– Я говорю, найдите эту сволочь… Если тут кто-нибудь замешан, конечно… Забудьте, что я говорила про шоу…
Михаил кивнул: вот так-то лучше, дорогой продюсер.
– Я могу подойти ближе? – спросил он у ментов, которые в большом количестве сновали по коридору. Получив молчаливое одобрение, он сделал шаг вперед, присел на корточки перед телом. Вытянул руки ладонями вверх, начал играть пальцами. Закрыл глаза.
Менты притихли. Даже скептически настроенный старший лейтенант в кожанке решил отложить телефонный звонок и остановился неподалеку с зажатой в руке телефонной трубкой.
Михаил сидел около минуты, прислушиваясь к своим ощущениям. Поразительным открытием для него стало то, что он все еще чувствует Ирину как живого человека! Он даже открыл глаза, посмотрел в ее лицо, потом обернулся к ментам.
– Она точно мертва?
– Мертвее не бывает, – фыркнул старлей.
Михаил скроил гримасу и отвернулся. «Конечно, работа у тебя, офицер, способствует развитию цинизма, но не до такой же степени!»
Он вернулся к своему занятию… Ирина действительно еще пульсировала в этом теле, будто пыталась вернуться назад, но это было уже не в ее власти. «Оставь, уходи, – послал ей импульс Миша, – все кончено. Мне очень жаль…»
Ее ресницы дрогнули.
Миша едва не отпрянул с воплем.
– Что-то не так? – заинтересовался старлей.
– Нет, все в порядке… – Миша сделал глубокий вдох, задержал воздух и выдохнул. Все, давай дело говори, хватит соплей.
– Так, запоминайте или записывайте за мной. – Он закрыл глаза и принялся натирать левый висок. – Он пришел справа… Вон оттуда… Она увидела его издалека…
Старший лейтенант действительно принялся записывать.
– Он? – спросила Садовская. – Это был мужчина?
Михаил покачал головой.
– Не знаю… Я вижу пока только размытый силуэт, поэтому и говорю «он». Точнее сказать не могу… Так, он идет медленно… Она его не может разглядеть отчетливо, так же как и я, но боится… Очень сильно боится… Черт, так можно бояться только смерти, когда ты точно знаешь, что тебе конец… Не иначе…
Старлей хмыкнул. Михаил не мог оставить это без ответа. Он на секунду прервался, повернулся к нему:
– Слушайте, вам когда-нибудь приставляли пистолет ко лбу?
Мент ничего не ответил, но заметно смутился.
– Вижу, что нет. Тогда помолчите и дайте мне закончить, а потом будете оставлять комментарии.
Маришка Садовская мысленно поаплодировала.
Михаил между тем заканчивал:
– Словом, она умерла до того, как к ней подошел этот человек. Он ее не трогал, но смертельно напугал… Кто-то еще заходил в этот коридор?
– Лешка Кузьмичев, наш звуковик, – пояснила Садовская. – Его уже допросили.
– Что он сказал?
– Ничего особенного, – подключился лейтенант. – Вышел покурить, ничего такого не видел и не слышал.
– Так и сказал? – удивилась Марина.
– Да. А что такого?
Вместо нее ответил Михаил, уже поднявшийся на ноги.
– Он не курит. Я угадал?
Марина кивнула. Кажется, она подустала. До нее дошло наконец, что именно произошло у нее под носом, на съемочной площадке ее любимого реалити-шоу, и открытие это не доставило ей большого удовольствия.
– Да… Он не курит. И не пьет, и матом не ругается.
– Тогда что он мог здесь делать?
Она пожала плечами.
– Лейтенант, вам не помешает допросить его еще раз.
– Разумеется… В общем, что вы можете сказать насчет ее смерти?
Михаил бросил еще один взгляд на тело. «Прощай, мне жаль».
– Ее точно не убивали… Во всяком случае, я не вижу ни малейших признаков физического контакта с ней, который повлек бы смерть. Вот не могу сказать, можно ли считать убийством удачную попытку напугать до смерти. Есть в Уголовном кодексе такие статьи?
– В нашем Уголовном кодексе найдется все, – улыбнулся оперативник. – Ладно, спасибо за помощь.
– На здоровье.
Старший лейтенант начал отдавать своим парням новые распоряжения, а Михаил и Маришка вышли из коридора.
Съемочная площадка уже не выглядела рабочей. Тут и там сновали какие-то взволнованные люди, что-то делали, суетились. У Михаила возникли ассоциации с антрактом в цирке, когда униформисты готовят манеж к выходу хищников.
– Что теперь будете делать? – спросил он.
Марина закурила новую сигарету, с мрачным удовольствием затянулась.
– Сами как думаете?
– Я-то думаю, что надо прекратить съемки и, может быть, даже свернуть шоу. Но что-то мне подсказывает, что вы поступите иначе.
Марина выпустила струю дыма и кивнула.
– Ваше «что-то» правильно подсказывает. В программу вбухана чертова уйма денег, задействованы сотни людей, первый эфир уже через неделю… Можете меня распять, но матч состоится в любую погоду… И к черту сантименты!
Миша улыбнулся, и улыбка получилась снисходительной.
– Прямо уж к черту? Хотите знать мое мнение, Марина?
– Ну?
– Вы на самом деле не такая уж черствая и циничная дама. Не скрою, этот образ вам вполне идет как продюсеру и вообще как успешной молодой женщине, но под вашей толстой кожей скрывается…
– Так, стоп! – остановила его Маришка, бросая на пол недокуренную сигарету (она их теперь так и курила – по чуть-чуть, сразу вышвыривая окурок подальше). – Если мне понадобится психоаналитик, я вас позову, а сейчас меня волнуют более приземленные вещи.
– Например?
– Леша Кузьмичев. После допроса он отпросился домой, сказал, что плохо себя чувствует.
– Не исключено.
Они постояли, помолчали немного. Затем Маришка повернулась к молодому человеку:
– Миш… Кхм… ничего, что так? Не слишком фамильярно?
– Конечно. Можно и на ты, если хотите.
– Нет, с этим пока повременим.
– Извольте. Я вас слушаю.
Она колебалась. Пожалуй, в эту минуту ее толстая продюсерская кожа ненадолго была сброшена, как шкура змеи.
– Миш, не уходите из шоу.
Он не ответил.
– Вы ведь скептически ко всему этому относитесь, верно?
Он кивнул.
– Тем не менее я прошу вас задержаться. У меня такое ощущение, что с нами кто-то решил поиграть.
Михаил удивленно вскинул брови.
– Да-да, не удивляйтесь. Я пока ничего не могу сказать наверняка, но у меня плохие предчувствия…
– …и, судя по вашему нынешнему статусу, предчувствия вас редко обманывают.
– Совершенно верно, почти никогда. Так вы обещаете мне?
Миша сунул руки в карманы, качнулся на каблуках. Униформисты по-прежнему сновали по ангару, ассистенты режиссера все так же кричали что-то в свои миниатюрные рации.
Да, матч состоится в любую погоду, и к черту сантименты!
– Что могут обещать люди, Марина? – вздохнул экстрасенс. – Но я попробую.
11. Вечер Трудного Дня
Михаил кивнул: вот так-то лучше, дорогой продюсер.
– Я могу подойти ближе? – спросил он у ментов, которые в большом количестве сновали по коридору. Получив молчаливое одобрение, он сделал шаг вперед, присел на корточки перед телом. Вытянул руки ладонями вверх, начал играть пальцами. Закрыл глаза.
Менты притихли. Даже скептически настроенный старший лейтенант в кожанке решил отложить телефонный звонок и остановился неподалеку с зажатой в руке телефонной трубкой.
Михаил сидел около минуты, прислушиваясь к своим ощущениям. Поразительным открытием для него стало то, что он все еще чувствует Ирину как живого человека! Он даже открыл глаза, посмотрел в ее лицо, потом обернулся к ментам.
– Она точно мертва?
– Мертвее не бывает, – фыркнул старлей.
Михаил скроил гримасу и отвернулся. «Конечно, работа у тебя, офицер, способствует развитию цинизма, но не до такой же степени!»
Он вернулся к своему занятию… Ирина действительно еще пульсировала в этом теле, будто пыталась вернуться назад, но это было уже не в ее власти. «Оставь, уходи, – послал ей импульс Миша, – все кончено. Мне очень жаль…»
Ее ресницы дрогнули.
Миша едва не отпрянул с воплем.
– Что-то не так? – заинтересовался старлей.
– Нет, все в порядке… – Миша сделал глубокий вдох, задержал воздух и выдохнул. Все, давай дело говори, хватит соплей.
– Так, запоминайте или записывайте за мной. – Он закрыл глаза и принялся натирать левый висок. – Он пришел справа… Вон оттуда… Она увидела его издалека…
Старший лейтенант действительно принялся записывать.
– Он? – спросила Садовская. – Это был мужчина?
Михаил покачал головой.
– Не знаю… Я вижу пока только размытый силуэт, поэтому и говорю «он». Точнее сказать не могу… Так, он идет медленно… Она его не может разглядеть отчетливо, так же как и я, но боится… Очень сильно боится… Черт, так можно бояться только смерти, когда ты точно знаешь, что тебе конец… Не иначе…
Старлей хмыкнул. Михаил не мог оставить это без ответа. Он на секунду прервался, повернулся к нему:
– Слушайте, вам когда-нибудь приставляли пистолет ко лбу?
Мент ничего не ответил, но заметно смутился.
