Сергей Бортников. Отомстить и умереть (сборник)

Сергей Бортников
Отомстить и умереть (сборник)

Отомстить и умереть

   Майор Егоршин терпеть не мог поздних телефонных звонков. Те всегда доставляли ему одни неприятности. Так было в перестроечном 1986-м, когда в авиакатастрофе погиб отец, возвращавшийся домой из долгожданной загранкомандировки, и совсем недавно – в прошлом году, когда от первого же инфаркта скоропостижно скончалась мама. Весть о ее смерти в три часа ночи сообщил младший брат Иван, оставшийся на родной уральской земле. Кстати, тоже оперуполномоченный. Капитан…
   Полночь. А выключить сотовый телефон – нельзя. Находиться на связи и днем и ночью велел начальник управления уголовного розыска полковник Ракитский. Он будто предчувствовал беды, грозящие своим подчиненным. И часто оказывался прав…
   – Слушаю, – обреченно бросил в трубу Василий.
   – Давай быстрее домой…
   Звонил не Ракитский – Андрей Шелягов. Майор даже не узнал сразу голос своего лучшего друга. Так он изменился от волнения и тревоги.
   – Что… Что случилось?
   – Аня…
   – О Боже… Моя девочка… Она жива?
   – Приезжай – увидишь. Не могу больше говорить…
   – Доложи руководству, что я прерываю командировку…
   – Есть!

* * *

   Анюте шел шестнадцатый год. Василий воспитывал ее один. Не выдержав суровости «милицейских будней», жена сбежала от него в 2000-м, когда дочке исполнилось пять лет. Поехала отдыхать, как позже выяснилось, с любовником на Пиренеи – да там и осталась. Вскоре бросила и того. Легализовалась. Вышла замуж за известного испанского винодела, родила ему двоих детей. Теперь звонит Анне раз в полгода… «Как ты, моя кровинка?» Тьфу, сука…
   Егоршин заправил койку в гостиничном номере и вылетел в коридор. Разбудил дежурную по этажу и попросил вызвать c городского телефона такси…

* * *

   В огромной больничной палате Аня была одна. Если не считать Шелягова, дремавшего на свободной койке в дальнем правом углу.
   – Ну, докладывай…
   – Вчера вечером Анюта после тренировки возвращалась домой через городской парк…
   – Она всегда ходит напрямик… Поэтому я стараюсь ее встречать. И говорил ведь шефу – нельзя мне в командировку, ан нет, уперся, как баран, «всего на одни сутки»…
   – А вот что случилось дальше – сплошной ребус, тайна, загадка. Посуди сам. Деньги и личные вещи у нее не взяли, драгоценности тоже… Кстати, вот они, – Андрей протянул напарнику маленький полиэтиленовый пакетик, в который аккуратно запаковал плеер, часы, цепочку, браслет и кольцо.
   – Ее насиловали? – еле выдавил майор.
   – В том-то и дело, что нет. Такое впечатление, будто она сама врезалась в дерево и напоролась глазом на сучок. Слава богу, «скорая» приехала мгновенно… Теперь лежит в коме… Знаешь, у моих земляков из Хохляндии «кома» – означает «запятая». А это далеко не точка. И врачи говорят: надежда есть…
   – Кто ее ведет?
   – Сам заведующий. Шапиро.
   – Твоя работа?
   – А то чья же?
   – Спасибо. Я могу поговорить с ним?
   – Конечно. Сейчас в ординаторской – пятиминутка. Сразу по ее окончании начнется обход. Тогда и поболтаете… А я побежал – служба!
   – Спасибо тебе, брат.
   – Не за что…

