Сергей Палий. Плазмоиды

   – У меня на всякий случай топор под подушкой лежит, – тут же сказал Хэнк. – Вдруг враги нагрянут.
   Егоров многозначно поднял брови, почесал в затылке и осведомился:
   – Может, яичницу приготовить?
   Герасимов пожал плечами, Торик сделал неопределенный жест рукой, и лишь Максим снизошел до ответа:
   – Валяй. Только желтки не бей.
   Юрка чиркнул спичкой и зажег конфорку. Несмотря на то, что ему регулярно поступали проценты от доходов нефти Долгова, Егоров предпочитал жить в совковой обстановке. Видимо, это застряло где-то на генном уровне.
   Он был облачен в потрепанный свитер и старую, порванную на ляжках джинсу, на ногах красовались тапочки с помпончиками в форме желтой головы Гомера Симпсона. На Герасимове был дорогущий костюм, но галстук отсутствовал, и поэтому верхнюю пуговицу сорочки он не застегнул. Иссиня-черный цвет пиджака потрясающе контрастировал с белыми волосами альбиноса. Торик был одет в мешковатые брюки неопределенного оттенка и свободную футболку с надписью «Pink Floyd» на груди. Хэнк ограничился совдеповской майкой на лямках и трико с гигантскими пузырями в районе коленок…
   На самом же Максиме были классические брюки с хорошо проглаженными стрелками и темно-зеленый вязаный свитер.
   Со стороны их компания выглядела несколько аляповато. На кухню заглянула заспанная супруга Егорова Ленка и поморщилась. Поправив кофточку, наброшенную поверх ночной рубашки, она недовольно проворчала:
   – То молния шаровая заскочит посреди ночи, то компания алкашей… Никакого покоя нет.
   – Иди спать, – отмахнулся Юрка, разбивая ножом яйцо, – мы не будем шуметь.
   – Дочь, потухни, – цинично добавил Хэнк.
   Ленка негромко чертыхнулась и ушла к себе в комнату, демонстративно шарахнув дверью.
   Торик достал из пакета бутылку водки и установил ее посреди стола. Глаза Хэнка вспыхнули; старикан тут же схватил поллитровку и хрустнул крышкой.
   – Хэнк, ну подожди ты, сейчас яишенку пожарим и вместе выпьем, как люди, – сказал Юрка.
   – Горькая, – глотая налитую на донышко стакана водку, сообщил Хэнк.
   Торик выложил на стол несколько вакуумных упаковок с колбасной нарезкой, пакет апельсинового сока и банку малосольных помидоров.
   – Мне физик знакомый звонил, – произнес он, вновь отрешенно уставившись в стену. – Он в шоке был и пьяный в хлам вдобавок – двух слов связать не мог. Я только одно сумел уразуметь: это аномалия, не имевшая ранее аналогов. Вообще.
   – А что, к этому физику тоже молния залетала? – удивился Максим.
   – Долгов, ты что, идиот? – подал наконец голос Герасимов, привычно потеребив мочку уха. – Ты телевизор вообще смотрел? Радио включал?
   – Нет.
   – Ну так включи.
   – Да что-то мне теперь расхотелось, – сказал Долгов, насупившись. По внутренностям вновь растекся неприятный холодок. – Вы мне лучше вкратце, так сказать. Своими словами.
   Юрка разложил яичницу по тарелкам и поставил небольшую порцию перед каждым на стол. Максим обратил внимание, что руки у Егорова слегка тряслись – видать, не на шутку перепугался, когда плазменный шар к нему залетел…
   Хэнк отточенными движениями разлил водку по стопкам и, не дожидаясь остальных, вплеснул содержимое своей внутрь. Выудил желтоватыми от постоянного курения пальцами помидор из банки, встал и зачавкал. Прожевав, вынес вердикт:
   – Солененький.
   – Хэнк, иди спать, – хмуро сказал Юрка.
