Сергей Бакшеев. Череп Тимура

   Какое-нибудь очередное направление в современном искусстве – символизм или геометризм, подумал Тихон. Только что эта заурядная фотография делает в ряду избранных?
   Заколов обернулся, чтобы спросить Кушнир о фотографии. Между ними пролегала полоска солнечного света от окна. Он едва успел произнести имя девушки, как заметил тень, пересекшую светлую зону. Кто-то появился во дворе! Убийца? Только этого не хватало!
   Тихон приложил палец к губам, сделал знак девушке, чтобы та не вставала, а сам беззвучно отступил к выходу на веранду. Заглянув туда, он понял, что случилось нечто гораздо худшее, чем возвращение убийцы. Снаружи за стеклами крался милиционер. Сотрудник внутренних дел старательно приседал, забыв про высокую фуражку, которая двигалась по срезу окна, как декорация в кукольном спектакле.
   Выход во двор через веранду был невозможен.
   Заколов схватил девушку за руку и метнулся к главному входу. Тамара сжимала кипу фотографий. Быстро проникнув в прихожую, молодые люди с ужасом заметили, как медленно, без скрипа, открывается основная дверь. Милиция поступила на удивление расчетливо. Оба пути к бегству были отрезаны.
   Заколов и Кушнир оказались в ловушке вместе с трупом уважаемого кинооператора, который еще не успел окоченеть.

13. Вход в Город Мертвых

   По незамысловатому рисунку заключенного Бахтияра Ашмуратова капитан госбезопасности Григорий Аверьянов хотя и не сразу, но обнаружил на одном из кладбищ Хивы необычный старинный склеп без покойника. Он сдвинул плиту надгробья и увидел темную прямоугольную яму. Луч мощного фонарика метнулся по каменным стенам и уперся в глубокое дно. С помощью веревочной лестницы капитан спустился вниз. У самого дна в стене зияло узкое отверстие, свет фонарика тонул в непроглядной черноте дыры.
   Аверьянов отпрянул от проема и вытер холодный пот дрожащей рукой. Позабытый чертик детского страха вцепился когтями в голову и злорадно прыгал на плечах. В школьные годы в гостях у бабушки Гришу Аверьянова случайно заперли в деревенском погребе. Он просидел в сырой темнице всего два часа, но ему казалось, что минула целая неделя. Сколько его ни успокаивали потом, детская фобия – оказаться запертым под землей без света – навсегда засела в сознании Григория Аверьянова. Он стыдился ее, но поделать ничего не мог, страх был сильнее.
   Капитан выбрался наверх и прикрыл склеп. Самое главное, вход в таинственный Город Мертвых он нашел, дальнейшее можно поручить специалисту, успокаивал себя капитан госбезопасности.
   Через неделю в подземелье спустился опытный археолог. Его глаза горели от восторга в предчувствии важных открытий. Капитану был нужен лишь стальной ящик в виде ларца. Славу первооткрывателя он готов был отдать ученому.
   Григорий Аверьянов ждал ученого сутки, потом еще три бесконечно долгих дня. Он дремал, не выходя из склепа, боясь пропустить возвращение археолога с ценной для государства находкой. Но даже через неделю яма хранила безмолвие.
   Придя к закономерному выводу, что для исследования подземелий обязательно необходим специалист по пещерам, Аверьянов отправил в Город Мертвых нового археолога вместе с опытным спелеологом. Капитан ждал в склепе, постоянно поглядывая на часы. Прошли оговоренные восемь часов, никто не появился. Стрелка на циферблате сделала еще столько же оборотов, ни единого звука из подземелья не раздавалось. Спустя трое суток Аверьянов понял, что люди исчезли.
