Для своих примеров я буду использовать, главным образом, буддизм – во-первых, потому что это религия, можно сказать, образцовая, имеющая все необходимые составные части в виде точно рассортированных писаний («Трипитака», или «Три корзины учений», то есть «Абхитхарма-питака» – философия, обоснование, «Сутра-питака» – история, предание и «Винная-питака» – этика и ритуал). Во-вторых, потому что буддизм, несмотря на свою древность по сравнению с двумя остальными мировыми религиями, является, прежде всего, школой (точнее, множеством школ), которая ведет своих последователей в едином направлении. Ну, и, естественно, потому что таких школ, традиций, течений в рамках буддизма достаточно много.
   Итак, изначально будда Гаутама сформулировал свои «Авьякатани» – 10 основных вопросов, которыми не имеет смысла задаваться. В том числе такой: есть ли Бог? А в более поздний период, когда буддизм из Индии распространился на север – в Монголию, Тибет и Китай, – его модели легко и органично вобрали в себя весь пантеон божеств индуизма, а кое-где попутно подцепили и некоторых богов-аборигенов. Более того: в северном буддизме установилась (и узаконилась) шестеричная классификация живых существ, в которой весь перечень возглавляют именно боги. Вот этот перечень: боги, асу-ры (низвергнутые с неба демоны), люди, животные, преты (вечно голодные духи) и обитатели ада.
   Кстати, буддийский ад аналогичен католическому чистилищу: души людей, в него угодившие, отбывают в аду лишь определенный срок, соответствующий тяжести их грехов, а затем вновь возвращаются в обычную цепочку рождений и смертей (колесо сансары). Добавлю еще, что буддизм считает предпочтительнее родиться человеком, нежели богом, поскольку всякий бог удовлетворен своим положением, то есть боги никогда не вступают на благородный путь, а потому и не развиваются. А вечно неудовлетворенный человек со временем даже может стать буддой.
   Впрочем, как вы уже догадались, буддийские боги отнюдь не всемогущи и всеведущи, как наша триединая троица или мусульманский Аллах.
   Вместе с изменениями в моделях в буддизме происходило и развитие методов. Как я уже сказал, в границах буддизма течений и методов очень и очень много: от школы Чистой земли поклонников будды Амитабхи, занятых в основном моральным очищением, до последователей Ваджраяны, стремящихся особыми психофизическими методами достичь просветления в нынешней своей жизни.
   Должен заметить, что мне режет слух, когда Ваджраяну называют тантрическим буддизмом, а это случается у нас достаточно часто. Мне доводилось даже встречать в книгах европейских авторов лжетермин «тантраяна». Санскритское слово «яна» означает «колесница». Но «тантраяна» – это уже полный бред. Сейчас я объясню, почему.
   Когда речь заходит об индуизме, слово «тантризм» вполне можно принять. Дело в том, что вся классическая йога, не относящаяся к тантризму, изложена в сутрах. Например, «Йога-сутра», «Гхеранда самхита», «Хатха-йога прадипика» – все это по форме сутры. Попутно поясню: сутра – это краткое афористичное произведение, в то время как тантра – большое, развернутое и очень подробное произведение.
   В южных школах Индии весь путь тантрической лайя-йоги зафиксирован именно в тантрах, что и неудивительно, поскольку изложение данного материала немыслимо без подробнейшего описания мистических центров (чакр) со всеми божествами, к ним относящимися, а также и энгергопотоков (нади), и еще целого ряда вещей. В общем, классические тексты данного направления – «Шатчакра нирупана», «Падука панчака», «Анандалахари» и т. п. – все это тантры. Потому и данное направление в рамках индуизма совершенно законно называют тантризмом. Кстати, сексуальная йога, столь настойчиво сегодня пропагандируемая, – это лишь один из многих методов индийского тантризма. (В буддийской Ваджраяне тоже имеется аналогичный метод – так называемая Карма-мудра.)
