Страница:
Сергей Дубянский
История болезни (сборник)
История болезни
Вначале возник хаос, состоявший из жутких звуков, ярких огней и самых разных оттенков боли; боли всемогущей, всепоглощающей, расколовшей сознание так, что оттуда вмиг вылетело, и прошлое, и настоящее, и будущее, в целом именовавшееся – «Жизнь Максима Владиславовича Корнеева». Боль полностью уничтожила этот веселый пестрый конгломерат, став единственной осознанной реальностью. Раньше Максим думал, что пребывать в таком состоянии выше человеческих сил, но, оказывается, он ошибался, и человек способен выдержать все.
Позже возникло слово. Вернее, слова. Вернее, несколько строк из песни. Они ни звучали ниоткуда, а сами собой всплыли среди хаоса. Когда-то Максиму нравилась в этой песне некая романтическая трагичность, прораставшую из далекого, неосознанного прошлого целого народа, а сейчас он вдруг понял ее истинный глубинный смысл. Конечно, круживший над головой ворон являлся лишь символом, но, вот, последняя строка «…Черный ворон, я живой!..», тысячекратно повторенная, походила на заклинание. Этому ли заклинанию он был обязан возвращением способности мыслить, Максим не знал – возможно просто боли стало тесно в оболочке, совсем недавно являвшейся человеческим телом, и она ослабила натиск, посчитав трофей завоеванным. В принципе, это не имело значения, но постепенно боль перестала быть всеобъемлющей, и на смену безжалостному, испепеляющему разум адскому огню пришла тьма. Пребывать в ней было гораздо приятнее, если такое определение можно применить к бесконечности, в которой нет ни ощущений, ни привычной физической составляющей, подтверждающей, что ты – человек.
…Может, я умер и от меня осталась только душа? Но почему тогда я никуда не лечу, никуда не падаю?.. И, вообще, что произошло?.. Максим бессмысленно копался в опустошенной памяти и наконец обнаружил Событие; всего одно, самое последнее – во тьме вспыхнули две слепящие точки, которые стремительно приближались; потом удар… Событие методично повторялось, начинаясь из ничего и заканчиваясь ничем. В реальности оно наверняка занимало мгновение, но сознание растянуло его в вечность, и всю эту вечность кто-то упрямо твердил Черному Ворону, что он, Максим Корнеев, живой…
По узкой дорожке, петлявшей среди беспорядочно росших сосен, к зданию спешили люди. Увидев «Волгу» и человека возле нее, многие ускоряли шаг. Мужчину всегда удивлял этот суеверный страх перед начальством, потому что сам он не боялся никого, даже руководителя департамента здравоохранения.
Не спеша, мужчина тоже вышел на дорожку, и тут, хочешь – не хочешь, тем, кто не успел проскочить, пришлось с ним здороваться. Это оказалось совсем не страшно – мужчина лишь благосклонно кивал в ответ, а некоторым даже пожимал руку.
На пути к крыльцу, над которым большие блеклые буквы обозначали статус длинного здания, как «Областная клиническая больница», мужчину догнал другой, помоложе.
– Как отдохнули, Сергей Михайлович?
– Отдыхать всегда хорошо, Андрей Андреевич, – приехавший на «Волге», протянул руку, – какие тут новости?
– Сергей Михайлович, да какие ж новости? Работаем.
– И я вам совсем не нужен, да? – главврач засмеялся.
– Что вы! – молодой зам. смутился, – я не это имел в виду.
– Ладно, – главный похлопал его по плечу, – ты ж знаешь, Андрей Андреевич, юмор у меня такой.
Они уже подошли к крыльцу, когда зам. остановился.
– Сергей Михайлович, чуть не забыл – завтра утром у вас встреча с журналистами.
– Прямо с корабля на бал, – главный недовольно поморщился, – и чего они хотят?
– Да… – зам. махнул рукой, – вам фамилия Корнеев о чем-нибудь говорит?
– Вроде, нет, – главный пожал плечами, – а кто это такой?
– Вот и мне не говорит, а, оказывается, это известный писатель, здоровье которого волнует весь российский бомонд.
– А что с ним? – голос главного сразу стал деловым.
– В аварию угодил.
– Сильно разбился?
– Если честно, лучше б насмерть.
– Андрей Андреевич, это, знаете, не наш с вами вопрос – это там решают, – главный поднял голову к ясному морозному небу, – а мы, как слесаря – наше дело ремонтировать Его творения, – поймав удивленный взгляд зама, он засмеялся, – у меня сын – инженер, так что иногда обмениваемся терминологий. И что там с писателем?
– В коме. За десять дней никаких изменений.
– Принесете мне историю болезни.
Они вошли в холл и расстались, потому что кабинет главврача находился на третьем, элитном этаже, а его зама – на первом, среди всех прочих.
«Тойота» с московскими номерами неуклюже вползла во двор и остановилась рядом с чудом уцелевшим сугробом, почти черным, ноздреватым, украшенным расползшимися пятнами собачьих экскрементов – в общем, таким, как и положено быть последнему сугробу в середине апреля. Вышедший из «Тойоты» водитель сверил номер дома с записанным на бумажке и зашел в подъезд. Поднявшись на лифте, он остановился перед дверью и позвонил, но никто не открыл. Позвонил снова; потом приблизил к двери ухо, и не услышав ни звука, посмотрел на часы.
– Сука!.. – он раздраженно пнул ни в чем неповинную дверь и расстроенный побрел вниз. …Почему и не люблю иметь дело с бабами! Вроде ж договорился, как с человеком…
Снова оказавшись на улице, водитель достал телефон, но чуда не произошло – фразу о том, что абонент недоступен, он слышал уже в восьмой раз с того момента, как въехал в город.
К подъезду свернула женщина с пакетом, в котором четко угадывался вилок капусты. …В гости так не ходят; да рановато для гостей, – решил водитель и улыбнулся.
– Извините, вы Корнеевых не знаете, с четвертого этажа?
– Максима с Аней? – женщина удивленно взглянула на незнакомца, – знаю, конечно. Только Максим в больнице, а Аня вчера уехала – я сама видела.
Водитель понял, что никто встречаться с ним не собирался. Это разозлило его еще больше, но выплеснуть эмоции на постороннего человека не позволило воспитание, поэтому он лишь презрительно скривил губы.
– Что, замену мужу нашла?
– Вы что! – женщина покраснела от возмущения, – тогда вы Аню не знаете! Она с мужа пылинки сдувает – не жена, а ангел!