   Он припомнил все ужасные истории, которые слышал про Город Мертвых, и к следующей экспедиции подготовился основательно. Капитан нашел лучшего скалолаза, опытного спелеолога и альпиниста, покорившего несколько семитысячников. Для охраны к ним были приставлены двое хорошо вооруженных спецназовцев из элитного подразделения КГБ. В качестве специалиста по древним захоронениям Аверьянов выбрал молодого, физически развитого археолога. Экспедиция была снабжена самыми современными рациями. Группа шла связками по два-три человека, конец капроновой веревки был выведен наружу.
   Экспедиция из шести человек спустилась в неизвестность на рассвете. Григорий заметил, что альпинист и скалолаз перекрестились. Коммунист Аверьянов и сам был готов это сделать, лишь бы пошло на пользу. Первые минуты он слышал бодрые голоса, затем радиосвязь пропала. К этому капитан был готов, толща земли все-таки солидная. Он рассчитывал на возобновление сигнала, если вдруг экспедиция поднимется где-то в другом месте.
   Движение группы Григорий Аверьянов контролировал по веревке. Толстая бобина уверенно крутилась, экспедиция продвигалась вглубь. Каждые пятнадцать минут следовали два резких рывка. Это означало, что все идет по плану, происшествий нет. Сразу после пятого подобного сеанса последовали три частых рывка. Опасность! Затем веревка стала стремительно разматываться. Вновь три рывка! И капитан почувствовал, что нить неожиданно ослабла, натяжение исчезло. Возможно, они повернули назад?
   Он выбрал несколько метров шнура и сильно дернул. Этот знак являлся вопросом: у вас все в порядке? Вместо ответа веревка легкой петлей выскочила наружу. Капитан дернул еще раз, никакого сопротивления он не почувствовал. Беспорядочно перехватывая, руки тянули и тянули тонкий шнур. Вскоре он рассматривал почерневший, оплавившийся конец капроновой веревки.
   После исчезновения спецназовцев начальство КГБ обратило внимание на самоуправство капитана Аверьянова. Вдобавок по Узбекистану поползли слухи, что КГБ расправляется с неугодными гражданами в тайной подземной тюрьме. Подробный отчет Аверьянова о неудавшейся экспедиции не удовлетворил руководство. В бесследное исчезновение девяти человек трудно было поверить. На всякий случай всех пропавших объявили во всесоюзный розыск, который, впрочем, не дал результатов. Григорию Аверьянову на долгие годы запретили посещать Среднюю Азию, несмотря на его аргументы о важности для страны продолжения поисков черепа всесильного Тамерлана.
   Хрущев в те годы уже не правил страной, а новое руководство больше верило в силу термоядерных боеголовок, чем древних костей. «Нам достаточно мощей покойников на Красной площади, – отшутился высокопоставленный член ЦК КПСС в беседе с председателем КГБ. – Сталин и Ленин оградят Кремль от любых напастей». Председатель КГБ не стал спорить. Но, будучи прагматиком, он понимал, уничтожать народ внутри страны – это один вид силы, а завоевывать чужие страны – совсем другой. За долгие годы службы в госбезопасности он сталкивался с самыми невероятными фактами и не исключал любых чудес. Все чудеса должны были работать на страну, поэтому председатель КГБ издал секретный приказ, который в специальном конверте был доставлен в управление КГБ Самарканда.
   Перед отправкой он ознакомил с приказом Григория Аверьянова.
   – Из уважения к твоему отцу назначаю тебя координатором этой темы. Как только залетная птичка сунется в наше гнездышко, ты будешь оповещен. Жди и наберись терпения.
   Ожидание Григория Григорьевича Аверьянова растянулось на долгие годы.

14. Бегство из ловушки

   Тихон сжимал локоть девушки, глядя на открывающуюся дверь. Сейчас их застигнут на месте преступления и арестуют. Доказать свою непричастность к жестокому убийству кинооператора будет очень трудно, а скорее, невозможно. Назад бежать бессмысленно, там тоже милиционер. Если юркнуть в спальню, а дальше через окно? Неизбежен шум. Пока откроешь раму, пока выберешься, обязательно настигнут. Нет, вдвоем даже через окно не успеть.
