Завидев родичей, Волчья Пасть вскочил и позвал их во двор, чтобы похвастать своей военной добычей.
   В тесном срубе, под замком, уныло дожидались своей участи связанные монахи. Похожие на тех, кого недавно пытали в усадьбе морского конунга Сигурда. Но Свейну, вместе с монахами, удалось пленить двух знатных норвежцев. Связанные викинги сидели, надменно отвернувшись в угол, не желая даже удостоить взглядом своих мучителей.
   – Свейн, где подобрал служек Езуса? – удивился Олав Северянин. – Сигурд Короткая Нога ловит их по всему побережью, а тебе на охоте словно Тор помогает!
   – Я их не ловил, они сами забрели в сети, – рассмеялся херсир. – Ты слышал – у конунга снова разногласия с вождями гаутов! В Дальсланде, Эстеръетланде и Смоланде гауты не желают платить свеям положенную дань. Конунг просил нас сопровождать его войско.
   – Неужели нас ждет большая война?
   – Мы постараемся отговорить конунга от кровопролития. Нам нужна дружба с гаутами. Нам нужна дружба с островными ярлами. Но это недолго...
   – Свейн, так как же ты захватил этих монахов? – вернул всех к прежнему разговору Горм.
   – А, так я же говорю. Мы поплыли в Смоланд по приказу конунга. Там встретили этих глупых гусей, они разбили лагерь и собирались жить зиму. Они думали строить свою церковь. Сразу было видно, что денег у «черных голов» полно. Я обманул их. Я сказал, что приму неполное крещение, ха-ха!
   – Это как, неполное? – подал голос Сверкер. – Это вроде как кланяться сразу Белому Богу и Тору?
   – Ты прав, родич, – оскалил зубы Свейн. – Вначале эти гуси приняли нас за вольных викингов, которым нужна служба. Мы сделали вид, что действительно ищем покровительства и согласились говорить. Тогда они признались, что они христиане. Хотя это и так было ясно. За главного у них был Бруно, он первый дружок епископа, вот как! Этот Бруно предложил нам принять пока неполное крещение, чтобы мы показали свою добрую волю.
   – Первым в холодную воду пришлось лезть мне! – гоготнул Ульме Лишний Зуб. – Как они меня окунули, так я сразу ощутил любовь к Езусу, ха-ха!
   – Это точно, наш Ульме третий раз принимает их крещение! – под смех друзей приоткрыл тайну Аки Большой. – Все купцы и монахи саксов и англов жутко любят, когда наших викингов удается крестить. Тогда им не так страшно нанимать дружину и не так страшно торговать в чужой стране!
   – Коротко сказать, залезли мы в воду, – перебил соратников Свейн Волчья Пасть. – Мы решили, дело нехитрое, пусть себе этот самый Бруно радуется... Тогда «черные головы» сказали так. С ярлами Смоланда им не сговориться. А им надо ставить дворы, говорить проповеди и крестить свеев. Так им приказал епископ. Для того Бруно нужен военный отряд. Они предложили по три эртога серебра каждому моему дренгу, по марке каждому моему кормчему и по две марки каждому форингу. Тогда я посовещался со своими людьми, и мы согласились на такую службу. Мы посмотрели, как монахи хранят свои богатства, и выведали, куда они собираются плыть весной. Стало ясно, что они поплывут в Бирку, где у них уже есть друзья. Наш конунг – не слишком умный человек, раз позволяет христианам селиться в Бирке.
   – Зато здесь, в Старой Упсале, их трясут как следует, – рассмеялась хозяйка дома. – Конунг-жрец обложил всех христиан двойной данью, и вдобавок они привозят ему дрова.
   – Разве в Упсале уже есть монахи? – встрепенулся старина Горм. – И вы их терпите?
   – Это уже не монахи, их называют «крещеными», – поправила хозяйка. – Здесь таких четыре семьи. Кланяются Белому Богу, но своим работникам не мешают возносить обычные жертвы. Только детей своих заставляют петь дикие песни и целовать крест. Но это ведь их дети!