– Вот я и хотел познакомиться с этим ангелом, но…
– Зря вы так о ней думаете, – перебила женщина, – скорее всего, она поехала на дачу.
– Я пёрся из Москвы, а она на даче изволит отдыхать, – водитель покачал головой, – и где та дача?
– Вы на машине? – женщина переложила тяжелый пакет в другую руку.
– Конечно.
– Тогда возвращайтесь на московскую трассу. Километров через сорок увидите поворот на Громово. Там есть указатель – не ошибетесь. До Громово доедете и спросите дорогу на Штилевое. Дача у них там – это точно; подробнее не скажу – сама не была.
– Интересно – Громово, а рядом Штилевое, – автоматически отметил водитель, по долгу службы всегда обращавший внимание на необычные словосочетания, но женщина, не нашла в этом ничего интересного.
– Ну, так назвали…
– Спасибо, – подержав перед женщиной дверь, водитель вернулся к «Тойоте». …Вот, на фиг, мне еще по дачам мотаться?.. – пожаловался он Николаю Угоднику, смотревшему с крохотной иконки на приборной доске, но святой не ответил, видимо, тоже не понимая, с каких пор редакторы стали гоняться за авторами.
Вернее, сам автор-то был не причем – проблема заключалась в книге, на которую издательство год назад заключило договор, выплатив солидный аванс; в начале декабря Максим сообщил, что текст готов, а потом случилась авария.
…Ну, не верю я, что жена не может найти ноутбук! – в тысячный раз подумал редактор, – жены всегда знают даже то, чего им и знать не положено! Может, Валентин прав, и она затеяла свою игру? Бабы, они ж хитрые твари. А что? Ни одной главы никто не видел. Название можно дать другое – кто знает, что там за «Иллюзия»? Название – штука скользкая, – он вспомнил любимый анекдот, где молодой автор пришел к маститому писателю, чтоб тот помог ему назвать роман. Маститый, не читавший романа, спросил: – А там трубы есть? Нет, – ответил молодой. А барабаны? Тоже нет. Вот, и назовите – «Без труб и барабанов», – все-таки гениально! Под это название подходит практически любая книга! И тиснет она ее в другом издательстве, а ничего ведь не докажешь!.. Почему у нормальных мужиков бабы, либо дуры, либо стервы?.. Хотя эта-то, похоже, не дура – может, она и аварию подстроила? В наше время за копейку удавят, а тут очень хорошие суммы вырисовываются. Надо было, конечно, стрясти с Макса хоть первые главы, прежде чем выплачивать аванс… но мы ж, блин, работаем пять лет! Неужто надо жить, как в Америке, где все только по закону и никак иначе? Русские ж так не могут – вот, и находим приключения на свою жопу… Взгляд сполз на икону, и неоспоримая правильность «импортной» жизни растворилась в ее печальных глазах.
Город кончился, сменившись молодым сосняком. …Вот, парадокс, – отвлекся редактор, – зимой эта зелень ласкает взор, а весной, на фоне солнышка и первых листочков, выглядит жутко мрачно. Странная штука жизнь – нет в ней однозначности…
Он перестроился в правый ряд, и сделал это вовремя, так как тут же возникла стрелка, сообщавшая, что до Громово двадцать шесть километров. …Во, мы б так до дач ездили!.. – с завистью подумал редактор, – а то 150 км – это рукой подать!..
Хотя на указателе перед названием населенного пункта стояла многообещающая буква «г», населенный пункт не выглядел городом; впрочем, деревней, на которые редактор насмотрелся по дороге из Москвы, он не выглядел тоже. Дома с разноцветными крышами напоминали сказочные теремки, да и названия улиц были почти сказочными – Розовая, Васильковая, Ромашковая. …Прям, «Незнайка в Солнечном городе»!..
Редактор остановился у «теремка», в котором расположился магазин. Торговый зал был пуст, и девушка в красном фартучке не спеша расставляла на полках водку. …Душу народа за сказочной ширмой не спрячешь! – редактор подошел ближе.
– Девушка, а как мне попасть в Штилевое?
Продавщица взглянула на симпатичного, хорошо одетого посетителя, и оторвавшись водки, вышла на крыльцо.
– Вот по этой улице езжайте до памятника…
– Памятника кому? – уточнил редактор, так как мерил все московскими мерками, где памятники стояли на каждом углу.
– Не помню, – девушка пожала плечами, – генералу какому-то. Короче, за памятником налево, а дальше все прямо и прямо. Переедете мост, и лесом, как дорога идет, а там увидите.
Уже отъезжая, редактор оглянулся – девушка курила, безрадостно глядя на номер с двумя девятками, обозначавшими регион. …Все вы одинаковые, – он усмехнулся, – знала б ты, дурочка, сколько таких по Москве отирается!.. Это у Макса в романах все всегда хорошо заканчивается, а по жизни-то…
Девушка исчезла из вида, и редактор тут же забыл о ней.
Памятник оказался бюстом на тонкой гранитной колонне, и даже имя генерала было написало так мелко, что на скорости сливалось в одну строчку. …А он мне нужен?.. Этих «генералов местного разлива»… как шлюх в Москве…
Последние, еще недостроенные «теремки» выползали на луг с яркой молодой травой, среди которой, огибая оставшиеся после разлива озерца, петляла колея, упираясь в мост через неширокую речку. На другом берегу начинался лес, подернутый зеленоватой дымкой распускавшихся листьев, а на мосту толпились сосредоточенные рыбаки, ощетинившись иглами удилищ. Картина излучала патриархальный покой, и редактор решил, что когда-нибудь будет так же с удовольствием стоять, азартно глядя на неподвижный поплавок. Это не был крик усталой души, а лишь глупая фантазия, вроде тех, какие будоражат воображение абитуриентов, узнавших, что по их специальности присуждается Нобелевская премия.
Пропуская машину, несколько рыбаков обернулись; взглянув в их лица, редактор решил, что вряд ли будет среди них чувствовать себя уютно, а потому каждый должен оставаться в той жизни, к которой привык.
Вблизи лес оказался не таким привлекательным, как издали, но мутные лужи и принесенный паводком мусор сразу отошли на второй план, едва впереди возникли причудливые домики на сваях; от них тянулись тропинки к реке, над которой носились крикливые черно-белые птицы.
В большинстве домиков окна еще закрывали деревянные щиты; рядом лежали перевернутые лодки, привязанные к сваям, словно цепные псы; на предназначенных для уютных посиделок столиках валялись ветки, вперемежку с прошлогодними листьями, но жизнь уже возвращалась, и кое-кто начал приводить в порядок свое первобытное хозяйство после трехмесячного разгула банды деда Мороза. Редактор притормозил у первого же обитаемого дома.
