Страница:
Я валялся прямо под елкой. Верхушка была обломана, словно кол, а на ней, насаженный животом, висел мужик. Я этого мужика впервые в жизни видел, но нарочно подполз поближе, чтобы разглядеть. Не без вопросов, мужик незнакомый! Причем кони бросил он давно, может, час назад, а может — сутки, но кровь пока текла. Мужик висел рожей вниз, и видуху имел такую, ну, словно перед смертью конкретно заплющило... И не только одна эта елка обломилась верхушкой, рядом стояло до фига таких, правда, без проткнутых мужиков.
У меня заклацали зубы, не унять.
Тут я оглянулся второй раз, уже помедленнее, мало ли что. И окончательно врубился, что пролежал в долбаном лесном ущелье несколько часов. Ну, абзац! Я четко помнил, что выехали мы с братаном чуть рассвело, не позавтракав. Мать как раз собиралась пирог офигенный испечь...
Ну дела, сколько же я провалялся?
На всякий пожарный я проверил карманы. Ни фига не пропало... Сижу, такой, как полный чудак, под трупом, на коленях, ботинок улетел, тру башку и нюхаю собственную блевоту. Короче, худо было, чуть сам в свежачка не сыграл. И главное, часы, зараза, сломались, ни телефона, ни жилья поблизости...
В поселке что-то стряслось.
Наконец, я сказал себе — ну, фигли киснуть? Поднял жопу и пополз вверх, по косогору. Пока полз, заметил еще кое-что. Трава пожухла, стала как солома, и чем выше я выбирался, тем горячее становилось. Я полз на четвереньках и все оглядывался на жмурика на сосне. Чувак висел пузом вниз, ровно, свесив ножки, и за мной не гнался...
Но полный абзац начался, когда я выбрался на тропинку. Во-первых, то, что мне показалось ночью, оказалось еще вечером. Вот теперь снова конкретно начало темнеть, и я малость припух, что поехал без зажигалки и без спичек. Во-вторых, елки и прочая зеленая срань росли от меня только справа, а слева...
Слева, млин, лежала картинка для обкумаренных. Там было пусто, как у меня на коленке, сплошняком черное пожарище. И посреди пожарища валил дым, и что-то шевелилось, похожее на водоросли, растущие вверх. Ясен хрен, так не бывает, чтобы водоросли росли вверх, я же не дебил, чтобы такого не понимать. Короче, я решил пока с тропы не слазить, а пойти назад, к поселку. Ну, про станцию я уже забыл, да и про братана тоже. Вроде идти назад было не так стремно, только все жарче становилось.
Базара нет, сказал я себе, на нас грохнулась ракета.
Я так брел вдоль тропы и повторял себе, что все зашибись, уж не знаю, сколько времени, пока в завал не уперся. Даже не так, сперва стало горячо, просто невыносимо, ну. Тогда я, мать его так, скинул рубаху, замотал рожу, чтобы дышать. Но все равно, глотка пересохла, а температура не падала. Я уже решил, что дальше не пойду, и тут обжегся. В сумерках ни хрена не рассмотреть; руки растопырил — на ощупь вроде пенопласта или пемзы...
Обе ладони обожгло так, что на метр подскочил!
Все, сказал я, прибила меня эта фишка, я домой хочу! И только сказал, как начало светать. Ну точно, гадом буду, посветлело, а как посветлело, я мигом забыл обо всех, млин, принятых решениях.
Потому что, оказалось — я шел вовсе не к поселку, а опять к станции, только станции впереди не было. Тропа упиралась в офигенную дымящую воронку, может, метров тридцать или больше, а дальше была еще воронка, а слева и позади — озеро Белое, ну. Озеро узнал по мосткам на том берегу и черепичным крышам с флюгерами. То есть умотал я к чертовой матери отмахал километров десять или больше...
Вот засада, полный абзац!
Путь к отступлению мне перекрывали заросли из ржавой колючей проволоки. Эдакие кусты, типа шиповника, но без цветов, здоровые, метра по два высотой, и перепутаны так, что хрен пролезешь. Я в натуре, не видел ни одной лазейки. Везде острые кусты. Вперед тоже пробраться было нелегко. То, обо что я обжег ладони, в натуре оказалось похожим на пенопласт или на серую пемзу. Оно бугрилось и шипело, настоящая гора из колючей пемзы, огибающая воронку в земле.
В ноздри шибал приторный какой-то запах, но блевать мне уже было нечем.
Там дыра, понял я. Охренительная яма, куда упала ракета. Только громадная эта яма изнутри не черная, а светло-серая. Похоже на то, как будто саданули кирпичом в тазик с гипсом, и гипс расплескался по краям. Я стал думать, откуда в лесу котлован с гипсом или цементом, но ничего умного в башку не пришло.
Справа что-то промелькнуло. Так быстро, что я не успел заметить. Вроде бы зеленое, и вроде бы длинное, но при синем освещении за точный цвет поручиться было нельзя. Я стал следить за неровным откосом пемзы вокруг воронки и тут увидел корову. Корова тоже болталась, наколотая сразу на две здоровенные ветки. Я вспомнил мужика, наколотого на сосну; лучше бы не вспоминал. Но, млин, по крайней мере, стало ясно, что чувака никто нарочно не протыкал. Чувак, как и корова, прилетел по воздуху и слегка неудачно приземлился, ну.
Короче, мне охренительно повезло очутиться в овраге.
Я уселся на вырванный из земли пень и задумался. Вперед или назад, куда топать? В натуре, никто не подсматривал; мне хотелось пожалеть себя и заплакать. Но я себя пересилил, я сказал себе, что если не сдох в первые минуты, стало быть, это не радиация, может, и не ракета. Я не плакал давно, и теперь из-за какого-то сраного, млин, взрыва точно не зарыдаю.
Я старался не думать о маме, но это плохо получалось.
Я снял с рожи рубаху, оторвал рукава и обвязал ладони. Надо же было как-то взобраться на край этой цементной ямы! Я выбрался, хотя зубами скрипел, а кожа потом на пальцах несколько дней нарастала. Я выбрал дорогу вперед!
Ублюдочное лиловое небо, ублюдочные черные тучи, и солнце, больше похожее на сизый фингал. Впереди, за горячим пемзовым отвалом, дымила офигительная трещина в земле, а на дне ее лежала эта самая боеголовка. Ну, то есть, ясный хрен, что это была совсем не боеголовка, но не каждый же день с ними встречаешься.
Я тихонько прошелся по раскаленной пемзе, но долго по ней ходить было нельзя, ступни жгло, как на сковородке. Наконец, я нашел толстый ствол, упавший прямо на отвал, выбрал местечко попрохладнее и приземлился. Надо было как следует прикинуть, во что я влип.
