Сергеев Сергей. Штаны

   Хорошо бы пройтись по песку и подышать соленым воздухом, подумал Николай, но глаза неумолимо закрывались, тянуло в сон. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал – больше суток на ногах, перелет, бросок в машине к океану.
   Даже голова кружится. И качает из стороны в сторону, как моряка, сошедшего на берег после долгого плавания.
   Превозмогая желание рухнуть в постель и вытянуть хрустящие от перенапряжения суставы, он нашел в себе силы достать из чемодана темно-синие новые джинсы и аккуратно повесил их на стул.
   «Интересно, они будут светиться в темноте?» – подумал Николай, проваливаясь в глубокий сон.
   Джинсы не светились. Они были изготовлены из «умной» ткани и понимали, что не стоит бессмысленно тратить энергию.
   – А как же отпуск? – возмутилась Елена.
   Ей хотелось высказать все, что она думает по поводу этого «бардака, который достал, блин», генеральному директору фирмы «Ставолина» Сергею Махневу. А заодно поскандалить, поругаться – хотя бы для порядка, для сохранения лица и в порядке компенсации за то, что «мы так не договаривались, черт бы вас всех побрал».
   Но стоит ли? Этого толстокожего не пробьешь. Ему модельную обувь или валенки продавать – один хрен. Всегда найдет как отмазаться, оправдаться, уйти от ответственности, кинуть и подставить.
   – Лена, всего-то на недельку в твою любимую Италию. Туда и обратно.
   – Там все в отпусках.
   – А вот и не все. Мы с Роберто договорились, что он продаст партию по летней цене, а в отчете укажем как обычно. Ну что тебе объяснять?
   Эта несложная операция могла принести левый «бонус» в сто тысяч евро и больше. Главное – уметь держать язык за зубами.
   – Проведешь переговоры и отдыхай сколько хочешь. Можешь даже десять дней взять.
   – Сколько-сколько? – не выдержала откровенного надувательства Елена. – Я еще за прошлый год не отгуляла.
   – Ну одиннадцать дней и десять ночей. Зачем больше, честное слово? Самой надоест. В Италии нужно будет заскочить на виллу к Роберто. У него день рождения. Окажешь внимание клиенту. Заведешь полезные связи. Будет весь бомонд.
   – Это называется – отдохнешь. Нахальство – вот как это называется.
   – Ничего страшного. В сентябре возобновятся продажи, а тебе еще нужно слетать в Германию. Конрад дает большую скидку. Ты же хочешь заработать? Пользуйся случаем и не кипятись.
   Елена сверкнула глазами и вышла из кабинета, даже не хлопнув дверью.
   «Плохой признак, стала непробиваемой, как танк. Реальный тормоз, мамонт. Ну честное слово, наглость, не могу успокоиться», – она остановилась у зеркала и внимательно посмотрела на новый брючный костюм, который выглядел элегантно, невинно и радостно, как соглашатель и подхалим, восторженно встречающий любую мысль и прихоть своей хозяйки.
   «Вообще-то я ничего не чувствую. Или еще рано? Стала спокойнее и терпеливее. Так мне кажется, по крайней мере. Или это самовнушение?» – Елена не удержалась и погладила ткань брюк, плотно облегающих ее стройные и немного полноватые ноги.
   – Завтра надену другой костюм, – громко сказала Елена и оглянулась.
   «Умная» ткань сохраняла молчание.
   «Не обманывай, никуда ты не денешься», – неожиданно прошептал на ухо неведомый голос.
   Елена побледнела, одернула модный пиджачок и с усилием отвернулась от зеркала.
 
   С экрана компьютера улыбалась наглая физиономия успешного бизнесмена и щедрого мецената Бориса Кремера.
   «Лучший предприниматель года в номинации “Доброта и достоинство”», – прочитала Виктория.
   Она почувствовала, как по телу побежала теплая волна. Это состояние возникало по нескольку раз в день, словно Некто топтал ее разгоряченными и мягкими пятками, гладил, ласкал, не давал уснуть, забыться, отвлечься хотя бы на мгновение.
   Поначалу сладостная волна приходила через час-два после того, как она облачалась в «умные» джинсы. Виктория старалась не пропускать ни одного дня, чтобы вновь испытать это внутреннее тепло. Оно раскаляло тело, грозя перейти в жар, и вдруг отступало, пряталось, становилось ласковым и послушным.
