Сам генерал-майор никак не мог взять в толк, с чего б это такая милость на его лысую голову? Конечно, Гитлер ему благоволил, но не до такой же степени, чтобы ставить под большой и жирный вопросительный знак успешность действий целого корпуса в грядущей операции «Гелб». Или до такой?
   Факт, впрочем, оставался фактом. Прощаясь, Гот прямо заявил: «Эрвин, не обижайтесь, но, будь моя воля, корпус достался бы кому-нибудь другому. Не ваш это пока уровень. Но – это личное решение Гитлера, не мне с ним спорить». Оба генерала, не посвященные в тайну существования пришельца из будущего, не могли и представить, какими красками расписал Карл-Вильгельм Геббельс Эрвина Ойгена Йоханнеса – практически единственного генерала, про которого хоть что-то знал.
   Роммель поначалу был несколько уязвлен словами Гота, но события последних нескольких дней, за которые он осунулся, похудел, а из всех желаний сохранил лишь мечту о крепком и длительном сне, уверили его в правоте генерал-полковника. Не его это уровень, ох, не его. Если бы не помощь начальника штаба, полковника Бернуча, он бы не справился.
   «Вот так и начинаешь ценить генштабовских», – невесело усмехнулся Роммель и выпрямился. Работы на сегодня было еще много – он не мог себе позволить долгий отдых.
   Взяв список со штатами дивизий и бригад, генерал-майор нахмурился. «Ну, и куда же мне впихнуть бронированных уродцев майора Касперского?» – подумал он и нахмурился еще сильнее. 7ТР и TKS Речи Посполитой в штаты укладываться не хотели.
 
   Окрестности города Мерзифон (Турция)
   20 марта 1940 года, 10 часов 22 минуты
   – Вот, Гейнц, это пистолет-пулемет MP.41, – произнес Бюндель, присаживаясь рядом с Кудриным.
   – Угу, – кивнул Генка, зашивая прохудившийся носок прямо на ноге.
   На «германизацию» своего имени он не обижался: ну привычнее людям так, чего уж теперь? Колобком не называют, в печку не ставят – уже хорошо. А пистолет-пулемет этот он уже видел, и даже в руках давали подержать. У половины егерей такой был, ну или, может быть, у трети. У остальных, кроме пулеметчиков и офицеров, были карабины Mauser 98k – эти ему тоже подержать давали, еще в самый первый день после госпиталя.
   – Бери, – Курт протянул автомат Гене. – Оберфельдфебель Фишер приказал тебе выдать оружие.
   Неслышно проходивший в паре метров за их спинами фон Берне замер, как был, с поднятой для шага ногой, затем медленно опустил ботинок на камень и повернул голову в сторону Кудрина/Гудериана и оберягера. Лицо герра обер-лейтенанта в этот момент выражало крайнюю степень изумления. Лицо Генки – тоже.
   – Мне? Оружие?!! Vsamdelischnoe?!! – парень неверящими глазами уставился на Бюнделя.
   – Бери, – рассмеялся Курт и добавил, уже по-рус ски: – Дают – берьи, бьют – беги, так?
   – Ага, – со счастливой физиономией ответил мальчик и принял пистолет-пулемет обеими руками.
   Все так же молчащий фон Берне сделал пару неслышных шагов назад, огляделся и с очень нехорошим выражением лица поманил к себе Фишера, как раз закончившего разнос кого-то из егерей.
   – Иголку-то из носка вынь, чучело, – хмыкнул оберягер. – Потом дозашьешь, обувайся. Сейчас обучу тебя сборке и разборке, а там и стрелять пойдем.
   – Стрелять?!! – казалось, глаза парня сиять сильнее уже не могут (а где вы видали пацана, который не мечтал бы об оружии, хоть на время – не убить кого-то, а так, из неизжитого еще обществом и цивилизацией инстинкта охотника и воина?), однако, поди ж ты. Еще как могут.