Деревья валялись, будто их захреначили косой, маленькие и большие, неизвестно, как далеко. Озеро Белое меня откровенно напрягало. До него было метров сто, но я никак не мог рассмотреть, что творится с водой. Воду словно присыпали пеплом, она не шевелилась, даже малейшей ряби не замечалось. Я спросил себя, хочу ли я сбегать по бурелому к берегу, слегка освежиться, и ответил — ну его на фиг! Даже учитывая, что зверски хотелось пить.
Вода в озере не рябила, зато зарябило кое-что другое. Я замер на упавшей сосне, как приклеенный, даже пятки повыше поджал. Ну, если бы мне рассказал кто другой, даже папа, не поверил бы. А тут... оставалось не верить собственному зрению. Весь этот бурелом, вся шняга, мешанина из веток, листьев, пней и обломков, прилетевших неизвестно откуда, все это тихонько ползло к воронке. Оно ползло, неторопливо переваливало через край и ссыпалось вниз. Точно, кто-то на небе, обкурившись бог знает каких трав нехотя подметал метлой. Уже не слышно было бульканья, вокруг меня скрипело, хрипело и трещало. Лес перемалывался в стружку, пни волокли за собой верхний слой земли, оголяя замшелые каменные плиты...
И с каждой минутой, мать его так, все больше веток и целых деревьев подбирались к пышущей жаром серой кромке. Падали вниз, ну а там...
Сидел я, такой, глядел вниз и думал, какого черта. Потому что голимому дебилу ясно — никакая это не атомная боеголовка, иначе жопа бы давно пришла. Ну, никакая боеголовка зеленый лес в рыжий не превратит. Она лежала на дне, метров двенадцать глубины, по моим прикидкам. Здоровенная круглая хрень, снаружи похожая на гранату-лимонку, только размером чуть поменьше «Запорожца». Видать, летела не строго сверху, а почти вдоль поверхности, звезданулась, отскочила и уж после зарылась. Зашибенная хрень! Она была похожа на шляпку гриба или на толстую сковороду с прогнувшимся дном.
Да, врать не буду, что я, типа, самый зоркий и засек все в первую минуту. В первую минуту я не засек, но потом рассмотрел наверняка. Эта срань рифленая, черепаха без хвоста, она сломана была. То есть черт ее знает, сломана или нет, но трещина в корпусе имелась. Звезданулась, видать, о булыжник, когда падала, ну...
Когда я снова обернулся к котловану, там внизу вовсю кипел арбайтен.
Только вот ни зеленых, ни красных человечков я не приметил. Из-под брюха рифленой «лимонки» сплошной рекой лезли и лезли длинные зеленые черви. Они вылазили и тут же опять организованно зарывались в почву, они там делали ходы, с такой скоростью, будто лезли сквозь масло. Черви, да не совсем черви. Короче, навроде опарышей, но с колючками, длинные такие, млин, мерзкие ежи. Без глаз, без ртов и лапок. И вообще, хрен поймешь, как они в землю с колючками своими зарывались, и как они им не мешали.
Но колючки — это еще фигня; ни фига не ясно, откуда этих, млин, опарышей столько в «гранате» рифленой взялось. Она же маленькая, ну пусть не как «запор», пусть чуть побольше... А зелень вся, целые деревья, корни, пни здоровые вниз по дымящемуся откосу катились, но хрень железную так под собой и не закопали.
Они, млин... впитывались.
То есть черт его знает, как правильно объяснить, но если кто засмеется или скажет, что я лажу гоню, то на раз по кумполу у меня схлопочет. Дрова, земля, целые тонны земли просто впитывались в гладкие, серые бока воронки. Моя сосна пока лежала ровно, она уперлась или зацепилась где-то корнями. Если бы она поехала, хана бы мне давно настала, ну!
Земля подрагивала, и серая пемза по краям котлована тоже начала дрожать, все сильнее и сильнее. Почти одновременно раздался свист; я зажал уши, но не помогло. Пемза крошилась и осыпалась вниз, пень подо мной затрясся, полный абзац, как в припадке. Я покрепче ухватился за корень и снова обжег руки — из долбаного дерева лезла горячая смола.
А потом эта хрень, выпускавшая из себя колючих червей, она, наверное, нажралась. Или устала, но прекратила хавать лес. На краях котлована скопилась гора из переломанных стволов, метра в три высотой, непроходимый, блин, завал. Я со своего места, даже встав на ноги, даже подпрыгнув, не мог разглядеть конца бурелома, ну. Сволочная космическая тварь втянула в себя, переварила тонн сто или тысячу на шей, млин, русской земли, нажралась и утихомирилась...
Ясный хрен, космическая. Я же не дебил, я сразу врубился, что эта сволочь не из Америки прилетела. Еще офигенно хотелось пить и жрать, и трещала по швам голова. Но вся эта ерунда меня не беспокоила ведь я нашел космический корабль. Я сидел гордый как сотня баксов...
В натуре я, а не кто другой! Елки и прочие деревья валялись веером, вырванные с корнем, млин, точно стебельки. Если вокруг, в радиусе нескольких километров, кто и гулял с утра пораньше, то непременно сыграл в ящик. Я, я один встретил космическое чудо! Теперь предстояло ждать зеленых пришельцев! Без базара, проще всего было драпануть, но еще надо подумать, куда драпать! Белое озеро к себе ни фига не тянуло, с ним случилась какая-то хрень, словно застыло, а дорогу в обе стороны засыпало...
Я сидел, такой, на пне и тупо пялился вниз, хрен знает, сколько времени, пока до моих отупевших мозгов не дошла простая вещь.
Упавший от взрыва лес в натуре растворялся, уступая место той же самой рыжей фигне, что перекрыла мне дорогу назад. Красная колючая проволока росла повсюду, но пока не сплошняком, а клочками...
Ну, полный абзац, короче. Серая пемза, пористая, смердящая ванилью, расползалась, выплескивалась наружу. Слева от меня образовалась уже настоящая речка, она текла, как тесто, заглатывая все, что попадалось по дороге. Речка, млин, текущая снизу вверх. Зашибись, да? А тварь эта железная, похожая на черепаху, так себе и болталась на дне, выпуская зеленых червей...
Какая-то лабуда случилась со зрением, или опять уснул. Вот только секунду назад «лимонка» внизу дымила себе мирно, высирала игольчатых пиявок и вдруг выкинула вверх длинную белую соплю. Тут я конкретно чуть не наложил в штаны, поскольку реши, что обстреливают меня. Спрятаться некуда, все, корки, полный улет!
Длинная сопля стрельнула и повисла в фиолетовом небе, на высоте трехэтажного дома. А может, и вышe. Я следил за ней, задрав башку, и дышал, как задроченный конь, которому неделю не давали пить. Язык разбух во рту, слюна пересохла, зато глаза, наоборот, слезились от напряжения и попавшей в них трухи.