   Дверь плавно открывалась внутрь, еще мгновение – и они предстанут перед вооруженным оперативником как на ладони.
   И тут Заколова осенило. Он шепнул Тамаре:
   – Повернись спиной и стой, пока не позову.
   На дальнейшие объяснения не осталось и доли секунды. Тихон развернул окаменевшее тело девушки, а сам спрятался за створкой открывающейся входной двери. Она распахнулась уже почти под прямым углом, когда милиционер, заметивший Тамару, грозно крикнул:
   – Стоять, не двигаться!
   Оперативник шагнул внутрь. Заколов ждал именно этого момента. Он плавно отвел тяжелую дверцу на себя, будто она открывается по инерции, и резко направил ее обратно. От шумного хлопка по лбу дверь завибрировала. Удар оказался плотным, милиционер рухнул, как при нокауте. На пол грохнулся пистолет и откатился под ноги девушки. Тихон схватил опешившую Тамару, молча толкнул ее через лежащего в дверях оперативника и выскочил следом.
   Тамара устремилась к открытой калитке, ведущей на улицу. Тихон выбил из ее руки фотографии, ухватил за талию и направил за угол дома.
   – А вот теперь спешить не следует. Включаем логику, – шептал он, заставляя девушку пригнуться. – Сейчас второй милиционер побежит на помощь первому, затем они увидят оброненные бумаги перед забором и выскочат на улицу. А мы тем временем ускользнем через сад.
   Так и получилось. Два оперативника, отчаянно ругаясь, выбежали за калитку. Молодые люди беспрепятственно перемахнули через невысокий забор, украдкой прошли соседский двор и выбрались на параллельную улицу.
   Вернувшись на квартиру Тамары Кушнир, Тихон откинул вежливость и учинил девушке допрос:
   – Тома, настало время поговорить серьезно. Ты о чем-то умалчиваешь. Откуда взялась вторая сила, которая ищет то же самое, что и мы?
   – Я же говорила. Это КГБ. После статьи они все выспрашивали и вынюхивали. Их люди даже следили за мной!
   – Еще вчера я тоже так думал. Но госбезопасность так не действует. Они бы просто арестовали Касымова, применили свои коронные методы воздействия, а если потребовалось бы устранить, то инсценировали бы несчастный случай. А тут топорная работа жестоких бандитов.
   – А если кто-то из кагэбэшников действует самостоятельно, без приказа?
   – Нет, Касымова посетили совсем не они. Это видно по следам абсолютно бессистемного непрофессионального обыска. Кто еще мог знать о тайне, связанной с черепом Тимура? Кому еще рассказал кинооператор эту историю?
   – Никому. Я была первой. Как ты помнишь, я пришла к нему, чтобы расспросить о войне. Но он больше не мог жить наедине с этой невероятной тайной, она жгла его. Касымов выговорился, и ему стало легче.
   – Как сказал Сократ, человеку легче держать на языке горячий уголь, нежели тайну.
   – Да. А ты, я смотрю, начитанный. То Шекспира, то Сократа цитируешь. Даром что технарь.
   – Техническое образование не в пример шире гуманитарного.
   – Это почему же?
   – Потому что толковый физик или математик легко освоит все то, что знает любой журналист. А ты не сможешь объяснить, почему лампочка светится, телевизор работает или самолет летает.
   – Я! Да я, если хочешь знать…
   – Так почему самолет летает? Большой тяжелый самолет.
   – Потому что у него крылья, как у птиц.
   – Он же ими не машет.
   – Отстань!
   – Вот видишь… Ладно. Мы отвлеклись. – Заколов потер виски и вновь обратился к девушке: – Ты говорила, что все экземпляры газеты со статьей изъяты. Все, кроме одного, спрятанного тобой. Так?
   – Был еще один. У главного редактора, которого уволили.