   – Ну, а для чего еще нужно оружие? Стрелять из него, конечно, – рассудительно ответил Бюндель.
   Генка мигом воткнул иголку за отворот воротника, натянул ботинок поверх недоштопанного носка и всем своим видом изобразил готовность и желание учиться. Оберягер усмехнулся. Обер-лейтенант тоже.
   – А скажи-ка мне, Ролле, – фон Берне обнял Фишера за плечо и кивнул в сторону Курта и Генки, – что вот это такое есть?
   – Это? – Папаша Браунбёрн ожидал неприятностей от своего решения, но не думал, что они наступят так скоро. – Это, герр офицер, старший товарищ обучает младшего устройству и применению пистолета-пулемета Эм-Пэ сорок один.
   – Знаешь, мне очень жаль, что мы находимся в мусульманской стране, – как насытившийся тигр, промурлыкал обер-лейтенант.
   – А, осмелюсь спросить, почему? – поинтересовался столь неожиданным поворотом в разговоре Рольф.
   – Потому что тогда, – фон Берне не сменил тона, – я бы послал тебя на ближайший рынок за свиной головой. Чтоб ты ей мозги пудрил, а не мне. Скажи-ка мне для начала, друг любезный, кому это пришла в голову такая светлая мысль – дать мальчику оружие? Боевое.
   – Ну, мне… герр обер-лейтенант, – набычился Фишер. – Не вижу в этом ничего плохого. Не сегодня-завтра здесь будут французы с англичанами, а пареньку, кроме как лопаткой, и отбиваться нечем. Уж коли вы изволили посадить его на мою шею, мой долг вернуть его вам потом в целости и сохранности. Что, в боевых условиях, сделать будет затруднительно, если не вооружить парня. И не обучить использовать оружие, конечно, герр обер-лейтенант. Опять же, оформлен он в батальоне как кандидат в егеря.
   Фон Берне издал неопределенный смешок.
   – Законник… Обербеомтенмайстер бейм райхскригсгерихт[25] Фишер… Он у тебя под весом вооружения и амуниции не загнется, Ролле? Пять килограммов, не считая патронов и запасных обойм же. Ты б ему хоть карабин дал бы, что ли, всё на девятьсот грамм легче.
   – Да куда ж ему карабин-то? – искренне изумился оберфельдфебель. – Он же с ним вровень длиной. Ну… не вровень, конечно, но неудобно будет парню. Слишком длинное это для него оружие.
   – Ну смотри, – фон Берне погрозил своему командиру первого взвода пальцем. – Под твою ответственность. Если пацан себе что-нибудь нечаянно отстрелит, ты лучше отстрели себе то же самое. А потом себе же открути голову, нас с майором не дожидаясь.
   – Не извольте сомневаться, герр обер-лейтенант, – осклабился Фишер, почуяв, что буря прошла стороной. – Все будет в лучшем виде. Гудериан у меня еще образцово-показательным солдатом станет.
   Командир роты усмехнулся и сделал уже пару шагов в сторону, как вдруг замер, повернулся к Фишеру и с нехорошим прищуром уставился на оберфельдфебеля.
   – Ролле, скажи мне… Вот в наш батальон пробную партию в полторы сотни MP.41 прислали, в боевых условиях испытать, и мы вроде бы как все раздали по личному составу.
   – Так точно, – ответил тот.
   – Так ответь-ка мне, откуда взялся пистолет-пулемет для мальчика?
   – Свой отдал, – совершенно искренне ответствовал Фишер. – Мне с карабином сподручнее как-то.
   – А Зюсс про твою рокировку знает?
   – Конечно, знает. Карабин я ведь у него себе брал.
   – Тьфу! – только и нашелся что ответить фон Берне.
   Меж тем Курт и Генка ни сном не духом не ведали о том, что в настоящий момент их непосредственный командир получает выволочку – иначе ни за что не пропустили бы такое зрелище. Курт дисциплинированно объяснял пареньку устройство и технические данные его нового, а если уж быть точным, то первого вооружения.