– Корнеевы? – хозяйка выпрямилась над недомытой лестницей, – вон, красный «Матиз» видите? Это Анин, а муж ее тут редко бывает.
…Странно – такое шикарное место для творчества… впрочем, у каждого свое вдохновение, – редактор переключил внимание на несуразный автомобильчик, над открытым капотом которого склонились три фигуры, – с таких-то доходов мог бы купить что-нибудь поприличнее. Про любовь пишет, а жену, похоже, не балует. Может, потому она и решила его кинуть?.. Вполне реальный вариант – только наша-то контора за что под расклад попала?..
Когда он подъехал ближе, доморощенные автомеханики прервали работу. Видимо, московские номера выстроили в их сознании логическую цепочку, потому что один крикнул:
– Мужик, здесь ничего не продается!
– А я ничего не покупаю! – редактор вышел из машины, – мне нужна Анна Корнеева!
– Это я, – послышалось сзади, и обернувшись, редактор увидел женщину в джинсах и ветровке, спускавшуюся по лестнице, – а вы кто?
– Я – Алексей. Мы с вами, вроде, договаривались…
– Ради бога, простите, – женщина смутилась, – поднимайтесь, пожалуйста.
Поняв, что вмешательство не требуется, «народные умельцы» вернулись к решению загадок узбекского автопрома.
…Какая-то она никакая… – разочарованно подумал редактор, поднимаясь вслед за женщиной, быстро скрывшейся в доме, – зато на аферистку, способную присвоить роман, тоже, вроде, не тянет… Хотя попробуй, распознай их – все ведь зависит от ситуации и суммы. Если можно украсть сто рублей, то все честные, а, вот, если миллион баксов…
Зайдя в дом, редактор прикрыл за собой дверь.
– Знаете, все одно к одному, – Анна виновато улыбнулась, – машина не завелась, телефон сел, зарядку дома забыла. Не сердитесь, пожалуйста.
– Что мне сердиться? У нас же не любовное свидание. Просто вопросы надо решать, а я тут катаюсь…
– А как вы меня нашли?
– Значит, вы все-таки прятались?
– Нет, конечно, – Анна засмеялась, – присаживайтесь, – она освободила стул, спустив на пол большую коробку, – первый раз в этом сезоне выехала, так что, сами понимаете.
Редактор сел, разглядывая разнокалиберную посуду в навесном шкафчике, старый холодильник, плиту со шлангом, тянувшимся к красному баллону – честно говоря, от популярного писателя он ожидал большего комфорта.
– Как у Макса дела? – спросил он, следуя нормам вежливости, включавшим необходимую долю сострадания, – есть шанс выкарабкаться?
– Шанс всегда есть, пока сердце бьется. Я надеюсь.
– Может, его в Москву забрать? Там специалисты получше.
– Я думала об этом, но врачи боятся трогать – состояние хоть и стабильное, но тяжелое. Господи, я, наверное, с ума сойду… Чаю хотите?
– Нет, – лимит вежливости был исчерпан, – единственное, чего я хочу – получить свой текст.
– Я вам уже сказала – у меня его нет, – Анна присела напротив, – домашний компьютер Максим использовал исключительно для общения, а его рабочий ноутбук я не нашла. Почему и сюда-то поехала. Максим, правда, бывал здесь редко, но, думаю, чем черт не шутит.
– И как, не шутит?
– К сожалению, нет, – Анна вздохнула, но Алексей ждал продолжения, – да поймите вы! Я не меньше вас хочу, чтоб роман вышел! Знаете, как он работал над ним! Вечером позвонит: – Домой не жди. Я в гостинице. Очередная глава пошла, а тут так классно работается… Или вскочит среди ночи; поеду, говорит, покатаюсь по городу – живая натура нужна. А утром возвращается, и за работу! И до вечера!.. И что, я б прятала такую вещь? Люди должны читать ее!
…О, достала ты мужа! В гостиницу готов был сбежать! – подумал редактор, но уточнить решил совсем другой момент.
– Прямо, все должны? – по долгу службы ему приходилось не только прочитывать произведения Максима, но и редактировать их, чтоб отдельные фрагменты не слишком шокировали публику грубым натурализмом. Без сомнения, такая литература имела свою аудиторию, иначе б книги не продавались, но «должны» было здесь явно неуместно.
– А разве вы не считаете Максима литературным гением? – в голосе Анны появилась агрессия.
– Да как вам сказать?.. Вы сами-то читали его книги?
– Нет, – Анна смутилась.
…Офигеть! Она еще и не любопытная!.. Хотя, может, жена и должна быть такой – чего лезть в дела мужа? Главное, чтоб бабки приносил. Если когда-нибудь соберусь жениться, найду такую же дуру…
– Зачем мне их читать, если он есть у меня живой? – продолжала Анна, и редактор автоматически подметил, что слово «живой» не совсем точно отражает ситуацию, но решив не каламбурить так жестоко, сменил тему.
– Ладно, оставим творчество и вернемся к нашей проблеме. Где Макс мог оставить ноутбук? Только реально – не надо объяснять, что его похитили завистники…
– А, может, и так! – Анна не могла смириться с оценкой творчества мужа, – думаете, у него нет завистников?
– Думаю, есть. Успокойтесь.
– Он же истинный талант! – Анна не хотела успокаиваться.
– Пусть будет так, – перебил редактор, – только я не вижу выхода его таланта. Или… – ему вдруг пришла сумасшедшая мысль, – Макс же назвал роман «Иллюзия», да? Так, может, это и есть иллюзия, а никакого романа не существует?
– Неправда! Он написал его!
– То есть, вы его видели?
– Нет, – в голосе Анны сразу пропали воинственные нотки, – но я уверена, что роман есть. Если серьезно, я, конечно, не думаю, что ноутбук похитили завистники… а, знаете, кто мог? Гаишники! В литературе они ни фига не смыслят, но сам-то ноутбук дорогой. Чего не забрать, пока никто не видит?
– Кстати, возможно, – редактор удивился, что сам не додумался до такого естественного, по сегодняшней жизни, варианта, – тогда хреново – этого не докажешь, а сами не отдадут.
Повисла пауза, подтверждавшая неразрешимость задачи, но редактор приехал не за тем, чтоб так легко сдаться.
– Давайте все-таки надеяться, что в машине его не было. Еще версии имеются? Где Макс мог работать, кроме дома и дачи?