* * *

   Впервые за долгие годы Егоршину захотелось напиться. Взять бутылку «Зеленой марки», к которой в последнее время пристрастились чуть ли не все его коллеги, и одним махом выплеснуть горючую жидкость в пересохшее горло…
   Черт с ним, что пятнадцать лет – ни-ни. Даже пива…
   Нет. Нельзя.
   Пока он не найдет тех, кто изуродовал его дочурку, – на спиртное табу!
   Василий вышел на лестницу и, затянувшись любимым «Винстоном», равнодушно уставился в единственное окно, по которому гулко барабанил теплый летний дождь.
   На дворе было пустынно – какой дурак станет гулять в такую погоду? Хороший хозяин собаку из дому не выгонит!
   Как вдруг… Внизу громко хлопнула дверь, выталкивая на улицу грузного мужчину в белом халате… Бр-р… Интересно, что заставило его мокнуть. Или кто?
   В это же время на пешеходной дорожке, ведущей к приемному отделению, появилась темно-зеленая «тойота-Кэмри», которую майор непременно узнал бы среди тысяч других даже в темное время суток, и медленно поползла к ногам эскулапа. Достигнув цели, остановилась. Правая задняя дверца распахнусь, и доктор, ежась, исчез в чреве автомобиля.
   Черт возьми? О чем он болтает с начальником УВД? Уж не о моей ли судьбе?

* * *

   Егоршин поднялся в палату и, присев на табуретку у окна, принялся раскладывать на подоконнике личные вещи дочери, заботливо подобранные Шеляговым. Модные кварцевые часы ей подарил на 8-е Марта Гришка Воронов – парень, с которым Анюта встречалась не первый год, кольцо прислала на день рождения из Испании мать. А цепочку купил сам Василий… Но что это? На плоскую золотую вязь была намотана еще одна – тонкая и нежная с серебряным медальоном, на котором красовались какие-то то ли знаки, то ли иероглифы, то ли незнакомые чужестранные буквы.
   Майор достал из кармана мобильный телефон и резво прошелся по клавишам дисплея.
   – Скажи, Андрюха, на ее шее были обе цепочки?
   – Нет. Только золотая.
   – А серебряная?
   – Серебряная лежала на земле. Она порвалась. Может, от удара, может, во время борьбы, если таковая имела место, в чем я лично очень сомневаюсь…
   – Аргументируй…
   – Анюта вся в тебя, чуть что – сразу в морду… Если бы на нее кто-то напал, на месте происшествия непременно остались бы чьи-то зубы, уши, яйца, а то и оторванные конечности.
   – И кто же тебе таких ужасов понарассказывал?
   – Можно подумать, ты этого не знал…
   – Ладно, согласен – были зубы… Только преступник их… подобрал…
   – Издеваешься?
   – Нет, просто пытаюсь проанализировать все версии, чтобы отбросить бесперспективные.
   – Понял… Анализируй… Отбрасывай… Если нужна моя помощь – звони.
   – Чего даром трезвонить? Освободишься – сразу дуй ко мне…
   – Ясно.
   – До скорой встречи!
   О том, что серебряная цепь не принадлежала его дочери (или, по крайней мере, еще вчера ему об этом ничего не было известно), Егоршин решил не говорить никому. Даже лучшему другу. В нынешнее продажное время положиться на все сто можно только на себя.

