Сквозь розовую пелену, дрожащую перед глазами, Максим увидел свой дом.
   Ближняя боковая стена была в двух местах прожжена, и часть ее обрушилась, обнажая дымящиеся внутренности чьих-то квартир. Вокруг валялось множество обломков бетонных перекрытий, столбов и рекламных щитов, сам проспект Мира был забит столкнувшимися машинами, а сквозь оставшуюся щель бесконечным потоком в обе стороны сочились люди. Чуть поодаль, возле разбитого купола станции метро, виднелись следы брошенного эвакопункта: разбросанные по снежной жиже ограждения, целая гора скарба, в которой копались несколько мародеров, остов сгоревшего автобуса. Множество уличных фонарей было разбито, поэтому весь этот пейзаж местами утопал в полумраке – словно темные язвы подтачивали жизнь…
   Долгов побрел поперек потока людей к дому, не замечая, как его толкают и обкладывают матом.
   Страшная, непредсказуемая, необъяснимая атака с воздуха закончилась десять минут назад. Так же внезапно, как началась. Вслед за этим небо перестало переливаться цветными волнами и приобрело нормальный оттенок столичной ночи. Не считая дыма и пепла, которые разносились ветерком над развалинами гигантского мегаполиса.
   Несмотря на прекращение чудовищной бомбардировки, сотовая связь так и не восстановилась. Не работало телевидение, молчало радио, висели все серверы Интернета, во многих районах были перебои с электроэнергией из-за поврежденных подстанций, сбоили водоснабжение и канализация, не везде сохранилась нормальная подача газа.
   Милицейские и военные машины проезжали то тут, то там и по громкоговорителям советовали жителям взять предметы первой необходимости, суточный запас пищи и проследовать к ближайшему эвакопункту, чтобы покинуть город. По слухам, в Подмосковье уже разворачивали первые палаточные городки для беженцев. Над особенно сильно пострадавшими кварталами кружили вертолеты МЧС, а иногда в вышине слышался далекий гул истребителей – военные самолеты на свой страх и риск летали практически «вслепую», потому как радиосвязи между экипажами и диспетчерами не было. Временами по улице, разгоняя толпу, с громким лязгом проползал танк. Правительство молчало – складывалось ощущение, что никто не знает: что произошло, что делать и чего еще ожидать. Связи с другими городами не было, словно кто-то специально перерубил все доступные каналы, в том числе – оптоволоконные, радиорелейные, спутниковые и даже самые обыкновенные проводные. Некоторые утверждали, что от нападения пострадала только Москва, другие же считали, будто и остальные мегаполисы подверглись таким же массированным ударам.
   Первая волна паники поутихла. Наступило время осмысления событий и настоящего, глубокого, всепоглощающего страха, от которого некуда деться…
   Максим слегка восстановил дыхание и вновь перешел на бег. Он, перепрыгивая через бетонные плиты, куски арматуры и тлеющие доски, добрался до подъезда.
   Охранника на месте не было; его компьютер таращился безжизненным зрачком монитора на ряды почтовых ящиков и был покрыт копотью. Но лифт, как ни странно, работал. Долгов окоченевшим, испачканным в саже пальцем вдавил кнопку вызова – сверху раздался глухой гул спускающейся кабины.
   «Хоть бы дождались, хоть бы дождались…» – трепыхалась единственная мысль.
   Лифт…
   Десятый этаж.
   Выйти… Площадка… налево и прямо…
   Общая стальная дверь была распахнута настежь. В коридоре горел свет, но никого не было. Обувь оказалась разбросана, будто соседи впопыхах собирались и уходили прочь. Возле тумбочки кверху полозьями валялись старинные детские санки. Максима кольнуло предчувствие беды, взрывающее пустоту внутри сердца…
   Он подбежал к двери своей квартиры, дернул за ручку – заперто. В отчаянии он принялся колотить по дорогой обивке ногой и ритмично жать на кнопку звонка одновременно.
   – Маринка! Открывай! Ветка! Слышите меня!
   Из разбитой губы вновь засочилась кровь. Долгов ощутил, как розовая пелена, висящая перед глазами, будто становится все плотнее. Раскаленные слезы жуткого страха слетели с ресниц.
   Никто не открывал.
   – Стоп, – сказал он сам себе, прекращая долбить. – Нужно успокоиться. Если они не открывают, это вовсе не знач-чит, ч-что их там нет. Ключи… Конечно, кретин, у тебя же есть ключи…
   Крупная дрожь продолжала бить Максима. Он не хотел, не желал, не имел права чувствовать себя бессильным! Привычным движением он сунул руку в карман плаща, чтобы достать связку ключей…
   Кисть прошла сквозь ткань… Как это?
