Страница:
– Что за фигня? Ты чего, украл что-нибудь?
– Да нет, они вот за горючим повелись.
Старший разведчик уловил запах спирта и, положив руку на кобуру, состроил злое лицо и сделал шаг вперед.
– Пошли отсюда!
– Да ты чего, мудак!
– На своих людей член поднимать!
– Хамство-то невиданное, – неслось из толпы.
– Взвод! – заорал старший лейтенант.
Парни, не выпуская из рук лопат, стали вылезать из ямы. Остальные, заметив, что их конкуренты бросили работу, повернули головы. Французы, немцы и англичане, увидев, что с местными назревает какой-то конфликт, также повылезали из траншеи, не забыв прихватить орудия труда.
Огромная толпа молодых разгоряченных парней против шайки хронических алкоголиков – нет ничего милее и краше.
Мужики, почуяв, что их ведра накрылись, вежливо поклонились, сняв кепки и панамки. Обнажив кто лысину, кто нечесаные заспанные шевелюры, поулыбались и отправились восвояси несолоно хлебавши, тихо-тихо обещая Мудрецкому найти его и оторвать ноги.
По общему согласованию был организован перерыв в пять минут. Черпая небольшой кружечкой из ведер, лейтенант разливал едрен-воду по фляжкам, дурея только от одного запаха. Вскоре незаметно перерыв с пяти минут продлился до пятнадцати.
Тем временем, пока разгоряченные земляными работами парни принимали на грудь, Простаков бежал по лесу, изредка останавливаясь и прислушиваясь к окружающему миру.
– Птички не поют – значит, где-то кто-то бродит, – рассуждал сам с собой Леха.
Время таяло. Он чувствовал, что еще немного, и ему придется довольствоваться уже не первым местом, а хорошо, если и вторым. Одного он вывел. Еще бы одного. Ну где же вы, черти!
Постояв немного на крохотной полянке, Леха вновь ломанулся в чащу, стараясь лишний раз не задевать ветки и не шуршать листвой. Неожиданно впереди он увидел француза, бормотавшего что-то себе под нос и ведущего на веревочке одного за другим двоих солдат. К великому удовольствию Лехи, русского среди них не было.
Значит, где-то еще тарятся. А если так, то, может быть, ему удастся стать в этом приключении вторым.
Пришлось бежать дальше. Леха считал ниже своего достоинства показываться на глаза. Просто повезло лягушатнику. Неожиданно где-то в стороне упало что-то мягкое.
– Может, шишка? – предположил Алексей, но он должен был узнать наверняка.
Подбежав к высокой сосне, Леха стал оглядываться. Шуршало где-то здесь. Наконец, он задрал голову, как делал это не однажды. Но, похоже, в ветвях никого нет. И тут взгляд поймал лежащую на земле пачку сигарет.
– Ха-ха, на дерево залез придурок.
Отойдя в сторону, он увидел сидящего на сосне и трясущегося солдата.
– Э, ты чего, урод! – закричал ему Простаков первое, что пришло на ум.
В ответ он услышал какое-то невнятное бормотание. Что это такое, он понятия не имел. Но по интонации и мимике, а также по рукам, судорожно обхватившим ствол, Алеха понял: дело весьма отвратительное, так как парнишка забраться-то забрался, а вниз слезать боится. И, видимо, в оцепенении провел не одну минуту. Еще немного, и его руки откажут, и он с превеликим неудовольствием полетит вниз, ломая себе о встречные толстые сосновые ветки ребра, руки, ноги, а то и с башкой расстанется.
Что с ним после этого сделает Стойлохряков, Леха и представить себе не мог. Отправит служить куда-нибудь за полярный круг?
– Ты там сиди, не дергайся, – сказал он громко и, подпрыгнув, схватился за сучок покрепче, подтянулся и стал подбираться к солдату, продолжавшему лопотать что-то на своем языке.
– Ну ты и спрятался, мать твою.
Убедить солдатика с флагом Французской Республики отпустить руки оказалось делом непростым. Пришлось Лехе самому разжимать пальцы, а перед этим переставлять ноги бедняги так, чтобы он мог хоть на что-то опереться. Когда, наконец, Леха разжал отекшие суставы и потянул его влегкую на себя, солдатик взял и потерял равновесие. Ну, надо же такой хрени случиться! Простаков успел зацепить его за шиворот перед тем, как парнишка сорвался вниз.
А в это время по лесу бежала французская ищейка, успевшая захомутать одного англичанина. Солдат был счастлив и такому скромному успеху. Он понимал, что время уходит и надо бы найти еще кого-нибудь, при этом ему приходилось волочить за собой пленника, который не желал ускорять передвижение потенциального противника, и французу постоянно приходилось останавливаться и поддергивать неуступчивого англичанина. Обогнув очередное дерево, он понесся прорабатывать следующий массив, как вдруг с неба упало тело, но, не долетев до земли, остановилось, поддерживаемое сильной рукой. Таким образом, два француза встретились лицом к лицу, и оба обделались от страха. Один оттого, что падал, а другой оттого, что видел, как первый падает.
Леха, глядя сверху на случившуюся сцену, улыбался.
– Ну, вы как там, ребята? Сухие? Или у вас в армии памперсы выдают, и результатов испуга не видать?
Соревнование выиграл немец, который быстрее всех нашел двух «зайцев». Леха занял почетное второе место, но оставалась одна проблема. Одного из «зайцев» французского происхождения найти не могли. Беда с французами. Не умеют играть в интересные игры в русских лесах. Куда он запропастился, неизвестно. Решено было не возвращаться к копателям траншей и имеющимися силами начать поиски одного канувшего бесследно в рощице солдата.
Тем временем, пока велись поиски заблудшей и до сих пор не обнаруженной души, в районе копания траншеи солдаты, расслабившись, продолжили ковыряться уже с полным безразличием к конечному результату. А в это время младшие офицеры вернулись к своему покеру, будучи подшофе, и лейтенант из англичан Ватерспун предложил играть на звездочки и нашивки, находящиеся на форме. Они у себя на острове много чего изобрели, они вообще европейские японцы со своими причудами: футбол, волейбол, бильярд. А теперь играть в карты будут не на деньги, а на знаки различия.
Только через полчаса немец, являвшийся, похоже, неплохим следопытом, обнаружил спящего в небольшой ложбинке француза, который предварительно себя закидал сухими листьями, и, если бы не рука, выпроставшаяся во сне из-под жухленькой кучки, они искали бы его еще очень долго.
