Страница:
Он неподвижно посидел минут пять, посмотрел вокруг. В голову, словно после принятия приличной дозы глицина, стали приходить умиротворяющие мысли. А ведь его участие в шоу может стать довольно интересным! Ведь это действительно какое-то новое испытание для него, новая сфера приложения усилий. Ну в самом деле, чем он занимался до сих пор? Боролся со своими монстрами, спрятанными в шкафу, когда ему было десять – пятнадцать лет, искал, нащупывал что-то у себя внутри, поступал в университет, сражался с тамошними упырями, опять что-то искал, как суетливая баба, вечно опаздывающая на работу… Даже девушкой толком не обзавелся! В конце концов, он молод, симпатичен, энергичен, чертовски талантлив – так неужели с таким багажом ему всю жизнь подтирать носы первокурсникам, не готовым к зачету?
На несколько мгновений он представил себя шестидесятилетним, заплывшим жирком, старым, занудным преподом: он сидит за кафедрой в университетской аудитории, почесывает лысину, поправляет очки на переносице и все время порывается с анализа Смутного времени перейти на воспоминания о бурной молодости, но студенты начинают гудеть, бурчать, забрасывать его бумажками… Словом, бред полнейший… брр!
– Да, так оно все и бывает, – услышал он справа чей-то вкрадчивый голос.
Миша вздрогнул. Обычно к нему нельзя подкрасться вот так незаметно – его радары работают и днем и ночью, – но этого лазутчика он явно пропустил! Это могло означать лишь одно: лазутчик – «один из этих».
Он повернулся на голос. Рядом с ним на лавочке с видом «я просто посижу и никого не буду трогать» примостился невысокий пятидесятилетний мужчина в недорогом костюмчике и с кепкой на затылке. «Тот самый старый, занудный препод», – с улыбкой констатировал Михаил и почему-то подумал, что мужичку не хватает рядом листочка фольги со сваренным вкрутую куриным яйцом и куриной ножкой. Замшелый интеллигент на отдыхе в парке, ни дать ни взять.
– Простите, что вы сказали? – спросил Миша.
Мужчина даже не обернулся к нему и продолжал смотреть на суету возле гигантского автобуса «мерседес», принадлежащего телекомпании. Но он все же ответил. Со вздохом, будто сделал одолжение:
– Я говорю, молодой человек, что вот так оно и бывает: всю жизнь на низком старте, всю жизнь ждешь сигнала, а сигнала все нет и нет. Ты уже думаешь, что его никогда не будет и вся жизнь прошла даром… Без искры, без пара, без движения. И вот когда ты уже совсем отчаиваешься и собираешься плюнуть на все и всех, вдруг получаешь весточку… – Мужчина кивнул в сторону автобуса и помолчал немного. Потом добавил коротко: – Боязно.
Миша промолчал.
– Вы меня понимаете? – как бы между прочим поинтересовался мужичок.
Миша молчал.
– Знаю, что понимаете. Иначе что бы вам здесь делать, молодой человек, не так ли?
Собеседник наконец повернулся к нему. Миша увидел потухший взгляд глубоко старого человека, хотя на вид мужичку было действительно не больше полтинника.
«Я тоже стану таким», – подумал парень. Он протянул руку:
– Михаил.
– Очень приятно, – отозвался мужичок, протягивая свою сухонькую клешню. – Рустам… кхм… Рустам Имранович, если точнее выразиться. Почти как глава мятежного Верховного совета Хасбулатов, если вы помните. Хотя откуда вам это помнить…
– Мятежного Верховного совета? – улыбнулся Миша. – Вы, пожалуй, один из немногих моих собеседников, кто не утверждает однозначно, что Верховный совет был варварски расстрелян бандой Ельцина.
– Да, я так не считаю. Я считаю, в гражданской войне не бывает правых… – Он вздохнул и вернулся к изучению повадок телевизионщиков. – Видите ли, я был у ворот «Останкина» в девяносто третьем… защищал свободу слова. Из лагеря штурмующих в меня прилетела пуля… И знаете, после этой пули я думаю, что если бы победили Руцкой с Макашовым, то пол-Москвы висело бы на фонарных столбах. А потом и половина России. Я висеть категорически отказывался…
Они немного помолчали. Михаилу казался немного странным и даже неуместным разговор о политике здесь, в этом дворе, перед съемкой развлекательного шоу. Он решил закрыть тему.
– Н-да, чудесное у вас имя, нечего сказать.
– Надо полагать, и у вас не очень-то банальное? – скривился в ухмылке Рустам Имранович. – Я слышал, что среди претендентов на участие в шоу есть чуть ли не родственник одного знаменитого актера. Часом, не вы ли?
Мишка почему-то покраснел, хотя давно уже мог бы привыкнуть к подобным подколам.
– Думаю, для вас не составило большого труда определить, – сказал он. – Вы ведь тоже участвуете в шоу?
– Да. Я прочел объявление бегущей строкой, прошел кастинг. Мне позвонили вчера вечером, буквально в последний момент, когда я уже и рукой махнул на все это дело. А вы как попали?
– Коллега по работе сосватал. Я тоже особо ни на что не претендовал, хотя был уверен сразу, что пройду. Мне позвонили несколько дней назад.
– Поздравляю…
– Спасибо, и вас также… Хотя точно не знаю, с чем именно нас всех стоит поздравлять.
Рустам Имранович молча кивнул. У Мишки почему-то мурашки волной пробежали по спине.
6. Разминка
Из дневника Екатерины Соболевой
7. Рыба
8. Коридор
На несколько мгновений он представил себя шестидесятилетним, заплывшим жирком, старым, занудным преподом: он сидит за кафедрой в университетской аудитории, почесывает лысину, поправляет очки на переносице и все время порывается с анализа Смутного времени перейти на воспоминания о бурной молодости, но студенты начинают гудеть, бурчать, забрасывать его бумажками… Словом, бред полнейший… брр!
– Да, так оно все и бывает, – услышал он справа чей-то вкрадчивый голос.
Миша вздрогнул. Обычно к нему нельзя подкрасться вот так незаметно – его радары работают и днем и ночью, – но этого лазутчика он явно пропустил! Это могло означать лишь одно: лазутчик – «один из этих».
Он повернулся на голос. Рядом с ним на лавочке с видом «я просто посижу и никого не буду трогать» примостился невысокий пятидесятилетний мужчина в недорогом костюмчике и с кепкой на затылке. «Тот самый старый, занудный препод», – с улыбкой констатировал Михаил и почему-то подумал, что мужичку не хватает рядом листочка фольги со сваренным вкрутую куриным яйцом и куриной ножкой. Замшелый интеллигент на отдыхе в парке, ни дать ни взять.
– Простите, что вы сказали? – спросил Миша.
Мужчина даже не обернулся к нему и продолжал смотреть на суету возле гигантского автобуса «мерседес», принадлежащего телекомпании. Но он все же ответил. Со вздохом, будто сделал одолжение:
– Я говорю, молодой человек, что вот так оно и бывает: всю жизнь на низком старте, всю жизнь ждешь сигнала, а сигнала все нет и нет. Ты уже думаешь, что его никогда не будет и вся жизнь прошла даром… Без искры, без пара, без движения. И вот когда ты уже совсем отчаиваешься и собираешься плюнуть на все и всех, вдруг получаешь весточку… – Мужчина кивнул в сторону автобуса и помолчал немного. Потом добавил коротко: – Боязно.
Миша промолчал.
– Вы меня понимаете? – как бы между прочим поинтересовался мужичок.
Миша молчал.
– Знаю, что понимаете. Иначе что бы вам здесь делать, молодой человек, не так ли?
Собеседник наконец повернулся к нему. Миша увидел потухший взгляд глубоко старого человека, хотя на вид мужичку было действительно не больше полтинника.
«Я тоже стану таким», – подумал парень. Он протянул руку:
– Михаил.
– Очень приятно, – отозвался мужичок, протягивая свою сухонькую клешню. – Рустам… кхм… Рустам Имранович, если точнее выразиться. Почти как глава мятежного Верховного совета Хасбулатов, если вы помните. Хотя откуда вам это помнить…
– Мятежного Верховного совета? – улыбнулся Миша. – Вы, пожалуй, один из немногих моих собеседников, кто не утверждает однозначно, что Верховный совет был варварски расстрелян бандой Ельцина.
– Да, я так не считаю. Я считаю, в гражданской войне не бывает правых… – Он вздохнул и вернулся к изучению повадок телевизионщиков. – Видите ли, я был у ворот «Останкина» в девяносто третьем… защищал свободу слова. Из лагеря штурмующих в меня прилетела пуля… И знаете, после этой пули я думаю, что если бы победили Руцкой с Макашовым, то пол-Москвы висело бы на фонарных столбах. А потом и половина России. Я висеть категорически отказывался…
Они немного помолчали. Михаилу казался немного странным и даже неуместным разговор о политике здесь, в этом дворе, перед съемкой развлекательного шоу. Он решил закрыть тему.
– Н-да, чудесное у вас имя, нечего сказать.
– Надо полагать, и у вас не очень-то банальное? – скривился в ухмылке Рустам Имранович. – Я слышал, что среди претендентов на участие в шоу есть чуть ли не родственник одного знаменитого актера. Часом, не вы ли?
Мишка почему-то покраснел, хотя давно уже мог бы привыкнуть к подобным подколам.
– Думаю, для вас не составило большого труда определить, – сказал он. – Вы ведь тоже участвуете в шоу?
– Да. Я прочел объявление бегущей строкой, прошел кастинг. Мне позвонили вчера вечером, буквально в последний момент, когда я уже и рукой махнул на все это дело. А вы как попали?
– Коллега по работе сосватал. Я тоже особо ни на что не претендовал, хотя был уверен сразу, что пройду. Мне позвонили несколько дней назад.
– Поздравляю…
– Спасибо, и вас также… Хотя точно не знаю, с чем именно нас всех стоит поздравлять.
Рустам Имранович молча кивнул. У Мишки почему-то мурашки волной пробежали по спине.
6. Разминка
Через час с небольшим ангар оккупировали две сотни человек. Площадка стала напоминать открытый рынок в воскресный день. Мишка Поречников и его новый знакомый молча разглядывали толпу.
Это были самые разные люди. Они отличались друг от друга возрастом, цветом кожи, качеством штанов, выражением лиц… Вот выражение лиц заинтересовало Михаила более всего. Это были лица страждущих, хотя каждый второй из собравшихся всерьез считал себя если уж и не мессией, то каким-нибудь колдуном, магом, провидцем, целителем, в конце концов, и по статусу ему самому положено было бы собирать вокруг своего дома толпы страждущих, махать им с балкона платочком, отпускать грехи и разводить руками тучи в небе. Ан нет – теперь они сами здесь, возле этого ангара, ждут чуда, надеются на благодать и с удовольствием дают интервью репортеру телекомпании, который толкается в самой гуще вместе с оператором в расчете поймать удачный план или зафиксировать какое-нибудь интересное послание миру.
Вот совсем молоденький мальчик, лет двадцать от силы, белобрысенький, робкий, смотрит вокруг, пытается улыбаться, но видно, что его серьезно лихорадит. Михаил даже на расстоянии почувствовал дрожь в его коленках. «Куда ж ты, дурачок, полез, скушают тут тебя, как сосиску в тесте на автобусной остановке… На бегу скушают, даже не заметят, и будешь ты потом считать себя законченным неудачником, ничтожеством и бездарем и постепенно придешь к мысли, что лучше переквалифицироваться в управдомы… И ведь с легким сердцем переквалифицируешься, черт тебя дери, и мир лишится еще одного потенциального Творца Мечты… Жаль». Миша был уверен, что все именно так с этим белобрысеньким экстрасенсом и получится и помешать подобному сценарию сможет только он сам. Но фигня в том, что он не захочет. Обстоятельства окажутся сильнее… Вот женщина лет сорока, восточной наружности, с горделивой осанкой, острым подбородком и взглядом главы огромного семейства. Да, у нее точно большая семья, как у многих людей в тех далеких краях, откуда она родом. Наверняка куча детей, работящий муж, чрезвычайная занятость которого, впрочем, не оказывает существенного влияния на благосостояние семейства… У них маленький дом, небольшой задний дворик, на котором ее четверо разнокалиберных, но одинаково чумазых сыновей гоняют сдувшийся резиновый мячик… ее единственная доченька десяти лет от роду помогает ей на кухне… В большом котле жарятся в шипящем масле колечки лука, кусочки баранины и морковка… Это плов… Черт возьми, настоящий, свеженький узбекский плов, приготовленный настоящей узбекской ясновидящей! «Зачем ты здесь, добрая женщина? Кого ты хочешь удивить в этом зоопарке? Ты уже всем все доказала, тебя в твоем селе носят на руках, потому что ты никогда никому не отказываешь в помощи – даже последнему засранцу, не достойному прощения… Впрочем, кажется, ты уверена, что „нет тех, кто не стоит любви“, хотя никогда не слышала этой строки у Башлачева… Малограмотная, владеющая русским языком на уровне „мы иметь строительный бизнес в Москве“, но такая уверенная в себе, такая возвышенная и какая-то… Черт, не подобрать выражения… Словом, загадочная. Да, есть еще женщины в узбекских селеньях»…
И еще десятки лиц, сотни глаз, сотни судеб, сотни разных дорожек, сомкнувшихся у стен этого ангара.
Чудный денек намечается.
– Интересно, правда? – спросил Рустам Имранович.
– Не то слово, – кивнул Миша. – Просто книжки писать можно, не вставая со скамейки.
Мужчина даже как будто оживился.
– Предлагаю небольшое соревнование, чтобы скоротать время, – сказал он. – Помните сцену из «Холмса»? Как старший брат Майкрофт предлагал Шерлоку рассказать что-нибудь о случайном прохожем, которого они увидели из окна? Вы вообще смотрели этот сериал?
– Конечно. Мои родители никогда его не пропускали.
– Замечательно! Ну, что скажете?
Миша пожал плечами. Откровенно говоря, ему не очень нравилось делать это публично. «Сканирование» – дело интимное, и свои наблюдения лучше оставлять при себе. Но раз он настаивает…
– Что ж, пожалуй. Если только чуть-чуть.
– А больше и не нужно. Просто встряхнемся перед первым туром.
– Давайте, давайте.
Имранович с хрустом размял пальцы, приосанился.
– Что вы думаете вон насчет того молодого мужчины, у которого сейчас берут интервью телевизионщики? Видите, справа от автобуса?
– Вижу.
Михаил вынул руку из кармана и стал по привычке потирать свой левый висок. Это помогало ему сосредоточиться.
Объектом стал молодой человек в черной рубашке и черных же брюках, высокий, с короткой стрижкой. В вытянутой правой руке он держал мундштук с дымящейся сигаретой, сам держался как бы отстраненно и почти вальяжно, на вопросы телевизионщиков отвечал неторопливо, растягивая слова, при этом взгляд его не поднимался выше декольте на блузке прекрасной собеседницы.
– Ну? – спросил Рустам Имранович. – Что скажете?
Миша вздохнул. Задачка – для первого курса школы колдовства Хогвартс.
– Считает себя колдуном, – начал излагать Михаил, – причем не абы каким колдуном, а потомственным. Продолжайте.
Рустам Имранович кивнул и с мальчишеским азартом подхватил эстафетную палочку. Мишка понял, что для мужика это не просто хобби. Это то, для чего он до сих пор существует в этом мире.
– Парень одинок… Возможно, девственник, и это обстоятельство накладывает отпечаток на все, что он делает или пытается делать. Неистраченные чувства и эмоции он направляет в совершенно иное русло…
– Согласен, – подхватил Миша, не отпуская висок, – но, кроме его возможной девственности, есть еще и личностные характеристики. Парня можно назвать вредным… противным даже, я бы сказал. Нетерпим к чужому мнению и крайне болезненно воспринимает пренебрежение к своему колдовскому статусу…
– …да-да, жутко не любит, когда в нем сомневаются или даже смеются над ним. Кстати, что он вообще умеет?
– Вы хотите знать, обладает ли он хотя бы малой толикой того, о чем трубит сейчас девушке, с которой мысленно уже давно содрал блузку?
– Именно! – почти с детским восторгом воскликнул Рустам Имранович. – Что скажете, коллега?
Миша улыбнулся, несколько секунд молча изучал объект. Молодой человек в черном никак не мог закончить интервью. Девушка с микрофоном все пыталась от него улизнуть, оператор уже опустил камеру и искал новые планы для съемки, а колдун не унимался. Очевидно, нашел наконец благодарного слушателя.
– Способностей не много, – заключил Михаил. – Он любит внешние эффекты, но на самом деле способен, пожалуй, лишь на обнаружение взрывчатых веществ или марихуаны в чемоданах гастарбайтеров.
Рустам Имранович рассмеялся, хлопнув в ладоши.
– Браво, коллега! Я все пытался найти образный ряд для этого молодого человека, но вы попали в десятку раньше меня! Браво!
Михаил благодарно склонил голову. Разминку на этом он считал законченной, но Рустам Имранович вдруг перестал смеяться и повернулся к нему. Взгляд был серьезен.
– Ну, а обо мне что-нибудь можете сказать?
Миша вздохнул. «Вот этого я как раз и не хочу, – подумал он, стараясь послать соответствующий импульс в голову собеседника. – Давайте не будем портить хорошее утро, а?»
Рустам Имранович кивнул.
– Я ждал подобной реакции, – сказал он, отворачиваясь. – Должен предупредить об одной вещи. Сейчас мы с вами некоторым образом наблюдатели и, возможно, даже немного друзья. Но если мы оба с вами пройдем в шоу, мы автоматически превратимся в соперников. И поэтому…
Миша нахмурился. А ведь этот потрепанный жизнью мужичок в кепочке уже начинал ему нравиться. Черт побери, что делает с людьми желание быть первым…
– Рустам Имранович, я понятия не имею, во что мы с вами ввязываемся, но я убежден, что соперничество не предполагает вражды и уж тем более – вредительства. И давайте действительно не будем портить прекрасное утро!
Мужчина покраснел.
– Да… кхм… действительно.
Рустам Имранович отвернулся и стал рассеянно осматривать толпу.
Это были самые разные люди. Они отличались друг от друга возрастом, цветом кожи, качеством штанов, выражением лиц… Вот выражение лиц заинтересовало Михаила более всего. Это были лица страждущих, хотя каждый второй из собравшихся всерьез считал себя если уж и не мессией, то каким-нибудь колдуном, магом, провидцем, целителем, в конце концов, и по статусу ему самому положено было бы собирать вокруг своего дома толпы страждущих, махать им с балкона платочком, отпускать грехи и разводить руками тучи в небе. Ан нет – теперь они сами здесь, возле этого ангара, ждут чуда, надеются на благодать и с удовольствием дают интервью репортеру телекомпании, который толкается в самой гуще вместе с оператором в расчете поймать удачный план или зафиксировать какое-нибудь интересное послание миру.
Вот совсем молоденький мальчик, лет двадцать от силы, белобрысенький, робкий, смотрит вокруг, пытается улыбаться, но видно, что его серьезно лихорадит. Михаил даже на расстоянии почувствовал дрожь в его коленках. «Куда ж ты, дурачок, полез, скушают тут тебя, как сосиску в тесте на автобусной остановке… На бегу скушают, даже не заметят, и будешь ты потом считать себя законченным неудачником, ничтожеством и бездарем и постепенно придешь к мысли, что лучше переквалифицироваться в управдомы… И ведь с легким сердцем переквалифицируешься, черт тебя дери, и мир лишится еще одного потенциального Творца Мечты… Жаль». Миша был уверен, что все именно так с этим белобрысеньким экстрасенсом и получится и помешать подобному сценарию сможет только он сам. Но фигня в том, что он не захочет. Обстоятельства окажутся сильнее… Вот женщина лет сорока, восточной наружности, с горделивой осанкой, острым подбородком и взглядом главы огромного семейства. Да, у нее точно большая семья, как у многих людей в тех далеких краях, откуда она родом. Наверняка куча детей, работящий муж, чрезвычайная занятость которого, впрочем, не оказывает существенного влияния на благосостояние семейства… У них маленький дом, небольшой задний дворик, на котором ее четверо разнокалиберных, но одинаково чумазых сыновей гоняют сдувшийся резиновый мячик… ее единственная доченька десяти лет от роду помогает ей на кухне… В большом котле жарятся в шипящем масле колечки лука, кусочки баранины и морковка… Это плов… Черт возьми, настоящий, свеженький узбекский плов, приготовленный настоящей узбекской ясновидящей! «Зачем ты здесь, добрая женщина? Кого ты хочешь удивить в этом зоопарке? Ты уже всем все доказала, тебя в твоем селе носят на руках, потому что ты никогда никому не отказываешь в помощи – даже последнему засранцу, не достойному прощения… Впрочем, кажется, ты уверена, что „нет тех, кто не стоит любви“, хотя никогда не слышала этой строки у Башлачева… Малограмотная, владеющая русским языком на уровне „мы иметь строительный бизнес в Москве“, но такая уверенная в себе, такая возвышенная и какая-то… Черт, не подобрать выражения… Словом, загадочная. Да, есть еще женщины в узбекских селеньях»…
И еще десятки лиц, сотни глаз, сотни судеб, сотни разных дорожек, сомкнувшихся у стен этого ангара.
Чудный денек намечается.
– Интересно, правда? – спросил Рустам Имранович.
– Не то слово, – кивнул Миша. – Просто книжки писать можно, не вставая со скамейки.
Мужчина даже как будто оживился.
– Предлагаю небольшое соревнование, чтобы скоротать время, – сказал он. – Помните сцену из «Холмса»? Как старший брат Майкрофт предлагал Шерлоку рассказать что-нибудь о случайном прохожем, которого они увидели из окна? Вы вообще смотрели этот сериал?
– Конечно. Мои родители никогда его не пропускали.
– Замечательно! Ну, что скажете?
Миша пожал плечами. Откровенно говоря, ему не очень нравилось делать это публично. «Сканирование» – дело интимное, и свои наблюдения лучше оставлять при себе. Но раз он настаивает…
– Что ж, пожалуй. Если только чуть-чуть.
– А больше и не нужно. Просто встряхнемся перед первым туром.
– Давайте, давайте.
Имранович с хрустом размял пальцы, приосанился.
– Что вы думаете вон насчет того молодого мужчины, у которого сейчас берут интервью телевизионщики? Видите, справа от автобуса?
– Вижу.
Михаил вынул руку из кармана и стал по привычке потирать свой левый висок. Это помогало ему сосредоточиться.
Объектом стал молодой человек в черной рубашке и черных же брюках, высокий, с короткой стрижкой. В вытянутой правой руке он держал мундштук с дымящейся сигаретой, сам держался как бы отстраненно и почти вальяжно, на вопросы телевизионщиков отвечал неторопливо, растягивая слова, при этом взгляд его не поднимался выше декольте на блузке прекрасной собеседницы.
– Ну? – спросил Рустам Имранович. – Что скажете?
Миша вздохнул. Задачка – для первого курса школы колдовства Хогвартс.
– Считает себя колдуном, – начал излагать Михаил, – причем не абы каким колдуном, а потомственным. Продолжайте.
Рустам Имранович кивнул и с мальчишеским азартом подхватил эстафетную палочку. Мишка понял, что для мужика это не просто хобби. Это то, для чего он до сих пор существует в этом мире.
– Парень одинок… Возможно, девственник, и это обстоятельство накладывает отпечаток на все, что он делает или пытается делать. Неистраченные чувства и эмоции он направляет в совершенно иное русло…
– Согласен, – подхватил Миша, не отпуская висок, – но, кроме его возможной девственности, есть еще и личностные характеристики. Парня можно назвать вредным… противным даже, я бы сказал. Нетерпим к чужому мнению и крайне болезненно воспринимает пренебрежение к своему колдовскому статусу…
– …да-да, жутко не любит, когда в нем сомневаются или даже смеются над ним. Кстати, что он вообще умеет?
– Вы хотите знать, обладает ли он хотя бы малой толикой того, о чем трубит сейчас девушке, с которой мысленно уже давно содрал блузку?
– Именно! – почти с детским восторгом воскликнул Рустам Имранович. – Что скажете, коллега?
Миша улыбнулся, несколько секунд молча изучал объект. Молодой человек в черном никак не мог закончить интервью. Девушка с микрофоном все пыталась от него улизнуть, оператор уже опустил камеру и искал новые планы для съемки, а колдун не унимался. Очевидно, нашел наконец благодарного слушателя.
– Способностей не много, – заключил Михаил. – Он любит внешние эффекты, но на самом деле способен, пожалуй, лишь на обнаружение взрывчатых веществ или марихуаны в чемоданах гастарбайтеров.
Рустам Имранович рассмеялся, хлопнув в ладоши.
– Браво, коллега! Я все пытался найти образный ряд для этого молодого человека, но вы попали в десятку раньше меня! Браво!
Михаил благодарно склонил голову. Разминку на этом он считал законченной, но Рустам Имранович вдруг перестал смеяться и повернулся к нему. Взгляд был серьезен.
– Ну, а обо мне что-нибудь можете сказать?
Миша вздохнул. «Вот этого я как раз и не хочу, – подумал он, стараясь послать соответствующий импульс в голову собеседника. – Давайте не будем портить хорошее утро, а?»
Рустам Имранович кивнул.
– Я ждал подобной реакции, – сказал он, отворачиваясь. – Должен предупредить об одной вещи. Сейчас мы с вами некоторым образом наблюдатели и, возможно, даже немного друзья. Но если мы оба с вами пройдем в шоу, мы автоматически превратимся в соперников. И поэтому…
Миша нахмурился. А ведь этот потрепанный жизнью мужичок в кепочке уже начинал ему нравиться. Черт побери, что делает с людьми желание быть первым…
– Рустам Имранович, я понятия не имею, во что мы с вами ввязываемся, но я убежден, что соперничество не предполагает вражды и уж тем более – вредительства. И давайте действительно не будем портить прекрасное утро!
Мужчина покраснел.
– Да… кхм… действительно.
Рустам Имранович отвернулся и стал рассеянно осматривать толпу.
Из дневника Екатерины Соболевой
28 июня 2008 года
…Иногда я чувствую себя просто какой-то зеленощекой принцессой Фионой. Сначала родители не разрешают ей гулять допоздна, а потом и вовсе заперли в высокой башне, оставив на попечение Дракоши. Родительский долг выполнен, девчонка изолирована от дурного влияния улицы, пусть сидит и ждет своего прекрасного принца, хаха… Да не жду я уже никакого принца, плевать я на них хотела! Мне нужна свобода. СВО-БО-ДА! Не в том смысле, что куда хочу, туда пойду, что хочу, то и наворочу. Я не такая, поверь мне… Да ты и сам прекрасно знаешь, что ж я тебе рассказываю, слава богу, уже пять лет общаемся! Просто я хочу, чтобы у меня было право выбора. Я считаю, что человек в шестнадцать лет заслуживает право выбора, а мне говорят, что ты еще не достигла возраста, дающего право голосовать… ха-ха три раза! Я учусь хорошо, я пишу лучшие сочинения в школе за всю историю ее существования (понял, да? бе-бе!), я не шляюсь по притонам… Я не блядую, в конце концов… Но я тысячу лет не была на ночном концерте в каком-нибудь клубе (блин, какое там «тысячу лет»! НИ РАЗУ НЕ БЫЛА!). Я забыла, что такое дискотека! Я полторы тысячи лет не гуляла на закате по нашей набережной, а ведь там так красиво! Я так люблю эту набережную, хотя река там чуть ли не самая грязная в городе. Да ну и что! Пусть грязная, пусть вечером страшновато, пусть то, пусть се… Но как я живу, посмотри на меня! Ради чего? Ради кого?! Зачем я?! Ой, ладно, пойду я спать… В последнее время днем мечтаешь только об одном – скорее плюхнуться спать. Кажется, только в постели чувствую себя спокойно, но утром приходится просыпаться. Знал бы ты, как иногда не хочется, чтобы веки разлипались! Ладно, прости за слабость, пока!
☺☺☺
…Иногда я чувствую себя просто какой-то зеленощекой принцессой Фионой. Сначала родители не разрешают ей гулять допоздна, а потом и вовсе заперли в высокой башне, оставив на попечение Дракоши. Родительский долг выполнен, девчонка изолирована от дурного влияния улицы, пусть сидит и ждет своего прекрасного принца, хаха… Да не жду я уже никакого принца, плевать я на них хотела! Мне нужна свобода. СВО-БО-ДА! Не в том смысле, что куда хочу, туда пойду, что хочу, то и наворочу. Я не такая, поверь мне… Да ты и сам прекрасно знаешь, что ж я тебе рассказываю, слава богу, уже пять лет общаемся! Просто я хочу, чтобы у меня было право выбора. Я считаю, что человек в шестнадцать лет заслуживает право выбора, а мне говорят, что ты еще не достигла возраста, дающего право голосовать… ха-ха три раза! Я учусь хорошо, я пишу лучшие сочинения в школе за всю историю ее существования (понял, да? бе-бе!), я не шляюсь по притонам… Я не блядую, в конце концов… Но я тысячу лет не была на ночном концерте в каком-нибудь клубе (блин, какое там «тысячу лет»! НИ РАЗУ НЕ БЫЛА!). Я забыла, что такое дискотека! Я полторы тысячи лет не гуляла на закате по нашей набережной, а ведь там так красиво! Я так люблю эту набережную, хотя река там чуть ли не самая грязная в городе. Да ну и что! Пусть грязная, пусть вечером страшновато, пусть то, пусть се… Но как я живу, посмотри на меня! Ради чего? Ради кого?! Зачем я?! Ой, ладно, пойду я спать… В последнее время днем мечтаешь только об одном – скорее плюхнуться спать. Кажется, только в постели чувствую себя спокойно, но утром приходится просыпаться. Знал бы ты, как иногда не хочется, чтобы веки разлипались! Ладно, прости за слабость, пока!
☺☺☺
7. Рыба
На первом задании Миша откровенно забавлялся. Пожалуй, даже за это маленькое развлечение стоило бы поставить Вовке Капустину бутылку поддельного виски, которое он так любит.
Сначала претендентов – примерно по двадцать – тридцать человек – загоняли в импровизированный актовый зал с небольшой сценой. На сцене стояла черная ширма, абсолютно непроницаемая, мрачная и немного пугающая, как театральный задник перед спектаклем при потушенных прожекторах. Когда первая партия экстрасенсов, в которую пролез и Михаил, расселась по казенным стульчикам с кривыми металлическими ножками, на сцену перед ширмой вышла девушка. Миша ее узнал – это была та самая неудачливая в браке ассистентка режиссера, пытавшая его на кастинге. С ней что-то произошло, Миша пока не понимал, что именно, но по сравнению с их первой встречей настроение ее очень изменилось. Возможно, она недомогала.
«Да, блин, месячные начались!» – мысленно отмахнулся он, чтобы закрыть тему и не загружать мозги.
– Внимание, – сказала девушка, подняв руку. – Здравствуйте, меня зовут Ирина Королева. С большинством из вас мы познакомились во время кастинга. Здесь в зале сейчас собрались те, кому предстоит побороться за выход в финальную часть реалити-шоу. Вас ждет первое задание, по итогам которого вы проходите в следующий этап. Сейчас мы уже пишем первую программу, которая скоро пойдет в эфир. На раскачку уже времени нет, начинается настоящая работа. Я желаю всем вам удачи!
Она покинула сцену. Михаил со своего последнего пятого ряда успел заметить у нее мешки под глазами. Какая сволочь ее мучила все эти дни?
Сменив Ирину, на сцену вышел молодой человек в джинсовой куртке и с зажатым в руке телефоном. По виду – еще один ассистент режиссера, но уже менее приветливый и более деловитый.
– Здравствуйте, друзья. Вот условия первого задания. – Он повернулся боком к ширме. – Здесь за ширмой спрятано нечто. За двадцать минут вы должны определить, что именно там находится. Можете описать это общими словами, можете попытаться указать конкретный предмет. В вашем распоряжении все пространство зала, можете подходить к ширме и стучать хоть в шаманские бубны, дело ваше. У каждого из вас есть лист бумаги. Напишите на нем свои имя и фамилию и то, что вы увидели. На выходе вы опустите бумагу в урну и дадите небольшое интервью. Все, друзья, время пошло, удачи всем!
Парень ушел. По залу стали сновать операторы с камерами. Народ зашушукался.
«И каждый из них будет желать нам удачи, и скоро нас всех вырвет от этих телячьих нежностей», – подумал Миша.
Как и в старые школьные (а позже и студенческие) времена, прежде чем приступить к выполнению задания, он стал разглядывать своих конкурентов. Интересно было понаблюдать за их рвением.
Перед ним, рядом ниже, сидел Рустам Имранович. Он был уже без кепки, и кожа на его напряженной лысине ходила ходуном, как гармошка старого, удлиненного «Икаруса». Мужчина неотрывно пялился на ширму, постукивал пальцами по деревянному подлокотнику. Миша улыбнулся и перевел взгляд вправо. Там сидела та самая многодетная узбечка, чей ароматный плов он увидел в своем воображении. Внезапно ему дико захотелось попробовать чего-нибудь мясного. «Надо будет с ней подружиться, если она пройдет в финал». Женщина сидела неподвижно в своем кресле и тоже смотрела на ширму. Со своего места Михаил мог видеть, как ее губы нашептывают что-то. Очевидно, шаманит на своем языке.
Участники с боковых мест действительно начали вставать и подтягиваться к сцене. Кто-то подходил вплотную к ширме и пытался пронзить ее взглядом, но тут же, разочарованный, отходил прочь. Кто-то нарезал круги под сценой, стуча в бубен, потрясая кухонными ножами или разбрасывая какие-то семечки… Молодой человек в черных брюках и черной рубашке, не выпуская изо рта мундштук с тлеющей сигаретой, вытянул к ширме длинные руки ладонями вверх и что-то там пытался нащупать… Но Михаил был уверен, что все впустую.
«Балаган, – подумал он, едва сдерживая улыбку. – Тот самый цирк с обезьянками».
Сам он довольно скоро определил, что скрывается за ширмой. Он просто в течение минуты смотрел на ширму, потирая левый висок, – и увидел. Он не стал изображать мыслительные потуги, он, как на вступительных экзаменах в университет, сразу написал правильный ответ. Вдоволь насмотревшись на своих разнокалиберных конкурентов, он сложил листочек вдвое и покинул зал. Краем глаза заметил, что Рустам Имранович все еще морщит затылок.
На выходе его действительно ожидали. Его отвели в уголок, под свет прожектора, наставили камеру.
– Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста, – попросила девушка-интервьюер.
– Михаил Поречников.
Девушка даже глазом не моргнула.
– Вы определили, что спрятано за ширмой?
– Да.
– И что же там?
– Большой аквариум с акулой… или с другой большой рыбой.
Девушка и оператор переглянулись.
– Много ли времени у вас на это ушло?
– Честно?
Девушка снова переглянулась с оператором.
– А как иначе?
Миша улыбнулся:
– Нет, я могу, конечно, пококетничать для камеры, рассказать, какие сложные манипуляции с сознанием я совершаю. Могу просто ответить как есть.
На секунду девушка замешкалась.
– Ну, давайте честно.
– Если честно, то около двух минут. В первую минуту я увидел стекло и воду, а далее – большое, живое и холодное тело. Акула там или нет – точно не знаю, но, кроме акулы, ничего в голову не лезет. Я могу идти?
– Конечно. Спасибо большое. Далеко не отходите.
– Нет-нет, что вы. Я пойду кофе выпью. Где тут у вас кулер?
Сначала претендентов – примерно по двадцать – тридцать человек – загоняли в импровизированный актовый зал с небольшой сценой. На сцене стояла черная ширма, абсолютно непроницаемая, мрачная и немного пугающая, как театральный задник перед спектаклем при потушенных прожекторах. Когда первая партия экстрасенсов, в которую пролез и Михаил, расселась по казенным стульчикам с кривыми металлическими ножками, на сцену перед ширмой вышла девушка. Миша ее узнал – это была та самая неудачливая в браке ассистентка режиссера, пытавшая его на кастинге. С ней что-то произошло, Миша пока не понимал, что именно, но по сравнению с их первой встречей настроение ее очень изменилось. Возможно, она недомогала.
«Да, блин, месячные начались!» – мысленно отмахнулся он, чтобы закрыть тему и не загружать мозги.
– Внимание, – сказала девушка, подняв руку. – Здравствуйте, меня зовут Ирина Королева. С большинством из вас мы познакомились во время кастинга. Здесь в зале сейчас собрались те, кому предстоит побороться за выход в финальную часть реалити-шоу. Вас ждет первое задание, по итогам которого вы проходите в следующий этап. Сейчас мы уже пишем первую программу, которая скоро пойдет в эфир. На раскачку уже времени нет, начинается настоящая работа. Я желаю всем вам удачи!
Она покинула сцену. Михаил со своего последнего пятого ряда успел заметить у нее мешки под глазами. Какая сволочь ее мучила все эти дни?
Сменив Ирину, на сцену вышел молодой человек в джинсовой куртке и с зажатым в руке телефоном. По виду – еще один ассистент режиссера, но уже менее приветливый и более деловитый.