– Да где угодно! В парке, в транспорте, – глаза Анны заблестели, – он, знаете, какой? Мысль поймал и ему не важно, что творится вокруг – он уходит в свой мир и все!..
– Ну, а забыть его, например, в маршрутке?
– Что вы! В маршрутках он не ездит! Он же знаменитый писатель – там его поклонницы достают!
Редактор по опыту знал, что писателей, в отличие от эстрадных звезд, поклонницы не «достают», а, в лучшем случае, приходят на авторский вечер, и благоговейно внимают бреду, который несет раздувшийся от собственной значимости «гений», но спорить не стал – в конце концов, если Максим играл перед женой роль секс-символа, это его право. Он решил, что может еще долго ходить вокруг да около, слушая дифирамбы и попусту теряя время, поэтому спросил в лоб:
– Признайтесь честно, вы действительно ничего не знаете или у вас относительно книги свои планы? Учтите, если вы ее где-то опубликуете мимо нас, мы все равно…
– Да о чем вы?!.. – негодование, отразившееся на лице Анны, выглядело совершенно искренним, и Алексей ей поверил.
– Значит, придется вести собственное расследование, – он вздохнул, – знаете, сколько детективов прошло через меня за двенадцать лет, но сам никогда еще не выступал в роли сыщика. Вы не помните фамилии гаишников, зафиксировавших ДТП?
– Нет. Да вы ж сами сказали, что они ни в чем не сознаются.
– Но с чего-то начинать надо. Я еще позвоню, – редактор встал и не прощаясь, вышел.
…Господи, о чем он говорит? – Анна уставилась в закрывшуюся дверь, – У Максима сколько книг – его язык узнают сразу! Да и зачем мне что-то красть у любимого мужа? Бред…
Дверь открылась, и вошел один из «умельцев».
– Ань, чего этот тип хотел от тебя?
– Миш, тебе какое дело? – голос ее сделался раздраженным.
– Да так… – парень соскреб с ладони солидол, – подумал…
– Слушай! – перебила Анна, – я уже говорила, что очень люблю мужа, поэтому думай о ком-нибудь другом! Я просила посмотреть машину – опять же, если тебе не трудно, и ничего больше! Если ты считаешь…
– Ничего я не считаю, – Миша вздохнул, – только у твоего писателя баб…
– Миш, – устав сотый раз объяснять одно и то же, Анна отвернулась к окну, – нет у него никаких баб. Просто он, в основном, пишет о женщинах и для женщин!.. А, знаешь, почему? – она резко обернулась, – мужики книг не читают, а только водку жрут!
– Не только. К примеру…
– Миш, отстань, а?
Миша вышел, хлопнув дверью, и Анна усмехнулась. …Какой дурак! Неужто он, правда, думает, что смог бы заменить Максима? Макс ведь – моя судьба; так ведь все было спланировано изначально… Она закрыла глаза и вместо леса, реки, домиков на сваях и мужиков, возившихся с ее машиной, возникло… нет, не видение, и не спонтанное воспоминание, а картинка, осознанно вызванная разумом. Это был первый ключевой момент в ее жизни, сохранивший ценность с высоты прожитых лет; именно тогда она задумала то, что потом сумела воплотить.
– …Мне ведь сегодня шестнадцать, – Аня сидела в углу, даже не сменив платье на будничные джинсы, и говорила так серьезно, что мать, мывшая посуду, удивленно обернулась. Она не поняла, к чему это напоминание, если только что разошлись гости, праздновавшие день рождения.
– Я знаю, милая, – тем не менее, мать улыбнулась, – тебе даже больше – шестнадцать лет и девять часов.
– Мам, а помнишь, что ты обещала?
– Анют, – мать выключила воду и вытерев руки, погладила девочку по голове, – конечно, помню. Но сейчас у меня очень много работы, и мы не можем поехать на море. Давай, отложим до августа – как раз «бархатный» сезон…
– Я не об этом, – Аня подняла голову, – ты обещала, когда я вырасту, рассказать об отце. Кто он? Куда делся?
– Честно говоря, я думала, ты забыла, – мать вздохнула.
– Я не забыла.
– Скажи, зачем тебе это? – мать присела рядом, – его ведь никогда не было в твоей жизни.
– Ты не поняла, мам, – Аня улыбнулась, – я не собираюсь его искать, но у меня ведь скоро тоже появятся мальчики. Я ж не очень страшная, правда?
– Господи, что за глупости! – мать прижала дочку к себе, – ты, конечно, не фотомодель, но очень даже…
– Мамочка, сама знаю, что лучше всех! – Аня засмеялась, причем, не вымучено, а абсолютно искренне, потому что не так давно пришла к выводу – красивым жить сложно; вокруг них всегда полно поклонников, а чем шире выбор, тем проще ошибиться. У обычных же девчонок бывает всего два-три пацана, которым они действительно нравится, – мам, я просто не хочу повторить твоих ошибок, а они запросто могут случиться – мы ведь с тобой похожи, правда?
– Правда, – мать отвернулась, задумчиво глядя в темный закуток под раковиной, и Аня не торопила ее – она уже знала, что мать сдержит слово.
– Твой отец был прекрасным неудачником, – вздохнув, наконец произнесла она.
– А чем он прекрасен, и в чем неудачник?
– Прекрасен… ну, мне так казалось. А неудачник… он же возомнил себя великим писателем; эдаким непризнанным гением, которого смогут оценить только потомки. Поэтому жили мы на одну мою зарплату библиотекаря. Сама понимаешь, каково это, но чисто по-человечески с ним было хорошо. Потом я забеременела, а он продолжал писать. Я «пилила» его, что надо идти работать, иначе нас выгонят из квартиры за долги… в общем, не выдержал он – запил. Я ушла, а он, как потом рассказывали, спился окончательно, так ничего и не издав. Не знаю, возможно, если б я его поддержала, в конце концов он бы стал богатым и знаменитым…
– Мам, ты жалеешь об этом? – Аня прижалась к ней.
– О чем? – мать искренне удивилась, – о том, что русская литература потеряла классика? Знаешь, это не мои проблемы. Свою задачу я выполнила – родила тебя, вырастила. Разве не в том предназначение женщин?
– Ну да, их дело рожать детей, – уверенно повторила Аня прописную истину, которая, как и все прописные истины, очень хороша умозрительно, но имеет массу противоречий с реальной жизнью. Хотя тогда у нее еще не было собственного опыта реальной жизни.
– Больше замуж меня никто не звал… – мать вздохнула.
– Мамочка, – Аня сильнее сжала ее плечи, – я тебя очень люблю и все у нас будет хорошо – мне просто нужно было знать.