Оставшись довольными результатами поисков и присвоив за нахождение уснувшего еще минус пять минут немцам, Тод Мартин вместе со Стойлохряковым построили людей и отправили солдат, рвущихся помочь остальным в копании траншей, на позиции, а сами потихоньку пешочком возвращались от рощицы в поле, где оставили младших офицеров присматривать за интернациональной ротой.
Разгоряченные соревнованиями и жаждущие победы своих и только своих, солдаты мчались к землякам, дабы помочь им добиться успеха. Леха с недовольством для себя обнаружил, что он уступал в беге практически всем, в том числе и разведчикам Бекетова, что было вдвойне обидно: уж своим-то проигрывать – это же хуже некуда, ведь обязательно расскажут, какой он неповоротливый.
– Слишком мяса на мне много, – размышлял о причинах неудачи Простаков, приближаясь к фронту работ.
Длинная траншея, появившаяся из ниоткуда, произвела на него впечатление. Насыпанный земляной вал закрывал ту самую канаву, ради которой и было устроено все это представление. С другой стороны, Леха понимал, что лучше уж они проделают тут работу народно-хозяйственного значения, чем просто так будут рыть окопы в полный профиль.
Добежав до места, он кинулся к своим, но с недоумением обнаружил, что в их канаве возятся несколько немцев вперемешку с французами и англичанами. Тут же находились и несколько русских парней, при этом все довольно вяло ковыряли землю. Многие сидели на выкопанной земле и, разговаривая друг с другом каждый на своем языке, смеялись.
Леха огляделся. За то время, что он отсутствовал, вся рота, похоже, превратилась в стадо. Многие поменялись не только канавами, но еще, как и футболисты после матча, махнулись между собой камуфляжами.
К Простакову подошел довольный происходящим Резинкин и с гордостью продемонстрировал английский китель.
– Ты глянь, мы тут с Джоном пошли на бартер: я ему свой, он мне свой. Разве не прикольно?
– Что тут случилось-то? – Леха водил огромными глазами по сторонам. – Вы чего, все похерили, что ли? А как же соревнование? Я там по лесу полтора часа бегал для того, чтобы вам, уродам, лишние десять минут скостить.
– Да все, кобздец, – улыбался Витек. – Секундомер у Бекетова остановился, они его разбили на хрен.
Простаков поискал глазами офицеров. Те сидели полуголые, продолжая резаться в карты.
– Вы что, все бухие, что ли? – пригляделся Леха к Резине.
– Так Стойлохряков, он же не дурак, он послал Мудрецкого за самогоном. Тот тоже нормальный мужик, два ведра принес, люди расслабились.
– А где сам Юрок?
Витек огляделся:
– Да где-то здесь был. Пойдем поищем. Как бы его землей не засыпало, а то он чего-то переусердствовал с перепугу. Представляешь, тут приволок за собою человек тридцать «синяков» со всего Чернодырья, они еще грозились нам всем башки посворачивать, уроды. Но мы тут как все встали, интернациональным составом... Интернационал!
Мимо плелся пьяный англичанин в российском кителе.
– Джон, ты куда? – Витек схватил парня и подтянул его к Лехе. – Гляди, вот и Джон.
Джон улыбался Лехе пухлыми алыми губками во всю свою английскую гостеприимность.
– Здорово, – протянул Леха свою лапу, и они с англичанином не только поручкались, но еще и обнялись, а в конце объятий Джон поцеловал Леху в начинающуюся покрываться щетиной щеку.
– Чего он, голубой, что ли?
– Да нет, – успокоил Витек. – Это он от избытка чувств и от двух стаканов огненной воды местного производства.
– Вот это да, – подхватил Алексей. – А чем закусывали?
– Да в том-то и дело, что ничем. Тут, когда секундомер разбили, такое братание началось. Знаешь, встреча на Эльбе – это просто фигня по сравнению с сегодняшним мероприятием. У людей крышу сорвало, понимаешь, напряжение спало. Наши-то еще более-менее привычные, кое-как держатся, а на этих посмотри...
Леха посмотрел. Там, где должно было идти интенсивное копание: в английском, немецком и французском секторах – кое-как, по инерции, копошились в большинстве только русские, все остальные уже попадали и лежали, кто забывшись, кто вспоминая родной дом, – видимо, маму, папу и деревню, из которой был призван или пришел по собственному желанию в армию.
Мудрецкого нашли по двум пустым красным ведрам. Лейтенант спокойненько спал в травке, недалеко от траншеи, свернувшись калачиком, надев себе одно красное ведро на голову, видать, для того, чтобы солнышко в глаза не било. А во второе он засунул, а скорее всего, просто во сне так получилось, одну из ног в армейском ботинке и мило посапывал.
Леха с Резинкиным переглянулись и решили не трогать взводника. Пусть отдохнет. Ну, выпил человек – чего не бывает?
Алексей поискал глазами немца-здоровячка, который также ходил ошарашенный, глядел на своих товарищей, уже явно поняв, что случилось, но не находя ответа на вопрос:
– Откуда появилось зелье?
Несмотря на то что «фриц» сделал Простакова, Леха подошел и поздоровался. Понятно, звали немца Дитрихом. Кроме «гут» и «зер гут», других слов они не знали. Неожиданно Леха во время разговора повернулся и увидел степенно возвращающихся к окопу Стойлохрякова и американца.
– Жопа будет, – произнес Алексей.
Немец пробормотал примерно что-то такое же на своем языке, и оба поспешили закончить базар и стать как можно незаметнее.
По своему собственному горькому опыту знали, что, если случается с начальством какое-то недовольство, первым ответственность будет нести самый здоровый, и не потому, что он виноват, а потому, что в глаза бросается. А если два здоровых вместе, то больше никого и искать не надо. Вот и виновники, сто пудов!
По мере того как старшие офицеры приближались, взводники, завидя начальство, быстренько собрали карты, поднялись и замерли по стойке «смирно». Тод был уверен, что вчера с вечера он не слишком много принял. Ну так, пошатывало его до сих пор, но тем не менее он жив и даже иногда ощущает ноги, наступающие на землю. При этом он был уверен, что с мозгами у него все в порядке и разобраться, кто есть кто в армии, он сможет даже и в пьяном виде.
Когда подполковник и полковник подошли к офицерам, Стойлохряков зло поглядел на Бекетова, стоящего в одной майке и трусах. Все его имущество было сложено в кучу, и, кроме российских тряпок, там находились также кители и майки француза и немца.