   – Это очень плохо, – твердо сказал Горм. – Плохо, что вы согрели гадюку возле Священной рощи.
   – Конунг-жрец обещал всех их повесить. Если будет неурожай, или они откажутся платить двойную подать, – в оправдание напомнила хозяйка.
   – Вот это хорошо, – немного успокоился скальд. – С них надо брать втрое, тогда сами уйдут! А что было дальше, Свейн? Вы крестились, а потом?
   – Потом мы зарезали штук восемь этих крыс, – хихикнул Аки Большой, – забрали их сундуки и прихватили с собой свежего мяска для Священной рощи, хе-хе!
   – Конунг Бьерн будет очень рад, – серьезно покивала хозяйка. – И жрец скажет всем, что мясо привез Свейн Волчья Пасть, и все будут чтить тебя и твоих людей!
   – А какая разница, кого резать – саксов или наших трелли? – подергал отца за рукав Даг.
   – Боги будут довольны смертью своих врагов, – вместо Олава ответил Горм. Старик облизывался, как сытый кот, разглядывая стреноженных монахов. – Чем больше христианских собак распотрошим в Упсале, тем лучше будет урожай.
   – А почему тогда привезли этих норвежцев? – Сверкер указал на пленных викингов. – Разве они наши враги? От них какой урожай?
   – Враги? Хм... – Свейн подергал себя за бородку. – Эй, скальд, у тебя язык подвешен лучше! Растолкуй парню насчет этих крыс из Вестланда.
   – Это верно, в Вестланде живут самые жирные крысы, – под смех собравшихся отозвался старина Горм. – Дело в том, что они враги всем, даже своим. Когда был жив Харальд Прекрасноволосый, они не дрались между собой. Когда он умер – стало хуже для всех. – Горм обрадовался, что завладел общим вниманием, приосанился, заговорил громче. – Слушайте, самые сытые и добродушные люди среди норвежцев живут в Эстланде. Я был там четырежды – в Раумарике, Хайдмерке и в Эстфольде. Там сильные города, я был в Каупанге и Осло. Там у каждого владельца земли – добротный дом и сытые рабы, а у каждого хвадинга – верная дружина. К северу от Эстланда лежит край, называемый Трендалег. Там суровые скалы, но есть и плодородные пашни, и поля для скота. Когда-то я гостил у ярлов в Нидаросе и Хладире, славные были денечки... Так вот, дальше к северу лежат земли, именуемые Рогаланд, Согн, Фиорды, Южный Мер и другие... Там никогда нет мира между ярлами. Там всякий свободный должен либо пристать к разбойничей дружине, либо бежать из страны. Еды у них мало, урожая вечно не хватает до весны, зато хватает тяжелых копий и драккаров. Викинги Вестланда грабят всех подряд – и свеев, и данов, и фризов, и исландцев. Они мешают финнам доставлять нам меха, они мешают своим же эстландцам возить товары с юга.
   – Так и есть, – подхватил Аки Большой, запирая клеть. – Эти парни грабили всех подряд, и своих норвежцев, и наших купцов, всех.
   – Потому нет ничего дурного, что парочку мы подвесим! – загоготал херсир Свейн и первый повернул к дому. – Давайте лучше выпьем! Эй, хозяйка, не нальешь нам твоей сладкой бражки?
   Даг изо всех сил пытался не упустить нить разговора, но голова болела все сильнее. Вдобавок перед глазами словно повалил крупными хлопьями снег, хотя снега в помине не было. То есть перед глазами он шел, а на землю не падал. И во рту стало невыносимо кисло. Даг еле добрался до отхожего места, но там его ждало разочарование. Ничего кроме желчи он из себя извергнуть не мог.
   – Съел какую-то дрянь в дороге! – постановила приемная мать тетушки Ингрид, когда полуживого Дага принесли в дом. – Отвару дам ему травяного. К утру вспучит, затем пройдет.