   Но в буддизме дело обстоит иначе. В нем слова «сутра» и «тантра» связаны исключительно с формой изложения материала и с объемом произведения. Например, «Калачакра-тантра» – произведение весьма пространное и объемное, а «Дзан лун до», или «Сутра о мудрости и глупости» – это сборник коротких, лаконичных пересказов каких-то случаев из прежних воплощений будды Гаутамы.
   В общем, среди текстов Ваджраяны имеются и тантры, и сутры. В то же время среди писаний, относящимся к другим буддийским направлениям, тоже имеются тантры. А потому называть Ваджраяну буддийским тантризмом, я думаю, совершенно неправомерно.
   Вернемся к нашей теме. Итак, в раннем буддизме, получившем название Хинаяны («Малой колесницы»), важнейшим фактором обучения являлось личное присутствие самого Будды, а после его кончины – того или иного патриарха, который уже достиг хотя бы состояния архата.
   Ну, предположим, Махакашьяпе, старому монаху, ставшему впоследствии первым патриархом буддизма, потребовалось всего 8 дней побыть рядом с Победоносным, чтобы обрести полное просветление.
   Этот эпизод, кстати, последователями дальневосточного буддизма, чань или дзэн, интерпретируется как пример непосредственной передачи истины «от сердца к сердцу» самим буддой Гаутамой. (А данный способ обретения просветления лежит в основе чаньской доктрины.)
   Дело было так: просветленный царевич сидел, как обычно, в окружении учеников и, видимо, что-то им растолковывал. Затем он умолк, сорвал цветок и поднял его, показывая ученикам. Один Махакашьяпа чуть заметно ему улыбнулся. И Будда увидел, что этот монах, который появился подле него совсем недавно, уже достиг полного просветления.
   А двоюродному брату Победоносного, Ананде, пришлось таскаться за ним повсюду лет 40, после чего еще какое-то время сопровождать Махакашьяпу – вплоть до 1-го всебуддийского собора, накануне которого Ананде, не без помощи патриарха, все-таки удалось достичь архатства. (Состояние архата предшествует состоянию будды; архат уже обрел почти все преимущества полного просветления – за исключением всеведения, свойственного любому из будд.)
   Итак, поначалу передача истины в буддизме не была формализована в какие-то методики, которые, однако, начинали интенсивно развиваться всюду, куда приходил буддизм, причем обязательно – с учетом местных условий и менталитета аборигенов, как выразились бы сегодня.
   Тот же чань в самом начале китайского периода уже активно использовал так называемые гун-ани (коан, яп.). Само слово «гун-ань» означает «запись судебного случая», или, говоря юридическим языком, «прецедент».
   В чане гун-ань – это пересказ обстоятельств, предшествующих просветлению того или иного подвижника.
   Рассказанный учителем в надлежащее время и в соответствующей обстановке, гун-ань мог вызвать у ученика примерно тот же комплекс переживаний, который испытывал подвижник в момент своего просветления.
   Ну вот типичный пример гун-аня.
   Однажды император Лан У Ди пригласил наставника Шань Хуэя, прозванного также Бодхисаттвой Фу, дать толкование «Алмазной сутры». Заняв место перед императором, наставник тут же ударил линейкой по столу и сошел обратно. Император заметно испугался, а наставник спросил его: «Ваше Величество не понимает?» Император ответил: «Нет!» Святой наставник сказал: «Бодхисаттва закончил толкование сутры».
   В другой раз, надев на себя поношенное монашеское платье, шляпу и туфли, бодхисаттва пришел во дворец императора, который спросил его: «Ты – монах?» В ответ Бодхисаттва показал пальцем на свои туфли. «Ты – светский человек?» – спросил император. В ответ Бодхисаттва показал пальцем на свое монашеское платье.
   Его гатха (предельно лаконичное изложение сути учения, чаще всего – в четырех строках) звучит так:
 
