– Как ты грамотно все объясняешь, – не выдержала Тамара. – Моей статье недоставало именно такого научного аспекта!
   Заколов открыл глаза и сжал пальцы.
   – Это слишком неправдоподобно. Лучше не увлекаться этой теорией. Она опасна.
   – Но справедлива.
   – Не знаю. Меня больше интересует, как ты собираешься измерить энергию биополя Тимура?
   – Я думаю, мы ее почувствуем на своей шкуре.
   – А если нет?
   – Есть один знакомый студент-физик. Он создал прибор, который и не такое может. Но в его разработки тоже никто не верит.
   – Так возьми этот прибор – и в мавзолей.
   – Прибор работает только в паре с институтской электронно-вычислительной машиной. Как ты знаешь, ее невозможно переместить, – торопливо ответила Тамара, поджала коленки и наклонилась к Тихону: – Кроме того, я не сказала самого главного.
   – Чего?
   – Малик Касымов поведал мне об еще одном важном факте.
   – Как я понимаю, он имеет отношение к захоронению.
   – Непосредственное. Касымов увлекся воспоминаниями и проговорился. Затем спохватился, но было поздно. Он только попросил никому об этом не рассказывать.
   – Любопытно.
   – Я в статье все-таки сделала намек, хотя он предупредил, что это опасно. Тогда я не поверила.
   – А сейчас?
   – Сам видишь, что произошло. Меня выгнали, главного редактора уволили.
   – О чем же ты узнала?
   Девушка покосилась на открытое окно и перешла на шепот:
   – Касымов сказал, что череп Тимура…
   В комнату вошел Евтушенко, лукаво посмотрел на придвинувшихся друг к другу молодых людей и усмехнулся:
   – Эй, заговорщики, есть будем?
   Тамара скептически поинтересовалась:
   – Тебе удалось что-то приготовить из моих скудных запасов?
   – Макароны с сыром.
   – Мировая еда, но только пока горячая, – воскликнул Заколов и отправился на кухню.

7. Честь имею!

   Генерал раздраженно отшвырнул пудреницу со стола Ефремова, выдернул тяжелые ящики, переворошил бумаги. Скоротечный обыск в кабинете профессора ничего не дал. При выходе Аверьянов-старший обернулся на идиотскую мазню, развешанную по стенам.
   – Диссидент нераскрытый, – процедил генерал сквозь зубы.
   Чернее тучи он сел в машину. Сын, опасавшийся лишний раз шевельнуться, со страхом ждал решения отца.
   – В Кремль, – обреченно скомандовал генерал подчиненному.
   Через двадцать минут бледный и потный Григорий Аверьянов посередине помпезного кремлевского кабинета выглядел довольно плачевно. Он закончил безрадостный доклад Хрущеву и, не дожидаясь реакции хмурого генсека, скороговоркой попросил:
   – Никита Сергеевич, дайте недельку, исправлюсь. Перерою весь Узбекистан, но найду.
   – Нет у меня недели! Ты подвел меня, подвел страну, твою мать! Весь Советский Союз поставил на колени! – взорвался генсек, привычно размахивая толстой рукой со сжатым кулаком. – Это предательство, измена! Под трибунал пойдешь!
   Когда порыв ярости иссяк, он устало опустился в кресло и вызвал по селектору министра обороны. В приоткрывшуюся дверь просунулся Малиновский и подобострастно замер у порога. Хрущев, не поднимая взгляда, шевельнул пальцем, словно смахивал крошку со стола и приказал:
   – Родион, арестуй генерала.
   Малиновский приосанился и шагнул вперед. Григорий Аверьянов торопливо извлек из-за пояса пистолет. При входе кабинет он сдал дежурному пустую кобуру. Министр обороны напрягся, в глазах промелькнул испуг. Генсек сжался в кресле, его палец пополз к потайной кнопке под крышкой стола. В наступившей тишине отчетливо щелкнул затвор. Дрожащая рука генерала КГБ не могла справиться с оружием, ствол дергался во все стороны, пока не уперся в седой висок.
   – Я искуплю. Сам, – прохрипел Аверьянов.
   Он склонил голову, глаза забегали, наткнулись на рваные галифе. Генерал пригладил свободной рукой оторванный лампас и неожиданно гордо выпрямился. Взгляд стал ясным и твердым.
   – Честь имею! – твердо отрапортовал генерал министру обороны.