   – Оружие это новое, эксперементальное… – начал Бюндель назидательным тоном, но потом фыркнул, и перешел на нормальный: – Это начальство так объясняет. Не такое уж оно и новое. Видал у офицеров MP.38 и MP.40?
   – Ага, – кивнул Кудрин.
   – Тоже не такая уж новинка. Модернизированные MP.36, с которыми еще в Испании воевали. – Оберягер запнулся на миг, припомнив, что воевали там и против русских тоже. – Вот, значит… А это – тот же самый MP.40, только приклад не складной, а деревянный. Считается, что так целиться удобнее.
   – А на самом деле?
   – А бог его знает, я из офицерского пистолета-пулемета никогда не стрелял, – пожал плечами Бюндель. – Что тут действительно новое, так это возможность стрелять не только очередями, но и одиночными выстрелами. Вот, видишь? Это переводчик режимов огня. Так – стрелять очередью, а так – одиночными.
   – А как лучше? – простодушно поинтересовался Генка.
   – И так, и эдак хреново, – поморщился Курт. – Дальше чем на пару сотен метров если и попадешь, то только с Божьей помощью.
   – Бога нет, – ответил Генка.
   – Он тебе сам это сказал? – хмыкнул оберягер, но мигом посерьезнел: – Отставить теософские диспуты. Приступаем к сборке-разборке оружия. Сначала надо отсоединить магазин…
 
   Самсун (Турция), порт
   20 марта 1940 года, 12 часов 30 минут
   В порту воцарились настоящие безобразие и вакханалия. У причалов, на которые высаживались с транспортных судов русские танки, эвакуаторы, тягачи и прочая техника с их экипажами и мотострелками поддержки, слышались громкий русский и турецкий мат, изредка перемежаемый командами красных командиров. 95-я бригада легких танков шла на высадку в гавани, никоим образом для такой масштабной операции не приспособленной. На рейде скопилось большое количество транспортных кораблей, которые, при всем желании их капитанов, никак не могли встать к занятым их товарищами турецким пирсам, и являющихся лакомой добычей для англо-французской авиации. Случись в это время налет на Самсун, значительная часть транспортов отправилась бы на дно со всем своим грузом – не помогли бы ни румынские зенитчики остатков 16-й дивизии, ни зенитные пулеметы ДШК, вставших мористее «Голубого крейсера»[26] и эсминцев «Бодрый» и «Незаможник». К счастью для подчиненных полковника Банникова, летуны Новой Антанты высадку, что называется, «прощелкали».
   Капитан-командор Раду Келтуяла, принявший командование дивизией после гибели Думитруеску, вышел из своего автомобиля и поглядел на выгружающуюся технику.
   «Если это советские танки, то отдавать СССР Буковину без драки совершенно неразумно», – подумал он.
   Собранная перед самой войной с миру по нитке, 95-я бригада была укомплектована танкетками Т-27 и танками Т 40, Т-37А, Т 38, а также небольшим количеством британских Vickers Mark I и Mk I, Matilda да старичков БТ-2.
 
   Грозный,
   Обком ВКП(б) Чечено-Ингушской АССР
   20 марта 1940 года, 12 часов 45 минут
   – Быков, скажите, вы дурак или предатель? – почти весело поинтересовался у секретаря обкома мужчина в форме капитана госбезопасности, помахивая в воздухе неким документом. – Вы когда вот это вот получили, почему не сигнализировали в органы?
   – Да кто ж ожидал, что это не бред оскорбленного писаки-интеллигента? – воскликнул тот, к кому капитан обращался. – Он же журналист, писатель и поэт!
   – Никто не ожидал, – согласился капитан. – Хотя по должности, вроде бы, вам положено ожидать. Ожидать, предполагать, докладывать! Когда вам это поступило? – он глянул на дату регистрации входящей корреспонденции. – О как. В январе.