Безрукие держат мотыгу.
Пеший шагает верхом на водяном буйволе.
Человек переходит через мост —
Течет мост, а не вода.
 
   Я выбрал для примера именно этот гун-ань, главным образом, потому, что к нему у нас имеется китайский комментарий из «Рассказов о знаменитых подвижниках».
   «Восхождение наставника на место перед императором, удар по столу и сошествие его обратно должны были продемонстрировать Высшую реальность, раскрытую в «Алмазной сутре». Это был наилучший способ показать свое чистое и ясное сознание, присущее каждому человеку, которое и отвечает за все привычные действия, совершаемые в повседневной жизни.
   Он явился во дворец во второй раз, чтобы попытаться вызвать просветление у императора. В стародавние времена, как и в наш современный век, люди придавали огромное значение наружности человека, его званиям и социальному положению. Поскольку все это не имеет никакого значения применительно к дхарме Будды, Фу надел на себя шляпу, монашеское платье и туфли, чтобы устранить все представления о форме, внешних проявлениях, наружности и свойствах, как тому учит «Алмазная сутра». Обычно монах не носит шляпу, даос – туфли, а мирянин – монашеское платье.
   Теперь толкование гатхи. Первая ее строка означает: «безрукое» сознание использует феноменальную человеческую форму, которая одарена двумя руками, чтобы держать мотыгу.
   Вторая строка означает: у феноменального человека есть сознание, ему изначально присущее, которое и направляет обе его ноги во время ходьбы.
   Переход человеком моста раскрывает то, что входит в его тело при рождении и покидает его в момент смерти.
   В четвертой строке подразумевается то, что мост, или человеческое тело, подвержен постоянным изменениям – тогда как вода, или сущностная природа, непреложна и никогда не меняется».
   Впоследствии, по словам знаменитого чаньского наставника Сюй Юня, «ученики испортились и перестали воспринимать гун-ани должным образом». Тогда вместо гун-аня стало использоваться хуатоу.
   Что это такое? Хуатоу – это «пра-слово», или «пра-мысль». Иначе говоря, ученику предлагается сосредоточиться на том ощущении, которое предшествует появлению мысли, причем, как правило, мысли о себе, родимом.
   Примеры наиболее распространенных хуатоу: «Кто тащит на себе этот труп?», «Каким было мое подлинное лицо до того как я родился?». В наши дни наставники часто используют хуатоу «Кто повторяет имя Будды?»
   По словам Сюй Юня, «удержание хуатоу в сознании – это созеpцание собственного сознания вплоть до его постижения».
   Таким образом, мы видим, что даже в дальневосточном буддизме, который принято дистанцировать от писаний и определенных методов, все же происходит развитие моделей и способов обучения.

Модели содержательные и процессуальные

   Теперь рассмотрим одну из важнейших характеристик моделей. Психологические модели могут быть содержательными и процессуальными. Содержательная модель – это конкретное описание устройства чего-либо (кого-либо) вроде уже упоминавшегося земного диска на трех китах.
   Вот, к примеру, Данте создал именно содержательную модель ада и чистилища, а также объяснил механизм образования этой древнейшей системы наказаний. По его представлениям, когда Бог одолел восставшего ангела – Люцифера, то с огромной силой низверг гордеца со всею его свитою на Землю, и тело дьявола проделало в ней конусообразную воронку. Это и есть ад, в который увлекает грешников тяжесть их грехов. В основании перевернутого конуса круги шире и вместительнее, нежели на более низких уровнях. И это весьма важно, поскольку не так много людей можно назвать законченными злодеями – в то время как более мелких грешников достаточно много. Чем тяжелее груз грехов, тем глубже в адскую воронку погружается грешник. В вершине же перевернутого конуса находится сам Люцифер, который держит в своей пасти троих величайших грешников, которым нет и не будет прощения. Это – Иуда, Брут и Кассий.
   Ну, а с другой стороны Земли образовалась гора, которая является чистилищем. По мере того как мелкие грешники, собранные там – точнее, их души, – освобождаются от своих земных грехов, они могут подниматься все выше и выше. Пока, наконец, полностью очищенные, не взойдут на небо.
   Это – типичная содержательная модель. Обратите внимание: сам Иисус никогда не предлагал своим ученикам содержательные модели – только процессуальные, а чаще всего Он «говорил притчами», то есть на языке гипнологов, выстраивал метафоры, которые должны были подействовать на его окружение в заданном направлении. Это позже, при отцах Церкви, а затем – и при схоластах внутри христианской Церкви стали создаваться содержательные модели.
   В чем же их принципиальный изъян? Да в том, что любая такая модель – это, по сути, догма, которая лишь затрудняет психическую перестройку человека. А для нашего совершенствования и обретения новых возможностей перестройка психики крайне необходима.
   Посмотрите, как исторический Будда, отвечая на абсолютно конкретный вопрос разным людям, переводил этих людей в состояние внутренней работы и психических преобразований. Это – даже не притча, а рассказ Ананды об одном эпизоде из земной жизни Победоносного.
   Рассказывают, что однажды Будду спросили: «Есть ли Бог?» И Он твердо ответил: «Да!». В тот же самый день другой человек спросил его: «Существует ли Бог?» И Будда столь же категорично ответил: «Нет!» А вечером того же дня третий человек спросил Будду о существовании Бога, и Победоносный промолчал и лишь многозначительно поднял в ответ указательный палец.
   Все это видел его ученик и брат Ананда. Ночью он спросил Будду:
   – Я не могу уснуть. Скажи, пожалуйста, почему на один и тот же вопрос ты дал три разных ответа?
   Будда охотно пояснил:
   – Вопрошавшие были разными людьми. Первый верил, что Бога нет, и ему очень хотелось, чтобы я укрепил его веру. Ему я ответил, что Бог есть. Потому что прийти к Истине человек может, лишь освободившись от того, во что верит. Другой человек был убежден, что Бог есть. Ему тоже очень хотелось, чтобы я подтвердил истинность его веры. Ему я ответил, что Бога не существует. Я здесь для того, чтобы разрушать всякую веру, чтобы ум мог воспарить над ней и войти в Истину. Третий человек не был ни верующим, ни атеистом, поэтому ему не нужно было отвечать ни «да», ни «нет». И я промолчал, говоря этим: «Делай, как я: просто погрузись в молчание – и тогда узнаешь!»
   Тут еще следует учесть, что авторитет Победоносного был непререкаем; к тому же, все вопрошавшие невольно подпадали под мощное влияние его личности. Иными словами, они никак не могли игнорировать то, что услышали из уст самого Будды.