   – Хорошо, – без пререканий согласился старик, подхватывая свеженалитую стопку и покидая кухню семенящими шажками.
   – Совершенно безобидный, – объяснил Егоров. – Только иногда пьет и жрет что попало. Однажды еле откачали после бутылки уксуса. Кисленького ему, видите ли, захотелось.
   Торик улыбнулся и взял свою стопку. Ребята молча чокнулись и выпили, закусили на редкость удачно приготовленной яичницей.
   – Ну а теперь-то мне кто-нибудь расскажет, что происходит? – поинтересовался Максим.
   – По всем телеканалам только и говорят про появление этих пресловутых молний, – сказал Герасимов.
   – Их что… много?
   – Миллионы.
   Кусок колбасы выпал у Максима изо рта прямо в стакан с соком. Булькнул и всплыл красным кружочком.
   – Это что же такое творится? – наконец проговорил он.
   – Если б кто-нибудь знал… – Фрунзик пожал плечами. – Ну, блин, ты даешь! Нет, я могу понять, что можно было не посмотреть телик или не включить радио, но ты что, когда сюда ехал по городу, не обратил внимания на ментовские машины, снующие повсюду, на пустынные улицы, на освещенные окна жилых домов? Тебе не показалось странным, что в час ночи горит свет почти в каждой квартире?
   – Я как-то не задумался… Это только в Москве?
   – По всему миру. Все научные умы растерянно разводят руками, потому что шаровая молния – само по себе явление чрезвычайно редкое. А тут практически одновременно в миллионах квартир по всей планете. И это невзирая на то, что где-то стоит морозная зима, и небо абсолютно ясное – как в Москве сейчас. Вдобавок ко всему метеоспутники засекли невообразимые магнитные возмущения в средних слоях ионосферы. Местами наблюдаются гигантские циклоны и антициклоны, мощнейшие грозы, а кое-где даже нарушена радиосвязь – радиоволны полностью поглощаются: ни уходят в космос, ни отражаются от ионосферы.
   – Кошмар. – Долгов выловил колбасу из сока и залпом осушил свою стопку. Водка даже не согрела пищевод, проскочив безвкусным потоком. От тянущего холодка в груди стало совсем неуютно.
   – Кошмар не в этом. – Торик вдруг обвел всех своим глубоким взглядом. – Кошмар в том, что, по имеющимся данным, никто не пострадал. Ни один человек. Есть материальный ущерб – в основном проводка, лампы, другие электроприборы, – но ни один человек не пострадал! Ни один! – Так чего же в этом плохого? – удивился Егоров.
   – Они изучали территорию, окружающую среду. И внимательно рассматривали нас.
   На кухне на добрую минуту воцарилась тишина, нарушаемая лишь глухим урчанием холодильника.
   – Ты свихнулся, Слава, – сказал Фрунзик, глядя в черные глаза приятеля. Никто не ожидал этих слов именно от Герасимова, ставшего в последние годы хладнокровным, взвешивающим каждую реплику, поэтому они прозвучали особенно страшно.
   – Это разведка, – прошептал Торик и уронил взгляд в свою тарелку с недоеденной яичницей.
   – Разведка? Чья разведка? – спросил Долгов слегка дрогнувшим голосом.
   – Их основных сил.
   Максим почувствовал, как озноб прошиб его от пяток до макушки. Герасимов после непродолжительного молчания натужно рассмеялся и вздохнул:
   – Ты считаешь, молнии живые? Слава, я-то думал, ты до конца поправился головой за эти годы…
   Торик не ответил.
   – Знаешь, Фрунзик, – задумчиво произнес Максим, – а ведь, когда эта штука подлетела ко мне достаточно близко, я рассмотрел внутри какие-то переплетения вроде хромосом. И меня тоже посетила эта дурацкая мысль, будто они… э-э… живые. И вела она себя как-то… уж больно разумно для обычного сгустка энергии.
