – это и есть Кузин, – пояснила я. – Только он не без вести пропал. Он на моих глазах провалился в горящий торф... Этой же информацией располагает, судя по всему, полковник ФСБ Краевский...
Чугунков замолчал... Потом вдруг ударил себя кулаком по коленке и сказал возмущенно:
– Ну и дела! Хоть самому себе не верь!
– Вам я верю! – сказала я. – Еще, пожалуй, на ФСБ не стал бы работать наш министр. В этом не было бы никакого смысла...
Чугунков прекратил метаться по палате и посмотрел на меня с недоумением....
– А остальные, значит, могут оказаться предателями? Так, что ли?
– Остальные – могут! – сказала я твердо.
Минут пять мы сидели с ним молча. Потом я настолько устала от этой гнетущей тишины, что набралась наглости и сказала:
– Константин Иванович! Поручите мне найти этого человека!
– Что ты сказала? – переспросил он удивленно. – Тебе?
– Конечно мне! – подтвердила я, но тут же смутилась и поправилась. – Вернее, нашей группе – ФГС-1... С нас это дело началось, нам его и заканчивать...
– Признаться, была у меня такая мысль, – сказал генерал вполголоса. – Но у меня нет никакого плана, с помощью которого вы могли бы это осуществить...
– Если вы действительно поручите это нам, план мы вам предоставим через три дня... – Увидев скептический взгляд генерала, я поправилась: – Простите, через две недели.
Чугунков с удовлетворенным видом кивнул...
– Договорились! Напоминать нужно?
– Нет! – покачала я головой. – Режим секретности – нулевой, информация в группе – ограниченная, связь – только с вами, и только лично... План интерактивный, с саморазоблачением. Никакой двусмысленности и неуверенности в окончательных выводах...
– Все верно, капитан! – сказал Чугунков. – Действуйте! Через две недели – жду у себя с докладом...
...Когда он вышел из палаты, я подумала:
«Почему с ним так легко было разговаривать? И почему так трудно – с Игорем? Неужели только потому, что генерал Чугунков смотрел на мое лицо без всякого смущения и с явным интересом ко мне? Он очень сильный человек! Он сумел понять мою боль и взять ее на себя! Сумел сделать так, что я просто забыла о своем обожженном лице...»
Я задумчиво посмотрела на желтеющие за окном деревья и добавила про себя:
«Теперь я понимаю, какими были Первые Спасатели...»