   «Этот Некто ведет себя как я в жизни».
   Потом новые ощущения стали постоянными, не исчезая днем, когда она надевала другую, не такую «умную» и сообразительную одежду. Тело наливалось силой и уверенностью.
   Правда, эта уверенность ничем не отличалась от ненависти.
   «Чем теплее прикосновения этого Некто, тем больше я ненавижу», – подумала Виктория.
 
   – Ты обещала вернуться! – кричал Эдуард в телефонную трубку.
   – Я вынуждена задержаться, мама себя плохо чувствует, – оправдывалась Ева.
   «Я так и знал. Она не вернется».
   – Когда ты приедешь?
   – Успокойся, дорогой. Запиши или запомни: первого сентября, во вторник, я буду в Москве.
   – Ева, имей в виду: если задержишься хотя бы на день, я тут же вылетаю в Нью-Йорк, первым же рейсом.
   – У тебя есть виза?
   – У меня все есть.
   – Ты бы уже прилетел, если бы захотел.
   – Я захотел, очень сильно захотел! Тебя захотел! Ровно через минуту после отъезда! – заорал Эдуард. – Слышишь?
   – Ты стал подозрительно темпераментный, я тебя не узнаю, – сказала Ева.
   «Я сам себя не узнаю. Нужно было заказать нижнее белье, а то приходится спать по ночам в этих долбаных «умных» джинсах. Но, кажется, действует. Раньше я так не кричал, это точно».
   – Не вздумай задерживаться, – еще раз сказал Эдуард. Для пущей убедительности.
 
   Михаил с опаской поглядывал в сторону шкафа, в котором висели костюмные брюки, выданные в институте биотехнологий. Каждый день собирался облачиться в волшебные штаны, но что-то его останавливало.
   Он не хотел признаться себе, что, наверное, все же побаивается эксперимента, опасается, сомневается, дрейфит и старается под любым предлогом избежать этого непонятного испытания.
   Михаил терпеть не мог, чтобы за него решали некие потусторонние силы, к которым относил уйму народу – от начальства и назойливых друзей до коварных девиц, знахарей, врачевателей духовных и физических недугов, журналистов, писателей, модных режиссеров и парикмахеров.
   Он бы уже давно вильнул в сторону, если бы не солидная репутация научного учреждения и Петра Громова, с которым его познакомили общие друзья.
   Август выдался на удивление беспокойным месяцем. По долгу службы Михаил был обязан следить за ситуацией в металлургических компаниях и докладывать вышестоящим инстанциям свои соображения о том, как реагировать на проекты и предложения «коммерсов».
   Он уже мог «решать вопросы», но не торопил события, справедливо полагая, что пока пусть болит голова у начальства, а когда он сам сядет в высокое кресло, то тогда придет его очередь мучиться.
   Это было логично, но искушение порулить самостоятельно становилось все настойчивее, и он чувствовал, что вот-вот перейдет из категории созерцателя в категорию вершителя.
   Оставалось совсем немного.
   К сожалению, вести из компаний приходили неутешительные. Государственную поддержку на преодоление кризиса, весьма внушительную, получила только корпорация Спартака Рашидова, известного своей близостью к президенту и министру финансов.
   Остальные «металлисты» были этим крайне недовольны и шли на все, чтобы осадить, остудить и поставить на место бойкого конкурента, заставить его умерить аппетит и поделиться. Рашидов воспринимал эти попытки насмешливо, что еще больше распаляло олигархов.
   Однако, как часто бывает, беда пожаловала откуда не ждали. Внешние наезды были отбиты, но начались внутренние разборки между основными акционерами.
   Получив информацию о готовящемся «дворцовом перевороте» с целью свержения Рашидова, Михаил пребывал в тревожных раздумьях, как с этим «горячим блином» поступить. Довести информацию до руководства, а может, напрямую до самого Рашидова, предупредив его о заговоре, или остаться в стороне от конфликта? Пусть события развиваются в соответствии со своей внутренней логикой, весомостью кошельков олигархов и предначертаниями вышестоящего начальства, в которых арабы не без оснований усматривают волю Аллаха.
   Вследствие размышлений на эту тему подозрительность Михаила существенно увеличилась, что не могло не сказаться самым неблагоприятным образом на отношении к смелому эксперименту с «умной» одеждой.