* * *

   На плечо опустилась чья-то рука.
   Майор повернул голову.
   Перед ним стоял ладно сложенный, может быть, чуть-чуть полноватый мужчина лет пятидесяти в халате, на котором то тут, то там хорошо были видны влажные пятна – именно этот человек несколько минут тому назад имел честь беседовать с высоким милицейским руководством. Интересно, о чем?
   – Я Степан Иванович. Заведующий отделением нейрохирургии, – мягким, вкрадчивым голосом, никак не соответствующим его могучей стати, представился доктор.
   – Василий.
   – А по отчеству?
   – Давыдович.
   – Сочувствую. И сразу хочу вас обнадежить. До мозга сучок не достал. Да и основные показатели у девочки в норме… Так что жить Аня, по всей видимости, будет. Только поврежденный глаз придется удалить…
   – Когда она придет в себя?
   – А вот этого, голубчик, я не знаю. Анюта перенесла тяжелый психологический удар. Шок, последствия которого она будет ощущать всю оставшуюся жизнь…
   – Каким образом?
   – Депрессии, раздражительность, вспыльчивость, иногда даже немотивированная жестокость, потом амнезия – частичная или полная потеря памяти…
   – Черт… Ирка мне не простит…
   – Какая Ирка?
   – Жена… Бывшая…
   – А, – понимающе кивнул Шапиро.
   – Она за границей, я воспитываю ребенка один и за это регулярно получаю пилюлей.
   – Понятно.
   – Составьте, пожалуйста, для меня список препаратов, которые способны облегчить ее участь на данном этапе лечения.
   – Хорошо… Как у вас с финансами?
   – Можете не щадить мой кошелек. Не хватит – напишу Ирине, она пришлет либо лекарств, либо денег. Да, кстати, о чем вы говорили с генералом Левитиным?
   – Экий вы хитрец! «Выпасли» меня, беззащитного…
   – Не увиливайте от ответа, Степан Иванович…
   – Анатолий Борисович очень обеспокоен судьбой вашей дочери.
   – С чего бы это?
   – Не знаю. Но он настойчиво просил ежедневно докладывать о состоянии ее здоровья.
   – И все?
   – Нет. Еще генерал распорядился поставить в палате круглосуточную охрану.
   – На каких основаниях? Аня не преступница, не подозреваемая, не ценный свидетель…
   – А если неизвестный злоумышленник захочет повторить нападение? Вы об этом не задумывались?
   – Какое нападение? Все свидетельствует о том, что произошел несчастный случай… Падая, дочь сама напоролась на этот клятый сучок!
   – А вдруг кто-то ее толкнул?
   – Все возможно. Дети возвращались с тренировки, дурачились, баловались… Какой в этом криминал?
   – Не знаю. Вам виднее!
   Доктор отвернулся, красноречиво давая понять, что разговор окончен.

* * *

   Оставшись без присмотра, Егоршин подошел к Анюте и принялся тщательно обследовать неподвижное тело. Чуть выше локтя на левой руке дочери красовались два пятна. Свежих, лиловых, не успевших почернеть. Как будто кто-то впился пальцами в ее бицепс и долго не отпускал…
   Где это случилось – на тренировке или на аллее парка, Василий, естественно, определить не мог.
   Иных следов насилия на теле не оказалось.
   Что? Что произошло вчера вечером?
   Нападение, на которое намекал доктор Шапиро? Тогда с какой целью? Ограбления? Так ведь ничего не взяли! Изнасилования? Нет, нет и еще раз нет…
   Вариант первый… Ребята расходились по домам после тренировки, толкались, Аня не удержалась на ногах и упала. Хулиганы не на шутку испугались и разбежались в разные стороны…
   Вариант второй. Что-то вспугнуло ее: человек, зверь, автомобиль… Дочь бросилась в сторону, оступилась и, падая, напоролась на сучок…
   Как ни крути – банальное ЧП. Несчастный случай.
   Тогда почему дело взял под свой личный контроль начальник УВД? Только потому, что отец жертвы его подчиненный?
   Никаких других выводов без осмотра места происшествия сделать было нельзя, и майор решил снова позвонить верному Шелягову.
   – Алло, Андрюха, ты на колесах?
   – Так точно!
   – Давай ко мне в больницу!
   – Не могу… Ракитский к себе просят!
   – Надолго?
   – Это ты у него спроси.
   – Ладно. Освободишься – позвони. А я пока топтобусом… В парк. Где это случилось, помнишь?
   – Конечно. Зайдешь с центрального входа…
   – Ага…
   – Свернешь на левую аллейку…
   – Есть…
   – Перейдешь мостик через пруд – и снова налево…
   – К зоопарку?
   – Да. Не доходя его, справа – огромный ясень. Когда-то под ним мы распивали бутылочку. Семьями.
   – Ну, у тебя и память!
   – За ясенем – ряд молодых березок…
   – Знаю.
   – В одну из них и врезалась твоя дочь…
   – Понял.

* * *

   Найти нужное деревцо труда не составляло – на нем остались следы запекшейся крови.
   Василий несколько раз обошел по периметру прилегающую территорию: от ясеня – до зоопарка, от зоопарка – до пруда и разочарованно развел руками. Нигде ничего! Правда, в одном месте он обнаружил на асфальте две черные полосы, явно следы торможения какого-то легкового автомобиля, судя по базе – иностранного производства, но что могли дать они в сложившейся ситуации?
   Несмотря на то что при въезде в парк был установлен знак «Пешеходная зона», сильные мира сего и днем и ночью гоняли по узким аллейкам на своих крутых тачках. Какая из них тормозила ночью у зоопарка и имела ли она хоть какое-то отношение к тому, что случилось с Анютой, установить не представлялось возможным.
   Придя к такому обескураживающему выводу, майор присел на свежий пенек и достал очередную пачку «Винстона». Как Марк Твен, он бросал курить десятки раз, иногда периоды воздержания измерялись месяцами, но спустя какое-то время вредная привычка все равно брала верх…
   В это время зазвонил мобильный.
   – Ты где? – спросил Шелягов.
   – На пеньке от ясеня, под которым мы когда-то пили водку. На месте преступ… происшествия растет совсем другое дерево.
   – Не дуркуй, Васек! Ты же знаешь: у меня идеальная зрительная память.
   – Когда ты, черт возьми, перестанешь спорить со старшими по званию?
   – Как только – так сразу…
   – Давай быстрей ко мне!
   – Есть…
   Егоршин выключил трубу и, наконец-то прикурив сигарету, неспешно двинул навстречу товарищу.

* * *

   Андрей не стал игнорировать правила дорожного движения – оставил машину у входа в парк и пошел пешком. На мосту друзья встретились.
   – Да… Наделала шороху твоя девица…
   – Расшифруй…
   – Все руководство на ноги поставила! Рахит (так розыскники за глаза называли своего начальника; в управлении ходили слухи, что на заре милицейской карьеры его фамилия звучала менее благозвучно – Рахитский) вообще обнаглел – стал лепить из меня сексота. Чтоб за лучшим другом присматривал!
   – За мной?
   – А кто у меня лучший друг? За тобой, Василий Давыдович, за тобой…
   – Чем мотивировал?
   – Мол, кто его знает, что произошло в парке… Неровен час, Егорка найдет виновных и устроит самосуд.
   – Я могу.
   – Зная твой норов, в этом никто не сомневается.
   – Чует мое сердце, что начальству больше нас с тобою известно, Шеля… И это настораживает…
   – Почему?
   – В нашем деле самым информированным человеком должен оставаться кто? Правильно – опер. А никак не кабинетная крыса. Выходит, где-то ты недоработал, пока я по командировкам шастал…
   – Опомнись, Василий, суток не прошло! Что я мог узнать за это время?!
   – Ладно, товарищ капитан… Пока других дел нет…
   – Как это нет?
   – Целиком и полностью поступаешь в мое распоряжение. Я тут вот что надумал. Скорее всего, Аню кто-то толкнул или напугал. Может, зверь какой из клетки убежал, может, кто-то гулял с собакой, как водится – без намордника… Может, модная тачка летела слишком низко…
   – Ты считаешь, что произошел несчастный случай?
   – Конечно.
   – А Рахит сказал: «Смотри за ним, Андрей Иваныч, в оба глаза… А то он его точно укокошит»…
   – Вот видишь, что-то наши боссы знают… Что?
   – Может, на самом деле лев сбежал из зоопарка или тигр, а они не хотят сеять панику среди населения?
   – Неубедительно.
   – А может, с собакой гулял кто-то очень крутой или в машине ехал?
   – Уже теплее.
   – Либо того проще – твою дочурку толкнул мажор, сыночек какого-то влиятельного папика.
   – Совсем тепло. Я бы сказал даже – горячо… Обычно ведь как бывает: случилось преступление, а начальство хочет подать его, как несчастный случай, чтобы не портить статистику. В нашем же случае – все наоборот.
   – Точно.
   – О чем это говорит?
   – Что они хотят вывести кого-то из-под обстрела, подставив «левого человечка».
   – И ради этой «высокой цели» пойдут на все…
   – На что именно?
   – На то, о чем ты подумал…
   – Тогда Анюте грозит серьезная опасность.
   – Вот-вот… Не зря к твоему Шапиро сегодня Левитин приезжал!
   – Ну дела… Сам Анатолий Борисович? Чего он хотел?
   – Рассказал сказки о моем буйном нраве и распорядился поставить в палате охрану!
   – О, дают суки… Слушай, Вася, надо, чтобы возле нее постоянно находился кто-то свой… Может, вызовешь Ирку?
   – Умоляю… Не называй вслух это имя!
   – Тогда братца своего…
   Иван был уже в дороге, точнее, в полете, но об этом Егоршин решил пока не распространяться.
   – Ладно. Что-нибудь придумаю, – бросил небрежно. – Давай в зоопарк, расспроси администрацию, сторожей, а я – в спорткомплекс. Попытаюсь установить, с кем ушла Анюта после тренировки… Встречаемся через полчаса. На этом же месте.
   – О’кей! – согласился Шелягов.