Позже возникло слово. Вернее, слова. Вернее, несколько строк из песни. Они ни звучали ниоткуда, а сами собой всплыли среди хаоса. Когда-то Максиму нравилась в этой песне некая романтическая трагичность, прораставшую из далекого, неосознанного прошлого целого народа, а сейчас он вдруг понял ее истинный глубинный смысл. Конечно, круживший над головой ворон являлся лишь символом, но, вот, последняя строка «…Черный ворон, я живой!..», тысячекратно повторенная, походила на заклинание. Этому ли заклинанию он был обязан возвращением способности мыслить, Максим не знал – возможно просто боли стало тесно в оболочке, совсем недавно являвшейся человеческим телом, и она ослабила натиск, посчитав трофей завоеванным. В принципе, это не имело значения, но постепенно боль перестала быть всеобъемлющей, и на смену безжалостному, испепеляющему разум адскому огню пришла тьма. Пребывать в ней было гораздо приятнее, если такое определение можно применить к бесконечности, в которой нет ни ощущений, ни привычной физической составляющей, подтверждающей, что ты – человек.
…Может, я умер и от меня осталась только душа? Но почему тогда я никуда не лечу, никуда не падаю?.. И, вообще, что произошло?.. Максим бессмысленно копался в опустошенной памяти и наконец обнаружил Событие; всего одно, самое последнее – во тьме вспыхнули две слепящие точки, которые стремительно приближались; потом удар… Событие методично повторялось, начинаясь из ничего и заканчиваясь ничем. В реальности оно наверняка занимало мгновение, но сознание растянуло его в вечность, и всю эту вечность кто-то упрямо твердил Черному Ворону, что он, Максим Корнеев, живой…
* * *
Черная «Волга», скрипя свежевыпавшим снежком, аккуратно заняла место под табличкой, соответствовавшей ее номерному знаку. Из нее вышел мужчина, лицо которого, не ищущая свежих образов журналистская братия, дружно назвала б «волевым». Несмотря на мороз, он был без шапки и без перчаток, но захлопнув дверцу, тем не менее, несколько минут стоял, разглядывая длинное здание с рядами одинаковых окон, и остался доволен тем, что за время его отсутствия, хотя бы внешне, здесь ничего не изменилось.По узкой дорожке, петлявшей среди беспорядочно росших сосен, к зданию спешили люди. Увидев «Волгу» и человека возле нее, многие ускоряли шаг. Мужчину всегда удивлял этот суеверный страх перед начальством, потому что сам он не боялся никого, даже руководителя департамента здравоохранения.
Не спеша, мужчина тоже вышел на дорожку, и тут, хочешь – не хочешь, тем, кто не успел проскочить, пришлось с ним здороваться. Это оказалось совсем не страшно – мужчина лишь благосклонно кивал в ответ, а некоторым даже пожимал руку.
На пути к крыльцу, над которым большие блеклые буквы обозначали статус длинного здания, как «Областная клиническая больница», мужчину догнал другой, помоложе.
– Как отдохнули, Сергей Михайлович?
– Отдыхать всегда хорошо, Андрей Андреевич, – приехавший на «Волге», протянул руку, – какие тут новости?
– Сергей Михайлович, да какие ж новости? Работаем.
– И я вам совсем не нужен, да? – главврач засмеялся.
– Что вы! – молодой зам. смутился, – я не это имел в виду.
– Ладно, – главный похлопал его по плечу, – ты ж знаешь, Андрей Андреевич, юмор у меня такой.
Они уже подошли к крыльцу, когда зам. остановился.
– Сергей Михайлович, чуть не забыл – завтра утром у вас встреча с журналистами.
– Прямо с корабля на бал, – главный недовольно поморщился, – и чего они хотят?
– Да… – зам. махнул рукой, – вам фамилия Корнеев о чем-нибудь говорит?
– Вроде, нет, – главный пожал плечами, – а кто это такой?
– Вот и мне не говорит, а, оказывается, это известный писатель, здоровье которого волнует весь российский бомонд.
– А что с ним? – голос главного сразу стал деловым.
– В аварию угодил.
– Сильно разбился?
– Если честно, лучше б насмерть.
– Андрей Андреевич, это, знаете, не наш с вами вопрос – это там решают, – главный поднял голову к ясному морозному небу, – а мы, как слесаря – наше дело ремонтировать Его творения, – поймав удивленный взгляд зама, он засмеялся, – у меня сын – инженер, так что иногда обмениваемся терминологий. И что там с писателем?
– В коме. За десять дней никаких изменений.
– Принесете мне историю болезни.
Они вошли в холл и расстались, потому что кабинет главврача находился на третьем, элитном этаже, а его зама – на первом, среди всех прочих.
* * *
ПРОШЛО ТРИ МЕСЯЦА…«Тойота» с московскими номерами неуклюже вползла во двор и остановилась рядом с чудом уцелевшим сугробом, почти черным, ноздреватым, украшенным расползшимися пятнами собачьих экскрементов – в общем, таким, как и положено быть последнему сугробу в середине апреля. Вышедший из «Тойоты» водитель сверил номер дома с записанным на бумажке и зашел в подъезд. Поднявшись на лифте, он остановился перед дверью и позвонил, но никто не открыл. Позвонил снова; потом приблизил к двери ухо, и не услышав ни звука, посмотрел на часы.
– Сука!.. – он раздраженно пнул ни в чем неповинную дверь и расстроенный побрел вниз. …Почему и не люблю иметь дело с бабами! Вроде ж договорился, как с человеком…
Снова оказавшись на улице, водитель достал телефон, но чуда не произошло – фразу о том, что абонент недоступен, он слышал уже в восьмой раз с того момента, как въехал в город.
К подъезду свернула женщина с пакетом, в котором четко угадывался вилок капусты. …В гости так не ходят; да рановато для гостей, – решил водитель и улыбнулся.
– Извините, вы Корнеевых не знаете, с четвертого этажа?
– Максима с Аней? – женщина удивленно взглянула на незнакомца, – знаю, конечно. Только Максим в больнице, а Аня вчера уехала – я сама видела.
Водитель понял, что никто встречаться с ним не собирался. Это разозлило его еще больше, но выплеснуть эмоции на постороннего человека не позволило воспитание, поэтому он лишь презрительно скривил губы.
– Что, замену мужу нашла?
– Вы что! – женщина покраснела от возмущения, – тогда вы Аню не знаете! Она с мужа пылинки сдувает – не жена, а ангел!
– Вот я и хотел познакомиться с этим ангелом, но…
– Зря вы так о ней думаете, – перебила женщина, – скорее всего, она поехала на дачу.
– Я пёрся из Москвы, а она на даче изволит отдыхать, – водитель покачал головой, – и где та дача?
– Вы на машине? – женщина переложила тяжелый пакет в другую руку.
– Конечно.
– Тогда возвращайтесь на московскую трассу. Километров через сорок увидите поворот на Громово. Там есть указатель – не ошибетесь. До Громово доедете и спросите дорогу на Штилевое. Дача у них там – это точно; подробнее не скажу – сама не была.
– Интересно – Громово, а рядом Штилевое, – автоматически отметил водитель, по долгу службы всегда обращавший внимание на необычные словосочетания, но женщина, не нашла в этом ничего интересного.
– Ну, так назвали…
– Спасибо, – подержав перед женщиной дверь, водитель вернулся к «Тойоте». …Вот, на фиг, мне еще по дачам мотаться?.. – пожаловался он Николаю Угоднику, смотревшему с крохотной иконки на приборной доске, но святой не ответил, видимо, тоже не понимая, с каких пор редакторы стали гоняться за авторами.
Вернее, сам автор-то был не причем – проблема заключалась в книге, на которую издательство год назад заключило договор, выплатив солидный аванс; в начале декабря Максим сообщил, что текст готов, а потом случилась авария.
…Ну, не верю я, что жена не может найти ноутбук! – в тысячный раз подумал редактор, – жены всегда знают даже то, чего им и знать не положено! Может, Валентин прав, и она затеяла свою игру? Бабы, они ж хитрые твари. А что? Ни одной главы никто не видел. Название можно дать другое – кто знает, что там за «Иллюзия»? Название – штука скользкая, – он вспомнил любимый анекдот, где молодой автор пришел к маститому писателю, чтоб тот помог ему назвать роман. Маститый, не читавший романа, спросил: – А там трубы есть? Нет, – ответил молодой. А барабаны? Тоже нет. Вот, и назовите – «Без труб и барабанов», – все-таки гениально! Под это название подходит практически любая книга! И тиснет она ее в другом издательстве, а ничего ведь не докажешь!.. Почему у нормальных мужиков бабы, либо дуры, либо стервы?.. Хотя эта-то, похоже, не дура – может, она и аварию подстроила? В наше время за копейку удавят, а тут очень хорошие суммы вырисовываются. Надо было, конечно, стрясти с Макса хоть первые главы, прежде чем выплачивать аванс… но мы ж, блин, работаем пять лет! Неужто надо жить, как в Америке, где все только по закону и никак иначе? Русские ж так не могут – вот, и находим приключения на свою жопу… Взгляд сполз на икону, и неоспоримая правильность «импортной» жизни растворилась в ее печальных глазах.
Город кончился, сменившись молодым сосняком. …Вот, парадокс, – отвлекся редактор, – зимой эта зелень ласкает взор, а весной, на фоне солнышка и первых листочков, выглядит жутко мрачно. Странная штука жизнь – нет в ней однозначности…
Он перестроился в правый ряд, и сделал это вовремя, так как тут же возникла стрелка, сообщавшая, что до Громово двадцать шесть километров. …Во, мы б так до дач ездили!.. – с завистью подумал редактор, – а то 150 км – это рукой подать!..
Хотя на указателе перед названием населенного пункта стояла многообещающая буква «г», населенный пункт не выглядел городом; впрочем, деревней, на которые редактор насмотрелся по дороге из Москвы, он не выглядел тоже. Дома с разноцветными крышами напоминали сказочные теремки, да и названия улиц были почти сказочными – Розовая, Васильковая, Ромашковая. …Прям, «Незнайка в Солнечном городе»!..
Редактор остановился у «теремка», в котором расположился магазин. Торговый зал был пуст, и девушка в красном фартучке не спеша расставляла на полках водку. …Душу народа за сказочной ширмой не спрячешь! – редактор подошел ближе.
– Девушка, а как мне попасть в Штилевое?
Продавщица взглянула на симпатичного, хорошо одетого посетителя, и оторвавшись водки, вышла на крыльцо.
– Вот по этой улице езжайте до памятника…
– Памятника кому? – уточнил редактор, так как мерил все московскими мерками, где памятники стояли на каждом углу.
– Не помню, – девушка пожала плечами, – генералу какому-то. Короче, за памятником налево, а дальше все прямо и прямо. Переедете мост, и лесом, как дорога идет, а там увидите.
Уже отъезжая, редактор оглянулся – девушка курила, безрадостно глядя на номер с двумя девятками, обозначавшими регион. …Все вы одинаковые, – он усмехнулся, – знала б ты, дурочка, сколько таких по Москве отирается!.. Это у Макса в романах все всегда хорошо заканчивается, а по жизни-то…
Девушка исчезла из вида, и редактор тут же забыл о ней.
Памятник оказался бюстом на тонкой гранитной колонне, и даже имя генерала было написало так мелко, что на скорости сливалось в одну строчку. …А он мне нужен?.. Этих «генералов местного разлива»… как шлюх в Москве…
Последние, еще недостроенные «теремки» выползали на луг с яркой молодой травой, среди которой, огибая оставшиеся после разлива озерца, петляла колея, упираясь в мост через неширокую речку. На другом берегу начинался лес, подернутый зеленоватой дымкой распускавшихся листьев, а на мосту толпились сосредоточенные рыбаки, ощетинившись иглами удилищ. Картина излучала патриархальный покой, и редактор решил, что когда-нибудь будет так же с удовольствием стоять, азартно глядя на неподвижный поплавок. Это не был крик усталой души, а лишь глупая фантазия, вроде тех, какие будоражат воображение абитуриентов, узнавших, что по их специальности присуждается Нобелевская премия.
Пропуская машину, несколько рыбаков обернулись; взглянув в их лица, редактор решил, что вряд ли будет среди них чувствовать себя уютно, а потому каждый должен оставаться в той жизни, к которой привык.
Вблизи лес оказался не таким привлекательным, как издали, но мутные лужи и принесенный паводком мусор сразу отошли на второй план, едва впереди возникли причудливые домики на сваях; от них тянулись тропинки к реке, над которой носились крикливые черно-белые птицы.
В большинстве домиков окна еще закрывали деревянные щиты; рядом лежали перевернутые лодки, привязанные к сваям, словно цепные псы; на предназначенных для уютных посиделок столиках валялись ветки, вперемежку с прошлогодними листьями, но жизнь уже возвращалась, и кое-кто начал приводить в порядок свое первобытное хозяйство после трехмесячного разгула банды деда Мороза. Редактор притормозил у первого же обитаемого дома.
