Страница:
Из Декларации Х съезда Великого Хурала
«Об объявлении Тувинской Народной
Республикой войны республике Франция
и королевству Великобритания»
от 12.03.1940 г.
Тувинский народ, во главе со всей революционной партией и правительством, не щадя жизни готов всеми силами и средствами участвовать в борьбе Советского Союза против империалистических агрессоров до окончательной победы над ними.
Герзе, штаб I-го батальона 100-го горного полка
12 марта 1940 года, 12 часов 00 минут
– Господа, – Макс-Гюнтер Шранк обвел тяжелым взглядом командиров рот и начальника штаба, – как вам известно, восьмого числа сего месяца в войну против Франции и Великобритании вступило Королевство Румыния. Шестой армейский корпус уже начал передислокацию в западные районы Республики Турция, – майор кивнул астеемену Шафраку Акгюлу, отвечавшему за взаимодействие немецких горных стрелков с местным командованием, – для укрепления тамошней обороны. После неудачи при обороне Киликийских ворот турецкое командование концентрирует силы у городов Кочхисар и Джихайбейли, дабы не пропустить Вейгана и О’Коннора к столице, и у Афьон-Кархисар, где англо-французские силы также пытаются продолжить наступление. Учитывая сложность обстановки, Кароль Второй принял решение укрепить турецкие силы в Причерноморье, для чего из Констанцы в Самсун перебрасывается 16-я пехотная дивизия. За взаимодействие с нами от румынской стороны отвечает локотенант супрем Флорин Матей, прошу любить и жаловать.
Шранк указал на скромно примостившегося в уголке молодого мужчину в закрытом полевом кителе британского образца с нашивками артиллериста и пилотке.
– Также сейчас к отправке в центральную Турцию готовится девяносто пятая танкобригада РККА, – продолжил майор. – Развертывание сил Румынии и СССР в этом районе предполагается закончить до двадцать третьего марта, в связи с чем нами получен приказ подготовиться к выдвижению в район Лядик-Османджик для установления контроля над перевалами. Срок на подготовку – два дня. Вопросы?
«Опять переезд, опять метания», – вздохнул фон Берне.
Одесса, ул. Балковская
12 марта 1940 года, 12 часов 45 минут
– Тетя Сима, тетя Сима, я вам говорю, чтоб вы меня так слышали, как я думаю! Що ви стоите как Муссолине, увидав английские танки у Тобрука? Таки що – ви увидали английские танки? Плюньте. Я вам говорю – плюньте и разотрите, это уже не английские, а давно наши. Ой, ви меня удивляете! Если ви покупали эту блузку, що сейчас на вас як седло на корове, в Харькове, она принадлежит всему Харькову? Да весь Харьков ее даже на посморкаться не порвет! А ентих Мешков и Моталок[5] товарищи Ванников и Микоян прикупили, на минуточку, еще до войны, по сходной цене. Я говорю – по сходной, потому что торговались, как на Привозе. Тетя Сима, да отойдите вы уже от дороги, я умоляю! Вам мой Моня ноги задавит. Моня! Мо-о-оня! Тьфу, черт проклятущий, ну что ему стоит услышать маму в этой консервной банке! Шо? Тетя Сима, вы шо такое говорите? За такую броню, да моего Монечку? Как я ему буду давать горячее? Шо? Люк? Ай, да пока от башни дойдет до водителя, там останутся одни косточки да огрызочки. Моня-а-а-а. Стой свой танк! Стой свой танк я сказала, не смей ехать на твою мать! Товарищ комиссар, не смейте дергать кастрюлю из рук, а меня с дороги тем более. Мой сыночка не поедет на войну голодным! Моня, да вылези ты, мама просит! Товарищ лейтенант, от вам я доверяю, от видно що настоящий красный командир. Солдатики, помогите маме кастрюльку для сына передать. Он у там, внутри сидить, он впереди вас поедет, ему може чужая бомба раньше вас достанется… Ой, тетя Сима, що ж це деится, а? Монечка, сыночка мой, и воевать? Он же всю жизнь мечтал играть на скрипке, а потом ее разбить о голову Льва Аркадьевича, чтоб ему за те уроки музыки моя оплата икалась…
Девяносто пятая бригада легких танков РККА двигалась на погрузку в порт.