– Вижу, что нет. Тогда помолчите и дайте мне закончить, а потом будете оставлять комментарии.
Маришка Садовская мысленно поаплодировала.
Михаил между тем заканчивал:
– Словом, она умерла до того, как к ней подошел этот человек. Он ее не трогал, но смертельно напугал… Кто-то еще заходил в этот коридор?
– Лешка Кузьмичев, наш звуковик, – пояснила Садовская. – Его уже допросили.
– Что он сказал?
– Ничего особенного, – подключился лейтенант. – Вышел покурить, ничего такого не видел и не слышал.
– Так и сказал? – удивилась Марина.
– Да. А что такого?
Вместо нее ответил Михаил, уже поднявшийся на ноги.
– Он не курит. Я угадал?
Марина кивнула. Кажется, она подустала. До нее дошло наконец, что именно произошло у нее под носом, на съемочной площадке ее любимого реалити-шоу, и открытие это не доставило ей большого удовольствия.
– Да… Он не курит. И не пьет, и матом не ругается.
– Тогда что он мог здесь делать?
Она пожала плечами.
– Лейтенант, вам не помешает допросить его еще раз.
– Разумеется… В общем, что вы можете сказать насчет ее смерти?
Михаил бросил еще один взгляд на тело. «Прощай, мне жаль».
– Ее точно не убивали… Во всяком случае, я не вижу ни малейших признаков физического контакта с ней, который повлек бы смерть. Вот не могу сказать, можно ли считать убийством удачную попытку напугать до смерти. Есть в Уголовном кодексе такие статьи?
– В нашем Уголовном кодексе найдется все, – улыбнулся оперативник. – Ладно, спасибо за помощь.
– На здоровье.
Старший лейтенант начал отдавать своим парням новые распоряжения, а Михаил и Маришка вышли из коридора.
Съемочная площадка уже не выглядела рабочей. Тут и там сновали какие-то взволнованные люди, что-то делали, суетились. У Михаила возникли ассоциации с антрактом в цирке, когда униформисты готовят манеж к выходу хищников.
– Что теперь будете делать? – спросил он.
Марина закурила новую сигарету, с мрачным удовольствием затянулась.
– Сами как думаете?
– Я-то думаю, что надо прекратить съемки и, может быть, даже свернуть шоу. Но что-то мне подсказывает, что вы поступите иначе.
Марина выпустила струю дыма и кивнула.
– Ваше «что-то» правильно подсказывает. В программу вбухана чертова уйма денег, задействованы сотни людей, первый эфир уже через неделю… Можете меня распять, но матч состоится в любую погоду… И к черту сантименты!
Миша улыбнулся, и улыбка получилась снисходительной.
– Прямо уж к черту? Хотите знать мое мнение, Марина?
– Ну?
– Вы на самом деле не такая уж черствая и циничная дама. Не скрою, этот образ вам вполне идет как продюсеру и вообще как успешной молодой женщине, но под вашей толстой кожей скрывается…
– Так, стоп! – остановила его Маришка, бросая на пол недокуренную сигарету (она их теперь так и курила – по чуть-чуть, сразу вышвыривая окурок подальше). – Если мне понадобится психоаналитик, я вас позову, а сейчас меня волнуют более приземленные вещи.
– Например?
– Леша Кузьмичев. После допроса он отпросился домой, сказал, что плохо себя чувствует.
– Не исключено.
Они постояли, помолчали немного. Затем Маришка повернулась к молодому человеку:
– Миш… Кхм… ничего, что так? Не слишком фамильярно?
– Конечно. Можно и на ты, если хотите.
– Нет, с этим пока повременим.
– Извольте. Я вас слушаю.
Она колебалась. Пожалуй, в эту минуту ее толстая продюсерская кожа ненадолго была сброшена, как шкура змеи.
– Миш, не уходите из шоу.
Он не ответил.
– Вы ведь скептически ко всему этому относитесь, верно?
Он кивнул.
– Тем не менее я прошу вас задержаться. У меня такое ощущение, что с нами кто-то решил поиграть.
Михаил удивленно вскинул брови.
– Да-да, не удивляйтесь. Я пока ничего не могу сказать наверняка, но у меня плохие предчувствия…
– …и, судя по вашему нынешнему статусу, предчувствия вас редко обманывают.
– Совершенно верно, почти никогда. Так вы обещаете мне?
Миша сунул руки в карманы, качнулся на каблуках. Униформисты по-прежнему сновали по ангару, ассистенты режиссера все так же кричали что-то в свои миниатюрные рации.
Да, матч состоится в любую погоду, и к черту сантименты!
– Что могут обещать люди, Марина? – вздохнул экстрасенс. – Но я попробую.
