Сергей Карамов. Новопотемкинские события

   Вечером того же дня по местному телевидению «Наше зрение» показали краткий сюжет о доблестной службе безопасности, которая трудится день и ночь и находит постоянно новых шпионов и террористов. Майор Антохин с тем же непроницаемым лицом и холодным взглядом, сидя в своем кабинете, рассказывал о некоторых ученых, ставших шпионами иностранных государств, но не вспомнил почему-то о вторжении его людей в ресторан…

Глава 7
Горемыков и К°

   Мэр Горемыков сидел на собрании багровый от гнева. Жизнь спокойная, без особых проблем текла бы и дальше так спокойно, никто бы о Новопотемкино и его мэре не вспоминал, если не эти треклятые спортивные игры, которые скоро должны состояться в его городе. Ожидался приезд целой правительственной комиссии по приему нового спорткомплекса и нового аэровокзала, но пока ни спорткомплекса, ни аэровокзала построено не было.
   – Чёрт! – воскликнул Горемыков, ударяя кулаком по столу. – Наращивать!.. Усиливать!..
   После короткой паузы два заместителя мэра пожали плечами, не понимая, что собственно хотел сказать Горемыков.
   Секретарь Анна сидела за столом рядом с мэром и записывала каждое его слово со школьным прилежанием. Ей исполнилось двадцать два года; Горемыкову нравились всегда тонкие и низенькие девушки с черными волосами и голубыми глазами, к тому же Анна не отличалась излишней болтливостью. Она всегда предпочитала больше молчать и слушать, чем произнести какое-либо слово.
   У Горемыкова было два зама.
   Один из них – Борис Вислоухин, худой и лысый человек лет сорока пять, низкого роста.
   Прислали его Горемыкову из центра, ранее Вислоухин работал в милиции. Причины такого назначения, точнее, ссылки из центра в Новопотемкино, никто не знал да и Вислоухин на эту тему ни с кем не разговаривал. Поговаривали, что Вислоухин много пил, хотя пьяным в мэрии его никто никогда не видел. Но некоторые слышали его слова о водке: «Водку я не люблю, но мне нравится, что она со мной делает». Окружение мэра распространяло слух о возможной ссылке Вислоухина в провинцию из-за пьянства.
   Только он в мэрии говорил басом, что явно контрастировало с его низким ростом. Бас Вислоухина многие не выдержали, часто сам мэр просил его говорить потише, на что Вислоухин отвечал примерно так:
   – Это я еще говорю не в полную силу! У меня бас, если чуть голос повышу, подумают, что ору на всех.
   Другой зам – Савелий Мокрый (Мокрый была его фамилия, а не что-то иное) в сравнении с Вислоухиным казался богатырем: высокий, широкоплечий, краснощекий. Стоя рядом с мэром, он был выше его примерно на голову. Мокрый родился и вырос в Новопотемкино, как и все его предки, даже не мыслил себе жизни вне родного города. Ему исполнилось недавно пятьдесят лет. Ранее Мокрый работал экономистом в одном из статбюро города, потом он перешел в коммерческую фирму в надежде заработать больше денег, но фирма просуществовала всего два года. По рекомендации одного из друзей Мокрый устроился в мэрии. Еще с детства он начал заикаться, делая частые и и долгие паузы, что сильно раздражало слушавших его. Как понимает читатель, над мальчиком с фамилией Мокрый смеялись еще в раннем детстве, особенно, когда он только начал заикаться. Неуверенность, обозленность на мир, постоянное безумное желание казаться лучше, умнее и интереснее являлись характерными чертами Мокрого, которые лишали его жизнь многих счастливых минут.
   Многие, увидев рядом обоих замов, часто не выдерживали, отходя в сторону и смеялись – до того был разительный контраст двух замов: один высокий, широк в плечах, но робок и заикается, а другой худой, низкий, лысый, но уверенно говорит, заглушая всех своим басом.
   Мокрый вопросительно уставился на Горемыкова, спрашивая:
   – А… а… че… чего наращивать?
   – Всё! – коротко ответил Горемыков.
   – А… а…
   – Можно хоть на собраниях пытаться не заикаться? – раздраженно спросил Горемыков Мокрого. – Не заикаться! Хоть помолчи чуток, раз тебя не спрашивают. Хватит сопли есть!
   Мокрый вздохнул, ничего не ответив мэру.
   «Опять я виноват из-за того, что заикаюсь, – с грустью подумал Мокрый, стараясь не смотреть в сторону Горемыкова, – всё он сам решает, но нас зачем вызвал тогда? Один цирк…»
   – Министр приедет скоро… приедет, но не готово ничего! Ни – че – го! – продолжал возмущаться Горемыков. – Аэровокзала нет, спорткомплекса нет… Нет!
   Анна прилежно записывала каждое слово Горемыкова.
   Он заметил, что она записывает все его слова и сделал ей замечание:
   – Записывай ты не всё, записывай только то, что я скажу записывать.
   – А кто к нам приедет? – спросил Вислоухин, стараясь говорить как можно тише, что у него не вышло. – Кто именно?
   – Черт, говори ты потише!.. Тише говори! – рассердился Горемыков, используя любую возможность, чтобы заорать или рассердиться на кого-либо – так он любил поступать всегда, будучи в крайнем раздражении.
   После короткой паузы Горемыков продолжал:
   – Кто именно приедет, точно не знаю, кто-то из министров. Кому надо, тот и приедет! К нам в город никто из высоких чинов из города М не приезжал сто лет! Ясно вам?
   – Гм, а вы точно уверены, что именно сто лет?
   – Да, уверен, я всегда и во всем уверен на всю оставшуюся жизнь! Но не это главное! – продолжал Горемыков. – Да, не это главное, главное сейчас – не кто именно к нам приедет… Проблема строительства – эта наша самая важная проблема и головная наша боль!
   – А что такое город М? – спросил Вислоухин.
   – Ой, это я так кратко называю Москву, как это не понять?
   – А как же наш бизнесмен в изгнании? – осторожно задал вопрос Вислоухин, желая, видимо, показать свою деловитость.
   Через минуту все поняли, что напрасно Вислоухин спросил о бизнесмене в изгнании.
   – Что?!.. При чем тут этот Крестовский?!.. Кто он такой, а? – заорал Горемыков, стуча кулаком по столу. – Кто такой Крестовский? У нас что обсуждается?
   – Строительство спорткомплекса и аэровокзала, – ответила за двух притихших замов Анна.
   – Да, строительство! – таким же тоном продолжал Горемыков. – Но его нет! Нет строительства! Нет! Поэтому надо наращивать!
   – А-а… это мне записывать? – спросила Анна.
   – Что?
   – В протокол мне… э-э… записывать «наращивать»?
   Горемыков машинально кивнул.
   – Тогда… а-а… тогда что наращивать? – не поняла Анна.
   Ответ Горемыкова последовал короткий и обобщенный, но непонятный, что свойственно было мэру:
   – Всё! Всё!
   После напряженной паузы Горемыков совладал с собой, говоря спокойно:
   – Итак, в скором времени приедет министр, ясно?
   – Это… а-а… записывать, Демил Демидович? – спросила Анна.
   – Да, это записывай… Министр к нам приедет, кто именно, не знаю… Не знаю точно этого… Я рапортовал в центр, что строительство идет полным ходом. Да-да, полным ходом оно идет…
   – Как? – не выдержал Мокрый. – Его… е… его нет…
   – Ты помолчи! А что мне надо было отвечать? Что ничего нет?!.. Да, его в самом деле нет, но примерно за месяц спорткомплекс должен быть построен. Ясно?
   Оба зама кивнули, стараясь не смотреть на багрового от злости мэра.
   – Срочным порядком надо начинать хотя бы подготовительные работы… Хотя бы подготовительные работы… Ясно? Песок, цемент, металл, стекло подвести туда… Согнать всех рабочих для строительства! Всех студентов, всех школьников в свободное от учебы время! Всех солдат!
   – Может, будут работать настоящие рабочие? – предложил Вислоухин.
   – Гм, где их взять?
   – Да, есть приезжие, таджики, белорусы, они немного хотят…
   – Ладно, подумаем… С прорабом Королём потом поговорю.
   Мокрый вздохнул и поднял руку, не отрывая взгляда от Горемыкова.
   Тот заметил поднятую руку своего зама и усмехнулся:
   – Ты чего, как в школе, руку поднял? Чего у тебя?
   – Скажите… Де… Демид Демидович, как… как я пони… понимаю, инвестиции поступят для строительства?
   – И что дальше?
   – Ну, пос… поступят?
   – Да.
   – И на проведение спортивных игр тоже поступят деньги? – обратился к мэру Вислоухин.
   Горемыков погрозил замам пальцем:
   – Ну, понял… Без меня деньги не брать, когда поступят!
   – А ког… когда они поступят?
   – Когда поступят? На днях… Но без меня денег не трогать! Не трогать деньги.
   Вислоухин не остался в стороне интересующей всех больше всего денежной темы и делово заметил:
   – Но сколько планируется трат, сколько…
   Горемыков ему погрозил пальцем:
   – Смотри ты у меня!.. Воровать не позволю!
   – Это я вор? – обиделся Вислоухин.
   – Вот чего не говорил, то не говорил, – раздраженно ответил Горемыков. – Говорят, не пойман – не вор, а вы все думаете иначе.
   – Как?
   – Иначе, – повторил Горемыков, – перефразируя старую поговорку, думаете таким образом: «Воруй, раз не пойман».
   – Обижаете, – почти одновременно пробурчали оба зама.
   – Ладно, ладно…. И себя, и вас не обижу!.. Главное – деньги получить, а как тратить сами умеем… Строительство начать надо, ясно?
   Раздался телефонный звонок.
   – Да? – Горемыков взял трубку, стуча нервно пальцами по столу. – А-а, боец невидимого фронта?
   Горемыков засмеялся, выражение его лица стало чуть добрее.
   – Ладно, я пошутил, майор Антохин… Всех шпионов поймал или остались еще? Хочешь поговорить?.. Ну, ждем.
   Горемыков положил трубку.
   – Как же на вас, Демид Демидович, хорошо костюм сидит, – ни с того, ни с сего похвалил костюм мэра Вислоухин.
   – Да? Хорош костюмчик?
   – Хороший, только цвет мне не нравится, – честно ответил Вислоухин.
   – А вот мне и серый цвет, и сам костюм нравится, – Горемыков впился цепкими серыми глазками в своего зама, не отрывая взгляда от него, будто гипнотизируя, – мне ты не нравишься.
   Вислоухин пожал плечами, стараясь не смотреть на своего начальника:
   – А чего я… я… стараюсь…
   – Лучше надо стараться, а то уволю к свиньям собачьим! Так… На чем мы остановились?
   – На новых… э-э… вопросах, – подсказала Анна мэру.
   Горемыков задумался:
   – Так… Майор Антохин сейчас придет, вместе обсудим вопрос безопасности… Осталось обсудить вопросы ЖКХ, предстоящие выборы, подготовку к приезду министра.
   – Вы хотели обсудить еще вопрос о телевидении, – напомнила Анна.
   – Да-да, но с Миловидовым я встречусь отдельно, – известил всех Горемыков, – будет у нас долгий и сложный разговор…
   – А чего опять жилищное хозяйство нам обсуждать? – не понял Вислоухин. – Там и так всё ясно…
   – И что же ясно там?
   – Цены поднимем снова, чего там обсуждать, – решительно ответил Вислоухин.
   – Молодец! Четко и ясно! – похвалил своего зама Горемыков. – Сразу видно, что бывший офицер.
   – А… а где… где… нача… начальник Рэ…. Рэ….-пытался спросить Мокрый, заикаясь, но потом остановился, думая, что опять оборвет его Горемыков.
   Горемыков недовольно глянул на Мокрого, разозлившись:
   – Не можешь четко и внятно говорить, так молчи уж. Начальник РЭУ Писаренко приедет завтра, тогда с ним поговорю.