   Даг послушно глотал горький напиток, и вроде бы стало полегче. А в дом и во двор набивались все новые люди, звучали смех и шумный говор.
   – Эй, Горм, расскажи нам, кто построил Упсалу!
   – Расскажу то, что слышал, – с видимым удовольствием скальд собирал вокруг себя целую толпу. – Сначала был славный дротт Ингви-Фрейр. Никто не помнит первого конунга-жреца, построившего Золотой Храм, но дротта Ингви помнят. Он сказал так – есть приношения по доброй воле, они меня не касаются. Но теперь есть и положенные приношения, и каждый год я жду их в Священной роще. Кто принесет мне добровольно то, что я назову, тому будут пожалованы угодья близко от Старой Упсалы. И тому будет дано право на погребение в священных курганах. Многие тогда стали упрямиться и не хотели ничего платить. Ингви-Фрейр не стал затевать междоусобицу, у него еще не было достаточно войска. Он тогда сделал так. Свои дворы и поместья, угодья лесные и полевые, все имущество своей семьи назвал Упсальской собственностью. Он сказал так – это теперь не мое, а собственность двора. Против такого шага никто не мог сказать, и главные враги Ингви примолкли. Так появились в нашей стране первые дворы конунга, а еще их называют коронные дворы, хотя наш конунг не носит корону, как кейсары других земель.
   – И после этого Упсала стала святым городом? – спросил кто-то.
   – Не сразу! – мотнул головой Горм. – Много крови пролилось, много достойных мужей сложили головы в борьбе за Упсальские дворы. Было так, что кейсара в Упсале выбирали все свеи, было так, что выкрикивали имя у камня Мора. Случалось и так, что приходил враг и отнимал святыню себе. Затем в знатной семье родился будущий правитель по имени Браут-Анунд, он славился умом и силой предвидения. Он первый придумал, как укрепить коронные дворы, чтобы добавить имущества себе и будущим конунгам Свеаланда. Он приказал своим данникам строить дворы в каждом хераде и сразу объявлял их собственностью Упсалы. Тех же малых конунгов, кто не желал признавать главную власть, стали преследовать одного за другим и убивать. Их поместья отбирали и называли собственностью Упсалы...
   Даг вполуха слушал учителя, а сам следил за финской вельвой. Старуха одновременно притягивала и пугала мальчика. Она не делала ничего такого страшного, что молва приписывает колдуньям. Всего лишь тихо посапывала у очага в компании двоих своих таких же дряхлых подруг. Те грели молоко, размягчали в молоке хлебные корки и кивали длинными сморщенными носами, точно злобные птицы. Вельва словно нарочно отвернулась от общего разговора, но даже ее согнутая спина, казалось, видит и слышит все.
   – Ты бывал в Финнмарке, Горм? – подмигивали друг другу бонды. – Правда ли, что там, куда ни пусти стрелу – подстрелишь знатного зверя?
   – Это точно, – заважничал скальд. – Это большая страна далеко на севере. Со всех сторон от нее лежит море и громадные фьорды, в которых легко потеряются и сотни кораблей. Внутри же дремучие леса и много прозрачных озер. На юге от Финнмарка лежит Норвегия, на востоке лежит край, называемый Наумудаль, за ним живут квены, затем карелы и другие люди. А через всю лесную страну финнов проходят горы, и в горах стоят сейды...
   – Что за сейды, Горм?
   Одноногий молча указал в угол, где ворковали финские колдуньи, и сделал предостерегающий жест.
   – Их сейды – это такие камни, в которых живут духи. Все лопари поклоняются им, а колдуны жгут для духов костры. Их духи такие сильные, что вельвы приезжают к нам и... тссс!
   В этот самый момент Пиркке поднялась, чтобы подлить себе похлебки из общей чашки. Она сделала вид, что удивлена внезапным появлением Северян. Сквозь гвалт, царивший в помещении, обычный человек не смог бы услышать Горма и его приятелей, но мужчины на всякий случай притихли. Ведь каждый из бондов хорошо знал силу и способности вельв. Каждый был рад, когда колдуньи заезжали в гости и сулили добрые перемены.
   Даг в очередной раз убедился, какой трепет и уважение вызывает у всех финская ведьма. Пиркке сдержанно приветствовала свеев, никому не подала руки, но каждому заглянула в глаза, включая холопов.
   – Она смотрит, нет ли среди нас людей, замысливших худое, – шепнул Дагу отец. – Вельва легко найдет и заколдует всякого, кто задумает напасть на нас. Тебе очень повезло, сынок, что такая сильная колдунья хотела взять тебя...
   – Хотела забрать меня? – переспросил Даг. – Зачем я ей нужен? Разве она ест людей?
   – Людей она не ест, – улыбнулся отец. – Но говорят, вельвы съедают память.

Глава восьмая
В которой кровь течет по рунам, конунг снимает оружие и взлетают серебряные вороны

   – Отец, мы зайдем внутрь?
   – Не шуми. Только вместе со всеми.
   Золотая цепь свисала с потемневших балок, она словно венцом окружала крышу храма. Крыша и стены, резные двустворчатые двери, распахнутые с трех сторон, – все сияло желтоватым светом. По стершимся ступеням пришлось идти очень медленно, впереди образовался настоящий затор. Даже в Бирке младший Северянин никогда не видел одновременно столько людей. Казалось, перед Золотым Храмом собрались все свеи одновременно. Сверху величественно нависала красавица ель.
   Парень невольно затаил дыхание и следом за отцом шагнул на порог. Внутри его встретил душный аромат благовоний и почерневшие от копоти стены. В курильницах жгли хвою, какие-то редкие цветы и, кажется, сладкую смолу. Люди теснились по сторонам, сбивались в плотную массу, но не толкались и не шумели.
   Изнутри храм казался гораздо вместительнее, чем снаружи. Вдоль стен тянулись ряды ярко раскрашенных столбов, утыканные блестящими гвоздями. В центре святилища на возвышении располагался каменный алтарь с громадной жертвенной чашей. Нижняя часть алтаря была скрыта рядом белокаменных скамей с очень высокими спинками. Вокруг алтаря, на две головы возвышаясь над людьми, стояли суровые изваяния асов. В центре, на богато украшенной колеснице, восседал Тор с молотом в руках. Серебро, золото, рубины и сапфиры блестели на его одеждах. В колесницу были впряжены два здоровенных козла, от копыт до кончиков рогов увитые цветными лентами. Справа от Тора, опустив седые усы, стоял одноглазый Один, на плече его сидели вороны из чистого серебра. За плечами богов висели роскошные полотнища с вышитой свастикой, восьминогими конями и рядами рун. Слева от Тора, с высоко задранной мужской гордостью, приветствовал входящих бог рожениц, новобрачных и всех влюбленных, владыка Фрейр. Половина крестьян, ожидавших своей очереди в храм, стремились именно к Фрейру, и ему несли самые богатые подношения, домашнюю птицу, дичь и плоды с огородов. Даже Хильда просила Олава непременно отдельно помолиться перед статуей Фрейра и попросить благословения для Сверкера с его молодкой Туве и для Гудрун в ее новом браке.
   Отец молча указал Дагу на священное кольцо. Незамкнутое кольцо из темного золота весило не меньше пятнадцати эйриров и выглядело так, словно его отлили по руке сказочного великана.1 Жрец-тул застыл прямо напротив кольца, в окружении слуг и помощников. Младшие жрецы напевали, их напев разносился далеко за пределы храма. На прокопченных до черноты стенах чадили серебряные светильники. Лишь подойдя вплотную к стене, Даг убедился, что она с пола до потолка обшита золотом. Просто это золото давно никто не чистил.
   Бонды протискивались бочком, и постепенно все свободное пространство храма заполнилось дышащей, взволнованной массой народа. В противоположной от общего входа стене отворилась золотая дверь. Через нее вошли трое степенных мужчин в серых одеждах.
   1 Эйрмр – примерно 27 граммов.
   – Кто эти трое? – улучив момент, шепотом спросил у отца Даг.
   – У каждого из могучих асов есть свой жрец для подношения жертв, – так же шепотом ответил Олав. – Стой тихо, сейчас начнется...
   Слуги бегом внесли связанного барана. Такого жирного барана с изумительно нежной белой шерстью Даг и представить себе не мог. Не баран, а по размерам – настоящий хряк.
   Жрец поднял костлявую руку. Служители мигом подняли кольцо и надели на старческое запястье. Высокий парень в балахоне поднял кропило. Другой замахнулся кривым ножом.
   – Прими наш дар, могучий Тор!..
   – Прими нашу долю...
   – Защити тех, кто верен тебе за морями...
   Баран взвизгнул и задергался. Кровь хлынула в чашу. Прислужник стегнул кропилом. Взметнулся черный фонтан, капли крови осели на позолоченных усах богов, на сурово сдвинутых бровях, на пышных одеждах. По рядам бондов пронесся вздох. Многие тянули руки, поднимали лица, чтобы удостоиться капли божественной «доли». В курильницы добавили свежей травы, густой горький аромат ударил в ноздри. От запахов и заунывного пения у многих кружилась голова, а люди все прибывали. Даг и другие мальчишки изо всех сил тянули шеи, чтобы ничего не пропустить.
   – Тихо, тихо, – осадил Северянин разгоряченных мальчишек. – Доли хватит на всех.
   Через широкие двери ввели коня, укрытого пышной попоной. Конь упирался, всхрапывал, но и его скоро постигла участь барана. Статуи ванов приобрели зловещий вид, по складкам их деревянных и бронзовых одежд сбегали вязкие ручейки. Молодые прислужники подняли малую чашу, доверху наполненную дымящейся «долей», и понесли по рядам.
   – Богатых колосьев... косяков у берега...
   – Дай дождей на посевы... солнца на всходы!
   – Жирной руды... полных капканов...
   Обескровленного барана вынесли и немедленно отдали на разделку. Крепкие мясники с ножами уже ждали на заднем дворе возле кипящих котлов.
   Постепенно среди плотно спрессованной толпы наметилось круговое движение. Новые люди все продолжали заходить в храм через боковые двери, но они уже не застывали на месте, а сразу включались в «водоворот». Тех, кто уже насладился «представлением», тихонько оттесняли наружу, в боковые двери. Там, снаружи, у ствола двухсотлетней ели собралась громадная толпа.
   – Отведи болезни от наших детей...
   – Пусть у каждого народятся по три сына...
   – Прими нашу долю, высокий Фрейр, отец семей...
   Совсем близко очутились каменные скамьи с высокими толстыми спинками, эти спинки защищали людской водоворот от алых брызг. Когда Даг вместе с отцом прошел половину круга, он разглядел священные скамьи изнутри. Внутренние поверхности спинок и сидений были испещрены рунами, капли крови собирались в горячие струйки и стекали по изгибам рун на пол.
 
Даровал нам землю
Ты, противник Волка,
Поднял руны силы,
Мед в уста вдыхая...
 
   Песня отражалась от древних стен, дробилась и осыпалась вниз дробным шепотом. Прибывшие на Дизаблот толпы затопили всю округу. Внутри безумие захлестнуло всех. Олав и Сверкер шептали, взявшись за руки, по их лицам стекал пот. Голова Длинного Зайца болталась из стороны в сторону, вместе с качающейся рогатой головой жреца-тула. Старика почти не держали ноги, он использовал двоих юношей как подпорки. Прикрыв глаза, он вытянул вперед тощую руку и указывал куда-то в восточные ворота. Желтый загнутый ноготь на его указательном пальце походил на коготь страшного ворона. Наконец ворота распахнулись.
   – Конунг! Сам конунг явился на зов!
   – Услышал зов! Не решился обидеть предков...
   Конунг Бьерн вступил на каменную дорожку с понурой головой, без оружия, украшений и без верхней одежды. Грамы конунга, высокие, в кольчугах до колен, прокладывали хозяину путь к кольцу. Жрец-тул ждал мирского соправителя страны у алтаря. И вот – седобородый дряхлый жрец вручает не старому еще конунгу кольцо Клятвы.
   И все поворачиваются к Одину.
   – Клянусь именем Бога Повешенных... – первым запел жрец. – Не оставлять горестей моей земли...
   – Клянусь тебе, Сеятель Бед... – подхватили служители. – Непокорных гнать до моря, а покорившимся – воздать почести...
   – Клянусь умножить наше общее добро! – торжественно заговорил конунг, надев массивное украшение на запястье. Даже на его крепкой руке кольцо походило на обломок великанских кандалов.
   – Клянусь перед всеми свободными Свеаланда...
   Два страшных ворона – Думающий и Помнящий – поднимались над ахнувшей толпой, вместе с широкими плечами истукана. Со стороны казалось, что Один становится выше ростом. Возможно, его каким-то образом приподняли жрецы, но что происходило внизу, за спинками скамей – никто не видел. Друг Мира, Одноглазый, величественно потрясал грозным копьем Гунгнир, золотое кольцо сверкало на его левой руке.
   Конунг Бьерн выкрикивал слова праздничной клятвы, повторяя их за главным предсказателем. Губы конунга шевелились, но барабан заглушал речь. Он гремел так, что вздрагивал каменный пол под ногами.
   – Ты, приносящий нам победы и поражения...
   – Пошли своего сына за великой жертвой...
   – Пусть примут ваны наше приношение...
   Плотная масса бондов снова начала круговое вращение. Видимо, стражники за спиной конунга сняли оцепление. Отец, Сверкер и другие притоптывали, сцепившись локтями, а когда конунг заканчивал очередную фразу, все дружно ударяли металлом о металл. Отбивали ритм ножами, фибулами и даже серебряными слитками.
   – Глядите, Священная роща...
   – Смотри, сын мой, смотри, смотри... Такое девять лет не увидишь!
   – Здесь не гниют даже трупы наших врагов, – восторженно прохрипел Горм.
   По ногам дохнуло холодом. Порыв ветра внес в помещение клубы снега. Громадные дубовые створки издали протяжный визг. Каждую из них откатывали по три человека. Сразу за воротами начиналась широкая, расчищенная от снега, дорога. По обеим ее обочинам угрюмыми часовыми возвышались сугробы в рост человека. Вдали дымили костры.
   Молящиеся со стоном отпрянули от ворот. Те, кто не поместились в храме, упали на колени. Но Северянин упорно переставлял ноги. Упасть здесь – означало быть растоптанным.
   И вдруг... колесница Тора сдвинулась с места. Оказалось, что вращение тысячеголовой массы прервали особые стражники, подчинявшиеся только конунгу-жрецу. Они растолкали молящихся, плечами и копьями образовали широкий проход и сами впряглись в колесницу. Разом натянулись серебряные цепи, бесшумно покатились смазанные колеса, спрятанные под копытами деревянных козлов, громадная статуя с молотом качнулась и поплыла к дверям.
   Толпа ахнула.
   – Тор едет в Священную рощу!
   – Тор примет жертву Девяти!
   – Хвала Дизаблоту, хвала ванам!
   Бонды повалили наружу. Колесница неторопливо выкатилась через центральные двустворчатые ворота, ее тут же со всех сторон облепили сотни страждущих.
   – Идем, идем, – заторопился Горм. – Парни, это бывает раз в девять лет!
   Колесница двигалась медленно, рывками, но неуклонно приближалась к Священной роще. Где-то забил барабан. Ему ответил второй, третий... Стражникам помогали дренги местного ландрмана, они отодвигали людей копьями, образовав сплошную живую стену. По периметру рощи застыли всадники с копьями и луками, чтобы никто не проник на церемонию со стороны. Вокруг Золотого Храма полыхали костры, там вовсю готовилось кушанье. А впереди, в зеленом сумраке Священной рощи, дымили другие костры...
   По утоптанной колее Тора завезли на опушку. Казалось, сильные козлы сами прокладывают себе путь. Тор покачивался над толпой, его молот слегка подрагивал. Младшие жрецы облачились в длинные серые балахоны, на головах у них, как и у жреца-тула, появились закрытые шлемы с рогами. Эти шлемы полностью скрывали голову. Там, где должны были находиться лица людей, скалили бронзовые зубы морды чудовищ. От этого чудилось – шествие возглавляют не жрецы, а посланцы из нижних миров.
   – Дизаблот... Дизаблот... Дизаблот...
   Люди выстраивались широким полукругом на опушке. Девять каменных скамей ожидали свои жертвы. Девять жрецов сквозь прорези для глаз смотрели на Тора из своих чудовищных масок. Первой жертвой стал черный петух. Ему перерезали горло и повесили на коротком верхнем сучке ближайшего ясеня. По роще пронесся ветерок, затрепетали пестрые ленты и полотнища, всколыхнулся искристый снег.
   – Тебе, защитник Мидгарда, тебе, покоритель исполинов...
   – Тебе, носитель молота Мьелльнира, пояса силы и железных рукавиц...
   – Обереги нас от великанов!
   – Обереги от властелинов тьмы!
   Несколько мгновений тишины люди наслаждались блеянием черного барана. По мановению руки верховного тула слуги храма одновременно подняли кривые ножи. На лезвиях сверкнули руны. Словно даря милость своему народу, Тор раздвинул тучи. Скупой солнечный луч выбил искры из снега.
   – Добрый знак...
   – Рыжебородый услышал нас!
   Барану связали задние ноги, веревки перекинули через крепкие ветви соседнего дуба. Барашек оставался жив еще долго, даже в подвешенном состоянии. Конунг-жрец объявил народу, что это тоже доброе знамение, Тору нравится, когда его жертвы долго путешествуют между мирами. Дагу тоже понравилось смотреть, как баран дергается в петле.
   – Каждый день будут убивать по одному, – тихо напомнил старина Горм. – Девять дней будем приходить и приносить Тору девять великих жертв.
   За бараном последовал крупный пес. Какой-то счастливый человек плакал, упав на колени. Горм тихо сообщил родичам, что этому бонду повезло – двух его собак отобрали для жертвы. Чем-то собаки приглянулись посланцам храма. Даг стучал зубами, но холода не ощущал. Болезнь тоже на время отступила.
   Остался только он – и Дизаблот.
   И девять жертв.

Глава девятая
В которой выясняется, кто виноват в неурожаях, и рушатся надежды на карьеру жреца

   Барабаны отбивали сложный ритм, «серые балахоны» что-то хором выкрикивали.
   – Несут, несут!
   – Ведут вепря! Расступитесь!
   Следующими на опушку рощи притащили упирающегося кабанчика. Даг залюбовался его блестящей шкурой – наверняка заядлый охотник Сверкер не отказался бы от такой! Вепрю быстро перерезали глотку и повесили на ясене.
   Когда привели козла, жрец-тул указал пальцем в толпу. Тот, на кого он указал, с благодарностью поклонился, вышел и взялся за нож:. Даг скоро понял, что зарезать жертву в такой день считается великой честью. Он стал болеть за отца и за других знакомых, чтобы повезло хоть кому-то. Однако Северянину не досталось ни козлов, ни барашков, ни оленей. Оленя убивали красивее всего и выбрали наверняка самого лучшего. Какой-то бонд в толпе похвалялся, что именно его олень удостоился такого счастья.