   Как-то, совершенно изможденный, он вернулся с работы и по привычке достал виски, лед и стакан с утолщенным дном, придуманный специально, чтобы не морозить руку, когда льдинки растворятся в золотистом напитке. Однако, вспомнив обещания, данные в институте биотехнологий, помрачнел и поставил бутылку обратно в бар.
   – Нужно что-то решать, – проворчал Михаил, устраиваясь в кресле напротив телевизора. Думать или заниматься другой полезной деятельностью сил уже не было, а спать еще не хотелось.
   Побродив по каналам спутникового телевидения, Михаил сам не заметил, как увлекся передачей о сказочной стране Шамбале.
   Зачем ищут Шамбалу? Чтобы проникнуться глубинным смыслом своего предназначения. С древности известно, что на земле существует несколько загадочных мест, соприкасающихся с другими мирами. К ним относятся в первую очередь Тибет и Иерусалим.
   Тибетцы называют райскую страну Шангри-ла, а западные исследователи дали ей имя Шамбала. Дверь в эту страну можно найти в горах Тибета, а ключ от нее хранится у буддийского верховного священника далай-ламы, который почитается как живое божество.
   Михаил почувствовал, что у него холодеют руки и судорожно колотится сердце. Он захотел встать, выйти в другую комнату. Но руки вцепились в ручки кресла. Разжать их было невозможно. Голос с экрана звучал все громче.
   Художник Рерих, посвятивший много лет поискам Шамбалы, утверждал, что эта страна населена вечно молодыми махатмами. Он воочию наблюдал махатм во время своего путешествия по Тибету. Эта сцена изображена в картине «Сожжение тьмы».
   Неведомая сила подняла Михаила с кресла и понесла к шкафу. Он достал «умные» брюки и аккуратно повесил их на стул.
   «Завтра пойду в них на работу. Носить не меньше трех часов в день – так мне сказали. По времени получится больше. Ничего страшного!»
   Сон пришел сразу. И только в подсознании Некто нашептывал, что начинается новая жизнь.
   Она была совсем рядом. На расстоянии вытянутой руки.

Глава 7. У каждого свои «тараканы»

   Главный психолог института биотехнологий Мэлор Ториа был прикомандирован к лаборатории на весь период проведения эксперимента с «умными» тканями.
   Стройный, темноволосый и черноглазый, всегда модно одетый и подчеркнуто вежливый, Ториа считался воплощением элегантности и хорошего вкуса.
   Ему было чуть более сорока. Тонкий юмор, абсолютная невозмутимость и угадывающаяся страстность южного человека делали его объектом тайных и явных желаний многих женщин, независимо от возраста, национальности, цвета волос и социального положения. Как говорил Остап Бендер, меня любила даже женщина – зубной техник.
   Если добавить скрытность и сдержанную загадочность, которая сквозила в каждом его движении, то можно смело признать в Мэлоре Ториа личность незаурядную.
   Люди неосведомленные, но дотошные, как правило, пытались разобраться в нем:
   – Странное имя Мэлор – наверное, Мэлорд?
   – Нет, именно Мэлор – Маркс, Ленин, Октябрьская революция, – невозмутимо пояснял Ториа.
   – Ваши родители верили в коммунизм?
   Некоторые коллеги произносили эти слова с сочувствием, подразумевая, что всякие несчастья случаются в семьях. Другие – с симпатией или подтекстом, а не были ли ваши родители, уважаемый господин Ториа, приспособленцами и сталинистами? Ая-яй!
   – Мой отец ни во что и никому не верил, кроме Господа Бога и своей семьи, – невозмутимо сообщал Ториа. – Красивое имя. Я доволен. А вы?
   Когда Громов впервые услышал подобный диалог, он подумал: «Как корабль назовете, так он и поплывет. У Мэлора неортодоксальное мышление и страсть к парадоксам».
   И он был прав.
   Мэлор извлекал парадоксы, казалось бы, из ничего, из пустоты или из привычных, затертых слов, не вызывающих никаких ассоциаций.
   Вот и это летнее утро он начал с изощренной остроты, сразу как только вошел в зал для заседаний, где собрались ведущие исследователи лаборатории Громова.
   – Мэлор Сергеевич, какой вы стройный, что вы для этого делаете? – спросила известный специалист в области эндокринологии Наталья Борисовна Стефанович, дама крупногабаритная и весомая во всех отношениях.
