Страница:
– Гляди, гляди, – радовался почему-то Червь, – такого даже я не видел.
Взрыв громыхнул с удвоенной мощью. Фонтан пара, огня и воды поднялся над морем, поражая все живое в радиусе нескольких кабельтовых. Бубух-х-х, водяной столб обрушился назад, оставив на теле моря быстрозатягивающуюся рану. Через минуту все стихло, только гудели судовые дизели, передавая вибрацию всему судну.
Как ни странно, последняя торпеда держалась на плаву. Она еще некоторое время гналась за торпедным катером, пока Дудник не расстрелял ее из пулемета. Снова громыхнул взрыв, и теперь за кормой «Вэндженса» оставался только пенный след от винтов.
– Кажется, оторвались, – боцман настолько увлекся сценой погони, что забыл про свою сигару, держа ее в руке.
Теперь он снова сунул ее в рот и начал пыхтеть, как старый колесный пароход.
– Средний ход, – сказал Сергей Немцу, и тот передал его команду мотористу.
Нос торпедного катера слегка осел, и корабль заскользил по морю спокойно, словно и не было никаких пограничников.
– Куда теперь? – прохрипел боцман.
– Укроемся пока от их радаров среди островов, – решил Рокотов, – не думаю, чтобы они стали вызывать подкрепление.
Связавшись с Листом, Рокотов продиктовал ему условия, на которых соглашался встретиться с Михеем. Феклистов передал Михею, и тот, немного повыпендривавшись, согласился. Лист опять связался с «Вэндженсом» и передал ответ Михея Року.
– Отлично, – улыбнулся Рок.
– Может, и меня возьмешь? – пряча мольбу за усмешкой, посмотрел на капитана Палермо.
– Тогда это будут не переговоры, а бордель, – рассмеялся тот.
Назарет издал короткий смешок.
– Прошлый раз твой неаполитанский темперамент стоил нам восемь сотен гринов и прочего кошмара, – с иронией произнес он.
Назарет имел в виду один из вечеров, проведенный командой «Вэндженса» в «Сороковой параллели», где Палермо сцепился с американским морским офицером, который обвинил одну из отиравшихся в кабаке проституток в краже у него золотых часов на цепочке. Палермо, русский итальянец, вступился за честь соотечественницы, заявив, что отсутствие у нее хороших манер и самый род ее занятий не свидетельствуют об отсутствии у нее доброго нрава, а посему девушка невинна, а он, тухлый янки, заплатит за свой понос. В общем, началась драка. В клубах дыма и парах алкоголя летали стулья и бутылки. Дело удалось замять, но с тем условием, чтобы команда «Вэндженса», к которой принадлежал Палермо, компенсировала заведению ущерб. Ущерб составил около пятисот долларов, еще триста выплатили американцу, согласившемуся принять их в качестве компенсации. Столь незначительная сумма за золотые часы была выплачена ввиду того, что вина девушки так и не была доказана. Американец в итоге принес ей извинения и присоединился с одним из своих товарищей к шумной ватаге с «Вэндженса». И так, выпивая и все больше впадая в лирику, они просидели всю ночь, а потом горячо простились.
Череватенко все же удалось расколоть девицу. С дней своей морской юности питавший фетишистское пристрастие ко всякого рода цепочкам и часам, он купил за сто долларов у вышеупомянутой проститутки американские часы и теперь щеголял ими, не страшась новой встречи с пострадавшим от русской смекалки янки.
«Вэндженс» по-прежнему стоял на якоре, затерянный среди архипелага, состоявшего из нескольких десятков микроскопических островов, тянувшихся вдоль берега Таруты. В этот район моря заходили обычно только более мелкие суда, которые не рисковали сесть на шельфовые рифы. Неторопливые летние сумерки лишь слегка смягчали дневной свет, когда пришло время сниматься с якоря. «Вэндженс» дал полный ход и уже через час бросил якорь в нескольких милях от порта. Сидящий за пультом управления гаком Лешка спустил на воду резиновую лодку с подвесным «ямаховским» мотором. Хотя Рокотов решил сначала оставить боцмана, опытного моряка, на борту «Вэндженса», но позже склонился к мысли взять его с собой. Тот попеременно чертыхался, ныл, жаловался, умолял принять во внимание его седины, хотя и был совершенно лысым. «А то когда еще мне доведется отдохнуть, – с обиженным видом говорил он, – вдруг не успею?» Дудник, слыша этот старческий вздор, усмехался. «Ты еще всех нас переживешь», – отвечал он Череватенко, что вызывало у последнего очередной поток ядреных ругательств. Более того, ему было разрешено попользоваться захваченным ромом, опять же из-за уважения к его сединам. Таким образом несколько коробок с ромом было «списано» для общего пользования.
Наконец все погрузились на лодку, и та, рассекая слегка бурливую поверхность моря, направилась к берегу. Команда приоделась – в этом сказывалось присущее всем морякам, а тем более пиратам, тщеславие и щегольство. Вообще, моряки – народ щеголеватый, и боцман, служивший некогда на корабле, даже став пиратом, в оценке морской военной амуниции на встреченных им матросах и офицерах твердо придерживался кодекса внешнего вида, каким он должен быть у уважающего себя моряка. Он не уставал повторять, что морякам сапоги носить западло, что уважающий себя офицер должен иметь непременно шитый краб, что погоны домиком – дурной тон.
Адаптировавшись к пиратской жизни, боцман не расставался с робой, рваной по бокам. Он сам рвал ее под мышками, чтобы улучшить вентиляцию, испытывая при этом колоссальное удовольствие. Собираясь на берег, он принарядился. Черный платок был повязан на его голове в виде банданы, мощную грудь и солидный живот облекала новая тельняшка, которую он носил навыпуск. На ногах, как мокрые тюленьи спины, сверкали ботинки с обрезанным рантом на титановых подковках. Золотая цепочка свешивалась с пояса, в кармане лежали вышеупомянутые американские часы.
Дудник тоже был в бандане, темно-зеленой, с рисунком из белых костей и черепов. Наряд капитана отличался особенной элегантностью – мягкая широкополая шляпа с пером, черная рубашка, замшевые брюки. Дед был в кожаной жилетке на голое тело, как и Дудник, только у последнего она была из замши, с длинными махрами и серебристыми колечками. Сашка надел тельняшку, а на шею повязал белый платок.
– Только прошу не горячиться, – предупредил Рок, – и много не пить.
Он кивнул на прихлебывающего из бутылки ром Череватенко.