   – А сейчас его вызвать нельзя?
   – Гм, ну и заявочки, – усмехнулся Горемыков, – чего его из Египта мне вызывать?
   Оба зама громко вздохнули, видимо, представляя себе теплое море, солнце, пляж в Египте и массу красивых молодых девушек в купальниках.
   – Да, море и пляж нам только снятся, – насмешливо произнес Горемыков, почти прочитав мысли замов, – нам остается здесь чужую пыль глотать!
   После короткой паузы Горемыков продолжал:
   – Да, еще один неприятный вопрос о коррупции. Ясно? О коррупции.
   – Его мы обсудили на прошлом собрании, кажется, – осторожно упомянул Вислоухин.
   – Обсуждать-то обсуждали, да он никуда от нас не делся, – с сожалением в голосе произнес Горемыков. – Центр меня этим вопросом донимает. Москва! Откровенно говоря, чего от нас хотят? Наплодили по всей стране чиновников, потом вопят: коррупция, взятки, караул! Я, честно говоря, не завидую бизнесменам, – куда ни приди, платить и там, и сям…
   Конечно, мы-то не коррупционеры…
   – Извините, Демид Демидович, – остановила мэра Анна, – а это писать?
   – Нет… Когда писать тебе, я скажу… Итак, надо нам кого-то посадить, памятуя о коррупции, и сразу рапортовать в Москву: мы боремся!
   – А… а… кого… заса… посадить? – еле выговорил Мокрый.
   – Не тебя же, – хохотнул Горемыков, – это надо поручить майору Антохину, который зайдет сейчас ко мне. У нас же есть врачи, берущие взятки, так? Врачи-рвачи… Водители, не выдающие билетов пассажирам… Педагоги, берущие взятки от родителей учеников… Продавщицы, обвешивающие покупателей…
   – Вполне, – поддержал предложение мэра Вислоухин, – но еще зарплату нам бы поднять раз в двадцать!
   – Ну, ты и фантазер! – усмехнулся Горемыков. – Кто ж тебе зарплату поднимет в двадцать раз? Да на наших местах всё равно брать будут.
   – А это… а-а… мне записывать? – спросила Анна.
   – Что?.. Ты чего, спятила? – удивился Горемыков. – Мы тут о взятках, коррупции, а ты всё записывать вздумала?!. Спятила?
   – Нет…
   .-Еще такое услышу – уволю без выплаты зарплаты к свиньям собачьим! Так… Скоро выборы мэра Новопотемкино, то есть меня… Гм, надо готовить выборные участки, подготовить охрану их, составить списки избирателей.
   – А иностранные наблюдатели?
   – Мне они лично не нужны, – откровенно произнес Горемыков, далее тихо повторяя известные три слова улиц и коммунальных квартир. – Они нам не нужны! Чего они от нас хотят? Мы сами в своей суверенной стране создаем тот порядок, который и хотим… Я же со своими советами не лезу в Бонн или Вашингтон! Не лезу туда со своими советами. Да, слышал, что эти недовольные снова хотят выйти на улицы?
   – Да.
   – Сейчас придет майор Антохин, всё с ним обсужу… Никаких рук, сломанных носов по телевизору не показывали, откуда узнали об этом?
   Мокрый дипломатично помалкивал.
   Вислоухин промямлил:
   – Народ говорит…
   – Какой народ? – обозлился Горемыков. – А мы тогда кто?
   – Мы…
   – Да, мы тогда кто? Мы не народ? Не люди?
   – Люди, – согласился Вислоухин, – но другие…
   – Чего?
   – Другого сорта, – пояснил Вислоухин, – есть люди высшего сорта, есть низкого сорта, как и товары.
   – Гм, интересно излагаешь! – одобрил Горемыков мысль зама: ему польстило упоминание о нем, как о человеке высшего сорта. – Но все сплетни нужно прекращать в моем городе! Народ сейчас газеты не читает, только телевизор смотрит, а там мы, чиновники, каждый день себя только и видим. Миловидов, конечно, старается, но нужно, чтоб еще больше нас показывали! Каждый день и каждый час! По любому поводу! По любому!.. Тогда нашему народу ничего объяснять не надо, никаких вопросов тогда он задавать не будет.
   – Это… это почему? – не понял Мокрый.
   – А потому, что меня каждый день крутят по ящику, – объяснял Горемыков, – то я на улице с народом говорю, то я в магазинах спрашиваю у продавца: «Почему цены на все продукты опять повысились?», то я в самолете… Народ ко мне уже привык, он без меня никак не может жить! Вот раньше худо как-то жили, а при мне лучше стали, я зарплаты чуток прибавил.
   – А цены… а-а? – некстати спросила Анна.
   – Ты бы помолчала! – воскликнул Горемыков. – А-а да э-э!.. Цены я вижу, как растут, но я один что могу? Я же не директор магазина, я не финансист… Есть соответствующие органы, пусть они этим занимаются. Вот даже в магазинах я спрашивал продавцов о непонятных причинах повышения цен. А эти продавцы тоже ничего не знают!.. Да, безобразие… Я в своем городе революций не потерплю! Да, не потерплю!.. Пыль они у меня будут глотать, недовольные!..
   – Ой, а это записывать? – снова некстати спросила Анна.
   – Чего? – закричал Горемыков. – Сиди и помалкивай, скажу, когда записывать… Носы всем поотрываю!.. И отрежу, чтоб больше не выросли… По самый корень! Да… Отрежу на всю оставшуюся жизнь!
   – А чего отрежете? – спросила Анна, стараясь не смотреть на злого Горемыкова.
   – Всё, что захочу! Анна, ты это тоже не пиши… Ну, ближе к делу… Ха-ха, есть один анекдот, Анна, ты его тоже не пиши. Спрашивает один: «Ближе к делу или к телу?» Да… Нужно ближе к дате выборов поднять всем бюджетникам зарплату, заставить всех их голосовать по месту работы…
   – Это как?
   – Просто, приказ я напишу скоро, – продолжал горячо Горемыков, убежденный полностью в своей правоте, – чтобы все бюджетники для наиболее полного и организованного участия в выборах прибыли в воскресенье на работу. А директорам всех организаций в установленном порядке сообщить: если кто-то проголосует не за меня, выгоню такого поганого директора с его насиженного одним местом теплого кресла.
   – А что насчет зарплат будет?
   – Я же говорил: повысить перед выборами (не раньше) зарплату, чтоб на хлеб с маслом хватало.
   – Да, масло дороже стало, – вдруг вспомнив о подорожании продуктов, вяло проговорила Анна, не смотря ни на кого и сидя с грустным видом.
   – Не мешать нам! – завопил Горемыков. – Так… пиши, Анна: повысить бюджетникам зарплаты за неделю до начала выборов.
   – А на сколько?
   – На 200 рублей…. Нет, постой, тогда много получается, если в перерасчете на большую часть города, – призадумавшись, объяснил Горемыков. – Пиши: повысить зарплату на сто пятьдесят рублей. Пенсии повысить на… на сто пятьдесят рублей.
   – На сто пятьдесят?
   – Да… Постой, нет, постой… Много получится, если в перерасчете… Пиши лучше так: повысить пенсии на… на сто рублей. Так, пенсии и зарплаты мы повысили, электорат будет доволен! Что осталось нам обсудить?
   – Подготовку к приезду министра.
   – Да, правильно… Дороги в центре Новопотемкино вычистить, чтоб хоть языком вылизывали их, но чтоб было чисто и всё блестело!.. Чтоб всех недовольных из города на время вывезли!
   – Куда? – поинтересовался Мокрый.
   – На кудыкину гору, – отрезал Горемыков, – не это важно… Сказал бы по какому адресу их выслать, но мой секретарь здесь…
   – А как выявлять этих недовольных?
   А кто выходит на улицы митинговать.
   – Да, но сегодня один не выйдет, а завтра ему приспичило, – озабоченно протянул Вислоухин, – тогда как же?
   – Майор Антохин явится, я с ним по этому вопросу всё обговорю! – решил Горемыков.
   Раздался негромкий стук в дверь.
   – Да, входите, – разрешил Горемыков, ожидая прихода Антохина.
   Оба зама обернулись в сторону входящего Антохина, здороваясь с ним.
   – Приветствую, боец невидимого фронта, садись сюда, – обратился к входящему Горемыков. – Сейчас отдельно с тобой побеседуем. Так, Анна, всё записала?
   – Я писала о повышении пенсий и зарплат, о коррупции, ЖКХ…
   – Постой, о повышении пенсий и зарплат оставь запись, а болтовню нашу о коррупции, ЖКХ, выборах вычеркни. Пиши очень коротко и ясно: усилить борьбу с коррупцией, организовать подготовку к выборам меня… тьфу, к выборам мэра Новопотемкино, срочно начать строительство аэровокзала и спорткомплекса. Написала?
   – Да.
   – Ладно, все свободны, кроме Антохина. Помните фразу: «А вас, Штирлиц, попрошу остаться!»? Садись, майор, ко мне поближе, – устало сказал Горемыков, поглядывая на висящие часы на стене, когда они остались одни, – потолкуем о делах наших шпионских и экстремистских.
   Антохин усмехнулся:
   – Демид Демидович, как всегда, шутит, но со шпионами не шутят – их арестовывают.
   – Всё ты в беготне, в поисках наших врагов?
   – Се ля ви, – снова усмехнулся Антохин.
   Горемыков достал из стола две рюмки и бутылку водки.
   – Выпьем?
   – Не положено, – попытался отказаться Антохин.
   Горемыков состроил недовольную гримасу, махая рукой:
   – Брось, хоть со мной цирк этот брось… Выпьем?
   – За что пьем?
   – За что? А за успех.
   – Чего?
   – Гм, а всего! – нашелся Горемыков, улыбаясь. – Чтоб наша сказка стала былью, чтоб на всю оставшуюся жизнь у нас успех был бы!
   – Вы – настоящий оратор, Демид Демидович. Еще одно уточнение можно?
   – Ну?
   – За борьбу со шпионами и внутренними врагами!
   – Ох, боец, закусывай, – предложил Горемыков, раскрывая перед гостем коробку конфет. – Много шпионов и врагов, да?
   – Военная тайна…
   – Всё тайны да тайны… Ох-хо-хо!.. Все у тебя ученые враги стали?
   – Как можно так, Демид Демидович, мы работаем, ищем шпионов и врагов, а вы нас в чем-то нехорошем обвиняете! – попытался отшутиться Антохин, но было заметно, что разговор начинает ему не нравиться.
   – У тебя, вернее, твоего ведомства тоже есть план по поимке внутренних и внешних врагов?
   – Всё шутим, Демид Демидович?
   – А ты по-прежнему точно и конкретно не можешь ответить ни на один вопрос, – уточнил Горемыков.
   – Слово – не воробей, – произнес Антохин, – но можно вылететь за иное слово, как воробей.
   – Гм, хорошо сказано, – одобрил слова Антохина Горемыков.
   После короткой паузы он продолжил:
   – Как там с этим Крестовским?
   – Ищем, – уклончиво ответил Антохин.
   – Ищете?.. Гм… Их ищет и разыскивает милиция, ха-ха!.. Все знают, где он, бизнесмен в изгнании, находится, в каком городе и в какой стране обитает, чем занимается, а ты его всё ищешь и никак не привезешь, да?
   – Стараемся, как можем.
   – Значит, плохо можете, лучше надо стараться! – настаивал Горемыков, зло смотря на Антохина.
   – Скажу еще, что было недавно время, когда он вам помогал… – напомнил Горемыкову Антохин.
   – Что-о?.. – обозлился Горемыков. – Ну, да, было раньше… Да, было… Он помогал мне раньше, да… Мавр свое дело сделал… Но потом он против меня стал, ясно? И тут же прокуратура обнаружила ряд совершенных им преступлений.
   – Прокуратура обнаружила эти преступления недавно или когда Крестовский вам помогал?
   Услышав последний вопрос Антохина, Горемыков застыл с протянутой ко рту рукой: конфета так и не попала в рот, лицо мэра внезапно покраснело от гнева, а цепкие и серые глазки впились в майора, будто хотели его уничтожить.
   Антохин сидел напротив Горемыкова с непроницаемым лицом, делая вид, что не замечает гнева хозяина кабинета.
   После долгой и тягостной паузы, во время которой лишь несколько раз звонил телефон, а оба собеседника не двигались и напряженно молчали, Горемыков предпочел резко сменить тему разговора:
   – Так… У нас в Новопотемкино ряд мероприятий намечается: выборы меня… тьфу, выборы мэра, приезд министра из Москвы, строительство аэровокзала и спорткомплекса.
   – Знаю, насчет безопасности будет всё спокойно, – заверил Антохин.
   – Точно?
   – Точнее не бывает.
   – Вопросов много, а ты помалкиваешь, – проговорил недовольно Горемыков. – Меня беспокоит эта горстка недовольных экстремистов, которые постоянно выходят на митинги.
   – Не надо беспокоиться, мы их разгоним.
   – Да? Как недавно было? Два ведра зубов и пять ведер крови?
   Антохин недовольно поморщился:
   – Ну, зачем так… Недовольных мы быстро уберем с улиц.
   – Но как их заставить не выходить на улицы?
   – Поставим посты милиции у домов некоторых митингующих, которые ранее выходили на улицы.
   – Мало!.. Как вовремя распознать, кто за меня, а кто против? – допытывался Горемыков, пристально глядя на непроницаемое лицо майора.
   – А вот это очень и очень сложно, Демид Демидович… Сегодня он молчит и сидит дома, а завтра на улице с плакатом, лозунгом, но мы работаем, у нас масса агентов, информацию мы собираем.
   – Тут еще кампания по борьбе с коррупцией намечается, – вздыхая, продолжал Горемыков. – Должен ты нам здесь помочь…
   – Эта кампания, кажется, никогда не закончится, – усмехнулся Антохин.
   – Я не об этом, – махнул рукой Горемыков, – надо организовать рейды по больницам, поликлиникам, школам, институтам, магазинам, надо искать взяточников! Ясно тебе?.. На транпспорте поискать, понял? Есть же водители, которые не дают билетов пассажирам?
   Есть же врачи-рвачи? Продавщицы, обвешивающие клиентов? Нужно поймать их всех и сообщить в Москву: мы боремся!
   Антохин снова усмехнулся, на мгновение его голубые глаза заблестели, чуть ожив:
   – Да, Демид Демидович, далеко пойдете, если вас не остановить!
   – Понравилась идея?
   – Естественно, словно в нашей конторе раньше работали.
   – Нет, я раньше служил в армии.
   – А костюм на вас очень хорошо сидит, – одобрил костюм мэра Антохин.
   – Да? – Лицо Горемыкова расплылось в широкой улыбке. – Правда, многим костюм мой нравится, но некоторые советуют поменять цвет костюма, но мне нравится серый цвет.
   – Для кого серый цвет – признак стандарта, однобокости, серости, а других он украшает.
   – Ладно, мы отвлеклись от дела… Гм, анекдот вспомнил один: «Один спрашивает другого: „Я тебя отвлек от дела или от тела?“» Дела с поимкой разных взяточников, значит, организуешь… Безопасность на выборах, по приезде министра… Еще висит на мне это проклятое строительство, по ночам даже мне снится!
   – Ночью сексом займитесь, тогда строительство сниться не будет.
   – Остришь, майор! – бросил недовольно Горемыков.
   Горемыков при упоминании о сексе наморщил брови, вспомнив недавний домашний скандал и свою сексуальную неудовлетворенность в течение целой недели. Дело в том, что ему надоело дома консультировать жену по поводу дел ее фирмы «Надежда», а она приставала к нему по разным рабочим вопросам каждый вечер, что его очень раздражало. В отместку жена лишала Горемыкова тихих сексуальных радостей, что вовсе выводило его из себя.