Довольный, еще не успевший отойти от грандиозного выигрыша Стив Ватерспун стоял и пьяно улыбался подошедшим инспекторам. Весь его китель был обшит звездочками, нашивками родов войск, флагами всех стран. Он умудрился собрать со своих коллег по карточной игре абсолютно все. Сейчас его погоны представляли смесь нашивок и звездочек.
Мартин очень долго лупал глазами, пытаясь разобрать, в каком же звании перед ним офицер. Наконец он различил на рукавах нашивки, воскликнул довольно: «А!» – и стал, улыбаясь, хлопать Стойлохрякова по спине и искренне смеяться тому, что увидел.
Из всех офицеров, похоже, оставался вменяемым именно комбат. Он пошел к Бекетову, так как спрашивать с остальных было без толку, и, скрутив огромный кулачище перед носом, спросил:
– Ну так что делать будем? Кто разрешил пить на службе?
– Так вы же, товарищ полковник, – Бекетов не боялся, что кто-либо поймет его оправдания, поэтому говорил напрямую. – Сами послали лейтенанта Мудрецкого за самогоном.
– Я хотел, мать твою, чтобы он дал солдатам соперничающих армий немного, чтобы расслабились. Я не просил спаивать тут всех. Сколько он принес?
– Два ведра, как вы и велели.
Стойлохряков хлопнул себя по лбу.
– Где эта скотина?!
– Где-то здесь был, – озираясь стеклянными глазками и обводя поле руками, сообщил разведчик.
– Ну-ка приведите себя в порядок. Разговаривать будем сегодня вечером с вами.
– Вазелин брать?
– Шутник! У меня своя банка для таких случаев!
После этого комбат позволил себе еще сказать несколько слов не только по-русски. Последний интернациональный «фак» довершил дело и слегка привел в чувство облажавшихся господ.
Петр Валерьевич великим следопытом не был, но разглядеть в траве красные ведра умудрился. Не заставляя себя сдерживать эмоции, такого позора он терпеть не мог, будучи в ярости и не зная, на ком сорвать всю злость, выбрал на роль козла отпущения именно Мудрецкого. Разбежавшись, он вдарил армейским ботинком по жестяному ведру, надетому лейтенанту на голову, после чего наслаждался произведенным эффектом.
Над полем разнеслось громкое «Бздринь!».
Мудрецкому снилось, как он водит хоровод вокруг елочки вместе с несколькими голыми женщинами, ну, полный пьяный бред, а в этот самый момент раздался звон колоколов, и в башку так дало, что он подорвался и, вытаращив глаза, пытался приложить руку к голове, но она почему-то постоянно натыкалась на что-то железное, и перед глазами стояла полная темень. Второй удар Стойло-хряков залепил уже с руки. Башка снова загудела вместе с ведром, и лейтенант вскрикнул от боли, пронзившей уши.
– А-а!
Комбат сорвал с него ведро, скрутил таращащегося на него лейтенанта в охапку и заорал:
– Под суд, скотина!
Второе ведро, надетое на одну из ног, пока оставалось на Мудрецком. И он, понимая собственный прокол, этой самой ногой возьми да топни в знак полного понимания произошедшей стремной ситуации. Железное дно вдарило комбату по ноге. Взвыв, Стойлохряков сделал пару шагов назад и, тыкнув своим мясистым пальцем в рот лейтенанту, сообщил ему, что ничего хорошего не будет для него в ближайшем будущем.
– С глаз долой, поганец! – продолжал ругаться комбат. – Чтобы я тебя не видел! И верни пожарные ведра на место! И кстати, пиджак, откуда у тебя деньги на лишнее ведро самогона?
– Так чего-то дешево продавали, товарищ подполковник. Я же не виноват! Хотел как лучше. Чего воду-то носить? Вот принес, как вы просили.
Посмотрев на хихикающих солдатиков, рассевшихся вдоль траншеи, комбат пробормотал:
– Переборщил ты. Чуток.
Прошло два дня. Счастливый Фрол продолжал валяться вместе с Глашкой в военном госпитале, лейтенант Мудрецкий был отправлен с глаз долой в парк, откуда ему было приказано не вылазить ни под каким предлогом. А тем временем учения продолжались, и очень скоро предстояло заняться основным мероприятием.
В Самарской области в одном из поселков находился химический комбинат по производству удобрений. На его территории имитировалось возгорание одного из цехов с возможностью выброса большого количества ядовитых веществ в атмосферу. Вот предотвращением крупной экологической катастрофы и должна была заниматься рота вместе с силами МЧС.
Стремность мероприятия заключалась в повышенном внимании, оказываемом командованием округа, что означало присутствие журналистов и людей с большим количеством звезд на погонах. А этого Стойлохряков не мог спокойно переварить: случись что, и все шишки достанутся только ему.
Через день им выдвигаться в условленный район. Надо свернуть весь лагерь и развернуть его заново на тридцать километров южнее. Вот геморрой! Хотя для солдат полезно будет.
Озабоченный ходом будущих учений, комбат вместе с Тодом Мартином и переводчицей рассматривали план территории завода.
Большой цех по производству аммиака. Рядом с ним склады. Через всю промзону идет железнодорожная ветка. В производственные цеха им доступ не дадут. А вот склады, пожалуйста, можно использовать под учения.
Задача солдат состоит в разведке задымленных помещений. Им надо обнаружить «раненых» и эвакуировать их из зоны бедствия. Если потребуется, на месте должны надевать на людей противогазы, накрывать их защитой, прежде чем начать транспортировку.
А в это время силы МЧС и пожарных должны заниматься «тушением» локомотива, толкающего по железной дороге цистерны.
Вот такая комбинация. Не видя объекта, вроде ничего сложного. По условиям «игры» никто из участников будущих учений, кроме плана завода, ничего на руках не имел, и что там внутри складов, предположить было сложно. Посему решили целый день потренироваться еще раз в обращении с химзащитой.
В то время как в штабе батальона шло организационное совещание, Жанна, узнав о предстоящих учениях и обязательном присутствии на них иностранных журналистов и камер самых крупных телекомпаний не только России, но и мира, задалась целью продемонстрировать собственную озабоченность происходящим мероприятием. Своим подопечным она уже раздала задания: написать лозунги на английском и на русском, для того чтобы в обязательном порядке привлечь внимание к собственным персонам.
По месту оказались лозунги с требованием вообще закрыть комбинат, несмотря на то что Россия потеряет несколько миллионов долларов. Предприятие загрязняет окружающую среду! Не доказано, но это и неважно. Главное – плакаты, помогающие привлечь к себе внимание. Именно за это ей платят деньги.