Концерт в метро

   Приведу еще один пример, который, по-моему, очень хорошо иллюстрирует работу психологических моделей в наши дни. Американская газета «Вашингтон пост» провела социально-психологический эксперимент.
   Холодным январским утром в вестибюле одной из вашингтонских станций метро мужчина средних лет достал скрипку – вероятно, с целью заработка – и затем играл на ней в течение 45 минут. За это время им были исполнены 6 известнейших классических произведений, требующих от исполнителя высочайшего мастерства. В вестибюле с приличной акустикой скрипка звучала великолепно. Оно и неудивительно – этот инструмент был изготовлен самим великим Страдивари (он и стоил три с половиной миллиона долларов), а держал скрипку в руках прославленный скрипач Джошуа Белл. Всего-то за два дня до своего выступления в метро Белл дал концерт в Бостоне при переполненном зале, причем средняя стоимость билета на его выступление превышала 100 долларов. А тут, в вестибюле метро, за 45 минут виртуозной игры он собрал всего 32 доллара.
   Вот что отметили специальные наблюдатели газеты во время импровизированного концерта Белла: примерно через три минуты после его начала какой-то мужчина средних лет обратил внимание на музыканта – замедлил шаг, даже приостановился на несколько секунд, но затем поспешил по своим делам. Минуту спустя состоялся первый заработок скрипача: какая-то женщина торопливо бросила в футляр от скрипки несколько монеток и, не задерживаясь ни на секунду, пошла дальше.
   Спустя несколько минут немолодой мужчина облокотился на стену неподалеку от музыканта и слушал скрипку минуту-полторы, после чего посмотрел на часы и продолжил свой путь.
   Наибольшим вниманием музыканта наградил карапуз лет трех-четырех: мама вела его за руку, но мальчик все-таки остановился напротив Белла… Мама потеряла терпение и сильней потянула сына за руку – мальчик поплелся за ней, хотя то и дело оглядывался на скрипача. Та же история повторилась и с несколькими другими детьми, однако все без исключения родители не позволили им задержаться и на минуту.
   В итоге же только 6 человек ненадолго остановились и послушали музыку; 20 человек, не останавливаясь, бросили в футляр деньги…
   Проводя этот эксперимент, газета ставила вопросы: «В будничной среде и в неподходящий момент: во-первых, чувствуем ли мы красоту? Остановимся ли, чтобы ее оценить? Распознаем ли талант в неподходящей обстановке?»
   И сделала ряд выводов, важнейший из которых сформулирован ею так: «Если мы не можем найти время на то, чтобы ненадолго остановиться и послушать лучшие из когда-либо написанных музыкальных произведений в исполнении одного из лучших музыкантов планеты; если темп современной жизни настолько высок, что мы становимся слепы и глухи к столь прекрасным вещам – тогда что же еще мы упускаем в этой жизни?»
   Ну, а я делаю из этого, бесспорно, интересного эксперимента собственные выводы. Во-первых, о том, что направленность нашего внимания определяет и наше поведение, и наше восприятие окружающего – в частности, нашу способность чувствовать прекрасное. Внимание всех этих людей, стремглав пронесшихся мимо Белла, было сосредоточено на каких-то делах, отнюдь не связанных с музыкой. Дети не в счет – родительские заботы их пока мало трогают.
   А во-вторых, я хотел показать, насколько влияют на наше восприятие принятые нами модели. В случае с Беллом у пронесшихся мимо цивилизованных людей модель в данном отношении очевидна: в вестибюле метро априори не может быть хорошей музыки в достойном исполнении; к тому же, бесплатно… За все хорошее в жизни приходится отдавать деньги – по меньшей мере. Не случайно же никто музыканта не узнал, хотя, наверное, многие из проходивших мимо бывали на его концертах, хотя бы видели его фотографии в газетах и журналах или же его выступления по телевидению.
 
