Сертаков Виталий. Коготь берсерка

   – Ведут их, ведут...
   – Тебе, победитель Мирового Змея...
   – Тебе, победитель Белого Бога, убийца проклятых христиан!
   Жрец-тул шагнул к костру. От сложенных высоким шалашом поленьев валил сладковатый красный дым. В бликах багрового пламени мохнатая фигура предсказателя, с воздетыми к небу руками, казалась кошмарным призраком.
   – Возьми их плоть, возьми свою долю, защитник асов!
   На вязах и дубах уже болтались волк, кабан и красивый жеребец. Сосед Северян, Халльвард Жаворонок шмыгал носом в заднем ряду и не скрывал счастливых слез. Его замечательный жеребец, вороной с белым пятном во лбу, любимец всей семьи, приглянулся жрецам. Он умирал достойно, доля асов стекала правильно, и все были довольны. Подвешивать коня – дело непростое, требовалось много сильных рук. Ему связали отдельно задние и отдельно передние ноги. А голову укрепили так, чтобы ночью своей долей могли полакомиться те, кому она предназначена.
   – Сам конунг Бьерн пожертвовал трех коней и двух знатных пленников, – вполголоса рассказывал кто-то позади Дага, пока велись приготовления к главной части торжества. – Говорят, он задобрил жрецов и местных бондов тремя марками золота!
   – Это точно, – ответил другой голос. – Сегодня такой день, что конунгу лучше быть покладистым...
   Даг с усилием повернул голову, поискал глазами Бьерна. Могущественный правитель стоял на снегу с бледным лицом, все так же раздетый и безоружный, с огромным золотым кольцом на руке. Даг мигом вспомнил истории старины Горма про то, как великие жрецы убивали правителей страны. Такое случалось в Свеаланде не раз, если конунг не выполнял своих клятв, данных кольцу, или если наступал мор. В дни Дизаблота жрец-тул мог запросто обратиться к бондам и объявить, что бескормица или болезни насланы асами в наказание за плохого правителя.
   Случалось так, что правителя резали здесь же, в храме, на священной скамье, чтобы спасти народ от больших бед.
   Но нынче тул ничего не сказал. Наверное, Тору понравились рабы и жирные монахи, привезенные дядей Свейном. Вначале Тору подарили пленных норвежцев. Один кричал и брыкался, взывая к вчерашним торговым напарникам. Он угрожал, что его друзья в Хладире сделают то же самое со всеми шведскими торговцами.
   – Ты не торговец, – оборвали его люди в бронзовых масках. – Ты продавал своих и воевал с женщинами. Теперь пусть хозяйка подземного царства решит твою судьбу.
   Один ловкий надрез – и норвежский разбойник лишился возможности говорить. Через распоротое горло он еще мог кое-как дышать, изо рта его лезла розовая пена, ноги скребли по земле, связанные руки дергались за спиной. Норвежца подняли вместе с его товарищем по несчастью и понесли обоих к выбранной толстой ветке.
   – Повесьте их на том месте, где в прошлый раз висел ярл мятежного острова, – прошамкал предсказатель. – Это хорошее место. Тут всегда поет ветер, тебе будет не скучно. И отсюда хорошо видно, как мы будем веселиться в городе. Ты сможешь повеселиться вместе с нами...
   Но сильный викинг ухитрился каким-то чудом высвободиться. Он растолкал плечами жрецов и, мелко перебирая связанными ногами, побежал в глубину рощи. За ним в сугробах осталась глубокая траншея. За беглецом кинулись стражники. Под одобрительный хохот его скоро притащили назад, викинг лягался и вертелся, но быстро слабел от потери крови.
   – Следовало бы его отпустить, – пробурчал старина Горм. – Храбрость следует уважать...
   Тут пленник извернулся и ударил палачей двумя ногами. Оба жреца оказались гораздо слабее викинга. Они отлетели в снег, точно ребятишки, получившие удар конским копытом. В рядах бондов засмеялись. Сколь бы торжественна ни была минута, свеи всегда ценили красивый бой и отвагу.
   – Его надо отпустить, – гнул свое скальд.
   – Он же все равно умрет? – удивился Даг.
   – Зато он умрет на свободе. Он умрет в бою и попадет к валькириям!
   Но, конечно же, Горма никто не послушал. Поскольку норвежец, захваченный Свейном, продолжал брыкаться, его повалили навзничь, вскрыли мечом грудь и вытащили сердце. Без такой важной части норвежец жить не смог, его наконец повесили вверх ногами, а сердце отдали в храм.
   – В прежний Дизаблот достаточно было одной жертвы в день, – произнес кто-то в толпе.
   – Это точно. Хватило бы одного, – согласился Халльвард Жаворонок. – Разве жрецы хотят подарить асам двоих?
   – Не тебе решать! – оборвал кто-то из стариков. – Кто может заранее знать волю Тора? Вдруг он захочет получить сразу четверых?!
   Привели следующую жертву. Даг узнал того, кого Волчья Пасть называл Бруно.
   – Вот они! – проскрежетал жрец-тул, указывая на связанных, обессилевших саксов. – Вот они, подосланы Белым Богом, чтобы извести всех нас... Повесить их!
   – Повесить проклятое семя! – гаркнули хором бонды. – Пусть асы получат щедрую долю!
   – Двоих монахов мы отпустили, – посмеиваясь, рассказывал кому-то херсир Свейн. – Мы выкинули их на острове. Если их Езус защитит их, они доберутся до Шлезвига. Ха-ха!
   Бруно схватили первым, распяли на каменной скамье, надрезали ему горло, но не до конца. Богам нравится, когда в праздник все делается постепенно и весело! Монах трясся, как гора свежего розового сала. Он пытался сложить руки ковшиком и что-то лепетал, обращаясь к своему Белому Богу, но тот не пришел на помощь.
   – По слухам, здешние поклонники Белого Бога отдали храму всех свиней и шапку серебра в придачу, чтобы их не прирезали сегодня, – произнес кто-то сведущий в толпе.
   – Все равно! Их надо всех вздернуть, – убежденно откликнулся Горм Одноногий.
   – Проклятое семя, – брызгая слюной, заговорил седобородый жрец, – вы замахнулись на священную землю! Вы пришли отнять нашу веру.
   – Убейте их, отдайте их долю асам! – заорали из толпы.
   – Нет, их нельзя просто так убить, – поднял ладонь жрец. – Этого мы кинем в источник.
   Молодые жрецы расступились. Под корнями дуба бил незамерзающий ключ. Вода скапливалась крошечным озерком, присыпанным снегом. Бруно раздели догола. Связали ноги и подтащили к парящей воде.
   – Пусть исполнится воля!
   – Если эта тушка не всплывет, в Свеаланде будет мирный год! – торжественно объявил тул.
   Бруно столкнули в ледяную воду. Несколько мгновений он барахтался на поверхности, и Дагу стало уже казаться, что упрямый монах выберется, но источник был намного глубже, чем казался издали. Бруно выпустил кучу пузырей, словно кит, и пошел ко дну. Впрочем, спустя какое-то время труп монаха всплыл спиной вверх, его подцепили крючьями и выволокли на снег, но это уже никого не удивило. Бонды радостно загомонили, поняв, что асы благосклонно приняли жертву.
   – Слава асам-заступникам, – пробормотал Олав. – Теперь точно будет мир...
   Тела мертвых мужчин заняли свои места в Священной роще. Взлетали искры костров, ранний зимний вечер наползал на вечный лес, люди хранили молчание. Вот снова забили барабаны, с верховного жреца сняли праздничный рогатый шлем, а конунга закутали в шубу.
   – Дизабло-от!!! – Взревели десятки глоток. – Эй, свободные люди Свеаланда! Праздник пришел! Всем девять дней праздновать! Никому не прикасаться к оружию! Никому не затевать ссор! Никому не поминать былое!
   – Диза-блооот! – Тысячи рук взлетели вверх, бонды принялись обниматься прямо тут, у окровавленных сугробов.
   К сладковатому дыму костров все явственнее примешивались ароматы жареного мяса и перебродившего эля. На главной площади, под шатрами всех ждало обильное угощение. Вслух это не говорилось, но все знали – принесенные в жертву животные тоже пойдут на стол, на радость уставшим путникам. Тысячи свеев со всех концов страны проделали долгий путь, чтобы как следует насладиться праздником.
   Стоило Сверкеру разжать руку, как Даг кулем рухнул в снег.
   – Что с ним? Эй, парень, ты жив?
   – Даг, очнись, нам надо идти к жрецу! – Отец растирал сына снегом, хлопал по щекам, но ничего не помогало. Даг летал где-то очень далеко.
   – Он выглядит так, будто сожрал дурной гриб, – рассудил Горм, пытаясь услышать сердце юного родича. Сердце билось, но медленно и неровно.
   – Нам надо к жрецу, – беспомощно повторял Олав, пытаясь оживить обмякшее тело мальчика. – Мой сын должен учиться в храме...
   Тем временем колесница Тора развернулась в обратный путь. Вспыхнули сотни факелов, заиграли флейты и кантеле. Праздничной процессии предстояло снова пройти под золотыми сводами, затем – обойти все дома в Упсале и все курганы со спящими в них героями. На это могла уйти вся ночь и завтрашний день. Возле каждого кургана предстояли песни и обильная выпивка. Чем больше слов, песен и выпивки – тем приятнее тому, кого до сих пор помнят друзья, дружинники и родичи. На третий день праздник обещал превратиться во всеобщий пир, куда уже без разбору пустят и финнов, преданных своим волшебным камням, и гаутов, и датских купцов, и даже тех, кто носит крест, – поклонников ужасного Белого Бога. Начиная с третьего дня праздника, хускарлы станут резать скот на малые жертвы своим любимым ванам земледелия. В такие дни даже бывшие враги становятся друзьями. Затем начнется праздничный тинг, и состязания на конях, и прочее веселье!
   Даг так мечтал все это повидать, познакомиться со старыми боевыми товарищами Горма, а главное – попасть на беседу к самому верховному жрецу, но...
   Вместо этого он бессильно валялся на спине и ловил ртом снежинки. Тул никак не мог услышать Дага, его везли на носилках, позади праздничной колесницы Тора. Перед белыми козлами богатеи швыряли на землю меха, люди попроще – рассыпали зерно. Музыканты надрывались изо всех сил. На громадных вертелах жарили сразу трех быков и поливали сверху пивом. Все громче, на всю Упсалу, раздавался женский смех и визг. Дизаблот обещал пройти радостно и принести щедрый урожай.
   Дага бегом внесли в дом приемной матери Ингрид и уложили на лучшем гостевом месте.
   – Не помогли твои снадобья, – упрекнул Горм хозяйку. – Давайте разденем его. Может, он замерз?
   Даг хотел ответить, что ему не холодно, но не сумел разжать зубы. Его словно скрутило судорогой. Острая боль в животе утихла, зато ниже щиколоток он совсем не чувствовал ног. И это тупое одеревенение потихоньку поднималось все выше, к коленям...
   – Ага, похоже на дурной гриб, – произнесла где-то рядом другая женщина. – Трюгге, живо беги за знахаркой!
   – Все будет славно, все пройдет, – нашептывал Сверкер, баюкая своего любимого младшего родича. – Эх, волчонок ты наш... Чего ж ты нажрался? Вроде все вместе завтракали, да, Олав?
   Северянин хмуро мерил залу широкими шагами.
   – Откуда мне знать, вместе или нет? – отгрызнулся он.
   – Это что, я его отравила? – уперла руки в бока приемная мать Ингрид. – Ты вначале думай, Северянин, а потом – говори! Может, трясунец у него? Или грудь застудил?
   – Никто тебя не обвиняет... – поморщился Олав. – Я такое уже видел раз... после дурных грибов.
   Даг слышал их разговор, но участия принять не мог. Он точно знал, что ни разу не замерзал и в проруби не купался. Он вспоминал завтрак. Кушали все вместе. И вечером кушали все вместе. И за день до того...
   Пиркке! Точно, Даг вспомнил и даже застонал от натуги, пытаясь протолкнуть воздух сквозь опухшее горло. Неужели коварная ведьмина служанка подсыпала ему в похлебку, когда они столовались у Сигурда Короткая Нога?
   Неужели служанка вельвы?!
   – Лежи, лежи тихо! – скомандовала захарка, колдуя над ним с травами. – Парни, придержите его. А ты лежи, ничего не говори, не бойся. Сейчас кровь пустим немного, полегчает...
   Но кровопускание не помогло. Как и нагретые тряпки, в которые знахарка пыталась обернуть мальчика. Онемение в ногах добралось уже до колен, голова не ворочалась, шея опухла, дыхательные пути превратились в узкую щелочку. Воздух с хрипом и клекотом пробегал по этой щелке.
   – Что же делать? Он умрет?!
   – Тут есть словенский знахарь, зовите его!
   – Уж лучше позвать кого-то из жрецов. Они попросят ванов. В праздник ваны слышат нас.
   – Зовите, кого можете! – рявкнул Олав. – У меня достаточно серебра, чтобы купить самого опытного знахаря!
   Какое-то время спустя Даг ощутил прикосновение острого и холодного к запястью. Две травницы суетились рядом, затем привели старика в сером балахоне. Пустили кровь, через плотно сжатые зубы проталкивали какое-то питье, затем раздели и понесли в баню. В жарко натопленной бане Даг чуть не испустил дух. Притихшее сердце снова застучало, как молот, а опухшее горло сузилось до предела. Воздух со свистом проходил в легкие при каждом вдохе, глаза закатились, начались судороги...
   – Хозяйка, ему стало хуже!
   – Несите мальчика во двор...
   – Горм, пошли кого-нибудь за тулом, – распорядился Северянин. – Обещай все что угодно, пусть придет!
   – Никто не может ему помочь, и он не сможет! – чуть не плача напустился на брата Сверкер. – Ты ведь знаешь, Олав, кто может его спасти! Почему ты не хочешь ее найти? Она ведь еще здесь, в Упсале! И подруги ее здесь...
   – Да, я не хотел ее звать, – Олав сглотнул. – Потому что... потому что она заберет моего сына.

Глава десятая
В которой Пиркке Две Горы становится несговорчивой, Даг получает живую игрушку, а олени бегут быстрее коней

   – Ты не можешь забрать его с собой, – упрямо повторил кузнец.
   – Как хочешь, Северянин, – пожала плечами вельва. – Ведь это ты бежал за мной, а не я за тобой.
   Олав скрипнул зубами. Наверняка в этот момент ему хотелось взять колдунью за горло, приподнять и как следует встряхнуть или вообще свернуть ее противную желтую шею. Несмотря на угрозу остаться совсем без урожая и падеж: коров. Но Северянин сдержался. Вокруг толпилось много людей, родичей тетушки Ингрид и всяких приблудных чужаков. Кроме того, Пиркке Две Горы сказала правду – это за ней Сверкер и Олав неслись во всю прыть. А затем еще долго уговаривали вернуться и осмотреть больного мальчика. Финка согласилась с явной неохотой. Ее уже ждали подруги на другом конце Упсалы.
   Ведь по соседству с колесницей Тора благодарные матери и будущие роженицы таскали сани с Фрейром и его чудесным вепрем. Прямо посреди площади вырыли большую яму, в ней на камнях запекли мясо. Женщины громко пели, нарезали баранину, пританцовывали и били в ладоши. Мяса хватало на всех. Крестьяне привезли богатые дары со всех концов Свеаланда. Пожалуй, тут собралось в первый же день Дизаблота человек двести женщин, самых разных. В праздник потерялась разница между женами ярлов и простыми пастушками.
   Олав ворвался в самый центр женского сборища, когда вельвы, местные повитухи и знахарки собрались вокруг ямы в большой круг. Они громко запели и повели хоровод. Изо всех сил изображая почтительность, Северянин с трудом вытащил вельву из круга. Пиркке отбивалась и никак не могла взять в толк, кто, зачем и куда ее тащит.
   Или умело делала вид, что не понимает.
   – Я знаю, что с ним, – заявила вельва, осмотрев мальчика. – Он умрет через шесть дней. Это очень опасно. В нем яд зимней змеи.
   – Зимняя змея? – вытаращил глаза Сверкер. – Разве зимой водятся змеи?
   – В какое же место она его укусила? – недоверчиво осведомился Горм.
   – Я знаю всех змей, – тихо промолвил Сверкер. – Такой здесь не водится.
   – Зимняя змея кусает не больно и не оставляет следов, – мрачно ухмыльнулась колдунья. – Ой, Сверкер Северянин, я разве сказала, что зимняя змея водится в Упсале? Разве Пиркке Две Горы так сказала? Разве Пиркке приезжала в вашу усадьбу с обманом? Отчего ты отводишь глаза, Северянин? Оттого, что ты при людях обвинил Пиркке во лжи? Тогда пропусти меня. Я собираюсь повеселиться. Мне пришлось заплатить немалую виру, чтобы попасть на ваш Дизаблот. Мне некогда.
   – Прости нас, Пиркке, – через силу проговорил Олав. – Мой брат не хотел тебя обидеть. Мы тебе верим. Только... спаси моего сына.
   Даг слышал их разговор словно сквозь шум прибоя. Ему хотелось крикнуть отцу, чтобы тот не верил, не поддавался, потому что коварная старуха врет...
   – В Упсале много травников и жрецов, знающих хвори, – упрямо поджала губы финка.
   – Они не могут помочь. Ты сказала, он умрет? Вылечи его, прошу тебя. Вылечи моего сына. Я заплачу тебе очень щедро.
   – Мне не нужно твое серебро.
   Северянин побледнел.
   – Ты помнишь, что я тебе говорила? – Голос вельвы стал нежным, как молодая трава. – Ой, я тебе говорила когда-то, что этот мальчик не годится для вашего Золотого Храма. Я говорила тебе, что из него получится сильный колдун, но не жрец Тора. Ты привез его сюда. Ты не послушал старую Пиркке. У Пиркке глупый язык, так подумал ты. Пиркке болтает зря, она старая и потеряла ум, так подумал ты, э? Вот твой Тор и наказал тебя. Кто-то дотронулся до твоего сына. Этого достаточно, чтобы яд зимней змеи проник под кожу. Теперь его никто не спасет. Попрощайся с ним и будь мужчиной. Мальчику осталось шесть или семь дней.
   – Ты можешь его спасти? – не поднимая глаз, спросил Северянин.
   – Если заберу с собой. – Голос вельвы стал еще мягче. – Я положу ему под рубашку вот что...
   Некрасивая рябая женщина с одутловатым лицом словно из воздуха достала корзинку. В корзинке безостановочно крутился и шипел маленький лемминг. Пиркке взяла лемминга двумя пальцами, поднесла к светильнику. Олав и другие мужчины невольно вздрогнули. У несчастного зверька не было задних лапок, поэтому он мог лишь кусаться и медленно подволакивать тельце.
   – Далеко не уползет, – словно услышав мысли окружающих, хохотнула колдунья. – Я положу его мальчику на грудь. Пусть он держит зверя. Пока сердце этого лемминга бьется, мальчик не умрет.
   – А потом что?
   – Я отвезу его в Финнмарк. К себе, в горы. Там я его вылечу.
   – Что ты хочешь за это? – Олав покосился на синюшнюю физиономию Дага. Кузнецу не верилось, что парнишка проживет семь дней.
   – Не нужна плата. Я буду его учить. Через два года он вернется к тебе, Олав Северянин. Если захочет.
   – Как так? Как «если захочет»?
   – Он станет учеником нойды. Ты слышал, Северянин, кто такой нойда? – Вельва усмехнулась одним ртом, глаза ее оставались пустые и холодные. – Многие, очень многие мечтают стать учениками нойды. Когда нойда берет мальчика, тот обычно не хочет возвращаться домой.
   Кто-то из родичей охнул, женщины в испуге зашептались. Пиркке все еще держала безногого лемминга в кулаке.
   – Я слышал. Так зовется у вас черный колдун, который может говорить с мертвыми?
   – Нойда Укко многое может. Для него открыты многие тайны. Если он выбирает ученика, он никогда не ошибается.
   – Он отберет у Дага память? Тогда какая разница, вылечишь ты его или нет, если мой сын не захочет возвращаться домой? – набычился Олав.
   – Ты потерял рассудок, Северянин, раз так дерзко говоришь с самой вельвой, – зашептала приемная мать Ингрид. – Ты должен быть счастлив и благодарен...
   – Хорошо, – через силу кивнул кузнец. – Вылечи моего сына.
   Пиркке торжествующе улыбнулась, склонившись над мальчиком. Только он один видел ее улыбку. Вельва положила лемминга Дагу на грудь и сверху скрестила безвольные руки мальчика. Зверек покрутился немного, потыкался влажным носом и затих. От него шло какое-то необъяснимое успокаивающее тепло. Дагу даже показалось, что облегчилось дыхание.
   – Доброе знамение, – прошептала помощница вельвы. Ее звали Юкса, Даг уже успел запомнить ее имя. – Лемминг не сбежал, мальчик понравился ему.
   – Теперь держи его крепко, – приказала вельва. – Ой, парни, заверните его в теплую одежду. И дайте нам в дорогу копченого мяса, побольше. А еще лосося и зайчатины.
   – Мы все вам дадим, – засуетился Сверкер, делая знаки слугам. – Только поезжайте как можно быстрее! Может быть, надо отправить с вами несколько дренгов?
   – Зачем? – хихикнула вельва. – Охранять нас не надо. Я никого не боюсь. Лучше зарежь пару петухов, Северянин, и подари своим асам. Пусть сделают так, чтобы на перевалах нас не встретила непогода.
   – Все сделаю... – Олав проводил сына, сам уложил в сани. – Будь мужчиной, Даг. Не забывай нас. Ты вернешься. Я верю, ты вернешься.
   От напряжения у Дага из глаз потекли слезы, но он так и не сумел ничего вымолвить. Только свистел сквозь опухшее горло, как ветер в дупле. Лемминг горячим комочком пригрелся на груди.
   – Может, мы зря ей поверили? – кусая ус, вполголоса предположил Горм. Скальд стоял на дороге и глядел вослед уносящимся саням. – А вдруг она не вернет мальчишку?
   – Горм, мальчик все равно бы умер, – успокоили верные хускарлы.
   – И это верно, – согласился бывший викинг.
   Белые олени бежали резво. Не успели родичи Ингрид и глазом моргнуть, как разукрашенные сани пронеслись по Упсале, миновали крайние дома и вырвались на речной простор. Следом за первыми санями, откуда ни возьмись, пристроились еще одни. И еще одни. Это две другие финские вельвы, подружки Пиркке, торопились унести ноги с праздника. Никто не заметил, что вельвы покинули Упсалу, у свеев имелась куча более важных забот. Гремели барабаны и бубны, далеко разносились писк флейт и гортанный вой волынок, искры от громадных костров освещали лесистые склоны холмов далеко вокруг.
   Даг лежал под тяжелым колючим мехом, прижимая к себе лемминга. Над его лицом раскачивались и звенели бубенцы, по ветру расстилались пестрые ленты с оберегами.
   Страшная вельва обернула к нему морщинистое лицо. Ее синие губы расплылись в ухмылке, а зубы торчали в разные стороны, словно обгоревшие пеньки на пепелище.
   – Все, что предсказано, – всегда сбывается. Ой, не бойся, ты не умрешь. Это хорошее снадобье, оно никого не убивает. Пиркке Две Горы не хочет тебе зла. Пиркке полюбит тебя, если ты будешь послушным. Я привезу тебя к нойде, мальчик с волчьей меткой. Ты никогда не вернешься домой, ты будешь доволен...
   Даг Северянин отвык плакать. Настоящий херсир никогда не плачет!
   – Ой, скорее, белые спинки, – приговаривала Юкса, размахивая кнутом. – Ой, скорее, поспешайте за свежим ягелем, поспешайте домой, в край Две Горы, к родным стойбищам...
   Тем временем, проводив вельву с прислугой, хозяйка дома участливо беседовала с Олавом. Бонд сидел, сгорбившись, положив на колени свои большие сильные руки, и думал, что же он расскажет жене. Одна из упсальских знахарок дождалась, пока приемная мать Ингрид освободится.
   – Ты правду мне сказала? Про то, что вельва дала мальчику в дорогу безногого лемминга?
   – Да, это так. Эта волшебница сказала, что лемминг будет удерживать жизнь в мальчике... Он такой волшебный, этот ее зверек.
   – Ты ничего не поняла, – мотнула седыми косами знахарка. – Жаль, что вы не спросили меня. Я хоть и не могу его вылечить, но знаю, что такое безногая тварь у сердца. Это значит – мальчик тоже теперь лишен ног. Он никуда не сможет уйти.
   – Храни нас Один, – ахнула пожилая хозяйка. – Надо скорее сказать Северянину. Пусть догонит!
   – Их олени бегут быстрее любого коня, – устало вздохнула знахарка. – Лопари умеют заговаривать оленей. И леммингов, и прочих тварей. Вам остается просить Тора, чтобы мальчика не сожрали в пути.

Глава одиннадцатая
В которой выясняется, как непросто жить без ног, как вращается «небесная петля» и как легко избавиться от волчьих зубов

   Четвертый рассвет встретил Даг в санях вельвы.
   Олени несли сани быстро по заснеженному зеркалу реки, навстречу горным кряжам. Юкса казалась каменной бабой, ее не тревожили ни голод, ни усталость, ни отсутствие тепла. Как истукан, она восседала на передке саней, щелкала языком, порой щелкала кнутом, но никогда не била оленей. Иногда она сдергивала рукавицу, закидывала что-то в рот, жевала, сплевывала и запевала заунывный саамский йойк. Ее дребезжащее, странно завораживающее пение походило чем-то на шум вскрывшейся реки. Еще Даг слышал в нем писк новорожденных птенцов, шелест сухих листьев, хруст трущихся на реке льдин и дробный стук градин. Если бы Северянин мог говорить, он непременно заставил бы Юксу заткнуться, ведь слушать ее часами было невыносимо.