Берлин, ОКХ
12 марта 1940 года, 13 часов 07 минут
Шеф ОКХ[6] Вальтер фон Браухич взял в руки радиограмму из 19-го моторизированного корпуса и вгляделся в текст.
OKH. Браухичу.– Черти б меня взяли, если я понимаю хоть что-нибудь, – пробормотал он и перевел взгляд на другую радиограмму.
Свое нахождение в Валендорфе подтверждаю.
PzKorpXIX. Гудериан.
OKH. Браухичу.– Интересно, откуда в Турции взялся еще один Гудериан? – генерал-полковник в задумчивости постучал пальцами по крышке стола. – Дело пахнет… Просто пахнет.
Спасение Гейнца Гудериана с советского парохода «Черноморец» подтверждаю. Спасение генерала танковых войск – не подтверждаю.
1. GebDiv/GJR100. Эрнст.
Рим, Палаццо дель Квиринале
12 марта 1940 года, 17 часов 20 минут
– И вы считаете, что не поторопились, Бенито? – Король Италии и Албании, Император Абиссинии, Виктор Эммануил Третий поглядел на премьер-министра с неприкрытым скептицизмом.
– Должен признать, Ваше Величество, что наше поспешное одобрение действий Гитлера и вступление в войну на германо-советской стороне были несколько… скороспелыми, – нехотя признал Бенито Амилькаре Андреа Муссолини. Не то, чтобы всесильный диктатор обязан был отчитываться перед стариком-королем, но некоторые политесы относительно венценосной особы, некогда принявшей самое деятельное участие в его возвышении, старался соблюдать. – Никто не ожидал от Александера такой прыти. Ни я, ни наш Генеральный штаб.
– Ну еще бы, – Их Величество соизволили кисло усмехнуться. – Такой конфуз. Объявить войну французам и англичанам утром десятого, для того чтобы вечером одиннадцатого увидать у Тобрука вражеские танки. Просто гениальный ход, синьор премьер-министр.
– Это только доказывает, что Чемберлен и Даладье готовились к войне и с нами тоже, – ответил дуче. – А иначе что делать Седьмой танковой дивизии посреди пустыни, в суточном переходе от Тобрука? Но я уверен, маршал Грациани, его Пятая армия и танковая дивизия «Ариетте» выкинут англичан из Ливии, как нашкодивших щенков. К сожалению, мы не можем усилить его частями из метрополии – нам предстоит сковать как можно больше французских сил на наших границах, – но у него и так предостаточно солдат. Десятой же армии Гарибольди предстоит дать пинка французам в Тунисе.
Виктор Эммануил подошел к висевшей на стене карте мира и начал задумчиво в нее вглядываться.
– Скажите, Бенито, – наконец произнес он, – вы и впрямь рассчитываете, что Гитлер отдаст нам Египет?
– Безусловно. Более того, я убежден, что он окажет нам содействие войсками при нашем продвижении к Каиру и Александрии. И нам, и ему нужна недавно обнаруженная в Ливии нефть, и, я уверен, он непременно озаботится безопасностью новооткрытых месторождений. С Двадцать пятым корпусом, как я уже говорил, Гарибольди справится своими силами. Что же касается приобретений на материке, то тут многое зависит от успеха нашего наступления на Марсель.
– Как, вы и на Марсель собираетесь наступать? – усмехнулся король. – А как же ваш тщательно лелеемый план по захвату Греции?
– Греция – не корабль, государь. Никуда не уплывет. Мы концентрируем на ее границе группу армий «Албания», под командованием генерала Содду, но сейчас это не первоочередная задача. Проб лемой, решение которой, по важности, я почитаю первостатейной нашей задачей, является устранение английского влияния из региона Средиземного моря. Сейчас, когда стало окончательно понятно, что начало активных военных действий между Францией и Германией неизбежно, можно гадать не о результате противостояния этих стран, – как мне стало известно, Сталин направит часть своих войск в поддержку Гитлера, – но лишь о сроках и масштабах этого противостояния. Наш Генеральный штаб предполагает сковывать действия французов в позиционной приграничной войне до тех пор, пока вермахт не добьется решительных успехов. Видя нашу пассивность, Гамелен наверняка снимет наиболее боеспособные части с границы, чтобы залатать дыры в обороне, после чего мы нанесем сокрушительный удар по оставшимся французам и захватим Прованс! Затем, когда Франция падет, совместным наступлением с немцами мы отбросим Александера за Суэц.
– А О’Коннор и Вейган будут на это смотреть и ждать? – поинтересовался Виктор Эммануил.
– Вейган француз, он капитулирует вместе со своей страной. А у англичан сил будет недостаточно даже для того, чтобы удержать уже захваченное. Кроме того, не стоит забывать про Красную Армию. Она, быть может, и слаба, но весьма многочисленна, и ее наступление на Турцию – вопрос времени, причем скорого. Ну, а после падения Египта ничто и никто не сможет помешать нам заняться Грецией.
– Беннито, у вас нет родственников на Корсике? – иронично поинтересовался король.
– Что? – изумился Муссолини.
– Планы, я говорю, наполеоновские. Что ж, посмотрим, как вы их сможете реализовать.
Рим, Супермарина
12 марта 1940 года, 17 часов 50 минут
Начальник Морского генерального штаба и государственный секретарь по делам флота, адмирал Доменико Каваньяри еще раз перечитал подготовленный им для Дуче меморандум и покачал головой, отгоняя неприятные мысли. Поведение Муссолини он не одобрял и не понимал. В какой вообще стране возможно такое, чтобы командующий ВМФ узнавал о вступлении своей страны в войну одновременно с газетчиками? Конечно, после недавнего визита в Берлин графа Чиано, пришедшегося на момент объявления немцами войны французам и англичанам, можно было ожидать нечто подобное (правда, родственничек основателя фашистского движения, по слухам, был уведомлен Гитлером о выступлении Рейха против Новой Антанты словами: «Вы все прочитаете в сегодняшних вечерних газетах») – Каваньяри и ожидал. Были отменены отпуска и увольнительные, форсированы работы по достройке новых и переоборудованию старых, еще времен Великой Войны, линкоров, высланы к Мальте несколько субмарин, но… всего этого было недостаточно. Из четырех линейных кораблей в строю были лишь «старички» «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур», еще на двух линкорах, – «Кайо Дуилио» и «Андреа Дориа», – не успели закончить модернизацию, а новые, современные «Витторио Венето» и «Литторио» ранее середины июля ввести в состав действующего флота также не представлялось возможным. Остальные силы итальянского флота состояли из семи тяжелых и двенадцати легких крейсеров, шестидесяти одного эсминца и миноносца, ста пяти подводных лодок, а также минных заградителей, патрульных судов, торпедных катеров и прочей мелочи. И сил этих явно было недостаточно для того, чтобы бороться с британским или французскими флотами на Средиземном море. О возможности что-то противопоставить объединенным флотам и речи не шло.
Особо угнетало Каваньяри, да и главнокомандующего итальянским флотом, Иниго Кампиони тоже, наличие на Средиземноморье аж двух вражеских авианосцев. Начальник Морского генерального штаба и государственный секретарь по делам флота серьезно сомневался в способности Реджиа Аэронаутика защитить от них его корабли как на базах, так и во время боевых походов.
Взгляд Доменико Каваньяри еще раз пробежался по строчкам подготовленного меморандума.
«…также я полагаю отметить те трудности, которые возникают из-за неудачного географического положения страны, и невозможность предпринять хоть какие-то внезапные действия, так как война уже идет…
…предполагаю, что Англия и Франция укрепятся на противоположных концах Средиземного моря и будут ждать, пока Италия не истощит свои силы. Они могут, впрочем, принять и более агрессивную стратегию, которая приведет к столкновению флотов, в котором обе стороны понесут большие потери. Если противник выберет первый вариант поведения, итальянские корабли вряд ли смогут предпринять какие-либо агрессивные действия. Что касается подводных сил, то не следует ждать от них больших успехов, так как любое судоходство по Средиземному морю практически прекратится…
…в том же случае, если Англия и Франция решат придерживаться агрессивной тактики, эти державы смогут восполнить свои потери в кораблях даже с избытком, тогда как Италия сделать этого не сможет. Флот, поэтому, будет вынужден занять оборонительную позицию, что не позволит решить ни одну из стратегических задач, которые могли бы привести к поражению морских сил противника…
…в связи с чем я прихожу к заключению, что вступление в войну вообще было для нас нежелательно, но, так как это уже произошло, флот будет придерживаться оборонительной стратегии в своих действиях…
…причины, которые помешают итальянскому флоту действовать иначе:
а) нехватка самолетов-разведчиков и трудность налаживания сотрудничества с Реджиа Аэронаутика;
б) плохое состояние ПВО военно-морских баз…»
– А не перебарщиваю ли я с формулировкой? – негромко произнес Каваньяри, задумчиво разглядывая заключительные фразы.
Командование, в котором тон задавали Муссолини и армейские офицеры, ничего не понимавшие в морской войне, требовало от Супермарины подвигов и победных реляций.
– Да нет, пожалуй, не только не перебарщиваю, но даже и оптимистичен в своих прогнозах.
Прогноз адмирала, может, и не слишком талантливого, но, безусловно, крепко знающего свое дело, звучал следующим образом: «Какой бы характер ни приняла морская война, потери нашего флота будут значительными. Последующие мирные переговоры Италия завершит не только без всяких территориальных приобретений, но потеряв флот и, возможно, авиацию».
Доменико Каваньяри поставил свою подпись под меморандумом и мрачно усмехнулся.
– Дуче будет в ярости.
Балтийское море, борт линкора «Шарнхорст»
13 марта 1940 года, 10 часов 50 минут
Студеные воды Балтики вскипали белыми бурунами под острыми форштевнями немецких кораблей, колюче-ледяными брызгами взметались ввысь, заледеневали на палубах судов, заскорузлой коркой застывали на орудийных чехлах, свешивались сосульками с лееров.
Где-то далеко, в Атлантике, германские U-боты вели охоту на транспорты французов и англичан, разворачивал у северных берегов Великобритании смертоносную сеть из субмарин командир Северофлотской бригады подводных лодок, контр-адмирал Виноградов, крались в южные моря вспомогательные крейсера «Виддер», «Комет», «Пингвин», «Тор», «Атлантис», «Орион» и «Корморан», искали врага на бескрайних просторах Тихого океана подводные лодки ТОФ, отправленные на охоту вице-адмиралом Юмашевым. А здесь, на Балтике, в двух часах хода от немецкого флота, гремели залпы и рвались снаряды. «Марат» и «Октябрьская Революция» вели неравный бой с врагом, и адмирал Бём спешил привести свой флот на подмогу гибнущим советским линкорам.
На охоту за вражеской эскадрой Герман Бём вытащил из портов все, что только мог, включая заслуженных старичков – броненосцы «Шлезиен» и «Шлезвиг-Гольштейн». Увы, седьмого марта, когда противника удалось настичь, море было чересчур беспокойно, и, обменявшись несколькими залпами, не нанесшими сколь либо значительного ущерба ни одному из флотов, стороны потеряли друг друга в наступившей темноте. Дальнейшие поиски врага ничего не дали, и адмирал Бём уже хотел возвращать корабли на базы, однако к вечеру восьмого марта пришла радиограмма с борта U-61, обнаружившей отбившийся от остальных сил британский авианосец «Фуриоус» и сумевшей поразить его одной торпедой, несмотря на предшествующую этому событию гибель большинства офицеров субмарины. Немецкий флот ринулся в указанный квадрат… и снова никого не нашел. В установившемся после бури густом тумане англо-французские корабли превратились в неуловимые фантомы, проскользнув под носом Кригсмарине, словно вода между пальцев.
Уже одиннадцатого стало известно, что караван Новой Антанты прибыл в Турку и начал разгрузку. Охота на британский авианосец продолжалась, однако обнаружить его удалось опять-таки не Бёму, а советскому МБР-2, вылетевшего с Моонзунда на разведку. И Бём, и Трибуц немедля направили свои силы в сторону Аландских островов, на перехват.
Первыми англичанина вместе с тремя эсминцами его эскорта настигли русские. Казалось бы, «Фуриоус», поврежденный, неспособный выпустить самолеты из-за сильного дифферента на нос, обречен. Но удача в этот день улыбнулась команде авиа носца – вначале со стороны Аландских островов появились финские броненосцы «Вяйнаминен» и «Ильмаринен», завязавшие отчаянный бой с «Октябриной» и «Маратом», а затем на горизонте появились и основные силы англо-французского флота. Два старичка-линкора, легкий крейсер «Киров», лидеры «Минск», «Ленинград», эсминцы «Карл Маркс», «Ленин», «Володарский», «Яков Свердлов», «Энгельс», «Артем» и «Калинин» мало что могли противопоставить английским и французским кораблям. Легкие крейсера «Глуар», «Марсейез», «Дюге-Труэн», «Леандр», «Перт», «Сидней», «Галатея», «Саутчгемптон», «Эдинбург», линейный монитор «Эребус», линкор «Нельсон», линейные крейсера «Реноун», «Дюкень», «Кольбер» и целая куча лидеров и эсминцев достаточно быстро могли превратить Балтийский флот СССР в сплошные воспоминания. Что самое печальное – «Марат» и «Октябрьская Революция» даже удрать не могли. Линкор «Нельсон» превосходил оба корабля не только в мощи залпа, но и в скорости, а вице-адмирал Трибуц понятия не имел о близости немецкого флота. И внимательно следивший за переговорами между советскими кораблями Бём решил нарушить радиомолчание, отправив на «Марат» одно коротенькое сообщение.
Нахожусь в двух часах хода от вас. Держитесь. Бём.
Немцу очень не хотелось растягивать порядки, но скорость эскадры – это скорость самого медленного из ее кораблей, и равняться в своем ходе на воевавшие еще в Великую Войну броненосцы означало отдать русских на растерзание. А в эскадренном бою иметь на своей стороне два линкора и не иметь на своей стороне два линкора в сумме давало четыре линкора. Однако русских Бём недооценил. Владимир Филиппович Трибуц предложил свой план сражения – безумный, самоубийственный, но единственно верный. Минуту назад с советского флагмана пришла радиограмма.
Обойдите противника с норда. Мы их покуда отвлечем. Трибуц.
Герман Бём в задумчивости передал сообщение Цилиаксу[7].
– Это же самоубийство с их стороны! – воскликнул тот.
– И единственная возможность отрезать врага от порта, и навязать эскадренный бой основным силам неприятеля, – сухо ответил адмирал. – Поступим по совету нашего советского камрада.
Бём помолчал и с горечью добавил:
– Вечная память героям.
А утром следующего дня вся Страна Советов слушала Левитана.
От Советского Информбюро.И ни единым словом не обмолвился товарищ Левитан о том, что немцам этот бой стоил «Дойчланда», «Хиппера», «Эмдена», «Лейпцига» и восьми эскадренных миноносцев. Не упомянул он и о том, что «Марат» едва не затонул у самого Таллина, и представлял ныне больший интерес для сталелитейной промышленности, чем для судоремонтной, как и о том, что погибший советский корабль носил имя «Октябрьская Революция» и был линкором.
Вчера, тринадцатого марта тысяча девятьсот сорокового года, в районе Аландских островов Балтийский Флот Союза Советских Социалистических республик, при поддержки сил германского флота, перехватил и на голову разгромил объединенную эскадру империалистических Англии, Франции и Финляндии.
В результате боя были уничтожены линейный монитор «Эребус», линейный крейсер «Реноун», броненосец «Ильмаринен», крейсера «Леандр», «Галатея», «Саутчгемптон», «Эдинбург», а также девять эскадренных миноносцев противника. Серьезные повреждения были нанесены авианосцу «Фуриоус» и линейному кораблю «Нельсон». Остальные силы противника трусливо бежали с места боя!
Советский флот в этом сражении потерял всего один корабль. Моряки-краснофлотцы одержали славную и убедительную победу над капиталистическими агрессорами!
Вице-адмиралу Владимиру Филипповичу Трибуцу за этот бой было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.
Герзе,
лазарет I-го батальона 100-го горного полка
13 марта 1940 года, 17 часов 45 минут
Осматривающий Кудрина штабсартц Рот был, судя по всему, в прекрасном расположении духа, он даже напевал что-то себе под нос. Генка напряг слух, чтобы разобрать, что мурлычет этот высокий мужчина в белом халате поверх формы, и с трудом разобрал:
Закончив считать пульс, доктор поводил молоточком перед лицом пациента и начал писать что-то в карте больного, продолжая мурлыкать:
Es steht ein kleines, kleines Edelweiss
auf einer steilen,steilen Felsenhoh!
Umgeben ist’s von Schnee, ja Schnee und Eis,
das kleine Edel, Edelweiss.[8]
Присутствовавшие в палате фон Берне и еще один офицер, постарше, незнакомый Генке, но, видимо, самый тут главный, настроение штабсартца не разделяли, хотя и особо мрачными их назвать тоже вряд ли было можно.
Ich grusse dich, mein Schatz, vergiss mich nicht,
mein Schatz,
von einer steilen, steilen Felsenhoh, ja, Hoh!
Wo rauh der Bergwind weht, ein kleines Blumlein steht,
das kleine Edel, Edel, Edelweiss.
– Ну что там, Берко? – не выдержал наконец Дитер. Генка, конечно, не понимал, о чем идет речь, хотя некоторые немецкие слова уже выучил, да и в школе именно этот язык изучал.
– Wir stehen auch auf vieser Felsenhoh… Что? – оторвался от записей Рот. – Нормально все, завтра выпишу.
– Попробовал бы ты не выписать, – мрачно заметил майор Шранк. – Послезавтра начинаем выдвижение, а тебе еще и свернуть лазарет надо.
– Было б что сворачивать, я его и развернуть полностью-то не успел, – отмахнулся штабсартц. – Почти все как стояло упакованное, так и стоит.
– Вы поглядите, наш костоправ жалуется на отсутствие работы, – заулыбался фон Берне. – Рот, у тебя пора изымать спирт. Delirium tremens[9] налицо.
– А я тебе клистир поставлю, паршивец ты эдакий, – ласково пообещал медик и, уже серьезно, добавил: – И не жалуюсь я, а радуюсь, Димо. Последним спокойным денькам радуюсь. Скоро пойдет поток раненых турков с юга, а они у нас вроде как союзники. Придется их штопать, лечить, ночами не спать… Ну и прочие прелести полевого госпиталя, в виде специфических запахов и сдачи покойников похоронным командам тоже ожидаются. Это уже не говоря про всяких беженцев с дизентерией и иными похабными хворями. Ты бы, чем разевать роток на казенный спирт, лучше озаботился снабдить мальчика одёжкой. Его собственная восстановлению не подлежит.
– Сделай ей операцию, – буркнул Дитер.
– Да, с одеждой надо что-то решать, – почесал в затылке Шранк. – Не отправлять же нашего генерала танковойск голышом.
– И куда ты собрался его отправлять? – криво усмехнулся медик. – К туркам? Так им, поверь, будет не до него – беженцев здесь, на севере, прибывает ежедневно. Лучше сразу пристрели пацана, чтоб не мучился.
– Вообще-то он гражданин СССР, – нахмурился майор.
– Не вижу в гавани череды кораблей, желающих отправиться в Советскую Россию, – парировал штабсартц.
– Сдадим в советское посольство, – пожал плечами фон Берне.
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – майор выглядел все более и более озабоченным. – Анкара со дня на день падет, да и мы от нее будем далековато. Однако проблема. Не бросать же, действительно, белого мальчишку среди этих азиатов…
– А куда его девать, герр майор? – Дитер подозрительно покосился на командира.
– Ты все правильно понял, обер-лейтенант, – кивнул тот. – Забирай парня в свою роту, пускай помогает по хозяйству.
– А почему ко мне, а не к полевой кухне, например? – возмутился фон Берне, которому такое «счастье» даром было не нужно.
– Потому что на кухне никто русского не знает. Как и в лазарете, – отрезал Шранк. – А у тебя Стетоскоп есть. И вообще, мы в ответе за тех, кого приручили.
– Использовать в качестве аргумента слова неприятеля… – пробурчал командир второй роты, уже понимая, что избавиться от Генки не удастся.
– У врага тоже не грех поучиться, – авторитетно заметил майор. – И вообще, это приказ. Завтра пускай твой Бюндель отведет мальчика на склад и поможет перешить форму под его рост. Парень тощенький, но длинный, что-нибудь Зюсс для него найдет.
Рот чуть заметно улыбнулся. Хайнрих, его младший брат, был в том же возрасте, что и этот русский мальчик. Кто знает, как повернется война? Может, и о малыше Хайнцеле кто-нибудь так же позаботится, если что?
Герзе,
склад амуниции
I-го батальона 100-го горного полка
14 марта 1940 года, 09 часов 12 минут
– А, явились, разорители, – добродушно усмехнулся интендант Конрад Зюсс вошедшим Бюнделю и облаченному в больничную пижаму (явно слишком большую для него) Кудрину.