   Итак, вот вам первые два кита, на которых опирается наше восприятие: это направленное внимание и принятые нами модели.
   И еще, конечно, наш язык – предположим, родной, русский. Язык – это тоже модель: со своими возможностями и с ограничениями. Потому что одни психические явления в нашем языке как-то названы (а само слово, обозначающее какое-то явление, уже заставляет нас с этим явлением считаться, хотя бы его замечать), а другие явления не названы никак. Наши предки, допустим, эти явления просто не заметили или не посчитали важными, чтобы как-то их назвать. И получается, что мы тоже – так сказать, по наследству – склонны не замечать эти явления, а все-таки заметив иногда, не придать им значение. А это запросто могут быть, например, какие-то ключевые психические процессы.
   Пример? Да, те же движения глазных яблок, которым придается значение лишь современными психотерапевтами и гипнологами – последователями Милтона Эриксона и некоторых других видных мастеров относительно недалекого прошлого.
   Между тем, непроизвольные движения глазных яблок человека дают специалисту очень ценную информацию, причем стопроцентно верную, поскольку это – рефлекс безусловный, то есть процесс подсознательный, а подсознание не лжет никогда. Во-первых, специалист может с уверенностью сказать, в какой модальности человек припоминает то или иное явление. (А всякий из нас делает это постоянно, – к примеру, во время обычной беседы, – поскольку так или иначе вынужден обращаться к своему опыту, хранящемуся в памяти.) Затем он с легкостью определит, действительно ли человек припоминает нечто, или же он как-то реконструирует ситуацию: то есть попросту фантазирует, что-то придумывает. (А потому специалисту-коммуникатору детектор лжи ни к чему!) В-третьих, грамотный специалист быстро выявит так называемые стратегии мышления данного индивидуума, а это уже – великолепный рычаг влияния на него.
   И для всего этого не требуется никакие экстрасенсорные возможности – только внимание, соответствующая привычка да, может быть, некоторый навык, который вполне может быть выработан путем самостоятельных упражнений.
   Однако мы привыкли – вернее, приучены – не обращать внимание на открытый и доступный язык подсознания. А в нашем разговорном языке отсутствует даже слово, обозначающее данное явление. Разве ж это не удивительно?

Глава 2
Вариативные модели нашей психики

   Если мы решим приобрести какие-то новые возможности или даже развить в максимальной степени те, которые уже имеем, используя при этом в качестве основного инструмента самих себя – свою психику, свое сознание, – то, естественно, нам крайне желательно представлять себе, как же этот сложнейший инструмент работает. То есть иметь какую-то модель собственной психики.
   Простейшая умственная конструкция такого рода, которая многими воспринимается легче всего, – это устройство персонального компьютера. Нашу сознательную часть психики можно соотнести с оперативной памятью компьютера – тогда как наше подсознание аналогично его жесткому диску, вмещающему очень много информации. Во-первых, той, благодаря которой только и работает весь компьютер (операционные системы, какие-то функциональные программы вроде проигрывателей, антивирусников и т. п.), и той, которую мы получаем из внешнего мира или даже создаем самостоятельно и затем отправляем на жесткий диск.
   Наконец, наш компьютер может быть связан с Интернетом, аналогичным в этой модели коллективному бессознательному (ноосфере), некоему всеобщему информационному полю, с которым любой из нас, я думаю, не отказался бы наладить прямую связь. Такая вот модель.
   Ну, а некоторым людям проще представить свое сознание чем-то вроде ситечка, которым из ноосферы можно выуживать понемногу информацию.
   Хочу обратить ваше внимание на то, что обе эти модели, несмотря на внешнее сходство с содержательными, на самом деле являются процессуальными. Действительно: разве кому-нибудь из нас придет в голову представить свою драгоценную голову в виде металлического параллелепипеда, начиненного схемами?! Да никогда! В компьютере нас интересует исключительно схема его работы – то есть процесс. Аналогично обстоит дело и с ситечком.

Научная модель сознания

   Кстати, наша наука понемногу начинает разбираться в механизме коры головного мозга и соответствующей ей сознательной части психики. До подсознания науке, увы, все еще по-настоящему никак не дотянуться. В итоге мы получаем еще одну модель сознательной части психики, которой тоже можно при необходимости пользоваться.
   Основным вместилищем нашего всепроникающего разума ученые-медики считают мозг, средняя масса которого у нормального человека – всего-то 1375 граммов. При этом границы колебаний данного параметра у популяции весьма велики – от 900 до 2800 граммов, однако физиологи единодушны в том, что умственные способности человека не зависят от массы его мозга и числа нейронов в нем. И это – первый парадокс материалистической модели нашего сознания.
   Еще со школьной скамьи нам известно, что головной мозг человека состоит из двух полушарий – правого и левого, а также мозжечка, расположенного в затылочной части. С этим обстоятельством – я имею в виду двудольное строение мозга – связано явление так называемой функциональной асимметрии головного мозга. У подавляющего большинства «человеков разумных», иначе говоря, у людей с нормальной церебральной организацией (в народе их еще называют «правшами»), левое полушарие заведует аналитической деятельностью, вычислениями, логическим мышлением, а также речью. Ну, а в компетенции правого полушария – пространственное мышление, эмоции, творчество, а также его восприятие (за исключением тех форм творчества, которые связаны со словом). У левши же – все наоборот: словно в зеркальном отражении. И это обстоятельство не изменить никакими тренировками. Левшу, конечно, можно научить писать правой рукой и держать в ней нож за обедом (аналогичным образом и правша вполне способен научиться писать левой рукой), но при этом функции полушарий у него не поменяются. В дальнейшем я буду говорить о расположении нервных центров у людей с нормальной церебральной организацией, а вы держите в уме поправку для леворукого меньшинства.
   Сегодня ученые окончательно выяснили, что центр речи человека расположен в височной доле левого полушария, а наше правое полушарие вообще речь «не понимает». В сторону левого виска, кстати, непроизвольно скашиваются у нас глаза в момент какого-то слухового воспоминания, что служит одним из важных сигналов для гипнолога во время работы с пациентом.
   Учеными также установлено, что на развитие и состояние височной доли мозга важное влияние оказывает стабильность цикла «сон-бодрствование» человека, причем не только в детском, но и во взрослом возрасте. Как показало обследование стюардесс международных авиалиний, результаты которого опубликованы в «Nature Neuroscience», височная доля мозга этих «летучих фей», часто меняющих часовые пояса и не всегда имеющих возможность полноценно отдохнуть, была существенно меньше, нежели у контрольной группы женщин, живущих в обычном режиме. Сегодня учеными локализован и другой функциональный центр мозга – центр арифметических расчетов, расположенный в теменной части левого полушария. В правом полушарии лиц с нормальной церебральной организацией данный центр отсутствует.