   – Русские говорят: правда налицо. А у меня на родине правда всегда на живот. Чем больше у мужчины живот, тем лучше. Стараюсь опровергнуть это заблуждение.
   Громов, опоздавший на совещание из-за срочного телефонного разговора, услышал только ответ Мэлора.
   – Очень верная мысль, Мэлор Сергеевич. Дело не в животе, а в гормонах. Как наши испытатели? Меня интересуют первые результаты, что конкретно сделано, проблемы, решения. Начнем, если не возражаете.
   Ториа посерьезнел.
   – Как вы знаете, подобрана группа испытателей «умных» тканей. Мы подробно изучили особенности, достоинства, недостатки и потенциальные возможности каждого. Началась практическая стадия эксперимента. Испытателям переданы образцы одежды. Учитывались их пожелания: кому достались брюки, кому – джинсы. Счет 3:2 в пользу джинсовой продукции. Получена первая информация о реакции организма, а также об изменениях в поведенческом алгоритме.
   – Вот и отлично. Дайте краткую оценку группе в целом и каждому кандидату в отдельности. Начнем с мужского контингента.
   – Все подобранные мужчины весьма успешны в профессиональной деятельности, каждый по-своему: банкир, топ-менеджер промышленной компании и перспективный государственный чиновник. А вот в личном плане картина иная. Прослеживается закономерность. Два кандидата – Николай и Михаил – оказались на нулевом уровне. Для них возникает проблема поиска и построения новых отношений с фундамента. Один из испытателей – Эдуард – озабочен сохранением семьи. Но по темпераменту, да, прямо скажем, и по интеллекту, он сильно отстает от своей партнерши, что также отбрасывает его на нулевой уровень.
   – А вам не кажется, что все они прирожденные холостяки? И реакции у них будут примерно одинаковыми, – спросил Громов.
   – Не кажется. Готов это доказать. Принято считать, что убежденные холостяки воспитываются в неполных или неблагополучных в психологическом плане семьях. Родители часто ссорились. Еще хуже, когда роль отца выполняла властная мать. Ближе к тридцати холостяки из этой категории женятся, а потом очень быстро разводятся. А здесь мы наблюдаем совершенно разную картину.
   Ториа подошел к доске и широким жестом изобразил три фигуры, отдаленно напоминающие несчастных холостяков, попавших под трамвай.
   – Вот Николай, – Ториа указал на фигуру справа. – Он опровергает эту гипотезу. Вырос в дружной, благополучной семье. Представляет собой тип состоявшегося, почти полностью удовлетворенного мужчины. Ну, все у него есть. И поддержка родителей, особенно на старте карьеры. И оказался в нужное время в нужном месте. В бизнесе встретил понимающих людей, подходящих ему по психологическому складу, которые его продвигали по социальной лестнице, дали прилично заработать. Живи и радуйся. Строй семью, рожай детей. А он пустой, как проколотая шина. Сдувшийся. Энергии – ноль.
   – У него нет цели, – предположил Громов.
   – А у других она есть? Энергии им всем не хватает.
   – В общем, тактику мы не меняем. У всех мужчин схожее состояние. Подпитаем их тестостероном. Сделаем инъекции, а потом для поддержания необходимого уровня будем воздействовать через «умную» одежду. Диверсифицировать методику пока не требуется? Я правильно понял? Что вы можете сказать как психолог? – Громов явно стремился завершить совещание.
   Ему было все ясно, но по выражению лица Ториа он видел отражение сомнений и внутреннюю борьбу – а стоит ли о них говорить?
   – Самый запущенный случай, несмотря на молодость, – это Михаил, – тяжело вздохнув, все же заметил Мэлор Сергеевич. – Классический тип мужчины, в основе поведения которого заложена глубокая психологическая травма, полученная в детстве. В семье господствовала властная мать, склонная к вспышкам гнева и другим проявлениям агрессии. В общении с женщинами он испытывает психологический дискомфорт. Научился самоизолироваться – вроде живет с женщиной, может находиться рядом, даже заниматься с ней любовью и наделать еще кучу детей, но в реальности окружен защитной скорлупой. Даже когда занимается сексом, чаще думает о других женщинах и тем самым провоцирует самовозбуждение.
   – Но в профессиональной деятельности он благополучен и вопросов не вызывает? – усомнился Громов.