   – Да вы все помешались! – Герасимов налил себе и сразу выпил, занюхав помидором. – Инопланетян уже навыдумывали…
   – Нет. Не инопланетян. Возможно, эти молнии – лишь мизерная часть цивилизации, которая старше нас на миллиарды лет, – снова шепотом сказал Торик. – И они все время были совсем рядом. А теперь мы им чем-то помешали…
   – Да кому, черт тебя побери?!
   – Плазмоидам.
   Фрунзик помолчал, будто решая – смеяться ему или пугаться за адекватность Торика. Потом осторожно поинтересовался:
   – Ну хорошо, предположим – я подчеркиваю, предположим, – что так оно есть. В таком случае откуда ты-то обо всем этом можешь знать?
   – Давно еще прочел одну статью сомнительной научной ценности и, усмехнувшись про себя, забыл о ней уже на следующий день. Но когда сегодня внезапно появились полчища этих молний по всему миру, а потом так же неожиданно исчезли, я невольно вспомнил о прочитанном. Все сходится. Не могут очень редкие явления вдруг обнаружиться в столь большом количестве, да еще – одновременно. Таких совпадений не бывает. Это авангард, разведка, рекогносцировка, понимаешь? Почему ты не хочешь поверить в то, что существует нечто пока непознанное, если несколько лет назад с небес спустились так называемые «боги» и чисто для прикола лишили планету огня? В то, что огня может вдруг не стать, ты поверить готов, а в то, что он полыхает совсем рядом, – нет, так получается? Если есть одна полярность, Герасимов, то не исключена и другая. Противоположная. И скорее всего она существует.
   – Бред…
   Сирена воздушной тревоги ворвалась в кухню сквозь приоткрытую форточку, заставив всех вздрогнуть. Бутылка так и осталась стоять посреди стола наполовину опустошенной. Или наполовину полной – кому как нравится.
   – Началось, – с каким-то нездоровым азартом обронил Торик. – Видимо, мои умозаключения, к огромному сожалению, оказались верны.
   – Что… н-началось? – остановив руку с вилкой возле банки, спросил Егоров.
   – Вторжение…
   В прихожей господствовал беспорядок. Одной рукой Максим набирал номер Маринки, другой натягивал плащ. «Абонент заблокирован или находится вне зоны действия сети…» Он попробовал позвонить на домашний. «Ваш телефон заблокирован. Сеть отсутствует…»
   – Дьявол!
   – Твою мать, Макс! – Герасимов крепко схватил его за плечо. – Ты в своем уме? Куда собрался? Нужно закрыть все окна и переждать в квартире, при необходимости – спуститься в подвал…
   – Отвали, – прошипел Долгов.
   Он прошел на кухню и схватил трубку обычного, проводного телефона. Гудка не было. Тишина. Видимо, местной АТС пришла крышка.
   Юрка, Торик и Ленка уткнулись в телевизор, яростно переключая каналы. Везде появлялось одно и то же – рябь. Радио тоже молчало, и Интернет упал – коннект с сервером провайдера по спутниковой антенне не устанавливался, а выделенки у Егорова дома не было.
   Хэнк самозабвенно допивал остатки водки, обильно закусывая.
   Максим бегом выскочил в прихожую, чуть не сбив с ног Фрунзика, и, клацнув замком, открыл входную дверь.
   – Это самоубийство, Долгов! – ударил его в спину звонкий голос Торика. – Посмотри, что на улице творится!
   Максим, не дожидаясь лифта, стал прыгать через четыре ступеньки, минуя пролет за пролетом. Ему еще что-то крикнули вслед, но он не услышал. Для Долгова сейчас были важны лишь два человека на всей Земле – Маринка и Ветка. Он не знал, что с ними случилось: сотовая и обычная связь оборвались практически сразу, как зазвучали сирены тревоги. Хорошо, хоть электричество не отключили…
   Пронесшись мимо глупо хлопающей глазами консьержки, Максим столкнулся в дверях с каким-то мужиком, волокущим за собой ревущего пацана лет десяти, и вылетел из подъезда. Мужик с мальчуганом появились следом. И все трое невольно задрали головы вверх…
   – Мистика, блин… – завороженно произнес мужик, а пацан даже перестал плакать.
   Небо пылало.
   Чужое, не московское небо, обыкновенно подернутое легким свечением иллюминации, отражающейся от смога, не успевающего спадать даже ночью. Это небо было похоже на океан, перевернутый вверх дном, волны которого какой-то безумец разрисовал разноцветными красками. Розовые, сине-зеленые, желтые, призрачно-фиолетовые, белесые сполохи неспешно двигались в хаотичном порядке, смешиваясь в немыслимые оттенки, протекая друг под другом, скручиваясь в асимметричные спирали, исчезая, чтобы вскоре возникнуть вновь.
   Из подъезда вышли еще несколько человек. Они, охая и ахая, так же зачарованно уставились на каскад цветных волн, текущих над заснеженной Москвой. Рев сирен где-то вдалеке не стихал.
   – Я однажды был в командировке в тундре, разрабатывали новое месторождение природного газа на Ямале. Скажу вам, полярные сияния там… – Мужик не успел договорить.
   С мерзким пульсирующим звуком из-за кромки крыши высотного дома на огромной скорости вылетел огненный шар и, на миг скрывшись за деревьями, врезался в джип, несущийся по противоположной стороне Смоленской. Вспыхнуло так ярко, что Максиму пришлось зажмуриться. Вместо ожидаемого грохота взрыва раздалось низкое жужжание – от него даже зубы заломило. Машина, в которую попал шар, превратилась в бесформенное облако, рассеявшееся по оплавленному, выгнутому волнами асфальту. Снег испарился в радиусе метров двадцати, резко запахло озоном. Тут же на искореженной трассе потеряли управление еще несколько автомобилей, ехавших следом, и с противными железными хлопками врезались друг в друга.
   Люди, высыпавшие из подъездов, наконец стали выходить из шокового оцепенения. Кто-то заорал:
   – Метеоритный дождь!
   Словно в подтверждение его воплю вновь возник пульсирующий звук, и еще один огненный заряд, вырвавшись из разноцветных оков неба, врезался в окна последних этажей высокой пятизвездочной гостиницы, находившейся рядом, буквально метрах в пятидесяти от того места, где стоял Долгов.
   Улицы и соседние здания осветились, словно ночь на время сменилась днем, феерический дождь из расплавленного стекла и бетона сыпанул вниз мерцающими брызгами. Верхушку отеля буквально срезало, хотя видимый размер шара не превышал габаритов футбольного мяча.
   Вдалеке, за кромкой МИДа, сверкнули росчерки еще нескольких огненных болидов.
   «Маринка!» – вскипело в голове у Максима, и он, мигом выйдя из ступора, рванул в сторону Садового. Через кольцо можно было попасть на проспект Мира быстрее всего, потому что центр наверняка был перекрыт или запружен машинами и народом. На ходу он еще раз глянул на экранчик мобильного: «Нет сети». Зазевавшись, чуть не поскользнулся, взбираясь по небольшой лесенке.
   «Быть может, удастся поймать машину? Главное, успеть! Главное, чтобы ей не взбрело в голову куда-нибудь уйти из дома! Маринка, умоляю: оставайся дома!..» – мысленно взывал Долгов.
   Люди бежали кто куда.
   Над улицами, кроме воя сирен, повис разрозненный хор криков, воплей и надрывного детского плача. Некоторые заскакивали в подъезды зданий, другие, полагая, что под ударом очередного снаряда дом может обвалиться, наоборот, старались держаться ближе к середине мостовых, на открытых пространствах. Движение на Садовом практически остановилось. Некоторые водители, правда, настырно старались протиснуть свои авто между обезумевшими толпами народа, милицейскими кордонами и завалами, вызванными падением шаров. Отовсюду слышались истерические возгласы:
   – Война! Это война!
   – Боги мстят!
   – Дениска, стой…
   – Метеоритный дождь!
   – Пахнет, как в кварцевом кабинете!
   – Куда прешь, сука! Убери свою долбаную тачку!
   – На нас комета упадет, наверно…
   – Пустите, да пропустите же ради всего святого! У меня там ребенок!
   – Как думаешь, кто нас бомбит?..
   Максим выскочил на разделительную полосу, и туфли захлюпали по снежной жиже. Стараясь не сбивать дыхание и не глядеть по сторонам, он побежал вперед что было сил – уклоняясь от толчков людей, не глядя на небо, которое все чаще разрождалось искрами шаров. Жуткий пульсирующий звук периодически раздавался то справа, то слева, то где-то вдалеке.
   Почему ПВО бездействует? Неужто Торик был прав? Но даже в этом случае войска ракетно-космической обороны должны предпринимать какие-то локационные и защитные действия, наносить упреждающие удары. Хоть что-то делать! Ведь системы контроля космического пространства даже болт, отвалившийся от спутника, обязаны отслеживать…
   Очередной шар оторвал остроконечную верхушку здания МИДа, и почти сразу еще один грохнулся где-то в центре Арбата. Из-за угла выехал на полной скорости горящий милицейский фургон и, сбив несколько человек, врезался в здание напротив.
   Люди уже не просто хаотически разбегались. Они превратились в перепуганную толпу, панически текущую по широким улицам и сметающую все на своем пути.
   В таком состоянии человеческая масса имеет лишь одну цель – нестись не разбирая дороги!
   Долгов стал задыхаться, закололо в правом боку. Но жажда поскорее добраться до жены и дочери была во сто крат сильнее любой боли и усталости. Он представлял, как ревет Ветка, видел растерянное, перепуганное лицо Маринки, и ноги несли его по слякоти сами собой. Зачем, черт возьми, он оставил их! Зачем уехал к Егорову! Зачем?!
   Где-то вдалеке послышался звук мегафона, в который кто-то что-то пытался вещать, тщетно стараясь перекричать хаос звуков, царивший вокруг. Рядом упала женщина, просыпав на мокрый асфальт толстую пачку документов. Она, коротко вскрикнув, принялась ползать между мелькающих ног, пачкая пальто в грязи и пытаясь собрать бумаги.
   – Вставай, дура! Не тормози! Затопчут ведь! – крикнул кто-то из толпы.
   Дородный мужик, пробегавший мимо, на ходу оценил ситуацию и мощным рывком поднял женщину на ноги. Она завизжала что-то про дарственную на квартиру, но он невозмутимо поволок ее, крепко ухватив за отвороты пальто.
   Тоннель под Новым Арбатом был завален разбитыми в прах перекрытиями. Снега вокруг не было метров на сто, фрагменты железобетонных конструкций местами оплавились, повсюду виднелись неподвижно лежащие тела, возле которых суетились врачи «скорой», из-под развалин торчал изуродованный багажник старенькой «десятки» – видимо, в это место попало сразу несколько огненных шаров.
   Максиму пришлось сделать крюк, обегая дымящиеся обломки слева.
   Возле американского посольства стояла самоходная атомная боевая машина, попросту – САБМушка. Такие были сконструированы в те годы, когда на планете отсутствовал огонь по воле лже-богов. Ее грозный бронированный торс перекрывал доступ внутрь посольства, поводя из стороны в сторону длинными жалами пушек. Возле борта САБМушки шкворчала толпа, нещадно топча брошенную впопыхах поклажу.
   В боку кололо все сильнее, почти невыносимо. Выглаженные брюки помялись и испачкались, кто-то в суматохе порвал карман на плаще, но Долгов продолжал бежать, порывисто дыша морозным воздухом, пропитанным гарью и озоном.
   И тут над головой появился новый звук, ноющий, нарастающий с каждым мигом. Через секунду над Садовым пронесся военный истребитель, оглушив всех ревом турбин. Было видно, как огоньки его сопел уходят ввысь, в размалеванное мутно-цветными лоскутами небо. В той же стороне появился росчерк очередного пылающего снаряда. Дальше бегущая людская масса имела возможность наблюдать необъяснимую и страшную картину. Шар остановился в воздухе, завис метрах в ста над улицами Москвы. Причем остановился настолько резко, будто законы инерции на него не действовали. Затем он внезапно изменил направление движения и рванул за истребителем. Через мгновение небо озарила вспышка – от самолета не осталось ничего, кроме облачка пыли.
   – Видели?! Эта штука поменяла траекторию! – сразу же раздался возглас из толпы.
   – Управляемые ракеты, наверное…
   – Самолет-то как разнесло!
   – Каким образом ракета смогла так быстро затормозить?
   – Почему не изменился тон звука, когда этот снаряд стал удаляться? На них что, эффект Доплера не действует?
   – Посторонись, умник сраный!..
   Максим бежал, вспоминая, как шаровая молния маячила возле его лица, как что-то переливалось у нее в ядре, как она бросилась на них с Веткой, заставив спрятаться на кухне… Что там Торик говорил? Древняя цивилизация? Плазмоиды, кажется… Да уж, стало быть – привет соседям…
   – Чушь! – вслух крикнул Долгов, заставив нескольких людей оглянуться. – Чушь! Очередная сказка про богов! Херня!
   Сверкнуло. Буквально над его головой еще один истребитель оставил после себя лишь гадкий зубодробительный звук, пыль и запах озона.
   Небо пылало. Чужое, никогда не принадлежавшее человеку небо…
   На Триумфальной площади был разбит временный эвакопункт, и столпотворение началось метров за двести до пересечения с Тверской. Большинство людей боялись спускаться в бомбоубежища, больше похожие на коллективные бетонные гробы.
   Люди хотели покинуть гибнущий город.
   На оцепленном милицией и военными пространстве виднелись автобусы и грузовые машины, без конца подъезжающие откуда-то из переулков и отъезжающие под конвоем танков и бронемашин на северо-восток, в сторону Ленинградки. Сотня за сотней люди протискивались к транспортным средствам и набивались в них, не щадя себя, стараясь забрать как можно больше коробок, тюков, рюкзаков и наспех собранных чемоданов с имуществом. Кладь, которая не влезала в багажные отделения автобусов или кузова грузовиков, безжалостно выбрасывалась солдатами прямо на головы лезущих следом. Правее, на видеодисплее с 13-метровой диагональю, транслировалось выступление вспотевшего полковника, призывающего гражданских к порядку. Звук его голоса раздавался из нескольких исполинских колонок, чтобы перекрыть рев сирен ПВО и вой падающих шаров.
   Возле самого эвакуационного пункта образовалась такая давка, что нельзя было совершить лишнего движения. За каждого человека в отдельности решала толпа. Кричали женщины, плакали дети, матерились и пихались озверевшие мужики в надежде первыми успеть пробраться к автобусу – военные еле-еле сдерживали натиск. Неподалеку началась стрельба, но тут же затихла – в это место упал огненный снаряд, превратив десятки солдат и гражданских в тлен, а сотни раскидав в разные стороны.
   Максим, задыхаясь в жерновах тел, все-таки сумел миновать эвакопункт, пробиться в тоннель под Тверской и выскочить на относительно свободный участок Садового кольца. Правда, здесь обнаружилась другая проблема: народ валил в противоположную сторону, к тому же пресловутому эвакопункту.
   Через три-четыре минуты ему удалось выбраться на обледенелую, усыпанную стеклом и кирпичной крошкой обочину и добежать до Малой Дмитровки, где люди вновь столпились, и движение замерло окончательно.
   – Что там? – стараясь восстановить дыхание, спросил Долгов у молоденькой девушки, похожей на трагического актера из-за сильно потекшей туши.
   – Перекрыто. Правительственный кортеж из центра едет… Козлы! Хоть бы в них одна из этих хреновин долбанула! Максим, грязно выругавшись, протиснулся к стене дома и принялся аккуратно лезть вперед, чтобы, как только движение возобновится, оказаться в первых рядах. Он уже практически добрался до милицейского кордона, когда сильная рука развернула его за плечо.
   – Куда намылился, братишка? Больше всех надо? – От лысого парня в меховой кепке ощутимо несло перегаром.
   – Отпусти, – попросил Максим, стараясь вырваться.
   – Ген, гляди, какой прыткий.
   Бородатый мужик, стоявший рядом, ощерился и, выпростав из давки руку, ударил Максима локтем в висок. У Долгова из глаз сыпанули искры, он инстинктивно стал отталкивать от себя пьяную парочку уродов, но лысый налег на него всем весом, пользуясь давлением толпы, и Долгов понял, что вздохнуть больше не сможет. На секунду его охватил панический страх, какой, наверное, возникает у тонущего человека, когда до смерти хочется глотнуть воздуха, а вместо этого получаешь литр воды в легкие.
   – Сдохни, сучонок, – с ненавистью просипел парень в кепке.
   Максим изо всех сил рванулся в сторону, но получил такой зверский удар в челюсть, что на несколько секунд отключился. В ушах – или в мозгу – осталась единственная пульсирующая фраза: «Лишь бы Маринка и Ветка выжили…»
   Когда сознание вернулось к Максиму, несколько раз шарахнув взбесившимся от нехватки кислорода сердцем по смятым ребрам, его тело уже куда-то волокла толпа.
   Долгову дико повезло. Если бы милицейский кордон держал осатаневшую человеческую кашу еще минуту – он бы элементарно задохнулся, даже не приходя в себя…
   Двое сволочей, избивших Максима, ускакали вперед метров на двадцать.
   Рыча от боли в виске и разбитой губе, он заставлял себя переставлять ноги, чтобы не упасть и не сгинуть под тысячами ботинок. «Лишь бы они оставались дома, лишь бы – дома…» О том, что в его двенадцатиэтажку может попасть снаряд, Долгов даже не думал. Это оставалось за пределами воображения.
   Сверху раздался уже приевшийся пульсирующий звук, и бегущие люди, не сбавляя темпа, автоматически прикрыли руками головы. Огненный шар вспух слепящим коконом метрах в пятидесяти от Максима. Низкое жужжание ударило в барабанные перепонки, воздушная волна – в грудь и лицо, а смешанный запах озона и пережаренной плоти – в ноздри, но он продолжал бежать.
   Главное – самого не задело, значит, нужно двигаться вперед…
   Носки его разбухших от слякоти туфель мелькали перед глазами, давая понять, что бег не прекратился. Что метр за метром он приближается к самому родному и близкому – к семье.
   Небо пылало чужими красками, таинственные плазмоиды наносили удар за ударом, с нижней губы падали в грязь капли крови, в мозгах звенящим колоколом отдавался каждый толчок сердца, кричали люди, выли сирены, Москва горела, а он бежал к двум людям, которым был нужен. Бежал, отгоняя память, услужливо подбрасывающую раз за разом одну и ту же картинку… Их с Маринкой сплетенные тела, танцующие в невесомости, словно глубоко под водой. Движения медленные, но пронизанные энергиями с полярным знаком: от этих прикосновений вздрагивает каждая мышца, вибрирует, как струна, каждый нерв, бьются в унисон две жизни. За миллионы километров от Земли. За миллиарды лет до края Вселенной…
   Он бежал вперед.
   Он даже не заметил застывшую в лужице битума меховую кепку с дымящимися ворсинками на козырьке.