– Корнеевы? – хозяйка выпрямилась над недомытой лестницей, – вон, красный «Матиз» видите? Это Анин, а муж ее тут редко бывает.
…Странно – такое шикарное место для творчества… впрочем, у каждого свое вдохновение, – редактор переключил внимание на несуразный автомобильчик, над открытым капотом которого склонились три фигуры, – с таких-то доходов мог бы купить что-нибудь поприличнее. Про любовь пишет, а жену, похоже, не балует. Может, потому она и решила его кинуть?.. Вполне реальный вариант – только наша-то контора за что под расклад попала?..
Когда он подъехал ближе, доморощенные автомеханики прервали работу. Видимо, московские номера выстроили в их сознании логическую цепочку, потому что один крикнул:
– Мужик, здесь ничего не продается!
– А я ничего не покупаю! – редактор вышел из машины, – мне нужна Анна Корнеева!
– Это я, – послышалось сзади, и обернувшись, редактор увидел женщину в джинсах и ветровке, спускавшуюся по лестнице, – а вы кто?
– Я – Алексей. Мы с вами, вроде, договаривались…
– Ради бога, простите, – женщина смутилась, – поднимайтесь, пожалуйста.
Поняв, что вмешательство не требуется, «народные умельцы» вернулись к решению загадок узбекского автопрома.
…Какая-то она никакая… – разочарованно подумал редактор, поднимаясь вслед за женщиной, быстро скрывшейся в доме, – зато на аферистку, способную присвоить роман, тоже, вроде, не тянет… Хотя попробуй, распознай их – все ведь зависит от ситуации и суммы. Если можно украсть сто рублей, то все честные, а, вот, если миллион баксов…
Зайдя в дом, редактор прикрыл за собой дверь.
– Знаете, все одно к одному, – Анна виновато улыбнулась, – машина не завелась, телефон сел, зарядку дома забыла. Не сердитесь, пожалуйста.
– Что мне сердиться? У нас же не любовное свидание. Просто вопросы надо решать, а я тут катаюсь…
– А как вы меня нашли?
– Значит, вы все-таки прятались?
– Нет, конечно, – Анна засмеялась, – присаживайтесь, – она освободила стул, спустив на пол большую коробку, – первый раз в этом сезоне выехала, так что, сами понимаете.
Редактор сел, разглядывая разнокалиберную посуду в навесном шкафчике, старый холодильник, плиту со шлангом, тянувшимся к красному баллону – честно говоря, от популярного писателя он ожидал большего комфорта.
– Как у Макса дела? – спросил он, следуя нормам вежливости, включавшим необходимую долю сострадания, – есть шанс выкарабкаться?
– Шанс всегда есть, пока сердце бьется. Я надеюсь.
– Может, его в Москву забрать? Там специалисты получше.
– Я думала об этом, но врачи боятся трогать – состояние хоть и стабильное, но тяжелое. Господи, я, наверное, с ума сойду… Чаю хотите?
– Нет, – лимит вежливости был исчерпан, – единственное, чего я хочу – получить свой текст.
– Я вам уже сказала – у меня его нет, – Анна присела напротив, – домашний компьютер Максим использовал исключительно для общения, а его рабочий ноутбук я не нашла. Почему и сюда-то поехала. Максим, правда, бывал здесь редко, но, думаю, чем черт не шутит.
– И как, не шутит?
– К сожалению, нет, – Анна вздохнула, но Алексей ждал продолжения, – да поймите вы! Я не меньше вас хочу, чтоб роман вышел! Знаете, как он работал над ним! Вечером позвонит: – Домой не жди. Я в гостинице. Очередная глава пошла, а тут так классно работается… Или вскочит среди ночи; поеду, говорит, покатаюсь по городу – живая натура нужна. А утром возвращается, и за работу! И до вечера!.. И что, я б прятала такую вещь? Люди должны читать ее!
…О, достала ты мужа! В гостиницу готов был сбежать! – подумал редактор, но уточнить решил совсем другой момент.
– Прямо, все должны? – по долгу службы ему приходилось не только прочитывать произведения Максима, но и редактировать их, чтоб отдельные фрагменты не слишком шокировали публику грубым натурализмом. Без сомнения, такая литература имела свою аудиторию, иначе б книги не продавались, но «должны» было здесь явно неуместно.
– А разве вы не считаете Максима литературным гением? – в голосе Анны появилась агрессия.
– Да как вам сказать?.. Вы сами-то читали его книги?
– Нет, – Анна смутилась.
…Офигеть! Она еще и не любопытная!.. Хотя, может, жена и должна быть такой – чего лезть в дела мужа? Главное, чтоб бабки приносил. Если когда-нибудь соберусь жениться, найду такую же дуру…
– Зачем мне их читать, если он есть у меня живой? – продолжала Анна, и редактор автоматически подметил, что слово «живой» не совсем точно отражает ситуацию, но решив не каламбурить так жестоко, сменил тему.
– Ладно, оставим творчество и вернемся к нашей проблеме. Где Макс мог оставить ноутбук? Только реально – не надо объяснять, что его похитили завистники…
– А, может, и так! – Анна не могла смириться с оценкой творчества мужа, – думаете, у него нет завистников?
– Думаю, есть. Успокойтесь.
– Он же истинный талант! – Анна не хотела успокаиваться.
– Пусть будет так, – перебил редактор, – только я не вижу выхода его таланта. Или… – ему вдруг пришла сумасшедшая мысль, – Макс же назвал роман «Иллюзия», да? Так, может, это и есть иллюзия, а никакого романа не существует?
– Неправда! Он написал его!
– То есть, вы его видели?
– Нет, – в голосе Анны сразу пропали воинственные нотки, – но я уверена, что роман есть. Если серьезно, я, конечно, не думаю, что ноутбук похитили завистники… а, знаете, кто мог? Гаишники! В литературе они ни фига не смыслят, но сам-то ноутбук дорогой. Чего не забрать, пока никто не видит?
– Кстати, возможно, – редактор удивился, что сам не додумался до такого естественного, по сегодняшней жизни, варианта, – тогда хреново – этого не докажешь, а сами не отдадут.
Повисла пауза, подтверждавшая неразрешимость задачи, но редактор приехал не за тем, чтоб так легко сдаться.
– Давайте все-таки надеяться, что в машине его не было. Еще версии имеются? Где Макс мог работать, кроме дома и дачи?