   Капитан прокашлялся и с выражением зачитал:
   – Вот уже двадцать лет, как Советская власть ведет войну на уничтожение моего народа по частям – то как кулаков, то как мулл и «бандитов», то как «буржуазных националистов». Теперь я убедился, что война отныне ведется на истребление всего народа. Поэтому я решил встать во главе освободительной войны моего народа. Я слишком хорошо понимаю, что не только одной Чечено-Ингушетии, но даже и всему национальному Кавказу трудно будет освободиться от тяжелого ярма красного империализма, но фанатичная вера в справедливость и законная надежда на помощь свободолюбивых народов Кавказа и всего мира вдохновляют меня на этот в ваших глазах дерзкий и бессмысленный, а по моему убеждению единственно правильный исторический шаг. Храбрые финны доказывают сейчас, что великая рабовладельческая империя бессильна против маленького, но свободолюбивого народа. На Кавказе вы будете иметь вторую Финляндию, а за нами последуют и другие угнетенные народы.
   Капитан внимательно поглядел на секретаря обкома.
   – Вы, товарищ Быков, помните, в ответ на что Исраилов вам это письмо написал? Так я напомню – в ответ на предложение подать заявление на восстановление в ВКП(б). С чего это вдруг товарищи из «Крестьянской газеты» так за него ходатайствовали, что вместо десяти лет за контрреволюционную клевету он отсидел только год, это мы еще разберемся. Но вот это! – капитан потряс письмом в воздухе. – Почему я об этом письме узнаю только сейчас, когда банда Хасана Исраилова разрослась и обнаглела до такой степени, что разгромила идущую в Турцию колонну с оружием и боеприпасами?!! Быков, вы понимаете, что кровь советских солдат, не только та, которая уже пролилась, но и та, что еще не раз прольется, лежит на вашей совести? Да получи мы эту бумагу раньше, в январе, никакой «Особой партии кавказских братьев», как они себя называют, просто и быть не могло бы. На вас, Быков, лично на вас, лежит ответственность за всю ту кровь, что прольется на Кавказе в ближайшие годы.
   В кабинет стремительно вошел сержант госбезопасности и, подойдя к капитану, что-то прошептал ему на ухо.
   – Поздравляю, товарищ Быков, – мрачно произнес тот. – Только что банда Майрбека Шерипова почти полностью уничтожила патруль бойцов госбезопасности, охранявших нефтепровод. Слава Богу, поблизости был армейский патруль и взрыв трубопровода удалось предотвратить. И не смотрите так. Я в Бога не верю, я верю в советских солдат.
 
   Тобрук, Европейская улица
   20 марта 1940 года, 13 часов 20 минут
   Сопровождаемый двумя легкими колесными танками «Гай», бронированный «Daimler Scout Car» генерал-лейтенанта Харольда Руперта Леофрика Джорджа Александера неторопливо катился по усеянным трупами, разбитым танковыми гусеницами и воронками улицам Тобрука. Тут и там попадались обгорелые остовы бронеавтомобилей Autoblinda 40, танкеток L3/33, танков M11/39, M13/40 и старичков Fiat 3000. Из крыши одного из уцелевших домов, подобно диковинной печной трубе, торчал хвост сбитого в воздушном бою MC.200.
   Пятая армия Грациани и танковая дивизия «Ариетте» бригадного генерала Арена сопротивлялись отчаянно, немыми свидетелями чего были, застывшие на подступах к городу остовы британских Universal Carrier, A13, A13 Mk II, Mk V «Covenanter», Mk VII «Tetrarch» и Mark II Matilda II – последних было, впрочем, довольно немного. Мощная броня «Матильд» оказалась не по зубам ни 37-мм орудиям танков и тобруков, ни 47-мм противотанковым орудиям, а из пяти присланных в 7-ой Королевский танковый полк, перед самым началом кампании, новейших А22[27] Mk I не был потерян вообще ни один: итальянцам просто нечем было взять их лобовую броню в 102 миллиметра. Да и бортовую, в 76 миллиметров, тоже. Орудия, правда, у новых танков оказались столь же поганенькими, как и у прочей британской бронетехники, но «макаронникам» хватило и двухфунтовок.
   Конечно, новые танки были еще предсерийными прототипами, страдающими абсолютно всеми «детскими» болезнями опытных машин: у них постоянно что-то ломалось, заклинивало или просто не работало, – что никак не могло радовать генерал-лейтенанта Александера, но как оружие морального подавления, от которого отлетают абсолютно все бронебойные снаряды, словно горох от стенки, они показали себя в последнем бою просто замечательно. А заглохший посредине штурма двигатель одного из них, это, право же, такая мелочь… особенно по сравнению с судьбой 6-го Раджпутского полка.
   Посланный еще в самом начале двухдневного штурма Тобрука занять Дерну этот полк 4-й Индийской дивизии Сил Западной Пустыни двигался по идущей вдоль морского побережья дороге. Уверенные в военно-морском превосходстве Великобритании, и в том, что она полностью главенствует в средиземноморском бассейне, индусы и в кошмарном сне представить не могли, что маячивший на горизонте и приближающийся все ближе и ближе линкор, это вовсе не «Уорспайт» или, например, «Вэлиант», а очень даже итальянский «Конте ди Кавур», причем убедил их в недружественности корабля отнюдь не его флаг, а разрывы 320-и и 135-и миллиметровых снарядов, которыми тот, в несколько бортовых залпов, просто уничтожил колонну, похоронив две трети полка и всю его технику прямо на марше.
   Поднятая в воздух наземная авиация обнаружить итальянский линкор отчего-то не смогла, как не сумели этого сделать и «Суордфиши» с авианосца «Аргус», а путь отступления на Бенгази так и остался открыт для итальянцев, чем те, по возможности, и воспользовались. И пускай множество техники и пехоты, не имеющей автотранспорта, а оттого совершенно не мобильной, было захвачено англичанами в плен, считать эту победу разгромом итальянских сил Александер не мог.
 
   Окрестности города Мерзифон (Турция)
   22 марта 1940 года, 14 часов 41 минута
   Пули выбили каменную крошку над головой. Генка шлепнулся на пузо и резво пополз за раскуроченный корпус подбитого румынского бронеавтомобиля. Тяжелый пистолет-пулемет оттягивал руки, граната Stielhandgranaten 24 на длинной деревянной ручке, прицепленная к поясу, постоянно путалась между ног, но жить Генке хотелось, а потому, преодолев эти неудобства, и сосчитав собственным брюхом и ребрами абсолютно все камешки и булыжники на своем пути, мальчик быстро добрался до укрытия, где и сел, прислонившись спиной к бронеплите, всхлипнул и на секунду прикрыл глаза, переводя дыхание.
   Бой шел уже четыре часа, то затихая, когда англичане откатывались от позиций батальона, то разгораясь с новой силой, когда упорные «лайми» шли в атаку на егерей.
   Все началось с того, что около полудня наблюдатели засекли пару Daimler Scout Car, приближающихся к перевалу по дороге. Британские бронеразведывательные машины двигались осторожно, ожидая, видимо, какой-то подлянки, однако немцы оказались тоже не лыком шиты – позиции батальона были прекрасно, насколько это возможно было за такой срок, замаскированы, все три горных орудия (всего три, по определению Шранка) и румынская пушка надежно укрыты, а делать врагу гадости в условиях гор егерей учили долго и упорно. К тому же экипажи «Даймлеров» были утомлены долгой дорогой и утратили должную внимательность. Обе машины подпустили к позициям на полсотни метров и расстреляли из противотанковых ружей Pz. B.38. Водители и бортовые стрелки погибли на месте, даже не успев понять, что же произошло.
   Следующие минут двадцать рота фон Берне, включая и Генку, заталкивала трехтонные автомобили в горку, за укрытия, чтобы не демаскировать батальон перед противником. Затем из «Даймлеров» были извлечены пулеметы «Brno Enfield», они же «Bren», и четыре тела англичан. Пулеметы, вместе с боекомплектом, командование приказало использовать по назначению, а погибших – похоронить.
   – И, смотрите у меня, не перепутайте! – хохотнул тогда Шранк.
   В похоронную команду отрядили и Генку, хотя тот едва сдерживал позывы к рвоте при виде недавно таких живых и полных надежд, а теперь мертвых и холодных молодых парней, которые лично ему, Геннадию Кудрину, ничего плохого не сделали. Однако Фишер похлопал его по плечу, и сказал:
   – Парень, мне все равно, будешь ты блевать сейчас или позднее. Главное – чтоб ты не делал этого во время боя. Так что давай, бери вон того за левую ногу, и потащили. Может, и нас кто-нибудь так же похоронит.
   Завтрак, впрочем, Генке удалось удержать в себе. Да и было б, если честно, чего удерживать: кусок хлеба граммов эдак в четыреста да кружка кофе без сахара – вот и весь завтрак[28]. Все уже давно переварилось молодым растущим организмом.
   Едва похоронная команда управилась со своей скорбной задачей (долбить породу, конечно, никто не стал, тела просто завалили камнями – зато очень качественно завалили, никакому зверью до погибших англичан было не добраться), как вновь прозвучал сигнал тревоги. На дороге, в сопровождении легкого танка, каковым его считали англичане, а на деле-то бронеавтомобиля «Гай», появилось десять бронетранспортеров Universal Carrier. Генка, подхватив свой MP.41, рванулся на позиции, однако был удержан мощной рукой оберфельдфебеля.
   – Куда? – мрачно поинтересовался тот. – Давай к наблюдателям. Навоеваться успеешь.
   Постом наблюдения сегодня командовал фаненюнкер Ортруд, немедленно вручивший парню бинокль, определив ему сектор наблюдения и отправив одного из освободившихся с прибытием Генки, бойца к основной массе товарищей, готовящихся встретить очередную партию врагов.
   Конечно, наступление полусотни бойцов на позиции окопавшегося батальона егерей, это звучит очень оптимистично, но, с другой стороны, откуда вообще англичанам было знать, что впереди кто-то есть?
   В общем-то, разгром и этой колонны больше всего напоминал избиение младенцев. Броня «Носителей Брена» была даже не особо и противопульной-то, не говоря уж о том, чтобы удержать T-Patrone ружья Pz. B.38, пробивавшего их насквозь. С «Гаем», правда, пришлось повозиться: танк встал только после шестого попадания, а до девятого еще и продолжал отстреливаться, – но управились и с ним. Остатки засевшей за своими бронетранспортерами полуроты обошел по фланга и закидал гранатами взвод фельдфебеля Шварца. Демаскировать орудия и минометы майор не стал.
   – Отбились? – наивно поинтересовался Генка.
   – Сильно сомневаюсь, парень, – мрачно ответил Ортруд. – Самое интересное сейчас как раз и начнется.
   «Интересное» началось, и впрямь, довольно скоро. Как ни быстро были разгромлены англичане, послать в эфир призыв о помощи они успели, и уже через двадцать минут после окончания боя над позициями немцев появились два бомбардировщика-разведчика Bloch MB.170.
   Французов встретили дружными очередями всех трех зенитных пулеметов, после чего их экипажи, разочаровавшись в германском гостеприимстве, сбросили свои шестнадцать сорокакилограммовых бомб, пару раз полоснули из турельных пулеметов, да и развернулись восвояси. Вреда от их действий не было ровным счетом никакого, хотя одна из авиабомб и взорвалась в опасной близости от наблюдательного поста, заставив Генку в испуге вжаться в камень.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента