Страница:
— Дело не в пуле. Это же боевой офхолдер, нагрузка наложилась.
— Ну а вы-то, сами? Никак, что ли?
— Разве ее переспоришь? Тем более, я всего лишь реаниматор, а она — лучший Наездник…
Младшая не прислушивалась ко всей этой белиберде, она зачарованно следила, как к посеревшим щекам Марии возвращался румянец.
— Не слышу. Что? — склонилась Младшая.
— Поможешь… — Мария облизнула потрескавшиеся губы. — Поможешь мне его поймать?
Анка старательно закивала. По трубочке капельками ползла прозрачная жидкость.
— Как мы с тобой… полицию обдурили, помнишь?
Ничего смешного в этих воспоминаниях не было, по Анка послушно улыбнулась.
— Еще раз… — Мария прикрыла глаза. — Еще раз прости меня. Ты должна знать. Очевидно, люди Григорьева сделали твоему брату полное переливание крови и накачали витаминами. Или разработали антидот. Иначе не объяснить, почему твой брат жив… С активированным офхолдером посторонний человек не может продержаться больше полутора суток.
— А потом? — У Младшей что-то ухнуло внизу живота.
— Потом офхолдер убьет твоего брата.
Глава 9
Глава 10 ЭКСКУРСИЯ ПОД ЗЕМЛЮ
Глава 11
— Ну а вы-то, сами? Никак, что ли?
— Разве ее переспоришь? Тем более, я всего лишь реаниматор, а она — лучший Наездник…
Младшая не прислушивалась ко всей этой белиберде, она зачарованно следила, как к посеревшим щекам Марии возвращался румянец.
— Не слышу. Что? — склонилась Младшая.
— Поможешь… — Мария облизнула потрескавшиеся губы. — Поможешь мне его поймать?
Анка старательно закивала. По трубочке капельками ползла прозрачная жидкость.
— Как мы с тобой… полицию обдурили, помнишь?
Ничего смешного в этих воспоминаниях не было, по Анка послушно улыбнулась.
— Еще раз… — Мария прикрыла глаза. — Еще раз прости меня. Ты должна знать. Очевидно, люди Григорьева сделали твоему брату полное переливание крови и накачали витаминами. Или разработали антидот. Иначе не объяснить, почему твой брат жив… С активированным офхолдером посторонний человек не может продержаться больше полутора суток.
— А потом? — У Младшей что-то ухнуло внизу живота.
— Потом офхолдер убьет твоего брата.
Глава 9
ДЕТИ ПЕТЕРБУРГА
— Эй, чувак, ты че, обкурился?
Валька задрал голову. Откуда-то сбоку проникал рассеянный свет, пахло пылью и мышами. С минуту он, моргая, вглядывался в темные, нависающие над ним лица, потом разом вспомнил вчерашний день. Попытался вскочить, пребольно трахнулся лбом о завернутую в тряпки и жесть трубу.
— Вот дурной! — В темноте засмеялись. — Ты чё, из психушки сбежал?
— Слышь, баклан, вылазь оттуда!
Пацаны. Двое маленьких, ростом ниже Анки, и двое примерно одного с ним возраста. Самый мелкий, в грязном свитере и разноцветных ботинках, достал из-за уха окурок, чиркнул спичкой.
— Позырь, Белка, сапоги какие стремные!
Тот, кого звали Белкой, присел на корточки. Старший разглядел глубоко посаженные хитрые глаза, корочки простуды по углам рта.
— Бабло есть? Деньги?
— Сорок копеек.
— Нехило жируешь. Курево?
— Не курю.
— Ништяк. Здоровым откинешься. Молодой, кинь ящик.
Маленький, пыхтя сигаретой, приволок из темноты пластмассовый ящик из-под пива.
— Как зовут? Валентин представился.
— Чё у тебя с рукой?
Валька попытался разжать кулак. За ночь жар в руке не спал, напротив, рука до плеча стала непослушной, и в голове стоял непрерывный звон.
— Болею я, зараза какая-то…
— Тю-ю… Димон, видал, какая херня? — Ребята сгрудились вокруг невиданной болячки, но потрогать никто не решался. Старший неожиданно испытал облегчение оттого, что беспризорники, по крайней мере, не разбежались. — Это что, язва, что ли? Сам-то давно в Питере?
— В Питере?!
— Ну да. В Петербурге. А ты чё думал, Париж, что ли?
Мальчишки захохотали. По чердаку заметалось эхо. Старший усиленно шевелил мозгами. Если вечером он склонялся к мысли идти в милицию, то теперь забрезжила новая идея. Он уже понял, с кем имеет дело. Возможно, они воруют или даже грабят людей, но одному — совсем страшно!
— Вот что, братва, — подлаживаясь к новым знакомым, пояснил он. — Украли меня, еле бежал… Дядьку найти надо.
— Украли? Черные, что ли? Или на папу горбатился?
— Не, не черные, хуже. Из меня кровь хотели высосать, — внезапно для самого себя соврал Валька.
— Брехня! — Стоявший до того молча Димон звучно сплюнул, но на помощь Вальке пришел Молодой.
— Ни фига не брехня. Я, вон, тоже, от Цапли слышал: у него друган был, на Московском терся… Ну, на Гуся работал. Потом фигак — нет чувака. Ну, искали, короче, ну, прикинули, может, в ментовке. Гусь пошел — не, те тоже не видели. Он ширялся, короче, ну, чуваки решили, что кони бросил… А потом нашли его, короче, без крови вообще…
— Херню несешь, — отмахнулся Белка. — А где твой дядя живет?
— Не помню. Он на заводе работает, судостроительном.
— Тут заводов этих — хоть жопой жри. Ну и как ты его без бабок искать собрался, в ментовку пойдешь? Там тебе быстро почки вылечат…
Старший молчал, донельзя ошарашенный. Петербург! Это ж сколько до дома? При воспоминании о мамане и сестре опять сжалось в груди. Белка хмыкнул, отвел глаза:
— Молодой, сгоняй за пивом. Пошли к Лейтенанту, перетрем это дело, хавки возьмем. Жрать-то хочешь?
Спустя час Валька сидел на сложенной циновке у входа в метро. Перед ним стояла мятая обувная коробка. Обувь и куртку пришлось сдать на хранение Белке. Несмотря на явно плачевный вид, Лейтенант посчитал Валькину одежду слишком приличной. Вместо родного тряпья ему выдали драный пиджак без рукавов, взрослого размера, на больной руке закатали свитер выше локтя, лицо и руки перемазали сажей. Ладонь с «медузой» следовало держать впереди себя, ноги в рваных носках уродливо подогнуть в сторону. Сзади, под пиджаком, оставили в пакете беляши и полбутылки водки, чтоб не замерзнуть.