   Это были последние слова офицера. Грянул выстрел. Генерал рухнул лицом вниз на старинный мозаичный паркет из ценных пород дерева.
   Хрущев быстро унял волнение, брезгливо поморщился и обошел распластанное тело, стараясь не ступать по пятнам крови. Он с силой толкнул высокую дверь и быстро пересек приемную, не глядя на испуганно вскочивших военачальников. После тяжелейших бессонных дней генсек испытывал облегчение. Теперь решение политического кризиса для него было очевидным. Военный конфликт с США без талисмана войны начинать никак нельзя. Придется договариваться.
   Никита Сергеевич Хрущев швырнул мятый пиджак семенящему за плечом помощнику с генеральскими погонами, расстегнул пуговицу на воротнике потной рубашки и велел передать приказ министру иностранных дел срочно подготовить прямую связь с президентом США Джоном Кеннеди.

8. Таинственный человек под окном

   Александр Евтушенко заварил чай, когда уже совсем стемнело. Тамара подула в чашку на кипяток, торопливо отхлебнула и настойчиво увлекла Тихона в большую комнату. Свет включать не стала. Заколов попытался сесть в прежнее кресло, но девушка по-свойски пихнула его в угол дивана, а сама, поджав ноги, примостилась рядом. Их колени соприкасались.
   – Я сплю здесь, – чарующе сообщила она и замолчала.
   Заколов видел лишь мерцание глаз девушки, от кудряшек исходил сладкий аромат духов, за окном трещали цикады.
   – А мне отведено место в соседней комнате, – счел нужным напомнить Тихон.
   – Все можно изменить, – девушка склонила голову так, что волосы коснулись плеча молодого человека. Тихон поерзал, но отодвинуться было некуда. Тамара озорно оттолкнула его кулачком. – Да, ладно. Я прикалываюсь.
   Заколов постарался перевести разговор в деловое русло:
   – Тамара, перед ужином ты хотела сообщить что-то важное.
   – Да. Но прежде дай слово, что ты мне обязательно поможешь.
   – Я постараюсь.
   – Нет, ты должен твердо пообещать.
   Тихон хотел заявить, что он никому ничего не должен, не в его правилах давать клятвы, но красивая девушка сидела так близко, от нее исходил такой заряд настойчивости, что проще было согласиться.
   – Я обещаю тебе помочь. Мне совершенно не нравится, когда несправедливо обижают журналистов.
   – Только поэтому?
   – И еще я не привык отказывать красивым девушкам.
   – И много их у тебя? – Тамара хихикнула. – Ладно, Заколов, не смущайся. Я знаю, что ты сейчас одинок. А в семнадцать лет ты впервые влюбился, но твоя девушка погибла.
   – Ты хорошо подготовилась к встрече, – смутился Тихон.
   – Такая профессия.
   – Можешь посоветовать своему другу-физику протестировать прибор на твоем биополе.
   – Он зашкалит и сломается, – рассмеялась девушка. Потом посерьезнела и грустно добавила: – Он мне не друг. Так, просто знакомый. У журналистов должно быть много знакомых. Кстати, большинство из них меня теперь демонстративно игнорируют. Раньше столько было звонков, а сейчас телефон молчит сутками!
   – Поэтому ты обратилась ко мне?
   – Не-ет. Если надо, я бы уговорила мертвого. Но дело в том, что никто из моих знакомых помочь мне не в состоянии!
   – Это почему же?
   – Они все не такие. Кто-то умный, кто-то сильный, кто-то бесстрашный. А мне нужен человек с уникальными способностями, сочетающий в себе все, что я назвала, плюс благородство. Короче, такой как ты!
   – Представляю, что тебе напел про меня твой братец. А если он преувеличивает?
   – Димка? Этот язва?! Он скорее готов поиздеваться над человеком, чем похвалить.
   – Все. Хватит комплиментов, перейдем к делу.
   – Хорошо. Я только этого и жду.
   – Тогда говори, что тебе рассказал кинооператор?
   – Малик Касымов по секрету поведал об очень принципиальном факте.
   Тамара многозначительно замолчала. Тихон не выдержал:
   – Нет, по тебе явно плачет театральный. Такие паузы…
   – Он проговорился, что череп Тимура был захоронен позже.
   – В статье об этом сказано.
   – Но я не сообщила самого важного. – Глаза девушки расширились, ее лицо вновь приблизилось.
   – Опять будешь держать паузу?
   – Череп Тимура захоронен отдельно.
   Заколову показалось, что он ослышался.
   – Отдельно от тела?
   – Да.
   – Это еще зачем?
   – Такой же вопрос я задала Касымову. Он некоторое время пребывал в нерешительности, но я его расколола. Мне кажется, его терзали два чувства. Навязчивая мысль о своей личной вине в том, что началась большая война, и огромное желание поделиться опасной тайной.
   – Любопытно.
   – Еще бы! А мне как журналистке втройне. Я на этом сыграла, и все у него выпытала.
   – Выпытала?
   – Ну, не так буквально. Есть разные журналистские приемчики.
   «И женские ухищрения», – мысленно добавил Тихон, а вслух спросил:
   – И что же ты узнала?
   – Ученый, которому было поручено участвовать в захоронении, знал о чудовищной силе черепа Тимура и не хотел, чтобы череп когда-нибудь еще использовался для развязывания войны, пусть даже победоносной. Ему удалось втайне от всех спрятать его в совершенно неизвестном месте. Этой тайной ученый хотел поделиться с Касымовым, но не успел. Он погиб перед самой встречей, скорее всего, не без помощи сотрудников КГБ.
   – Начало обнадеживает. Как же мы отыщем тайник?
   – Ученый, видимо, предполагал подобный исход, поэтому, оставил подсказки для будущих поколений, которые укажут путь к цели. Но разгадать их дано далеко не каждому.
   – Это тебе рассказал Касымов?
   – Да. Он убежден в этом. Но что это за подсказки и где их искать, он не знает. Хотя, возможно, и утаил что-то. Мне показалось, что Касымов сам хотел найти череп, но усомнился в своих силах. Он думает, что на пути к цели одного ума недостаточно. Нужна еще смелость, решительность, быстрота реакции и удача. Теперь ты понял, почему я обратилась к тебе?
   – Спасибо. Но плохой оценкой в таком испытании наверняка является собственная голова.
   – Заколов, что я вижу, ты испугался?
   – Видеть в такой темноте вряд ли возможно. Даже на таком близком расстоянии. – Тихон вежливо ускользнул от все более тесного контакта с девушкой. – Давай-ка я закрою окошко, и мы включим свет.
   Студент покинул уютный диван, шагнул к окну и отдернул занавески. Напоследок хотелось вдохнуть полной грудью свежего воздуха. Рука потянулась к распахнутой раме, но тут же застыла от неожиданности. Внизу щелкнули камешки, вправо мелькнула тень, и послышались торопливые шаги. Тихон высунулся и успел заметить темную фигуру, метнувшуюся за угол. Не оставалось сомнений, что кто-то сидел под окном и подслушивал разговор.
   Сделанное открытие не понравилось, но Тихон не подал виду, девушка и так достаточно напугана. Вместо этого он с удовольствием произнес в ночную темноту:
   – Хорошо у вас. Уже ноябрь, а все еще тепло.
   – Это Ташкент, – отозвалась Тамара.
   Прежде чем закрыть раму, Заколов убедился, что двор не проходной и случайный человек сюда не забредет. Он задернул шторы, оставив лишь узкий зазор посередине, и включил свет.
   – С чего предполагаешь начать поиски? – спросил Тихон, стоя боком к окну в центре комнаты.
   – Заколов, я думала, ты что-нибудь подскажешь!
   – Хм-м. Информации маловато. Я хотел бы поговорить с Маликом Касымовым, мне нужен хоть какой-то намек. Встречу можно устроить?
   – Попробую. Хотя будет трудно. После истории со статьей к нему тоже приходили. Он замкнулся и все отрицает. Я ему сейчас позвоню. – Тамара схватила телефонную трубку, набрала номер, но после двух гудков ее пальцы нажали отбой. Трубка вернулась в желобок на пластмассовый рычаг. – Знаешь, давай к нему с утра без звонка нагрянем. Тогда он не сможет отказать.
   – Касымов встает рано?
   – Да. Встречу он мне назначал утром.
   – Вот и отлично. Как только проснемся – сразу к нему.
   – Думаешь, он мне не все рассказал?
   – К счастью для тебя, не все. – Тихон заметил, как на серую полоску между шторами наползло темное пятно. Он помрачнел. – Но все-таки достаточно много.
   Последнюю фразу Заколов произнес тихо, мягко отступил и прижался к стене рядом с окном.
