Сергей Палий. Плазмоиды

Сергей Палий
Плазмоиды

Пролог

   Чужое небо замерло.
   Ясное и глубокое, с призрачной короной Солнца, рвущей голубизну, оно вселяло в душу ощущение излишка пространства и безграничности времени, оно сминало своей чрезмерностью.
   Неба здесь было чересчур много.
   Вообще северная природа отличается удивительной способностью – заставлять человека молчать. Эти величественные деревья, сизые конусы гор, нетронутые снега не хотят слышать речь: им чужды переживания и эмоции, мечты и мысли, которые порождают слова. Им нужна тишина, чтобы всегда оставаться на грани дикого искушения.
   Закричать под тяжестью обманчивой ласки неба…
   Автобус прыгнул на кочке, и пятнадцать пассажиров дружно клацнули зубами. С сиденья грохнулся в проход чей-то рюкзак, внизу надрывно затрещал механизм трансмиссии, с задних мест донеслись негромкие, но выразительные матюги.
   Щуплый водитель яростно завертел руль вправо. Колеса тут же пошли юзом по наледи, заставив шофера крутануть баранку в обратную сторону и вдавить педаль тормоза, чтобы остановить занос, но увы – через секунду древний «пазик» уже вписался в сугроб и со скрипом распорол пушистую белизну снега. Двигатель недовольно заворчал и заглох.
   – Сели, – констатировал Мишка. Он был старостой группы и главным паникером.
   – Встали! – крикнул шофер, набрасывая телогрейку. – И пошли толкать.
   – А тросом нельзя? – спросила Надя Колышева, сморщив носик.
   – Можно хоть тросом, хоть насосом, – сказал водитель, открывая дверь, – только толкать автобус так и так придется вам. Здесь на двадцать километров – ни единой души.
   – Сели, – повторил Мишка. Высунул голову в проход и укоризненно скривился, буркнул: – Кто тебя за язык тянул, Ропотюк? На рыбалку, блин, поехали… Я места знаю… Красотища неописуемая… Могли бы спокойно на водохранилище поудить рыбку, всего-то пару станций на электричке от студгородка. И ведь всю группу взбаламутил, геолог хренов! Черт-те куда приперлись.
   – Здесь хариус водится, – сказал Сашко Ропотюк, надевая рукавицы-голицы. – И семга.
   – А также застрявший в сугробе автобус со студентами. И как только у хохлов в такой мороз сало на боках не застывает.
   – Шовинист ты, Михаил…
   Снаружи водитель постучал черенком заступа по стеклу и призывно замахал свободной рукой.
   – Точно – сели, – в последний раз повторил Мишка и натянул шапку до самых глаз.
   Через час стало ясно – автобус застрял основательно.
   Девчонок загнали в салон, а разгоряченные от физической нагрузки парни побросали лопаты и встали в кружок, чтобы передохнуть и посовещаться. Водитель закурил папироску и объявил, что километрах в двадцати пяти есть небольшой поселок, и там у него имеется знакомый тракторист. Было решено, что он с двумя ребятами отправится за подмогой, а остальные останутся ждать, греясь в автобусе. – Ежели Алексеича трезвого застанем, обернемся часов через пять, – сказал напоследок шофер. – Вот ключи, мотор раскочегаривайте раз в полчаса на пять минут, чтобы поддерживать тепло. Не больше, а то бензин пожжете – вообще не уедем.
   Взяв с собой Матвеева и Шамотина, он твердым шагом двинулся по дороге, изредка пуская в сторону клубы папиросного дыма.
   Остальные вернулись в салон.
   – Отлично, – тут же заявил Мишка, – теперь нас осталось тринадцать. Я балдею.
   – Да перестанешь ты паниковать, в конце-то концов! – всплеснула замерзшими руками Машуня. – Есть здесь джентльмены, способные согреть даме руки?
   Сашко молча сел рядом с ней и нацепил на покрасневшие девчачьи ладошки свои теплые рукавицы.
   Солнце клонилось к горизонту, бросая на заиндевевшие окна россыпи бликов. Температура за последний час ощутимо упала, теперь снаружи уже было градусов десять ниже нуля. Сквозь щели в дверях мороз все ближе подбирался к людям, старающимся отогнать его своим дыханием.
   Вадик Гинзбург перебрался через перегородку, уселся на водительское место и, неумело поковырявшись ключом в замке зажигания, завел мотор.
   Через некоторое время в салоне слегка потеплело.
   – Глуши, а то бензин кончится.
   Вадик повернул ключ. Урчание стихло.
   – Вот остынет движок, и хрен мы его потом заведем, – прокомментировал Мишка, кутаясь в дутую куртку.
   – А потом на нас свалится метеорит, – добавил Петька Зайбеш.
   – И каверна под колесами разверзнется, погребя под собой грешные студенческие души, – зловеще закончил Вадик, высовываясь с водительского места.
   – Дебилы. – Мишка обиделся и отвернулся к окну, уставившись на ледяные рисунки.
   Солнце садилось.
   Постепенно все девчонки закопошились, перебрались к парням и прижались к ним. Стеснительность и скромность отступали перед неотвратимым натиском стужи.
   – А вдруг они не вернутся? – неожиданно нарушила молчание Надя Колышева.
   Двенадцать пар глаз мгновенно уставились на нее.
   Осуждающе, испуганно, снисходительно.
   – Да я просто так в общем-то… Предположила.
   – Хорошо хоть мы не забрались в зону, где ночь полярная, – пробормотал Петька Зайбеш, глядя в антрацитовую тьму за покрытым узорами окном.
   – То, что она обыкновенная, тебя сильно утешает? – буркнул Мишка. – Замерзнем здесь к едрене фене. Вадик, включи мотор, а то уже ноги сводит.
   – Не время. Только двадцать минут назад заводили.
   Мишка вздохнул и плотнее прижался к Светке Пчелиной. Девушка посапывала, умудрившись задремать от усталости даже в такой холод.
   – Покурим? – предложил Сашко Петьке.
   – Угу. Пошли. Вадим, открой дверь на секунду.
   – И так дубак, а вы еще в салон воздух пускаете, – проворчал Гинзбург, но повернул ручку.
   Петька с Сашко, покрякивая от хлынувшего в лицо мороза, спрыгнули на снег. Двери за ними со скрипом захлопнулись. Ропотюк достал сигареты, одной угостил Зайбеша и закурил сам.
   – Градусов двадцать? – предположил Петька, ежась.
   – Да. Уже четыре часа их нет. Хоть бы позвонили…
   – Ну, мало ли. Мобильники разрядиться могли. Они же на звонки не отвечают.
   – Не отвечают. Половили, блин, рыбку.
   – Что делать-то будем, если через час не вернутся?
   – Надо подумать. Михаил еще паникует по поводу и без.
   Сашко переступил с ноги на ногу и запустил окурок в сугроб, собираясь возвращаться в автобус. И вдруг замер, уставившись куда-то вверх. Петька проследил за его взглядом и тоже обомлел.
   На небе, над чернильной кромкой леса, едва заметно светилась дуга. Она была похожа на радугу, только гораздо более крутая и однородного матово-желтого цвета.
   – Скорее идите все сюда, – стукнув в стекло, крикнул Петька. – Полярное сияние! Да скорее же вы!
   Двери с еще более заунывным скрипом распахнулись, и ребята посыпались из автобуса на утоптанную в снегу площадку.
   – Ух ты! – воскликнула Машуня, задирая голову. – Никогда не видела такой красоты!
   – Что-то не нахожу я в этом тлеющем кольце особой прелести, – привычно возразил Мишка, беря Светку Пчелину за руку. – Будто призрачный шар какой-то…
   Свечение визуально казалось близким. Создавалось ощущение, что оно нависает над застрявшими в поле студентами.
   – Смотри-ка, Сашко… – Петька прищурился. – А тебе не кажется, что оно стало ярче?
   Сашко промолчал. Он выглядел озадаченным и слегка напуганным.
   – Точно! – тыча пальцем в небо, крикнул Вадик. – Сильнее становится.
   Дуга буквально в считанные минуты еще круче изогнулась и теперь напоминала практически правильное кольцо диаметром метров пятьсот. Интенсивность свечения действительно ощутимо возросла. Теперь студенты уже могли различить на снегу собственную тень.
   – Облаков нет. – Петька жестом попросил у Ропотюка вторую сигарету и закурил.
   – И что? – почему-то шепотом спросила Надя Колышева.
   – Ночь ясная, посмотрите вокруг. А внутри кольца этого… звезд не видно.
   Наступила тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием снега под подошвами. Ребята даже забыли про холод и открытые двери автобуса – нечто пугающее было в этом сиянии. За последнюю минуту оно стало еще более ярким, края желтого кольца приобрели красноватый оттенок.
   Мишка расстегнул куртку.
   – Замерзнешь, – машинально одернула его Светка Пчелина, не отрывая взгляда от дуги.
   – Да не холодно же, – расхрабрившись, откликнулся Петька и тоже расстегнул молнию на дубленке.
   – А ведь и правда… – прошептала Надя, – стало теплее. Неужели не чувствуете?
   Ребята сняли перчатки, кое-кто даже шапку стянул. Температура стремительно повышалась – навскидку уже было около нуля.
   – Мне страшно, – озвучила наконец общую мысль Машуня, прижавшись к плечу Сашко. – Какое-то странное полярное сияние… Разве от них становится теплее?
   – Куда ты нас завел, зараза? – дрожащим голосом сказал Мишка. Парень был на грани серьезной истерики. – Ропотюк, что это за дрянь?
   Дуга окончательно превратилась в кольцо, стал заметен даже нижний край. А внутри и впрямь не было видно звезд, будто это был гигантский шар, светящийся по кромке. От него уже явственно веяло теплом. Сашко провел по бледному лицу руками, словно сбрасывая невидимый морок, и проговорил:
   – В этих широтах не бывает полярных сияний. Мы слабенькое сияние, а потом сильнейшее непродолжительное находимся гораздо южнее шестьдесят седьмой параллели.
   Третья сигарета повисла у Петьки на губе и обожгла подбородок. Он зашипел от боли, выплюнул окурок и захлопнул челюсть. Свет от кольца уже превратил ночь в подобие пасмурного дня. – Смотрите, – еле слышно произнесла Надя, инстинктивно пятясь назад, – впереди снег тает…
   И тут шар вспыхнул слепящим оранжевым пламенем, превращая окрестности в полыхающий ад.
   Чужое небо рухнуло.
   Необычное явление российские метеорологи зафиксировали прошлой ночью в Карелии. Кратковременная магнитно-термическая вспышка, в результате которой был в буквальном смысле слова выжжен круг трехкилометрового диаметра. Произошло это в малонаселенном районе, но жители ближайших деревень утверждают, что видели какое-то слабенькое сияние, а потом сильнейшее непродолжительное свечение на горизонте. Примечательно, что явление было замечено лишь с наземных метеостанций, в то время как спутники не зафиксировали абсолютно никакого взрыва. На выжженном круге, к сожалению, оказался застрявший автобус с группой студентов, направлявшихся на отдых к побережью Баренцева моря. Видимо, все они погибли. На место загадочной трагедии сегодня утром вылетели врачи, спасатели и представители ФСБ, которые не исключают возможности теракта. Имена погибших сейчас уточняются…

Из on-line сообщения информагентства РИА «Новости»

Часть первая
Соседи

Глава первая

   Семья – зеркало эволюции. Если внимательно вглядеться в отношения между родственниками, то проявятся черты настоящего естественного отбора. Показушное милосердие и вежливость до поры до времени скрывают под собой самую лютую ненависть и жестокость. И чем сильнее любовь, тем страшнее боль.
   В семье выживает сильнейший.