   Он перевел взгляд вниз, и сердце екнуло… Кармана не было. Его оторвали еще в толкучке возле МИДа.
   – Нет-нет-нет, тихо… – сцепив пальцы в «замок», забормотал Долгов, чувствуя, как приближается безумие.
   В следующий миг он с утроенной силой бился в дверь собственного дома, где должны были быть Маринка и Ветка. Не помня себя, он кричал что-то, срываясь на хрип, матерился, молил, угрожал, шептал ласковые слова…
   Дверь оставалась заперта.
   Никто ее не открыл.
   Никто даже не появился на лестничной клетке, чтобы посмотреть на обезумевшего мужика с разбитым лицом, в рваном плаще и грязных брюках, молотящего кулаками по бесчувственной коже, под которой притаилась сталь.
   Лишь разбросанная обувь и перевернутые санки были тому свидетелями.
   Наконец Максим выдохся. Он сполз на пол и прислонился спиной к неприступной двери. Глубоко вздохнул. Способность рассуждать здраво постепенно возвращалась к нему…
   Долгов поглядел на костяшки своих пальцев, которые должны были превратиться в сплошные раны, и вздрогнул.
   Его руки были покрыты тонкой корочкой льда.
   Максим инстинктивно разжал кулаки и резко отстранил ладони от себя, словно хотел их отбросить подальше. Лед разлетелся на мелкие осколки.
   – Неужто так сходят с ума? – тихо произнес Долгов и хотел добавить что-то еще, но тут его взгляд упал на сложенный вчетверо альбомный лист, валяющийся под тумбочкой.
   Повинуясь истерично заверещавшему внутреннему голосу, он схватил его и развернул… Ну наконец-то! Максиму показалось, что его сердце за несколько следующих ударов втолкнуло в аорту двойную порцию крови.
   Сквозь розовую пелену он любовался выведенными через копирку буквами, написанными почерком Маринки, и тихонько смеялся от счастья. «Как же так могло получиться? – думал он. – Наверное, записка была всунута в щель между дверью и косяком, а когда я начал стучать, ее отнесло под тумбочку. Только Маринка, умница моя, могла догадаться оставить дубликат послания снаружи, учитывая, что в суматохе можно посеять ключи… Умница ты моя! Молодчина! Любимая… Но откуда у нас в доме взялась копирка? Вот уж не думал, что посреди двадцать первого века такую бумагу еще можно где-то найти…»
   Лишь спустя минуту Максим сумел сконцентрироваться и начать читать торопливое, местами сумбурное послание.
   Макс! Происходит что-то ужасное! Все телефоны отрубились, никак не могла с тобой связаться. Ветка в истерике, за окном какой-то хаос творится, ни одна программа по телевизору не работает! Пришли военные и милиция, начали кричать, что всем нужно срочно эвакуироваться или спускаться в бомбоубежище, но насильно никто никого заставлять не собирается. Бомбоубежище наше ты видел – это склеп для суицидников-мазохистов… Сначала я хотела остаться и дождаться тебя, но потом испугалась за Ветку – а вдруг в нашу квартиру попадет одна из этих молний? Поэтому я согласилась. Убраться бы к чертовой матери! Нам сказали, что по этому направлению людей эвакуируют в Сергиев Посад, но я отказалась и попросила, чтобы нас самолетом доставили в Симферополь, подальше от этой мясорубки. Ты же помнишь, что в Алупке живет моя двоюродная сестра! Мы побудем у нее, пока не закончится война… или что это вообще такое?.. Не важно… Адрес написан ниже. Как только телефон подключат, сразу позвоню! Прилетай к нам скорее! Ветка все время сквозь рев спрашивает, где папа, ревет все время… Впопыхах пишу, так что если что-то путано – не обессудь… На всякий случай копию в дверь воткну, кстати… Думала, никогда копирка не пригодится, а выкинуть все никак не решалась – а вот как вышло, пригодилась… Военные сперва наотрез отказались нас везти в аэропорт, сказали, что все гражданские полеты отменены из-за метеоусловий и отсутствия радиосвязи, но я предложила им до хрена денег, наличку, которая дома была, отдала, акции и несколько карточек. Пошушукались с офицером и сказали… солдаты, в смысле… что можно попробовать уговорить какого-то там генерала и посадить нас на спецрейс Минобороны, следующий на Украину… Ой, Макс! Дом содрогнулся! Кажется, одна из этих штук попала по стене… Все, нам пора выходить. Взяли самое необходимое. Любим тебя. Приезжай!