   – Вопросов не вызывает, но они есть. По крайней мере у меня. В профессиональных делах он идеально защищен от внешних раздражителей. Проблемы держит на расстоянии. Может имитировать живейший интерес. Но действует очень избирательно. Это еще один вариант защиты.
   – Что в этом плохого? – нетерпеливо спросил Громов. Ему показалось, что Ториа нагнетает, усложняет и даже запутывает картину.
   – Самообман! Иллюзия благополучия! – повысив голос, сказал Мэлор.
   – Он это понимает?
   – Как же не понять. Умный человек, – грустно сказал Ториа. – Сам себе не признается, даже перед собой мимикрирует, но понимает бессмысленность своего существования. Ни котенка, ни ребенка, ни реальной радости от работы. Все чистой воды подделка, контрафакт. Сейчас назревает внутренний конфликт. Пока срабатывают защитные механизмы. Но кризис наступит очень резко и будет развиваться стремительно. Люди этого типа часто умирают внезапно, даже в молодом возрасте.
   – Таким образом, наша технология имеет для него жизненное значение. Усиление гормонального фона подтолкнет к смелым решениям, позволит выбраться из защитной скорлупы, даст возможность устроить личную жизнь, – попытался внести умиротворение в дискуссию Громов.
   – Думаю, только «умной» одеждой мы не обойдемся. Потребуются и другие меры, – сказал Ториа.
   – Хорошо, что предупредили. Подумаем. С мужчинами всегда проблемы, – сказал Громов. – А вот по женскому контингенту у меня вопросов нет. Очень достойные кандидаты.
   – Стерв маловато, – вздохнул руководитель фармацевтической группы Климов.
   – Абсолютно неверно. Стервозность присутствует в каждой кандидатке. Собственно, мы и выбирали непростые варианты, – обиделся Ториа.
   – Да, но хотелось бы совсем отмороженную, – не сдавался Климов. – Чтобы пробы ставить было негде. Вернее, не на чем. Из бизнеса. Попадаются такие экземпляры, что любую «умную» ткань обманут, продадут, потом опять купят и еще раз продадут, но уже дороже.
   – Я понимаю, испытать технологию на экстремальном варианте всегда интересно. Результаты могут быть неожиданными, – нехотя согласился Ториа.
   – Отложим на потом, – строго сказал Громов. – Если доживем до следующей стадии. И так проблем выше крыши.
   – А если я предложу еще одного кандидата? Очень интересный экземпляр. Женщина с сильным характером и нестандартным мышлением. Выше среднего уровня, – сказал Мэлор.
   – Это хорошо?
   – Мне нравятся умные женщины, – признался Ториа. – К тому же у нее мощный эмоциональный фон. Внешне сдержанная, но обладает взрывным темпераментом. Молода, но уже воплощает все прелести зрелой женщины – влюбчива и может себе это позволить.
   – Не вижу смысла вмешиваться, если она настолько благополучна.
   – В том-то и дело, что каждый из элементов сам по себе вопросов не вызывает, но в единую систему они никак не складываются. Не находит наша девушка равновесия между своим темпераментом, умом и окружающей действительностью. Поэтому крайне уязвима.
   Ториа становился особенно красноречивым, когда требовалось отходить от согласованных схем, вносить изменения, переворачивать все с ног на голову, а потом возвращать обратно, и так до бесконечности.
   Любые планы были для него просто бумажками. Не более того. Главное – творчество. Человеческие судьбы, характеры и психологические драмы он ставил намного выше технологий, научных открытий и аппаратных игр.
   – Я не против, – сказал Громов. – У сильной личности картина выражена более ярко. И результат интереснее, что, собственно, и нужно. Мы работаем не для маргиналов.
   – Тогда прошу ознакомиться, – сказал Мэлор, вручая досье в белой пластиковой папке с эмблемой института.
   С первой страницы на Громова смотрела фотография Марики.

Глава 8. Дороже денег

   Правительство собралось в полном составе. Узнав о том, что президент просил обратить внимание на проект Громова, министры насторожились.
   Понятно, что Кремль увлечен идеями модернизации, но откуда высочайшее благоволение отдельно взятому проекту? Что и кто за ним стоит? А не вызовет ли это ревностную реакцию премьера, который не любил, чтобы навязывали, внушали и подталкивали?
