– Вы мне угрожаете?
   – Нет! – вспылил Зубов окончательно. – Я не угрожаю тебе. Просто я ясновидящий, мать твою… А не говорю всей правды потому, что как только ты ее узнаешь, решишь, что я спятил…
   – Так лучше я об этом подумаю здесь, сейчас, чем там, под пулями.
   Жулин поднялся из кресла и, подойдя, сел в первый ряд. Следом за ним подтянулись и остальные.
   – Командир? – тихо позвал прапорщик. Понимая, что тот его не слышит, крикнул: – Командир!
   Стольников обернулся.
   – Генерал дал слово. Мы уйдем, как только сделаем дело. Если ты из-за нас, то нас все устраивает. Я хочу пожить в тишине, рядом с водой, чтобы ни одна рожа не маячила передо мной. Я живу в Зеленограде, но туда больше не вернусь. Заведу в Болгарии огород, открою прибрежное кафе и буду солить капусту. Но чтобы это произошло, я готов поработать. Так же и остальные.
   Стольников понимал, что бред, который несет Жулин, прозвучал лишь для того, чтобы он, Саша, не наломал дров. У генерала есть тайны? Пусть он их хранит. Тем более что вряд ли Зубов откроется, пока не сочтет обстоятельства подходящими. Старик не хочет что-то говорить, да и ладно. Он имеет на это право. А выбор был сделан еще вчера, когда их, умирающих от усталости, привез из Той Чечни поезд. Какая капуста? Жулин и огород – есть что-то более несовместимое?
   «Пусть будет так», – подумал Стольников и посмотрел на генерала:
   – Что берем с собой?
   – Выберешь сам.
 
   Арсенал в НИИ заставлял задуматься. Здесь были образцы всех видов российского стрелкового вооружения, включая хиты последних лет. Едва двери комнаты для хранения оружия распахнулись и разведчики вошли, Стольников почувствовал, как в груди забилось сердце.
   – «Винторез»! – бросился к шкафу Айдаров. Он, штатный снайпер, ничего другого не видел и не хотел видеть. На СВД он даже не обратил внимания.
   Вынув винтовку и клацнув затвором, повертел ее в руках:
   – Люблю эту штучку. Ты долго меня ждала? До-олго… Дай я тебя поцелую…
   – Ты ее еще трахни, – буркнул Ключников, открывая шкаф с автоматами.
   – Заткнись, ты ничего не понимаешь, пошлый автоматчик!
   – Я вижу, твои люди уже возвратились в две тысячи первый год, – заметил, усмехнувшись, Зубов. – А ты?
   – Я еще нет.
   Вынув из шкафа «Вал», он подумал и поставил обратно. Осмотревшись, нашел шкаф с «калашниковыми» и перешел туда. Вынул АКС, подержал, поставил обратно. Взял АКМС. Там же, в шкафу, выбрал восемь пустых магазинов. Из шкафа со снаряжением вытряхнул на пол несколько разгрузочных жилетов, один надел на себя. Рассовал магазины по карманам, вытянул ящик патронов калибра 7,62 и ногой толкнул его к лавочке у стены.
   Он смотрел, как жадно выбирают себе оружие бойцы, и едва заметно улыбался. Пусть. Сейчас наиграются и возьмут то, что нужно. Айдаров сделал правильный выбор. Девятимиллиметровый бесшумный «Винторез» с ночным и дневным оптическими прицелами – это то, что нужно снайперу сейчас. Прицельная дальность у «Винтореза» в два с лишним раза меньше, чем у СВД, но вряд ли бой в поселке требует большего. Тем более что магазины «Винтореза» могут вмещать по двадцать патронов, то есть в два раза больше, чем у снайперской винтовки Драгунова.
   Жулин и Маслов выбрали «Вал». «Согласен, – решил Саша. – Пара бесшумных автоматов не помешает». Баскаков и Ключников, как и Стольников, остались верны детищу Калашникова. Но им по душе больше пришлись все-таки АКСы.
   Каждый пристегнул к бедру кобуру и сунул в нее «Гюрзу». Стольникову всего несколько раз пришлось пользоваться этим пистолетом, и он сделал вывод, что для него лучшего оружия для самого ближнего боя пока не придумали. Пуля из «Гюрзы» прошивала на дистанции в пятьдесят метров лист титана толщиной в три миллиметра, и убойная сила была такова, что срывала с фиксатора люк бронетранспортера.
   Ножи выбирали долго. Проверяли, насколько легко лезвие выходит из ножен, из какой стали оно сделано, попробовали на изгиб. В конце концов, каждый выбрал то, что посчитал нужным. Ключников прихватил и широкий пояс с ножами для метания.
   – Значит, нас семеро, – не обращаясь ни к кому конкретно, проговорил Жулин, когда все вышли из комнаты для хранения оружия.
   – Восемь, – поправил Саша. – С генералом – восемь. Ты хочешь спросить, почему я не усиливаю группу?
   – Да не помешало бы еще одно отделение, – вздохнул прапорщик. – А так получается, что один к семидесяти.
   – Страшно? – спросил Мамаев. И вдруг занес руки над головой и двинулся на Жулина: – У-у-у!..
   – Не страшно, – отмахнулся от него прапорщик. – Просто если идти туда с целью быть убитым – это одно. Если с целью выполнить задание – это другое.
   – Забыл, как в Панкисском ущелье сутки просидел? – напомнил Баскаков. – Я-то помню… А их там было и сто к одному, кабы не поболе…
   – Но все-таки, почему я не усиливаю группу, да? – снова спросил Зубов.
   – Да! – качнул головой Жулин.
   Стольников знал ответ. Но пусть лучше Зубов объяснит.
   – Потому что, – заговорил генерал, – правду о поселке Южный Стан знаем только мы с вами и еще несколько человек. Грузы, предназначенные для жителей крепости, наши люди свозили к дороге, и уже сами жители забирали их на машинах. Все знают, что мы гуманитарную помощь отправляем русским беженцам из Грузии – продукты, стройматериалы, вещи, топливо, механизмы… Но все думают, что речь идет о поселке Южный Стан, образованном в начале двухтысячных как пристанище для тех, кто бежал от режима Саакашвили. О том, кто на самом деле получает этот груз, никто и не догадывается. Это тайна, равновеликая тайне существования «Миража». И теперь представьте, что я укомплектовываю ваш взвод личным составом по максимуму. Это значит, что еще двадцать человек станут свидетелями того, о чем знать им не нужно. – Зубов посмотрел на Жулина, на остальных. – Их потом что, простите, убирать, что ли?..
   – Гуманно, – заговорил, наконец, Стольников. – Поэтому пошлем туда шесть смертников.
   – Ты забываешь, что с этими смертниками иду и я! – тихо проговорил генерал Зубов.
   – А если эти бойцы разговорятся с местными? – поинтересовался Айдаров, рассовывая магазины по карманам. – Вот и накрылась ваша тайна…
   – Можешь не беспокоиться на этот счет. Поговорить с местными им не удастся. Ведь я только что рассказывал об их упрямом нежелании общаться?
   Стольников забеспокоился:
   – Черт… Товарищ генерал, я кое-что оставил в комнате…
   – Двадцать минут хватит?
   – Навалом!
   Скинув «разгрузку» и сунув ее вместе с автоматом в руки Айдарова, Стольников взметнулся по лестнице, пересек первый этаж НИИ и выбежал на улицу. Минуту бежать туда, минуту обратно, минута – на непредвиденные расходы…
   Она открыла дверь за мгновение до того, как он нажал звонок.
   – Все-таки он тебя уговорил… – Схватив майора за рукав, Ирина втянула его в прихожую.
   – Твой отец умеет уговаривать.
   – То, что вы собираетесь делать, это опасно?
   – Ну что ты. Было бы опасно, он бы с нами не пошел.
   Ирина подняла руки, обняла Сашу за шею и прижалась к его груди:
   – Я прошу тебя – не задерживайся там.
   – Да там ненадолго, Ирочка… Два дня, не больше. Людей расставить, проследить, чтобы цемент вовремя доставили…
   – Возвращайся поскорее, – попросила она. – Это правда, что вас отправляют на войну?
   – Кто тебе сказал?
   – Тут майор есть… Липковатый на вид. На ощупь – не знаю.
   – Усатый, под грузина косит?
   Она улыбнулась:
   – Точно!
   – Врун. Меня отправляют ремонтировать «Мираж», а его – строить блокпост. Видимо, он имеет на тебя виды, если врет так нагло. – И он тоже улыбнулся. – Чешуей блестит.
   – Только не бей его.
   – Ладно.
   – Потому что это не он, а Ждан на меня виды имеет.
   – Насколько серьезные?
   – Ну, раз шесть к папе уже заходил. И это были как раз те шесть раз, что я заходила к папе.
   – Он в тебя влюблен?
   – Мне все равно.
   Пять минут из двадцати прошло.
   – Мне пора.
   – Я буду ждать тебя.
   – Лучше не жди, – вдруг выдавил Саша. – Лучше не жди, поняла? Лучше… уезжай, хорошо? Так нам обоим не будет о чем сожалеть.
   – Ты что говоришь?..
   – Мне пора. – Он мягко отстранил от себя девушку и открыл дверь. – Уезжай. Это просто увлечение, ничего больше. Мы много пережили вместе – это причина. Пройдет время, и все остынет. Мне пора… Прощай, девочка…
   Он хотел еще сказать, что шестнадцать лет разницы – это много. Что уже готовился поступать в военное училище, когда она родилась. Что через пятнадцать лет ей будет всего сорок два, а он, если останется в живых, уже не сможет передвигаться без палочки. Он хотел сказать, что его все равно прикончат – не чужие, так свои. Но на это ушла бы вечность, не пять минут…
   А еще он хотел сказать, что скучает без нее. И что сейчас ему станет совсем невмоготу. Но иначе поступить не мог – однако говорить почему было бы глупо. Все равно Ирина не поймет. Ей не понять, отчего Стольников, если ему повезет и он чудом выберется из этой мешанины, снова станет изгоем. Его не простят, он знал. За керий не простят, за то, что так долго был неуловим. Стольников знал – звезда Героя, погоны майора, должность и офицерское будущее – это дымовая завеса, в мути которой к нему хотят подобраться поближе. Если он возвратится живым или полуживым, его уже будут ждать. Не здесь, в Чечне, нет. Дождутся, когда он поедет зализывать раны в санаторий, в который сами же организуют путевку, или отправится домой. И там накроют. Только теперь все сделают по высшему разряду, не как в турецком Сиде.
   Он шагал к зданию НИИ с чувством, что только что сделал что-то гадкое, отвратительное. Ощущение, что он своими руками только что придушил ребенка или ударил женщину, преследовало его до той поры, пока он не вошел на первый этаж и не пересек холл, оказавшись рядом с лестницей.
   – Ничего личного, дружок… – послышалось совсем рядом.
   Отпрянув, он увидел того самого майора. Рядом стоял второй. За их спинами – капитан. Они располагались относительно входа к лестничным пролетам таким образом, что войти, не протаранив их, было невозможно.
   – Вы меня бить будете, что ли?
   – Нет, но ты не суетись, – успокоил капитан из-за спин майоров. – Тебе же сказали – ничего личного. Это просто работа.
   – Работа? Какая работа? Ты спятил?
   – Все должно закончиться здесь, – проговорил майор, выводя руки из-за спины и опуская.
   «Они тут все спятили», – решил Стольников, вслух же произнес:
   – Я немного опаздываю.
   – Это не займет много времени.
   – Я знаю. Но если вы не будете меня бить, вы мне неинтересны.
   И он сделал шаг вперед.
   И тут же был вынужден увернуться от удара…
   В руке усатого майора сверкнул нож.
   Стольников сначала опешил, а потом широко улыбнулся.
 
   Память мгновенно вернула его в двухтысячный. Тогда приехал в бригаду какой-то милицейский полковник и попросил «немного крепких ребят», чтобы зачистить квартиру в Октябрьском районе. Такое бывает: не успел сводный милицейский отряд приехать откуда-нибудь из Питера, как тут же получает информацию. Вот и сейчас приехали ребята из Омска, и им тут же: по такому-то адресу находится крупная партия героина, готовится к отправке в Москву. И идут счастливые от оперативной находки менты к командиру оперативной бригады, потому что никто кроме его людей город Грозный не знает.
   – Да хрень какая-нибудь, а не информация, – усмехнулся тогда Стольников, посматривая то на Зубова, то на полковника в новенькой форме. – «Чехи» издеваются, в первый раз, что ли?
   – Хрень проверить нужно, – заметил генерал, и было видно, что он и сам раздосадован незваным визитом. Можно, конечно, отказать. Сослаться на нехватку людей, тем более что так оно и было, но Зубов знал – тут же полетит в штаб жалостливый рапорт о том, что генерал-майор Зубов отказывается взаимодействовать. А Зубов ждал генерал-лейтенанта, и ему не хотелось, чтобы какой-то залетный полкан испортил биографию. – Езжай, Саша, лучше тебя Октябрьский никто не знает.
   – А вам кто информацию подогнал?
   – На базаре.
   Стольников рассмеялся. Ну, конечно. Первым делом менты отправились на базар. Водки купить и отметить прибытие. Там, скорее всего, и накатили. И тут появился добросовестный гражданин, житель Грозного. И поведал страшную тайну.
   И вот захватил Стольников пяток бойцов, и поехали они вместе с ментами на улицу Академика Келдыша крупную партию героина изымать.
   Пока менты с его бойцами шерстили указанную квартиру, Саша принюхался на площадке. Запах повел его как собаку к квартире напротив.
   Как известно, в квартиру наркомана можно пройти двумя способами. Первый – постучать условным знаком. Он меняется с такой же периодичностью, с какой меняются пароли в ГУВД, то есть ежедневно. Условного знака на тот день, как и на вчерашний и все остальные дни, Стольников, естественно, не знал, поэтому избрал второй способ.
   Отойдя к стене, напротив двери, он оттолкнулся от бетона спиной и изо всех сил врезал ногой в район замка. Дверь резко… Нет, не отворилась. Она отлетела в сторону, едва не прибив насмерть молодого человека лет двадцати пяти, по приметам – русского. На тот момент он изучал в дверной глазок причину возникновения шорохов на площадке.
   Стараясь не вдыхать едкий запах ангидрида, насквозь пропитавшего всю квартиру, разведчик прошел внутрь и склонился над так и не получившим никакой информации жильцом:
   – Не больно?
   Молодой человек, у которого дури в голове было предостаточно и без ломового удара дверью, задал глупый вопрос:
   – Ты кто?
   – Клайд без Бонни. Кто еще в квартире?
   Наркоман смотрел на Стольникова, но никак не мог признать в его лице человека, выстрелить которому ничего не стоит. По тому, как блаженно закатились его глаза и стукнул о пол затылок, капитан понял, что у парня пошел «приход». Спрашивать его сейчас, зачем он и его приятели решили пошутить над соседями напротив, было равносильно битью лбом о подножие Александрийского столпа с целью сбить оттуда архангела.
   Стольников шагнул в комнату и в этот момент краем глаза заметил, как с балкона соскользнула чья-то рука. Нескольких секунд второму хватило, чтобы принять правильное решение – нужно бежать.
   Саша выбежал на балкон и глянул вниз. В сугробе была вмятина, и от нее тянулась цепочка следов в сторону стоящих за домом металлических гаражей. Недолго думая, Стольников прыгнул. Ну, надо же что-то делать, коль уж приехали. Тем более Зубов приказал, а приказы надо выполнять. В той квартире менты ничего не найдут, разумеется, нужно же им хоть кого-то задержать?
   Он настиг беглеца через несколько мгновений. Бегал наркоман не так быстро, как соображал.
   А вот и небольшой тупичок между узким проходом вдоль ограды и огромным гаражом. Стольников окликнул жертву весьма доброжелательно, но его ответная реакция была для него неожиданна. Разумно было остановиться и поднять руки. Но человек развернулся, как змея, которой наступили на хвост, и дико проверещал:
   – Стой, сука, где стоишь, иначе порежу на хер!.. Мне терять нечего.
   – Что же ты так, по хамски-то?.. И как это нечего, простите?
   Это к вопросу о первом пункте дилеммы. Наихудший вариант. Стольников знал, что у наркоманов с головой не все в порядке, а теперь, как выясняется, им еще и терять нечего. А здоровье? Беглец стоял в двух шагах от капитана с заточкой в руке, на острие которой играл огонек.
   – Пацан, брось дурить, – попросил разведчик, сжимая кончиками пальцев замерзшие мочки ушей. – Ты с «пером» в руке – это уже минимум два года. А с пером напротив меня – это уже пуля в живот. Отдай мне игрушку и аккуратно опустись на снег.
   – Я пять лет назад уже опустился раз на снег перед вами! Уйди, гад, по-хорошему прошу!.. – Заточка стала выписывать перед грудью Стольникова замысловатые кельтские узоры.
   Достать пистолет Саша уже не успевал. Если только отбежать метров на десять… Но он лучше бы дал себя проколоть, чем сделал шаг назад. Поняв, что военный не отступит, наркоман решился на «мокрое дело». Видно, ему на самом деле было нечего терять. Кто знает, что там в милицейских сводках про него написано?
   Сделав ложный выпад вправо, беглец перебросил заточку в левую руку. Парень был плохо знаком с техникой ближнего боя. А его правило номер один гласит – всегда смотри в глаза противнику. Наркоман же смотрел в подмышку капитана, на то место, что не было защищено бронежилетом. Поэтому когда лезвие стремительно полетело Саше в бок, для него это неожиданностью не было. Он сделал шаг вперед и на противоходе ударил беглеца замерзшим кулаком в челюсть. Теряя равновесие и сознание, наркоман сделал несколько нелепых шагов назад и рухнул на спину, ударившись головой о металлический гараж. Ударился, очевидно, сильно, так как сквозь его помутненное сознание продавилась гримаса боли.
   Подойдя к несостоявшемуся убийце, капитан выдернул из его руки заточку. Он продолжал сжимать ее, как убитый при атаке прапорщик сжимает прапор полка. Заточка хорошая. Зоновской работы. Никелированное четырехгранное лезвие, наборная ручка, упор для пальцев. Куртку бандит из квартиры захватить не успел, а вот штырь не забыл.
   – Вставай, маленький мерзавец, – приказал капитан. – Теперь в изоляторе можешь смело всем рассказывать, что пытался заколоть Стольникова. Я подтвержу. После такого подвига тебе непременно разрешат спать не у параши, а на шконаре.
 
   Вот и сейчас, увидев перед собой нож, Стольников понимал, что ребята решили просто припугнуть его, посмотреть, из чего борзой майор сделан. Если из пластилина и забьется в угол, можно ему смело вмазать по разу в челюсть и уйти.
   – Это после того как Зубов сообщил вам, что я ваш командир? – тихо спросил Стольников.
   Он ударил по руке майора, тот развернулся. И в то же мгновение Стольников пробил ему голенью в правый бок. Майор отшатнулся, ударился спиной о стену и выпрямился. Но Саша знал, что это только на секунду.
