Идея настолько понравилась Фролу, что он в благодушном расположении духа побрел в палатку. На ходу обернулся на сидящего около костра рядового и прикрикнул:
   – Хлопков не слышу!
   Войдя в полную темень, он попытался на ощупь найти место для того, чтобы лечь. В шестиместной палатке, где, кроме Простакова, Резинкина и Валетова, обитали еще три дедушки, аккуратно всем улечься можно было только на одном боку. Поворот осуществлялся, как говорится, по команде. Для Валетова сейчас могло и вообще места не остаться, так как он мелкий, а люди во сне запросто сомкнут ряды.
   Нащупав на расстоянии вытянутой руки деревянный лежак, на который были уложены матрацы, Валетов неожиданно для себя обнаружил, точнее, не обнаружил ни одной ноги. Так как он встал раком и наклонился к лежаку, более удобного момента для атаки придумать было невозможно – твердый удар сапогом в задницу заставил Фрола пролететь с метр и плюхнуться на вторую половину лежака. Валетов взвыл.
   Дембель Петрушевский стоял и ржал вместе с остальными:
   – Мелкий, ты заколебал возиться. – Валетову сделали показное внушение, и он был вынужден с этим смириться. Даже Простаков – скотина! – не спешил заступиться за него. Фрол, не успев лечь как следует, начал уворачиваться от падающих на него тел сослуживцев.
   – Придавите! Придавите же, суки! – вертелся Валетов.
   – Ссать надо с вечера, комаров терпеть, не вздумай срать ночью и во сне пиздеть, – выдав скороговоркой частушку, Петрусь улегся последним, растолкав сослуживцев.
* * *
   Утро Валетов встретил с опухшей от укусов рожей. Он после пинка под зад от дембеля уснул крепко-крепко и уже не чувствовал, как его кушают. Поглядев на остальных спящих рядом с ним, он, к своему сожалению, не обнаружил ни одной точно такой же, как у него, истерзанной физиономии. Ну, были прыщички то тут, то там, и не более. А Простаков, скотина, в наглую смеялся:
   – Поглядите на чудо! – Леха постарался обратить внимание на рожу Валетова как можно большее число пацанов. – Вот образец сладкого российского солдата!
   – Слушай, – Резинкин тоже не преминул съязвить, – какая у тебя группа крови?
   Полевая кухня уже дымилась, навевая мысли о скором завтраке. Приехавший вместе с бочкой на колесах повар в звании рядового крутился над своими котлами. Звали пехотинца Васей, а фамилия – Ленточкин.
   Вася был дембелем, но из тех, что не слишком-то задаются сроком собственной службы, и спокойно переносил все тяготы кашеварства, тем более что к нему навечно был прикреплен один дух из числа химиков. И этим духом оказался не кто иной, как Ларев.
   Простаков не стал оспаривать назначение лейтенанта, ведь плотный душара, вымахавший до ста восьмидесяти пяти сантиметров, ему очень нравился, и гулливер был не прочь самостоятельно загружать крепкого бойца, а теперь выходит, что он на месяц выпал из оборота и будет заниматься всякой херней: воду там носить, дрова колоть да посуду мыть, дабы во взводе весь личный состав был готов к тяготам службы.
   Еще не высохли капли на тарелках после завтрака, а к нефтяному пруду уже подъехали три машины с желтым песком и вывалили в непосредственной близости от озера содержимое кузовов.
   К десяти снова объявился Стойлохряков. На этот раз в кузове «ЗИЛа» химики обнаружили лопаты и ведра. Застроив личный состав, комбат указал на кучи:
   – Засыпаем равномерно и хорошенько утаптываем. Каждый день сюда будет приходить по три машины. К вечеру все три кучи должны быть раскиданы. И таким образом день ото дня все ударно трудятся, и через четыре недели мы превращаем гадюшник в цветущий сад.
   – Не по-человечески это, – не выдержал Валетов, глядя на огромные кучи.