Кроме того, Жанна вместе со своим русским другом Евгением вынашивала планы возможной мести всем солдатам. Никто не собирался забывать происшедшее. Тем более трое из их товарищей получили серьезные увечья, а уж дыма и тумаков накушались абсолютно все.
Жанна не могла забыть, как она бежала, бежала, хватая ртом воздух и надеясь не вырубиться, но, к ее собственному позору, все-таки сознание от дымов химиков помутилось, и она выключилась на виду у своих подчиненных, встретив на пути дерево.
Это очень вредно – показывать собственное бессилие. Необходимо предпринять нечто необычное и в то же время дерзкое. Больше всего она мечтала о том, чтобы во время учений именно с солдатами случился какой-нибудь конфуз, который бы опозорил всех вояк, строевых дубов, не дающих цивилизации жить спокойно.
Комбат сидел вечером с женой и пялился в телевизор. Шли новости. На Дальнем Востоке разбился вертолет. В Сибири очередное наводнение, потому что реки выходят из берегов и затапливают поселки. На Юге России полчища саранчи надвигаются из казахстанских степей. А в Самаре непонятным образом исчез целый зверинец. Вот толстая морда директора передвижного зоопарка пытается поделиться горем с телезрителями. После того как в программе новостей было рассказано обо всем отвратительном и отрицательном, что случилось сегодня за сутки, дикторша пожелала зрителям всего доброго, после чего началась реклама, а рука Стойлохрякова непроизвольно легла на женину грудь. В честь праздника.
Глава 4
– Да нет, они вот за горючим повелись.
Старший разведчик уловил запах спирта и, положив руку на кобуру, состроил злое лицо и сделал шаг вперед.
– Пошли отсюда!
– Да ты чего, мудак!
– На своих людей член поднимать!
– Хамство-то невиданное, – неслось из толпы.
– Взвод! – заорал старший лейтенант.
Парни, не выпуская из рук лопат, стали вылезать из ямы. Остальные, заметив, что их конкуренты бросили работу, повернули головы. Французы, немцы и англичане, увидев, что с местными назревает какой-то конфликт, также повылезали из траншеи, не забыв прихватить орудия труда.
Огромная толпа молодых разгоряченных парней против шайки хронических алкоголиков – нет ничего милее и краше.
Мужики, почуяв, что их ведра накрылись, вежливо поклонились, сняв кепки и панамки. Обнажив кто лысину, кто нечесаные заспанные шевелюры, поулыбались и отправились восвояси несолоно хлебавши, тихо-тихо обещая Мудрецкому найти его и оторвать ноги.
По общему согласованию был организован перерыв в пять минут. Черпая небольшой кружечкой из ведер, лейтенант разливал едрен-воду по фляжкам, дурея только от одного запаха. Вскоре незаметно перерыв с пяти минут продлился до пятнадцати.
Тем временем, пока разгоряченные земляными работами парни принимали на грудь, Простаков бежал по лесу, изредка останавливаясь и прислушиваясь к окружающему миру.
– Птички не поют – значит, где-то кто-то бродит, – рассуждал сам с собой Леха.
Время таяло. Он чувствовал, что еще немного, и ему придется довольствоваться уже не первым местом, а хорошо, если и вторым. Одного он вывел. Еще бы одного. Ну где же вы, черти!
Постояв немного на крохотной полянке, Леха вновь ломанулся в чащу, стараясь лишний раз не задевать ветки и не шуршать листвой. Неожиданно впереди он увидел француза, бормотавшего что-то себе под нос и ведущего на веревочке одного за другим двоих солдат. К великому удовольствию Лехи, русского среди них не было.
Значит, где-то еще тарятся. А если так, то, может быть, ему удастся стать в этом приключении вторым.
Пришлось бежать дальше. Леха считал ниже своего достоинства показываться на глаза. Просто повезло лягушатнику. Неожиданно где-то в стороне упало что-то мягкое.
– Может, шишка? – предположил Алексей, но он должен был узнать наверняка.
Подбежав к высокой сосне, Леха стал оглядываться. Шуршало где-то здесь. Наконец, он задрал голову, как делал это не однажды. Но, похоже, в ветвях никого нет. И тут взгляд поймал лежащую на земле пачку сигарет.
– Ха-ха, на дерево залез придурок.
Отойдя в сторону, он увидел сидящего на сосне и трясущегося солдата.
– Э, ты чего, урод! – закричал ему Простаков первое, что пришло на ум.
В ответ он услышал какое-то невнятное бормотание. Что это такое, он понятия не имел. Но по интонации и мимике, а также по рукам, судорожно обхватившим ствол, Алеха понял: дело весьма отвратительное, так как парнишка забраться-то забрался, а вниз слезать боится. И, видимо, в оцепенении провел не одну минуту. Еще немного, и его руки откажут, и он с превеликим неудовольствием полетит вниз, ломая себе о встречные толстые сосновые ветки ребра, руки, ноги, а то и с башкой расстанется.
Что с ним после этого сделает Стойлохряков, Леха и представить себе не мог. Отправит служить куда-нибудь за полярный круг?
– Ты там сиди, не дергайся, – сказал он громко и, подпрыгнув, схватился за сучок покрепче, подтянулся и стал подбираться к солдату, продолжавшему лопотать что-то на своем языке.
– Ну ты и спрятался, мать твою.
Убедить солдатика с флагом Французской Республики отпустить руки оказалось делом непростым. Пришлось Лехе самому разжимать пальцы, а перед этим переставлять ноги бедняги так, чтобы он мог хоть на что-то опереться. Когда, наконец, Леха разжал отекшие суставы и потянул его влегкую на себя, солдатик взял и потерял равновесие. Ну, надо же такой хрени случиться! Простаков успел зацепить его за шиворот перед тем, как парнишка сорвался вниз.
А в это время по лесу бежала французская ищейка, успевшая захомутать одного англичанина. Солдат был счастлив и такому скромному успеху. Он понимал, что время уходит и надо бы найти еще кого-нибудь, при этом ему приходилось волочить за собой пленника, который не желал ускорять передвижение потенциального противника, и французу постоянно приходилось останавливаться и поддергивать неуступчивого англичанина. Обогнув очередное дерево, он понесся прорабатывать следующий массив, как вдруг с неба упало тело, но, не долетев до земли, остановилось, поддерживаемое сильной рукой. Таким образом, два француза встретились лицом к лицу, и оба обделались от страха. Один оттого, что падал, а другой оттого, что видел, как первый падает.