Но мне некогда было вытирать глаза.
Сопля надо мной застыла на длинной прозрачной ножке, точно остекленела, изогнувшись. Вслед за ней со дна воронки выстрелила вторая сопля, затем третья, затем сразу три или четыре... Они взлетали вверх, как будто кто-то плевался снизу, и в каждом, млин, плевке у него было по ведру слюны. Только, ясен хрен, это была вовсе не слюна, а какая-то быстро затвердевшая жидкость, крепче стекла и крепче металла.
Они взлетали со свистом, цеплялись друг за дружку, повисали, замерзали, и постепенно, вместо дрожи в коленках, я ощутил... Ну, как сказать, восторг, что ли! Потому что эти сопли, эти прозрачные нити переплетались над головой не абы как, а строились в охренительный, очень сложный узор. Он был объемный, сначала мне показался похожим на шар с внутренними перекрестиями, затем на цветок, ну а затем я вообще перестал врубаться. Эту нелепую геометрию описать, или там нарисовать, просто нереально, но красиво, офигительно красиво.
Паутина, вот что росло из горячей ямы! Ну, паутина, только без паука. Тварь на дне ямы тихонько шипела и свистела, на паука она ничем не походила, но строила же, сволочь, строила себе дом...
Первые минуты я никак не мог воткнуться, какой же толщины нити этой долбаной паутины, а потом одна из них выстрелила в небо почти в метре от края ямы, и получилось разглядеть. Толщиной с мою руку, но в сечении плоская, а если присмотреться, так и не прозрачная вовсе, а будто из мелких жгутиков связана... в том месте, где нить с другой встретилась моментом узел получился, а от узла уже нить направление сменила. Я за ней проследить пытался, но почти сразу, млин, запутался. С некоторыми нитями узлы получались, а некоторые так и повисли нетронутыми, ну.
Одним словом, сволочь эта космическая не наобум в зенит плевалась, а по теме. Она строила объемную паутину, а я внизу застыл, как заколдованный, даже про спину ободранную забыл.
Ну, пальцы на руках дико разболелись. Оказалось, я с такой силищей вцепился в кору сосны, на которой сидел, что чуть не вырвал себе ногти. Конкретно припух, но чего тут стесняться? Тут любой бы поседел в три секунды. Даже сейчас, уже сколько времени прошло, а как глаза закрою, так и вижу — шар охренительный, выше дома, расползается, все больше и больше. Блестит и расползается, а внутри шара дергаются нити, сворачиваются, млин, типа в снежинки здоровенные...
Снежинка! Ну, точно, вовсе не шар, а обалденных размеров снежинка выросла, только не плоская. И как она над землей держалась, парила, непонятно.
Я заглянул вниз, но так и не увидел, откуда выстреливали сопли. Зато рифленая круглая черепаха почти скрылась под слоем земли и грязных сучьев, ее все-таки завалило. Или она сама себя закапывала.
На противоположной стороне ямы затеялась какая-то буча. Комья серые во все стороны полетели, забурлило, зашкворчало, как сало на сковородке; не успел я сморгнуть, как на откосе дырища нарисовалась, типа ласточкиного гнезда, снаружи на глаз похожая, бельмом прикрытый, я такие у собак видал. И сквозь бельмище это в воздух шарики розовые полезли.
Гадом буду, шарики, как на детских новогодних елках выпускают, один за одним. Маленькие, а потом все крупнее, последний... Я обалдел! Последний вырос с реальный дирижабль. Вспорхнули разом из дыры и улетели, не разлучаясь. А за ними следующие поперли, и так без остановки. Конвейер, ну прямо фабрика заработала!
Видать, подо мной, на склоне, тоже дырка где-то открылась, только мне нагибаться и заглядывать туда вовсе не хотелось. Но дырка с бельмом раскупорилась на все сто, потому что через ближний уже край ломанулась целая армада воздушных шаров...
Не хотел бы я такой шарик голой рукой поймать!..
Часы выкинул давно, так и не знаю, сколько времени там проторчал и как все закончилось. Заплющило |меня конкретно, колени не мог разогнуть, когда с сосны вниз спускался. Но решил, что все-таки валить надо, пока тишина. Может, срань эта на дне поспать улеглась, а потом как начнет по-новой лес хавать, и меня заодно засосет?!
Ну, кстати, так и вышло, она потом снова лес к себе потянула, только я уже далеко был, не зацепило.
Я потом понял, много позже. Оно жрет не только лес, оно жрало вообще все, что найдет, даже камни и металл. Но с камнями и металлом похуже, частенько выплевывало. А то, что хрени вонючей удавалось переварить, она высирала в виде шаров и серой такой реки, даже не одной, а двух рек. Они вытекали снизу ввepx из воронки и фигачили сквозь лес в поисках воды. Больше всего они любили воду, они ее сразу превращали в каменный такой лед, хрен разрубишь и хрен растопишь. А потом, превратив воду, серые реки вылезали наружу и превращались в такие гнусные грибы...
Ох, блин, ну и засада получилась!
Короче, я отступал, отползал по сосне жопой вперед, не в силах отвернуться. Мне казалось, что если я отвернусь, за мной из ямы выстрелит прозрачная сопля, закрутит в себя и подвесит, как муху в коконе. А когда стемнеет, хрень эта со дна выпустит мохнатые лапы и выжрет мне мозг. Я тогда не знал, что она расширяется и жрет по часам. Каждые два часа одиннадцать минут, как по расписанию, ну!
Так я полз, задом наперед, и глядел на кружащую надо мной снежинку. Она была огромная и очень красивая, она блестела, отражая звезды, переливалась и медленно поворачивалась, а снизу все взлетали и вплетались в сердцевину новые нити. Снежинка очень медленно кружилась, будто игрушка, подвешенная на новогодней елке, вокруг темнело, сиреневое солнце уползло куда-то. Красота, полный абзац...
Так я отползал, пока не сполз потихоньку в овражек. Этого овражка справа от дороги раньше не было; и вообще здесь бор раньше был, косогоры такие плавные, солнечные. Я сполз в овраг и понял, что лучше выбираться назад по дну. Здесь не росли колючие кусты.
И я пошел. Через какое-то время затылок напекло так, что пришлось снять футболку и намотать на голову. Вокруг потрескивало, как во время пожара, но на звуки мне стало наплевать. Я хотел только одного — добраться до воды. Овражек казался бесконечным, под ноги постоянно лезли кочки, становилось все темнее. В какой-то момент я очнулся, лежа носом в землю. Наверное, споткнулся, рюхнулся и даже не заметил. Чтобы встать на колени, понадобилась масса усилий, руки тряслись, а перед глазами все стало черного цвета.
Я понял, что футболка на голове не спасает. Жарило отовсюду, не только с неба.
Кажется, я вставал и падал несколько раз. Однажды лежал на спине и вдруг увидел странное, явный глюк. Надо мной, в темно-синем небе кружили веселые розовенькие шарики. Потом они пропали, и стало темно. Несколько раз становилось светло и темно, я пытался считать, но сбился. Я рассматривал ладони, они стали фиолетовыми. Когда я упал в очередной раз, всю рожу и рот залепило сухими колючками, ну, полный абзац, потому что не отплеваться. Я пополз ввepx по склону оврага и окончательно убедился, что земля пошла складками. Я хотел оторвать коры или веток от любого куста, от зеленого, красного или черного, уже наплевать.
Оторвать ветку и жевать, жевать, жевать, высасывать из нее сок.
Но оторвать не получилось, я только порезался о колючки. Чертов куст раскачивался при полном безветрии, он словно насмехался надо мной. Тогда я подполз ближе, подлез под куст и попытался грызть проволоку, не отрывая ее. Я поранил рот, но не добился ни грамма воды. Кажется, я звал маму, долго звал...
Потом стемнело, я снова скатился в овраг, перевернулся на спину и минут сорок, наверное, расстегивал ширинку. Я готов был выпить что угодно, но и теперь ничего не получилось. Из меня вылилось несколько граммов, и даже их я не смог донести до рта.
Потом я во что-то уткнулся лбом, очень больно, так, что искры сыпанули. Оказалось, я полз на коленях и уперся в каменный сарайчик. Я головой распахнул дверь.
Внутри, в темноте, я решил умереть.
24
Оно пело, а мне хотелось завыть.
Зинка придумал название — Симулятор. Как в компьютерной игре. Симулятор плетет интригу сиреневого мира, Симулятор искрит триллионами сообщений радиообмена, от которых искрят волосы, Симулятор воздвиг снежные горы, подарил нам чудесный лес и замысловатых обитателей чудесного леса. Замысловатые обитатели уверенно освоили первую сотню гектаров и расширяют экспансию. Они убили все, что не успело убежать, и скоро доберутся до тех, кто неудачно спрятался. В целом, развитие стратегии идет по плану.
Ждем появления на сцене игроков...
Кое в чем мои рассуждения неверны. Симулятор ткет не среду обитания для межпланетных злодеев, он ткет иллюзию среды. Хищники, разорвавшие половину населения поселка, отнюдь не производят иллюзорного впечатления, однако...
Двух зеленых червей мы убили на окраине поселка. Можно сказать, что голыми руками, хотя как раз руками к ним никто не прикасался. Зиновий указал на нору возле забора, мы замерли и стали ждать, когда они вылезут. Я слышал страх Муслима, страх Зинки, а вот Эля практически не боялась. Она очень замкнулась последнее время, особенно после того, как сорвался наш план по всеобщему спасению. Девочка так надеялась уговорить всех «слышащих» покинуть подвал и присоединиться к нам...
Однако в результате нас только четверо. Антонина Ливен выразила сожаление, что не может пока уверенно ходить, иначе непременно составила бы нам компанию. Тем не менее, вальяжная дама выбралась из кресла и вышла на крыльцо, помахать нам платочком...
Итак, мы стерегли червей несколько минут, пока нам не надоело ждать. Зиновий пошуровал палкой, но первая колючая гадина выскочила у него за спиной, взорвав почву, как ракета подводного базирования.
Мы убили ее моментально, в полете. Мы даже не тренировались, мы просто сосредоточились. Затем точно так же убили вторую, даже не вызывая из-под земли. Муслим вызвался провести вскрытие. И хотя времени до темноты оставалось немного, я согласился. Как и следовало ожидать, вскрытие ничего не дало. Точно такая же, как внутри белых медведей, рыхлая, полужидкая структура, без запаха и без малейших признаков внутренних органов.
— Симулятор, — впервые озвучил тогда Зиновий. — Симулятор цивилизации в реальном времени, только без людей. Мы тут лишние.
— Ты хочешь сказать — не для людей? — Меня заинтриговал подобный поворот мысли.
— А для кого? — задергался Муслим. — Непонятно говоришь, слушай, да? Говори понятно, парень!
— Да мне самому ни черта не понятно, — Зиновий присел на корточки возле зеленого «трупа» и, как зачарованный, следил за процессом «гниения». — Раскручивается, как стратегия, но не многоуровневая...
— То, что атаки строго регламентированы по направлениям и времени, мы уже поняли, — согласился я. — Вне сомнения, в основе лежит несложный алгоритм. Но хаотичность некоторых процессов обескураживает. Например, перманентная Большая перекройка... Конструкции расширяются непредсказуемо, а внешний облик цементного леса не отвечает никаким понятиям о функциональности...
— Счетчик случайных чисел, — Зиновий яростно поскреб замусоленные, присыпанные грязью кудри. — Так даже интереснее...
— Кому интереснее? — насторожился Муслим.
— Я бы поставил вопрос иначе, — деловито поправил Зиновий. — Ведется ли постоянное наблюдение за нашей агонией?
Муслим невольно охнул, кинув взгляд вверх, точно ожидал там увидеть скрытую телекамеру.
— Не думаю, что постоянное, — предположил я. — Скорее всего, сброшен полностью автоматизированный комплекс, и на орбите вращается такой же автоматический корабль... Пойдемте, ребята?
Спустя минуту от червя осталась горстка влажной пыли, а мы двинулись в поход.
Выработали следующую диспозицию: Муслим с заточенной под алебарду штыковой лопатой крался впереди, за ним — Зиновий, Эля, я — замыкающим. Невзирая на то что дагестанец физически превосходил всех нас, мы посовещались и освободили его от поклажи. Во главе отряда Муслим походил на свирепого повстанца: борода до ушей, воспаленные горящие глаза, разодранный пиджак, огромные босые ступни...
Червей мы не страшились, особенно после того как накануне завалили белого. Это произошло как раз после неудачной охоты строителей-молдаван. Они надеялись на тонну мяса, а заработали пару литров псевдоживой ткани и едва успели разбежаться при начавшейся атаке гирлянд. Не прошло и часа, как Эличка услышала белого медведя на заднем дворе соседнего дома. Он ни на кого не планировал нападать, рыл очередной окоп и увлеченно транслировал футбольный матч.
Эля услышала, и я услышал. Мы подняли головы и оглядели друг на друга. Внезапно мы осознали, что можем победить медведя без помощи топоров и лопат. Всего-навсего мы нуждались в третьем человеке, а таком же «слухаче». Мы нуждались в человеке, заражженном в той же степени, в человеке на грани физической перестройки. Эличка подсела ко мне и предложила позвать Жана Сергеевича. Она была уверена, что Жан тоже слышит беззвучные радиоволны, но не выдает себя. Уж такой он бешеный и гордый! Кроме Жана могли слышать мать и сын Ливены, Муслим и тронувшиеся от горя бабульки, сидевшие в гараже под замком. Да, была еще надежда на хирурга Белкина, но и он, и Муслим как раз отлучились на рубку леса.
У меня заклацали зубы, не унять.
Тут я оглянулся второй раз, уже помедленнее, мало ли что. И окончательно врубился, что пролежал в долбаном лесном ущелье несколько часов. Ну, абзац! Я четко помнил, что выехали мы с братаном чуть рассвело, не позавтракав. Мать как раз собиралась пирог офигенный испечь...
Ну дела, сколько же я провалялся?
На всякий пожарный я проверил карманы. Ни фига не пропало... Сижу, такой, как полный чудак, под трупом, на коленях, ботинок улетел, тру башку и нюхаю собственную блевоту. Короче, худо было, чуть сам в свежачка не сыграл. И главное, часы, зараза, сломались, ни телефона, ни жилья поблизости...
В поселке что-то стряслось.
Наконец, я сказал себе — ну, фигли киснуть? Поднял жопу и пополз вверх, по косогору. Пока полз, заметил еще кое-что. Трава пожухла, стала как солома, и чем выше я выбирался, тем горячее становилось. Я полз на четвереньках и все оглядывался на жмурика на сосне. Чувак висел пузом вниз, ровно, свесив ножки, и за мной не гнался...
Но полный абзац начался, когда я выбрался на тропинку. Во-первых, то, что мне показалось ночью, оказалось еще вечером. Вот теперь снова конкретно начало темнеть, и я малость припух, что поехал без зажигалки и без спичек. Во-вторых, елки и прочая зеленая срань росли от меня только справа, а слева...
Слева, млин, лежала картинка для обкумаренных. Там было пусто, как у меня на коленке, сплошняком черное пожарище. И посреди пожарища валил дым, и что-то шевелилось, похожее на водоросли, растущие вверх. Ясен хрен, так не бывает, чтобы водоросли росли вверх, я же не дебил, чтобы такого не понимать. Короче, я решил пока с тропы не слазить, а пойти назад, к поселку. Ну, про станцию я уже забыл, да и про братана тоже. Вроде идти назад было не так стремно, только все жарче становилось.
Базара нет, сказал я себе, на нас грохнулась ракета.
Я так брел вдоль тропы и повторял себе, что все зашибись, уж не знаю, сколько времени, пока в завал не уперся. Даже не так, сперва стало горячо, просто невыносимо, ну. Тогда я, мать его так, скинул рубаху, замотал рожу, чтобы дышать. Но все равно, глотка пересохла, а температура не падала. Я уже решил, что дальше не пойду, и тут обжегся. В сумерках ни хрена не рассмотреть; руки растопырил — на ощупь вроде пенопласта или пемзы...
Обе ладони обожгло так, что на метр подскочил!
Все, сказал я, прибила меня эта фишка, я домой хочу! И только сказал, как начало светать. Ну точно, гадом буду, посветлело, а как посветлело, я мигом забыл обо всех, млин, принятых решениях.
Потому что, оказалось — я шел вовсе не к поселку, а опять к станции, только станции впереди не было. Тропа упиралась в офигенную дымящую воронку, может, метров тридцать или больше, а дальше была еще воронка, а слева и позади — озеро Белое, ну. Озеро узнал по мосткам на том берегу и черепичным крышам с флюгерами. То есть умотал я к чертовой матери отмахал километров десять или больше...
Вот засада, полный абзац!
Путь к отступлению мне перекрывали заросли из ржавой колючей проволоки. Эдакие кусты, типа шиповника, но без цветов, здоровые, метра по два высотой, и перепутаны так, что хрен пролезешь. Я в натуре, не видел ни одной лазейки. Везде острые кусты. Вперед тоже пробраться было нелегко. То, обо что я обжег ладони, в натуре оказалось похожим на пенопласт или на серую пемзу. Оно бугрилось и шипело, настоящая гора из колючей пемзы, огибающая воронку в земле.
В ноздри шибал приторный какой-то запах, но блевать мне уже было нечем.
Там дыра, понял я. Охренительная яма, куда упала ракета. Только громадная эта яма изнутри не черная, а светло-серая. Похоже на то, как будто саданули кирпичом в тазик с гипсом, и гипс расплескался по краям. Я стал думать, откуда в лесу котлован с гипсом или цементом, но ничего умного в башку не пришло.
Справа что-то промелькнуло. Так быстро, что я не успел заметить. Вроде бы зеленое, и вроде бы длинное, но при синем освещении за точный цвет поручиться было нельзя. Я стал следить за неровным откосом пемзы вокруг воронки и тут увидел корову. Корова тоже болталась, наколотая сразу на две здоровенные ветки. Я вспомнил мужика, наколотого на сосну; лучше бы не вспоминал. Но, млин, по крайней мере, стало ясно, что чувака никто нарочно не протыкал. Чувак, как и корова, прилетел по воздуху и слегка неудачно приземлился, ну.
Короче, мне охренительно повезло очутиться в овраге.
Я уселся на вырванный из земли пень и задумался. Вперед или назад, куда топать? В натуре, никто не подсматривал; мне хотелось пожалеть себя и заплакать. Но я себя пересилил, я сказал себе, что если не сдох в первые минуты, стало быть, это не радиация, может, и не ракета. Я не плакал давно, и теперь из-за какого-то сраного, млин, взрыва точно не зарыдаю.
Я старался не думать о маме, но это плохо получалось.
Я снял с рожи рубаху, оторвал рукава и обвязал ладони. Надо же было как-то взобраться на край этой цементной ямы! Я выбрался, хотя зубами скрипел, а кожа потом на пальцах несколько дней нарастала. Я выбрал дорогу вперед!
Ублюдочное лиловое небо, ублюдочные черные тучи, и солнце, больше похожее на сизый фингал. Впереди, за горячим пемзовым отвалом, дымила офигительная трещина в земле, а на дне ее лежала эта самая боеголовка. Ну, то есть, ясный хрен, что это была совсем не боеголовка, но не каждый же день с ними встречаешься.
Я тихонько прошелся по раскаленной пемзе, но долго по ней ходить было нельзя, ступни жгло, как на сковородке. Наконец, я нашел толстый ствол, упавший прямо на отвал, выбрал местечко попрохладнее и приземлился. Надо было как следует прикинуть, во что я влип.
Деревья валялись, будто их захреначили косой, маленькие и большие, неизвестно, как далеко. Озеро Белое меня откровенно напрягало. До него было метров сто, но я никак не мог рассмотреть, что творится с водой. Воду словно присыпали пеплом, она не шевелилась, даже малейшей ряби не замечалось. Я спросил себя, хочу ли я сбегать по бурелому к берегу, слегка освежиться, и ответил — ну его на фиг! Даже учитывая, что зверски хотелось пить.