   – Кто он?
   – Кто-кто! Нормальный толковый дядька, Давид Вахтангович. Двадцать лет в журналистике. Отличный специалист, если хочешь знать! Не пожалели, выгнали без права работы в средствах массовой информации. Представляешь?
   – Представляю, как ему обидно.
   – Еще бы! Ведь он грузин, у них гордость в крови. А тут выкинули, как нашкодившего мальчишку.
   – Как грузин оказался в столице Узбекистана?
   – Эй, технарь, разуй глаза, на дворе двадцатый век! Ташкент всегда был интернациональным городом, а после землетрясения в шестьдесят шестом году вся страна приехала на помощь. Я еврейка, он грузин, а после его смещения газету возглавил армянин. Кстати, как гуманитарий открою тебе интересный факт. В мире есть две очень древние нации, которые не помещаются на своей исторической родине.
   – Давай угадаю. Это евреи и…
   – И армяне. Эти народы никогда никого не завоевывали, а если и сражались, то только за свою землю. Их же, наоборот, часто угнетали и истребляли, но невзгоды их только закалили. Евреи и армяне рассеяны сейчас по всему миру, их можно встретить в любой стране, на любом континенте. При этом они не забывают своих исторических корней и гордятся своей национальностью.
   – Гордиться своей национальностью – это все равно что гордиться тем, что ты родился во вторник, а не в среду. Человек должен гордиться своими собственными достижениями.
   – Фу, ты такой черствый! Заколов, абстрагируйся от своей прямолинейной логики. Ведь есть же высшие ценности.
   – Есть, не спорю. Это те вершины в науке и искусстве, которых достигло человечество. При этом совершенно не важна национальность титанов разума, плодами которых мы пользуемся.
   – Кому как, а мне не все равно.
   – Ну, хорошо, мы опять отвлеклись. Вернемся к редактору. Как ты думаешь, у Давида Вахтанговича могло появиться желание разыскать череп Тимура?
   Тамара нахмурила лоб и серьезно задумалась. Заколов попытался подсказать:
   – Возможно, он тоже хотел добиться справедливости, восстановиться на работе.
   – Я с ним виделась. Он шутит, бодрится, но внутри у него все клокочет. Однако, как бы тебе сказать? Понимаешь, он кабинетный работник, привык работать с бумагами и реальное приключение вряд ли осилит.
   – Это смотря какая цель. Очень много в любом положении решает мотивация. Раз наши конкуренты пошли на убийство, мы вляпались в очень серьезное дело. Ты бы пошла на убийство ради восстановления в университете?
   – Нет. Но я девушка.
   – То есть для подобной грязной работы существуют мужчины? Рыцари вроде меня?
   – Заколов, хватит паясничать! Лучше скажи, что теперь делать? Касымова нет, фотографии из моих рук ты выбил, а там были мавзолеи и мечети эпохи Тимура. Возможно, Касымов их неспроста фотографировал.
   – Я думаю, ты легко узнала эти места.
   – Разумеется.
   – Значит, фотографии нам не нужны. Или на одной из них была надпись, а ты забыла на какой?
   – Какая еще надпись?
   – Что здесь, под этим камнем, спрятан череп Тимура.
   – Смеешься?
   – Зачем же нам фотографии без надписи.
   Тамара погрустнела. Тихон задумался, склонил голову, сцепил пальцы. Губы дважды отчетливо прошептали: «без надписи, без надписи». Через минуту он воскликнул:
   – А вот я в кабинете Касымова увидел одно очень любопытное фото! И похоже, на нем есть надпись.
   – Что же ты молчал! Где? Какое фото?
   – На стене. Помнишь стену, увешанную фотографиями в рамках?
   – Да.
   – На одной из них Касымов в музее разглядывает непонятную картину.
   – Ну и что? Какую надпись ты там видел?
   – На картине странный узор из знаков. Я думаю, это зашифрованное послание.