Водку Старший до этого пробовал и хорошо помнил, как после было худо. Решил не прикасаться, высидеть любой ценой. Лейтенант свое дело знал отменно, пошептался с Белкой, осмотрел Валькину руку. Привел одутловатого сонного сержанта из пикета. Тот лишь покосился, кивнул и исчез. Лейтенант мигом отодвинул теток, торговавших семечками, освободил Вальке место у самых ступенек. Сочиненную Старшим историю о таинственных кровопийцах слушать не стал, вместо этого предложил подсчитать, сколько стоит билет до Новодвинская, плюс питаться, плюс куртка новая… Сам небритый, скособоченный, тщедушный, лет под сорок. Хотя, решил Валька, глядишь, и состоял когда-то в лейтенантах, в глаза смотрел, не моргая, и возражений не терпел. Пацаны слушались его только так.
Поначалу Валька от стыда глаза поднять боялся, щеки горели. Наблюдал за тысячами ног, беспрерывно бегущих вверх и вниз, слушал звон монеток в коробке. Демонстрируя свою «язву», как-то позабыл о Сергее Сергеевиче, о Лелике с дружками, почему-то казалось — здесь, в метро, их встретить не придется. Периодически мимо фланировали милиционеры, собирали мзду со старушек, но Вальку точно не замечали. Ближе к обеду появился Белка, принес шаверму, забрал выручку, довольно присвистнул. Валька покушал, осмелел, стал заглядывать людям в лица.
В метро спускалась лавина народу, Старший никогда не видел такой толпы. Шумные, галдят, руками машут, а тараторят-то — не разобрать… Как они не задохнутся тут вместе? Запахов, правда, давно не чувствовал: нос заложило, спину морозило. «Выпей, — посоветовал Белка, — не то околеешь». Но к водке он так и не притронулся. Рука горела огнем.
Пару раз поднимался снизу поболтать сосед из их же команды, беззубый старикашка, с расцарапанной культей. Ловко прыгал на правой ноге, держась рукой за перильца.
— Жар у тебя, смотри не загнись. Хотишь, за аспирином сбегаю? Тут рядом.
Старший отказывался, боялся тронуть чужие деньги. Белка сказал: «Лейтенант убьет, если потратишь». К моменту, когда начало смеркаться, дважды выгребал из коробки бумажные купюры, прятал под майкой, оставляя, как учили, две-три десятки.
— Твои восемьдесят, — отсчитал в конце дня Лейтенант. — Ты откуда сбежал, земеля? Ты знаешь, что во всех пикетах твоя харя восемь на семь висит? Лавы срубил конкретно, но мне такое западло ни к чему. Завтра туда же выходи, в той смене сержант реальный… А дальше — хрен его знает, куда тебя девать… Замочил, что ли, кого?
— Это они, ищут меня! — застучал зубами Старший. — Не выдавайте меня, братцы! Может, я пока на чердаке посижу?
— Ладно, не бзди, — откликнулся Лейтенант. — Димон, возьмешь его с собой.
На сей раз ночевали почти в домашних условиях. Поначалу долго карабкались по крыше, лезли в слуховое окно, наконец, Димон отомкнул душную, прогретую каморку. Без окон, зато имелась раскладушка с матрасом и две гитары.
— Баня под нами, сечешь? — Димон гостеприимно протянул открытую пачку «Винстона». — Зимой окна закрыты, а летом можно баб голых позырить, вон с той крыши.
Известие о том, что Валентина ищет вся милиция, вызвало у Белкиной команды неподдельное уважение, вопросов лишних не задавали, первому налили чая. Старший уперся позвоночником в горячую кирпичную трубу и провалился в зыбкую дремоту. Пальцы на руке ощутимо распухли, любое резкое движение теперь причиняло боль, кружку он мог держать только правой, ныло плечо, судорогой сводило шею. Несколько раз ребята подсовывали еду, лишь хватало сил отрицательно помотать головой. Парни обсуждали, на какой станции выгоднее всего побираться, вспоминали, как ходили воровать виноград на овощебазу. Корча из себя взрослых, презрительно трепались о какой-то Светке, которая «всем дает за „Балтику"», потом переключились на обсуждение американского кинематографа…
Валентин потерял ощущение времени. Рукавом вытирал льющийся со лба пот, но стоило отодвинуться от стенки, как зубы начинали отбивать дробь. Кто-то накрыл Старшего морской шинелью. Шинель пахла дрянным табаком, крысами и потом. Щелкали по ящику засаленные карты, затем щелкали кого-то по носу, играли на деньги, опять пили пиво, ругались…
Комната плавала в клубах дыма, раскачивалась пыльная лампочка… Старший вдруг отчетливо увидел перед собой изрытый глиняный обрыв, берег реки, узкую наледь, перевернутые лодки… Казалось, он смотрит на землю с высоты, метров с четырех, и Движется при этом необыкновенно быстро. Не поворачивая головы, каким-то удивительным образом он наблюдал стремительно удаляющуюся сзади реку, с застывшей, будто на фотографии, водой. Слева возникла полоса потрескавшегося асфальта, он успел заметить остатки тающего льда в трещинах и вязанки бревен по обочинам… Справа, гораздо ниже места, с которого он смотрел, почти вплотную очутился зеленый грузовик с брезентовым кузовом, мелькнула волосатая пятерня на баранке…
Сверху — ослепительно-бирюзовое небо, две хищные птицы в зените. Стоило пожелать, фокус сместился, птицы рывком придвинулись, Старший разглядел поджатые когтистые лапки…
Одновременно внизу — сплошное мелькание каменистой почвы, задравшая мордочку лисица, жерло сухого колодца…
Впереди — толчками набегающая блеклая равнина, плывущие навстречу, в дрожащем воздухе, холмы, одинокий экскаватор, уткнувший ковш в траншею… Тело исчезло, остались одни глаза. При этом Валька сознавал, что никогда в жизни не был в этом пустынном месте, что сидит, по-прежнему, на чердаке… и абсолютно точно знает, в какой стороне эта дикая пустыня находится…
На рассвете, со сна, отпустило малость. Рука ныла, на локте появились нечувствительные багровые пятна. Спускаясь с крыши, он почувствовал, что здорово ослаб, еле сумел удержаться на пожарной лесенке и не загреметь с шестого этажа вниз. Через силу проглотил пирожок и выпил у метро стаканчик кофе, налитого в домике на колесах. Лихорадка то отступала, то набрасывалась на него короткими атакующими ударами, точно конница из засады. В момент обострения он был вынужден поставить пластмассовый стаканчик на прилавок, настолько неуправляемо вели себя руки.
Но деваться некуда, предстояло еще долго работать. На билет и новую одежду пока не собрал. И Белка сказал, чтобы не вздумал сбежать. «Лейтенант, — сказал Белка, — он самый путевый мужик. Попадешь к другим — вообще бабок не увидишь, еще и бить будут». Старший дал понять, что понимает, как ему несказанно повезло. За пару дней он превратился в профессионального бомжа.
Сегодняшний мент Вальке сразу не понравился, аж в груди екнуло. Вся его поза — и как он кивнул семенившему рядом Лейтенанту, и как постукивал по бедру каучуковой дубинкой — выражала брезгливое презрение. Позади, на поясе, у него висели наручники. Увидев их, Старшему захотелось бежать немедленно, но прикосновение голой пятки к ледяному асфальту его отрезвило. Куда босиком-то, по морозу? И, глядя в обтянутую бронежилетом спину сержанта, уговорил себя, что пронесет…
Не пронесло.
Это случилось ближе к обеду. В первую секунду Валентин хотел закричать, принял нападавших за обычных хулиганов. Но когда его стремительно оторвали от земли, поднял глаза и увидел милицейские погоны. Двое в форме дернули под мышки, едва успел подхватить горстью мелочь. Коробка перевернулась, монеты запрыгали по ступенькам, охнули бабушки, продававшие свою неказистую кухонную утварь и рукавички. А в целом никто не обратил внимания, что человека украли посреди бела Дня. Валька порадовался, что бумажные деньги успел спрятать. Почти бегом, держа за локти, его протащили мимо турникетов, мимо полукруглого зева шахты, куда втекала галдящая людская лавина. Пока волокли, в Вальке проснулось сожаление, что в метро так и не покатался…
В проходном помещении офицер выворачивал карманы у кавказцев. Старшего провели дальше, сквозь дверь с окошечком, запустили в клетку. Закрыв решетку на ключ, менты удалились. В комнатке, помимо клетки, напротив привинченной к полу скамеечки, стоял одинокий обшарпанный стол. Уют обстановке придавал шахматный спаренный будильник без стрелок. Пахло так, будто поблизости сохли на батарее грязные половые тряпки. Валентин слышал, как сержант в соседнем помещении докладывает по телефону насчет его поимки.
Оставалась слабая надежда на Лейтенанта, Дед Махно в переходе видел, как Вальку уводили, должен сообщить. А Лейтенант сказал: если что, не рыпаться, ждать… Старший пересчитал деньги. Триста двадцать три рубля. Офигеть! За один день, не напрягаясь, а маманя за две штуки в месяц спину гнет… Он, забывшись, полез в карман и чуть не потерял сознание. Тыльная сторона ладони, где приклеилась «медуза», вздулась сплошным синюшным отеком. Куда там обороняться, — пальцы в кулак не собрать… Кряхтя и роняя слезы, Валька стянул здоровой рукой мокрые носки, попытался выкрутить.
Зазвенел засов, в клетку втолкнули бородатого оборванца с фингалом в пол-лица. Не успели сержанты разжать руки, как бомж грохнулся поперек прохода и захрапел. «Приятное соседство, — подумал Старший, — не хватало мне тут вшей набраться!» Тело и так все чесалось, дома в баньку-то сходить не успел. Если еще совсем недавно, среди людей он как-то отвлекался, то в каталажке воспоминания о доме вспыхнули с новой силой. В школе небось с ума посходили, соседи, конечно, участкового вызвали, Анка ревет, боится матери сказать…
Валька зашмыгал носом. И непонятно, у кого теперь просить защиты. Вчера он готов был сдаться первому попавшемуся милиционеру, а теперь, выходит, что они все заодно с Сергеем Сергеевичем, чтоб ему в прорубь провалиться! И все из-за проклятого прибора, который украл у них бородатый! Если заметут, обратно точно не выпустят, еще и отлупят, за то что сбежал и стрелял. Он осмотрел руку. Даже если сильно захотеть, пальцы не шевелятся, второй раз раскидать врагов он не сможет.
А здорово тогда получилось!.. Врал Седой, врал про биологию, про компоненты какие-то. Эта штука и есть самый главный компонент, это граната такая, только без пороха взрывается. Старший взобрался с ногами на лавку, подальше от спящего алкаша, поерзал, глядя в потолок.
И вновь накатило… Холмы придвинулись совсем близко, он летел над ковром молоденьких пушистых елочек… Тут картинка плавно повернулась, словно невидимый штурман в Валькиной голове сменил направление. Ближняя вершина ушла назад и вправо, открылась широкая лощина, испещренная белыми комочками. Козы, множество коз и овец… Скорость полета ощутимо замедлилась, тише, тише… Земля стремительно придвинулась, Валька продолжал так же видеть во все стороны, но на сей раз, точно стоя на коленях. Вдруг, прямо перед ним появились чьи-то ноги в тяжелых ботинках. Человек повернул кудрявую голову, обозначился профиль… Это, это же ведь…
За спиной, вырывая его из потустороннего призрачного скольжения, заскрипели несмазанные петли. Сержант с заспанным недовольным лицом вертел на пальце связку ключей.
— Живо на выход!
Валька задрал голову. Откуда-то сбоку проникал рассеянный свет, пахло пылью и мышами. С минуту он, моргая, вглядывался в темные, нависающие над ним лица, потом разом вспомнил вчерашний день. Попытался вскочить, пребольно трахнулся лбом о завернутую в тряпки и жесть трубу.
— Вот дурной! — В темноте засмеялись. — Ты чё, из психушки сбежал?
— Слышь, баклан, вылазь оттуда!
Пацаны. Двое маленьких, ростом ниже Анки, и двое примерно одного с ним возраста. Самый мелкий, в грязном свитере и разноцветных ботинках, достал из-за уха окурок, чиркнул спичкой.
— Позырь, Белка, сапоги какие стремные!
Тот, кого звали Белкой, присел на корточки. Старший разглядел глубоко посаженные хитрые глаза, корочки простуды по углам рта.
— Бабло есть? Деньги?
— Сорок копеек.
— Нехило жируешь. Курево?
— Не курю.
— Ништяк. Здоровым откинешься. Молодой, кинь ящик.
Маленький, пыхтя сигаретой, приволок из темноты пластмассовый ящик из-под пива.
— Как зовут? Валентин представился.
— Чё у тебя с рукой?
Валька попытался разжать кулак. За ночь жар в руке не спал, напротив, рука до плеча стала непослушной, и в голове стоял непрерывный звон.
— Болею я, зараза какая-то…
— Тю-ю… Димон, видал, какая херня? — Ребята сгрудились вокруг невиданной болячки, но потрогать никто не решался. Старший неожиданно испытал облегчение оттого, что беспризорники, по крайней мере, не разбежались. — Это что, язва, что ли? Сам-то давно в Питере?
— В Питере?!
— Ну да. В Петербурге. А ты чё думал, Париж, что ли?
Мальчишки захохотали. По чердаку заметалось эхо. Старший усиленно шевелил мозгами. Если вечером он склонялся к мысли идти в милицию, то теперь забрезжила новая идея. Он уже понял, с кем имеет дело. Возможно, они воруют или даже грабят людей, но одному — совсем страшно!
— Вот что, братва, — подлаживаясь к новым знакомым, пояснил он. — Украли меня, еле бежал… Дядьку найти надо.
— Украли? Черные, что ли? Или на папу горбатился?
— Не, не черные, хуже. Из меня кровь хотели высосать, — внезапно для самого себя соврал Валька.
— Брехня! — Стоявший до того молча Димон звучно сплюнул, но на помощь Вальке пришел Молодой.
— Ни фига не брехня. Я, вон, тоже, от Цапли слышал: у него друган был, на Московском терся… Ну, на Гуся работал. Потом фигак — нет чувака. Ну, искали, короче, ну, прикинули, может, в ментовке. Гусь пошел — не, те тоже не видели. Он ширялся, короче, ну, чуваки решили, что кони бросил… А потом нашли его, короче, без крови вообще…
— Херню несешь, — отмахнулся Белка. — А где твой дядя живет?
— Не помню. Он на заводе работает, судостроительном.
— Тут заводов этих — хоть жопой жри. Ну и как ты его без бабок искать собрался, в ментовку пойдешь? Там тебе быстро почки вылечат…
Старший молчал, донельзя ошарашенный. Петербург! Это ж сколько до дома? При воспоминании о мамане и сестре опять сжалось в груди. Белка хмыкнул, отвел глаза:
— Молодой, сгоняй за пивом. Пошли к Лейтенанту, перетрем это дело, хавки возьмем. Жрать-то хочешь?
Спустя час Валька сидел на сложенной циновке у входа в метро. Перед ним стояла мятая обувная коробка. Обувь и куртку пришлось сдать на хранение Белке. Несмотря на явно плачевный вид, Лейтенант посчитал Валькину одежду слишком приличной. Вместо родного тряпья ему выдали драный пиджак без рукавов, взрослого размера, на больной руке закатали свитер выше локтя, лицо и руки перемазали сажей. Ладонь с «медузой» следовало держать впереди себя, ноги в рваных носках уродливо подогнуть в сторону. Сзади, под пиджаком, оставили в пакете беляши и полбутылки водки, чтоб не замерзнуть.
Водку Старший до этого пробовал и хорошо помнил, как после было худо. Решил не прикасаться, высидеть любой ценой. Лейтенант свое дело знал отменно, пошептался с Белкой, осмотрел Валькину руку. Привел одутловатого сонного сержанта из пикета. Тот лишь покосился, кивнул и исчез. Лейтенант мигом отодвинул теток, торговавших семечками, освободил Вальке место у самых ступенек. Сочиненную Старшим историю о таинственных кровопийцах слушать не стал, вместо этого предложил подсчитать, сколько стоит билет до Новодвинская, плюс питаться, плюс куртка новая… Сам небритый, скособоченный, тщедушный, лет под сорок. Хотя, решил Валька, глядишь, и состоял когда-то в лейтенантах, в глаза смотрел, не моргая, и возражений не терпел. Пацаны слушались его только так.
Поначалу Валька от стыда глаза поднять боялся, щеки горели. Наблюдал за тысячами ног, беспрерывно бегущих вверх и вниз, слушал звон монеток в коробке. Демонстрируя свою «язву», как-то позабыл о Сергее Сергеевиче, о Лелике с дружками, почему-то казалось — здесь, в метро, их встретить не придется. Периодически мимо фланировали милиционеры, собирали мзду со старушек, но Вальку точно не замечали. Ближе к обеду появился Белка, принес шаверму, забрал выручку, довольно присвистнул. Валька покушал, осмелел, стал заглядывать людям в лица.
В метро спускалась лавина народу, Старший никогда не видел такой толпы. Шумные, галдят, руками машут, а тараторят-то — не разобрать… Как они не задохнутся тут вместе? Запахов, правда, давно не чувствовал: нос заложило, спину морозило. «Выпей, — посоветовал Белка, — не то околеешь». Но к водке он так и не притронулся. Рука горела огнем.
Пару раз поднимался снизу поболтать сосед из их же команды, беззубый старикашка, с расцарапанной культей. Ловко прыгал на правой ноге, держась рукой за перильца.
— Жар у тебя, смотри не загнись. Хотишь, за аспирином сбегаю? Тут рядом.
Старший отказывался, боялся тронуть чужие деньги. Белка сказал: «Лейтенант убьет, если потратишь». К моменту, когда начало смеркаться, дважды выгребал из коробки бумажные купюры, прятал под майкой, оставляя, как учили, две-три десятки.
— Твои восемьдесят, — отсчитал в конце дня Лейтенант. — Ты откуда сбежал, земеля? Ты знаешь, что во всех пикетах твоя харя восемь на семь висит? Лавы срубил конкретно, но мне такое западло ни к чему. Завтра туда же выходи, в той смене сержант реальный… А дальше — хрен его знает, куда тебя девать… Замочил, что ли, кого?
— Это они, ищут меня! — застучал зубами Старший. — Не выдавайте меня, братцы! Может, я пока на чердаке посижу?
— Ладно, не бзди, — откликнулся Лейтенант. — Димон, возьмешь его с собой.
На сей раз ночевали почти в домашних условиях. Поначалу долго карабкались по крыше, лезли в слуховое окно, наконец, Димон отомкнул душную, прогретую каморку. Без окон, зато имелась раскладушка с матрасом и две гитары.
— Баня под нами, сечешь? — Димон гостеприимно протянул открытую пачку «Винстона». — Зимой окна закрыты, а летом можно баб голых позырить, вон с той крыши.
Известие о том, что Валентина ищет вся милиция, вызвало у Белкиной команды неподдельное уважение, вопросов лишних не задавали, первому налили чая. Старший уперся позвоночником в горячую кирпичную трубу и провалился в зыбкую дремоту. Пальцы на руке ощутимо распухли, любое резкое движение теперь причиняло боль, кружку он мог держать только правой, ныло плечо, судорогой сводило шею. Несколько раз ребята подсовывали еду, лишь хватало сил отрицательно помотать головой. Парни обсуждали, на какой станции выгоднее всего побираться, вспоминали, как ходили воровать виноград на овощебазу. Корча из себя взрослых, презрительно трепались о какой-то Светке, которая «всем дает за „Балтику"», потом переключились на обсуждение американского кинематографа…
Валентин потерял ощущение времени. Рукавом вытирал льющийся со лба пот, но стоило отодвинуться от стенки, как зубы начинали отбивать дробь. Кто-то накрыл Старшего морской шинелью. Шинель пахла дрянным табаком, крысами и потом. Щелкали по ящику засаленные карты, затем щелкали кого-то по носу, играли на деньги, опять пили пиво, ругались…
Комната плавала в клубах дыма, раскачивалась пыльная лампочка… Старший вдруг отчетливо увидел перед собой изрытый глиняный обрыв, берег реки, узкую наледь, перевернутые лодки… Казалось, он смотрит на землю с высоты, метров с четырех, и Движется при этом необыкновенно быстро. Не поворачивая головы, каким-то удивительным образом он наблюдал стремительно удаляющуюся сзади реку, с застывшей, будто на фотографии, водой. Слева возникла полоса потрескавшегося асфальта, он успел заметить остатки тающего льда в трещинах и вязанки бревен по обочинам… Справа, гораздо ниже места, с которого он смотрел, почти вплотную очутился зеленый грузовик с брезентовым кузовом, мелькнула волосатая пятерня на баранке…
Сверху — ослепительно-бирюзовое небо, две хищные птицы в зените. Стоило пожелать, фокус сместился, птицы рывком придвинулись, Старший разглядел поджатые когтистые лапки…
Одновременно внизу — сплошное мелькание каменистой почвы, задравшая мордочку лисица, жерло сухого колодца…
Впереди — толчками набегающая блеклая равнина, плывущие навстречу, в дрожащем воздухе, холмы, одинокий экскаватор, уткнувший ковш в траншею… Тело исчезло, остались одни глаза. При этом Валька сознавал, что никогда в жизни не был в этом пустынном месте, что сидит, по-прежнему, на чердаке… и абсолютно точно знает, в какой стороне эта дикая пустыня находится…
На рассвете, со сна, отпустило малость. Рука ныла, на локте появились нечувствительные багровые пятна. Спускаясь с крыши, он почувствовал, что здорово ослаб, еле сумел удержаться на пожарной лесенке и не загреметь с шестого этажа вниз. Через силу проглотил пирожок и выпил у метро стаканчик кофе, налитого в домике на колесах. Лихорадка то отступала, то набрасывалась на него короткими атакующими ударами, точно конница из засады. В момент обострения он был вынужден поставить пластмассовый стаканчик на прилавок, настолько неуправляемо вели себя руки.
Но деваться некуда, предстояло еще долго работать. На билет и новую одежду пока не собрал. И Белка сказал, чтобы не вздумал сбежать. «Лейтенант, — сказал Белка, — он самый путевый мужик. Попадешь к другим — вообще бабок не увидишь, еще и бить будут». Старший дал понять, что понимает, как ему несказанно повезло. За пару дней он превратился в профессионального бомжа.
Сегодняшний мент Вальке сразу не понравился, аж в груди екнуло. Вся его поза — и как он кивнул семенившему рядом Лейтенанту, и как постукивал по бедру каучуковой дубинкой — выражала брезгливое презрение. Позади, на поясе, у него висели наручники. Увидев их, Старшему захотелось бежать немедленно, но прикосновение голой пятки к ледяному асфальту его отрезвило. Куда босиком-то, по морозу? И, глядя в обтянутую бронежилетом спину сержанта, уговорил себя, что пронесет…
Не пронесло.
Это случилось ближе к обеду. В первую секунду Валентин хотел закричать, принял нападавших за обычных хулиганов. Но когда его стремительно оторвали от земли, поднял глаза и увидел милицейские погоны. Двое в форме дернули под мышки, едва успел подхватить горстью мелочь. Коробка перевернулась, монеты запрыгали по ступенькам, охнули бабушки, продававшие свою неказистую кухонную утварь и рукавички. А в целом никто не обратил внимания, что человека украли посреди бела Дня. Валька порадовался, что бумажные деньги успел спрятать. Почти бегом, держа за локти, его протащили мимо турникетов, мимо полукруглого зева шахты, куда втекала галдящая людская лавина. Пока волокли, в Вальке проснулось сожаление, что в метро так и не покатался…
В проходном помещении офицер выворачивал карманы у кавказцев. Старшего провели дальше, сквозь дверь с окошечком, запустили в клетку. Закрыв решетку на ключ, менты удалились. В комнатке, помимо клетки, напротив привинченной к полу скамеечки, стоял одинокий обшарпанный стол. Уют обстановке придавал шахматный спаренный будильник без стрелок. Пахло так, будто поблизости сохли на батарее грязные половые тряпки. Валентин слышал, как сержант в соседнем помещении докладывает по телефону насчет его поимки.
Оставалась слабая надежда на Лейтенанта, Дед Махно в переходе видел, как Вальку уводили, должен сообщить. А Лейтенант сказал: если что, не рыпаться, ждать… Старший пересчитал деньги. Триста двадцать три рубля. Офигеть! За один день, не напрягаясь, а маманя за две штуки в месяц спину гнет… Он, забывшись, полез в карман и чуть не потерял сознание. Тыльная сторона ладони, где приклеилась «медуза», вздулась сплошным синюшным отеком. Куда там обороняться, — пальцы в кулак не собрать… Кряхтя и роняя слезы, Валька стянул здоровой рукой мокрые носки, попытался выкрутить.
Зазвенел засов, в клетку втолкнули бородатого оборванца с фингалом в пол-лица. Не успели сержанты разжать руки, как бомж грохнулся поперек прохода и захрапел. «Приятное соседство, — подумал Старший, — не хватало мне тут вшей набраться!» Тело и так все чесалось, дома в баньку-то сходить не успел. Если еще совсем недавно, среди людей он как-то отвлекался, то в каталажке воспоминания о доме вспыхнули с новой силой. В школе небось с ума посходили, соседи, конечно, участкового вызвали, Анка ревет, боится матери сказать…
Валька зашмыгал носом. И непонятно, у кого теперь просить защиты. Вчера он готов был сдаться первому попавшемуся милиционеру, а теперь, выходит, что они все заодно с Сергеем Сергеевичем, чтоб ему в прорубь провалиться! И все из-за проклятого прибора, который украл у них бородатый! Если заметут, обратно точно не выпустят, еще и отлупят, за то что сбежал и стрелял. Он осмотрел руку. Даже если сильно захотеть, пальцы не шевелятся, второй раз раскидать врагов он не сможет.
А здорово тогда получилось!.. Врал Седой, врал про биологию, про компоненты какие-то. Эта штука и есть самый главный компонент, это граната такая, только без пороха взрывается. Старший взобрался с ногами на лавку, подальше от спящего алкаша, поерзал, глядя в потолок.
И вновь накатило… Холмы придвинулись совсем близко, он летел над ковром молоденьких пушистых елочек… Тут картинка плавно повернулась, словно невидимый штурман в Валькиной голове сменил направление. Ближняя вершина ушла назад и вправо, открылась широкая лощина, испещренная белыми комочками. Козы, множество коз и овец… Скорость полета ощутимо замедлилась, тише, тише… Земля стремительно придвинулась, Валька продолжал так же видеть во все стороны, но на сей раз, точно стоя на коленях. Вдруг, прямо перед ним появились чьи-то ноги в тяжелых ботинках. Человек повернул кудрявую голову, обозначился профиль… Это, это же ведь…
За спиной, вырывая его из потустороннего призрачного скольжения, заскрипели несмазанные петли. Сержант с заспанным недовольным лицом вертел на пальце связку ключей.
— Живо на выход!
Глава 10 ЭКСКУРСИЯ ПОД ЗЕМЛЮ
Дверь распахнулась. В соседней комнате пискляво причитала лохматая женщина: «Ой, мамочки родные, обокра-али! После-едние кровные копе-еч-ки вытащили-и!!» Размахивала при этом набитыми сумками, тыкала пустой кошелек начальнику в физиономию, а низкорослый старлей, пытаясь вставить слово, растерянно отступал под ее натиском. За спиной у растрепанной тетки, пытаясь войти в помещение пикета, толкались трое. Все в распахнутых дутых синтепоновых куртках. У Старшего заныло в животе.
Первым входил амбал, душивший его в коридоре «больницы». Он никак не мог пропихнуть громоздкое туловище сквозь узкую дверь, потому что обворованная гражданка продолжала истошно голосить и заслоняла собой весь проход.
Словно клещами ухватили предплечье. Не успев прийти в себя, Старший свалился прямо на спящего бомжа. Тот заворочался, приподнимаясь на локте. Сержант потянул Вальку со скамейки, не оборачиваясь, повел за собой, свободной рукой захлопывая решетку.
Но захлопнуть не сумел, поскольку произошло несколько занимательных событий. Во-первых, бородатый алкаш, не вставая на ноги, ухитрился взлететь в воздух и носком шипованной кроссовки угодил сержанту под колено. Сержант, не выпуская Валькино плечо, завалился назад. Прикрываясь падающим навзничь милиционером, бомж приложил к губам кулак и шумно дунул.
Валькин больничный знакомый, отпихнув рыдающую тетку, уже тянул из-за пазухи пистолет с бесконечно длинным стволом, но рука его на полпути остановилась. Бородатый алкаш дунул вторично. Схватившись за глаз, «санитар» тяжело рухнул на колени.
Второй «санитар» успел выстрелить. В потолок. Потому что плаксивая тетка, не оборачиваясь, ударила его ребром ладони в горло. При этом она неловко взмахнула мягкой клеенчатой сумкой и угодила ею в висок старлею. Лейтенант отлетел, насколько позволил железный шкаф, и в дальнейших боевых действиях участия уже не принимал.
Еще один милиционер, из тех, что конвоировали Старшего в пикет, возник за высокой деревянной перегородкой слева. Оторвав голову от бумажек, он с изумлением обнаружил прямо перед собой свежий труп, вооруженный автоматом. Милиционер довольно быстро извлек пистолет, но чуточку замешкался. Потому что не сразу выбрал, с кем сразиться.
В следующее мгновение в его лбу образовалась дырка. Это бесшумно стрелял третий «санитар », отпихнувший, наконец, падающее тело своего напарника.
Так и не выпустивший Вальку сержант вскочил на ноги, царапая ногтями по кобуре, и грудью встретил очередь, выпущенную третьим «санитаром». Нападавший держал у живота короткий угловатый автомат, и держал крепко. Он как раз успел пробиться через своих корчащихся в проходе товарищей и искал, кого бы пристрелить. Поэтому менту повезло: все пули принял на себя бронежилет. Сержанта отшвырнуло в клетку, где его после и запер бородатый, который, лежа под пролетающим милиционером, еще разок удачно дунул. Женщина с кошелками тоже оказалась на полу, ниже линии огня, но теперь живенько поднялась, перешагнула через лежащих и захлопнула входную дверь.
Стало совсем тихо, за стенкой ухали жернова эскалаторов. Валька остолбенел. Но смотрел он не на трупы, а на доску объявлений, размещавшуюся поверх «барной* стойки. За компанию с размытыми рожами чеченских командиров ему крупным планом улыбалась собственная глянцевая физиономия.
— Как дела? — басом спросила «тетка», снимая седой парик. Без плаща она превратилась в поджарого парня цыганистой внешности, одетого в мешковатый обвислый свитер. — Сам идти сможешь?
— Ага… — ответил Старший и на всякий случай присел на лавочку. В спине вдруг стрельнуло так, что несколько секунд он не мог дышать.
— Скажу «хоп» — вались. Уловил?
И забормотал в телефон.
— Босиком я… — невпопад откликнулся Валька.
— До обувного потерпишь? — Валькин сокамерник, держа дверь под прицелом, отклеивал бороду.
Снаружи постучали. Цыган, с двумя пистолетами, метнулся к косяку, узнав вошедшего, заулыбался.
— По верху не уйти, — быстро заговорил мужичонка в потертом кожаном реглане. — Давай до «Пионерской», там все машины на подъем. Коля с ребятами ждет внизу, на перроне. Последний вагон.
Кусочек метро Старший увидел-таки, преимущественно потолки, поскольку со всех сторон его кольцом зажимали внушительные Колины ребята. На пересадке передвигались «клином», не размыкая строя, в два ряда. Лишь на последней остановке Старший смог оценить, какая многочисленная армия его охраняла. Припустили не к эскалаторам, а в обратную сторону, в тоннель. Через зальчик, набитый мониторами, мимо девушек в форме, попали на бесконечную гремящую лестницу. Старший сделал три шага по ступенькам и рухнул бы на железный пол, если бы его немедленно не поймали.
— Пацана — на руки! — приказал кто-то.
Вальку подхватили, точно маленького, понесли почти бегом по ступенчатой железной спирали. В лицо все сильнее дул ветер, гигантские лопасти вентиляторов кромсали полоски света. Наверху его передали с рук на руки, перенесли по чавкающей грязи в «мерседес». Валька его в момент узнал. Вот уж не гадал, что доведется в такой тачке прокатиться!
«Шестисотый» рывком взял с места, впереди заиграла мигалкой седьмая «БМВ». По сторонам смотреть не дали, чуть не насильно уложили на сиденье, в машину втиснулось человек восемь. Разместившийся напротив старичок скупо улыбнулся, и Валя узнал… «Карла Маркса».
Нет, нет, не он, но похож-то, чисто брательник. И шнобель здоровый, и кудри… Бородка помельче, седенькая, а в остальном — ну вылитый!
Человек произнес что-то непонятное, мигом высунулся молодой, в дымчатых очках:
— Господин Оттис благодарит вас за проявленное мужество. Господин Оттис беспокоится, не причинили ли вам повреждений.