   Для объективности оценок пригласили людей с безупречной репутацией или, по меньшей мере, обученных научной грамоте и славящихся способностью к удивительным перевоплощениям: главу корпорации нанотехнологий Чарова, президента Академии наук, выдающегося математика Лосева, директора Ядерного института Климчука, других видных ученых и хитроумных администраторов.
   Чаров в свою очередь настоял, чтобы «великий хурал» расширили за счет представителей большого бизнеса в надежде на то, что, несмотря на коматозное состояние частных компаний, деньги для «технологического прорыва» все же найдутся.
   Тем более что панические крики олигархов «помогите, тонем!» совпадали по времени с приобретением зарубежных спортивных клубов, дворцов и, разумеется, яхт, больше напоминающих габаритами и электронной оснасткой крейсера, авианосцы и линкоры.
   – Поздравляю с аншлагом, – сказал Ратов, позвонивший Громову за день до заседания. – Читаю списки участников. Впечатляет.
   – Поедем вместе? – спросил Громов.
   – Нет, встретимся в Доме правительства.
   «Все же он меня избегает», – подумал Громов. Срочные дела отвлекали его от грустных размышлений, которые не могли привести к утешительным выводам. Забыть Марику не получалось, невзирая на риск окончательно разрушить добрые отношения с Ратовым.
 
   При входе в зал заседаний на пятом этаже Белого дома у Громова возникло странное ощущение. Как будто он оказался участником пьесы со знакомыми актерами или попал в ожившую кинохронику, герои которой вылезли из телевизионного экрана, расселись вокруг него и вовлекли его в свою игру. Делали они это весьма искусно, уткнувшись в бумаги, поглядывая искоса и исподлобья, притворяясь, что его не замечают, и всячески скрывая свои замыслы.
   Громов раскрыл папку с текстом сообщения, но в бумаги почти не заглядывал. Он помнил каждое слово, говорил убедительно, с легкой, возможно, даже слишком неуловимой иронией, чутко угадывая настроение аудитории.
   – Разработкой «умной» одежды занимаются во всем мире, – сказал Громов. – На данный момент созданы опытные образцы, но возникают трудности с их коммерческой реализацией. Пока они не для массового потребителя.
   Какие попытки предпринимаются в настоящее время, чтобы внедрить «умные» ткани в жизнь современного общества? – Громов посмотрел на собравшихся и понял, что его вопрос повис в воздухе.
   «Попробую пронять их конкретными примерами».
   – Итальянские дизайнеры стремятся создать «живые конструкции», которые меняются в зависимости от влажности и температуры окружающей среды. Дизайнер Мауро Талиани придумал рубашку для ленивых. В состав ткани входят титан, никель, нейлон. В результате создается эффект памяти формы.
   Предположим, – терпеливо объяснял Громов, – что внешняя температура увеличивается на несколько градусов. В этом случае рукава рубашки в считаные доли секунды поднимаются до локтя или до предплечья. А если температура понизилась? Длина рукавов восстанавливается до прежнего уровня.
   «Умная» ткань реагирует и на внутренние факторы, прежде всего на температуру тела. Если счастливый обладатель «биорубашки» потеет, – жарко стало человеку, душно, воздуха не хватает, хочется сбросить с себя одежду, – рубашка увеличивает открытую площадь тела.
   – Без одежды для ленивых можно обойтись. Специально придумывают новые качества товаров, чтобы расширить сбыт. Нужны реальные инновации, а не эти фокусы с одеждой, – скептически заметил первый вице-премьер Шереметьев.
   Он все чаще пытался загладить свою репутацию либерала и рыночника. Однако, погрозив административными мерами и поругав рыночную стихийность и непредсказуемость, с ужасом думал, что перерождается в нечто крайне ему несимпатичное, и тут же делал шаг назад.
   Эти вынужденные метаморфозы злили его и лишали привычной харизмы. Вот и в этот раз он подумал, а не слишком ли жесткую позицию он занимает, и подправил впечатление новым вопросом:
   – Хорошо, что мысль не стоит на месте. Производство налажено?
   – Пока нет. Слишком дорого, – разочаровал Громов. – Мы знаем о существовании примерно двухсот таких рубашек. Все они серого металлического цвета. Стоимость каждого изделия – от трех до четырех тысяч долларов.
   – А вот мы бы купили. Разместим логотип – отличный корпоративный подарок, – громко сказал банкир Гранин, основной акционер «Омега-Групп». Его корпорация успешнее других переносила кризис, и он мог позволить себе эту смелую реплику.