– Зачем же мы тогда идем на берег? – хохотнул тот. – И потом, нам, закаленным волкам, можно промочить горло как следует, а вот тебе, – с насмешливой жалостью взглянул он на Сашку и облизнул обветренные губы, – вообще пить не полагается. Ты ж прошлый раз был никакой, чайка гнилая – и только!
– Это касается всех, – строгим тоном сказал Рокотов.
– Слышь, кэп, – не унимался боцман, – а зачем нам вообще с этим греховодником встречаться? Не проще ли было послать его куда подальше, чтоб ему сдохнуть, как малышу Билли! Чистая рисовка получается, трепак ему на шкентель!
– Все равно когда-нибудь встретиться придется, – пожал плечами Рокотов, – к тому же надо с Морганом перетереть насчет рома.
– Я как раз дегустирую, – хитро улыбнулся боцман, – и могу со всей определенностью заявить, что ром филиппинцы мастрячат так себе, не лучше самогона на шишках, сукияки им в задницу.
– Если он так себе, – улыбнулся Рокотов, – что ж ты его глушишь?
– Я его только продегустировал, – насупился боцман, показывая пустую на треть бутылку.
Порт был довольно большим по масштабам Таруты. Здесь в бухте, со всех сторон закрытой от ветров, разместилась и военно-морская база, и контейнерный терминал с огромными кранами, и небольшой судоремонтный завод. Дальше шли пассажирский терминал и управление порта. В самом конце бухты, где было самое мелкое место, качался старый дебаркадер, используемый в качестве причала для небольших суденышек и моторных лодок. Пришвартовавшись у дебаркадера, Рокотов сунул дежурному матросу десятидолларовую купюру за стоянку, и небольшая команда вышла на берег.
До «Сороковой параллели» отсюда было рукой подать, и через некоторое время, оставив на улице Германа и Сашку, Рок с оставшимися членами команды вошел в ресторан.
Глава 9
Взрыв громыхнул с удвоенной мощью. Фонтан пара, огня и воды поднялся над морем, поражая все живое в радиусе нескольких кабельтовых. Бубух-х-х, водяной столб обрушился назад, оставив на теле моря быстрозатягивающуюся рану. Через минуту все стихло, только гудели судовые дизели, передавая вибрацию всему судну.
Как ни странно, последняя торпеда держалась на плаву. Она еще некоторое время гналась за торпедным катером, пока Дудник не расстрелял ее из пулемета. Снова громыхнул взрыв, и теперь за кормой «Вэндженса» оставался только пенный след от винтов.
– Кажется, оторвались, – боцман настолько увлекся сценой погони, что забыл про свою сигару, держа ее в руке.
Теперь он снова сунул ее в рот и начал пыхтеть, как старый колесный пароход.
– Средний ход, – сказал Сергей Немцу, и тот передал его команду мотористу.
Нос торпедного катера слегка осел, и корабль заскользил по морю спокойно, словно и не было никаких пограничников.
– Куда теперь? – прохрипел боцман.
– Укроемся пока от их радаров среди островов, – решил Рокотов, – не думаю, чтобы они стали вызывать подкрепление.
* * *
Связавшись с Листом, Рокотов продиктовал ему условия, на которых соглашался встретиться с Михеем. Феклистов передал Михею, и тот, немного повыпендривавшись, согласился. Лист опять связался с «Вэндженсом» и передал ответ Михея Року.
– Отлично, – улыбнулся Рок.
– Может, и меня возьмешь? – пряча мольбу за усмешкой, посмотрел на капитана Палермо.
– Тогда это будут не переговоры, а бордель, – рассмеялся тот.
Назарет издал короткий смешок.
– Прошлый раз твой неаполитанский темперамент стоил нам восемь сотен гринов и прочего кошмара, – с иронией произнес он.
Назарет имел в виду один из вечеров, проведенный командой «Вэндженса» в «Сороковой параллели», где Палермо сцепился с американским морским офицером, который обвинил одну из отиравшихся в кабаке проституток в краже у него золотых часов на цепочке. Палермо, русский итальянец, вступился за честь соотечественницы, заявив, что отсутствие у нее хороших манер и самый род ее занятий не свидетельствуют об отсутствии у нее доброго нрава, а посему девушка невинна, а он, тухлый янки, заплатит за свой понос. В общем, началась драка. В клубах дыма и парах алкоголя летали стулья и бутылки. Дело удалось замять, но с тем условием, чтобы команда «Вэндженса», к которой принадлежал Палермо, компенсировала заведению ущерб. Ущерб составил около пятисот долларов, еще триста выплатили американцу, согласившемуся принять их в качестве компенсации. Столь незначительная сумма за золотые часы была выплачена ввиду того, что вина девушки так и не была доказана. Американец в итоге принес ей извинения и присоединился с одним из своих товарищей к шумной ватаге с «Вэндженса». И так, выпивая и все больше впадая в лирику, они просидели всю ночь, а потом горячо простились.
Череватенко все же удалось расколоть девицу. С дней своей морской юности питавший фетишистское пристрастие ко всякого рода цепочкам и часам, он купил за сто долларов у вышеупомянутой проститутки американские часы и теперь щеголял ими, не страшась новой встречи с пострадавшим от русской смекалки янки.
«Вэндженс» по-прежнему стоял на якоре, затерянный среди архипелага, состоявшего из нескольких десятков микроскопических островов, тянувшихся вдоль берега Таруты. В этот район моря заходили обычно только более мелкие суда, которые не рисковали сесть на шельфовые рифы. Неторопливые летние сумерки лишь слегка смягчали дневной свет, когда пришло время сниматься с якоря. «Вэндженс» дал полный ход и уже через час бросил якорь в нескольких милях от порта. Сидящий за пультом управления гаком Лешка спустил на воду резиновую лодку с подвесным «ямаховским» мотором. Хотя Рокотов решил сначала оставить боцмана, опытного моряка, на борту «Вэндженса», но позже склонился к мысли взять его с собой. Тот попеременно чертыхался, ныл, жаловался, умолял принять во внимание его седины, хотя и был совершенно лысым. «А то когда еще мне доведется отдохнуть, – с обиженным видом говорил он, – вдруг не успею?» Дудник, слыша этот старческий вздор, усмехался. «Ты еще всех нас переживешь», – отвечал он Череватенко, что вызывало у последнего очередной поток ядреных ругательств. Более того, ему было разрешено попользоваться захваченным ромом, опять же из-за уважения к его сединам. Таким образом несколько коробок с ромом было «списано» для общего пользования.
Наконец все погрузились на лодку, и та, рассекая слегка бурливую поверхность моря, направилась к берегу. Команда приоделась – в этом сказывалось присущее всем морякам, а тем более пиратам, тщеславие и щегольство. Вообще, моряки – народ щеголеватый, и боцман, служивший некогда на корабле, даже став пиратом, в оценке морской военной амуниции на встреченных им матросах и офицерах твердо придерживался кодекса внешнего вида, каким он должен быть у уважающего себя моряка. Он не уставал повторять, что морякам сапоги носить западло, что уважающий себя офицер должен иметь непременно шитый краб, что погоны домиком – дурной тон.
Адаптировавшись к пиратской жизни, боцман не расставался с робой, рваной по бокам. Он сам рвал ее под мышками, чтобы улучшить вентиляцию, испытывая при этом колоссальное удовольствие. Собираясь на берег, он принарядился. Черный платок был повязан на его голове в виде банданы, мощную грудь и солидный живот облекала новая тельняшка, которую он носил навыпуск. На ногах, как мокрые тюленьи спины, сверкали ботинки с обрезанным рантом на титановых подковках. Золотая цепочка свешивалась с пояса, в кармане лежали вышеупомянутые американские часы.
Дудник тоже был в бандане, темно-зеленой, с рисунком из белых костей и черепов. Наряд капитана отличался особенной элегантностью – мягкая широкополая шляпа с пером, черная рубашка, замшевые брюки. Дед был в кожаной жилетке на голое тело, как и Дудник, только у последнего она была из замши, с длинными махрами и серебристыми колечками. Сашка надел тельняшку, а на шею повязал белый платок.
– Только прошу не горячиться, – предупредил Рок, – и много не пить.
Он кивнул на прихлебывающего из бутылки ром Череватенко.
– Зачем же мы тогда идем на берег? – хохотнул тот. – И потом, нам, закаленным волкам, можно промочить горло как следует, а вот тебе, – с насмешливой жалостью взглянул он на Сашку и облизнул обветренные губы, – вообще пить не полагается. Ты ж прошлый раз был никакой, чайка гнилая – и только!
– Это касается всех, – строгим тоном сказал Рокотов.
– Слышь, кэп, – не унимался боцман, – а зачем нам вообще с этим греховодником встречаться? Не проще ли было послать его куда подальше, чтоб ему сдохнуть, как малышу Билли! Чистая рисовка получается, трепак ему на шкентель!
– Все равно когда-нибудь встретиться придется, – пожал плечами Рокотов, – к тому же надо с Морганом перетереть насчет рома.
– Я как раз дегустирую, – хитро улыбнулся боцман, – и могу со всей определенностью заявить, что ром филиппинцы мастрячат так себе, не лучше самогона на шишках, сукияки им в задницу.
– Если он так себе, – улыбнулся Рокотов, – что ж ты его глушишь?
– Я его только продегустировал, – насупился боцман, показывая пустую на треть бутылку.
Порт был довольно большим по масштабам Таруты. Здесь в бухте, со всех сторон закрытой от ветров, разместилась и военно-морская база, и контейнерный терминал с огромными кранами, и небольшой судоремонтный завод. Дальше шли пассажирский терминал и управление порта. В самом конце бухты, где было самое мелкое место, качался старый дебаркадер, используемый в качестве причала для небольших суденышек и моторных лодок. Пришвартовавшись у дебаркадера, Рокотов сунул дежурному матросу десятидолларовую купюру за стоянку, и небольшая команда вышла на берег.
До «Сороковой параллели» отсюда было рукой подать, и через некоторое время, оставив на улице Германа и Сашку, Рок с оставшимися членами команды вошел в ресторан.
Глава 9
«Сороковая параллель» была заведением причудливым и веселым. Вывеска была сделана в виде бригантины, по борту которой бежали переливчатые буквы. Как только вы пересекали порог этого кабака, вас встречал оскал гипсового черепа, висящего на стене поверх двух таких же гипсовых скрещенных костей. Чуть дальше с левой стороны на вас свирепым взглядом смотрела бронзовая голова Генри Моргана, над которой, закрепленный на выпирающем из стены куске мачты, висел черный драный лоскут паруса. Череватенко не упускал случая состроить рожу жестокому Моргану и по-свойски потрепать по плечу Уильяма Кидда, деревянная раскрашенная скульптура которого высилась справа от прохода. Того самого Уильяма Кидда, или малыша Билли, чей жребий казался боцману вполне пригодным для того, чтобы свести в могилу проклятого Михея. Неподалеку от фигуры Кидда торчало древко пиратского флага, а само полотнище всякий раз падало на лицо проходящего мимо посетителя. Зал представлял собой разделенное на три анфилады тускло освещенное пространство, похожее на широкую реку с рукавами. Китайские ширмы и прибитые к стенам веера разряжали несколько мрачноватую обстановку заведения.
Пробиваясь сквозь клубы синевато-зеленого света и сизого дыма, не стараясь перекричать оголтелую толпу матросни и прочего люда, отбиваясь от надоедливых проституток, Рокотов вел свою ватагу, кидая по сторонам невозмутимые взгляды и жестом приветствуя знакомых матросов, офицеров и пиратов. Он сразу узнал феклистовских ребят, те салютовали команде «Вэндженса» пронзительным свистом, порядком накачанные, пыхтящие сигаретами и сигарами. Сам Лист сидел с двумя своими бригадирами чуть поодаль и потягивал саке, разливая его по чашкам из бирюзового керамического кувшинчика.
Рокотов поздоровался с Листом, светловолосым, темноусым молодцом с хриплым голосом и заячьей губой. Сцена находилась в глубине разбитого на рукава зала, и потому, когда Роджер, как называли здешнего пианиста, кубинца Хосе Родригеса, заиграл джаз, сюда, к шкентелю изогнутой стойки, тянущейся словно пенный след за кормой, сгустки мелодии доплывали, размытые шумом и освещением. Этот свет бутылочных днищ колыхался подобно гигантскому клубку морских водорослей. Люди плавали в нем точно рыбы.
– Америкашки заказали, – пренебрежительно усмехнулся Лист, имея в виду джаз, которого он терпеть не мог, – их тут сегодня пруд пруди. А эти, – кивнул он в сторону кучки возбужденных спиртным офицеров, – два списанных зенитных орудия продали и теперь гуляют.
– Морган здесь? – спросил Рок, провожая взглядом направившихся к стойке боцмана и Деда. Дудник остался стоять рядом с капитаном.
– Не знаю, я его не видел, – вяло ответил Лист, – Михея тоже нет.
– Зато офицерья полно, – мотнул головой Рок и, наткнувшись взглядом на мичмана сторожевика под номером «три», кивнул ему, – вон и Захаров.
Форма на мичмане сидела как влитая, погоны с белым кантом порхали белыми чайками в зеленой полутьме слабовибрирующего в джазовом угаре зала. Мичман держался чуть поодаль от своей команды, независимым и гордым видом компенсируя репутацию завзятого взяточника.
– Ладно, – кивнул Рокотов Листу, – пойду к своим.
Проходя мимо мичмана, он задержался.
– Слышал, как ты от Аникина ушел, – усмехнулся Захаров, его чеканный профиль смягчился, – ему вставили по самую сурепку за перерасход боезапаса. Везет тебе, Рок. Аника тоже хорош, – повел он плечами, – палить из торпед по скоростному катеру!
– Он просто разнервничался, – пожал плечами Рокотов.
– Кстати, – Захаров сделал вид, будто что-то вспомнил, – завтра мы у архипелага будем, там япошки краба ловят… незаконно, конечно… – он хитро и выжидательно посмотрел на Рока.
– Ну и что? – в упор взглянул на проныру-мичмана Рокотов.
– Наш кэп предлагает твоим ребятам «желтых» пощекотать и поделить добычу.
– А вы сами не можете или не хотите белые перчатки пачкать? – ухмыльнулся Рок.
– Это деловое предложение, – улыбнулся мичман, – мы вас прикроем.
– Пятьдесят процентов, – кивнул Рок.
– Тридцать, – в улыбке мичмана засквозило льстивое лукавство.
– Пятьдесят, – отрезал Рок, – иначе ищи себе другого исполнителя.
Его раздражала жадность некоторых офицеров при том, что они не хотели ввязываться в драку, рисковать.
– Ни Анго, ни Кидд, – упомянул он известных в прошлом пиратов, начавших как адмиралы и закончивших: один – став богатейшим человеком Франции, другой – на виселице, – не боялись запачкаться, и если уж вы хотите загребать жар чужими руками, то делитесь как положено. Мало того, что вы берете за то, что просто разрешаете кое-кому тихо-мирно проплыть туда-обратно у вас под носом, так вы еще и здесь, предлагая всю работу сделать другим, готовы съесть бедных пиратов с потрохами!
Мичман скривился.
– Мальчики, – в руку Рокотову вцепилась пьяная рыжеволосая девица в короткой юбке и сильно декольтированной кофточке, – чего вы такие грустные? Пошли, повеселимся.
– Не сейчас, – выдернул у нее свою руку Рок.
– Мой рыцарь тут? – Девица чуть не упала на Рока – тот вовремя ее поддержал.
– Нет, – Рок понял, что она имеет в виду Палермо.
Это была та самая проститутка, которую спас от янки Палермо и которую здесь все звали Мария-Магдалена.
– А! – презрительно махнула она рукой. – Какая у тебя шляпа-а! – захихикала Магдалена и попыталась дотянуться рукой до головного убора Сергея. – Краса-авчик, ты меня не хочешь?
– Леди, – отстранил ее от себя Рок, – вам бы сейчас не помешала горячая ванна или холодный душ. К тому же мы заняты, так что идите…
– Нахал ты, Рок, – икнув, выдавила она из себя и шаткой походкой пошла прочь.
– Мое условие – половина, – резким тоном повторил Рок, – хотя и это, конечно, свинство.
– Я передам кэпу, – Захаров чуть наклонил голову вперед.
Рок оставил его и направился в глубь зала. Звуки джаза не стихали, теперь это была другая мелодия, более динамичная, зажигательная.
Рокотов сделал еще несколько шагов и обогнул угол. Череватенко и вся команда были у стойки, где, осененный изрезанной, висевшей на стене «тельняшкой Дрейка», как в шутку обозвали эту достопримечательность «Параллели» моряки, смешивал коктейли бармен – широколицый улыбчивый парень с голым торсом. На его потной шее висело пышное жабо, на макушке чудом держалась игрушечных размеров треуголка.
– Привет, Дым, – улыбнулся бармену Рокотов, – как дела? Хозяева тут?
– Дела кипят, – усмехнулся тот, – из хозяев – одна хозяйка.
В углу на стойке покоилась уменьшенная копия бронзовой головы Моргана. С потолка, декоративно расправленная, подобранная через равные промежутки, свисала рыболовная сеть, на полках со спиртным нашлось место для макета испанского галеона. «Тельняшка Дрейка» была окружена висевшими на бесцветных нитках курительными трубками марки Dunhill, Bit Choke, Peterson – в основном коньячно-вишневого цвета, с изогнутыми и прямыми мундштуками, большими, маленькими, на любой вкус.
Меж бамбуковых столиков сновали легкие, одетые в шорты-трусы и завязанные на животе узлом кофточки официантки. Их, юрких, как джонки, домогались жадные руки пьяных моряков. По углам зала тянули к потолку изрезанные листья живые пальмы в огромных кадках. За порядком в зале наблюдали два огромных молчаливых детины в тельняшках и бескозырках, с дубинками на поясе.
– Подвинься, юнга, – Череватенко бесцеремонно отстранил локоть спавшего на стойке, возле пустой рюмки, матроса.
– Я… те… – заплетающимся языком проговорил матрос и снова засопел.
– Бескозырку потеряешь, – кивнул на лежавший рядом с матросом головной убор Череватенко. – Эх, волки морские, – тряхнул он своей лысой, стянутой банданой головой и, затушив в пепельнице окурок сигары, вынул откуда-то из-за пояса новую, – разве так можно? Молоко на губах не обсохло, а напиваются как черти. Помнится, я…
Историю рассказать боцману не пришлось, потому что из-за разноцветных кулис, сбоку, вышла хрупкая темноволосая женщина. Ее живые черные глаза, окинув пьющих за стойкой пиратов и матросов, остановились на Роке. Он улыбнулся, она ответила ему сдержанной улыбкой, в которой сквозило превосходство женщины, любимой мужчинами. На брюнетке были облегающие коричневые брюки и блузка с рисунком «под леопарда». Прямая, с гордой осанкой, она производила впечатление владеющей своими эмоциями женщины, которой не чужда тщеславная убежденность в собственной неотразимости. В руке она держала сигарету с длинным черным мундштуком. Она слегка щурилась от дыма, но это столь естественное движение век казалось у нее дополнительным проявлением спесивого высокомерия.