* * *

   Спортивный комплекс «Динамо», в котором раньше тренировался он сам, а теперь дочь Анюта, стоял прямо на берегу стремительной и чистой речки-невелички. Наверное, поэтому главное внимание его руководство с недавних пор стало уделять водным видам спорта: плаванию, гребле на байдарках и каноэ (для этих недавно прорыли канал), водному поло. Силовые единоборства, к развитию которых в обществе всегда относились «трепетно и нежно», оказались не в чести – слишком мало кубков и медалей в последнее время привозили местные самбисты и дзюдоисты. Некогда шикарный борцовский зал с дорогим паркетом из сибирской лиственницы быстро пришел в упадок, со стен стала осыпаться штукатурка, в подвесном потолке появились первые бреши…
   – Вам кого? – раздался сзади зычный бас.
   Майор повернул голову.
   Напротив него стоял Алексей Никитин – ветеран угрозыска, уволившийся в запас в том месяце, когда Василия приняли на работу.
   – Узнаете?
   – Нет.
   – Я майор Егоршин. Мы с вами служили в одном отделе. Правда, всего несколько недель…
   – А… Егорка! Сколько лет, сколько зим? Как я тебя сразу не признал? Впрочем – не мудрено… Ты ведь худой был, как охотничья колбаска, а теперь – вон какая глыба!
   – Где пропадаешь? Почему не заходишь?
   – Да я только недавно воротился.
   – Откуда, если не секрет?
   – Из Беларуси… Моя красавица родом из под Гродно. И ни ногой из родной деревни, несмотря на все мои уговоры. Впрочем, понять ее можно… Бацька для сельчан все условия создал. Трудись – не ленись… Но не царское это дело в земле ковыряться! Вот я и сбежал на историческую родину. Пока обосновался, нашел посильную работенку.
   – А твоя… Как ее…
   – Наташа? Она там осталась. С детьми-внуками. Мы не разводились. Так. Разбежались на некоторое время. По обоюдному согласию…
   – Ясно…
   – Ты по делу али как?
   – По делу, Алексей Витальевич. Вчера вечером с моей дочерью случилось несчастье. Сейчас она в реанимации…
   – Я-то тут при чем?
   – Аня возвращалась домой после тренировки. И не дошла.
   – У кого она занимается?
   – У Олега Владимировича.
   – Он будет только вечером…
   – У тебя есть его номер?
   – Да, сейчас найду…
   Никитин достал мобильный и углубился в телефонную книгу.
   – А, черт, – раздосадованно бросил спустя минуту. – Чего я мучусь? Вон список на стене… Строев его фамилия.
   Егоршин по старинке записал номер в блокнот и протянул руку для прощания.
   – Ты заходи, – сказал при этом. – Не зазнавайся!
   – А чего мне у вас делать? – пожал плечами Никитин. – Там, наверное, из стариков никого больше не осталось.
   – И то правда… Раньше меня в управление только Рахит пришел.
   – Кто-кто?
   – Петр Петрович…
   – А… Рахитский… Мы его называли Петр Великий. За барские замашки, карьеризм, стремление руководить вся и всеми… Высоко залетела эта птица?
   – Как по мне – не очень… Начальник управления УГРО. Полковник.
   – Видно, кто-то обломал ему крылья… Честно говоря, я думал, что Рахит – давно генерал, большой начальник в министерстве. Ну, ладно, будь здоров! Да… Вчера вечером дежурил не я. Пашка Синицын. Ты должен помнить. Он в охране служил.
   – Когда?
   – Лет тридцать тому назад.
   – Я в то время под стол бегал!
   – И то правда… Запомни его телефон. Домашний. Очень просто… Первая – пятерка, за ней одни двойки.
   – Спасибо!

* * *

   Шеля стоял возле деревянной будки, в которой продавались билеты в зоопарк. Правда, желающих посетить с утра сие заведение культуры почему-то не находилось, и немолодая кассирша откровенно дремала за стеклом. Рядом с капитаном отчаянно жестикулировал круглолицый мужчина лет сорока – директор зоопарка Абрамян, его холеную рожу Егоршин не раз видел по телевизору – тот был местной знаменитостью, звездой экрана, сочувствующие журналисты просто обожали «главного энтузиаста фауны и флоры», «хранителя нетронутой живой природы» и с удовольствием посвящали ему целые передачи.
   – Иди сюда, – позвал Андрей. – Знакомься…
   – Ашот Геворгович, – протягивая руку, наклонил голову директор.
   – Василий…
   – Он утверждает, что все животные находятся на своих местах, – коротко подытожил суть предыдущего разговора Шелягов. – И действительно – пустых клеток в зверинце нет. Я проверял.
   – Поймите, господин Абрамян, – не сдавался Егоршин. – Это не обязательно должен быть хищник. Питон, зебра, большая птица – много ли надо, чтобы испугать ребенка, тем более девочку?
   – Нет. Наши питомцы никогда не покидают свои вольеры, – в очередной раз клятвенно заверил Ашот. – Вот разве что собаки…
   – Какие собаки? – схватился за нить Василий.
   – Бездомные. Три из них живут в зоопарке…
   – И легко могут выбраться за его территорию?
   – Забор для них – не преграда. Тем более в темное время суток, когда по парку бродят целые стаи брошенных псов… Наши запросто могли присоединиться к ним. Но, надеюсь, вы не станете вменять нам в вину такое поведение животных?
   – Нет, конечно. Мы просто хотим понять, что здесь случилось вчера вечером?
   – Так, может, ночной сторож знает больше?
   – Наверняка, Ашот Георгиевич, наверняка…
   – Геворгович!
   – Простите.
   – Сейчас он отсыпается. В шесть будет на работе.
   – Хорошо. Мы подойдем…
   – В таком случае – не прощаюсь.

* * *

   – Ну, чего нарыл? – первым делом полюбопытствовал Андрей.
   – Ни шиша…
   – Может, позавтракаем? А то в животе настоящий бунт поднимается! Против голодомора. А русский бунт сам знаешь какое страшное дело…
   – С удовольствием. Угощаешь?
   – Ох, и наглец же ты, Василий Давыдовыч! Заметь: я не служебные проблемы на пустой желудок решаю, а твои личные…
   – А в прошлом году? Когда у тебя племянник пропал… Я двое суток не спал – забыл? Хоть бы магарыч поставил, засранец!
   – Абижаешь, дарагой, – сымитировал кавказский акцент Шелягов. – Я лучший армянский коньяк тебе предлагал, а ты отказался…
   – Ага! Угостила лиса журавля… Мог бы накрыть поляну: шашлык-ташлык – я «хавчик» уважаю. А спиртное не пью. И ты об этом знаешь!
   – Ладно. При первой же возможности исправлюсь.
   – Не будем оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня. В прошлые выходные в парке открыли новый летник…
   – Ты-то откуда знаешь?
   – Мой старый приятель – Вован Дымченко…
   – Дым?
   – Ага… Он теперь главный у них на гриле. Приглашал принять участие в церемонии торжественного пуска, просил, так сказать, разрезать ленточку…
   – А ты?
   – Я в командировке был!
   – Что ж, давай наверстывать упущенное!

* * *

   За одним из дубовых столиков сидел небритый дядька неопределенного возраста и потягивал какой-то слабоалкогольный напиток, то ли бренди-колу, то ли колу-бренди, как шутил Егоршин; остальные места были не заняты. За прилавком грузная женщина пыталась натянуть на себя белый (впрочем, уже не совсем белый) халат, еще одна красила губы, умостившись перед большим овальным зеркалом, до двух ранних посетителей им не было никакого дела.
   – Эй, где Дым? – не выдержал Шелягов, который тоже хорошо знал гриль-повара – тот имел весьма бурное и длительное криминальное прошлое.
   – А шут его знает, – огрызнулась толстуха. – Он вчера набрался, как жаба мула, теперь, мабуть, отсыпается…
   (Говор явно выдавал в ней хохлушку, может, даже землячку из Донбасса – Мариуполя, Красного Луча или Северодонецка.)
   – К сожалению, банкет отменяется! – с напускной грустью в голосе констатировал Егоршин.
   – Ладно, командир, – роскошно улыбнулся Шелягов. – Гуляем! Тащи, Маша, все, что у тебя есть.
   – Мы с вами знакомы? – кокетливо надула губки труженица общепита.
   – Да тебя весь город знает. По бейсику на груди, – рассмеялся Андрей, кивая на огромный круглый значок, пристегнутый к воротнику халата, на котором было четко выведено «Мария».

* * *

   Как только Шелягов принялся за вчерашний шашлык, зазвонил его телефон.
   – Рахит! – прошептал капитан, включая громкоговорящее устройство.
   – Ты где? – зарычал Петр Петрович.
   – Отъехал по делам.
   – С Егоршиным?
   – Сам!
   – Вы эту самодеятельность прекращайте… Давай быстрей в контору – на кражу выехать некому!
   – Кражи – не моя специализация!
   – Приказываю!
   – Есть!
   – Ну, чего, Вась, чего они так засуетились? – спрятав телефон в карман, спросил Шелягов, продолжая неспешно жевать жесткое и холодное мясо, постоянно застревающее в зубах.
   – Не знаю, – повел плечами майор.
   – Я наверняка не последний, кого руководство попытается склонить к сотрудничеству. Так что гляди в оба…
   – Не учи отца Камасутре…
   – Ладно. Я побежал. Если спросят, где ты, что отвечать?
   – Правду и только правду…
   – А серьезно?
   – Скажи, что в последний раз видел меня утром в больнице – эскулапы все равно сдадут нас, как тару в приемный пункт!
   – Понял.

* * *

   Егоршин еще раз прошел мимо места происшествия. Когда он был там вместе с Шеляговым – напротив все время стояла «Аварийная водоканала», двое парней в идеально чистых комбинезонах о чем-то переговаривались возле открытого люка; голова третьего время от времени выныривала из-под земли и простреливала окружающую местность наглыми глазами.
   Спецавтомобили разных хитрых служб охотно используют в своей деятельности парни из «семерки» – это хорошо известно всем аттестованным сотрудникам МВД…
   Фургона уже не было.
   Напрасная тревога?
   Похоже…
   Однако как учит народная мудрость? Береженого Бог бережет!
   Заученным движением Василий вошел в телефонную книгу своего мобильника и быстро нашел нужную строку…
   – Привет, Сергеич! Что у вас стряслось в парке? Ничего? Значит, халтурят твои работнички… Подрабатывают… Да… Да… Специализированная… Двадцать шесть – семнадцать… Говоришь, нет такой… А частники? Не имеют права использовать вашу символику… Ясно… Ну, спасибо… Как там у тебя дома? Сынок больше не буянит? Ежели что – звони!