– Здравствуйте, друзья. Вот условия первого задания. – Он повернулся боком к ширме. – Здесь за ширмой спрятано нечто. За двадцать минут вы должны определить, что именно там находится. Можете описать это общими словами, можете попытаться указать конкретный предмет. В вашем распоряжении все пространство зала, можете подходить к ширме и стучать хоть в шаманские бубны, дело ваше. У каждого из вас есть лист бумаги. Напишите на нем свои имя и фамилию и то, что вы увидели. На выходе вы опустите бумагу в урну и дадите небольшое интервью. Все, друзья, время пошло, удачи всем!
Парень ушел. По залу стали сновать операторы с камерами. Народ зашушукался.
«И каждый из них будет желать нам удачи, и скоро нас всех вырвет от этих телячьих нежностей», – подумал Миша.
Как и в старые школьные (а позже и студенческие) времена, прежде чем приступить к выполнению задания, он стал разглядывать своих конкурентов. Интересно было понаблюдать за их рвением.
Перед ним, рядом ниже, сидел Рустам Имранович. Он был уже без кепки, и кожа на его напряженной лысине ходила ходуном, как гармошка старого, удлиненного «Икаруса». Мужчина неотрывно пялился на ширму, постукивал пальцами по деревянному подлокотнику. Миша улыбнулся и перевел взгляд вправо. Там сидела та самая многодетная узбечка, чей ароматный плов он увидел в своем воображении. Внезапно ему дико захотелось попробовать чего-нибудь мясного. «Надо будет с ней подружиться, если она пройдет в финал». Женщина сидела неподвижно в своем кресле и тоже смотрела на ширму. Со своего места Михаил мог видеть, как ее губы нашептывают что-то. Очевидно, шаманит на своем языке.
Участники с боковых мест действительно начали вставать и подтягиваться к сцене. Кто-то подходил вплотную к ширме и пытался пронзить ее взглядом, но тут же, разочарованный, отходил прочь. Кто-то нарезал круги под сценой, стуча в бубен, потрясая кухонными ножами или разбрасывая какие-то семечки… Молодой человек в черных брюках и черной рубашке, не выпуская изо рта мундштук с тлеющей сигаретой, вытянул к ширме длинные руки ладонями вверх и что-то там пытался нащупать… Но Михаил был уверен, что все впустую.
«Балаган, – подумал он, едва сдерживая улыбку. – Тот самый цирк с обезьянками».
Сам он довольно скоро определил, что скрывается за ширмой. Он просто в течение минуты смотрел на ширму, потирая левый висок, – и увидел. Он не стал изображать мыслительные потуги, он, как на вступительных экзаменах в университет, сразу написал правильный ответ. Вдоволь насмотревшись на своих разнокалиберных конкурентов, он сложил листочек вдвое и покинул зал. Краем глаза заметил, что Рустам Имранович все еще морщит затылок.
На выходе его действительно ожидали. Его отвели в уголок, под свет прожектора, наставили камеру.
– Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста, – попросила девушка-интервьюер.
– Михаил Поречников.
Девушка даже глазом не моргнула.
– Вы определили, что спрятано за ширмой?
– Да.
– И что же там?
– Большой аквариум с акулой… или с другой большой рыбой.
Девушка и оператор переглянулись.
– Много ли времени у вас на это ушло?
– Честно?
Девушка снова переглянулась с оператором.
– А как иначе?
Миша улыбнулся:
– Нет, я могу, конечно, пококетничать для камеры, рассказать, какие сложные манипуляции с сознанием я совершаю. Могу просто ответить как есть.
На секунду девушка замешкалась.
– Ну, давайте честно.
– Если честно, то около двух минут. В первую минуту я увидел стекло и воду, а далее – большое, живое и холодное тело. Акула там или нет – точно не знаю, но, кроме акулы, ничего в голову не лезет. Я могу идти?
– Конечно. Спасибо большое. Далеко не отходите.
– Нет-нет, что вы. Я пойду кофе выпью. Где тут у вас кулер?
8. Коридор
Из двух с лишним сотен претендентов для следующего испытания можно было отобрать человек пятьдесят. Садовская ожидала худшего результата. Во время перерыва, когда участники пили кофе, курили на площадке возле ангара, делясь впечатлениями и проклиная авторов только что пройденного бестолкового задания, продюсер просмотрела свеженькие рабочие материалы и пришла к выводу, что как минимум шоу не провалится. Чуть больше ста претендентов правильно указали, что за ширмой – живое существо. Тридцать человек определили, что, кроме живого существа, там еще стекло и вода, следовательно, можно с большой долей вероятности предположить, что там какая-то рыба или что-то на нее похожее. Остальные в своих исследованиях ушли очень далеко, и, просматривая ответы на листах бумаги, ассистенты не переставали похихикивать: версии были самые сумасшедшие – от голой девушки на пуантах до газонокосилки.
Только два человека ответили, что за ширмой – акула в большом аквариуме. Разумеется, акула была маленькая. Обколотая какими-то транквилизаторами, она лениво нарезала круги в резервуаре и вполне могла сойти за откормленного сома, но, черт побери, два человека ее увидели!
Садовская положила перед собой два листа бумаги. Две подписи в углах – «М. Поречников» и «Л. Кремер». И совершенно одинаковая форма ответа: «Аквариум. Акула».
Садовская закурила длинную ментоловую сигарету, начала крутиться на стуле, кусать губы и размышлять.
Миша оказался прав насчет Ирины Королевой. Сегодня она была не в духе. Более того, она и физически чувствовала себя весьма отвратно, однако предположение экстрасенса относительно причин такого самочувствия оказались поспешными – критические дни здесь были ни при чем.
Едва закончилось первое испытание, в течение которого она пряталась в передвижной аппаратной рядом с режиссером Женькой Ксенофонтовым, Ирина покинула телевизионную зону и пошла бродить по запутанным лабиринтам бывшего завода. Ей хотелось побыть одной.
Она миновала съемочную площадку, уставленную разнокалиберными ящиками, и вошла в первую же попавшуюся дверь в углу ангара с красной надписью «Не входить!». Войдя, огляделась. Это был длиннющий коридор, подсвеченный желтушными стоваттными лампочками под пыльными абажурами. Конец коридора терялся в полумраке. Прямо перед Ириной на стене висел выцветший от времени, с ободранными углами плакат, призывающий рабочих быть сознательными и не тырить социалистическое добро и в противном случае обещающий муки вечные в пенитенциарной системе.
«Господи, когда здесь в последний раз были люди?» – подумала Ирина и вошла в коридор, прикрыв за собой дверь.
Судя по всему, живых существ здесь не было действительно очень давно. Максимум – оголодавшие крысы и пауки. Пахло сыростью. Где-то в полутьме, под негорящим фонарем, капала с потолка вода, образовывая приличных размеров лужу. Впечатление этот заброшенный технический коридор производил мрачное, если не сказать – пугающее. Впрочем, под стать тому безобразию, что здесь сегодня устроили телевизионщики. Экстрасенсов нужно пустить погулять по этому заводу – вот где будут «веселые картинки», подумала Ирина.
Она решила пощекотать и собственные нервишки.
– Эй! – крикнула она и зажмурилась.
Ничего не произошло, и визгливые летучие мыши не взметнулись черным ураганом под потолком, и эхо не откликнулось мрачным предложением убираться подальше. То есть эха не было вообще, будто стены этого длиннющего коридора были обиты войлоком, как комната в психушке для особо буйных пациентов.
– Э-э-эй!!! – повторила она и хихикнула. – У-у-у, бли-н-ин!.. Сто-ой, кто иде-о-от?..
Мрачный коридор по-прежнему не торопился подхватывать игру – все так же молчал, хлюпая падающими в лужу каплями воды. Ирина подошла к противоположной стене и села на пол под плакатом. Черт побери, что же с ней происходит?
Как будто кто-то могучей холодной рукой схватил грудь и сжал ее, не давая вздохнуть. Ощущения почти те же, что она испытывала по утрам после нелепой гибели бывшего мужа. Хотя их мало что связывало в те годы, но, просыпаясь и глядя в белый потолок, она едва удерживалась от слез. Ей не хотелось просыпаться, ей хотелось выть. Когда она все же находила в себе силы подняться, принять душ и съесть пару бутербродов, все приходило в норму, но вот первые минуты после пробуждения – это жесть…
Сейчас – почти то же самое. Паника, подступающие к горлу слезы, чьи-то холодные мерзкие пальцы в груди… Пожалуй, помочь могла только лошадиная доза корвалола или еще чего посильнее. Нет, лучше коньячку выпить! У Женьки в автобусе где-то был спрятан небольшой початый пузырек… Правда, если эта сучка Маришка Садовская почует запах алкоголя – порвет на бантики для своей собачки… Хм, а у нее есть собачка?
Только два человека ответили, что за ширмой – акула в большом аквариуме. Разумеется, акула была маленькая. Обколотая какими-то транквилизаторами, она лениво нарезала круги в резервуаре и вполне могла сойти за откормленного сома, но, черт побери, два человека ее увидели!
Садовская положила перед собой два листа бумаги. Две подписи в углах – «М. Поречников» и «Л. Кремер». И совершенно одинаковая форма ответа: «Аквариум. Акула».
Садовская закурила длинную ментоловую сигарету, начала крутиться на стуле, кусать губы и размышлять.
Миша оказался прав насчет Ирины Королевой. Сегодня она была не в духе. Более того, она и физически чувствовала себя весьма отвратно, однако предположение экстрасенса относительно причин такого самочувствия оказались поспешными – критические дни здесь были ни при чем.
Едва закончилось первое испытание, в течение которого она пряталась в передвижной аппаратной рядом с режиссером Женькой Ксенофонтовым, Ирина покинула телевизионную зону и пошла бродить по запутанным лабиринтам бывшего завода. Ей хотелось побыть одной.
Она миновала съемочную площадку, уставленную разнокалиберными ящиками, и вошла в первую же попавшуюся дверь в углу ангара с красной надписью «Не входить!». Войдя, огляделась. Это был длиннющий коридор, подсвеченный желтушными стоваттными лампочками под пыльными абажурами. Конец коридора терялся в полумраке. Прямо перед Ириной на стене висел выцветший от времени, с ободранными углами плакат, призывающий рабочих быть сознательными и не тырить социалистическое добро и в противном случае обещающий муки вечные в пенитенциарной системе.
«Господи, когда здесь в последний раз были люди?» – подумала Ирина и вошла в коридор, прикрыв за собой дверь.
Судя по всему, живых существ здесь не было действительно очень давно. Максимум – оголодавшие крысы и пауки. Пахло сыростью. Где-то в полутьме, под негорящим фонарем, капала с потолка вода, образовывая приличных размеров лужу. Впечатление этот заброшенный технический коридор производил мрачное, если не сказать – пугающее. Впрочем, под стать тому безобразию, что здесь сегодня устроили телевизионщики. Экстрасенсов нужно пустить погулять по этому заводу – вот где будут «веселые картинки», подумала Ирина.
Она решила пощекотать и собственные нервишки.
– Эй! – крикнула она и зажмурилась.
Ничего не произошло, и визгливые летучие мыши не взметнулись черным ураганом под потолком, и эхо не откликнулось мрачным предложением убираться подальше. То есть эха не было вообще, будто стены этого длиннющего коридора были обиты войлоком, как комната в психушке для особо буйных пациентов.
– Э-э-эй!!! – повторила она и хихикнула. – У-у-у, бли-н-ин!.. Сто-ой, кто иде-о-от?..
Мрачный коридор по-прежнему не торопился подхватывать игру – все так же молчал, хлюпая падающими в лужу каплями воды. Ирина подошла к противоположной стене и села на пол под плакатом. Черт побери, что же с ней происходит?
Как будто кто-то могучей холодной рукой схватил грудь и сжал ее, не давая вздохнуть. Ощущения почти те же, что она испытывала по утрам после нелепой гибели бывшего мужа. Хотя их мало что связывало в те годы, но, просыпаясь и глядя в белый потолок, она едва удерживалась от слез. Ей не хотелось просыпаться, ей хотелось выть. Когда она все же находила в себе силы подняться, принять душ и съесть пару бутербродов, все приходило в норму, но вот первые минуты после пробуждения – это жесть…
Сейчас – почти то же самое. Паника, подступающие к горлу слезы, чьи-то холодные мерзкие пальцы в груди… Пожалуй, помочь могла только лошадиная доза корвалола или еще чего посильнее. Нет, лучше коньячку выпить! У Женьки в автобусе где-то был спрятан небольшой початый пузырек… Правда, если эта сучка Маришка Садовская почует запах алкоголя – порвет на бантики для своей собачки… Хм, а у нее есть собачка?