Маринка и Ветка.
   Ниже был приписан адрес.
   Вот и все.
   Дальше – длинная пустота. Дальше – лишь эфемерная надежда, что они благополучно доберутся… Что самолет не собьется с курса и совершит посадку «вслепую»… Что там, в Крыму, спокойно… что… смертоносный огненный дождь больше не будет падать на головы людей… что…
   Максим опустил руку с письмом и вгляделся в груду обуви. Среди месива из ботинок, кроссовок, тапочек, туфель, сапог и хоккейных коньков виднелся носочек Веткиной сандалии. Крохотный голубенький кусочек замши.
   Долгов встал и выгреб его из-под грязных подошв…
   Крохотный голубенький кусочек родного неба.

Глава третья

   – Никогда не думал, что придется по ней ехать, – сказал заместитель министра обороны, придерживаясь за поручень. Сидеть ему не хотелось. – Слышать слышал, но бывать не приходилось. Она ведь секретная?
   – Ты имеешь в виду эту ветку метро? – уточнил генерал. – Ни хрена она не секретная. Как построят что-нибудь новое под землей, сразу же диггеры все излазят. Везде нос свой любопытный суют.
   – Кто-кто? Какие еще диггеры?
   – Считают себя хозяевами подземелий, исследуют заброшенные тоннели, бункеры, каверны. Даже канализации под городами. Составляют карты и иногда, болваны этакие, выкладывают их в Интернет…
   – Но это же военный объект! Он охраняться должен.
   – Эти кроты в любую щель пролезут. Если нужно какую-нибудь диверсионную операцию провернуть или еще что опасное под землей, то лучших исполнителей не найти. Никакие спецназ с десантурой им ниже уровня моря и в подметки не годятся.
   – Да уж, век живи…
   Свет в вагоне на несколько секунд погас, затем, померцав, вновь загорелся.
   – Хотелось бы… век, – буркнул генерал, вспоминая летящие с неба огненные шары.
   Даже его, старого вояку, боевого офицера, до мурашек пробрало это зрелище, когда весь штаб подняли по тревоге среди ночи. Сначала комсостав решил, что это ракетный удар, но довольно скоро стало ясно – нет. Разрушительные сгустки энергии не были похожи ни на снаряды, ни на бомбы, ни на какие другие известные средства воздушной атаки. Это было что-то принципиально новое. ПВО ничего не могло поделать: ракеты, пущенные наперехват, сбивались с курса, мазали, вся их современная электронная начинка «сходила с ума». Истребители, которые по приказу командующего ВВС взлетели с подмосковных аэродромов, тоже оказались бессильны – они сгорали, словно сделанные из папиросной бумаги, при столкновении с шарами. С орбитальных станций и комплексов слежения за околоземным пространством не поступало никаких новостей: связь отключилась в первую же минуту атаки. Из-за этого оказалось практически невозможно координировать действия военных подразделений. Радиоволны словно «вязли» в воздухе. Хорошо хоть эвакуировать гражданское население удалось более-менее организованно: спасибо спасателям и милиции – помогли.
   Генерал с силой потер красные глаза сухими пальцами, машинально вытащил из футляра очки и водрузил их на переносицу. Поглядел, как за стеклом проносятся кабели, изредка мелькают желтые огни.
   Спец-линия вела из Кунцево в окрестности Кубинки, где на глубине пятидесяти метров располагался бункер. Она была предназначена для экстренной эвакуации командования вооруженных сил и ФСБ, членов правительства, президентского аппарата и прочих власть имущих в случае угрозы ядерной атаки. За сегодняшнюю ночь уже восьмой состав несся прочь из Москвы.
   Пожилой военный хмыкнул и покрутил в руках фуражку. Сколько он уже не ездил в метро? Лет пять, пожалуй, – с того времени, как липовые боги покинули Землю. М-да, зажрался на генеральском-то пайке и со спец-сигналом на крыше служебной машины.
   К заместителю министра подошел помощник и протянул планшетный PC с длинной таблицей на экране. Поезд мотнуло на стрелке, и компьютер чуть не вылетел из рук чиновника. Он чертыхнулся, сел на скамейку и принялся пролистывать выкладки аналитиков. Спустя минуту его светло-рыжие брови непроизвольно съехались к переносице.
   – Ну? Что твои ушлые архаровцы выяснили? – спросил генерал, снимая очки.
   – Удар был нанесен не только по Москве, – как-то беспомощно, по-детски обиженно засопев, ответил замминистра.
   – Это я знаю, – кивнул генерал.
   – Откуда?
   – Интуиция, сынок. Все ж немало лет я в военной разведке проработал.
   – Могли бы и поделиться соображениями.
   Чиновник захлопнул планшет, сморщившись при слове «сынок». «Этот вояка ни черта не понимает в политике, считает, что управлять можно только с помощью авторитета да божьей помощи, – подумал он. – На старых лаврах верхом скачет. Моя б воля, снял бы с должности сию минуту».
   Генерал лишь едва заметно улыбнулся, поглядывая на нахохлившегося политикана.
   Поезд начал притормаживать. Присутствующие в вагоне чиновники и военные нетерпеливо встали со своих мест. Этот состав был уже полупустой, на нем ехали те, кто дольше всех оставался на местах, чтобы помочь организации обороны и эвакуации. Кто-то с целью выслужиться, кто-то по иной, не всегда понятной посторонним причине.
   Наспех повязанные галстуки, разномастные пиджаки и свитера, туфли за пятьсот евро и дешевые кроссовки, кое-как накрашенные жены и жмущиеся к ногам дети, портфели из натуральной кожи и дорожные чемоданы – все можно было увидеть в этой «шлюпке», плывущей прочь от гигантского тонущего лайнера. Все. Кроме безмятежности и радости.
   В глазах людей дрожал страх.
   Некоторые скрывали его за деловитой суетливостью, другие даже вяло пытались отшучиваться, но страх сквозил в каждом кубическом миллиметре сыроватого подземного воздуха… Страх слишком неподатлив, чересчур игловиден по своей природе, чтобы спрятать его за черным стеклом зрачков. Страх все равно пронзит роговицу и скользнет наружу.
   Наделенные властью, имеющие доступы к денежным щупальцам государства, крушащие судьбы и вершащие историю, привыкшие командовать сотнями людей, отдавать приказы и не глядя подмахивать дорогими ручками рапорты – все они оказались беззащитны под небом, вдруг разразившимся огненным дождем.
   Получилось, что некому стало раскрыть зонтик…
   Слева мелькнули какие-то служебные помещения, и потянулась ярко освещенная платформа. Поезд скрипнул тормозами и замер.
   Двери с облупленной надписью «Не прислоняться» разошлись.
* * *
   – Господа офицеры! – громко сказал человек в подполковничьих погонах.
   Бормочущие о чем-то друг с другом военные поднялись при виде входящего генерала, протирающего очки. Он был уже не тот, что четыре года назад, когда отправил под трибунал половину командного состава штаба: осунулся, изрядно полысел, обзавелся новыми морщинами – годы брали свое. Только вот почему-то при виде его высокого бликующего лба все равно хотелось встать.
   Вокруг восхождения этого человека к верхам военной власти витало множество слухов. Многие из них были связаны с неслыханной по дерзости операцией, которую он помог провернуть на каком-то секретном объекте в Сибири, но подробностей никто толком не знал, кроме нескольких высших государственных чиновников. Фактом оставалось лишь то, что после переполоха, устроенного взводом под его командованием в районе Томска, полетели не только погоны и головы.
   После этого трусливо сбежали «боги», лишившие планету огня.
   – Николай… – начал министр обороны, привставая из-за гигантского стола.
   – Если бы ты, Леша, служил под моим началом, то сейчас бы уже наполнял свои пещеристые тела кровью с бромом и вприпрыжку бежал драить напряженным членом сортиры.
   Министр опешил.
   – Ну, что вылупился, как начпрод на осетрину? – Генерал, вздохнув, опустился на стул. – Кто ж служебные документы кладет текстом вверх!
   – Здесь ставка командования, а не проходной двор. И секретов от присутствующих я не имею, – оправившись от шока, отрезал министр, но несколько бумаг, лежащих перед ним, все же автоматически перевернул.
   – Секреты тут действительно ни к чему. Дисциплина нужна, Леша. Иначе нам с тобой дальше этих сраных бумажек никуда не уехать.
   – Ладно, Николай, хватит балаган устраивать, – сухо произнес министр.
   Генерал надел очки и внимательно посмотрел на свои жилистые руки.
   – Выкладывай суть, – сказал он через десять секунд, и глубокая, кривая морщина взрезала костистый лоб. – Связь с другими пострадавшими городами установлена?
   – Связи нет. Только авиация. Пилоты передают сведения.
   – Как же они, болезные, без навигационных сигналов?
   – Почти «слепцами» летают.
   – Сколько крупных городов атаковано, кроме Москвы, Леша?
   Министр потер ладонями уши и щеки, словно не хотел ничего больше слышать, и ответил после паузы:
   – Двадцать семь. Только в России.
   По длинному кабинету с низким беленым потолком пронесся легкий гул. Видимо, цифра была для многих в новинку.
   – Уже поступили сведения о нападении на Нью-Йорк, Киев, Прагу, Стамбул, Токио, Тегеран. Вообще картина какая-то странная вырисовывается… С одной стороны, атакованы несколько десятков мегаполисов и больших городских агломераций, с другой… шары разнесли в клочья добрую сотню небольших ПГТ и деревень, явно не имеющих стратегического значения. В основном у нас – в России. Странный какой-то выбор целей… Хаотичный. Ладно, над этим аналитики пусть потеют.
   Заместитель министра, который ехал в метро вместе с генералом, вскинул светло-рыжие брови и обратился к непосредственному начальнику:
   – Алексей Иванович, но куда смотрели наши РВСН и ПВО? Военно-космические тоже маху дали…
   – Помолчал бы ты… «пиджак», – шепотом сказал коренастый офицер, командующий ракетными войсками.
   Он произнес это совсем негромко, но получилось так, что фразу услышали все присутствующие. На мгновение в кабинете повисла тишина.
   – Как ты меня назвал? – багровея, спросил заместитель.
   Ракетчик хотел было что-то ответить, но министр со всей дури шарахнул по столу кулаками, от чего лежащие перед ним бумажки пугливо разлетелись в разные стороны.
   – Отставить! – проорал он, заставив вздрогнуть заместителя. – Вы что, вконец рехнулись?! Нашли время выяснять, у кого члены длинней и звезды толще!
   Мужчины посопели, но продолжать перепалку не решились.
   – Дисциплина, – пожал плечами пожилой генерал, продолжая смотреть на свои руки. – Ты не отвлекайся, Леша. Скажи, какие потери среди гражданского населения.
   Министр снова потер уши.
   – Сейчас сложно сказать точно… Спасатели и МВД называли цифру… что-то около ста двадцати тысяч в одной только Москве. И раненых раза в три больше.
   – А что с военными?
   – Сухопутные и морские части практически не пострадали. А вот авиации досталось сполна.
   – Разрешите, господин министр? – подал голос командующий ВВС, чернобровый крепыш с орлиным носом. – Московский авиационный полк разбит подчистую. Потери составляют по приблизительным оценкам более шестидесяти процентов. Главным образом истребители и боевые вертолеты. В других эскадрильях дела получше, но и там ударная мощь серьезно пострадала. Пилоты – опытные боевые офицеры – в растерянности. Они просто не понимают, что делать в воздухе с противником, который неуязвим для пушек и ракет. Они не понимают, зачем их вообще бросили атаковать цели, которые по всем характеристикам подпадают под ведомство ПВО и стратегических ракетчиков! Сбиты даже семь самых современных истребителей-стелсов «Иван Кузнецов». Скажу прямо, если бы атака продолжалась еще полчаса, то остатки ударных групп пришлось бы возвращать на аэродромы, чтобы не потерять последний резерв… Я отдал приказ поднимать самолеты и вертолеты в воздух на свой страх и риск, не зная – имеем ли мы дело с пилотируемыми объектами противника… И теперь прошу об отставке.
   – Отказываю, – устало произнес министр. – В военное время подобные заявления по меньшей мере непатриотичны.
   – Какой, на хрен, патриотизм! Мы не выдержим повторной атаки, господин министр, – покачал головой командующий ВВС. – Бессмысленно губить ребят, не зная, как нанести хотя бы минимальный урон противнику.
   – Значит, мы узнаем. Есть какие-либо вести с орбиты?
   – Глушняк. Полная радиоблокада, – буркнул командующий военно-космическими силами, стукнув по нескольким клавишам на своем планшете. Тупо добавил: – Но шары – не метеориты. Они управляемы.
   – Это мы уже имели несчастье видеть.
   Пожилой генерал наконец оторвал взгляд от сухой кожи на своих руках и поднял глаза на министра.
   – Леша, у нас совсем нет времени.