   К примеру, возьмем классическую конструкцию: отец, мать и ребенок. Если побеждает мужчина, то он находит себе другую самку, оставляя за чертой отбора мать с дитятей. Если берет верх женщина, то получается с точностью до наоборот. А при доминировании ребенка эволюция жестким пинком отбрасывает на задний план родителей, превращая чадо либо в циничную тварь, либо в хитрого приспособленца.
   И это только типовые, самые распространенные варианты. Для учебников. В реальной жизни существуют еще миллиарды комбинаций. Но сама модель не меняется.
   Семья остается современной версией отсева слабейших…
   Долгов допил шестую чашку кофе и с тихим стуком отставил ее в сторону. Кафе, где он сидел уже около полутора часов, практически опустело, официантки все более недружелюбно стреляли глазами в сторону припозднившегося посетителя, который не заказывал ничего, кроме эспрессо. За стеклом с неоновой вязью рекламы виднелся тихий переулок, запорошенный снегом, и каменная стена дома с единственной дверью и неприметной вывеской «Спортклуб „Фигурка“.
   Максим сам не понимал, как смог опуститься до уровня подглядывания в замочную скважину чужой жизни.
   Или все же не чужой?
   С каждой минутой ожидания в груди усиливался неприятный, тянущий холодок, который уже очень давно не приходил к нему в гости. Холодок страха, боязни разочароваться. Воображение рисовало совершенно дурацкие картины, одна хлеще другой – от невинных объятий до диких оргий.
   Так, наверное, начинается недоверие? Закладывается первый кирпич в фундамент стенки, которая готова с фантастической скоростью взмыть ввысь, разбивая судьбы…
   Из-за поворота бесшумно вывернула машина с тонированными стеклами, которые в тусклом свете фонарей казались и вовсе непроницаемыми. Представительский «BMW» с незапоминающимися номерами плавно припарковался на противоположной стороне переулка. Из салона никто не вышел, но фары не потухли, продолжая высекать два конуса в вечерней мгле.
   Подозвав раздраженную официантку, Долгов попросил еще одну чашку кофе.
   – На этот раз обыкновенный черный. И добавьте немного коньяка, – сказал он девушке.
   – Вам какого? – манерно приподняв узкие брови, поинтересовалась она. – «Московского»? Или…
   – Десятилетний «Ахтамар», будьте добры.
   Официантка замерла с ручкой и блокнотом, подняла взгляд на Максима, продолжающего наблюдать за роскошным автомобилем. На его напряженном лице отражались разноцветные неоновые отсветы.
   – У нас нет такого, – наконец произнесла девушка.
   – Что?.. А-а… Тогда вообще – без коньяка.
   Все еще озадаченно глядя на чудного клиента, официантка забрала со стола пустую чашечку и ушла выполнять заказ.
   В желтом свете уличных фонарей замельтешили мелкие хлопья снега. Водительская дверца «BMW» неожиданно открылась, и из нее вышел высокий, сухопарый на вид парень, поспешно раскрывая зонтик.
   Долгов продолжал смотреть на машину. «Интересно, – подумал он, – Сережа один, или в салоне кто-то остался?»
   Тем временем водитель подошел к двери спортклуба и набрал код на домофоне. Перекинулся парой слов с невидимым собеседником и закурил, привалившись плечом к стене.
   Минут через пять она вышла – в коротком пальто, сапожках, с дамской сумочкой на плече. Зябко поежившись, скользнула под зонт к водителю и рассмеялась. Из-за толстого стекла кафе это выглядело как беззвучный оскал. Пригнув голову, она скользнула на заднее сиденье, водитель захлопнул за ней дверь и, обойдя машину сзади, сел за руль. Но «BMW» продолжал стоять на месте.
   Сердце у Максима екнуло.
   Он поднялся, отодвинув стул, положил на барную стойку несколько купюр и двинулся к выходу.
   – Ваш кофе, – сказала ему в спину официантка. Вздохнула и поставила поднос рядом с оставленными деньгами. Сумма превышала стоимость заказа раз в десять.