   – Это абстрактное искусство, Заколов! Сейчас художники и не такое малюют.
   – Возможно, но я не упомянул самого главного. В предсмертный миг Касымов смотрел не куда-нибудь, а на нее!
   – Ты думаешь, что это важно?
   – Конечно! Он взглянул на то, ради чего он погибает!
   – Что же там было?
   – Я должен припомнить узор.
   Заколов вскочил как ужаленный, схватил листок бумаги и погрузился в рисование символов. Тамара пыталась смотреть из-за плеча. Тихон быстро чертил угловатые знаки, некоторые зачеркивал, рисовал вновь, иногда задумывался и от отчаяния грыз карандаш. Потом он оттолкнул бумагу и раздраженно сломал карандаш, сжав пальцами одной руки.
   – Достоверно не могу вспомнить! На картине еще были точки. Они наверняка что-нибудь значат. Жаль, что не захватил фотографию. А вернуться в дом невозможно. Там теперь вовсю работают эксперты.
   – Подожди. – Тамара сжала плечо Тихона. – Когда во время встречи я попросила Касымова сфотографироваться для газеты, он долго не соглашался, а потом встал около этой стены, давал мне указания и даже сам выставил свет. Я щелкнула, но в газету снимок все равно не опубликовали.
   – У тебя он остался?
   – Да. Я еще вчера хотела показать. Сейчас. – Девушка вытащила из комода карточку и протянула Заколову: – Вот, взгляни. Он встал у той самой картины!

15. Последняя фотография Касымова

   Тихон с трепетом взял небольшую фотографию. Тяжело было наблюдать живое лицо только что убитого человека. Малик Касымов смотрел в объектив с вызовом. Он как бы вопрошал: вот я – заслуженный человек, а кто ты? Тень падала вправо, делая неразличимыми фотографии в той части стены. Зато слева, прямо над плечом, отчетливо виднелся снимок, так заинтересовавший Заколова.
   Тихон поднес фотографию к лицу, пытаясь разглядеть символы на картине.
   – Ты не знаешь автора этой картины? – спросил он девушку.
   – Нет. На европейскую живопись не похоже, на восточную школу тем более. По крайней мере в ташкентских музеях такой картины нет. За это я ручаюсь.
   – Сдается мне, что в других музеях тоже. Возможно, это фотомонтаж. Ведь Касымов профессиональный оператор.
   – И о чем это говорит?
   – Если он сам выбрал ракурс, да еще в контексте разговора о Тимуре, то…
   Из прихожей раздался звонок. Заколов и Кушнир тревожно переглянулись.
   – Милиция не могла нас так быстро вычислить, – попытался успокоить Тамару Тихон, а про себя подумал: «Если только им не подсказали наши таинственные конкуренты».
   Новый, более настойчивый звонок заставил девушку вздрогнуть. Заколов сжал ее руку, просчитывая возможные варианты. Разглядели их в доме Касымова или нет? Оставили они следы или нет? Очень жаль, что не додумались сразу переодеться.
   Вслед за третьим звонком из-за двери послышался нетерпеливый голос Евтушенко:
   – Тихон, Тамара, это я – Сашка!
   – Как же мы забыли! – Хлопнул себя по лбу Заколов и пошел открывать дверь.
   – Я не помешал? – хитро улыбнулся Евтушенко, войдя в комнату.
   Тамара непроизвольно поправила растрепанные волосы.
   – Где ты был? – не обращая внимания на намеки, спросил Тихон. – Тут такие дела!
   – Ташкент смотрел, ведь мы в турпоездке. Захлопнул дверь и ушел. Вы же меня с собой не взяли.
   – И зря. Если бы ты понаблюдал за домом кинооператора, пока мы были внутри, многое бы прояснилось.
   – Вечером у нас поезд, ты помнишь?
   – Вечер будет вечером, а сейчас день, – проворчал Тихон и вновь увлекся разглядыванием фотографии.