   Тамара недоуменно надула губки. Тихон осторожно отодвинул штору и заметил кончик большого носа, прижимающийся к стеклу. Остальную часть лица закрывал серый капюшон. Таинственный наблюдатель вернулся. План Заколова сработал. Осталось выяснить, что за наглец их преследует?
   Он сделал знак вошедшему Сашке Евтушенко, чтобы тот побеседовал с Тамарой. Евтушенко сразу понял друга, встал посередине комнаты и начал разглагольствовать об истории правления Тимура. Тихон присел и бесшумно выскользнул в прихожую. Тамара вздернула брови, намереваясь задать вопрос, но Евтушенко ее опередил:
   – Я уверен, что загадку Тимура можно решить, не обращая внимания на сиюминутное. Достаточно тщательно изучить историю последних лет жизни эмира. Ты тоже так думаешь?
   – Я?!
   Заколов тем временем уже был на лестничной клетке. Он решил действовать стремительно.
   Толкнув хлипкую дверь, Тихон выскочил из подъезда, развернулся и устремился к затаившемуся под окном человеку. Но тот, проявив чудеса проворности, в два прыжка исчез за углом здания. «Не уйдешь!» – подумал Тихон, набирая темп. Незнакомец, оказавшийся низкорослым крепышом в серой куртке-ветровке, пересек двор, юркнул в арку и свернул на улицу. В тишине раздавался звонкий топот его ног. «По прямой я тебя наверняка догоню. Не могут коротышки быстро бегать», – подбадривал себя Тихон, не на шутку разгоняясь.
   На большой скорости он поравнялся с аркой. Хотел схватиться рукой за стенку, чтобы проворней развернуться, но увидел, как внизу путь перегородила высунувшаяся нога. Тщетная попытка перепрыгнуть неожиданное препятствие лишь усугубила ситуацию. Зацепившись о чье-то колено, Тихон взлетел над тротуаром и шлепнулся на пыльный потрескавшийся асфальт проезжей части.
   На несколько секунд он остался совершенно беззащитным перед хитрым противником.

9. Аверьянов-младший нападает на след

   Офицер госбезопасности Григорий Аверьянов-младший еще долго с содроганием вспоминал липкий позорный страх, охвативший его в первую неделю после смерти отца. Он был отстранен от службы, сидел дома и дергался от каждого телефонного звонка и шума автомобиля, затормозившего у подъезда. Тело отца он вместе с матерью увидел только на похоронах. Гроб привезли прямо на кладбище четыре сотрудника КГБ в штатском. Кроме них, сосредоточенно фиксирующих процедуру погребения, и пожилой пары притихших родственников, никто из знакомых и сослуживцев генерала на похороны не приехал.
   Глядя на свежий холмик сырой земли, Григорий Аверьянов в который раз вспоминал последний разговор с отцом перед расставанием в Кремле…
   – Если я не вернусь, знай, это из-за гнусной подлости Ефремова в Самарканде. В сорок четвертом году мы вдвоем выполняли там секретное поручение. Я расслабился, он воспользовался этим и жестоко обманул меня.
   Аверьянов-младший вопросительно посмотрел на подавленного отца.
   – Мы привезли из Москвы череп Тамерлана.
   – Того самого? – удивился старший лейтенант.
   – Вот именно. Самого жестокого завоевателя! Это было поручение Сталина. А Ефремов, сука, обвел меня вокруг пальца! – Генерал в сердцах стукнул кулаком по приборной панели «Волги».
   – Но в чем он тебя обманул?
   – Он подсунул в гробницу муляж, а настоящий череп спрятал в неизвестном месте.
   – Так что же ты раньше ученого не тряхнул?
   – Я был уверен, что все в порядке. И только сегодня, когда череп понадобился нашей партии… Эх! Только бы дали время.
   Генерал вышел из автомобиля и направился в приемную генсека. Аверьянов-младший проводил взглядом сгорбленную фигуру отца. Больше живым он его не видел.
   … Там же на кладбище старший лейтенант госбезопасности поклялся, что непременно найдет череп правителя Азии Тимура, докажет предательский умысел профессора-вредителя и восстановит честь отца-генерала.
   Вскоре после похорон Аверьянова-младшего вызвали на службу. Начальник в приватной беседе сообщил, что добровольный уход из жизни в высших кругах уважают, поэтому дело отца закрыто. Георгий должен оформить вынужденный простой как очередной отпуск и вернуться на службу. Коллеги вновь как ни в чем не бывало стали здороваться с Аверьяновым и тактично, а может, предусмотрительно, о происшедшем не напоминали. Бурная история Лубянки знавала и не такие трагедии. К тому же обстановка в мире разрядилась, конфликт с советскими ракетами на Кубе был улажен, и журналисты-международники стали поговаривать о потеплении советско-американских отношений.
   Григорий Аверьянов со временем добился разрешения на расследование обстоятельств секретной командировки отца в 44-м году в Самарканд. Но заниматься этим делом он мог только так, чтобы не страдало выполнение основных заданий.
   В качестве первого шага Аверьянов собрал досье на роковую фигуру в судьбе отца, профессора-палеонтолога Александра Семеновича Ефремова. Сразу выяснились любопытные детали.
   Оказывается, по образованию Ефремов не кто иной, как инженер-механик. Еще в студенческие годы он зарегистрировал несколько оригинальных изобретений и подавал большие надежды как будущий инженер-конструктор. В летние каникулы студент неизменно подрабатывал в археологических экспедициях, там и проявился его интерес к древним захоронениям, останкам вымерших животных, загадочным страницам истории. В результате Александр Ефремов настолько увлекся палеонтологией, что стал ходатайствовать о переводе на другой факультет. Ему отказали, в тридцатые годы страна остро нуждалась в инженерах. Но студент не сдался. Он умудрялся параллельно посещать лекции крупнейшего специалиста по палеонтологии академика Борисяка. Судя по всему, студент достиг каких-то существенных результатов и после окончания университета по рекомендации академика был распределен в руководимый им научно-исследовательский институт.
   В 1944-м Александр Ефремов уже был одним из ведущих специалистов по Средней Азии. Ему и выпала участь сопровождать Аверьянова-старшего в секретной поездке в Самарканд. Точнее, Аверьянов, тогда еще капитан госбезопасности, должен был сопровождать и контролировать старшего научного сотрудника Ефремова.
   Перед поездкой Александр Ефремов встретился с антропологом Герасимовым и получил от него предмет за № 41-9/13. В отчете о командировке капитана КГБ Аверьянова указано, что предмет № 41-9/13 успешно помещен в объект «Капсула». Благодаря признанию отца Георгий догадался, что речь идет о черепе Железного хромого Тамерлана, как его звали на Западе, или Великого эмира Тимура, как величали на Востоке.
   Побеседовав с влиятельными людьми, Аверьянов выяснил, что Сталин верил в мистическую силу останков Тимура и использовал ее в своих целях. Тимур не мог жить без войны, он совершал один боевой поход за другим. В его черепе сконцентрировалась разрушительная энергия, порождающая человеческую бойню. Но тот, кто владел головой Тимура, владел победой. В отличие от злого гения Наполеона или прославленного историками Александра Македонского эмир Тимур за свою долгую жизнь не проиграл ни одного сражения.
   Победителем в итоге становился и обладатель его черепа!
   Из пьяной болтовни спившегося боевого летчика Аверьянов узнал, что самолет с черепом Тимура в декабре 41-го в разгар самых трагических боев за Москву облетел вокруг города. И столица выстояла! Выстояла вопреки всему! Впечатлительный Сталин назвал череп талисманом победы и использовал его при других решающих сражениях. Но в конце 44-го Красная армия была уже значительно сильнее противника. Настало время вернуть череп кровожадного завоевателя на прежнее место в мавзолей Гур-Эмир. Дух войны должен был успокоиться, и долгая война закончится.
   По всем отчетам самаркандская командировка завершилась успешно, задание было выполнено, кремлевское начальство оценило это, и карьера отца пошла в гору. Да и Ефремов быстро стал профессором и получил в свое распоряжение лабораторию.
   Однако в самый нужный момент, в октябре 1962-го, черепа великого завоевателя на месте не оказалось!
   Под предлогом расследования подозрительного несчастного случая в институте палеонтологии, приведшего к гибели профессора Ефремова, Григорий Аверьянов изучил все бумаги в рабочем кабинете ученого. Никакой зацепки, указывающей на то, где мог быть спрятан череп Тимура, офицер госбезопасности не нашел.
   Коллеги ученого о секретной экспедиции 44-го года ничего не ведали. В институтских бумагах значилось, что старшего научного сотрудника компетентные органы вызвали для консультации в Белоруссию. Все полагали, что Александр Семенович помогал идентифицировать останки массовых захоронений, найденных после бегства из республики фашистов. По понятной причине столь тяжелой темы старались в разговорах не касаться и о поездке не расспрашивали.