   Выйдя на улицу, Долгов быстрыми шагами направился к машине, чувствуя, как предательский холодок в груди превращается в настоящий мороз.
   Водитель Сергей, видимо, узнал босса и вышел к нему навстречу.
   – Максим Валерьевич? Вы здесь откуда? Что-то случилось?
   Долгов, не ответив, распахнул заднюю дверцу и сунул голову в салон.
   Маринка была одна.
   Испуганно отшатнувшись, она мазнула помадой по щеке и вгляделась в лицо Максима. Наверное, в свете верхней лампочки оно выглядело зловеще.
   – Ты что, дурак совсем, так пугать?
   – Почему не поехали сразу, как ты села?
   – Губы подкрасить собралась, – оттирая салфеткой помаду, проворчала Маринка. – Вот, полюбуйся. Физиономию из-за тебя подкрасила, а не губы, блин…
   Долгов тупо улыбнулся, с удовольствием ощущая, как стужа в грудине позорно бежит, уступая место приятному теплу.
   Он караулил жену, подозревая ее в измене. Абсолютно беспочвенно подозревая, свинья этакая.
   Зная точное время, когда машина заезжает за Маринкой в спортклуб и отвозит домой, он заранее пришел и ждал в кафе напротив. А чего он, собственно, ждал? Что она выйдет не одна? Или в салоне «бэхи» будет восседать холеный хахаль?.. Бред какой-то. Паранойя. Получается, что он не доверял Сергею – собственному шоферу, который работал на него уже два с лишним года. Не говоря уж о законной супруге и любимой женщине в одном лице…
   – Максим, что с тобой? – обеспокоенно спросила Маринка, привычно чмокая его в губы. – Ты пьян?
   – Я? – Долгов наконец сел в машину и захлопнул за собой дверь. Почти сразу на водительское место забрался Сергей и вопросительно обернулся.
   – Домой, Сережа, домой, – кивнул Максим.
   Автомобиль плавно тронулся.
   – Вроде перегаром не пахнет, – хмыкнула Маринка, внимательно разглядывая себя в зеркальце – не осталось ли следов помады на щеке.
   – Я… я не пьян… А знаешь что, давай уложим Ветку спать и поедем в какой-нибудь ресторан, поужинаем вдвоем? Шампанское и все такое… Как ты на это смотришь?
   – Да что с тобой стряслось? – отрываясь от зеркальца, нахмурилась Маринка. – Я ж терпеть не могу шампанское… Забыл?
   – Когда она родилась, ты очень… э-э… округлилась, – невпопад ответил Максим, продолжая по-идиотски улыбаться. – А с тех пор, как ты пошла заниматься аэробикой, формы приобрели манящую аппетитность. Тебе так очень идет, я серьезно. Раньше совсем худышкой была, потом – пампушкой, а теперь ты миниатюрная богиня… – Долгов осекся. Через секунду поправился: – Нет, теперь ты миниатюрный ангел. Как прошла тренировка?
   – Замечательно, в общем. Клуб элитный, дорогой, публика приличная. Что я рассказываю – сам знаешь… А ты-то что здесь делал? Меня, что ль, караулил, балбес?
   Она натянуто рассмеялась.
   – Я просто пил кофе в кафе напротив. Просто пил кофе.
   Долгов наконец перестал улыбаться и в упор уставился на нее.
   Маринка тоже смахнула улыбку с лица и с испугом подняла глаза на мужа, не зная, как реагировать на столь необычное поведение. Осторожно взяла его за руку и невольно вздрогнула, почувствовав, какие холодные у Максима пальцы. Какие они ледяные.
   Как-то странно начинался этот зимний вечер…
   Машина уже неслась по Садовому, пугая редкие снежинки и владельцев тихоходных авто.
 
   Охранник в подъезде поприветствовал их кивком головы и вновь углубился в чтение новостной ленты на мониторе.