   – Что там, – заинтересовался Александр, – Касымов?
   – Меня интересует не он, а картина. Но она очень мелкая, – посетовал Заколов. – Тут явно какой-то шифр, а разглядеть трудно.
   – Шифр? – удивился Евтушенко. – Мы играем в шпионов?
   – Пока в археологов. И если это игра, то очень опасная. Сегодня из-за нее убили человека.
   – Касымова? – воскликнул Евтушенко.
   – Откуда знаешь? В городе уже говорят? – встрепенулась Тамара.
   – Вы же к нему ездили. Я и подумал.
   – Все верно. Его зверски убили прямо перед нашим приходом. Мы нашли в доме только труп.
   – Нас чуть милиция не схватила! – выпалила Тамара. – Еле смылись.
   – Вот это сюрприз! Хорошенькое начало.
   – И я про то же. Поговорить с Касымовым не удалось. Это он на снимке. Всего три недели назад, живой и здоровый. Наверное, это последняя его фотография. – Тихон разочарованно отложил карточку. – Но она нам не поможет, а в дом теперь не попасть.
   – Если мелко, надо увеличить снимок, – предложил Александр.
   – Точно! Тамара, у тебя должен был остаться негатив. Где он?
   – Снимок печатала не я, а наш редакционный фотограф. У меня даже оборудования нет.
   – Он тебе вернул пленку?
   – Нет, зачем. Все у него осталось.
   – Надо срочно увеличить изображение. Ты можешь с ним связаться?
   – Сейчас позвоню. Если только он дома.
   – Он работает на дому?
   – Рома Киреев внештатный фотограф, как и я.
   – Подожди, я проверю, не подслушивают ли нас и на этот раз. – Заколов выглянул в окно, убедился, что двор пуст и разрешил: – Можешь звонить.
   Тамара Кушнир набрала номер, пококетничала с собеседником и радостно крикнула Тихону:
   – Рома хранит все негативы! Насколько увеличить фото с Касымовым?
   – Он далеко живет?
   – Да нет, не очень.
   – Лучше мы приедем, и я покажу.
   Тамара быстро договорилась о встрече и положила трубку. В ее глазах вновь вспыхнули искры охотничьего азарта:
   – Ты думаешь, мы на правильном пути?
   – Возможно.
   – Рома нас ждет.
   – Так едем!
   Девушка замялась:
   – Меня же сегодня видел милиционер в доме Касымова. Вдруг кто-нибудь опознает.
   – Томочка, милиционер заметил незнакомую девушку, причем сзади и всего на одну секунду. На что в этом случае смотрит мужчина?
   – На волосы, – подумав, ответила девушка.
   – А твое мнение, Александр?
   – На попу, – помявшись, выдавил Евтушенко.
   – Это ближе к истине. За секунду он вряд ли что-то успел разглядеть выше талии. Итак, наша задача привлечь взгляд к чему-то другому. У тебя мини-юбка есть? – обратился Тихон к девушке. Тамара кивнула. – Тогда надевай. Чем короче, тем лучше. И туфли не забудь. А волосы стяни яркой резинкой в хвостик.
   Тамара собралась выйти в соседнюю комнату, но Тихон задержал ее в дверях и попросил не оборачиваться.
   – Саша, представь, что ты милиционер. Посмотри и постарайся запомнить эту девушку.
   Когда Тамара вернулась на высоких каблуках в джинсовой мини-юбке, светлой блузке навыпуск, с прихваченными пестрой резинкой волосами, Заколов предложил ее пройти и повернуться.
   – Не узнать. Совсем другая девушка, – одобрительно покачал головой Евтушенко.
   «И очень красивая», – хотел добавить Тихон, по-новому разглядывая стройные ноги и тонкую талию девушки.
