Страница:
Нынешний же день был посвящен соединению молодоженов на брачном ложе. Это был наш с Каримом день! Я не видела своего жениха со времени нашей первой встречи, хотя не было и дня, чтобы мы с ним не вели длинных бесед по телефону. И вот, наконец, я снова увидела его.
Он не спеша шел по направлению к павильону в сопровождении своего отца. Возбуждение охватило меня, когда я подумала, что этот красивый мужчина сейчас станет моим мужем. Все чувства мои обострились, я замечала каждую мелочь: то, как нервно подрагивают его руки, как бьется жилка у него на горле, выдавая участившееся сердцебиение.
Я представила, как бьется сердце в его груди, и с удовольствием подумала, что это сердце отныне будет принадлежать мне. Теперь от меня зависело, будет оно биться от счастья или от горя. Я поняла, что беру на себя ответственность.
Когда Карим наконец подошел ко мне, меня внезапно захлестнула волна эмоций. Губы мои задрожали, на глаза навернулись слезы, и я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Впрочем, это длилось буквально несколько секунд, и когда мой жених бережно поднял мою чадру и открыл мне лицо, оба мы рассмеялись от радости.
Окружавшие нас женщины разразились приветственными криками и громко затопали ногами. Нечасто в Саудовской Аравии случается, что жених и невеста с такой радостью встречают друг друга. Я посмотрела Кариму в глаза и буквально утонула в них, не в силах поверить своему счастью. Я выросла во мраке, а мой муж, который по всем законам должен был бы стать для меня очередным источником страха и горя, на самом деле сулил мне избавление от оков рабства.
Нам с Каримом так хотелось остаться наедине, что мы совсем недолго пробыли среди гостей, принимая поздравления. Пока Карим разбрасывал золотые монеты среди веселящихся гостей, я потихоньку ускользнула, чтобы переодеться для свадебного путешествия.
Мне хотелось поговорить с отцом, но он поспешил по своим делам, как только все формальности были выполнены. Судя по всему, он чувствовал невыразимое облегчение; младшая дочь, которая доставляла ему столько беспокойства, теперь наконец благополучно выдана замуж, и вся ответственность за ее дальнейшую судьбу отныне переложена на плечи другого мужчины. Мое желание близости с отцом так и не воплотилось в жизнь.
Карим обещал мне, что наш медовый месяц мы проведем там, где я пожелаю, и так, как я пожелаю. С ребяческим восторгом я перебирала названия мест, где мне хотелось бы побывать. Мы собирались поехать в Каир, оттуда в Париж, Нью-Йорк, затем в Лос-Анжелес и на Гавайи. Нас ждали восемь драгоценных недель свободы от Саудовской Аравии.
Я надела изумрудно-зеленый шелковый костюм и вышла попрощаться с сестрами. Сара горько рыдала и не переставала твердить:
– Мужайся, Султана! Будь храброй девочкой!
Сердце мое разрывалось при виде ее слез. Я понимала, что воспоминания о собственном замужестве никогда не изгладятся из ее сердца. Понадобятся годы и годы, пока эти шрамы зарубцуются.
Я надела поверх своего модного костюма абайю и чадру и уселась на заднее сиденье мерседеса рядом со своим мужем. Мой багаж, состоящий из четырнадцати чемоданов, уже был доставлен в аэропорт.
Для того, чтобы никто не докучал нам, Карим выкупил все места первого класса на нашем самолете. Стюардессы-ливанки одаривали нас понимающими улыбками, глядя, как глупо мы себя ведем. Мы и вправду вели себя, как подростки, потому что совершенно не знали, что такое ухаживание.
И вот мы в Каире! Быстро пройдены таможенные формальности, и машина везет нас на роскошную виллу, стоящую прямо на берегу древнего Нила. Эта вилла, принадлежащая отцу Карима, была построена в восемнадцатом веке богатым турецким торговцем. Впоследствии ее отреставрировали в соответствии со вкусом нового хозяина. В ней было около тридцати комнат на разных уровнях, а полукруглые окна выходили в цветущий сад. Стены покрывали нежно-голубые изразцы с изображениями каких-то мифологических животных.
Я была в восторге от дома и сказала Кариму, что не могла бы и представить себе более подходящего места для начала супружеской жизни. Внутреннее убранство виллы говорило о безусловном вкусе ее хозяина, невольно вызывая в памяти несуразность дворца Нуры.
Я вдруг подумала, что количество денег отнюдь не свидетельствует о внутреннем мире их обладателя. Мне в ту пору было всего шестнадцать лет, по, к счастью, муж мой не забывал об этом. Он облегчил мое вхождение в мир взрослых при помощи решения, которое я считаю уникальным для Саудовской Аравии.
Карим так же, как и я, резко отрицательно относился к традициям брака в нашей стране. Он сказал, что малознакомые люди не должны вступать в интимные отношения, даже если они муж и жена. По его мнению, мужчина и женщина должны получше узнать друг друга, тогда появится и желание близости.
Карим сказал, что давно уже решил, что после свадьбы будет ухаживать за мной таким образом, чтобы завоевать мою любовь. Он хотел, чтобы именно я в один прекрасный день произнесла фразу:
– Я хочу узнать все о тебе! Мы проводили дни и ночи в развлечениях – обедали в ресторанах, ездили верхом к пирамидам, бродили по шумным каирским базарам, читали книги и разговаривали друг с другом. Слуги пораженно смотрели на веселую молодую чету, особенно когда мы расходились на ночь по своим спальням.
На четвертую ночь я сама затащила Карима в свою постель. Позже, уютно устроив голову у него на плече, я прошептала, что я, по-видимому, похожа на тех скандальных молодых женщин в Эр-Рияде, которые во всеуслышание заявляют, что получают наслаждение от занятий любовью со своими мужьями.
Я никогда не была в Америке, и мне не терпелось составить свое мнение о народе, распространившем свою культуру по всему свету, по, как мне казалось, так мало знающем о других народах и странах. Грубые и напористые ныо-йоркцы испугали меня, и я с облегчением вздохнула, когда мы прилетели в Лос-Анджелес.