– Привет, Рок… Как ты? – монотонным голосом произнесла она.
– Отлично. – Рок кивнул бармену: – Мне как обычно.
– Что вы находите в этом саке? – с насмешкой спросила женщина.
– В нем чуть больше двадцати градусов… – пожал плечами Рок и, сняв шляпу, положил ее на стойку рядом с собой. – Идеальный градус для того, кто не хочет сильно пьянеть.
– Это смотря сколько выпить, – стрельнула в Рока глазами женщина. – Пришли расслабиться, – с ироничным пониманием кивнула она. – Что-то давненько не заглядывали.
– Расслабиться тоже, Кристи, но, вообще-то, хотел с Морганом пообщаться.
– Он скоро будет, – бесстрастно, после небольшой паузы, сказала она, – только у него от меня секретов нет.
– Да я знаю, – Рокотов посмотрел по сторонам, – просто не хотел отрывать тебя от работы.
– Общение с клиентами – это и есть моя работа, – улыбнулась она заученно обворожительной улыбкой. – Пойдем в кабинет, – она решительно, но в то же время плавно взяла его под руку и увлекла за занавеску из бамбуковых висюлек, где располагался их с Морганом кабинет.
Через Моргана, который на пару с Кристиной владел «Сороковой параллелью», Сергей частенько сбывал контрабандный товар. Он прошел вслед за Кристиной в кабинет, предварительно забрав у боцмана бутылку и шепнув, чтобы все оставались на своих местах.
– Все нормально, кэп, – махнул рукой Червь и устроился вместе с Дедом и Дудником за маленьким столиком, который только что освободился. С этого места был виден почти весь зал, хорошо просматривался вход и было довольно далеко от рояля, где Роджер начал играть уже третью джазовую мелодию по заказу американцев. Боцман не очень-то уважал джаз, предпочитая более легкую музыку.
– Проходи, чего стоишь? – Кристина с шутливой улыбкой, чуть тронувшей уголки ее ярко накрашенных губ, посмотрела на Рока. – Или ты меня боишься? Я не кусаюсь…
Она натянуто рассмеялась. Року мерещилась в этом смехе червоточинка скрытой обиды.
Рокотов положил шляпу на небольшой комод, где стоял миниатюрный торшер, абажур которого был декорирован под восточный мотив, а подставка представляла собой серебряный колокол. Между абажуром и подставкой был зажат шар из синего стекла. Рядом с торшером лежал потрепанный том Ветхого Завета, который так любил цитировать Морган. Сергей неторопливо уселся в кресло с изогнутой спинкой, в то время как Кристина приглашала его на застеленный тигровой шкурой диван.
Кабинет четы Морганов, как называли на острове Кристину и ее любовника, больше походил бы на будуар восемнадцатого века, если бы не местный колорит: китайская дребедень, две тигровые шкуры – одна на диване, другая на стене, вазы и фонарики. Кристина любила антиквариат, но у нее, несмотря на весь ее внешний лоск, не хватало вкуса, чтобы не смешивать старинную мебель из благородных древесных пород с дешевыми сувенирами китайского и корейского происхождения.
Кристина открыла дверь, тронула бамбуковые занавески и, не выглядывая в зал, позвала Дыма.
– Скажи Шаолин, чтоб принесла саке и сукияки для моего гостя.
– О’кей, – откликнулся Дым, придерживая бамбуковые занавески.
К тому моменту обстановка в зале еще не была такой накаленной, какой она стала после того, как группа танцующих возле сцены повалилась на пол.
Затворив дверь, Кристина снова расположилась на диване, закинув ногу на ногу и устремив на Рока долгий изучающий взгляд из-под опущенных век.
– Ты по-прежнему не хочешь продать мне эту яхту? – обратился он к ней.
Не в силах оставаться на месте или чувствуя себя неловко под этим холодным взглядом, он подошел к грациозной тумбочке из дуба и взял в руки макет вытянутой в форме пироги лодки. Такие быстроходные моторные яхты использовались контрабандистами в двадцатые годы прошлого столетия для перевозки спиртного, когда в Америке царил сухой закон. Рок любовно погладил корпус судна, выполненный из красного дерева, и пошевелил пальцем один из миниатюрных люков, в котором прятался такой же миниатюрный электромотор.
– А что я скажу Моргану?
– Разве он не потакает всем твоим прихотям? – с рассеянным лукавством улыбнулся Рок.
– Я угощу тебя саке, как ты и хотел, а к нему сукияки, хорошо? – ушла от прямого ответа Кристина. – А это что? – с кокетливым удивлением посмотрела на початую бутылку рома, поставленную Роком на комод – словно она только сейчас заметила ее.
– Товар, который я намерен предложить кое-кому…
– Так как насчет саке?
Рок кивнул. Кристина еще больше опустила веки, казалось, она дремала или погрузилась в воспоминания.
– Я все думаю о том времени, – медленно начала она, и только по легкой дрожи ее губ можно было догадаться о волнении, которое она в себе подавляла, – когда ты называл меня пантерой и…
– Не продолжай, – Рок поморщился от досады. – Тогда все было по-другому… Ну так что насчет яхты?
Он держал макет за два никелированных болта, с помощью которых корпус судна был привинчен к подставке.
– Ах, не продолжать! – презрительно выпятила она верхнюю губу и подобрала нижнюю. – Какие мы нежные, какие мы уязвимые!
– Ты сегодня не с той ноги встала или Морган тебя расстроил? – невесело усмехнулся Рок. – В любом случае, если ты намерена общаться в подобном тоне, то мне лучше подождать Моргана в баре.
– Извини, – судорожно усмехнулась Кристина, – нервы ни к черту. Ты бы хотел жить в Америке в начале века? – резко сменила она тему.
– И заниматься контрабандой спиртного? – Рок сделал вид, что ничего не произошло. – Я и так ею занимаюсь. У меня дело к Моргану.
– И кому же ты хочешь продать партию рома? – Кристина облокотилась на спинку дивана, но, как ни пыталась придать своему телу расслабленно-ленивую позу, ее выдавала напряженная шея и подрагивание ноги. – Молчишь? – передернула она плечами. – Ты же знаешь, многие сделки устраиваю лично я, без Моргана.
Рок молчал, глядя на черно-белую фотографию закованной в камень набережной Сены, на снующие лодки и лениво ползущие баркасы. Наконец, не выдержав этой затяжной паузы, Кристина резко поднялась с дивана и, открыв резной шкаф, достала оттуда терракотовую, изрисованную синими и оранжевыми узорами шаль. Укрыв ею плечи, словно в комнате было прохладно, она вернулась на свое место.
– Помнишь, ты подарил мне ее в тот день, когда мы впервые переспали… – вздохнула она и тут же насмешливо улыбнулась, чтобы Рок не мог уличить ее в слабости.
Конечно, он помнил. Он тогда не стал ей говорить, что эту безумно дорогую индийскую шаль он приобрел у самого Моргана, который ввиду того, что не хотел тратиться на нее, не стал показывать ее Кристине. В тот день команда «Вэндженса» удачно сбыла полторы тонны трепанга японским контрабандистам и отправилась праздновать сделку в «Параллель».
– У тебя после меня была куча любовников, Кристи, – гася раздражение – он не любил, когда ему напоминали о прошлом, – сказал Рок, – ты увлеклась тогда каким-то юнгой, я просто не стал тебе мешать. Твоя беда в том, что ты переменчива, как море, и сама порой не знаешь, что хочешь.
– Занятно выслушивать от тебя такую критику! – хмыкнула она. – Я хочу вернуть тебя, Рок, – решительно проговорила она, и меж ее черных бровей залегла на миг упрямая складка.
– Я не вернусь, – посмотрел он на нее исподлобья, – и потом, что это за блажь?
– Я ждала тебя… – она бросила на него призывный взгляд и сразу же отвела его, как только поняла, что он глух к ее призыву.
– Значит, яхту ты мне продавать не хочешь… – Рок хотел увести разговор от опасной темы.
– Если я тебе ее продам, ты совсем забудешь сюда дорогу…
Кристи кокетничала, она как никто знала, сколько контрабандного товара и денег проходит через руки ее постоянного любовника – Моргана. Рокотов давно сотрудничал с изворотливым хозяином кабака и не стал бы отказываться от этого сотрудничества без весомой причины. Таковой не могло стать даже любовное приключение, пережитое Сергеем и Кристиной.
В этот момент в дверь деликатно постучали. Вошла Шаолин, официантка, полукровка. Мать у нее была китаянка, отец – русский моряк, не вернувшийся из плавания. Ее непроницаемо-красивое лицо озарилось заученно-радушной улыбкой. Она постелила на покрытый черным китайским лаком стол красную скатерть и снова вышла, но лишь затем, чтобы внести поднос с едой и саке. Ловкими движениями она поставила на скатерть блюдо с сукияки, миску с разбитым свежим яйцом, кувшинчик с саке и палочки.
Пробиваясь сквозь клубы синевато-зеленого света и сизого дыма, не стараясь перекричать оголтелую толпу матросни и прочего люда, отбиваясь от надоедливых проституток, Рокотов вел свою ватагу, кидая по сторонам невозмутимые взгляды и жестом приветствуя знакомых матросов, офицеров и пиратов. Он сразу узнал феклистовских ребят, те салютовали команде «Вэндженса» пронзительным свистом, порядком накачанные, пыхтящие сигаретами и сигарами. Сам Лист сидел с двумя своими бригадирами чуть поодаль и потягивал саке, разливая его по чашкам из бирюзового керамического кувшинчика.
Рокотов поздоровался с Листом, светловолосым, темноусым молодцом с хриплым голосом и заячьей губой. Сцена находилась в глубине разбитого на рукава зала, и потому, когда Роджер, как называли здешнего пианиста, кубинца Хосе Родригеса, заиграл джаз, сюда, к шкентелю изогнутой стойки, тянущейся словно пенный след за кормой, сгустки мелодии доплывали, размытые шумом и освещением. Этот свет бутылочных днищ колыхался подобно гигантскому клубку морских водорослей. Люди плавали в нем точно рыбы.
– Америкашки заказали, – пренебрежительно усмехнулся Лист, имея в виду джаз, которого он терпеть не мог, – их тут сегодня пруд пруди. А эти, – кивнул он в сторону кучки возбужденных спиртным офицеров, – два списанных зенитных орудия продали и теперь гуляют.
– Морган здесь? – спросил Рок, провожая взглядом направившихся к стойке боцмана и Деда. Дудник остался стоять рядом с капитаном.
– Не знаю, я его не видел, – вяло ответил Лист, – Михея тоже нет.
– Зато офицерья полно, – мотнул головой Рок и, наткнувшись взглядом на мичмана сторожевика под номером «три», кивнул ему, – вон и Захаров.
Форма на мичмане сидела как влитая, погоны с белым кантом порхали белыми чайками в зеленой полутьме слабовибрирующего в джазовом угаре зала. Мичман держался чуть поодаль от своей команды, независимым и гордым видом компенсируя репутацию завзятого взяточника.
– Ладно, – кивнул Рокотов Листу, – пойду к своим.
Проходя мимо мичмана, он задержался.
– Слышал, как ты от Аникина ушел, – усмехнулся Захаров, его чеканный профиль смягчился, – ему вставили по самую сурепку за перерасход боезапаса. Везет тебе, Рок. Аника тоже хорош, – повел он плечами, – палить из торпед по скоростному катеру!
– Он просто разнервничался, – пожал плечами Рокотов.
– Кстати, – Захаров сделал вид, будто что-то вспомнил, – завтра мы у архипелага будем, там япошки краба ловят… незаконно, конечно… – он хитро и выжидательно посмотрел на Рока.
– Ну и что? – в упор взглянул на проныру-мичмана Рокотов.
– Наш кэп предлагает твоим ребятам «желтых» пощекотать и поделить добычу.
– А вы сами не можете или не хотите белые перчатки пачкать? – ухмыльнулся Рок.
– Это деловое предложение, – улыбнулся мичман, – мы вас прикроем.
– Пятьдесят процентов, – кивнул Рок.
– Тридцать, – в улыбке мичмана засквозило льстивое лукавство.
– Пятьдесят, – отрезал Рок, – иначе ищи себе другого исполнителя.
Его раздражала жадность некоторых офицеров при том, что они не хотели ввязываться в драку, рисковать.
– Ни Анго, ни Кидд, – упомянул он известных в прошлом пиратов, начавших как адмиралы и закончивших: один – став богатейшим человеком Франции, другой – на виселице, – не боялись запачкаться, и если уж вы хотите загребать жар чужими руками, то делитесь как положено. Мало того, что вы берете за то, что просто разрешаете кое-кому тихо-мирно проплыть туда-обратно у вас под носом, так вы еще и здесь, предлагая всю работу сделать другим, готовы съесть бедных пиратов с потрохами!
Мичман скривился.