– Да где угодно! В парке, в транспорте, – глаза Анны заблестели, – он, знаете, какой? Мысль поймал и ему не важно, что творится вокруг – он уходит в свой мир и все!..
– Ну, а забыть его, например, в маршрутке?
– Что вы! В маршрутках он не ездит! Он же знаменитый писатель – там его поклонницы достают!
Редактор по опыту знал, что писателей, в отличие от эстрадных звезд, поклонницы не «достают», а, в лучшем случае, приходят на авторский вечер, и благоговейно внимают бреду, который несет раздувшийся от собственной значимости «гений», но спорить не стал – в конце концов, если Максим играл перед женой роль секс-символа, это его право. Он решил, что может еще долго ходить вокруг да около, слушая дифирамбы и попусту теряя время, поэтому спросил в лоб:
– Признайтесь честно, вы действительно ничего не знаете или у вас относительно книги свои планы? Учтите, если вы ее где-то опубликуете мимо нас, мы все равно…
– Да о чем вы?!.. – негодование, отразившееся на лице Анны, выглядело совершенно искренним, и Алексей ей поверил.
– Значит, придется вести собственное расследование, – он вздохнул, – знаете, сколько детективов прошло через меня за двенадцать лет, но сам никогда еще не выступал в роли сыщика. Вы не помните фамилии гаишников, зафиксировавших ДТП?
– Нет. Да вы ж сами сказали, что они ни в чем не сознаются.
– Но с чего-то начинать надо. Я еще позвоню, – редактор встал и не прощаясь, вышел.
…Господи, о чем он говорит? – Анна уставилась в закрывшуюся дверь, – У Максима сколько книг – его язык узнают сразу! Да и зачем мне что-то красть у любимого мужа? Бред…
Дверь открылась, и вошел один из «умельцев».
– Ань, чего этот тип хотел от тебя?
– Миш, тебе какое дело? – голос ее сделался раздраженным.
– Да так… – парень соскреб с ладони солидол, – подумал…
– Слушай! – перебила Анна, – я уже говорила, что очень люблю мужа, поэтому думай о ком-нибудь другом! Я просила посмотреть машину – опять же, если тебе не трудно, и ничего больше! Если ты считаешь…
– Ничего я не считаю, – Миша вздохнул, – только у твоего писателя баб…
– Миш, – устав сотый раз объяснять одно и то же, Анна отвернулась к окну, – нет у него никаких баб. Просто он, в основном, пишет о женщинах и для женщин!.. А, знаешь, почему? – она резко обернулась, – мужики книг не читают, а только водку жрут!
– Не только. К примеру…
– Миш, отстань, а?
Миша вышел, хлопнув дверью, и Анна усмехнулась. …Какой дурак! Неужто он, правда, думает, что смог бы заменить Максима? Макс ведь – моя судьба; так ведь все было спланировано изначально… Она закрыла глаза и вместо леса, реки, домиков на сваях и мужиков, возившихся с ее машиной, возникло… нет, не видение, и не спонтанное воспоминание, а картинка, осознанно вызванная разумом. Это был первый ключевой момент в ее жизни, сохранивший ценность с высоты прожитых лет; именно тогда она задумала то, что потом сумела воплотить.
– …Мне ведь сегодня шестнадцать, – Аня сидела в углу, даже не сменив платье на будничные джинсы, и говорила так серьезно, что мать, мывшая посуду, удивленно обернулась. Она не поняла, к чему это напоминание, если только что разошлись гости, праздновавшие день рождения.
– Я знаю, милая, – тем не менее, мать улыбнулась, – тебе даже больше – шестнадцать лет и девять часов.
– Мам, а помнишь, что ты обещала?
– Анют, – мать выключила воду и вытерев руки, погладила девочку по голове, – конечно, помню. Но сейчас у меня очень много работы, и мы не можем поехать на море. Давай, отложим до августа – как раз «бархатный» сезон…
– Я не об этом, – Аня подняла голову, – ты обещала, когда я вырасту, рассказать об отце. Кто он? Куда делся?
– Честно говоря, я думала, ты забыла, – мать вздохнула.
– Я не забыла.
– Скажи, зачем тебе это? – мать присела рядом, – его ведь никогда не было в твоей жизни.
– Ты не поняла, мам, – Аня улыбнулась, – я не собираюсь его искать, но у меня ведь скоро тоже появятся мальчики. Я ж не очень страшная, правда?
– Господи, что за глупости! – мать прижала дочку к себе, – ты, конечно, не фотомодель, но очень даже…
– Мамочка, сама знаю, что лучше всех! – Аня засмеялась, причем, не вымучено, а абсолютно искренне, потому что не так давно пришла к выводу – красивым жить сложно; вокруг них всегда полно поклонников, а чем шире выбор, тем проще ошибиться. У обычных же девчонок бывает всего два-три пацана, которым они действительно нравится, – мам, я просто не хочу повторить твоих ошибок, а они запросто могут случиться – мы ведь с тобой похожи, правда?
– Правда, – мать отвернулась, задумчиво глядя в темный закуток под раковиной, и Аня не торопила ее – она уже знала, что мать сдержит слово.
– Твой отец был прекрасным неудачником, – вздохнув, наконец произнесла она.
– А чем он прекрасен, и в чем неудачник?
– Прекрасен… ну, мне так казалось. А неудачник… он же возомнил себя великим писателем; эдаким непризнанным гением, которого смогут оценить только потомки. Поэтому жили мы на одну мою зарплату библиотекаря. Сама понимаешь, каково это, но чисто по-человечески с ним было хорошо. Потом я забеременела, а он продолжал писать. Я «пилила» его, что надо идти работать, иначе нас выгонят из квартиры за долги… в общем, не выдержал он – запил. Я ушла, а он, как потом рассказывали, спился окончательно, так ничего и не издав. Не знаю, возможно, если б я его поддержала, в конце концов он бы стал богатым и знаменитым…
– Мам, ты жалеешь об этом? – Аня прижалась к ней.
– О чем? – мать искренне удивилась, – о том, что русская литература потеряла классика? Знаешь, это не мои проблемы. Свою задачу я выполнила – родила тебя, вырастила. Разве не в том предназначение женщин?
– Ну да, их дело рожать детей, – уверенно повторила Аня прописную истину, которая, как и все прописные истины, очень хороша умозрительно, но имеет массу противоречий с реальной жизнью. Хотя тогда у нее еще не было собственного опыта реальной жизни.
– Больше замуж меня никто не звал… – мать вздохнула.
– Мамочка, – Аня сильнее сжала ее плечи, – я тебя очень люблю и все у нас будет хорошо – мне просто нужно было знать.