Леха, глядя сверху на случившуюся сцену, улыбался.
– Ну, вы как там, ребята? Сухие? Или у вас в армии памперсы выдают, и результатов испуга не видать?
Соревнование выиграл немец, который быстрее всех нашел двух «зайцев». Леха занял почетное второе место, но оставалась одна проблема. Одного из «зайцев» французского происхождения найти не могли. Беда с французами. Не умеют играть в интересные игры в русских лесах. Куда он запропастился, неизвестно. Решено было не возвращаться к копателям траншей и имеющимися силами начать поиски одного канувшего бесследно в рощице солдата.
Тем временем, пока велись поиски заблудшей и до сих пор не обнаруженной души, в районе копания траншеи солдаты, расслабившись, продолжили ковыряться уже с полным безразличием к конечному результату. А в это время младшие офицеры вернулись к своему покеру, будучи подшофе, и лейтенант из англичан Ватерспун предложил играть на звездочки и нашивки, находящиеся на форме. Они у себя на острове много чего изобрели, они вообще европейские японцы со своими причудами: футбол, волейбол, бильярд. А теперь играть в карты будут не на деньги, а на знаки различия.
Только через полчаса немец, являвшийся, похоже, неплохим следопытом, обнаружил спящего в небольшой ложбинке француза, который предварительно себя закидал сухими листьями, и, если бы не рука, выпроставшаяся во сне из-под жухленькой кучки, они искали бы его еще очень долго.
Оставшись довольными результатами поисков и присвоив за нахождение уснувшего еще минус пять минут немцам, Тод Мартин вместе со Стойлохряковым построили людей и отправили солдат, рвущихся помочь остальным в копании траншей, на позиции, а сами потихоньку пешочком возвращались от рощицы в поле, где оставили младших офицеров присматривать за интернациональной ротой.
Разгоряченные соревнованиями и жаждущие победы своих и только своих, солдаты мчались к землякам, дабы помочь им добиться успеха. Леха с недовольством для себя обнаружил, что он уступал в беге практически всем, в том числе и разведчикам Бекетова, что было вдвойне обидно: уж своим-то проигрывать – это же хуже некуда, ведь обязательно расскажут, какой он неповоротливый.
– Слишком мяса на мне много, – размышлял о причинах неудачи Простаков, приближаясь к фронту работ.
Длинная траншея, появившаяся из ниоткуда, произвела на него впечатление. Насыпанный земляной вал закрывал ту самую канаву, ради которой и было устроено все это представление. С другой стороны, Леха понимал, что лучше уж они проделают тут работу народно-хозяйственного значения, чем просто так будут рыть окопы в полный профиль.
Добежав до места, он кинулся к своим, но с недоумением обнаружил, что в их канаве возятся несколько немцев вперемешку с французами и англичанами. Тут же находились и несколько русских парней, при этом все довольно вяло ковыряли землю. Многие сидели на выкопанной земле и, разговаривая друг с другом каждый на своем языке, смеялись.
Леха огляделся. За то время, что он отсутствовал, вся рота, похоже, превратилась в стадо. Многие поменялись не только канавами, но еще, как и футболисты после матча, махнулись между собой камуфляжами.
К Простакову подошел довольный происходящим Резинкин и с гордостью продемонстрировал английский китель.
– Ты глянь, мы тут с Джоном пошли на бартер: я ему свой, он мне свой. Разве не прикольно?
– Что тут случилось-то? – Леха водил огромными глазами по сторонам. – Вы чего, все похерили, что ли? А как же соревнование? Я там по лесу полтора часа бегал для того, чтобы вам, уродам, лишние десять минут скостить.
– Да все, кобздец, – улыбался Витек. – Секундомер у Бекетова остановился, они его разбили на хрен.
Простаков поискал глазами офицеров. Те сидели полуголые, продолжая резаться в карты.
– Вы что, все бухие, что ли? – пригляделся Леха к Резине.
– Так Стойлохряков, он же не дурак, он послал Мудрецкого за самогоном. Тот тоже нормальный мужик, два ведра принес, люди расслабились.
– А где сам Юрок?
Витек огляделся:
– Да где-то здесь был. Пойдем поищем. Как бы его землей не засыпало, а то он чего-то переусердствовал с перепугу. Представляешь, тут приволок за собою человек тридцать «синяков» со всего Чернодырья, они еще грозились нам всем башки посворачивать, уроды. Но мы тут как все встали, интернациональным составом... Интернационал!
Мимо плелся пьяный англичанин в российском кителе.
– Джон, ты куда? – Витек схватил парня и подтянул его к Лехе. – Гляди, вот и Джон.
Джон улыбался Лехе пухлыми алыми губками во всю свою английскую гостеприимность.
– Здорово, – протянул Леха свою лапу, и они с англичанином не только поручкались, но еще и обнялись, а в конце объятий Джон поцеловал Леху в начинающуюся покрываться щетиной щеку.
– Чего он, голубой, что ли?
– Да нет, – успокоил Витек. – Это он от избытка чувств и от двух стаканов огненной воды местного производства.
– Вот это да, – подхватил Алексей. – А чем закусывали?
– Да в том-то и дело, что ничем. Тут, когда секундомер разбили, такое братание началось. Знаешь, встреча на Эльбе – это просто фигня по сравнению с сегодняшним мероприятием. У людей крышу сорвало, понимаешь, напряжение спало. Наши-то еще более-менее привычные, кое-как держатся, а на этих посмотри...
Леха посмотрел. Там, где должно было идти интенсивное копание: в английском, немецком и французском секторах – кое-как, по инерции, копошились в большинстве только русские, все остальные уже попадали и лежали, кто забывшись, кто вспоминая родной дом, – видимо, маму, папу и деревню, из которой был призван или пришел по собственному желанию в армию.
Мудрецкого нашли по двум пустым красным ведрам. Лейтенант спокойненько спал в травке, недалеко от траншеи, свернувшись калачиком, надев себе одно красное ведро на голову, видать, для того, чтобы солнышко в глаза не било. А во второе он засунул, а скорее всего, просто во сне так получилось, одну из ног в армейском ботинке и мило посапывал.
Леха с Резинкиным переглянулись и решили не трогать взводника. Пусть отдохнет. Ну, выпил человек – чего не бывает?
Алексей поискал глазами немца-здоровячка, который также ходил ошарашенный, глядел на своих товарищей, уже явно поняв, что случилось, но не находя ответа на вопрос:
– Откуда появилось зелье?