– Мальчики, – в руку Рокотову вцепилась пьяная рыжеволосая девица в короткой юбке и сильно декольтированной кофточке, – чего вы такие грустные? Пошли, повеселимся.
– Не сейчас, – выдернул у нее свою руку Рок.
– Мой рыцарь тут? – Девица чуть не упала на Рока – тот вовремя ее поддержал.
– Нет, – Рок понял, что она имеет в виду Палермо.
Это была та самая проститутка, которую спас от янки Палермо и которую здесь все звали Мария-Магдалена.
– А! – презрительно махнула она рукой. – Какая у тебя шляпа-а! – захихикала Магдалена и попыталась дотянуться рукой до головного убора Сергея. – Краса-авчик, ты меня не хочешь?
– Леди, – отстранил ее от себя Рок, – вам бы сейчас не помешала горячая ванна или холодный душ. К тому же мы заняты, так что идите…
– Нахал ты, Рок, – икнув, выдавила она из себя и шаткой походкой пошла прочь.
– Мое условие – половина, – резким тоном повторил Рок, – хотя и это, конечно, свинство.
– Я передам кэпу, – Захаров чуть наклонил голову вперед.
Рок оставил его и направился в глубь зала. Звуки джаза не стихали, теперь это была другая мелодия, более динамичная, зажигательная.
Рокотов сделал еще несколько шагов и обогнул угол. Череватенко и вся команда были у стойки, где, осененный изрезанной, висевшей на стене «тельняшкой Дрейка», как в шутку обозвали эту достопримечательность «Параллели» моряки, смешивал коктейли бармен – широколицый улыбчивый парень с голым торсом. На его потной шее висело пышное жабо, на макушке чудом держалась игрушечных размеров треуголка.
– Привет, Дым, – улыбнулся бармену Рокотов, – как дела? Хозяева тут?
– Дела кипят, – усмехнулся тот, – из хозяев – одна хозяйка.
В углу на стойке покоилась уменьшенная копия бронзовой головы Моргана. С потолка, декоративно расправленная, подобранная через равные промежутки, свисала рыболовная сеть, на полках со спиртным нашлось место для макета испанского галеона. «Тельняшка Дрейка» была окружена висевшими на бесцветных нитках курительными трубками марки Dunhill, Bit Choke, Peterson – в основном коньячно-вишневого цвета, с изогнутыми и прямыми мундштуками, большими, маленькими, на любой вкус.
Меж бамбуковых столиков сновали легкие, одетые в шорты-трусы и завязанные на животе узлом кофточки официантки. Их, юрких, как джонки, домогались жадные руки пьяных моряков. По углам зала тянули к потолку изрезанные листья живые пальмы в огромных кадках. За порядком в зале наблюдали два огромных молчаливых детины в тельняшках и бескозырках, с дубинками на поясе.
– Подвинься, юнга, – Череватенко бесцеремонно отстранил локоть спавшего на стойке, возле пустой рюмки, матроса.
– Я… те… – заплетающимся языком проговорил матрос и снова засопел.
– Бескозырку потеряешь, – кивнул на лежавший рядом с матросом головной убор Череватенко. – Эх, волки морские, – тряхнул он своей лысой, стянутой банданой головой и, затушив в пепельнице окурок сигары, вынул откуда-то из-за пояса новую, – разве так можно? Молоко на губах не обсохло, а напиваются как черти. Помнится, я…
Историю рассказать боцману не пришлось, потому что из-за разноцветных кулис, сбоку, вышла хрупкая темноволосая женщина. Ее живые черные глаза, окинув пьющих за стойкой пиратов и матросов, остановились на Роке. Он улыбнулся, она ответила ему сдержанной улыбкой, в которой сквозило превосходство женщины, любимой мужчинами. На брюнетке были облегающие коричневые брюки и блузка с рисунком «под леопарда». Прямая, с гордой осанкой, она производила впечатление владеющей своими эмоциями женщины, которой не чужда тщеславная убежденность в собственной неотразимости. В руке она держала сигарету с длинным черным мундштуком. Она слегка щурилась от дыма, но это столь естественное движение век казалось у нее дополнительным проявлением спесивого высокомерия.
– Привет, Рок… Как ты? – монотонным голосом произнесла она.
– Отлично. – Рок кивнул бармену: – Мне как обычно.
– Что вы находите в этом саке? – с насмешкой спросила женщина.
– В нем чуть больше двадцати градусов… – пожал плечами Рок и, сняв шляпу, положил ее на стойку рядом с собой. – Идеальный градус для того, кто не хочет сильно пьянеть.
– Это смотря сколько выпить, – стрельнула в Рока глазами женщина. – Пришли расслабиться, – с ироничным пониманием кивнула она. – Что-то давненько не заглядывали.
– Расслабиться тоже, Кристи, но, вообще-то, хотел с Морганом пообщаться.
– Он скоро будет, – бесстрастно, после небольшой паузы, сказала она, – только у него от меня секретов нет.
– Да я знаю, – Рокотов посмотрел по сторонам, – просто не хотел отрывать тебя от работы.
– Общение с клиентами – это и есть моя работа, – улыбнулась она заученно обворожительной улыбкой. – Пойдем в кабинет, – она решительно, но в то же время плавно взяла его под руку и увлекла за занавеску из бамбуковых висюлек, где располагался их с Морганом кабинет.
Через Моргана, который на пару с Кристиной владел «Сороковой параллелью», Сергей частенько сбывал контрабандный товар. Он прошел вслед за Кристиной в кабинет, предварительно забрав у боцмана бутылку и шепнув, чтобы все оставались на своих местах.
– Все нормально, кэп, – махнул рукой Червь и устроился вместе с Дедом и Дудником за маленьким столиком, который только что освободился. С этого места был виден почти весь зал, хорошо просматривался вход и было довольно далеко от рояля, где Роджер начал играть уже третью джазовую мелодию по заказу американцев. Боцман не очень-то уважал джаз, предпочитая более легкую музыку.
* * *
– Проходи, чего стоишь? – Кристина с шутливой улыбкой, чуть тронувшей уголки ее ярко накрашенных губ, посмотрела на Рока. – Или ты меня боишься? Я не кусаюсь…
Она натянуто рассмеялась. Року мерещилась в этом смехе червоточинка скрытой обиды.
Рокотов положил шляпу на небольшой комод, где стоял миниатюрный торшер, абажур которого был декорирован под восточный мотив, а подставка представляла собой серебряный колокол. Между абажуром и подставкой был зажат шар из синего стекла. Рядом с торшером лежал потрепанный том Ветхого Завета, который так любил цитировать Морган. Сергей неторопливо уселся в кресло с изогнутой спинкой, в то время как Кристина приглашала его на застеленный тигровой шкурой диван.
Кабинет четы Морганов, как называли на острове Кристину и ее любовника, больше походил бы на будуар восемнадцатого века, если бы не местный колорит: китайская дребедень, две тигровые шкуры – одна на диване, другая на стене, вазы и фонарики. Кристина любила антиквариат, но у нее, несмотря на весь ее внешний лоск, не хватало вкуса, чтобы не смешивать старинную мебель из благородных древесных пород с дешевыми сувенирами китайского и корейского происхождения.
Кристина открыла дверь, тронула бамбуковые занавески и, не выглядывая в зал, позвала Дыма.
– Скажи Шаолин, чтоб принесла саке и сукияки для моего гостя.
– О’кей, – откликнулся Дым, придерживая бамбуковые занавески.
К тому моменту обстановка в зале еще не была такой накаленной, какой она стала после того, как группа танцующих возле сцены повалилась на пол.
Затворив дверь, Кристина снова расположилась на диване, закинув ногу на ногу и устремив на Рока долгий изучающий взгляд из-под опущенных век.
– Ты по-прежнему не хочешь продать мне эту яхту? – обратился он к ней.
Не в силах оставаться на месте или чувствуя себя неловко под этим холодным взглядом, он подошел к грациозной тумбочке из дуба и взял в руки макет вытянутой в форме пироги лодки. Такие быстроходные моторные яхты использовались контрабандистами в двадцатые годы прошлого столетия для перевозки спиртного, когда в Америке царил сухой закон. Рок любовно погладил корпус судна, выполненный из красного дерева, и пошевелил пальцем один из миниатюрных люков, в котором прятался такой же миниатюрный электромотор.
– А что я скажу Моргану?
– Разве он не потакает всем твоим прихотям? – с рассеянным лукавством улыбнулся Рок.
– Я угощу тебя саке, как ты и хотел, а к нему сукияки, хорошо? – ушла от прямого ответа Кристина. – А это что? – с кокетливым удивлением посмотрела на початую бутылку рома, поставленную Роком на комод – словно она только сейчас заметила ее.
– Товар, который я намерен предложить кое-кому…
– Так как насчет саке?
Рок кивнул. Кристина еще больше опустила веки, казалось, она дремала или погрузилась в воспоминания.
– Я все думаю о том времени, – медленно начала она, и только по легкой дрожи ее губ можно было догадаться о волнении, которое она в себе подавляла, – когда ты называл меня пантерой и…
– Не продолжай, – Рок поморщился от досады. – Тогда все было по-другому… Ну так что насчет яхты?
Он держал макет за два никелированных болта, с помощью которых корпус судна был привинчен к подставке.
– Ах, не продолжать! – презрительно выпятила она верхнюю губу и подобрала нижнюю. – Какие мы нежные, какие мы уязвимые!
– Ты сегодня не с той ноги встала или Морган тебя расстроил? – невесело усмехнулся Рок. – В любом случае, если ты намерена общаться в подобном тоне, то мне лучше подождать Моргана в баре.
– Извини, – судорожно усмехнулась Кристина, – нервы ни к черту. Ты бы хотел жить в Америке в начале века? – резко сменила она тему.
– И заниматься контрабандой спиртного? – Рок сделал вид, что ничего не произошло. – Я и так ею занимаюсь. У меня дело к Моргану.
– И кому же ты хочешь продать партию рома? – Кристина облокотилась на спинку дивана, но, как ни пыталась придать своему телу расслабленно-ленивую позу, ее выдавала напряженная шея и подрагивание ноги. – Молчишь? – передернула она плечами. – Ты же знаешь, многие сделки устраиваю лично я, без Моргана.
Рок молчал, глядя на черно-белую фотографию закованной в камень набережной Сены, на снующие лодки и лениво ползущие баркасы. Наконец, не выдержав этой затяжной паузы, Кристина резко поднялась с дивана и, открыв резной шкаф, достала оттуда терракотовую, изрисованную синими и оранжевыми узорами шаль. Укрыв ею плечи, словно в комнате было прохладно, она вернулась на свое место.
– Помнишь, ты подарил мне ее в тот день, когда мы впервые переспали… – вздохнула она и тут же насмешливо улыбнулась, чтобы Рок не мог уличить ее в слабости.
Конечно, он помнил. Он тогда не стал ей говорить, что эту безумно дорогую индийскую шаль он приобрел у самого Моргана, который ввиду того, что не хотел тратиться на нее, не стал показывать ее Кристине. В тот день команда «Вэндженса» удачно сбыла полторы тонны трепанга японским контрабандистам и отправилась праздновать сделку в «Параллель».
– У тебя после меня была куча любовников, Кристи, – гася раздражение – он не любил, когда ему напоминали о прошлом, – сказал Рок, – ты увлеклась тогда каким-то юнгой, я просто не стал тебе мешать. Твоя беда в том, что ты переменчива, как море, и сама порой не знаешь, что хочешь.
– Занятно выслушивать от тебя такую критику! – хмыкнула она. – Я хочу вернуть тебя, Рок, – решительно проговорила она, и меж ее черных бровей залегла на миг упрямая складка.
– Я не вернусь, – посмотрел он на нее исподлобья, – и потом, что это за блажь?
– Я ждала тебя… – она бросила на него призывный взгляд и сразу же отвела его, как только поняла, что он глух к ее призыву.
– Значит, яхту ты мне продавать не хочешь… – Рок хотел увести разговор от опасной темы.
– Если я тебе ее продам, ты совсем забудешь сюда дорогу…
Кристи кокетничала, она как никто знала, сколько контрабандного товара и денег проходит через руки ее постоянного любовника – Моргана. Рокотов давно сотрудничал с изворотливым хозяином кабака и не стал бы отказываться от этого сотрудничества без весомой причины. Таковой не могло стать даже любовное приключение, пережитое Сергеем и Кристиной.
В этот момент в дверь деликатно постучали. Вошла Шаолин, официантка, полукровка. Мать у нее была китаянка, отец – русский моряк, не вернувшийся из плавания. Ее непроницаемо-красивое лицо озарилось заученно-радушной улыбкой. Она постелила на покрытый черным китайским лаком стол красную скатерть и снова вышла, но лишь затем, чтобы внести поднос с едой и саке. Ловкими движениями она поставила на скатерть блюдо с сукияки, миску с разбитым свежим яйцом, кувшинчик с саке и палочки.