   Стойлохряков, как и любой командир, ненавидел, когда ему пытаются что-то рассказать про жизнь.
   – Лейтенант, проследите за тем, чтобы рядовой перетащил лично сто ведер песка на другую сторону пруда. Завтра туда подъедут машины, но кучку из ста ведер я наблюдаю сегодня к вечеру. Приезжать буду каждый день. Расслабиться никому не дам.
   Мудрецкий решился переспросить:
   – Что, людям на самом деле работать в противогазах?
   – Как хотите, – пожал плечами подполковник, – средствами защиты я вас обеспечил, а остальное, лейтенант, вам решать здесь, на месте. Как хотите, так и делайте. Если ветер сильный, думаю, можно ничего на рожу и не натягивать. А завалится личный состав в госпиталь, спрошу только с вас.
* * *
   Вечером Валетов уже не замечал ни комаров, ни мух, ни каких-либо других насекомых – он свалился после ужина прямо около костра и отключился.
   Проснулся через час. Солнышко уже клонилось к закату, вот-вот стемнеет. Простаков, Резинкин и Петрусь машут в воздухе руками, бросая карты – бьются парни в «дурака». Почесавшись, Валетов подсел четвертым.
   – Народ, я вчера ночью поссать выходил...
   – А мы все знаем, – Резинкин бросил пикового туза на десятку.
   – Так я что сказать хочу, там ночью у костра дневальный сидел. Кислый. Так вот мы с ним видели у озера огни.
   Троица перестала играть.
   – Какие огни? – не понял Петрусь. – Чертей, что ли, ты видел?
   – Говорю вам, что к озеру кто-то ночью приезжал. Машина была легковая. Я рассмотрел. Сто пудов!
   – А хер с ними, – обыденно бросил Леха, и игра возобновилась.
   Обиженный столь пренебрежительным отношением к себе со стороны товарищей, Валетов пошел и снова завалился дрыхнуть в ночь. Он даже не проснулся, когда с двух сторон от него начали падать на матрацы уставшие за день туши. Правда, в самой крайней из пяти палаток никто особо сильно не надрывался. Для проведения тяжелых работ существовали бойцы более позднего призыва, а обитатели крайней палатки только наблюдали за тем, как проходили работы, не забывая отвесить застоявшемуся бойцу крепкого пенделя.
   На дедов с дембелями никто особо не прыгал, так как у них имелось оружие массового поражения в виде Лехи Простакова. За это Леху любили, но только те, с кем он был близок. А остальные если и не ненавидели гиганта, то и не проявляли к нему никаких сыновних чувств, как должны были бы, исходя из ситуации. Ведь он как бы отец их родной, много прослуживший старый солдат, а эти граждане недавно прибыли, и ничего страшного, если они целый день поносят ведра с песочком и будут потихонечку засыпать пруд, образовавшийся в результате большой любви к природе со стороны авиаторов.
   Наступила темная ночка. Валетов заставил сам себя проснуться в три часа, для того чтобы доказать этим смеющимся над ним уродам собственную правоту. Он вышел из палатки. Перед костром теперь сидел вместо Кислого здоровенький Ларев. Валетов, не садясь перед костром и отмахиваясь машинально рукой от комаров, осведомился насчет возможных огней в районе озера.
   Дух ничего не видел. У Фрола как-то защемило под ложечкой – неужели он зря проснулся? Ну ладно, посидит часок, покараулит. Может, все-таки объявится вновь машина. Он даже ушел от костра для того, чтобы глаза лучше реагировали на возможное мерцание из темноты.
   Походив вокруг да около, побросав недолгие взгляды в сторону нефтяной лужи, Фрол вновь вернулся к Лареву. У костра не так кусали, а отойдешь немного, сразу накидываются жрать, гады! Комарье было настолько свирепым, что казалось, будто они свои личинки откладывают не в лужи, а непосредственно в этот говенный пруд, где затем в процессе развития мутируют и впрыскивают в человечков столько яду, что укусы зудят не один час. Отвратительное дело.
   Вдруг Ларев резко вскочил и вытянул руку вперед.
   – Вон! – шепотом крикнул он.
   Фрол обернулся и обрадовался тому, что на самом деле что-то там мерцает. Не рискнув в одиночку выяснять, что там за уроды лазят, Валетов ринулся в палатку и стал трясти Простакова.
   Лехе снилось, как это и водится, море водки, пива таз и о дембеле указ, а тут какой-то мелкий чуть ли не по спине у него скачет. Гулливер подорвался и вынес Валетова на улицу, где и поставил на ноги.
   – Чего тебе надо?! – ревела полусонная гора.
   – Я тебе говорил, лазят там!
   – Да ну и хер с ними, это твое, что ли? Пусть хоть улазятся.
   – Так, может, они песок воруют?
   – Да пусть хоть уворуются! – Леха оттолкнул Валетова и побрел было снова спать, но Фрол вскочил и повис у него на шее.
   – Пойдем поглядим! – шептал он ему на ухо. – Давай не будем никого будить, пойдем поглядим!
   Леха понял, что от мелкого сегодня ему не отвязаться, стряхнул «пиявку» на землю и покорно склонил голову.
   – Ну, пошли, – промычал он, убивая на щеке Валетова комара. При этом Фролкина башка загудела, словно колокол, и только спустя пару секунд мозги синхронизировались с глазами.
   Резинкин выполз на шум.
   – Вы чего, козлы! – пропел он.
   – Сам молчи, козел, целый день в машине дрыхнешь! – огрызнулся Леха. – Я себе уже всю ногу отбил пинки отвешивать, а ты даже такой херней не занимаешься, как стимулированием народа на работы.
   – Да ладно, чего ты, – Резинкин подошел к костру, взял головешку и закурил. – Чего такое-то?
   – Да вон, глянь, – не унимался Валетов.
   В ночи сверкали огонечки.
   – Машина, – определил Резинкин.
   – Шерлок Холмс, – похвалил его Валетов. – Ну так что, двинули?
   Трое скрылись в темноте. Ларев не мог ничего им возразить, но про себя подумал, что деды ненормальные, так как ночь солдату дана не для того, чтобы разгуливать.
   Вот он бы сейчас с превеликим удовольствием не изображал бы тут дневального, а дрых без задних ног, и то спасибо товарищу лейтенанту, что разрешил не в полной темноте сидеть в засаде и ждать неприятеля, а костерок развести и около него греться – ночью все равно зябко, хоть и лето.
   Трое быстро приближались к нефтяной луже. Вначале изредка переговаривались, потом Простаков велел всем заткнуться. Подошли, наверное, метров на тридцать. По фарам, горящим в темноте, Резинкин спокойно определил, что перед ними не что иное, как четыреста восьмой «Москвич» – раритет тот еще.
   По доскам гулко стукали сапоги одинокого мужичка. Очертания фигуры не выдавали в ночном посетителе гиганта, что очень хорошо действовало на нервную систему Валетова, который по натуре был трусоват, даже в те минуты, когда рядом с ним находился здоровяк Леха. Мужик в гордом одиночестве носил от нефтяного озера по два полных ведра маслянистой жижи и сливал их куда-то в багажник, видимо, в заготовленную емкость.
   Когда он проходил к машине, бойцы смогли разглядеть, что лицо мужика обрамляет густая седая борода и над глазами нависают мохнатые брови.
   – Вон какой древний, – не выдержал Валетов, но тут же огромная рука закрыла ему рот.
   Мужик, топая сапогами по доскам, возвращался с очередной порцией жижи, когда перед ним на настиле появился Простаков, поднял руки вверх и заорал:
   – А-а-а-а!!!
   Дед выронил ведра, причем они перевернулись так неудачно, что облили ему старые ботинки, и вытаращил глаза.
   – Что, страшно, дядя?
   Тем временем Простаков развернулся, и теперь фары били ему в спину, немного света попадало и на физиономию деда.
   – Здравствуйте, – промолвил старик. – Вы что, ребята, шутите?
   – А чего ты тут лазишь? – шептал Простаков.
   По доскам протюкал Валетов и, высунув голову из-за спин, пискнул:
   – Привет! Дед, зачем тебе эта жижа?
   Старик медленно подобрал емкости и теперь стоял с опущенными вдоль туловища руками, не делая попытки шагнуть с досок в сторону, так как в этом случае он по щиколотку бы ушел в жидкую, пропитавшуюся горючкой почву.
   – Ребята, не надо, – отступал он обратно к озеру.
   – Чего не надо? – наступал на него здоровый Леха.
   Они так бы и шли, – один спиной, другой лицом, – если бы не добрались до края лужи.
   – На фига тебе мазут?
   Дед сжал ладони на груди.
   – Ребята, не губите. Ну, у дедушки старая машина, она ведь на всем ездить может.
   Резинкин также прошел по настилу и присоединился к честной компании. Теперь трое солдат стояли один за другим, и все пытались увидеть лицо дедульки, спрятавшееся за огромными бровями и бородищей. Только мясистый нос торчал.
   – Ну не говорите властям, – жался дед. – Зачем вот вы озеро засыпаете, солдатики? Ведь не понимаете вы ничего.
   Резинкин не выдержал:
   – Не может машина ездить на этой фигне!
   – Отойдите, пропустите меня. Я уеду, больше никогда здесь не появлюсь! Вот сейчас вот только досточки соберу – это мои досточки, я каждый раз с досточками приезжаю, чтоб не провалиться, – и уеду. Больше вы меня не увидите.
   – Нет, старый, ты постой! Вот мы тебя к своему командиру отведем, – Валетову нравилось, что старикан боится властей.
   – Ты что, хочешь сказать, что твоя машина ездит на мазуте? – не унимался Резинкин. – Этого быть не может! Сюда что только не сливали. Всякого дерьма полно.
   – Отпустите! – взмолился дед. Он обернулся к озерку и ловко зачерпнул еще парочку ведерок жижи. Повернувшись, одно поставил на землю, а другое взял в руки так, что в любое мгновение мог плеснуть.
   – Э, дед, ты чего? – Простаков попятился, подминая под себя Валетова, которого едва успел вытащить из-под ног здоровяка Резинкин. Все трое отступали от решительно настроенного пенсионера, который пошел на них с ведром в руках. – Ты это, ты не думай только плеснуть, придурок!
   Резинкин шел последним, поэтому, наверное, и мог подавать голос, так как у остальных языки к небу прилипли.
   Неожиданно Леха споткнулся и упал на спину, успев подмять под собой двоих товарищей.
   – Ироды! – воскликнул дед и выплеснул на них ведро горючки.
   – Да ты чего?! Твою мать!!! – закричал Простаков, силясь побыстрей подняться.
   Когда они снова оказались на ногах, сбежали с настила и отступили к машине, у деда в руках горела спичка:
   – Ну что, сынки, может, забудем про все нехорошее, что случилось сегодня?
   Больше всех был перепачкан Простаков.
   – Ах ты, сука! – вырвалось у мелкого Валетова, и кровожадный дед тут же кинул в него горящую спичку, которая не долетела и потухла прямо у ног, вымазанных в горючке.
   Валетов хотел бы отскочить в сторону, да оказался спиной припертым к «Москвичу». А дед тем временем ловко снова высек огонь.
   – Ну что, здоровый, ты за что хотел дедушку-то обидеть? Я ведь еще, засранцы, фрицев помню! И сыном полка был. Думаете, мы таких вот скотов, как вы, не умели обуздать? Да еще как умели! – Очередная спичка потухла, и дед ее выкинул в сторону, а потом подошел вплотную к Простакову с новым фитилечком пламени. – Ну как, жить-то хочется?