Несмотря на то что «фриц» сделал Простакова, Леха подошел и поздоровался. Понятно, звали немца Дитрихом. Кроме «гут» и «зер гут», других слов они не знали. Неожиданно Леха во время разговора повернулся и увидел степенно возвращающихся к окопу Стойлохрякова и американца.
– Жопа будет, – произнес Алексей.
Немец пробормотал примерно что-то такое же на своем языке, и оба поспешили закончить базар и стать как можно незаметнее.
По своему собственному горькому опыту знали, что, если случается с начальством какое-то недовольство, первым ответственность будет нести самый здоровый, и не потому, что он виноват, а потому, что в глаза бросается. А если два здоровых вместе, то больше никого и искать не надо. Вот и виновники, сто пудов!
По мере того как старшие офицеры приближались, взводники, завидя начальство, быстренько собрали карты, поднялись и замерли по стойке «смирно». Тод был уверен, что вчера с вечера он не слишком много принял. Ну так, пошатывало его до сих пор, но тем не менее он жив и даже иногда ощущает ноги, наступающие на землю. При этом он был уверен, что с мозгами у него все в порядке и разобраться, кто есть кто в армии, он сможет даже и в пьяном виде.
Когда подполковник и полковник подошли к офицерам, Стойлохряков зло поглядел на Бекетова, стоящего в одной майке и трусах. Все его имущество было сложено в кучу, и, кроме российских тряпок, там находились также кители и майки француза и немца.
Довольный, еще не успевший отойти от грандиозного выигрыша Стив Ватерспун стоял и пьяно улыбался подошедшим инспекторам. Весь его китель был обшит звездочками, нашивками родов войск, флагами всех стран. Он умудрился собрать со своих коллег по карточной игре абсолютно все. Сейчас его погоны представляли смесь нашивок и звездочек.
Мартин очень долго лупал глазами, пытаясь разобрать, в каком же звании перед ним офицер. Наконец он различил на рукавах нашивки, воскликнул довольно: «А!» – и стал, улыбаясь, хлопать Стойлохрякова по спине и искренне смеяться тому, что увидел.
Из всех офицеров, похоже, оставался вменяемым именно комбат. Он пошел к Бекетову, так как спрашивать с остальных было без толку, и, скрутив огромный кулачище перед носом, спросил:
– Ну так что делать будем? Кто разрешил пить на службе?
– Так вы же, товарищ полковник, – Бекетов не боялся, что кто-либо поймет его оправдания, поэтому говорил напрямую. – Сами послали лейтенанта Мудрецкого за самогоном.
– Я хотел, мать твою, чтобы он дал солдатам соперничающих армий немного, чтобы расслабились. Я не просил спаивать тут всех. Сколько он принес?
– Два ведра, как вы и велели.
Стойлохряков хлопнул себя по лбу.
– Где эта скотина?!
– Где-то здесь был, – озираясь стеклянными глазками и обводя поле руками, сообщил разведчик.
– Ну-ка приведите себя в порядок. Разговаривать будем сегодня вечером с вами.
– Вазелин брать?
– Шутник! У меня своя банка для таких случаев!
После этого комбат позволил себе еще сказать несколько слов не только по-русски. Последний интернациональный «фак» довершил дело и слегка привел в чувство облажавшихся господ.
Петр Валерьевич великим следопытом не был, но разглядеть в траве красные ведра умудрился. Не заставляя себя сдерживать эмоции, такого позора он терпеть не мог, будучи в ярости и не зная, на ком сорвать всю злость, выбрал на роль козла отпущения именно Мудрецкого. Разбежавшись, он вдарил армейским ботинком по жестяному ведру, надетому лейтенанту на голову, после чего наслаждался произведенным эффектом.
Над полем разнеслось громкое «Бздринь!».
Мудрецкому снилось, как он водит хоровод вокруг елочки вместе с несколькими голыми женщинами, ну, полный пьяный бред, а в этот самый момент раздался звон колоколов, и в башку так дало, что он подорвался и, вытаращив глаза, пытался приложить руку к голове, но она почему-то постоянно натыкалась на что-то железное, и перед глазами стояла полная темень. Второй удар Стойло-хряков залепил уже с руки. Башка снова загудела вместе с ведром, и лейтенант вскрикнул от боли, пронзившей уши.
– А-а!
Комбат сорвал с него ведро, скрутил таращащегося на него лейтенанта в охапку и заорал:
– Под суд, скотина!
Второе ведро, надетое на одну из ног, пока оставалось на Мудрецком. И он, понимая собственный прокол, этой самой ногой возьми да топни в знак полного понимания произошедшей стремной ситуации. Железное дно вдарило комбату по ноге. Взвыв, Стойлохряков сделал пару шагов назад и, тыкнув своим мясистым пальцем в рот лейтенанту, сообщил ему, что ничего хорошего не будет для него в ближайшем будущем.
– С глаз долой, поганец! – продолжал ругаться комбат. – Чтобы я тебя не видел! И верни пожарные ведра на место! И кстати, пиджак, откуда у тебя деньги на лишнее ведро самогона?
– Так чего-то дешево продавали, товарищ подполковник. Я же не виноват! Хотел как лучше. Чего воду-то носить? Вот принес, как вы просили.
Посмотрев на хихикающих солдатиков, рассевшихся вдоль траншеи, комбат пробормотал:
– Переборщил ты. Чуток.
Прошло два дня. Счастливый Фрол продолжал валяться вместе с Глашкой в военном госпитале, лейтенант Мудрецкий был отправлен с глаз долой в парк, откуда ему было приказано не вылазить ни под каким предлогом. А тем временем учения продолжались, и очень скоро предстояло заняться основным мероприятием.
В Самарской области в одном из поселков находился химический комбинат по производству удобрений. На его территории имитировалось возгорание одного из цехов с возможностью выброса большого количества ядовитых веществ в атмосферу. Вот предотвращением крупной экологической катастрофы и должна была заниматься рота вместе с силами МЧС.
Стремность мероприятия заключалась в повышенном внимании, оказываемом командованием округа, что означало присутствие журналистов и людей с большим количеством звезд на погонах. А этого Стойлохряков не мог спокойно переварить: случись что, и все шишки достанутся только ему.
Через день им выдвигаться в условленный район. Надо свернуть весь лагерь и развернуть его заново на тридцать километров южнее. Вот геморрой! Хотя для солдат полезно будет.
Озабоченный ходом будущих учений, комбат вместе с Тодом Мартином и переводчицей рассматривали план территории завода.
Большой цех по производству аммиака. Рядом с ним склады. Через всю промзону идет железнодорожная ветка. В производственные цеха им доступ не дадут. А вот склады, пожалуйста, можно использовать под учения.
Задача солдат состоит в разведке задымленных помещений. Им надо обнаружить «раненых» и эвакуировать их из зоны бедствия. Если потребуется, на месте должны надевать на людей противогазы, накрывать их защитой, прежде чем начать транспортировку.
А в это время силы МЧС и пожарных должны заниматься «тушением» локомотива, толкающего по железной дороге цистерны.
Вот такая комбинация. Не видя объекта, вроде ничего сложного. По условиям «игры» никто из участников будущих учений, кроме плана завода, ничего на руках не имел, и что там внутри складов, предположить было сложно. Посему решили целый день потренироваться еще раз в обращении с химзащитой.
В то время как в штабе батальона шло организационное совещание, Жанна, узнав о предстоящих учениях и обязательном присутствии на них иностранных журналистов и камер самых крупных телекомпаний не только России, но и мира, задалась целью продемонстрировать собственную озабоченность происходящим мероприятием. Своим подопечным она уже раздала задания: написать лозунги на английском и на русском, для того чтобы в обязательном порядке привлечь внимание к собственным персонам.
По месту оказались лозунги с требованием вообще закрыть комбинат, несмотря на то что Россия потеряет несколько миллионов долларов. Предприятие загрязняет окружающую среду! Не доказано, но это и неважно. Главное – плакаты, помогающие привлечь к себе внимание. Именно за это ей платят деньги.
Кроме того, Жанна вместе со своим русским другом Евгением вынашивала планы возможной мести всем солдатам. Никто не собирался забывать происшедшее. Тем более трое из их товарищей получили серьезные увечья, а уж дыма и тумаков накушались абсолютно все.
Жанна не могла забыть, как она бежала, бежала, хватая ртом воздух и надеясь не вырубиться, но, к ее собственному позору, все-таки сознание от дымов химиков помутилось, и она выключилась на виду у своих подчиненных, встретив на пути дерево.
Это очень вредно – показывать собственное бессилие. Необходимо предпринять нечто необычное и в то же время дерзкое. Больше всего она мечтала о том, чтобы во время учений именно с солдатами случился какой-нибудь конфуз, который бы опозорил всех вояк, строевых дубов, не дающих цивилизации жить спокойно.
Комбат сидел вечером с женой и пялился в телевизор. Шли новости. На Дальнем Востоке разбился вертолет. В Сибири очередное наводнение, потому что реки выходят из берегов и затапливают поселки. На Юге России полчища саранчи надвигаются из казахстанских степей. А в Самаре непонятным образом исчез целый зверинец. Вот толстая морда директора передвижного зоопарка пытается поделиться горем с телезрителями. После того как в программе новостей было рассказано обо всем отвратительном и отрицательном, что случилось сегодня за сутки, дикторша пожелала зрителям всего доброго, после чего началась реклама, а рука Стойлохрякова непроизвольно легла на женину грудь. В честь праздника.
Глава 4
СПОРТИВНОЕ ОРИЕНТИРОВАНИЕ
Валетов сидел на крыльце медсанчасти и покуривал. А вокруг него стояли пятеро сослуживцев, пытавшихся разузнать подробности сожительства Валетова и некоей девушки. Солдаты точно не знали, живет ли Фрол во время службы с женщиной, но слишком уж была велика интрига, и молчать никто не мог.
– Фрол, ну какая она? Большая или маленькая?
Валетов отмалчивался. Он не говорил про Глашку ничего. Той оставалось пробыть в санчасти всего-навсего один день, и после она согласно распоряжению Стойлохрякова должна вернуться в тот город, из которого приехала, а именно – в Москву, к обеспеченным и порядочным родителям.
Валетов вертелся, словно уж под вилами, но так толком ни на один из прозвучавших вопросов по поводу девушки не ответил. Но и не отрицал того факта, что кто-то там в лазарете провел пару ночей вместе с ним.
К великой радости Фрола, появился Резинкин, одетый в новенький камуфляж.
– А где цветы? – не понял Фрол. – Я же больной. Ты ко мне навещать пришел или просто так, сигаретку стрельнуть?
– Собирайся, – Витек как-то хитро улыбался, что не могло нравиться Фролу, чующему за версту всякую гадость.
– Куда это? – запротестовал мелкий. – Мне тут еще три дня лежать.
– Кто тебе сказал, сынулька? – продолжал улыбаться Резинкин. Обняв Фрола за плечи, он поднял его на ноги, сам вытащил изо рта сигарету и аккуратно выбросил ее в урну. – Комбат приказал доставить тебя в лагерь через полчаса. Я на машине.
– А я в пижаме. Ты видишь? – Валетов обвел себя руками сверху вниз. – Куда я в таком виде?
– Сейчас получишь у медсестры форму, переоденешься и галопом, галопом... Тыдык-тыдык, тыдык-тыдык.
Фрол поглядел на лыбящихся солдат, расспрашивавших его минутой ранее о Глаше и о спокойной жизни. Ни одно из лиц не сочувствовало ему. Наоборот, скорее, все злорадствовали по поводу быстрого возвращения Валетова в строй и прекращения его кайфообразного образа жизни по соседству с ежедневно напрягающимся в выполнении различных задач под отцами-командирами батальонов.
Фрол вошел в лазарет с забранными со склада вещами. Глаша, увидев, что он одевается, кинулась к нему:
– Ты куда?
– Служба продолжается, – бурчал Фрол, натягивая на себя штаны. – Все, я ухожу. Меня вызывают...
Он говорил так, будто занимал важный пост в армии и без него ни одна мало-мальски существенная задача разрешиться не может.
– Ну как же, я же рассчитывала еще два денька здесь побыть.
– Тебя отправят обратно в Москву. Если нет денег... дадут. Все закончилось.
Глашка встала с кровати, подошла к нему. Глаза ее были влажными.
– Слушай, ну так нельзя.
– Я сам привыкнуть никак не могу, – признался Валетов. – В армии никто никогда не говорит тебе, куда ты должен пойти и зачем. Тебя берут, словно вещь, и переставляют с места на место, не спрашивая о том, согласен ты или нет.
Фрол вместе с Резинкиным, как и было им предписано, через тридцать минут стояли перед старшим лейтенантом Бекетовым. Фрол, недовольный тем, что его турпоездку прервали, понуро ковырял носком сапога дерн, в то время как командир разведвзвода вталкивал новую задачу. Необходимо, мол, пользуясь картой и компасом, пробежать ни много ни мало двадцать пять километров и через каждые два с половиной километра обнаружить контрольный пункт, забрать сувенир – ручку со своим флажком – и бежать дальше. Спортивное ориентирование – ни больше ни меньше.
– Но на это у нас Простаков есть, – нашелся Валетов, и в глазах его засветился огонек.
– Нет-нет, – коверкая слово «нет», подошел англичанин Стив Ватерспун и посмотрел, улыбаясь, на Валетова. – Мистер Простаков отдыхает. Мистер Валетов бегает.
Бекетов тут же добавил:
– Лейтенант Ватерспун прав, на данное соревнование идет альтернативный отбор. Французы, англичане и немцы, посовещавшись, выбрали именно тебя в качестве кандидата на соревнование. Ну, естественно, мы тоже в коалиции решали, кого бы назначить из англичан, французов и немцев. Вон стоят трое.
Фрол поглядел на его ровесников, и ему стало плохо: все высокие, поджарые, ну явно же, сюда отбирали не каждого, чтоб свою страну представлять. А он чего, он переводчиком записался, он вообще не должен физические упражнения никакие выполнять и уж тем более так много бегать. Еще и автомат дадут. Странную такую тяжелую железку.
Совсем уж погрустнел Валетов, когда на него повязывали номер с цифрой четыре во всю грудь.
– Оружия никакого не будет, побежите налегке, только карты и компас. И не забывай на каждом КП срывать ручку со своим флажком.
Валетов заскулил:
– Товарищ старший лейтенант, я не выдержу... да я никогда столько не бегал... Я не смогу... я подведу... Найдите кого-нибудь другого...
– Фрол, ну какая она? Большая или маленькая?
Валетов отмалчивался. Он не говорил про Глашку ничего. Той оставалось пробыть в санчасти всего-навсего один день, и после она согласно распоряжению Стойлохрякова должна вернуться в тот город, из которого приехала, а именно – в Москву, к обеспеченным и порядочным родителям.
Валетов вертелся, словно уж под вилами, но так толком ни на один из прозвучавших вопросов по поводу девушки не ответил. Но и не отрицал того факта, что кто-то там в лазарете провел пару ночей вместе с ним.
К великой радости Фрола, появился Резинкин, одетый в новенький камуфляж.
– А где цветы? – не понял Фрол. – Я же больной. Ты ко мне навещать пришел или просто так, сигаретку стрельнуть?
– Собирайся, – Витек как-то хитро улыбался, что не могло нравиться Фролу, чующему за версту всякую гадость.
– Куда это? – запротестовал мелкий. – Мне тут еще три дня лежать.
– Кто тебе сказал, сынулька? – продолжал улыбаться Резинкин. Обняв Фрола за плечи, он поднял его на ноги, сам вытащил изо рта сигарету и аккуратно выбросил ее в урну. – Комбат приказал доставить тебя в лагерь через полчаса. Я на машине.
– А я в пижаме. Ты видишь? – Валетов обвел себя руками сверху вниз. – Куда я в таком виде?
– Сейчас получишь у медсестры форму, переоденешься и галопом, галопом... Тыдык-тыдык, тыдык-тыдык.
Фрол поглядел на лыбящихся солдат, расспрашивавших его минутой ранее о Глаше и о спокойной жизни. Ни одно из лиц не сочувствовало ему. Наоборот, скорее, все злорадствовали по поводу быстрого возвращения Валетова в строй и прекращения его кайфообразного образа жизни по соседству с ежедневно напрягающимся в выполнении различных задач под отцами-командирами батальонов.
Фрол вошел в лазарет с забранными со склада вещами. Глаша, увидев, что он одевается, кинулась к нему:
– Ты куда?
– Служба продолжается, – бурчал Фрол, натягивая на себя штаны. – Все, я ухожу. Меня вызывают...
Он говорил так, будто занимал важный пост в армии и без него ни одна мало-мальски существенная задача разрешиться не может.
– Ну как же, я же рассчитывала еще два денька здесь побыть.
– Тебя отправят обратно в Москву. Если нет денег... дадут. Все закончилось.
Глашка встала с кровати, подошла к нему. Глаза ее были влажными.
– Слушай, ну так нельзя.
– Я сам привыкнуть никак не могу, – признался Валетов. – В армии никто никогда не говорит тебе, куда ты должен пойти и зачем. Тебя берут, словно вещь, и переставляют с места на место, не спрашивая о том, согласен ты или нет.
Фрол вместе с Резинкиным, как и было им предписано, через тридцать минут стояли перед старшим лейтенантом Бекетовым. Фрол, недовольный тем, что его турпоездку прервали, понуро ковырял носком сапога дерн, в то время как командир разведвзвода вталкивал новую задачу. Необходимо, мол, пользуясь картой и компасом, пробежать ни много ни мало двадцать пять километров и через каждые два с половиной километра обнаружить контрольный пункт, забрать сувенир – ручку со своим флажком – и бежать дальше. Спортивное ориентирование – ни больше ни меньше.
– Но на это у нас Простаков есть, – нашелся Валетов, и в глазах его засветился огонек.
– Нет-нет, – коверкая слово «нет», подошел англичанин Стив Ватерспун и посмотрел, улыбаясь, на Валетова. – Мистер Простаков отдыхает. Мистер Валетов бегает.
Бекетов тут же добавил:
– Лейтенант Ватерспун прав, на данное соревнование идет альтернативный отбор. Французы, англичане и немцы, посовещавшись, выбрали именно тебя в качестве кандидата на соревнование. Ну, естественно, мы тоже в коалиции решали, кого бы назначить из англичан, французов и немцев. Вон стоят трое.
Фрол поглядел на его ровесников, и ему стало плохо: все высокие, поджарые, ну явно же, сюда отбирали не каждого, чтоб свою страну представлять. А он чего, он переводчиком записался, он вообще не должен физические упражнения никакие выполнять и уж тем более так много бегать. Еще и автомат дадут. Странную такую тяжелую железку.
Совсем уж погрустнел Валетов, когда на него повязывали номер с цифрой четыре во всю грудь.
– Оружия никакого не будет, побежите налегке, только карты и компас. И не забывай на каждом КП срывать ручку со своим флажком.
Валетов заскулил:
– Товарищ старший лейтенант, я не выдержу... да я никогда столько не бегал... Я не смогу... я подведу... Найдите кого-нибудь другого...