11. Вечер Трудного Дня
Звукорежиссера проекта «Ясновидящий» Алексея Кузьмичева вырвало прямо в автобусе, как какого-нибудь перепившегося подростка. Ему было очень стыдно, тем более что ничего крепче кефира уже больше месяца он в рот не брал, потому что они с женой решили зачать ребеночка. Супруга по этому случаю обошла всех врачей, вместе они прошли несколько оздоровительных процедур, включая серию болезненных уколов в задницу. Словом, все было очень даже неплохо, и вдруг – фу, у приличных людей на глазах.
Позже он понял достаточно отчетливо, что именно с ним произошло, но в тот злополучный миг, когда немногочисленные пассажиры новенького южнокорейского «Хендая», плохо скрывая отвращение, наблюдали винегретный фонтан на ступеньках перед дверью, у него было несколько версий. Ну, во-первых, конечно, жара – и на улице, и в съемочном павильоне, – от которой в эти августовские дни деваться было просто некуда. Во-вторых, Мэрилин Мэнсон в наушниках: в прежние времена Лешка Кузьмичев получал от этого коммерчески успешного исчадия ада удовольствие, почти сравнимое с сексуальным, но сегодня одна из любимых его вещей – Valentine’s Day – сработала как стакан пересоленной воды и два пальца в рот. Ну и в-третьих, салон автобуса, впитавший пассажирский пот.
Да вообще-то, честно говоря, непонятно, что за хрень!
Согнувшись пополам перед ступеньками задней двери, он с ужасом разглядывал результаты своего приступа. Да, теперь уже вряд ли кто-то рискнет подниматься в салон по этим ступенькам. Пассажиры в машине притихли. Лешка настороженно прислушался к своим ощущениям – рванет еще раз или это уже все? – потом осторожно поднял голову. Невольные зрители стали быстро отворачиваться. Черт побери…
Краска стыда стала обильно заливать его лицо и шею.
– Простите, – ни к селу ни к городу выдавил он, хотя к тому моменту на него уже никто не смотрел. Он молил, чтобы быстрее случилась остановка. Дурацкий день какой-то сегодня… Как и предыдущая ночь.
Ночью он долго не мог уснуть. Примерно в полночь они с молодой красавицей женой закончили любить друг друга, оба в одинаковой степени блаженства упали на подушки (впрочем, насчет степени блаженства жены Лешка всегда немного сомневался), очень скоро заснули… И тут он почувствовал тяжесть в груди, словно кто-то навалился сверху, не давая вздохнуть. На сердце Алексей Кузьмичев никогда не жаловался, потому что всю жизнь и питался правильно, и спортом занимался, и не пил, и не курил. Поэтому парень был сильно удивлен. Пару раз его придавило как следует, потом отпустило, но ощущения свои он запомнил.
Позже он понял достаточно отчетливо, что именно с ним произошло, но в тот злополучный миг, когда немногочисленные пассажиры новенького южнокорейского «Хендая», плохо скрывая отвращение, наблюдали винегретный фонтан на ступеньках перед дверью, у него было несколько версий. Ну, во-первых, конечно, жара – и на улице, и в съемочном павильоне, – от которой в эти августовские дни деваться было просто некуда. Во-вторых, Мэрилин Мэнсон в наушниках: в прежние времена Лешка Кузьмичев получал от этого коммерчески успешного исчадия ада удовольствие, почти сравнимое с сексуальным, но сегодня одна из любимых его вещей – Valentine’s Day – сработала как стакан пересоленной воды и два пальца в рот. Ну и в-третьих, салон автобуса, впитавший пассажирский пот.
Да вообще-то, честно говоря, непонятно, что за хрень!
Согнувшись пополам перед ступеньками задней двери, он с ужасом разглядывал результаты своего приступа. Да, теперь уже вряд ли кто-то рискнет подниматься в салон по этим ступенькам. Пассажиры в машине притихли. Лешка настороженно прислушался к своим ощущениям – рванет еще раз или это уже все? – потом осторожно поднял голову. Невольные зрители стали быстро отворачиваться. Черт побери…
Краска стыда стала обильно заливать его лицо и шею.
– Простите, – ни к селу ни к городу выдавил он, хотя к тому моменту на него уже никто не смотрел. Он молил, чтобы быстрее случилась остановка. Дурацкий день какой-то сегодня… Как и предыдущая ночь.
Ночью он долго не мог уснуть. Примерно в полночь они с молодой красавицей женой закончили любить друг друга, оба в одинаковой степени блаженства упали на подушки (впрочем, насчет степени блаженства жены Лешка всегда немного сомневался), очень скоро заснули… И тут он почувствовал тяжесть в груди, словно кто-то навалился сверху, не давая вздохнуть. На сердце Алексей Кузьмичев никогда не жаловался, потому что всю жизнь и питался правильно, и спортом занимался, и не пил, и не курил. Поэтому парень был сильно удивлен. Пару раз его придавило как следует, потом отпустило, но ощущения свои он запомнил.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента