При выключении правого полушария мир звуков меркнет. Все, что не является человеческой речью, перестает волновать, обращать на себя внимание. Грохот весеннего грома, курлыканье журавлей в осеннем небе, заразительный смех ребенка, кукареканье петуха — все кажется однообразным, неинтересным шумом. Из-за неспособности разобраться во всей многообразной гамме бытовых и природных шумов испытуемые не могут получить удовольствия от спектакля, прослушанного по радио. Веселый перестук девичьих каблучков по каменным ступеням лестницы, нежные трели соловья, дополняющие поэтическую картину ночи, трагический звук выстрела, вой сирены воздушной тревоги — все сливается в однообразный шум, нисколько не помогая воспринимать радиопостановку, а только мешая вникнуть в ее содержание.
Мир музыки доступен только правому полушарию. После правостороннего электрошока музыка перестает интересовать испытуемых. Они не способны заметить существенной разницы между двумя музыкальными фразами, если их ритм совпадает, не узнают мелодии знакомых песен, отрывки из широкоизвестных музыкальных произведений. Человек утрачивает способность и желание петь. Даже при музыкальном сопровождении он безбожно фальшивит. Интересно, что способность узнавать мелодии восстанавливается после правостороннего шока значительно раньше, чем умение петь. Нужно ли говорить, что умением исполнить музыкальное произведение тоже нарушается вместе с расстройством прочих музыкальных способностей. Оно затруднено еще и потому, что при игре на многих музыкальных инструментах, в частности на скрипке, левой руке, руководимой правым, музыкальным полушарием, доверяется самая ответственная часть исполнительской деятельности, и трудно рассчитывать, что в период его инактивации работа этой руки окажется на высоте.
После правостороннего шока на 10—20 минут нарушаются двигательные функции. Человек не может самостоятельно одеться. Затруднения вызывают рукава, длинные полы халата, пуговицы, пояс. После выключения правого полушария человек как бы забывает, где у него руки и ноги. Трудно выполнять действия, для осуществления которых необходимо знать точное расположение частей своего тела. Трудно вспомнить, где правая, а где левая рука, еще труднее показать правую руку у любого из присутствующих.
В момент выключения правого полушария человек перестает замечать то, что находится слева. Если попросить рассказать, что он видит на картине, находящейся у него перед глазами, он расскажет только о том, что расположено в ее центре и справа. О том, что нарисовано в левой части, не будет сказано ни слова. Она выпала из поля зрения. Рисуя сам, испытуемый займет только правую часть бумаги. Левые части изображенных предметов окажутся недорисованными. У фигурки слева не окажется ни руки, ни ноги, у ромашки лепестки будут нарисованы только в правой части цветка. Стрелки на часах непременно будут направлены вправо, и все цифры от 1 до 12 тоже станут тесниться в правой части циферблата. В раскрытой книге испытуемый прочтет только правую страницу. Звук, раздавшийся слева, он воспримет как звук, прозвучавший справа.
Образная память — функция правого полушария. После его выключения она расстраивается. Испытуемый без удивления будет смотреть на корову без хвоста, на лошадь с обвисшими, как у спаниеля, ушами или на льва в изящных лайковых перчатках. Он просто не заметит на рисунках несоответствия.
Левополушарному человеку трудно запомнить сложные фигуры, если для них нельзя подобрать названий, зато он отлично удержит в памяти набор слов, фразу или стихи. Ему, несомненно, доступнее абстрактные представления. Сортируя таблички с римскими и арабскими цифрами, такой человек сложит в одну кучку пятерки, а в другую десятки независимо от того, какое они имеют начертание. Большинство зрительных задач вызывает затруднение. Трудно отыскать глазами на полке нужный предмет, трудно удержать на нем взгляд, совершенно невозможно проследить за движущимся предметом. Даже самый восторженный почитатель футбола в момент инактивации правого полушария теряет интерес к спортивной игре. Он не сядет к телевизору, так как не сможет разобраться в происходящем на экране, а значит, и не получит удовольствия. Зато послушать спортивного комментатора не откажется. В словесном виде информация легко найдет дорогу в его мозг.
С выключением правого полушария тускнеет мир красок. В нем становится трудно разобраться. Человек начинает путать цвета, ну а уловить различия в их яркости и насыщенности оказывается еще сложнее. Может показаться неожиданным, что в момент функционального выключения правого полушария, когда обследуемые испытывают явные затруднения в определении цветов, они начинают пользоваться в своей речи такими оттенками как «бирюзовый», «палевый», «терракотовый», «ультрамарин». Это левое, раскрепощенное «болтливое» полушарие, пытаясь компенсировать затруднения в анализе цветов, дает изощренные обозначения, извлекая их из глубин своей памяти.
Правое полушарие заведует образным видением мира. Вот почему в отсутствие функций левого полушария при полном или, во всяком случае, значительном нарушении речи и связанных с нею дефектах мыслительных процессов у испытуемых сохраняются музыкальные и художественные способности. Об этом свидетельствуют и поведение испытуемых и наблюдения медиков над людьми с повреждением мозга. Например, известный венгерский скульптор Бени Ференци, потерявший речь вследствие нарушения кровообращения в левом полушарии, что сопровождалось параличом правых руки и ноги, продолжал работать левой рукой. Правда, в его акварелях чувствовалась некоторая неуверенность линий, держать кисть левой рукой он по-настоящему так и не привык, зато скульптурные произведения остались, несомненно, на прежнем уровне.
Инактивация правого полушария не приводит к нарушению ни чтения ни письма, если, конечно, человек пользуется буквенной системой письменности. Зато для китайцев участие правого полушария при начертании иероглифов совершенно необходимо. Иероглифы по существу являются сильно стилизованными рисунками, изображающими тот предмет, который они обозначают. Зрительное восприятие связано с работой затылочно-теменных областей правого полушария. При их инактивации оно нарушается. Испытуемые не узнают даже реалистично изображенные предметы. Неудивительно, что способность понимать текст, написанный с помощью иероглифов, у них полностью утрачивается. Если при этом они сохраняют способность узнавать буквы, как менее сложные знаки, то чтение и письмо на европейских языках не страдает.