   Немногочисленные родственники припоминали командировку Ефремова в конце 44-го года куда-то на фронт, но ничего внятного рассказать о ней не могли.
   Настойчивый Аверьянов продолжил поиски среди домашнего архива профессора. Больше всего он заинтересовался письмами Ефремова той поры. В одном из них Ефремов сообщал, что намеченной цели он достиг и скоро вернется в Москву. Жена ученого припомнила, что Александр Семенович усмехнулся, когда, вернувшись домой, сам получил этот конверт. Письма в военное время шли долго, а он прилетел попутным военно-транспортным самолетом.
   Полновластно расположившись в домашнем кабинете профессора, офицер КГБ внимательно рассмотрел пожелтевший конверт и присвистнул. Письмо было отправлено отнюдь не из Белоруссии, а из узбекского города Хива. Его также заинтересовала дата на штемпеле. Она никак не согласовывалась с отчетом отца о поездке.
   Григорий Аверьянов напросился попить чаю с хозяйкой квартиры, вежливо поболтал о пустячном и неожиданно задал провокационный вопрос:
   – Сколько раз в конце сорок четвертого Александр Семенович уезжал в Узбекистан?
   – Один раз.
   – Вы уверены?
   – Конечно, это ведь военные годы. Кто тогда думал о палеонтологии? Саша так обрадовался, что представилась неожиданная возможность заняться своим делом, – вдова оторопело умолкла, робко промокнула выступившую слезу и виновато добавила: – Но вы ничего не подумайте. О поездке в Самарканд муж сообщил только мне, и то под строжайшим секретом. А я никому-никому! Вот только вам, сегодня. Но ведь вам можно, да?
   Григорий Аверьянов отказался от дальнейших расспросов, забрал конверт и, несмотря на позднее время, поспешил на работу. В кабинете на Лубянке под светом настольной лампы он аккуратно развязал тесемки пронумерованной папки с отчетом отца о командировке. Пальцы торопливо вынули нужную страницу, бегающие глазки трижды сверили две даты: на почтовом конверте и в официальном деле.
   Вот она, долгожданная зацепка! Георгий даже зажмурился от радости.
   Получалось, что старший научный сотрудник Александр Семенович Ефремов вернулся из секретной поездки в Самарканд на месяц позже капитана КГБ Григория Аверьянова. И посетил он не только Самарканд.
   Что делал ученый в Средней Азии так долго?

10. Мрачный дом кинооператора

   – Вот здесь это и произошло. – Заколов пощупал ободранной ладонью саднивший бок и показал Тамаре на арку при выходе из двора. – Сам виноват, не догадался, что тот, кто нас подслушивал, был не один. На дешевый трюк попался.
   Ранним утром парень и девушка вышли из квартиры и направились на автобусную остановку. Тихон решил, что пожилой кинооператор Касымов, ведущий замкнутый образ жизни, вряд ли обрадуется визиту большой компании, и предложил Евтушенко остаться дома.
   – Зачем ты побежал за ним? – в сердцах спросила Тамара. – Наша улица почти не освещается. Хорошо хоть, после падения тебя оставили в покое. Они же могли напасть на тебя, пока ты лежал! Что тогда?
   – Тогда я бы их скрутил. – Заколов задумчиво вытянул губы. – Или они меня.
   – Фу! Дурак.
   – Согласен. Впредь буду умнее.
   – Сдержаннее, – миролюбиво поправила девушка и взяла парня под руку.
   – Нет. Все-таки умнее. Если бы я правильно оценил обстановку, хотя бы одного типа обязательно догнал.
   – А дальше?
   – Мы бы узнали, кто это такой любопытный!
   – А так неясно?
   – Каждый человек имеет право на защиту частной жизни! Они ее нагло нарушили!
   – Ты что, из Америки? В нашей стране все общественное, – вздохнула девушка.
   Весь путь к Малику Касымову Тихон был настороже, незаметно наблюдая, нет ли за ними слежки. Ехали с двумя пересадками, немногочисленные попутчики менялись, поэтому вычислить возможного соглядатая не составляло труда. Но такого не оказалось. Тамару Кушнир данный факт успокоил, а Тихона даже немного расстроил. Он бы не отказался повидать вчерашних врагов и при случае с ними поквитаться.