 
   Этажом выше квартиры Тамары Кушнир человек в песочном плаще отсоединил наушник от телефонного провода в распределительном щитке и спустился во двор. Выйдя на улицу, он нашел телефон-автомат, дождался соединения и без приветствия сообщил:
   – Они едут к фотографу по имени Роман. Будут увеличивать фотографию Касымова.
   – Адрес узнал?
   – Прослежу.
   – Сразу сообщишь мне, и будь готов к активным действиям.
   – Я, как пионер, всегда готов.

16. Двойной визит к фотографу

   Дверь в квартиру фотографа на седьмом этаже панельного дома открылась после первого звонка. Длинноволосый небритый парень в темных очках приветливо распахнул створку, но, увидев Заколова, перегородил проход и встретил Тамару Кушнир недовольной репликой:
   – Ты кого с собой притащила?
   – А тебе, Ром, не все равно? – Тамара пихнула худощавого фотографа и прошла в квартиру.
   – Будем считать, что мне по фигу, – миролюбиво согласился Роман, пропуская Заколова. – Но лучше, когда девчонка одна приходит, без эскорта.
   – Только не к такому ловеласу, как ты.
   – Том, ну зачем ты так? Я добрый и нежный.
   Тамара осмотрела зашторенную комнату, ловко развернулась на каблуках лицом к фотографу и игриво поцокала ноготком по его крупным солнцезащитным очкам:
   – У тебя здесь что, яркое солнце, Ромик?
   – Издержки профессии, Тамарочка. Привык к полумраку лаборатории.
   – Знакомься. Это Тихон. Он вместе с моим братом учится.
   – А-а, ракеты-самолеты. – Рома пренебрежительно скривился в ответ на кивок Заколова и сразу перевел заинтересованный взгляд на стройные ноги девушки. – Томка, ты сегодня – супер! Давай сделаю снимок в стиле «соблазн». Располагайся здесь.
   Он указал на низкий диван с многочисленными подушечками, на который был направлен отключенный софит на треноге. Тамара плюхнулась в мягкий угол, смело скрестила еще более оголившиеся ноги и с вызовом спросила:
   – Может, сразу в стиле «ню»? Ты меня, Ром, ни с кем не перепутал? Хочешь пополнить коллекцию? – Она небрежно указала пальчиком на крупные фотографии полуобнаженных девиц, развешанные по стенам. Многие из них были сняты во фривольных позах именно на этом диванчике. – Это галерея твоих творческих успехов или мужских побед?
   – И то и другое.
   – Как же ты добиваешься… другого?
   – Во-первых, я художник. Фотохудожник! Таких девушки любят. А во-вторых, я знаю элементарные законы физиологии.
   – Любопытно?
   – Красный цвет стимулирует сексуальное желание. У тебя есть ярко-красное обтягивающее платье?
   – Как-то обхожусь.
   – А зря. На него мужики просто кидаются. Попробуй.
   – На старости лет обязательно воспользуюсь твоим советом. Но ведь на красное так бурно реагирует только мужской организм. Сразу вспоминаются быки на корриде.
   – Ошибаешься! Физиологические реакции не зависят от пола. Это на уровне подсознания.
   – Теперь я поняла, почему «красные» победили «белых» в Гражданскую войну. За них были женщины, а это основа любой страны. Ты, наверное, встречаешь девушек в алом халате?
   – Зачем так пошло! Все проще и естественней. Я сначала фотографирую девушку, а потом сразу иду вместе с ней печатать снимок. Медленно проступающий на бумаге силуэт в тесной жаркой комнате при красном освещении действует неотразимо. Красный свет обволакивает, он везде, девушка купается в нем и сама тянет меня в постель, – гордо заявил Роман. – Так что, будем фотографироваться?
   – В другой раз, Ромик.
   – Красота – сиюминутное явление, и художник призван зафиксировать ее для вечности.
   – Рома – Рафаэль! Или тебе по душе Тициан? Хотя он отдавал предпочтение более пышным формам.
   – Каждое время имеет свой эталон женской красоты.