Аналогичным образом при инактивации правого полушария нарушается жестикуляционная речь глухонемых людей, пользующихся жестовым языком типа амслена, где каждый жест обозначает определенный предмет, действие или понятие. Если же человек овладел пальцевой азбукой, в которой каждой букве соответствует специальный жест, или обучен обычному звуковому языку, способность ими пользоваться не страдает. Эта функция связана с левым полушарием, а словарь иероглифов и образных жестов языка глухонемых хранится у правшей в правом полушарии.
Таким образом, особенностью левого полушария является врожденная способность работать со знаковыми системами. Какую бы форму ни принимала человеческая речь, вернее, какими бы знаками ни кодировались ее слова, анализ и синтез их берет на себя левое полушарие. Это оно обрабатывает и анализирует зрительно воспринимаемые сообщения знаков пальцевой азбуки глухонемых и синтезирует ответную речь из таких же цепочек двигательных актов, являющихся буквенными знаками. Следовательно, для левого полушария важен принцип использования знаков, а способ их кодирования не имеет значения. Оно работает как опытный шифровальщик, переходя от одного кода к другому. Такой вид деятельности правому полушарию недоступен.
Инактивация или повреждение правого полушария не нарушает устный счет. Человек без труда подсчитает число число находящихся перед ним предметов, решит в уме несложный пример. Счет, количественная оценка окружающего мира, как и другие действия с абстрактными понятиями, — сфера деятельности доминантного полушария. А письменное изображение чисел, независимо от того, какое они имеют начертание — римское или арабское, ближе к иероглифам, и потому память о них хранится в правом полушарии.
Древний человек использовал для передачи информации наскальные рисунки. Их лаконичный стиль напоминает современные карикатуры. Серия стилизованных рисунков-пиктограмм могла передавать сложное сообщение. Они понятны всем. Не случайно пиктограммы стали международным языком и окружают нас повсюду. Наибольшее распространение имеют дорожные пиктограммы. Перечеркнутое красной чертой изображение автомобиля, человек, спускающийся по лестнице, стрелки поворотов понятны каждому без специального объяснения. Пиктограммы используются при создании топографических планов, электронных схем, для всевозможных указателей. Пиктографические символы тоже хранятся в правом полушарии, и при его инактивации понимание их может оказаться нарушенным. Без участия правого полушария невозможно ни создать, ни прочесть рассказы в картинках — пиктографические тексты. После правостороннего электрошока испытуемые не справятся с простой задачей — разложить в нужном порядке несложные картинки, чтобы из них получился связный рассказ.
Интересно, что в отличие от письменной речи, которой заведует левое полушарие, музыкальное письмо — запись музыки с помощью нотных знаков — находится в ведении правого полушария. В нем сочетается память и о музыкальных звуках, и о нотных знаках, и о способах их использования. В медицинской литературе описано несколько случаев, когда выдающиеся музыканты из-за повреждения левого полушария теряли речь, но в полном объеме сохраняли свои профессиональные навыки. Так, французский композитор Морис Равель вследствие паралича потерял дар речи и способность писать, но продолжал успешно сочинять музыку и сам записывал свои произведения на бумагу нотными знаками.
Правое полушарие человеческого мозга имеет дело с конкретными образными впечатлениями. После его инактивации у испытуемых зрительное восприятие затруднено, а воспринятый мир беден. Выключение функций правого полушария не нарушает ориентировку во времени и пространстве. Человек назовет год, месяц и число, а взглянув на циферблат часов, даже если на них нет цифр, по положению стрелок определит, который сейчас час. Не задумываясь сообщит свой адрес и адреса своих друзей, расскажет, к кому каким транспортом проще добраться. Все эти сведения хранятся в речевой памяти. Но ориентация в обстановке по ее конкретным признакам нарушена. Простой вопрос о том, в какое время года происходило действие только что просмотренного телевизионного фильма, вызовет серьезные затруднения. Он не скажет просто — зима, а ответит, что раз везде лежит снег, то, по всей вероятности, это зима.
Умение разбираться в конкретной ситуации настолько нарушено, что испытуемый забывает планировку своей квартиры, а тем более не способен ориентироваться в новой для него обстановке. Хотя он отлично помнит, что, например, находится на обследовании в железнодорожной больнице имени Семашко и помещен в седьмую палату третьего отделения, но самостоятельно вернуться в свою палату из процедурного кабинета не сможет.
Вместе с нарушением ориентировки в окружающем мире испытуемый утрачивает способность производить оценку времени. Он не знает, долго ли находился в процедурном кабинете. На такой вопрос он скорее всего ответит, что прошло полчаса, а на самом деле его привели сюда только пять минут назад или, наоборот, он пробыл в процедурном кабинете больше часа.
Способно ли правое полушарие к мыслительной деятельности, к абстрагированию? Безусловно способно, только его абстракции не связаны с логическими построениями, не облечены в слова. Как и всё правополушарное, они носят образный характер. Если нам необходимо создать обобщенный образ предмета, имеющего настолько сложную форму, что для нее не подобрать словесных обозначений, эта операция совершается в правом полушарии. Благодаря его деятельности мы, ознакомившись со строительными деталями разборного домика, сможем представить, как он будет выглядеть в собранном виде. Это оно помогает нам выбрать в магазине подходящий отрез и достаточно точно представить, как будет выглядеть сшитый из него костюм. Абстракции и обобщения правого полушария трудно передать словами. Вот почему мы знаем о них так мало.
Теменные области правого полушария связаны с такой специфической функцией, как опознание человеческих лиц. Иногда врачи сталкиваются со случаями локального повреждения мозга при травмах, когда, кроме утраты способности узнавать людей в лицо, другие симптомы заболевания отсутствуют. Подобные пациенты перестают узнавать самых близких людей: родителей, детей, жену или мужа. Да что там говорить о близких или знакомых, больной в зеркале не узнает сам себя. Ну а о врачах, медицинских сестрах, массажистках, инструкторе лечебной физкультуры и говорить не приходится. В общем, среди новых для него людей больной ориентироваться вообще не в состоянии. Не может отличить лицо женщины от лица мужчины, особенно если у представительницы «слабого» пола отсутствует коса и нет в ушах сережек, а у представителя «сильного» пола нет бороды и усов. Тем более ему трудно понять, что выражает лицо человека на предъявленной ему фотографии, смеется ли он, улыбается или сердится, огорчен или обрадован.
Зрение страдает при выключении любого из полушарий мозга, но при отстранении от работы правого полушария зрительные расстройства будут выражены значительно сильнее. В этом случае нарушается восприятие и узнавание отдельных деталей рассматриваемых предметов. Поэтому трудно узнать и сами предметы.
Правое полушарие имеет тенденцию видеть мир в черных красках. Оно вполне заслуженно может именоваться «рыцарем печального образа». Во время его выключения настроение больных резко улучшается. Они становятся веселее, улыбчивее, с большей доброжелательностью начинают относиться к окружающим, у них появляется склонность к шуткам. Интересно, что первая улыбка после правостороннего электрошока нередко появляется еще до того, как к испытуемому вернулось сознание.
Изучение специфических функций правого полушария начато значительно позже, чем левого. И хотя клиницисты давно описывали особые синдромы, которые никогда не отмечались при поражении левого полушария, исследователям, чтобы взяться за их изучение всерьез, необходимо было сначала перешагнуть психологический барьер, преодолеть представление, что они имеют дело с полнейшим бездельником. Действительность превзошла любые ожидания. В результате правое полушарие реабилитировано и уравнено в правах со своим левым соседом.
Драконы-мыслители
Мир музыки доступен только правому полушарию. После правостороннего электрошока музыка перестает интересовать испытуемых. Они не способны заметить существенной разницы между двумя музыкальными фразами, если их ритм совпадает, не узнают мелодии знакомых песен, отрывки из широкоизвестных музыкальных произведений. Человек утрачивает способность и желание петь. Даже при музыкальном сопровождении он безбожно фальшивит. Интересно, что способность узнавать мелодии восстанавливается после правостороннего шока значительно раньше, чем умение петь. Нужно ли говорить, что умением исполнить музыкальное произведение тоже нарушается вместе с расстройством прочих музыкальных способностей. Оно затруднено еще и потому, что при игре на многих музыкальных инструментах, в частности на скрипке, левой руке, руководимой правым, музыкальным полушарием, доверяется самая ответственная часть исполнительской деятельности, и трудно рассчитывать, что в период его инактивации работа этой руки окажется на высоте.
После правостороннего шока на 10—20 минут нарушаются двигательные функции. Человек не может самостоятельно одеться. Затруднения вызывают рукава, длинные полы халата, пуговицы, пояс. После выключения правого полушария человек как бы забывает, где у него руки и ноги. Трудно выполнять действия, для осуществления которых необходимо знать точное расположение частей своего тела. Трудно вспомнить, где правая, а где левая рука, еще труднее показать правую руку у любого из присутствующих.
В момент выключения правого полушария человек перестает замечать то, что находится слева. Если попросить рассказать, что он видит на картине, находящейся у него перед глазами, он расскажет только о том, что расположено в ее центре и справа. О том, что нарисовано в левой части, не будет сказано ни слова. Она выпала из поля зрения. Рисуя сам, испытуемый займет только правую часть бумаги. Левые части изображенных предметов окажутся недорисованными. У фигурки слева не окажется ни руки, ни ноги, у ромашки лепестки будут нарисованы только в правой части цветка. Стрелки на часах непременно будут направлены вправо, и все цифры от 1 до 12 тоже станут тесниться в правой части циферблата. В раскрытой книге испытуемый прочтет только правую страницу. Звук, раздавшийся слева, он воспримет как звук, прозвучавший справа.
Образная память — функция правого полушария. После его выключения она расстраивается. Испытуемый без удивления будет смотреть на корову без хвоста, на лошадь с обвисшими, как у спаниеля, ушами или на льва в изящных лайковых перчатках. Он просто не заметит на рисунках несоответствия.
Левополушарному человеку трудно запомнить сложные фигуры, если для них нельзя подобрать названий, зато он отлично удержит в памяти набор слов, фразу или стихи. Ему, несомненно, доступнее абстрактные представления. Сортируя таблички с римскими и арабскими цифрами, такой человек сложит в одну кучку пятерки, а в другую десятки независимо от того, какое они имеют начертание. Большинство зрительных задач вызывает затруднение. Трудно отыскать глазами на полке нужный предмет, трудно удержать на нем взгляд, совершенно невозможно проследить за движущимся предметом. Даже самый восторженный почитатель футбола в момент инактивации правого полушария теряет интерес к спортивной игре. Он не сядет к телевизору, так как не сможет разобраться в происходящем на экране, а значит, и не получит удовольствия. Зато послушать спортивного комментатора не откажется. В словесном виде информация легко найдет дорогу в его мозг.
С выключением правого полушария тускнеет мир красок. В нем становится трудно разобраться. Человек начинает путать цвета, ну а уловить различия в их яркости и насыщенности оказывается еще сложнее. Может показаться неожиданным, что в момент функционального выключения правого полушария, когда обследуемые испытывают явные затруднения в определении цветов, они начинают пользоваться в своей речи такими оттенками как «бирюзовый», «палевый», «терракотовый», «ультрамарин». Это левое, раскрепощенное «болтливое» полушарие, пытаясь компенсировать затруднения в анализе цветов, дает изощренные обозначения, извлекая их из глубин своей памяти.
Правое полушарие заведует образным видением мира. Вот почему в отсутствие функций левого полушария при полном или, во всяком случае, значительном нарушении речи и связанных с нею дефектах мыслительных процессов у испытуемых сохраняются музыкальные и художественные способности. Об этом свидетельствуют и поведение испытуемых и наблюдения медиков над людьми с повреждением мозга. Например, известный венгерский скульптор Бени Ференци, потерявший речь вследствие нарушения кровообращения в левом полушарии, что сопровождалось параличом правых руки и ноги, продолжал работать левой рукой. Правда, в его акварелях чувствовалась некоторая неуверенность линий, держать кисть левой рукой он по-настоящему так и не привык, зато скульптурные произведения остались, несомненно, на прежнем уровне.
Инактивация правого полушария не приводит к нарушению ни чтения ни письма, если, конечно, человек пользуется буквенной системой письменности. Зато для китайцев участие правого полушария при начертании иероглифов совершенно необходимо. Иероглифы по существу являются сильно стилизованными рисунками, изображающими тот предмет, который они обозначают. Зрительное восприятие связано с работой затылочно-теменных областей правого полушария. При их инактивации оно нарушается. Испытуемые не узнают даже реалистично изображенные предметы. Неудивительно, что способность понимать текст, написанный с помощью иероглифов, у них полностью утрачивается. Если при этом они сохраняют способность узнавать буквы, как менее сложные знаки, то чтение и письмо на европейских языках не страдает.
Аналогичным образом при инактивации правого полушария нарушается жестикуляционная речь глухонемых людей, пользующихся жестовым языком типа амслена, где каждый жест обозначает определенный предмет, действие или понятие. Если же человек овладел пальцевой азбукой, в которой каждой букве соответствует специальный жест, или обучен обычному звуковому языку, способность ими пользоваться не страдает. Эта функция связана с левым полушарием, а словарь иероглифов и образных жестов языка глухонемых хранится у правшей в правом полушарии.
Таким образом, особенностью левого полушария является врожденная способность работать со знаковыми системами. Какую бы форму ни принимала человеческая речь, вернее, какими бы знаками ни кодировались ее слова, анализ и синтез их берет на себя левое полушарие. Это оно обрабатывает и анализирует зрительно воспринимаемые сообщения знаков пальцевой азбуки глухонемых и синтезирует ответную речь из таких же цепочек двигательных актов, являющихся буквенными знаками. Следовательно, для левого полушария важен принцип использования знаков, а способ их кодирования не имеет значения. Оно работает как опытный шифровальщик, переходя от одного кода к другому. Такой вид деятельности правому полушарию недоступен.
Инактивация или повреждение правого полушария не нарушает устный счет. Человек без труда подсчитает число число находящихся перед ним предметов, решит в уме несложный пример. Счет, количественная оценка окружающего мира, как и другие действия с абстрактными понятиями, — сфера деятельности доминантного полушария. А письменное изображение чисел, независимо от того, какое они имеют начертание — римское или арабское, ближе к иероглифам, и потому память о них хранится в правом полушарии.
Древний человек использовал для передачи информации наскальные рисунки. Их лаконичный стиль напоминает современные карикатуры. Серия стилизованных рисунков-пиктограмм могла передавать сложное сообщение. Они понятны всем. Не случайно пиктограммы стали международным языком и окружают нас повсюду. Наибольшее распространение имеют дорожные пиктограммы. Перечеркнутое красной чертой изображение автомобиля, человек, спускающийся по лестнице, стрелки поворотов понятны каждому без специального объяснения. Пиктограммы используются при создании топографических планов, электронных схем, для всевозможных указателей. Пиктографические символы тоже хранятся в правом полушарии, и при его инактивации понимание их может оказаться нарушенным. Без участия правого полушария невозможно ни создать, ни прочесть рассказы в картинках — пиктографические тексты. После правостороннего электрошока испытуемые не справятся с простой задачей — разложить в нужном порядке несложные картинки, чтобы из них получился связный рассказ.
Интересно, что в отличие от письменной речи, которой заведует левое полушарие, музыкальное письмо — запись музыки с помощью нотных знаков — находится в ведении правого полушария. В нем сочетается память и о музыкальных звуках, и о нотных знаках, и о способах их использования. В медицинской литературе описано несколько случаев, когда выдающиеся музыканты из-за повреждения левого полушария теряли речь, но в полном объеме сохраняли свои профессиональные навыки. Так, французский композитор Морис Равель вследствие паралича потерял дар речи и способность писать, но продолжал успешно сочинять музыку и сам записывал свои произведения на бумагу нотными знаками.
Правое полушарие человеческого мозга имеет дело с конкретными образными впечатлениями. После его инактивации у испытуемых зрительное восприятие затруднено, а воспринятый мир беден. Выключение функций правого полушария не нарушает ориентировку во времени и пространстве. Человек назовет год, месяц и число, а взглянув на циферблат часов, даже если на них нет цифр, по положению стрелок определит, который сейчас час. Не задумываясь сообщит свой адрес и адреса своих друзей, расскажет, к кому каким транспортом проще добраться. Все эти сведения хранятся в речевой памяти. Но ориентация в обстановке по ее конкретным признакам нарушена. Простой вопрос о том, в какое время года происходило действие только что просмотренного телевизионного фильма, вызовет серьезные затруднения. Он не скажет просто — зима, а ответит, что раз везде лежит снег, то, по всей вероятности, это зима.
Умение разбираться в конкретной ситуации настолько нарушено, что испытуемый забывает планировку своей квартиры, а тем более не способен ориентироваться в новой для него обстановке. Хотя он отлично помнит, что, например, находится на обследовании в железнодорожной больнице имени Семашко и помещен в седьмую палату третьего отделения, но самостоятельно вернуться в свою палату из процедурного кабинета не сможет.
Вместе с нарушением ориентировки в окружающем мире испытуемый утрачивает способность производить оценку времени. Он не знает, долго ли находился в процедурном кабинете. На такой вопрос он скорее всего ответит, что прошло полчаса, а на самом деле его привели сюда только пять минут назад или, наоборот, он пробыл в процедурном кабинете больше часа.
Способно ли правое полушарие к мыслительной деятельности, к абстрагированию? Безусловно способно, только его абстракции не связаны с логическими построениями, не облечены в слова. Как и всё правополушарное, они носят образный характер. Если нам необходимо создать обобщенный образ предмета, имеющего настолько сложную форму, что для нее не подобрать словесных обозначений, эта операция совершается в правом полушарии. Благодаря его деятельности мы, ознакомившись со строительными деталями разборного домика, сможем представить, как он будет выглядеть в собранном виде. Это оно помогает нам выбрать в магазине подходящий отрез и достаточно точно представить, как будет выглядеть сшитый из него костюм. Абстракции и обобщения правого полушария трудно передать словами. Вот почему мы знаем о них так мало.
Теменные области правого полушария связаны с такой специфической функцией, как опознание человеческих лиц. Иногда врачи сталкиваются со случаями локального повреждения мозга при травмах, когда, кроме утраты способности узнавать людей в лицо, другие симптомы заболевания отсутствуют. Подобные пациенты перестают узнавать самых близких людей: родителей, детей, жену или мужа. Да что там говорить о близких или знакомых, больной в зеркале не узнает сам себя. Ну а о врачах, медицинских сестрах, массажистках, инструкторе лечебной физкультуры и говорить не приходится. В общем, среди новых для него людей больной ориентироваться вообще не в состоянии. Не может отличить лицо женщины от лица мужчины, особенно если у представительницы «слабого» пола отсутствует коса и нет в ушах сережек, а у представителя «сильного» пола нет бороды и усов. Тем более ему трудно понять, что выражает лицо человека на предъявленной ему фотографии, смеется ли он, улыбается или сердится, огорчен или обрадован.
Зрение страдает при выключении любого из полушарий мозга, но при отстранении от работы правого полушария зрительные расстройства будут выражены значительно сильнее. В этом случае нарушается восприятие и узнавание отдельных деталей рассматриваемых предметов. Поэтому трудно узнать и сами предметы.
Правое полушарие имеет тенденцию видеть мир в черных красках. Оно вполне заслуженно может именоваться «рыцарем печального образа». Во время его выключения настроение больных резко улучшается. Они становятся веселее, улыбчивее, с большей доброжелательностью начинают относиться к окружающим, у них появляется склонность к шуткам. Интересно, что первая улыбка после правостороннего электрошока нередко появляется еще до того, как к испытуемому вернулось сознание.
Изучение специфических функций правого полушария начато значительно позже, чем левого. И хотя клиницисты давно описывали особые синдромы, которые никогда не отмечались при поражении левого полушария, исследователям, чтобы взяться за их изучение всерьез, необходимо было сначала перешагнуть психологический барьер, преодолеть представление, что они имеют дело с полнейшим бездельником. Действительность превзошла любые ожидания. В результате правое полушарие реабилитировано и уравнено в правах со своим левым соседом.
Драконы-мыслители
В мифологии любых народов встречаются многоголовые монстры и чудовища. Трехголовый Змей Горыныч — обычный персонаж русских народных сказок. Чаще всего он фигурирует в качестве верного стража при замке Кощея Бессмертного. Китайцы просто заполонили свои сказки многоголовыми крылатыми драконами. Они здесь встречаются почти так же часто, как воробьи на улицах Москвы. А римляне даже выдумали себе двуликого бога Януса с одной головой, но с двумя лицами — одним молодым, смотрящим вперед, в будущее, а другим старым, обращенным назад, в прошлое.
Мы с детства привыкаем обходиться одной головой, хотя порою на это и ропщем. Кажется, что владеть двумя-тремя головами значительно лучше, несомненно с ними каждый чувствовал бы себя увереннее. Однако если обратиться к сказкам, многоголовые чудовища чаще всего злые и не очень умные существа. Наличие нескольких голов не делает их сообразительнее.
Змей Горыныч в интерпретации старинных сказок совершенно не выглядит мыслителем. Видимо, сказители интуитивно чувствовали, что многоголовая конструкция далека от совершенства. Недаром на нашей планете обитают создания, обладающие десятками глаз, ног, сотнями зубов, но многоголовые существа отсутствуют. Впрочем, нужно быть справедливыми, и многохвостые тоже почему-то не встречаются.
Ученые, философы, писатели часто отмечают двойственность человеческой личности. Эта проблема обсуждалась уже на заре возникновения наук и постепенно обрастала и случайными наблюдениями, и точными, тщательно проверенными фактами. Почти каждый из нас, объективно проанализировав свои чувства, намерения и поступки, невольно почувствует себя Янусом, как бы имеющим два лица, объединяющим под одной черепной крышей две различные человеческие личности.
В нашей двойственности нет ничего удивительного. Скорее может показаться странным, что мы ее не ощущаем ежеминутно, что она не часто дает себя знать в совершенно отчетливой, неприкрытой форме. Самая важная часть нашего мозга, обеспечивающая мыслительные процессы, — большие полушария, достаточно обособленные друг от друга мозговые образования. Правда, они соединены между собой мозолистым телом, состоящим из 200—350 миллионов проводов — отростков нервных клеток. Это позволяет мозговым полушариям осуществлять всеобъемлющий обмен информацией и обсуждать любые проблемы. И все-таки кажется странным, что они умеют между собой договориться и не доставляют нам неприятностей беспрерывной дискуссией.
В том, что полушария способны обмениваться информацией, нетрудно убедиться. Представьте себе, что кошка смотрит на мышь одним глазом. Оба ли полушария ее мозга при этом информированы, что под столом находится мышь? Безусловно, оба. Тут обмен информацией не нужен. Каждый глаз связан с обоими полушариями мозга и снабжает их примерно одинаковыми сведениями. Однако небольшая операция может лишить полушария мозга этой возможности.
Зрительные нервы встречаются на нижней поверхности мозга и частично перекрещиваются, образуя фигуру, напоминающую букву «x». Если рассечь вертикальным разрезом этот перекрест, у каждого глаза сохранятся связи только со своим полушарием. Теперь каждый глаз будет поставлять новости лишь в одно полушарие, расположенное на той же стороне тела. Но это ничего не изменит. Оба полушария по-прежнему будут располагать сведениями о любой зрительной информации, независимо от того, с помощью какого глаза она получена. В этом легко убедиться. Наложим повязку на левый глаз нашей кошки, а ее правому глазу покажем, где спрятан кусок колбасы. Теперь перенесем повязку на правый глаз и пустим кошку бродить по комнате. Она, конечно, сразу же отправится за колбасой. Значит, большие полушария действительно обмениваются информацией через свои системы связи.
Полушариям мозга можно помешать общаться, перерезав кроме зрительно перекреста еще и мозолистое тело. Если теперь повторить предыдущий опыт, выявится удивительная особенность. Кошка, видевшая правым глазом, куда положили колбасу, не найдет ее с помощью левого. Мало того, как только ей закроют повязкой правый глаз, она полностью теряет интерес к колбасе. Можно подумать, что она забыла о ее существовании. Но нет, не забыла. О колбасе помнит правое полушарие, а левое, которое сейчас смотрит на мир через левый глаз, просто ничего о ней не знает. После перерезки мозолистого тела полушария не имеют возможности обмениваться новостями. Не подлежит сомнению, что эта операция превращает кошачий мозг в два самостоятельных мозга.
Только что вылупившиеся из яйца цыплята не кажутся беспомощными существами. Они отлично бегают, умеют клевать корм, знают, что необходимо держаться поближе к матери, всюду следовать вслед за нею. Учиться этому им не приходится. Эти умения они получают в готовом виде. Отличное образование, полученное в наследство, имеет лишь один небольшой дефект — цыплята не знают, как выглядит их мать. Это им предстоит узнать самим.
У цыплят принято считать матерью первый движущийся предмет, который им доведется увидеть в жизни. Когда курица сама насиживает яйца, малыши знают только родную мать. Но если они появились на свет в инкубаторе, над ними можно сыграть злую шутку. У цыплят первые 8—12 дней жизни мозолистое тело мозга еще не функционирует. Поэтому в их маленьких головках в это время существует как бы два самостоятельных мозга. Если в первый день жизни малышам заклеить правый глаз и выпустить к ним курицу, одна половина их мозга очень быстро привыкнет считать ее матерью. На второй день жизни цыплятам можно заклеить левый глаз и оставить в обществе утки. Теперь другая часть их мозга станет считать матерью крякуху. В результате малыши, в зависимости от того, каким глазом смотрят на мир, будут считать своей матерью то курицу, то утку. Даже в крохотном мозгу цыпленка могут умещаться две цыплячьи личности.
Кошка, собака или обезьяна после разобщения полушарий головного мозга и рассечения перекрестка зрительных нервов кажутся более прилежными учениками, чем они были до проведения операции. Перенося повязку с одного глаза на другой, их можно одновременно обучить двум различным программам. Такое животное, смотрящее на мир левым глазом, можно научить открывать ту кормушку, на крышке которой нарисован кружок, радостно мяукать, когда зажигается свет, и нажимать на педаль левой лапой, когда свет начнет мигать, чтобы открыть кормушку с пищей. То же животное, смотрящее на мир правым глазом, можно научить выбирать кормушку, на крышке которой нарисован треугольник, яростно ощериваться при зажигании света и выключать правой лапой ток, чтобы избежать его удара, когда свет начнет мигать. Посмотришь на подобные метаморфозы и не верится, что их вызывает перенос повязки с одного глаза на другой. Легче допустить, что просто подменили животное.
Четвероногих невозможно научить на один и тот же раздражитель осуществлять разные реакции в зависимости от того, каким глазом они его воспринимают. Даже после многих недель тренировки такие ученики будут постоянно путать задания. Оперированной обезьяне путать нечего. Ее правое полушарие ничего не знает о том, что видит левый глаз, а левое — на что смотрит правый. Вот почему она ведет себя как две разные обезьяны. Хирург способен превратить один мозг в два достаточно полноценных и совершенно независимых друг от друга мозга. Тогда в одном кошачьем теле оказываются две разные кошки, в одной обезьяньей шкуре — две разные обезьяны.
Почти полвека назад нейрохирурги США стали разрабатывать операцию перерезки мозолистого тела у человека. Ее предполагали использовать для помощи больным, страдающим тяжелыми формами эпилепсии, не поддающейся другим способам лечения. Обычно у таких больных в мозгу существует болезненный очаг повышенной эпилептической активности. Когда возбуждение в нем возрастает до предела, оно распространяется сначала на одно полушарие, а затем через мозолистое тело переходит на противоположную сторону мозга, захватывая другое. В результате развивается тяжелейший эпилептический приступ.
Хирурги рассчитывали, что, перерезав мозолистое тело, они прервут пути распространения эпилептической активности, ограничат ее одним полушарием и тем серьезно смягчат течение болезни. Надежды врачей оправдались в гораздо большей степени, чем они ожидали. И все же к этой тяжелой и опасной операции прибегают очень редко. Психологи не могли обойти своим вниманием случаи столь радикального изменения конструкции мозга. Большинство людей, подвергшихся перерезке мозолистого тела, были подвергнуты тщательному всестороннему обследованию. Оно позволило узнать много нового об особенностях взаимодействия больших полушарий человеческого мозга.
Безусловно, прежде чем рискнуть погрузить нож в мозг человека, операцию промоделировали на разных животных — кошках, собаках, обезьянах. Больше всего ученых удивило то, что после такой существенной переделки мозга поведение животных не менялось. Наблюдая за ними, абсолютно невозможно решить, у какой из трех кошек или обезьян рассечено мозолистое тело. Пока органы чувств — глаза, уши, тактильные рецепторы кожи — сохраняют способность снабжать оба полушария примерно одинаковой информацией, животное ведет себя как вполне нормальное.
До сих пор не совсем ясно, почему разобщение полушарий не приводит ни к нарушению поведения, ни даже к заметному затруднению в его организации. Непонятно, как две кошачьи натуры, втиснутые в один общий череп, или две обезьяны, одетые в одну шкуру, мирно уживаются между собою. То же самое можно сказать и о людях, подвергшихся операции рассечения мозолистого тела. Поражает, как мало эта серьезная реконструкция мозга отражается на личности больного. Внешнее поведение таких людей, пока им не дают специальных заданий, совершенно нормальное. У них хорошая координация движений, походка не меняется. Если до операции больные умели плавать или ездить на велосипеде, они прекрасно это делают и с расщепленным мозгом. Перенесенная операция не мешает играть в теннис, волейбол, другие подвижные игры, и качество игры серьезно не снижается.
Ни характер, ни интеллект, ни темперамент тоже не претерпевают заметных изменений. Правда, в первые дни и недели после операции у части больных возникает синдром разъединения — нарушается речь, возникают затруднения в управлении левой стороной тела, левые конечности кажутся не своими. Именно в этот период, пока движения еще не вполне наладились, между руками, а следовательно между разобщенными полушариями, иногда возникают серьезные конфликты. Одного больного жена застала на кухне в то время, когда он правой рукой чиркал зажигалкой, чтобы зажечь газ, а левой закрывал кран на газовой плите, предварительно открытый правой рукой, совершенно не подозревая о ее намерениях. Нет ничего удивительного, что двойной мозг по каждому вопросу способен вынести два прямо противоположных решения и настойчиво добиваться выполнения каждого из них. Менее понятно, почему острые конфликты происходят крайне редко, главным образом вскоре после операции, а позже полушария умудряются каким-то образом находить общий язык и избегать серьезных разногласий.
Мы с детства привыкаем обходиться одной головой, хотя порою на это и ропщем. Кажется, что владеть двумя-тремя головами значительно лучше, несомненно с ними каждый чувствовал бы себя увереннее. Однако если обратиться к сказкам, многоголовые чудовища чаще всего злые и не очень умные существа. Наличие нескольких голов не делает их сообразительнее.
Змей Горыныч в интерпретации старинных сказок совершенно не выглядит мыслителем. Видимо, сказители интуитивно чувствовали, что многоголовая конструкция далека от совершенства. Недаром на нашей планете обитают создания, обладающие десятками глаз, ног, сотнями зубов, но многоголовые существа отсутствуют. Впрочем, нужно быть справедливыми, и многохвостые тоже почему-то не встречаются.
Ученые, философы, писатели часто отмечают двойственность человеческой личности. Эта проблема обсуждалась уже на заре возникновения наук и постепенно обрастала и случайными наблюдениями, и точными, тщательно проверенными фактами. Почти каждый из нас, объективно проанализировав свои чувства, намерения и поступки, невольно почувствует себя Янусом, как бы имеющим два лица, объединяющим под одной черепной крышей две различные человеческие личности.
В нашей двойственности нет ничего удивительного. Скорее может показаться странным, что мы ее не ощущаем ежеминутно, что она не часто дает себя знать в совершенно отчетливой, неприкрытой форме. Самая важная часть нашего мозга, обеспечивающая мыслительные процессы, — большие полушария, достаточно обособленные друг от друга мозговые образования. Правда, они соединены между собой мозолистым телом, состоящим из 200—350 миллионов проводов — отростков нервных клеток. Это позволяет мозговым полушариям осуществлять всеобъемлющий обмен информацией и обсуждать любые проблемы. И все-таки кажется странным, что они умеют между собой договориться и не доставляют нам неприятностей беспрерывной дискуссией.
В том, что полушария способны обмениваться информацией, нетрудно убедиться. Представьте себе, что кошка смотрит на мышь одним глазом. Оба ли полушария ее мозга при этом информированы, что под столом находится мышь? Безусловно, оба. Тут обмен информацией не нужен. Каждый глаз связан с обоими полушариями мозга и снабжает их примерно одинаковыми сведениями. Однако небольшая операция может лишить полушария мозга этой возможности.
Зрительные нервы встречаются на нижней поверхности мозга и частично перекрещиваются, образуя фигуру, напоминающую букву «x». Если рассечь вертикальным разрезом этот перекрест, у каждого глаза сохранятся связи только со своим полушарием. Теперь каждый глаз будет поставлять новости лишь в одно полушарие, расположенное на той же стороне тела. Но это ничего не изменит. Оба полушария по-прежнему будут располагать сведениями о любой зрительной информации, независимо от того, с помощью какого глаза она получена. В этом легко убедиться. Наложим повязку на левый глаз нашей кошки, а ее правому глазу покажем, где спрятан кусок колбасы. Теперь перенесем повязку на правый глаз и пустим кошку бродить по комнате. Она, конечно, сразу же отправится за колбасой. Значит, большие полушария действительно обмениваются информацией через свои системы связи.
Полушариям мозга можно помешать общаться, перерезав кроме зрительно перекреста еще и мозолистое тело. Если теперь повторить предыдущий опыт, выявится удивительная особенность. Кошка, видевшая правым глазом, куда положили колбасу, не найдет ее с помощью левого. Мало того, как только ей закроют повязкой правый глаз, она полностью теряет интерес к колбасе. Можно подумать, что она забыла о ее существовании. Но нет, не забыла. О колбасе помнит правое полушарие, а левое, которое сейчас смотрит на мир через левый глаз, просто ничего о ней не знает. После перерезки мозолистого тела полушария не имеют возможности обмениваться новостями. Не подлежит сомнению, что эта операция превращает кошачий мозг в два самостоятельных мозга.
Только что вылупившиеся из яйца цыплята не кажутся беспомощными существами. Они отлично бегают, умеют клевать корм, знают, что необходимо держаться поближе к матери, всюду следовать вслед за нею. Учиться этому им не приходится. Эти умения они получают в готовом виде. Отличное образование, полученное в наследство, имеет лишь один небольшой дефект — цыплята не знают, как выглядит их мать. Это им предстоит узнать самим.
У цыплят принято считать матерью первый движущийся предмет, который им доведется увидеть в жизни. Когда курица сама насиживает яйца, малыши знают только родную мать. Но если они появились на свет в инкубаторе, над ними можно сыграть злую шутку. У цыплят первые 8—12 дней жизни мозолистое тело мозга еще не функционирует. Поэтому в их маленьких головках в это время существует как бы два самостоятельных мозга. Если в первый день жизни малышам заклеить правый глаз и выпустить к ним курицу, одна половина их мозга очень быстро привыкнет считать ее матерью. На второй день жизни цыплятам можно заклеить левый глаз и оставить в обществе утки. Теперь другая часть их мозга станет считать матерью крякуху. В результате малыши, в зависимости от того, каким глазом смотрят на мир, будут считать своей матерью то курицу, то утку. Даже в крохотном мозгу цыпленка могут умещаться две цыплячьи личности.
Кошка, собака или обезьяна после разобщения полушарий головного мозга и рассечения перекрестка зрительных нервов кажутся более прилежными учениками, чем они были до проведения операции. Перенося повязку с одного глаза на другой, их можно одновременно обучить двум различным программам. Такое животное, смотрящее на мир левым глазом, можно научить открывать ту кормушку, на крышке которой нарисован кружок, радостно мяукать, когда зажигается свет, и нажимать на педаль левой лапой, когда свет начнет мигать, чтобы открыть кормушку с пищей. То же животное, смотрящее на мир правым глазом, можно научить выбирать кормушку, на крышке которой нарисован треугольник, яростно ощериваться при зажигании света и выключать правой лапой ток, чтобы избежать его удара, когда свет начнет мигать. Посмотришь на подобные метаморфозы и не верится, что их вызывает перенос повязки с одного глаза на другой. Легче допустить, что просто подменили животное.
Четвероногих невозможно научить на один и тот же раздражитель осуществлять разные реакции в зависимости от того, каким глазом они его воспринимают. Даже после многих недель тренировки такие ученики будут постоянно путать задания. Оперированной обезьяне путать нечего. Ее правое полушарие ничего не знает о том, что видит левый глаз, а левое — на что смотрит правый. Вот почему она ведет себя как две разные обезьяны. Хирург способен превратить один мозг в два достаточно полноценных и совершенно независимых друг от друга мозга. Тогда в одном кошачьем теле оказываются две разные кошки, в одной обезьяньей шкуре — две разные обезьяны.
Почти полвека назад нейрохирурги США стали разрабатывать операцию перерезки мозолистого тела у человека. Ее предполагали использовать для помощи больным, страдающим тяжелыми формами эпилепсии, не поддающейся другим способам лечения. Обычно у таких больных в мозгу существует болезненный очаг повышенной эпилептической активности. Когда возбуждение в нем возрастает до предела, оно распространяется сначала на одно полушарие, а затем через мозолистое тело переходит на противоположную сторону мозга, захватывая другое. В результате развивается тяжелейший эпилептический приступ.
Хирурги рассчитывали, что, перерезав мозолистое тело, они прервут пути распространения эпилептической активности, ограничат ее одним полушарием и тем серьезно смягчат течение болезни. Надежды врачей оправдались в гораздо большей степени, чем они ожидали. И все же к этой тяжелой и опасной операции прибегают очень редко. Психологи не могли обойти своим вниманием случаи столь радикального изменения конструкции мозга. Большинство людей, подвергшихся перерезке мозолистого тела, были подвергнуты тщательному всестороннему обследованию. Оно позволило узнать много нового об особенностях взаимодействия больших полушарий человеческого мозга.
Безусловно, прежде чем рискнуть погрузить нож в мозг человека, операцию промоделировали на разных животных — кошках, собаках, обезьянах. Больше всего ученых удивило то, что после такой существенной переделки мозга поведение животных не менялось. Наблюдая за ними, абсолютно невозможно решить, у какой из трех кошек или обезьян рассечено мозолистое тело. Пока органы чувств — глаза, уши, тактильные рецепторы кожи — сохраняют способность снабжать оба полушария примерно одинаковой информацией, животное ведет себя как вполне нормальное.
До сих пор не совсем ясно, почему разобщение полушарий не приводит ни к нарушению поведения, ни даже к заметному затруднению в его организации. Непонятно, как две кошачьи натуры, втиснутые в один общий череп, или две обезьяны, одетые в одну шкуру, мирно уживаются между собою. То же самое можно сказать и о людях, подвергшихся операции рассечения мозолистого тела. Поражает, как мало эта серьезная реконструкция мозга отражается на личности больного. Внешнее поведение таких людей, пока им не дают специальных заданий, совершенно нормальное. У них хорошая координация движений, походка не меняется. Если до операции больные умели плавать или ездить на велосипеде, они прекрасно это делают и с расщепленным мозгом. Перенесенная операция не мешает играть в теннис, волейбол, другие подвижные игры, и качество игры серьезно не снижается.
Ни характер, ни интеллект, ни темперамент тоже не претерпевают заметных изменений. Правда, в первые дни и недели после операции у части больных возникает синдром разъединения — нарушается речь, возникают затруднения в управлении левой стороной тела, левые конечности кажутся не своими. Именно в этот период, пока движения еще не вполне наладились, между руками, а следовательно между разобщенными полушариями, иногда возникают серьезные конфликты. Одного больного жена застала на кухне в то время, когда он правой рукой чиркал зажигалкой, чтобы зажечь газ, а левой закрывал кран на газовой плите, предварительно открытый правой рукой, совершенно не подозревая о ее намерениях. Нет ничего удивительного, что двойной мозг по каждому вопросу способен вынести два прямо противоположных решения и настойчиво добиваться выполнения каждого из них. Менее понятно, почему острые конфликты происходят крайне редко, главным образом вскоре после операции, а позже полушария умудряются каким-то образом находить общий язык и избегать серьезных разногласий.