Вода в озере не рябила, зато зарябило кое-что другое. Я замер на упавшей сосне, как приклеенный, даже пятки повыше поджал. Ну, если бы мне рассказал кто другой, даже папа, не поверил бы. А тут... оставалось не верить собственному зрению. Весь этот бурелом, вся шняга, мешанина из веток, листьев, пней и обломков, прилетевших неизвестно откуда, все это тихонько ползло к воронке. Оно ползло, неторопливо переваливало через край и ссыпалось вниз. Точно, кто-то на небе, обкурившись бог знает каких трав нехотя подметал метлой. Уже не слышно было бульканья, вокруг меня скрипело, хрипело и трещало. Лес перемалывался в стружку, пни волокли за собой верхний слой земли, оголяя замшелые каменные плиты...
И с каждой минутой, мать его так, все больше веток и целых деревьев подбирались к пышущей жаром серой кромке. Падали вниз, ну а там...
Сидел я, такой, глядел вниз и думал, какого черта. Потому что голимому дебилу ясно — никакая это не атомная боеголовка, иначе жопа бы давно пришла. Ну, никакая боеголовка зеленый лес в рыжий не превратит. Она лежала на дне, метров двенадцать глубины, по моим прикидкам. Здоровенная круглая хрень, снаружи похожая на гранату-лимонку, только размером чуть поменьше «Запорожца». Видать, летела не строго сверху, а почти вдоль поверхности, звезданулась, отскочила и уж после зарылась. Зашибенная хрень! Она была похожа на шляпку гриба или на толстую сковороду с прогнувшимся дном.
Да, врать не буду, что я, типа, самый зоркий и засек все в первую минуту. В первую минуту я не засек, но потом рассмотрел наверняка. Эта срань рифленая, черепаха без хвоста, она сломана была. То есть черт ее знает, сломана или нет, но трещина в корпусе имелась. Звезданулась, видать, о булыжник, когда падала, ну...
Когда я снова обернулся к котловану, там внизу вовсю кипел арбайтен.
Только вот ни зеленых, ни красных человечков я не приметил. Из-под брюха рифленой «лимонки» сплошной рекой лезли и лезли длинные зеленые черви. Они вылазили и тут же опять организованно зарывались в почву, они там делали ходы, с такой скоростью, будто лезли сквозь масло. Черви, да не совсем черви. Короче, навроде опарышей, но с колючками, длинные такие, млин, мерзкие ежи. Без глаз, без ртов и лапок. И вообще, хрен поймешь, как они в землю с колючками своими зарывались, и как они им не мешали.
Но колючки — это еще фигня; ни фига не ясно, откуда этих, млин, опарышей столько в «гранате» рифленой взялось. Она же маленькая, ну пусть не как «запор», пусть чуть побольше... А зелень вся, целые деревья, корни, пни здоровые вниз по дымящемуся откосу катились, но хрень железную так под собой и не закопали.
Они, млин... впитывались.
То есть черт его знает, как правильно объяснить, но если кто засмеется или скажет, что я лажу гоню, то на раз по кумполу у меня схлопочет. Дрова, земля, целые тонны земли просто впитывались в гладкие, серые бока воронки. Моя сосна пока лежала ровно, она уперлась или зацепилась где-то корнями. Если бы она поехала, хана бы мне давно настала, ну!
Земля подрагивала, и серая пемза по краям котлована тоже начала дрожать, все сильнее и сильнее. Почти одновременно раздался свист; я зажал уши, но не помогло. Пемза крошилась и осыпалась вниз, пень подо мной затрясся, полный абзац, как в припадке. Я покрепче ухватился за корень и снова обжег руки — из долбаного дерева лезла горячая смола.
А потом эта хрень, выпускавшая из себя колючих червей, она, наверное, нажралась. Или устала, но прекратила хавать лес. На краях котлована скопилась гора из переломанных стволов, метра в три высотой, непроходимый, блин, завал. Я со своего места, даже встав на ноги, даже подпрыгнув, не мог разглядеть конца бурелома, ну. Сволочная космическая тварь втянула в себя, переварила тонн сто или тысячу на шей, млин, русской земли, нажралась и утихомирилась...
Ясный хрен, космическая. Я же не дебил, я сразу врубился, что эта сволочь не из Америки прилетела. Еще офигенно хотелось пить и жрать, и трещала по швам голова. Но вся эта ерунда меня не беспокоила ведь я нашел космический корабль. Я сидел гордый как сотня баксов...
В натуре я, а не кто другой! Елки и прочие деревья валялись веером, вырванные с корнем, млин, точно стебельки. Если вокруг, в радиусе нескольких километров, кто и гулял с утра пораньше, то непременно сыграл в ящик. Я, я один встретил космическое чудо! Теперь предстояло ждать зеленых пришельцев! Без базара, проще всего было драпануть, но еще надо подумать, куда драпать! Белое озеро к себе ни фига не тянуло, с ним случилась какая-то хрень, словно застыло, а дорогу в обе стороны засыпало...
Я сидел, такой, на пне и тупо пялился вниз, хрен знает, сколько времени, пока до моих отупевших мозгов не дошла простая вещь.
Упавший от взрыва лес в натуре растворялся, уступая место той же самой рыжей фигне, что перекрыла мне дорогу назад. Красная колючая проволока росла повсюду, но пока не сплошняком, а клочками...
Ну, полный абзац, короче. Серая пемза, пористая, смердящая ванилью, расползалась, выплескивалась наружу. Слева от меня образовалась уже настоящая речка, она текла, как тесто, заглатывая все, что попадалось по дороге. Речка, млин, текущая снизу вверх. Зашибись, да? А тварь эта железная, похожая на черепаху, так себе и болталась на дне, выпуская зеленых червей...
Какая-то лабуда случилась со зрением, или опять уснул. Вот только секунду назад «лимонка» внизу дымила себе мирно, высирала игольчатых пиявок и вдруг выкинула вверх длинную белую соплю. Тут я конкретно чуть не наложил в штаны, поскольку реши, что обстреливают меня. Спрятаться некуда, все, корки, полный улет!
Длинная сопля стрельнула и повисла в фиолетовом небе, на высоте трехэтажного дома. А может, и вышe. Я следил за ней, задрав башку, и дышал, как задроченный конь, которому неделю не давали пить. Язык разбух во рту, слюна пересохла, зато глаза, наоборот, слезились от напряжения и попавшей в них трухи.
Но мне некогда было вытирать глаза.
Сопля надо мной застыла на длинной прозрачной ножке, точно остекленела, изогнувшись. Вслед за ней со дна воронки выстрелила вторая сопля, затем третья, затем сразу три или четыре... Они взлетали вверх, как будто кто-то плевался снизу, и в каждом, млин, плевке у него было по ведру слюны. Только, ясен хрен, это была вовсе не слюна, а какая-то быстро затвердевшая жидкость, крепче стекла и крепче металла.
Они взлетали со свистом, цеплялись друг за дружку, повисали, замерзали, и постепенно, вместо дрожи в коленках, я ощутил... Ну, как сказать, восторг, что ли! Потому что эти сопли, эти прозрачные нити переплетались над головой не абы как, а строились в охренительный, очень сложный узор. Он был объемный, сначала мне показался похожим на шар с внутренними перекрестиями, затем на цветок, ну а затем я вообще перестал врубаться. Эту нелепую геометрию описать, или там нарисовать, просто нереально, но красиво, офигительно красиво.
Паутина, вот что росло из горячей ямы! Ну, паутина, только без паука. Тварь на дне ямы тихонько шипела и свистела, на паука она ничем не походила, но строила же, сволочь, строила себе дом...
Первые минуты я никак не мог воткнуться, какой же толщины нити этой долбаной паутины, а потом одна из них выстрелила в небо почти в метре от края ямы, и получилось разглядеть. Толщиной с мою руку, но в сечении плоская, а если присмотреться, так и не прозрачная вовсе, а будто из мелких жгутиков связана... в том месте, где нить с другой встретилась моментом узел получился, а от узла уже нить направление сменила. Я за ней проследить пытался, но почти сразу, млин, запутался. С некоторыми нитями узлы получались, а некоторые так и повисли нетронутыми, ну.
Одним словом, сволочь эта космическая не наобум в зенит плевалась, а по теме. Она строила объемную паутину, а я внизу застыл, как заколдованный, даже про спину ободранную забыл.
Ну, пальцы на руках дико разболелись. Оказалось, я с такой силищей вцепился в кору сосны, на которой сидел, что чуть не вырвал себе ногти. Конкретно припух, но чего тут стесняться? Тут любой бы поседел в три секунды. Даже сейчас, уже сколько времени прошло, а как глаза закрою, так и вижу — шар охренительный, выше дома, расползается, все больше и больше. Блестит и расползается, а внутри шара дергаются нити, сворачиваются, млин, типа в снежинки здоровенные...
Снежинка! Ну, точно, вовсе не шар, а обалденных размеров снежинка выросла, только не плоская. И как она над землей держалась, парила, непонятно.
Я заглянул вниз, но так и не увидел, откуда выстреливали сопли. Зато рифленая круглая черепаха почти скрылась под слоем земли и грязных сучьев, ее все-таки завалило. Или она сама себя закапывала.
На противоположной стороне ямы затеялась какая-то буча. Комья серые во все стороны полетели, забурлило, зашкворчало, как сало на сковородке; не успел я сморгнуть, как на откосе дырища нарисовалась, типа ласточкиного гнезда, снаружи на глаз похожая, бельмом прикрытый, я такие у собак видал. И сквозь бельмище это в воздух шарики розовые полезли.
Гадом буду, шарики, как на детских новогодних елках выпускают, один за одним. Маленькие, а потом все крупнее, последний... Я обалдел! Последний вырос с реальный дирижабль. Вспорхнули разом из дыры и улетели, не разлучаясь. А за ними следующие поперли, и так без остановки. Конвейер, ну прямо фабрика заработала!
Видать, подо мной, на склоне, тоже дырка где-то открылась, только мне нагибаться и заглядывать туда вовсе не хотелось. Но дырка с бельмом раскупорилась на все сто, потому что через ближний уже край ломанулась целая армада воздушных шаров...
Не хотел бы я такой шарик голой рукой поймать!..
Часы выкинул давно, так и не знаю, сколько времени там проторчал и как все закончилось. Заплющило |меня конкретно, колени не мог разогнуть, когда с сосны вниз спускался. Но решил, что все-таки валить надо, пока тишина. Может, срань эта на дне поспать улеглась, а потом как начнет по-новой лес хавать, и меня заодно засосет?!
Ну, кстати, так и вышло, она потом снова лес к себе потянула, только я уже далеко был, не зацепило.
Я потом понял, много позже. Оно жрет не только лес, оно жрало вообще все, что найдет, даже камни и металл. Но с камнями и металлом похуже, частенько выплевывало. А то, что хрени вонючей удавалось переварить, она высирала в виде шаров и серой такой реки, даже не одной, а двух рек. Они вытекали снизу ввepx из воронки и фигачили сквозь лес в поисках воды. Больше всего они любили воду, они ее сразу превращали в каменный такой лед, хрен разрубишь и хрен растопишь. А потом, превратив воду, серые реки вылезали наружу и превращались в такие гнусные грибы...
Ох, блин, ну и засада получилась!
Короче, я отступал, отползал по сосне жопой вперед, не в силах отвернуться. Мне казалось, что если я отвернусь, за мной из ямы выстрелит прозрачная сопля, закрутит в себя и подвесит, как муху в коконе. А когда стемнеет, хрень эта со дна выпустит мохнатые лапы и выжрет мне мозг. Я тогда не знал, что она расширяется и жрет по часам. Каждые два часа одиннадцать минут, как по расписанию, ну!
Так я полз, задом наперед, и глядел на кружащую надо мной снежинку. Она была огромная и очень красивая, она блестела, отражая звезды, переливалась и медленно поворачивалась, а снизу все взлетали и вплетались в сердцевину новые нити. Снежинка очень медленно кружилась, будто игрушка, подвешенная на новогодней елке, вокруг темнело, сиреневое солнце уползло куда-то. Красота, полный абзац...
Так я отползал, пока не сполз потихоньку в овражек. Этого овражка справа от дороги раньше не было; и вообще здесь бор раньше был, косогоры такие плавные, солнечные. Я сполз в овраг и понял, что лучше выбираться назад по дну. Здесь не росли колючие кусты.
И я пошел. Через какое-то время затылок напекло так, что пришлось снять футболку и намотать на голову. Вокруг потрескивало, как во время пожара, но на звуки мне стало наплевать. Я хотел только одного — добраться до воды. Овражек казался бесконечным, под ноги постоянно лезли кочки, становилось все темнее. В какой-то момент я очнулся, лежа носом в землю. Наверное, споткнулся, рюхнулся и даже не заметил. Чтобы встать на колени, понадобилась масса усилий, руки тряслись, а перед глазами все стало черного цвета.
Я понял, что футболка на голове не спасает. Жарило отовсюду, не только с неба.
Кажется, я вставал и падал несколько раз. Однажды лежал на спине и вдруг увидел странное, явный глюк. Надо мной, в темно-синем небе кружили веселые розовенькие шарики. Потом они пропали, и стало темно. Несколько раз становилось светло и темно, я пытался считать, но сбился. Я рассматривал ладони, они стали фиолетовыми. Когда я упал в очередной раз, всю рожу и рот залепило сухими колючками, ну, полный абзац, потому что не отплеваться. Я пополз ввepx по склону оврага и окончательно убедился, что земля пошла складками. Я хотел оторвать коры или веток от любого куста, от зеленого, красного или черного, уже наплевать.
Оторвать ветку и жевать, жевать, жевать, высасывать из нее сок.
Но оторвать не получилось, я только порезался о колючки. Чертов куст раскачивался при полном безветрии, он словно насмехался надо мной. Тогда я подполз ближе, подлез под куст и попытался грызть проволоку, не отрывая ее. Я поранил рот, но не добился ни грамма воды. Кажется, я звал маму, долго звал...
Потом стемнело, я снова скатился в овраг, перевернулся на спину и минут сорок, наверное, расстегивал ширинку. Я готов был выпить что угодно, но и теперь ничего не получилось. Из меня вылилось несколько граммов, и даже их я не смог донести до рта.
Потом я во что-то уткнулся лбом, очень больно, так, что искры сыпанули. Оказалось, я полз на коленях и уперся в каменный сарайчик. Я головой распахнул дверь.
Внутри, в темноте, я решил умереть.
24
ХУДОЖНИК, ЧТО РИСУЕТ ДОЖДЬ...
Оно пело, а мне хотелось завыть.
Зинка придумал название — Симулятор. Как в компьютерной игре. Симулятор плетет интригу сиреневого мира, Симулятор искрит триллионами сообщений радиообмена, от которых искрят волосы, Симулятор воздвиг снежные горы, подарил нам чудесный лес и замысловатых обитателей чудесного леса. Замысловатые обитатели уверенно освоили первую сотню гектаров и расширяют экспансию. Они убили все, что не успело убежать, и скоро доберутся до тех, кто неудачно спрятался. В целом, развитие стратегии идет по плану.
Ждем появления на сцене игроков...
Кое в чем мои рассуждения неверны. Симулятор ткет не среду обитания для межпланетных злодеев, он ткет иллюзию среды. Хищники, разорвавшие половину населения поселка, отнюдь не производят иллюзорного впечатления, однако...
Двух зеленых червей мы убили на окраине поселка. Можно сказать, что голыми руками, хотя как раз руками к ним никто не прикасался. Зиновий указал на нору возле забора, мы замерли и стали ждать, когда они вылезут. Я слышал страх Муслима, страх Зинки, а вот Эля практически не боялась. Она очень замкнулась последнее время, особенно после того, как сорвался наш план по всеобщему спасению. Девочка так надеялась уговорить всех «слышащих» покинуть подвал и присоединиться к нам...
Однако в результате нас только четверо. Антонина Ливен выразила сожаление, что не может пока уверенно ходить, иначе непременно составила бы нам компанию. Тем не менее, вальяжная дама выбралась из кресла и вышла на крыльцо, помахать нам платочком...
Итак, мы стерегли червей несколько минут, пока нам не надоело ждать. Зиновий пошуровал палкой, но первая колючая гадина выскочила у него за спиной, взорвав почву, как ракета подводного базирования.
Мы убили ее моментально, в полете. Мы даже не тренировались, мы просто сосредоточились. Затем точно так же убили вторую, даже не вызывая из-под земли. Муслим вызвался провести вскрытие. И хотя времени до темноты оставалось немного, я согласился. Как и следовало ожидать, вскрытие ничего не дало. Точно такая же, как внутри белых медведей, рыхлая, полужидкая структура, без запаха и без малейших признаков внутренних органов.
— Симулятор, — впервые озвучил тогда Зиновий. — Симулятор цивилизации в реальном времени, только без людей. Мы тут лишние.
— Ты хочешь сказать — не для людей? — Меня заинтриговал подобный поворот мысли.
— А для кого? — задергался Муслим. — Непонятно говоришь, слушай, да? Говори понятно, парень!
— Да мне самому ни черта не понятно, — Зиновий присел на корточки возле зеленого «трупа» и, как зачарованный, следил за процессом «гниения». — Раскручивается, как стратегия, но не многоуровневая...
— То, что атаки строго регламентированы по направлениям и времени, мы уже поняли, — согласился я. — Вне сомнения, в основе лежит несложный алгоритм. Но хаотичность некоторых процессов обескураживает. Например, перманентная Большая перекройка... Конструкции расширяются непредсказуемо, а внешний облик цементного леса не отвечает никаким понятиям о функциональности...
— Счетчик случайных чисел, — Зиновий яростно поскреб замусоленные, присыпанные грязью кудри. — Так даже интереснее...
— Кому интереснее? — насторожился Муслим.
— Я бы поставил вопрос иначе, — деловито поправил Зиновий. — Ведется ли постоянное наблюдение за нашей агонией?
Муслим невольно охнул, кинув взгляд вверх, точно ожидал там увидеть скрытую телекамеру.
— Не думаю, что постоянное, — предположил я. — Скорее всего, сброшен полностью автоматизированный комплекс, и на орбите вращается такой же автоматический корабль... Пойдемте, ребята?
Спустя минуту от червя осталась горстка влажной пыли, а мы двинулись в поход.
Выработали следующую диспозицию: Муслим с заточенной под алебарду штыковой лопатой крался впереди, за ним — Зиновий, Эля, я — замыкающим. Невзирая на то что дагестанец физически превосходил всех нас, мы посовещались и освободили его от поклажи. Во главе отряда Муслим походил на свирепого повстанца: борода до ушей, воспаленные горящие глаза, разодранный пиджак, огромные босые ступни...
Червей мы не страшились, особенно после того как накануне завалили белого. Это произошло как раз после неудачной охоты строителей-молдаван. Они надеялись на тонну мяса, а заработали пару литров псевдоживой ткани и едва успели разбежаться при начавшейся атаке гирлянд. Не прошло и часа, как Эличка услышала белого медведя на заднем дворе соседнего дома. Он ни на кого не планировал нападать, рыл очередной окоп и увлеченно транслировал футбольный матч.
Эля услышала, и я услышал. Мы подняли головы и оглядели друг на друга. Внезапно мы осознали, что можем победить медведя без помощи топоров и лопат. Всего-навсего мы нуждались в третьем человеке, а таком же «слухаче». Мы нуждались в человеке, заражженном в той же степени, в человеке на грани физической перестройки. Эличка подсела ко мне и предложила позвать Жана Сергеевича. Она была уверена, что Жан тоже слышит беззвучные радиоволны, но не выдает себя. Уж такой он бешеный и гордый! Кроме Жана могли слышать мать и сын Ливены, Муслим и тронувшиеся от горя бабульки, сидевшие в гараже под замком. Да, была еще надежда на хирурга Белкина, но и он, и Муслим как раз отлучились на рубку леса.