   Леха молчал. Ему было страшно – одно неловкое движение, и он весь вспыхнет, словно факел. Во всяком случае, ему так казалось.
   – Сынки, вы меня лучше не трогайте! А то дед Федот вам всем жопы подпалит! – Очередная спичка догорала, и старик хотел отбросить ее в сторону, да неловко крутанулись пальцы, и она полетела прямо ему под ноги.
   Леха, сам себя не помня, подпрыгнул с места назад и оказался на капоте. Старик глядел под ноги и видел, как спичка, будто при замедленной съемке, падает вниз, касается его старых ботинок, и в следующее мгновение огонь охватывает его снизу вверх.
   Забравшись на крышу четыреста восьмого, Леха дернул вверх и Резинкина, и Валетова. Дед стоял внизу перед машиной и орал так, будто в следующее мгновение жизнь его должна была оборваться. И в данном контексте смысла в крике было очень много. Дед понесся было по деревянному настилу обратно к озеру.
   – Ты чего?!! Ты куда?!! – орал Валетов, оставаясь в своем уме. – Мужики, сейчас будет большой костер, – Фрол сиганул вниз с крыши и побежал в степь.
   Дед остановился и продолжал орать. Пламя с ботинок перекинулось на старые штаны. Он пробежал по доскам в обратную сторону, пронесся мимо машины, обогнал убегающего Фрола и светящимся факелом умчался в поле.
   – Ну что, надо спасать мужика-то! – Леха скинул с себя фуфайку. И троица принялась ловить орущего и бегающего из стороны в сторону деда.
   Ларев, сидя у костра, услышал вдалеке крики. Повернув голову, он увидел, что по полю бегут объятые огнем ноги – больше ничего разобрать невозможно. До этого момента в своей жизни Вадим не встречал ничего такого, что заставило бы его креститься. К своему стыду, он долго вспоминал – слева направо или справа налево надо наложить на себя православный крест, но в конечном счете решил, что трижды в одну сторону и трижды в другую будет вполне достаточно для избавления от нечистой силы.
   Тем временем Леха в три прыжка догнал безумного пенсионера, повалил его на землю и накинул на ноги фуфайку. Дед продолжал орать уже после того, как на нем лежали все тулупы, имевшиеся у троицы. Пламя быстро потухло, и вскоре деда Федота посадили на землю. Он таращил глаза, хватал ртом воздух и щупал собственные ноги:
   – Не сгорел, ребятки! Не сгорел! Слава богу! Ноги-то целы! Ребятки, только ткань да и волосы подпалило! А ведь даже не больно, ребятки!
   Резинкин с Лехой подхватили деда под руки и подвели его обратно к машине, усадили на землю в свете фар и устроили допрос с пристрастием:
   – Старый, давай колись, на фига тебе жижа из этой лужи? – Валетов заложил руки за спину и прохаживался перед задержанным, словно следователь.
   Дед мотал бородою, продолжал щупать руками ноги.
   – Ребята! Отпустите меня! Зачем я вам?
   Резинкин, пошарив по карманам, достал собственные спички:
   – Может, продолжим? – предложил он.
   – Э, ты поосторожнее! – отшатнулся Простаков, будучи весь перемазанным в мазуте.
   Дед глядел на солдат, его глаза наполнялись слезами.
   – Ну ты чего, старик, растрогался-то? – улыбнулся Фрол. – Ты давай расскажи нам, что да как.
   – Ах вы, сволочи! Маленькие ублюдки! Да кто вас понарожал таких? Ведь дедушка десять лет к этому озеру ездит, чтобы жить спокойно.
   – Давай-давай, колись, старый!
   – Да что ж вам дед Федот такого сделал? Аа-а!
   Резинкин поднес спичку так близко, что сейчас, казалось, старик снова загорится.
   – Ну что вы, что вы?! – Дед сидел, щупал ноги и время от времени отмахивался от горящей спички. – Не имеете права!
   Валетов неожиданно для старичка подошел с другого бока и снова поджег его. Дед вскрикнул, вскочил и побежал в поле.
   Леха надулся:
   – Мне что, теперь его опять ловить? Пусть он горит, ну его на хрен!
   Глядя на бегущего и орущего деда, Резинкин похлопал Валетова по башке.
   – Ну что – убил человека.
   Фрол завыл:
   – Ну поймайте его! Вы чего встали? Я же не догоню этого старого пердуна!
   – Как поджег, так и догоняй! – Леха улыбался, глядя на то, как старик бегает с горящими ногами по полю из стороны в сторону.
   – Ну что же вы делаете, уроды?! – выл Валетов так жалостно, словно у него отобрали сладкую шоколадку. – Ну, повалите его на землю, потушите огонь-то!
   – Мы и так все фуфайки изгадили, – плевал в сторону Леха.
   Резинкин продолжал издеваться:
   – Все, Фрол, посадят тебя! Мы тебе передачки будем носить. Хочешь, космическую кашу, а хочешь, ту же кашу, приправленную машинным маслом. Здорово? А кильку хочешь?
   Дед пометался-пометался по полю да прибежал обратно:
   – Ну, тушите же! А-а-а! Не могу, жжет же! А-а-а-а!
   Резинкин сжалился над пенсионером, повалил его на землю и затушил пламя.
   – Ну что, – снова подошел «следователь», – будешь говорить, зачем тебе эта жижа нужна, или снова поджечь? – Фрол щелкнул пальцами, и Резинкин был уже наготове с новой горящей спичкой.
   – Садисты вы! Вы хуже, чем гестапо! – отплевывался дед.
   Леха, почесывая над бровями, разглядывал стойкого партизана:
   – Слушай, мы сейчас, наверное, сходим по твоим доскам до озера, наберем там побольше дерьма, польем тебя хорошенько и подпалим. И никто тушить не будет.
   «Следователь» подошел к огромному «палачу»:
   – Ты чего! Он нам еще нужен – пока не скажет, убивать не будем.
   Дед запустил грязные пальцы в собственную бороду и, сжав волосы в кулак, завыл:
   – Да хрен с вами!!! Все равно же засыплете! Не дали дедушке наполнить резервуары, сволочи!
   – Мы ни в чем не виноваты, ты на нас не наезжай, – Леха поднял старичка на ноги. – Куда тебе этот мазут?
   – Ноги! Ноги! – выл дед. – Мне в больницу!
   – Так садись, – Резинкин вежливо открыл перед дедушкой дверцу. – Езжай.
   Дед уже повелся к своей машине, а Витек захлопнул перед его носом дверцу.
   – Ты поедешь только после того, как нам расскажешь, что с этим мазутом делать.
   Дед выл:
   – Сынки, ножки больно!
   Резина на дедушкину беду нарыл в карманах зажигалку. Валет выхватил ее и стал светить перед старым сморщенным носом выставленным на максимум фитилем.
   – Как, будем говорить или продолжим готовиться под курочку-гриль? Тебя как, с корочкой зажарить или вроде как на пару изготовить, а, дедулька?
   Фрол поднес огонек к лицу. Борода старого затрещала, он дергал головой из стороны в сторону. Вонь от нефтепродуктов перемешалась с запахом паленых волос.
   – Ну что ж вы меня так мучаете?!
   – Да тебя бы никто не мучил, – Леха пытался очиститься от следов мазута, но это было делом бесперспективным, так как старик выплеснул на него целое ведро.
   – Вот если бы ты нам, дед, сожжением не угрожал, мы бы тебя, может быть, давно и отпустили бы, – Фрол глядел в маленькие хитрые глазки.
   – Ну, ладно, ребята, ладно, ну, уже уговорили, ладно.
* * *
   Троица в измызганной форме стояла в поле перед подполковником Стойлохряковым. Разглядывая обделанных подчиненных, он в то же время с интересом выслушивал болтовню Валетова, который утверждал, что дед, живущий в поселке Чернодырье, приезжает к озеру, набирает жижи и уже у себя во дворе перегоняет ее в топливо. Стойлохряков вопросительно поглядел на Мудрецкого, стоящего тут же, при этом он наморщился, так как ветерок подул ему в лицо и понес запах с солдат.
   – Да мы же не в говне, товарищ подполковник! – резанул языком Валетов, но тут же поспешил прикусить этот порою вредный отросток, так как полкан поглядел на него, как на большущую вражину. Хотя он не мог быть большущей вражиной, он мог быть только маленьким, совсем маленьким таким гадом.
   Тем временем Мудрецкий начал распространяться о том, что если нефть нагревать до определенных температур, то можно выделить и более легкие летучие фракции, которые, сконденсировавшись, действительно будут образовывать взрывоопасную смесь. Залив оную в бак, вполне вероятно завести двигатель.
   – Да? – все больше интересовался Стойлохряков. – Это как самогонку гнать?...
   – Совершенно верно, – подтвердил наученный в университете лейтенант, – все один к одному! Только изначально субстанция другая. Углеводородное сырье, так сказать.
   У Простакова от этих всех россказней уши вяли. Он не понимал, как это может быть. Какой-то водород вместе с углем вперемежку – в результате какая-то нефть... Чего только не нарассказывают умные люди. Не зря у Мудрецкого звание лейтенанта, он не просто так выбился в офицеры. Все же, видать, с головой дружит даже больше, чем Стойлохряков, и если останется в армии, то может стать генералиссимусом.
   Комбат не знал, какое количество песка ему придется загрузить в пруд. Но он знал другое, что до тех пор, пока задание не будет выполнено, машины будут прибывать каждое утро и их придется все разгребать и делать, что называется, вокруг красиво. Если же из этого добра можно получать бензин, так он очень был бы не против сделать небольшой запас горючки. Чего тут делов-то? Сейчас химики подгонят свою сосальную машину, заберут тонны три-четыре, и, прямо как в Чечне, начнем гнать продукт.
   Но Стойлохряков не первый день жил на свете и, прежде чем заняться какими-либо глобальными экспериментами, предложил Мудрецкому и заляпанным гражданам выяснить у старичка по прозвищу дед Федот все более подробно.
   Найти местного Менделеева оказалось делом несложным. Дело в том, что он никуда не делся, обратился в местную больничку, где синим по белому в карточке резал глаз его адрес. Сестричка, выдававшая солдатикам данные, морщила все время свой прелестный носик, так как, несмотря на то что бойцы сменили одежонку, от них весьма и весьма разило.
   С досады Резинкин, вспоминая миленькое личико девушки, нюхал сам себя, стоя на крыльце:
   – Надо было в баню сходить.
   – Да, – съязвил Валетов, – а то она на тебя не запала. Ален Делон ты наш, мать твою!
   Домик деда Федота отличался от соседских ухоженностью, как видно, старичок много времени тратил на соблюдение порядка и не жалел сил на превращение собственного уголка обитания на грешной земле в некое подобие рая. Постучавшись в свежевыкрашенную темно-синюю металлическую калиточку, троица наконец добилась-таки того, что дедок выполз к ним навстречу. Причем обе ноги, выглядывавшие из-под черного хозяйственного халата, были перебинтованы и обуты в старые галоши.
   – А-а-а! – Дед схватился за опаленную сегодняшней ночью бороду.
   Лейтенант поспешил успокоить пенсионера:
   – Не волнуйтесь, давайте забудем все наши распри! У меня к вам предложение от нашего командования.
   Как выяснилось, старичка песок интересовал и даже очень. В обмен на полкузова он с готовностью поделился секретом изготовления горючей жидкости для двигателя собственного автомобиля путем перегонки имеющихся в озере отбросов.