Город показался мне гораздо более спокойным, а люди в нем добрыми и любезными. В Калифорнии мне пришлось встречаться со многими американцами, которые съезжаются туда практически из всех штатов, и я в конце концов заявила Кариму, что мне нравятся эти странные, шумные люди. Когда он спросил меня, почему они пришлись мне по душе, я не сразу смогла объяснить. Наконец я сказала:
– Я уверена, что смешение различных культур, которое произошло в Америке, привело эту цивилизацию куда ближе к реальности, чем любую отдельно взятую страну.
Мне показалось, что Карим не совсем понял мои слова, и я пояснила:
– Лишь немногие большие страны имеют возможность обеспечить полную свободу своих граждан без того, чтобы не ввергнуть государство в хаос.
Представь себе, что полную свободу предоставили бы людям в арабском мире: страна размером с Америку немедленно оказалась бы в состоянии гражданской войны, а каждый гражданин был бы уверен, что именно у него есть правильный рецепт для всех остальных. В наших странах люди не видят ничего дальше собственного носа, в этом-то и все различие!
Карим был потрясен моей речью. Он никогда не видел женщины, которая интересовалась бы чем-то, кроме дома, детей, украшений и одежды. До глубокой ночи он все задавал и задавал мне вопросы, стремясь узнать мое мнение по самым разным поводам. Было ясно, что мой муж не привык, чтобы у женщины было свое мнение, отличное от мнения мужчин.
Когда я принялась разглагольствовать о политике, он был уже в состоянии полного шока. В конце концов, несколько придя в себя, он поцеловал меня в шею и сказал, что мне следует продолжить мое образование, когда мы вернемся в Эр-Рияд.
Я была несколько раздражена его покровительственным тоном и заявила, что вопрос о моем образовании я в состоянии решить и сама. Запланированные восемь недель свадебного путешествия растянулись до десяти, и только после звонка отца Карима мы, наконец, стали собираться в обратный путь. Мы планировали жить в доме родителей Карима, пока для нас не построят отдельную виллу.
Я знала, что мать Карима не любит меня, и вполне отдавала себе отчет в том, что она постарается сделать мою жизнь невыносимой. Я уже жалела о своей несдержанности при нашей первой встрече, но, к сожалению, прошлого не вернешь. Знала я также и о том, что Карим, как и любой арабский мужчина, никогда не примет сторону жены в ее конфликтах со свекровю. Так что именно мне предстояло прибыть к ним в дом с оливковой ветвью мира и попытаться наладить контакт с новыми родственниками.
С тяжелым сердцем ступила я на бетон аэропорта в Эр-Рияде. Карим напомнил мне, чтобы я не забыла опустить чадру, и теперь я знала, что в течение долгого времени мне останется только вспоминать о тех прекрасных днях, когда я в полной мере могла наслаждаться свободой!
Горло мое перехватило от тоски, когда мы переступили порог виллы родителей Карима. В тот момент я еще не знала, что мать моего мужа настолько ненавидит меня, что уже начала плести интриги, целью которых было положить конец нашему счастливому союзу.
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ
Он не спеша шел по направлению к павильону в сопровождении своего отца. Возбуждение охватило меня, когда я подумала, что этот красивый мужчина сейчас станет моим мужем. Все чувства мои обострились, я замечала каждую мелочь: то, как нервно подрагивают его руки, как бьется жилка у него на горле, выдавая участившееся сердцебиение.
Я представила, как бьется сердце в его груди, и с удовольствием подумала, что это сердце отныне будет принадлежать мне. Теперь от меня зависело, будет оно биться от счастья или от горя. Я поняла, что беру на себя ответственность.
Когда Карим наконец подошел ко мне, меня внезапно захлестнула волна эмоций. Губы мои задрожали, на глаза навернулись слезы, и я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Впрочем, это длилось буквально несколько секунд, и когда мой жених бережно поднял мою чадру и открыл мне лицо, оба мы рассмеялись от радости.
Окружавшие нас женщины разразились приветственными криками и громко затопали ногами. Нечасто в Саудовской Аравии случается, что жених и невеста с такой радостью встречают друг друга. Я посмотрела Кариму в глаза и буквально утонула в них, не в силах поверить своему счастью. Я выросла во мраке, а мой муж, который по всем законам должен был бы стать для меня очередным источником страха и горя, на самом деле сулил мне избавление от оков рабства.
Нам с Каримом так хотелось остаться наедине, что мы совсем недолго пробыли среди гостей, принимая поздравления. Пока Карим разбрасывал золотые монеты среди веселящихся гостей, я потихоньку ускользнула, чтобы переодеться для свадебного путешествия.
Мне хотелось поговорить с отцом, но он поспешил по своим делам, как только все формальности были выполнены. Судя по всему, он чувствовал невыразимое облегчение; младшая дочь, которая доставляла ему столько беспокойства, теперь наконец благополучно выдана замуж, и вся ответственность за ее дальнейшую судьбу отныне переложена на плечи другого мужчины. Мое желание близости с отцом так и не воплотилось в жизнь.
Карим обещал мне, что наш медовый месяц мы проведем там, где я пожелаю, и так, как я пожелаю. С ребяческим восторгом я перебирала названия мест, где мне хотелось бы побывать. Мы собирались поехать в Каир, оттуда в Париж, Нью-Йорк, затем в Лос-Анжелес и на Гавайи. Нас ждали восемь драгоценных недель свободы от Саудовской Аравии.
Я надела изумрудно-зеленый шелковый костюм и вышла попрощаться с сестрами. Сара горько рыдала и не переставала твердить:
– Мужайся, Султана! Будь храброй девочкой!
Сердце мое разрывалось при виде ее слез. Я понимала, что воспоминания о собственном замужестве никогда не изгладятся из ее сердца. Понадобятся годы и годы, пока эти шрамы зарубцуются.
Я надела поверх своего модного костюма абайю и чадру и уселась на заднее сиденье мерседеса рядом со своим мужем. Мой багаж, состоящий из четырнадцати чемоданов, уже был доставлен в аэропорт.
Для того, чтобы никто не докучал нам, Карим выкупил все места первого класса на нашем самолете. Стюардессы-ливанки одаривали нас понимающими улыбками, глядя, как глупо мы себя ведем. Мы и вправду вели себя, как подростки, потому что совершенно не знали, что такое ухаживание.
И вот мы в Каире! Быстро пройдены таможенные формальности, и машина везет нас на роскошную виллу, стоящую прямо на берегу древнего Нила. Эта вилла, принадлежащая отцу Карима, была построена в восемнадцатом веке богатым турецким торговцем. Впоследствии ее отреставрировали в соответствии со вкусом нового хозяина. В ней было около тридцати комнат на разных уровнях, а полукруглые окна выходили в цветущий сад. Стены покрывали нежно-голубые изразцы с изображениями каких-то мифологических животных.
Я была в восторге от дома и сказала Кариму, что не могла бы и представить себе более подходящего места для начала супружеской жизни. Внутреннее убранство виллы говорило о безусловном вкусе ее хозяина, невольно вызывая в памяти несуразность дворца Нуры.
Я вдруг подумала, что количество денег отнюдь не свидетельствует о внутреннем мире их обладателя. Мне в ту пору было всего шестнадцать лет, по, к счастью, муж мой не забывал об этом. Он облегчил мое вхождение в мир взрослых при помощи решения, которое я считаю уникальным для Саудовской Аравии.
Карим так же, как и я, резко отрицательно относился к традициям брака в нашей стране. Он сказал, что малознакомые люди не должны вступать в интимные отношения, даже если они муж и жена. По его мнению, мужчина и женщина должны получше узнать друг друга, тогда появится и желание близости.
Карим сказал, что давно уже решил, что после свадьбы будет ухаживать за мной таким образом, чтобы завоевать мою любовь. Он хотел, чтобы именно я в один прекрасный день произнесла фразу:
– Я хочу узнать все о тебе! Мы проводили дни и ночи в развлечениях – обедали в ресторанах, ездили верхом к пирамидам, бродили по шумным каирским базарам, читали книги и разговаривали друг с другом. Слуги пораженно смотрели на веселую молодую чету, особенно когда мы расходились на ночь по своим спальням.
На четвертую ночь я сама затащила Карима в свою постель. Позже, уютно устроив голову у него на плече, я прошептала, что я, по-видимому, похожа на тех скандальных молодых женщин в Эр-Рияде, которые во всеуслышание заявляют, что получают наслаждение от занятий любовью со своими мужьями.
Я никогда не была в Америке, и мне не терпелось составить свое мнение о народе, распространившем свою культуру по всему свету, по, как мне казалось, так мало знающем о других народах и странах. Грубые и напористые ныо-йоркцы испугали меня, и я с облегчением вздохнула, когда мы прилетели в Лос-Анджелес.
Город показался мне гораздо более спокойным, а люди в нем добрыми и любезными. В Калифорнии мне пришлось встречаться со многими американцами, которые съезжаются туда практически из всех штатов, и я в конце концов заявила Кариму, что мне нравятся эти странные, шумные люди. Когда он спросил меня, почему они пришлись мне по душе, я не сразу смогла объяснить. Наконец я сказала:
– Я уверена, что смешение различных культур, которое произошло в Америке, привело эту цивилизацию куда ближе к реальности, чем любую отдельно взятую страну.
Мне показалось, что Карим не совсем понял мои слова, и я пояснила:
– Лишь немногие большие страны имеют возможность обеспечить полную свободу своих граждан без того, чтобы не ввергнуть государство в хаос.
Представь себе, что полную свободу предоставили бы людям в арабском мире: страна размером с Америку немедленно оказалась бы в состоянии гражданской войны, а каждый гражданин был бы уверен, что именно у него есть правильный рецепт для всех остальных. В наших странах люди не видят ничего дальше собственного носа, в этом-то и все различие!
Карим был потрясен моей речью. Он никогда не видел женщины, которая интересовалась бы чем-то, кроме дома, детей, украшений и одежды. До глубокой ночи он все задавал и задавал мне вопросы, стремясь узнать мое мнение по самым разным поводам. Было ясно, что мой муж не привык, чтобы у женщины было свое мнение, отличное от мнения мужчин.
Когда я принялась разглагольствовать о политике, он был уже в состоянии полного шока. В конце концов, несколько придя в себя, он поцеловал меня в шею и сказал, что мне следует продолжить мое образование, когда мы вернемся в Эр-Рияд.
Я была несколько раздражена его покровительственным тоном и заявила, что вопрос о моем образовании я в состоянии решить и сама. Запланированные восемь недель свадебного путешествия растянулись до десяти, и только после звонка отца Карима мы, наконец, стали собираться в обратный путь. Мы планировали жить в доме родителей Карима, пока для нас не построят отдельную виллу.
Я знала, что мать Карима не любит меня, и вполне отдавала себе отчет в том, что она постарается сделать мою жизнь невыносимой. Я уже жалела о своей несдержанности при нашей первой встрече, но, к сожалению, прошлого не вернешь. Знала я также и о том, что Карим, как и любой арабский мужчина, никогда не примет сторону жены в ее конфликтах со свекровю. Так что именно мне предстояло прибыть к ним в дом с оливковой ветвью мира и попытаться наладить контакт с новыми родственниками.
С тяжелым сердцем ступила я на бетон аэропорта в Эр-Рияде. Карим напомнил мне, чтобы я не забыла опустить чадру, и теперь я знала, что в течение долгого времени мне останется только вспоминать о тех прекрасных днях, когда я в полной мере могла наслаждаться свободой!
Горло мое перехватило от тоски, когда мы переступили порог виллы родителей Карима. В тот момент я еще не знала, что мать моего мужа настолько ненавидит меня, что уже начала плести интриги, целью которых было положить конец нашему счастливому союзу.
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ
Если и есть слово, которым можно охарактеризовать женщин поколения моей матери, то это слово ожидающие. Всю жизнь они проводили в ожидании чего-то. Они не имели возможности получить образование, им не дано было право работать, так что ничего не оставалось, как только ждать – ждать замужества, ждать рождения детей, затем рождения внуков, а потом оставалось только ждать старости.
В арабском мире старость – это благодать для женщины. Именно в старости она может в полной мере насладиться покоем, тишиной и уважением окружающих.
Моя свекровь всю свою жизнь ждала невестку, способную воздать ей все почести, которые, по ёе мнению, она заслужила.
Карим был ее старшим, горячо любимым сыном. Саудовские обычаи требуют, чтобы жена первенца во всем подчинялась его матери. Как и каждая молодая женщина, я знала об этом обычае, однако не вспоминала о нем до того момента, пока мне не пришлось столкнуться с ним.
Нет сомнения, что желание иметь сыновей распространено по всему свету, однако ни одно государство не сравнится в этом отношении с арабскими странами, где каждая женщина с самого детства мечтает о том, как она родит сына. Она знает, что сын, и только сын может удовлетворить ее мужа.
Мальчик – это такая ценность, что между матерью и сыном возникает тесная, почти благоговейная связь! Ничто не может встать между ними, кроме любви другой женщины.
С момента нашей свадьбы мать Карима смотрела на меня, как на соперницу, а не как па нового члена семьи. Она считала, что я встала между ней и ее сыном, и чувствовала себя из-за этого глубоко несчастной. Несколькими годами раньше в ее жизни уже случилось событие, повлекшее за собой резкую перемену в ее взглядах на жизнь.
Моя свекровь, Нора, была первой женой своего мужа. Она родила ему семерых детей, трое из которых были сыновьями.
Когда Кариму исполнилось четырнадцать, его отец взял себе вторую жену, ливанку редкой красоты и обаяния. С того момента и кончилась мирная жизнь Норы.
Нора никогда не отличалась добрым нравом, а в своей ненависти ко второй жене была готова на все. Она даже отправилась к колдуну-эфиопу, служившему при дворе, и заплатила ему круглую сумму, чтобы тот наложил на ливанку заклятье,^которое лишило бы ее способности забеременеть.
Нора, гордая своей плодовитостью, была уверена, что если ливанка не родит сыновей, то муж непременно разведется с ней.
Вышло, однако, совсем по другому: отец Карима сказал своей второй жене, что любит ее и не очень волнуется о том, будут ли у нее дети. Проходили годы, и Нора поняла, что развода со второй женой не будет, хотя та и вправду так и не забеременела. Однако она не успокоилась и снова заплатила колдуну, чтобы тот навлек на ливанку смертельную болезнь.
Когда до отца Карима дошли слухи о кознях его старшей жены, он пришел в неописуемую ярость и предупредил ее, что если вторая жена умрет прежде первой, то он разведется с Норой, после чего сошлет ее куда-нибудь в деревню и не разрешит видеться с детьми.
Нора была настолько уверена, что бесплодность соперницы явилась следствием ее усилий, что ее охватил суеверный ужас; она решила, что теперь соперница непременно умрет, так как считается, что наложенное заклятье уже невозможно снять.
С этого момента основной заботой Норы стало оберегать ливанку от возможных несчастий. Целью ее жизни стало спасение той самой женщины, которую она так мечтала видеть мертвой.
Воистину, странная обстановка царила в этом доме! Нора срывала свое раздражение на всех, за исключением собственных детей. Поскольку я не была ей родной по крови, да к тому же Карим по-настоящему любил меня, я стала главным объектом ее выходок.
Ревность моей свекрови была очевидной для всех, кроме Карима, который подобно многим другим сыновьям, не замечал ничего странного в поведении матери. Материнский инстинкт обострил ее хитрость, и она бывала до отвращения любезна со мной, когда Карим находился в пределах слышимости.
Каждое утро я с улыбкой провожала своего мужа до ворот виллы. У него было много работы, и к девяти часам он отправлялся в свой офис.
Мало кто в Саудовской Аравии, не говоря уже о членах королевской семьи, начинает свой рабочий день так рано. Принцы редко встают с постели раньше десяти-одиннадцати часов утра.
Я не сомневалась, что Нора смотрит на нас из окна своей спальни, потому что стоило только Кариму скрыться из виду, как она начинала звать меня таким истошным голосом, что мне не оставалось ничего другого, как только сломя голову нестись к ней.
Из тридцати трех слуг ей не подходил ни один – именно мне следовало подать ей чашку горячего чая.
Поскольку первую половину жизни я была угнетаема мужчинами моей семьи, то не имела ни малейшего желания вторую половину провести под пятой женщины, хотя бы это и была мать моего мужа. Какое-то время я делала вид, что меня это не трогает, однако матери Карима вскоре предстояло узнать, что мне приходилось встречаться с куда более серьезными противниками, нежели обезумевшая от ревности старуха. Кроме того, старинная арабская пословица гласит: «Терпение из кислого сладкое выжмет».
Я решила не спешить и дождаться подходящей возможности уменьшить власть надо мной матери Карима.
К счастью, ждать мне пришлось недолго. Младший брат Карима, Мунир, учившийся в одном из американских университетов, недавно вернулся домой. Он не скрывал, что после Америки жизнь в Саудовской Аравии не прельщает его. Все в семье видели, с каким неудовольствием он вернулся домой.
Уже много было сказано о монотонности жизни саудовских женщин, но мало кто знает, что мужчины в нашей стране также растрачивают свои жизни впустую, будучи не в состоянии найти смысл в бесцельном, однообразном существовании. Конечно, нельзя сравнивать несравнимые вещи, и все же огромное количество молодых мужчин в нашей стране изнывают от скуки и ищут любых возможностей развлечься. У нас нет кинотеатров, клубов, мужчинам и женщинам запрещено вместе посещать рестораны, если они не муж и жена, брат и сестра или отец и дочь.
Муниру было всего двадцать два года, он привык к свободе американского общества, и его не привлекала жизнь в Саудовской Аравии. Он только что закончил школу бизнеса в Вашингтоне и теперь хотел заняться размещением правительственных контрактов в Соединенных Штатах. Он ждал возможности доказать свое умение оперировать крупными суммами денег, а чтобы не скучать, завел дружбу с компанией принцев, известных в семье своим рискованным поведением.
Эта компания часто устраивала вечеринки, па которых присутствовали женщины-иностранки сомнительного поведения, работавшие в различных больницах и авиакомпаниях. На этих пирушках было в изобилии алкоголя и наркотиков, и многие из принцев уже стали закопченными алкоголиками или наркоманами. В своем наркотическом бреду они вовсю ругали родственников, стоящих у власти. Не модернизация, а вестернизация интересовала их.
Не удивительно, что эти опасные разговоры, порожденные скукой и бездельем, вскоре стали известны и за пределами их круга. Король Фейсал, который тоже когда-то был беззаботным юнцом, внимательно следил за деятельностью молодых представителей королевского дома и принял немедленные меры. Некоторых принцев привлекли к бизнесу, чтобы отвлечь от крамольных мыслей, некоторых отправили служить в армию.
После того, как король Фейсал поговорил о недостойном поведении Мунира с его отцом, я услышала крики и ругань, доносившиеся из кабинета. Немедленно у всех женщин семьи, включая, естественно, и меня, нашлись неотложные дела в комнате, расположенной по соседству с кабинетом главы семейства.
Затаив дыхание, мы слушали крики Мунира, обвиняющего королевскую семью в коррупции и праздности. Он клялся, что вместе со своими друзьями добьется перемен, столь необходимых пашей стране. Наконец, изрыгая проклятия и призывая к бунту, он вылетел из кабинета и исчез за воротами виллы.
Несмотря на то, что Мунир с пеной у рта доказывал необходимость перемен, само его поведение и деятельность не могли вызывать ничего, кроме беспокойства – алкоголь и легкие деньги сделали свое дело.
Мало кто из иностранцев знает сегодня, что алкоголь не был запрещен для немусульман Королевства Саудовская Аравия вплоть до 1952 года. Два трагических события, не связанные между собой, но имеющие отношение к королевской семье, вынудили нашего первого короля, Абдула Азиза, пойти на эту крайнюю меру. В конце сороковых годов сын нашего правителя, принц Назир, вернулся из Соединенных Штатов. Это был совсем не тот человек, который покинул отчий дом несколькими годами раньше. Он нашел смысл своей жизни в алкоголе и общении со свободными западными женщинами. По его мнению, именно спиртное помогало ему пользоваться успехом у противоположного пола.
Назир стал губернатором Эр-Рияда и быстро сумел наладить поставки столь желанного для него спиртного. Он без конца устраивал запрещенные вечеринки, на которых присутствовали как мужчины, так и женщины.
Летом 1947 года после одной вечеринки, затянувшейся далеко за полночь, семеро участников умерло от интоксикации из-за употребления древесного спирта. Среди них оказалось несколько женщин.
Отец Назира, король Абдул Азиз, был настолько потрясен этой бессмысленной трагедией, что лично избил сына и приказал посадить его в тюрьму.
Прошло еще несколько лет, и в 1951 году Мишари, другой королевский сын, находясь в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, застрелил британского вице-консула и тяжело ранил его жену.
Терпению старого короля пришел конец. С того момента алкоголь был полностью запрещен в Королевстве Саудовская Аравия. Естественным следствием королевского указа стало образование черного рынка спиртного.
Люди в Саудовской Аравии реагируют на запреты так же, как и везде – запрещенное становится наиболее желаемым. Большинство знакомых мне саудовских мужчин и женщин употребляют алкоголь, у многих это уже стало серьезной проблемой.
Я бывала во многих саудовских домах, и везде гостям могли на выбор предложить любые, самые изысканные и дорогие спиртные напитки.
С 1952 года цена на алкоголь выросла до 650 саудовских риалов за бутылку виски, что составляет около 200 долларов. На ввозе и продаже нелегального спиртного можно в короткий срок сколотить состояние.
Поскольку Мунир и двое его кузенов считали,, что алкоголь непременно должен быть легализован, они развернули бурную деятельность по ввозу в страну спиртного из Иордании и в короткий срок заработали на этом баснословные деньги. Когда таможенники начинали что-то подозревать, им хорошо платили, и все проблемы отпадали сами собой.
Единственным препятствием контрабанде алкоголя были бесконечные религиозные комитеты, создаваемые под эгидой мутавы, члены которых с неприкрытой яростью наблюдали за деятельностью членов королевской семьи, считая, что именно правящий клан должен показывать остальным пример исламского смирения, а не ставить себя выше учения пророка! Один из подобных комитетов вскоре выяснил подробности деятельности Мунира и необдуманно предоставил матери право наказать своего сына.
Была суббота, первый день недели (у мусульман выходным считается пятница). Этот день семье Карима не забыть никогда.
Начались события с того, что Карим вернулся после напряженного рабочего дня из своего душного офиса уставший и сердитый. Войдя в дом, он сразу же наткнулся на нас с матерью. У нас как раз вышла с ней очередная ссора, и теперь, увидев сына, Нора не выдержала и громко заявила Кариму, что я, Султана, отношусь к своей свекрови без должного уважения и теперь, без всякой на то причины, затеяла с ней ссору. Покидая сцепу, она пребольно ущипнула меня за руку, а я, вне себя от ярости, бросилась за ней и ударила бы, не вмешайся Карим.
Нора мрачно посмотрела на меня и, повернувшись к Кариму, заявила, что я негодная жена и что если бы он знал обо мне побольше, то давно уже развелся бы со мной.
В другое время Карим только посмеялся бы над нашим глупым поведением, но случилось так, что именно в ту субботу ему позвонил из Лондона коммерческий агент и сообщил, что в результате неудачной биржевой махинации он потерял больше миллиона долларов. Он был настолько расстроен, что плохо контролировал себя.
Поскольку ни один арабский мужчина не пойдет против своей матери, Карим впал в ярость и трижды ударил меня по лицу. Это были удары, предназначенные для того, чтобы унизить и оскорбить меня.
Однако мой муж недостаточно хорошо меня знал, если думал, что я смогу смириться с нанесенным оскорблением. Характер мой сформировался к пяти годам, и я всегда нервничала, когда начинались неприятности, но чем ближе опасность подступала ко мне, тем хладнокровнее я становилась, а затем приходила просто в неистовство. Когда мне случалось схватиться с обидчиком, я теряла всякий страх и билась до конца, не обращая внимания на ушибы и ссадины.
Итак, сражение началось. Для начала я швырнула в Карима очень редкой и дорогой вазой, подвернувшейся мне под руку. Он едва успел увернуться, и ваза разлетелась вдребезги, ударившись о картину Монэ, стоившую несколько сотен тысяч долларов. И ваза и акварель были уничтожены одним махом.
Вне себя от ярости, что промахнулась, я схватила дорогую восточную скульптуру из слоновой кости и тоже швырнула ее в мужа. Шум, грохот бьющейся посуды и крики привлекли внимание всех домашних. Со всех сторон к нам бежали женщины и слуги. К этому моменту Карим понял, что я собираюсь разнести вдребезги комнату, в которой его отец хранил все свои самые любимые предметы искусства. Чтобы остановить разгром, он резко ударил меня в челюсть.
В глазах у меня потемнело, и я лишилась сознания. Когда я пришла в себя, надо мной склонилась Марси, обтирая мне лицо полотенцем, смоченным в холодной воде. Где-то неподалеку слышались громкие голоса, и я решила, что это обсуждается наша с Каримом драка, но Марси сказала, что дело не в этом.
Неприятности продолжаются, но причиной их на сей раз явился Мунир. Король Фейсал сообщил отцу Карима, что на одной из улиц Эр-Рияда был обнаружен контейнер со спиртным, принадлежащий Муниру. Шофер-египтянин остановил машину у какой-то лавки, чтобы купить себе что-нибудь перекусить, но запах алкоголя привлек зевак, среди которых оказались люди из мутавы. Шофера начали допрашивать, и тот от испуга назвал имена Мунира и еще одного из принцев. Об этом событии доложили главе религиозного совета, а тот немедленно поставил в известность короля, который впал в неописуемую ярость.
Карим с отцом немедленно отправились в королевский дворец, а свободных шоферов отправили на поиски Мунира. Я потирала ноющую челюсть и строила планы мести своей свекрови.
Я слышала вдалеке ее плач и решила пойти и в полной мере насладиться зрелищем ее горя. Я нашла ее в гостиной, и только больная челюсть не позволила моему лицу расплыться в широкой улыбке.
Нора сидела в углу гостиной и громко молила Аллаха, чтобы тот спас ее любимого сына Мунира от гнева короля. Увидев меня, она мгновенно затихла. Некоторое время она помолчала, затем с презрением взглянула на меня и сказала:
– Карим пообещал мне, что разведется с тобой! Он понимает, что от плохих привычек не избавиться, а ты просто дикая кошка! В пашей семье нет места таким, как ты!
Нора ожидала слез и просьб, однако то, что она услышала, повергло ее в изумление. Я заявила, что сама собираюсь потребовать развода и что Марси уже собирает мои вещи. Я сказала, что не пройдет и часа, как я покину ее дом. Уходя, – я бросила через плечо, что попрошу отца употребить все свое влияние, чтобы Мунира примерно наказали в назидание всем тем, кто нарушает закон ислама. Ее сына подвергнут порке или посадят в тюрьму, а может быть, с ним произойдет и то и другое.
Когда я уходила, Нора уже вел тряслась от страха. Положение изменилось. В моем голосе звучала такая уверенность, которой я и сама не ожидала от себя. Нора не могла знать, имею ли я и в самом деле влияние при дворе. Она была бы счастлива, если бы ее сын развелся со мной, но для нее стал трагедией тот факт, что я сама собираюсь требовать развода.
В Саудовской Аравии трудно жене развестись с мужем, но все же это возможно. А поскольку мой отец по крови был ближе к королю, чем отец Карима, то Нора испугалась, что он и вправду сможет добиться примерного наказания для Мунира. Она и понятия не имела, что отец, скорей всего, выставил бы меня за дверь, после чего мне просто некуда было бы идти. Для того чтобы подтвердить серьезность моих намерений, требовалось сыграть спектакль до конца.
В арабском мире старость – это благодать для женщины. Именно в старости она может в полной мере насладиться покоем, тишиной и уважением окружающих.
Моя свекровь всю свою жизнь ждала невестку, способную воздать ей все почести, которые, по ёе мнению, она заслужила.
Карим был ее старшим, горячо любимым сыном. Саудовские обычаи требуют, чтобы жена первенца во всем подчинялась его матери. Как и каждая молодая женщина, я знала об этом обычае, однако не вспоминала о нем до того момента, пока мне не пришлось столкнуться с ним.
Нет сомнения, что желание иметь сыновей распространено по всему свету, однако ни одно государство не сравнится в этом отношении с арабскими странами, где каждая женщина с самого детства мечтает о том, как она родит сына. Она знает, что сын, и только сын может удовлетворить ее мужа.
Мальчик – это такая ценность, что между матерью и сыном возникает тесная, почти благоговейная связь! Ничто не может встать между ними, кроме любви другой женщины.
С момента нашей свадьбы мать Карима смотрела на меня, как на соперницу, а не как па нового члена семьи. Она считала, что я встала между ней и ее сыном, и чувствовала себя из-за этого глубоко несчастной. Несколькими годами раньше в ее жизни уже случилось событие, повлекшее за собой резкую перемену в ее взглядах на жизнь.
Моя свекровь, Нора, была первой женой своего мужа. Она родила ему семерых детей, трое из которых были сыновьями.
Когда Кариму исполнилось четырнадцать, его отец взял себе вторую жену, ливанку редкой красоты и обаяния. С того момента и кончилась мирная жизнь Норы.
Нора никогда не отличалась добрым нравом, а в своей ненависти ко второй жене была готова на все. Она даже отправилась к колдуну-эфиопу, служившему при дворе, и заплатила ему круглую сумму, чтобы тот наложил на ливанку заклятье,^которое лишило бы ее способности забеременеть.
Нора, гордая своей плодовитостью, была уверена, что если ливанка не родит сыновей, то муж непременно разведется с ней.
Вышло, однако, совсем по другому: отец Карима сказал своей второй жене, что любит ее и не очень волнуется о том, будут ли у нее дети. Проходили годы, и Нора поняла, что развода со второй женой не будет, хотя та и вправду так и не забеременела. Однако она не успокоилась и снова заплатила колдуну, чтобы тот навлек на ливанку смертельную болезнь.
Когда до отца Карима дошли слухи о кознях его старшей жены, он пришел в неописуемую ярость и предупредил ее, что если вторая жена умрет прежде первой, то он разведется с Норой, после чего сошлет ее куда-нибудь в деревню и не разрешит видеться с детьми.
Нора была настолько уверена, что бесплодность соперницы явилась следствием ее усилий, что ее охватил суеверный ужас; она решила, что теперь соперница непременно умрет, так как считается, что наложенное заклятье уже невозможно снять.
С этого момента основной заботой Норы стало оберегать ливанку от возможных несчастий. Целью ее жизни стало спасение той самой женщины, которую она так мечтала видеть мертвой.
Воистину, странная обстановка царила в этом доме! Нора срывала свое раздражение на всех, за исключением собственных детей. Поскольку я не была ей родной по крови, да к тому же Карим по-настоящему любил меня, я стала главным объектом ее выходок.
Ревность моей свекрови была очевидной для всех, кроме Карима, который подобно многим другим сыновьям, не замечал ничего странного в поведении матери. Материнский инстинкт обострил ее хитрость, и она бывала до отвращения любезна со мной, когда Карим находился в пределах слышимости.
Каждое утро я с улыбкой провожала своего мужа до ворот виллы. У него было много работы, и к девяти часам он отправлялся в свой офис.
Мало кто в Саудовской Аравии, не говоря уже о членах королевской семьи, начинает свой рабочий день так рано. Принцы редко встают с постели раньше десяти-одиннадцати часов утра.
Я не сомневалась, что Нора смотрит на нас из окна своей спальни, потому что стоило только Кариму скрыться из виду, как она начинала звать меня таким истошным голосом, что мне не оставалось ничего другого, как только сломя голову нестись к ней.
Из тридцати трех слуг ей не подходил ни один – именно мне следовало подать ей чашку горячего чая.
Поскольку первую половину жизни я была угнетаема мужчинами моей семьи, то не имела ни малейшего желания вторую половину провести под пятой женщины, хотя бы это и была мать моего мужа. Какое-то время я делала вид, что меня это не трогает, однако матери Карима вскоре предстояло узнать, что мне приходилось встречаться с куда более серьезными противниками, нежели обезумевшая от ревности старуха. Кроме того, старинная арабская пословица гласит: «Терпение из кислого сладкое выжмет».
Я решила не спешить и дождаться подходящей возможности уменьшить власть надо мной матери Карима.
К счастью, ждать мне пришлось недолго. Младший брат Карима, Мунир, учившийся в одном из американских университетов, недавно вернулся домой. Он не скрывал, что после Америки жизнь в Саудовской Аравии не прельщает его. Все в семье видели, с каким неудовольствием он вернулся домой.
Уже много было сказано о монотонности жизни саудовских женщин, но мало кто знает, что мужчины в нашей стране также растрачивают свои жизни впустую, будучи не в состоянии найти смысл в бесцельном, однообразном существовании. Конечно, нельзя сравнивать несравнимые вещи, и все же огромное количество молодых мужчин в нашей стране изнывают от скуки и ищут любых возможностей развлечься. У нас нет кинотеатров, клубов, мужчинам и женщинам запрещено вместе посещать рестораны, если они не муж и жена, брат и сестра или отец и дочь.
Муниру было всего двадцать два года, он привык к свободе американского общества, и его не привлекала жизнь в Саудовской Аравии. Он только что закончил школу бизнеса в Вашингтоне и теперь хотел заняться размещением правительственных контрактов в Соединенных Штатах. Он ждал возможности доказать свое умение оперировать крупными суммами денег, а чтобы не скучать, завел дружбу с компанией принцев, известных в семье своим рискованным поведением.
Эта компания часто устраивала вечеринки, па которых присутствовали женщины-иностранки сомнительного поведения, работавшие в различных больницах и авиакомпаниях. На этих пирушках было в изобилии алкоголя и наркотиков, и многие из принцев уже стали закопченными алкоголиками или наркоманами. В своем наркотическом бреду они вовсю ругали родственников, стоящих у власти. Не модернизация, а вестернизация интересовала их.
Не удивительно, что эти опасные разговоры, порожденные скукой и бездельем, вскоре стали известны и за пределами их круга. Король Фейсал, который тоже когда-то был беззаботным юнцом, внимательно следил за деятельностью молодых представителей королевского дома и принял немедленные меры. Некоторых принцев привлекли к бизнесу, чтобы отвлечь от крамольных мыслей, некоторых отправили служить в армию.
После того, как король Фейсал поговорил о недостойном поведении Мунира с его отцом, я услышала крики и ругань, доносившиеся из кабинета. Немедленно у всех женщин семьи, включая, естественно, и меня, нашлись неотложные дела в комнате, расположенной по соседству с кабинетом главы семейства.
Затаив дыхание, мы слушали крики Мунира, обвиняющего королевскую семью в коррупции и праздности. Он клялся, что вместе со своими друзьями добьется перемен, столь необходимых пашей стране. Наконец, изрыгая проклятия и призывая к бунту, он вылетел из кабинета и исчез за воротами виллы.
Несмотря на то, что Мунир с пеной у рта доказывал необходимость перемен, само его поведение и деятельность не могли вызывать ничего, кроме беспокойства – алкоголь и легкие деньги сделали свое дело.
Мало кто из иностранцев знает сегодня, что алкоголь не был запрещен для немусульман Королевства Саудовская Аравия вплоть до 1952 года. Два трагических события, не связанные между собой, но имеющие отношение к королевской семье, вынудили нашего первого короля, Абдула Азиза, пойти на эту крайнюю меру. В конце сороковых годов сын нашего правителя, принц Назир, вернулся из Соединенных Штатов. Это был совсем не тот человек, который покинул отчий дом несколькими годами раньше. Он нашел смысл своей жизни в алкоголе и общении со свободными западными женщинами. По его мнению, именно спиртное помогало ему пользоваться успехом у противоположного пола.
Назир стал губернатором Эр-Рияда и быстро сумел наладить поставки столь желанного для него спиртного. Он без конца устраивал запрещенные вечеринки, на которых присутствовали как мужчины, так и женщины.
Летом 1947 года после одной вечеринки, затянувшейся далеко за полночь, семеро участников умерло от интоксикации из-за употребления древесного спирта. Среди них оказалось несколько женщин.
Отец Назира, король Абдул Азиз, был настолько потрясен этой бессмысленной трагедией, что лично избил сына и приказал посадить его в тюрьму.
Прошло еще несколько лет, и в 1951 году Мишари, другой королевский сын, находясь в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, застрелил британского вице-консула и тяжело ранил его жену.
Терпению старого короля пришел конец. С того момента алкоголь был полностью запрещен в Королевстве Саудовская Аравия. Естественным следствием королевского указа стало образование черного рынка спиртного.
Люди в Саудовской Аравии реагируют на запреты так же, как и везде – запрещенное становится наиболее желаемым. Большинство знакомых мне саудовских мужчин и женщин употребляют алкоголь, у многих это уже стало серьезной проблемой.
Я бывала во многих саудовских домах, и везде гостям могли на выбор предложить любые, самые изысканные и дорогие спиртные напитки.
С 1952 года цена на алкоголь выросла до 650 саудовских риалов за бутылку виски, что составляет около 200 долларов. На ввозе и продаже нелегального спиртного можно в короткий срок сколотить состояние.
Поскольку Мунир и двое его кузенов считали,, что алкоголь непременно должен быть легализован, они развернули бурную деятельность по ввозу в страну спиртного из Иордании и в короткий срок заработали на этом баснословные деньги. Когда таможенники начинали что-то подозревать, им хорошо платили, и все проблемы отпадали сами собой.
Единственным препятствием контрабанде алкоголя были бесконечные религиозные комитеты, создаваемые под эгидой мутавы, члены которых с неприкрытой яростью наблюдали за деятельностью членов королевской семьи, считая, что именно правящий клан должен показывать остальным пример исламского смирения, а не ставить себя выше учения пророка! Один из подобных комитетов вскоре выяснил подробности деятельности Мунира и необдуманно предоставил матери право наказать своего сына.
Была суббота, первый день недели (у мусульман выходным считается пятница). Этот день семье Карима не забыть никогда.
Начались события с того, что Карим вернулся после напряженного рабочего дня из своего душного офиса уставший и сердитый. Войдя в дом, он сразу же наткнулся на нас с матерью. У нас как раз вышла с ней очередная ссора, и теперь, увидев сына, Нора не выдержала и громко заявила Кариму, что я, Султана, отношусь к своей свекрови без должного уважения и теперь, без всякой на то причины, затеяла с ней ссору. Покидая сцепу, она пребольно ущипнула меня за руку, а я, вне себя от ярости, бросилась за ней и ударила бы, не вмешайся Карим.
Нора мрачно посмотрела на меня и, повернувшись к Кариму, заявила, что я негодная жена и что если бы он знал обо мне побольше, то давно уже развелся бы со мной.
В другое время Карим только посмеялся бы над нашим глупым поведением, но случилось так, что именно в ту субботу ему позвонил из Лондона коммерческий агент и сообщил, что в результате неудачной биржевой махинации он потерял больше миллиона долларов. Он был настолько расстроен, что плохо контролировал себя.
Поскольку ни один арабский мужчина не пойдет против своей матери, Карим впал в ярость и трижды ударил меня по лицу. Это были удары, предназначенные для того, чтобы унизить и оскорбить меня.
Однако мой муж недостаточно хорошо меня знал, если думал, что я смогу смириться с нанесенным оскорблением. Характер мой сформировался к пяти годам, и я всегда нервничала, когда начинались неприятности, но чем ближе опасность подступала ко мне, тем хладнокровнее я становилась, а затем приходила просто в неистовство. Когда мне случалось схватиться с обидчиком, я теряла всякий страх и билась до конца, не обращая внимания на ушибы и ссадины.
Итак, сражение началось. Для начала я швырнула в Карима очень редкой и дорогой вазой, подвернувшейся мне под руку. Он едва успел увернуться, и ваза разлетелась вдребезги, ударившись о картину Монэ, стоившую несколько сотен тысяч долларов. И ваза и акварель были уничтожены одним махом.
Вне себя от ярости, что промахнулась, я схватила дорогую восточную скульптуру из слоновой кости и тоже швырнула ее в мужа. Шум, грохот бьющейся посуды и крики привлекли внимание всех домашних. Со всех сторон к нам бежали женщины и слуги. К этому моменту Карим понял, что я собираюсь разнести вдребезги комнату, в которой его отец хранил все свои самые любимые предметы искусства. Чтобы остановить разгром, он резко ударил меня в челюсть.
В глазах у меня потемнело, и я лишилась сознания. Когда я пришла в себя, надо мной склонилась Марси, обтирая мне лицо полотенцем, смоченным в холодной воде. Где-то неподалеку слышались громкие голоса, и я решила, что это обсуждается наша с Каримом драка, но Марси сказала, что дело не в этом.
Неприятности продолжаются, но причиной их на сей раз явился Мунир. Король Фейсал сообщил отцу Карима, что на одной из улиц Эр-Рияда был обнаружен контейнер со спиртным, принадлежащий Муниру. Шофер-египтянин остановил машину у какой-то лавки, чтобы купить себе что-нибудь перекусить, но запах алкоголя привлек зевак, среди которых оказались люди из мутавы. Шофера начали допрашивать, и тот от испуга назвал имена Мунира и еще одного из принцев. Об этом событии доложили главе религиозного совета, а тот немедленно поставил в известность короля, который впал в неописуемую ярость.
Карим с отцом немедленно отправились в королевский дворец, а свободных шоферов отправили на поиски Мунира. Я потирала ноющую челюсть и строила планы мести своей свекрови.
Я слышала вдалеке ее плач и решила пойти и в полной мере насладиться зрелищем ее горя. Я нашла ее в гостиной, и только больная челюсть не позволила моему лицу расплыться в широкой улыбке.
Нора сидела в углу гостиной и громко молила Аллаха, чтобы тот спас ее любимого сына Мунира от гнева короля. Увидев меня, она мгновенно затихла. Некоторое время она помолчала, затем с презрением взглянула на меня и сказала:
– Карим пообещал мне, что разведется с тобой! Он понимает, что от плохих привычек не избавиться, а ты просто дикая кошка! В пашей семье нет места таким, как ты!
Нора ожидала слез и просьб, однако то, что она услышала, повергло ее в изумление. Я заявила, что сама собираюсь потребовать развода и что Марси уже собирает мои вещи. Я сказала, что не пройдет и часа, как я покину ее дом. Уходя, – я бросила через плечо, что попрошу отца употребить все свое влияние, чтобы Мунира примерно наказали в назидание всем тем, кто нарушает закон ислама. Ее сына подвергнут порке или посадят в тюрьму, а может быть, с ним произойдет и то и другое.
Когда я уходила, Нора уже вел тряслась от страха. Положение изменилось. В моем голосе звучала такая уверенность, которой я и сама не ожидала от себя. Нора не могла знать, имею ли я и в самом деле влияние при дворе. Она была бы счастлива, если бы ее сын развелся со мной, но для нее стал трагедией тот факт, что я сама собираюсь требовать развода.
В Саудовской Аравии трудно жене развестись с мужем, но все же это возможно. А поскольку мой отец по крови был ближе к королю, чем отец Карима, то Нора испугалась, что он и вправду сможет добиться примерного наказания для Мунира. Она и понятия не имела, что отец, скорей всего, выставил бы меня за дверь, после чего мне просто некуда было бы идти. Для того чтобы подтвердить серьезность моих намерений, требовалось сыграть спектакль до конца.