   – И что ты предлагаешь? – взорвался тот. – Сыграть напоследок в кегельбан?! ФСБ, внешняя разведка, военные гнут извилины и спины последние пять часов, как проклятые! Что-то никто пока не смог разгадать намерений противника! Более того! Неизвестно, что за оружие он использует! Тактики и стратеги мозги свернули, пытаясь понять, по какому сценарию агрессор намерен вести дальнейшие боевые действия и намерен ли вообще! Президент отдувается на экстренном саммите ядерных держав в Брюсселе, где все, я уверен, тычут пальцем друг в друга и брызжут слюной! Люди, обыкновенные люди в панике! Вандалы громят все, что не успели разбомбить хреновы шары, а мародеры собирают оставшуюся после них падаль! Миллионы гражданских эвакуируют из ста с лишним крупных городов, во многих из которых введено военное положение…
   Он перевел дух и добавил на тон тише:
   – Хорошо сидеть здесь, под пятидесятиметровым слоем железобетона… Может, ты, Николай, разберешься в ситуации, а?
   – Разбираться мы будем вместе, – ответил генерал, оторвавшись от раздумий. – Но попробую кое-что разъяснить. Точнее, сам я полный профан в той области, о которой пойдет речь, но попросил одного старого приятеля, представить довольно любопытную гипотезу. И если она верна, нам не поможет даже километровый слой титана. Молись, Леша, молись, если веришь во что-нибудь, молись тысячу раз, чтоб эта гипотеза не подтвердилась.
   Министр нахмурился, но промолчал.
   – Подполковник, – обратился генерал к офицеру, сидевшему ближе всех к двери. – Будь любезен, проверь, не прибыл ли последний поезд из Москвы. Мне нужен человек по фамилии Буранов. Андрей Буранов.
   Подполковник кивнул и вышел.
   – И кто же этот… Буранов? – поинтересовался назойливый замминистра. – Обладатель сверхсекретного инопланетного оружия? Или, может быть, пророк?
   – Знаешь, если я пообщался с тобой в вагоне метро, это не значит, что ты имеешь право язвить, – проговорил генерал, даже не повернув голову в его сторону. – Ты офицер или говно?
   Замминистра вскочил, сжав кулаки, и оттолкнул пинком стул.
   – Да что ты себе позволяешь, старпер твердолобый?! – вскрикнул он. – Что ты понимаешь в политике? Ты кто такой, чтоб мне перечить?
   Генерал поднялся и, сделав два шага к взбесившемуся чиновнику, врезал тому в челюсть. Затем, хватанув за плечи, резко потянул на себя и приложил коленом под дых.
   Заместитель министра упал, свернувшись пополам и захрипев. Никто из офицеров не произнес ни слова.
   Генерал взял скорчившегося политикана за шиворот и с усилием поволок к выходу, приговаривая:
   – Я Пимкин Николай Сергеевич. Генерал-лейтенант вооруженных сил Российской Федерации, командующий разведывательными войсками, боевой офицер, имеющий четыре ордена и семь медалей, которые честно заслужил, подставляя собственную жопу под пули.
   Открыв дверь, он вышвырнул чиновника в узкий коридор, заставив отпрыгнуть в сторону часового. И добавил:
   – А вот ты и впрямь «пиджак».
   Пимкин вернулся на свое место, сел и снова уставился на сухие руки. На одной из костяшек остался кровоточащий след от двух зубов.
   – Грубовато, но справедливо, – натянуто усмехнулся министр через полминуты. – Ты, Николай Сергеевич, уволил товарища, избавив от сей противной участи меня.
   – Давно пора было, – не выдержал командующий ракетными войсками. – Я ж говорил: «пиджак»…
   Офицеры дружно хохотнули, сбрасывая напряжение. Только Пимкин так и не улыбнулся, чувствуя, как нечто вязкое и жуткое с каждой минутой подкрадывается к сердцу все ближе.
   То ли обыкновенная старость, то ли обыкновенный страх…
   Открылась дверь, и зашел сильно озадаченный подполковник. Отрапортовал:
   – Товарищ генерал-лейтенант, поезд прибыл. Андрей Буранов на нем был… – Он как-то растерянно поглядел на Пимкина. – Простите… это точно тот, кого вы искали?
   – Покажите, и я вам отвечу.
   Подполковник посторонился, впуская в кабинет пухлого пацана лет пятнадцати с россыпью прыщей на носу и щеках. Парень был облачен в засаленную коричневую косоворотку и мятые брюки, левой рукой он придерживал под мышкой массивный старенький ноутбук, а правой то и дело поправлял торчащий из-под куртки свитер.