— А?.. Повреждений? Не, чего там, — Старший неожиданно для себя начал хихикать. «По… повреждений! Повреждений!» Во умора! Приколисты… Он смеялся бы и дальше, но тут увидел округлившиеся глаза Оттиса — тот заметил Валькину руку. Вернее, что с ней стало.
«Два укола в вену. Больно… Руки пустите! Сквозь туман раскачивается над головой странная штука, палка, и в ней — две бутылки перевернутые. Мокрое на лоб кладут, и ладони нежные на щеках… Мама, мамочка… Голос женский: „Еще два кубика… Чуть быстрее можно… Теперь внутримышечно… Резус-фактор…"»
Какие руки холодные, мама, не убирай руки… Он несет козочку, он убил козу… У козочки голова висит… Пить, пить… Мама, он Муху забрал… Пить… Солнце яркое… Я больше не буду… Двух козочек несет… Не надо меня привязывать…»
Первым входил амбал, душивший его в коридоре «больницы». Он никак не мог пропихнуть громоздкое туловище сквозь узкую дверь, потому что обворованная гражданка продолжала истошно голосить и заслоняла собой весь проход.
Словно клещами ухватили предплечье. Не успев прийти в себя, Старший свалился прямо на спящего бомжа. Тот заворочался, приподнимаясь на локте. Сержант потянул Вальку со скамейки, не оборачиваясь, повел за собой, свободной рукой захлопывая решетку.
Но захлопнуть не сумел, поскольку произошло несколько занимательных событий. Во-первых, бородатый алкаш, не вставая на ноги, ухитрился взлететь в воздух и носком шипованной кроссовки угодил сержанту под колено. Сержант, не выпуская Валькино плечо, завалился назад. Прикрываясь падающим навзничь милиционером, бомж приложил к губам кулак и шумно дунул.
Валькин больничный знакомый, отпихнув рыдающую тетку, уже тянул из-за пазухи пистолет с бесконечно длинным стволом, но рука его на полпути остановилась. Бородатый алкаш дунул вторично. Схватившись за глаз, «санитар» тяжело рухнул на колени.
Второй «санитар» успел выстрелить. В потолок. Потому что плаксивая тетка, не оборачиваясь, ударила его ребром ладони в горло. При этом она неловко взмахнула мягкой клеенчатой сумкой и угодила ею в висок старлею. Лейтенант отлетел, насколько позволил железный шкаф, и в дальнейших боевых действиях участия уже не принимал.
Еще один милиционер, из тех, что конвоировали Старшего в пикет, возник за высокой деревянной перегородкой слева. Оторвав голову от бумажек, он с изумлением обнаружил прямо перед собой свежий труп, вооруженный автоматом. Милиционер довольно быстро извлек пистолет, но чуточку замешкался. Потому что не сразу выбрал, с кем сразиться.
В следующее мгновение в его лбу образовалась дырка. Это бесшумно стрелял третий «санитар », отпихнувший, наконец, падающее тело своего напарника.
Так и не выпустивший Вальку сержант вскочил на ноги, царапая ногтями по кобуре, и грудью встретил очередь, выпущенную третьим «санитаром». Нападавший держал у живота короткий угловатый автомат, и держал крепко. Он как раз успел пробиться через своих корчащихся в проходе товарищей и искал, кого бы пристрелить. Поэтому менту повезло: все пули принял на себя бронежилет. Сержанта отшвырнуло в клетку, где его после и запер бородатый, который, лежа под пролетающим милиционером, еще разок удачно дунул. Женщина с кошелками тоже оказалась на полу, ниже линии огня, но теперь живенько поднялась, перешагнула через лежащих и захлопнула входную дверь.
Стало совсем тихо, за стенкой ухали жернова эскалаторов. Валька остолбенел. Но смотрел он не на трупы, а на доску объявлений, размещавшуюся поверх «барной* стойки. За компанию с размытыми рожами чеченских командиров ему крупным планом улыбалась собственная глянцевая физиономия.
— Как дела? — басом спросила «тетка», снимая седой парик. Без плаща она превратилась в поджарого парня цыганистой внешности, одетого в мешковатый обвислый свитер. — Сам идти сможешь?
— Ага… — ответил Старший и на всякий случай присел на лавочку. В спине вдруг стрельнуло так, что несколько секунд он не мог дышать.
— Скажу «хоп» — вались. Уловил?
И забормотал в телефон.
— Босиком я… — невпопад откликнулся Валька.
— До обувного потерпишь? — Валькин сокамерник, держа дверь под прицелом, отклеивал бороду.
Снаружи постучали. Цыган, с двумя пистолетами, метнулся к косяку, узнав вошедшего, заулыбался.
— По верху не уйти, — быстро заговорил мужичонка в потертом кожаном реглане. — Давай до «Пионерской», там все машины на подъем. Коля с ребятами ждет внизу, на перроне. Последний вагон.
Кусочек метро Старший увидел-таки, преимущественно потолки, поскольку со всех сторон его кольцом зажимали внушительные Колины ребята. На пересадке передвигались «клином», не размыкая строя, в два ряда. Лишь на последней остановке Старший смог оценить, какая многочисленная армия его охраняла. Припустили не к эскалаторам, а в обратную сторону, в тоннель. Через зальчик, набитый мониторами, мимо девушек в форме, попали на бесконечную гремящую лестницу. Старший сделал три шага по ступенькам и рухнул бы на железный пол, если бы его немедленно не поймали.
— Пацана — на руки! — приказал кто-то.
Вальку подхватили, точно маленького, понесли почти бегом по ступенчатой железной спирали. В лицо все сильнее дул ветер, гигантские лопасти вентиляторов кромсали полоски света. Наверху его передали с рук на руки, перенесли по чавкающей грязи в «мерседес». Валька его в момент узнал. Вот уж не гадал, что доведется в такой тачке прокатиться!
«Шестисотый» рывком взял с места, впереди заиграла мигалкой седьмая «БМВ». По сторонам смотреть не дали, чуть не насильно уложили на сиденье, в машину втиснулось человек восемь. Разместившийся напротив старичок скупо улыбнулся, и Валя узнал… «Карла Маркса».
Нет, нет, не он, но похож-то, чисто брательник. И шнобель здоровый, и кудри… Бородка помельче, седенькая, а в остальном — ну вылитый!
Человек произнес что-то непонятное, мигом высунулся молодой, в дымчатых очках:
— Господин Оттис благодарит вас за проявленное мужество. Господин Оттис беспокоится, не причинили ли вам повреждений.
— А?.. Повреждений? Не, чего там, — Старший неожиданно для себя начал хихикать. «По… повреждений! Повреждений!» Во умора! Приколисты… Он смеялся бы и дальше, но тут увидел округлившиеся глаза Оттиса — тот заметил Валькину руку. Вернее, что с ней стало.
«Два укола в вену. Больно… Руки пустите! Сквозь туман раскачивается над головой странная штука, палка, и в ней — две бутылки перевернутые. Мокрое на лоб кладут, и ладони нежные на щеках… Мама, мамочка… Голос женский: „Еще два кубика… Чуть быстрее можно… Теперь внутримышечно… Резус-фактор…"»
Какие руки холодные, мама, не убирай руки… Он несет козочку, он убил козу… У козочки голова висит… Пить, пить… Мама, он Муху забрал… Пить… Солнце яркое… Я больше не буду… Двух козочек несет… Не надо меня привязывать…»
Глава 11
МЛАДШАЯ И МЕРТВЫЙ ДОКТОР ШПЕЕР
Анка догадывалась, что спорят из-за нее. Маркус предлагал оставить в лагере, доктор Шпеер стоял за то, чтобы посадить в первый попавшийся российский самолет, а Мария твердила, что одну отправлять никак нельзя. Что Лелик наверняка за ней вернется, чтобы не оставлять свидетелей. Маркус первый устал спорить, махнул рукой, пошел укладывать вещи.
— Поедешь с нами, — пошевелил усами доктор. — Назначаю медсестрой.
— Зачем я тебя раньше за борт не выкинула? — тряхнула кудрями Мария. — Придется теперь с собой брать…
По мере выздоровления к ней возвращалась привычная вредность. Ходила самостоятельно с трудом, но обедала за троих и подчиненных распекала не хуже школьного завуча. Невзирая на летнюю погоду, парик рыжий не снимала, и когда Шпеер, с Анкиной помощью, менял повязку на плече, и когда мылась. Наверное, этот боевой… как его… холдер, не для всеобщего обозрения прилепила. Анка решила при случае разузнать у доктора, он самым мирным казался.
Огромный Шпеер проявлял ответные симпатии, — особо расплывался, когда о болячках, о переломах расспрашивала. Оживлялся он, как заметила Анка, в двух случаях: за игрой в преферанс и в спорах о будущем медицины. За последние три дня Младшая стала его любимым слушателем. Память доктора хранила множество потрясающих примеров из практики, причем он никогда внятно не называл ни имен, ни точных мест событий. Скажет только: «Шли лесочком, воды по колено, жарко, первых двое на попугайчика загляделись… на растяжку напоролись. Ну, одного я собрал по частям — ничего, даже почти не заметно…» Или такое: «Я ему толкую: лежи смирно, ампутировать мне мешаешь, а он стреляет…»
То что Шпеер не в поликлинике работал, Анка поняла. Скорее всего, на «скорой».
Слушала, раскрыв рот. Иногда, впрочем, озиралась на шпееровских партнеров по картам, не смеются ли над ней хором. Не, никто из парней в пятнистом и не думал смеяться. Многие, как выяснилось, по-русски толком и не говорили. Набрали же чудиков в охрану!
Существовала, однако, и скрытая причина их со Шпеером симпатий. Шестым чувством Младшая примечала в нем некое подобие тоски по семье, по детям. И хоть прямо спросить ни за что бы не решилась, ловила порой потеплевший, почти отцовский взгляд. На батю врач ни капельки не походил, но и ее влекло к нему что-то… Может, оттого, что остальные были слишком заняты и воспринимали ее исключительно как обузу? Самое любопытное, что доктор тоже прилетел из Голландии, только другим самолетом. Сам сказал.
Из разговоров летчиков со всезнающим Зарифом Анка уяснила, что самолет пересек следующую границу, и теперь нападения можно не бояться. У Марии, по слухам, имелось тут аж два аэродрома, и еще в полете она приказала подготовить другую машину.
Приземлились в чистом поле, зимы как не бывало. Истребители поддержки отстали раньше. Анка к тому времени почти пересилила страх перед иллюминаторами, и Шпеер показал ей, как звено разворачивалось, прощально покачав крыльями. Очень красиво, только почти ничего не успела заметить. На земле отряд уменьшился втрое. Мария расцеловалась с очкастым Пьеро.
— Поедешь с нами, — пошевелил усами доктор. — Назначаю медсестрой.
— Зачем я тебя раньше за борт не выкинула? — тряхнула кудрями Мария. — Придется теперь с собой брать…
По мере выздоровления к ней возвращалась привычная вредность. Ходила самостоятельно с трудом, но обедала за троих и подчиненных распекала не хуже школьного завуча. Невзирая на летнюю погоду, парик рыжий не снимала, и когда Шпеер, с Анкиной помощью, менял повязку на плече, и когда мылась. Наверное, этот боевой… как его… холдер, не для всеобщего обозрения прилепила. Анка решила при случае разузнать у доктора, он самым мирным казался.
Огромный Шпеер проявлял ответные симпатии, — особо расплывался, когда о болячках, о переломах расспрашивала. Оживлялся он, как заметила Анка, в двух случаях: за игрой в преферанс и в спорах о будущем медицины. За последние три дня Младшая стала его любимым слушателем. Память доктора хранила множество потрясающих примеров из практики, причем он никогда внятно не называл ни имен, ни точных мест событий. Скажет только: «Шли лесочком, воды по колено, жарко, первых двое на попугайчика загляделись… на растяжку напоролись. Ну, одного я собрал по частям — ничего, даже почти не заметно…» Или такое: «Я ему толкую: лежи смирно, ампутировать мне мешаешь, а он стреляет…»
То что Шпеер не в поликлинике работал, Анка поняла. Скорее всего, на «скорой».
Слушала, раскрыв рот. Иногда, впрочем, озиралась на шпееровских партнеров по картам, не смеются ли над ней хором. Не, никто из парней в пятнистом и не думал смеяться. Многие, как выяснилось, по-русски толком и не говорили. Набрали же чудиков в охрану!
Существовала, однако, и скрытая причина их со Шпеером симпатий. Шестым чувством Младшая примечала в нем некое подобие тоски по семье, по детям. И хоть прямо спросить ни за что бы не решилась, ловила порой потеплевший, почти отцовский взгляд. На батю врач ни капельки не походил, но и ее влекло к нему что-то… Может, оттого, что остальные были слишком заняты и воспринимали ее исключительно как обузу? Самое любопытное, что доктор тоже прилетел из Голландии, только другим самолетом. Сам сказал.
Из разговоров летчиков со всезнающим Зарифом Анка уяснила, что самолет пересек следующую границу, и теперь нападения можно не бояться. У Марии, по слухам, имелось тут аж два аэродрома, и еще в полете она приказала подготовить другую машину.
Приземлились в чистом поле, зимы как не бывало. Истребители поддержки отстали раньше. Анка к тому времени почти пересилила страх перед иллюминаторами, и Шпеер показал ей, как звено разворачивалось, прощально покачав крыльями. Очень красиво, только почти ничего не успела заметить. На земле отряд уменьшился втрое. Мария расцеловалась с очкастым Пьеро.