   В лифте ехали молча, не глядя в глаза друг другу, – впервые за четыре года совместной жизни незримая пленка натянулась между ними, впервые не нашлось слов. Лишь когда двери бесшумно открылись, рука Максима нашла руку Маринки, и пальцы машинально сплелись.
   Квартира встретила их неразборчивым щебетанием телевизора и требовательным взглядом дочки из-под темной челки.
   – Родители, – очень солидно заявила Ветка, – я хочу научиться играть в компьютер и стать чемпионкой по киберспорту. Мне уже почти пять.
   – Так в чем проблема? – поинтересовался Долгов, скидывая плащ и вешая его в стенной шкаф.
   – В группу берут с шести.
   – И что ты предлагаешь?
   – Соврать.
   – Отклоняется. Будешь пока тренироваться дома, а когда исполнится шесть – мы запишем тебя в школу киберспорта. – Он подумал и добавил: – А заодно и в обычную школу.
   Ветка нахмурила лобик и, демонстративно развернувшись, ушла в детскую. Два ее хвостика на голове обиженно раскачивались из стороны в сторону. Уже из комнаты раздался крик:
   – Хотя бы расскажите мне про Марс.
   У Маринки из рук вывалилась сумочка и с глухим шлепком ударилась об пол. Максим, так и не успев снять ботинки, в два прыжка оказался в детской и уставился на плазменную панель, на которой мелькали кадры, записанные с камер, встроенных в шлемы скафандров. Этот диск они решили не утилизировать, сохранить и спрятали его в дальний угол бельевого шкафа, под стопки простыней, но за пять лет так ни разу и не достали, чтобы пересмотреть.
   Хватало памяти. И снов.
   – Говорила тебе, надо было няню подыскать, – сказала из-за плеча Долгова Маринка осипшим голосом. – Самостоятельность решил у ребенка вырабатывать… Педагог хренов.
   Ветка сидела на полу, скрестив ножки, и с интересом наблюдала, как панорама гор Фарсида проплывает на экране. Вот показались спины двух космонавтов с пристегнутыми кислородными баллонами. Вот оливкового цвета гряда, скалистый выступ… Человеческий силуэт, прикованный к каменным глыбам…
   Из колонок раздался прерываемый помехами голос Долгова: «Торик, не молчи. Наверн… это глупо говорить… Но мне страшно…»
   Какой-то незнакомый, далекий, почти забытый голос…
   Максим схватил пульт и вдавил кнопку «стоп», чуть не проломив большим пальцем пластмассовый корпус. Сердце трепыхалось, как язычок пламени, в висках стучала кровь, ноги, казалось, превратились в неуклюжие протезы.
   – Пап, это же вы с мамой там, – сказала Ветка, поворачивая голову. – Я голоса узнала. А что это за город – Марс? Это за границей? Я в поисковике еще не успела проверить…
   – Да, Ветка. Это очень далеко за границей.
   – А мы поедем туда?
   – Нет. Никогда.
   Маринка плавно сползла по стене коридора и осталась сидеть на корточках, уткнув лицо в коленки.
   Ветка вскочила и подбежала к ней, обняла.
   – Мам, ты чего?
   – Ничего, Вет, просто устала.
   – Пурумкаешь?
   – Ага… пурумкаю.
   У Ветки, как у любого нормального ребенка, был набор «своих» слов, о точном значении которых можно было лишь гадать. Причем смысл мог меняться в зависимости от времени, настроения и обстоятельств, но иногда девочка той или иной фразочкой настолько метко попадала в самую суть процесса, чувства, ситуации, что слегка пугала родителей. К примеру, сейчас «Пурумкаешь?» приблизительно означало: «Размышляешь? Озабочена? Растеряна?»
   Максим неточными движениями вытащил из плеера диск, сунул его в коробку и проговорил:
   – Зачем ты копалась в простынях?
   – В простынях? – Ветка непонимающе уставилась на него, собрала розовые губы в звездочку. – А-а… Поняла! Пурум! Я просто хотела построить «домик» из подушек, и мне понужнались… стали нужны занавески. Вот.
   Долгов осторожно отлепил дочку от Маринки, подхватил на руки и крепко прижал к себе. Поводил носом по ее хвостикам, пахнущим каким-то травяным шампунем, поцеловал в шею, в щечки, в лоб.
   – Пап, ты чего лижешься? – захихикала девчонка, смешно болтая ножками.
   – Вета, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще смотрела этот диск, – прошептал он, ей в самое ушко. – Ты поняла меня?
   Она покивала. Только в самых серьезных случаях родители называли ее Вета, а не Ветка.
   – Покорми ребенка, – попросила Маринка, вставая и уходя в прихожую.
   – Ты голодная? – спросил Максим, продолжая прижимать дочку к себе.
   – Ну-у… – протянула она, – я не голодная, но хочу есть.
   – Это вредно, – рассеянно произнес Долгов. – Стройной не будешь.
   – И пускай! Пурум! Я хочу есть!
   – Хорошо, не ной. – Он осторожно поставил ее на ноги. – Пошли. Только после того, как перекусим, сразу умываться и спать.
   Ветка одернула бежевую юбочку, дунула снизу вверх на челку и сообщила:
   – Только, чур, я буду пать сегодня в «домике». Посоплю-посоплю и запну, как бурундучок.
   – Отклоняется пать в «домике». Пошли йогурт трескать…
   После того, как Ветка наконец заснула, свесив ручонку с кровати, Долгов с Маринкой сели на кухне и молча уставились на бар. Через минуту оба встали. Не согласовывая действия друг с другом, Максим откупорил бутылку коньяка, а Маринка сполоснула и тщательно протерла два фужера.
   Выпили граммов по сто залпом. Зажевали нерезаным лимоном, по очереди откусив от него вместе с кожурой. Сморщились.
   – Как думаешь, запомнит? – проговорила наконец Маринка, поправляя халатик.
   Долгов лишь пожал плечами. Последние полчаса он пребывал в какой-то прострации, воспринимая мир сквозь мутную пелену. Что-то слишком много дерьма свалилось на него за один вечер. Сначала эти идиотские подозрения насчет Маринки, потом диск, который случайно нашла Ветка, – диск, вскрывший алмазным скальпелем память тех ужасных лет. Память, оставшуюся на рубцах – глубоко в их душах.
   Противно запиликал мобильник. Максим глянул на определитель – звонил Шидлович, его представитель в Сургуте, занимающийся контролем финансовых операций по сбыту нефти. Гендиректор небольшой компании, хозяином которой являлся Долгов.
   Постучав пальцами по столу, Максим сбросил вызов и отключил телефон.
   – А я ведь никогда не видела этой записи, – вдруг сказала Маринка, глядя в большое окно, за которым внизу мелькали огоньки машин на проспекте Мира. – Я же тогда осталась в модуле, не пошла с вами. А потом как-то не хотелось возвращаться к оставленным в прошлом воспоминаниям и смотреть диск.
   – Тебе и не стоило этого видеть.
   Маринка усмехнулась краешками губ и перевела взгляд на Долгова.
   – Столько лет прошло, Максим. Ты постарел.
   – А ты повзрослела.
   – Нет. Я повзрослела в тот день, на борту шаттла… Когда мы впервые были близки с тобой, в невесомости. Помнишь? Я повзрослела, когда увидела как самолет падает на стадион, полный народу… Помнишь? Я повзрослела, когда они забрали наш огонь.
   Максим помнил. Да так отчетливо, словно это произошло вчера. Хотя с тех пор минуло уже восемь долгих лет…
   Это случилось накануне XXX Олимпийских игр, которые должны были пройти в Москве – в июле 2012 года. За день до начала Олимпиады таинственным образом исчезли около трехсот сильнейших спортсменов со всего мира, претендентов на золотые и серебряные медали. Сутки все ломали голову – кому понадобилось совершать эти похищения. В них, на первый взгляд, отсутствовала логика. И вот, в момент когда факел уже готов был вспыхнуть олимпийским пламенем над Москвой, появились они.