   Капитана он встретил прямым в лицо и, когда тот качнулся назад, ногой добавил ему в грудь. Страшная сила понесла капитана спиной вперед, и он вылетел на лестничную клетку вместе с сорвавшейся с петель дверью.
   Выронив нож и держась за отбитую печень, побледневший усатый майор стал опускаться на колено.
   – Задавлю, пилотка!.. – Стольников занес руку над вторым майором.
   Тот попятился назад, прижался спиной к стене и стал, прикрываясь рукой, сползать по ней все ниже и ниже. В конце концов, сел.
   Протянув руку, Саша схватил его за грудки и посмотрел на сверкнувшую на груди медаль. Она была с невнятным изображением на аверсе и зеленой лентой. Больше похожа на значок, свидетельствующий о получении какой-то премии.
   – Грузинская медаль «За воинскую отвагу»? Бутафорим по-черному, старик? – хмыкнул разведчик и поднялся. – Прости, надорвал ленточку чуток… Не обижайся. Скажешь, осколком зацепило.
   Он направился к двери и уже на выходе повернулся:
   – Попробуйте мне только в Другой… попробуйте мне только в Грузии бегом не побежать, когда я вас позову, суки… Удавлю, щенки!..
   Откинув нож ногой в сторону, он сбежал по лестнице и вошел в комнату для хранения оружия, когда Зубов уже посматривал на часы.
   – А ты что забыл-то? – хмурясь, поинтересовался генерал.
   – Да вот часы и забыл, – и Саша показал Зубову запястье. – Где «Роверы»?

Глава 2

   Два джипа цвета хаки съехали с платформ состава, бойцы быстро заняли свои места. Последним в машину садился Стольников. Уступив место генералу и видя, что тот запрыгивает в машину с той же легкостью, с какой одиннадцать лет прыгал на подножку бронетранспортера, хмыкнул: «Годы не берут его, что ли?»
   Всю дорогу от подземного «вокзала» НИИ до платформы, которая располагалась у самого выхода в Другую Чечню, он рассматривал лицо Зубова. То и дело оно пропадало во мраке, но через мгновение снова освещалось фонарями, тянувшимися вдоль стен тоннеля.
   В который уже раз Саша вспомнил, как он оказался в этом тоннеле впервые. Тогда, после стычки с бандой Алхроева, он отходил с группой южнее Ведено и в конце концов спустился в овраг, рискуя там и остаться. Небольшой, поросший кустарником вход мог быть чем угодно – небольшой пещерой, размытой дождями ямой. Стольников рискнул войти в него и выиграл. Это был вход в лабиринт, приведший его группу через много часов в Другую Чечню. Как много изменилось с тех пор… Одиннадцать лет изменили это место до неузнаваемости. Теперь на месте пещеры находится научно-исследовательский институт, городок для сотрудников, казармы, своя школа, магазины и даже кинотеатр. И все только для того, чтобы скрыть эту маленькую лазейку в несуществующий, казалось, мир. Обеспечить деятельность власти в Другой Чечне. И вот теперь он уже не сам бредет, слизывая влагу со стен лабиринта, а везет его скоростной поезд. А где-то там, по телевизору: «Прорвало трубу на улице Печатников… Администрация района обещала устранить аварию…»… Какая беспросветная слепота…
   Группа заняла весь состав. Подразделения в форме грузинской армии должны были выехать следом. Стольников сидел, молчал, хотя темы для разговора с Зубовым были, и смотрел то на генерала, то в пол.
   И только когда джипы съехали с платформ и подняли столбы пыли на выезде из подземного бункера, игравшего роль «воздушной подушки» между платформой и Другой Чечней, Саша вышел и заговорил первым:
   – Старые времена вернулись, товарищ генерал-полковник?
   – Ничего не изменилось, – подтвердил он. – По-прежнему я вижу вас, и вы с оружием. И как раньше, сейчас отправимся искать приключения на задницу.
   Забравшись в один джип, уселись сзади. В машине находился только Мамаев за рулем и Ермолович на переднем сиденье.
   – Я хотел спросить, товарищ генерал. Кто «крота» будет в НИИ искать?
   – Ждан.
   Это был первый и единственный момент, когда им удалось остаться вдвоем. Лучшего случая поговорить не было.
   Банде Хараева удалось поднять мятеж в тюрьме и выйти из-под контроля благодаря человеку, работающему в институте. Этот человек входил в очерченный специальным разрешением правительства круг лиц, допущенных к тайне существования «Миража». Раз так, то он знал и о Другой Чечне. Хараев и его люди уничтожены, но «крот» остался. Сменил каналы получения и сброса информации, лег на дно. Разоблачить его теперь могла только операция по уничтожению вырвавшихся на свободу бандитов.
   – Я начинаю подозревать, что боевики не случайно нашли антидот, – проговорил Саша.
   – Стольников, я всегда уважал тебя за умение мыслить.
   – Значит, вы скинули информацию в НИИ, и кто-то из допущенных к работе с «Миражом» ее подобрал?
   – Точно.
   – И вы знаете кто?
   – Нет. Поэтому Ждан и остался.
   – А вы пошли со мной, потому что не доверяете?
   Зубов улыбнулся:
   – Нет. Потому что мне нужно пойти. Ты не мясо. А если мясо, то и я – с тобой.
   Разведчик ничего не ответил.
   – У вас со Жданом есть связь?
   – Да. Коротковолновый передатчик. Хотя и не без вмешательства нанотехнологий. – Генерал вынул из нагрудного кармана крошечный, чуть больше спичечного коробка, прибор. – Сюда говори, сюда же и слушай. Ты видишь, куда я его кладу? – Он сунул его обратно в карман. – Если понадобится, возьмешь.
   Стольников понял, о чем речь. А кто бы не понял?
   – Ждан что, подбивает клинья к Ирине?
   Зубов поднял на разведчика удивленный взгляд:
   – Вот куда ты ходил… Да, парень – видный жених. Молодой полковник, отец – видный генерал. Светлое будущее, финансовая независимость. Дисциплинирован, уравновешен. Любит девочку.
   – А она его?
   – А тебе какое дело?
   – Однажды вы с папой Ждана спасли его будущее, сломав человека и засадив в него чувство вины по горло. – Стольников качнулся и толкнул генерала плечом. – Теперь вы с папой хотите организовать его личную жизнь. Однажды бывший классный парень лейтенант Ждан превратится в жалкую скотину, и очень скоро вы с сожалением вспомните обо всех медвежьих услугах, что ему оказали. Вы – быстрее, потому что отец Ирины.
   – Послушай, это не лучший способ понравиться отцу девушки, в которую влюблен, – угрюмо заметил Зубов. – Чернить за глаза человека, который открыт и прозрачен.
   – Кто сказал, что я влюблен в Ирину?
   – Дурак не заметит!
   – Я никогда не окажусь рядом с ней. И не потому, что вы не захотите. Просто я не смогу гарантировать ей счастья. Что я имею? Три с половиной миллиона долларов на счетах, открытых на чужое имя. Будущее покойника или калеки. Мой путь начертан колесами этого джипа. И даже если мы с вами выйдем отсюда, я не подойду к Ирине. У меня, по крайней мере, есть совесть. У меня нет будущего, но совесть – есть.
   – Саня… – Зубов наклонился почти к его лицу: – Знаешь, почему я пошел с вами?
   – Жду, пока расскажете.
   – Люди, которых ты знал в Другой Чечне, сильно изменились. Произошла какая-то трансформация сознания и физиологии… В «Мираже» стояли мощные вентиляционные установки с фильтрацией воздуха, но, я думаю, причина не в этом.
   – А в чем?
   Стольников некоторое время ехал молча и только потом развернулся к генералу всем телом: