Шалимов Александр Иванович. Мусорщики планеты

   — …Нет, мы не предполагаем полностью освобождать Антарктиду от ледяного панциря. Более того, мы надеемся, что антарктический ледник с течением времени затянет раны, которые наш эксперимент нанесет ледниковому щиту. Уничтожение и даже резкое сокращение запасов льда в Антарктиде чревато серьезными последствиями для климата Земли. Антарктида — кухня погоды южного полушария. Кроме того, вам, конечно, известно, что антарктический лед — ценное полезное ископаемое, гигантский источник пресной воды, источник водорода — основы нашей энергетики. Да, вот, кстати, — продолжал Рем, заметив вернувшегося Ива, — чтобы наш эксперимент не привел к нежелательным последствиям для Земли, КОВОС послал в Антарктиду своих контролеров. Вот один из них — Ив Маклай. В случае каких-либо осложнений он может наложить вето на весь эксперимент. Еще неизвестно, состоится ли что-нибудь. Поэтому не советую торопиться в Моусон.
   Взгляды присутствующих обратились в сторону Ива.
   — Создается странное впечатление, — заметила одна из корреспонденток, с некоторым высокомерием глядя на Ива поверх больших темных очков, — что КОВОС начинает ставить себя выше всех остальных организаций, как планирующих, так и реализующих планы. Вот вы назвали цифры, — она повернулась к Рему, — подготовка Антарктического эксперимента стоила безумно дорого. И вдруг появится кто-то, — она кивнула в сторону Ива, — и все отменит. Ничего себе плановое хозяйство в масштабе планеты!
   — Уверяю вас, — без улыбки ответствовал Рем, — что все происходит именно в строжайшем соответствии с планами. Не забывайте: КОВОС — Комитет восстановления и охраны среды — высшая инстанция, ответственная за то, чтобы в нашем с вами доме — на нашей планете — можно было жить. Жить нам с вами и нашим потомкам. Мы подчас не отдаем себе отчета, что сделали инженеры КОВОСа за последнюю сотню лет. В конце прошлого века только заводы и энергетические установки планеты ежегодно выбрасывали в атмосферу полтора миллиарда тонн золы и около полумиллиона тонн сернистого газа. Содержание кислорода катастрофически уменьшалось. Большие города были на грани агонии. А сейчас… Если бы не КОВОС, мы с вами не имели бы возможности провести сегодня эту милую встречу. Наше поколение просто не родилось бы. Я один из авторов Антарктического проекта, но, уверяю вас, если мой молодой друг, — он снова указал на Ива, — или кто-либо из его коллег наложит вето, я не стану протестовать. Их вето будет лишь означать, что эксперимент надо подготовить более тщательно, сделать более безопасным для людей Земли. Любой эксперимент был и остается всего лишь экспериментом.
   — И вы не испытаете горечи, досады, если кто-нибудь захочет помешать осуществлению вашего проекта? — снова спросила корреспондентка в темных очках.
   — Если кто-то из КОВОСа — нет, — твердо сказал Рем.
   — О, они тоже ошибаются, и уж, во всяком случае, склонны к перестраховкам, — заметила другая корреспондентка. — Недавно кто-то из инспекторов КОВОСа закрыл пляжи на острове Гуам. Чистейшая вода, а пляжи закрыты. Нельзя плавать… Почему? — она посмотрела на Ива.
   О закрытии пляжей Гуама Ив не знал. Это известие неприятно поразило его. Значит, Вилен не сказал всего.
   Так как все умолкли и теперь смотрели на Ива, он вынужден был что-то ответить.
   — К сожалению, ничего не могу сказать, — начал он, — я впервые слышу, что пляжи закрыты… Без сомнения, на то есть какая-то важная причина. В последние годы КОВОС редко прибегает к подобным мерам. Что же касается антарктического эксперимента…
   — Оставьте вы эту многозначительную таинственность! — крикнул кто-то сзади. — «Впервые слышу»… Сотрудник КОВОСа, обладающий правом наложить вето на Антарктический эксперимент, не знает, что происходит под носом Главной базы КОВОСа. Кто поверит в такую наивность?
   — Но я действительно не знаю, что вы имеете в виду, — тихо сказал Ив. — По-моему, у вас нет оснований не верить мне. Простите, я не знаю, с кем имею удовольствие говорить…
   — А, неважно, — невидимый собеседник рассмеялся. — Захотите — узнаете без труда.
   Теперь общее внимание приковал невидимый оппонент Ива. Все начали тесниться к нему, и кольцо, окружавшее Рема, распалось.
   Рем поднялся и взял Ива под руку.
   — Пойдемте, — сказал он, — их интересы уже переключились на другое. Не удивлюсь, если многие из них вместо Моусона отправятся завтра на остров Гуам.
   Проходя вслед за Ремом сквозь толпу журналистов, Ив услышал:
   — …Пустячок — подводная свалка с контейнерами старинных ядов. Запасик такой, что может уничтожить все население Тихоокеанской области. Так вот они работают… — Голос был тот же.
   Ив закусил губы, но не позволил себе оглянуться.

* * *

   Через час они с Ремом уже летели из Коломбо на юг. Небольшой авион шел на высоте всего лишь десяти километров. Внизу расстилалась сплошная пелена облаков, по которой быстро скользила косая крестообразная тень авиона. Под облаками катились тяжелые валы Индийского океана. Его пустынная поверхность медленно перемещалась на экране в передней части салона. Приближались «ревущие сороковые» — зона вечного непокоя в воздушной оболочке планеты; ледяное дыхание Антарктики сталкивалось здесь с теплыми, влажными ветрами тропических широт.
   Иву приходилось бывать на Кергеленской базе КОВОСа, и теперь он рассказывал об островах Рему, который летел туда впервые:
   — Когда-то — в начале прошлого столетия и еще раньше — в водах Кергеленского сектора Антарктики жило множество китов, а на прибрежных скалах были лежбища морских слонов, котиков, гнездились миллионы птиц. К середине XX века все это было почти полностью истреблено. Биологам удалось восстановить часть фауны сектора. Они работали в тесном контакте с нашей базой. Интересно, что киты и дельфины долгое время избегали заплывать в Кергеленский сектор. Даже молодые дельфины, воспитанные в дельфинариях Кергелена, покидали эту акваторию, едва их выпускали на свободу. Биологи долгое время не догадывались о причинах. Указали ее сами дельфины. Молодая косатка, выращенная в дельфинарии и отпущенная на свободу, несколько раз возвращалась на станцию и условным сигналом поднимала тревогу. Вначале ее не могли понять, но потом догадались, что она зовет последовать за ней.
   Направили исследовательскую подводную лодку, и косатка привела ее в квадрат, расположенный в нескольких десятках миль к югу от архипелага. Там косатка стала нырять, указывая место погружения. Лодка погрузилась, и биологи обнаружили на дне настоящую пустыню. Все живое было уничтожено на огромной площади. В центре этого «кладбища» находились останки корабля, глубоко ушедшего в ил. Так и не удалось установить, был ли корабль торпедирован во время последней войны или специально затоплен, чтобы похоронить на дне океана страшный груз, который в нем находился. Работы по ликвидации «подарка» из прошлого века продолжались много лет. Погибло несколько инженеров КОВОСа, погибла и косатка, указавшая затопленный корабль смерти. Всем им — людям и киту — был воздвигнут памятник в городке биологов на южном берегу Главного острова. Если хотите, можем завтра посмотреть его.
   — Да, обязательно побываю там, — задумчиво сказал Рем. — Теперь припоминаю: я слышал об этой истории. Это было довольно давно…
   — Около сорока лет назад.
   — Я еще учился в школе, — Рем усмехнулся чуть смущенно. — Я ведь гораздо старше вас, Ив.
   — Мне двадцать восемь, — сказал Ив и тоже почему-то смутился.
   — Ну вот видите: почти в два раза. Немного завидую вам.
   Некоторое время они молчали, следя за маленькой тенью авиона, стремительно скользящей по бескрайней пелене облачного слоя.
   — Словно уже началась Антарктика, — тихо заметил Ив. — До нее еще далеко. А до Кергелена?
   Ив бросил взгляд на часы.
   — Еще часа два полета.
   — Столько же, сколько летели до Коломбо.
   — Мы быстро привыкаем ко всё большим скоростям, — сказал Ив. — Скорости вчерашнего дня начинают казаться слишком малыми. А ведь этот авион летит гораздо быстрее звука.
   — Нашим потомкам и скорость света покажется недостаточной.
   — Если они отправятся к другим галактикам…
   — Они обязательно полетят туда, — кивнул Рем. — Только это будет особый полет… они найдут способ сжимать пространство.
   — Трудно представить.
   — Представить вообще невозможно — наш мозг настроен на трехмерные категории. Однако обосновать математически уже можно. Остается развернуть формулы в проект особого аппарата, а дальше — дело технологии.
   — Проект фотонного корабля существует двести лет, — возразил Ив. — Тем не менее такой корабль еще не построен.
   — Не построен главным образом потому, что в нем нет большой надобности. Одному поколению звезд на нем не достигнуть. А внутри Солнечной системы мы успешно обходимся без него. Фотонные корабли, вероятно, будут созданы, но революции в космических перелетах они не совершат. Думаю, что человечество вступит на звездные трассы с принципиально новыми типами аппаратов. Но это наступит не раньше второй половины будущего века, после того, как наши внуки приведут в порядок Землю и освоят ближний космос.
   — Жаль, что так нескоро.
   — Вы доживете, Ив.
   Ив не ответил. Он вдруг снова вспомнил сцену в аэропорту Коломбо. «Подводная свалка с контейнерами старинных ядов…» «Так они работают…» Чувство горечи и тревоги, охватившее его тогда, не проходило. Интересно, кто этот человек? Ив так и не видел его лица… Наверно, его можно узнать по голосу, если они когда-нибудь встретятся. Человек говорил на американском сленге, но с заметным акцентом. Голос был высокий, резкий, с каким-то поскрипыванием, а тон — высокомерный, даже враждебный. С таким откровенным недружелюбием Иву еще не приходилось сталкиваться.
   По мере того как работы КОВОСа превращались в серию процедур по текущей очистке и контролю за состоянием атмосферы и вод планеты, интерес к ним со стороны основной массы жителей Земли постепенно угасал. Строгие правила, которыми руководствовались контролеры, все чаще вызывали обиды, раздражение, даже сопротивление со стороны тех, чьи планы и дела КОВОС обязан был контролировать. Об этом знал Высший Совет экономики, знала Академия наук, знал Высший Совет Планирования Будущего — орган наивысшей координации в масштабе всей планеты — верховный «рулевой» космического корабля — Земли.
   В соответствии со старинным статутом, КОВОС был контрольным органом этой последней — верховной инстанции, занимавшей самую высокую ступень иерархической лестницы, сосредоточившей в себе все организации, которым народы Земли доверили управление планетой. Но КОВОС, расходуя огромные средства, казалось, ничего не давал взамен — ведь чистота воздуха и прозрачность вод стали привычными и естественными для новых поколений. Океаны, подернутые маслянистой нефтяной пленкой, дымное удушающее марево смога над городами стали для жителей Земли атрибутами истории — почти такими же, как костры инквизиции и войны… Чего не случалось в минувшие времена, пока человечество не вышло на рубеж новой эры!
   «Мы — как кондиционер в жилом помещении, — часто повторял Вилен, — пока исправен, его просто не замечают». Конечно, рядом с теми, кто трудится на переднем крае науки, кто производит материальные ценности, создает моря энергии, «мусорщики планеты» малозаметны. И все-таки…
   — О чем задумались, Ив? — Голос Рема прозвучал необычно мягко. — Уж не о вашем ли оппоненте из Коломбо?
   Ив даже вздрогнул от неожиданности: «Мысли, что ли, читает?» Он удивленно взглянул на своего соседа.
   — Угадали, об этом тоже…
   — Не стоит сохранять в памяти. Пройдет еще немало времени, прежде чем мудрость станет достоянием всех людей Земли. Мудрость, а с ней — подлинный такт и гармония в отношениях каждого к каждому. Это будет величайшим достижением эпохи, в которую мы едва вступили. Но думаю, даже и спустя столетия отдельные «аномалии» в человеческих взаимоотношениях все же будут возникать. Каждый из нас слишком сложен, и, вероятно, это не так уж плохо.
   — Конечно, вы правы, — задумчиво сказал Ив. — И все же… В школах этим вопросам уделяют столько внимания.
   — Уделяют… Тем не менее во всех случаях серьезных испытаний — ответственных исследований, работ на внеземных станциях — члены будущих творческих коллективов проходят проверку психологической совместимости. Повторяю, интеллект каждого из нас — великое неведомое, бесконечность, к тому же таящая в себе в каких-то формах и опыт бесчисленных минувших поколений с его положительными и отрицательными сторонами… Радикально перестроить все это, создать надежный заслон реминисценциям прошлого одной системой школьного воспитания — пусть даже самого совершенного — за короткий срок жизни нескольких поколений невозможно.
   — Вы не очень высоко оцениваете нравственные качества нынешнего поколения, Рем?
   — Оцениваю так, как они того заслуживают. Я реалист и не верю в чудеса. Было бы странно ожидать, что за сто лет на Земле возникнет новое поколение, идеальное во всех отношениях. В этом направлении сделано немало, но предстоит сделать неизмеримо больше Я работал со многими людьми и хорошо представляю, как далеки были некоторые из них оттого идеала, на который ориентировано нынешнее школьное воспитание. Разумеется, все это не в меньшей степени относится и ко мне самому.
   — А где вы работали до Антарктического проекта, Рем? Знаю, что участвовали в экспедициях на Марс.
   — Это еще во времена далекой молодости, — он усмехнулся, — я окончил одну из старейших горных академий Земли — в Ленинграде. Потом несколько лет стажировался как геофизик в Новой Зеландии. Там меня заинтересовала глубинная энергетика планет, которая и стала моей основной специальностью. Работал в большинстве районов, где были действующие вулканы, — на Камчатке, в Японии, на острове Ява, на Сицилии. «Гасил» вулканы. Участвовал в строительстве многих геотермических электростанций — в Сибири, в Тибете, на Огненной Земле. Год провел на Луне; был в двух марсианских экспедициях… Вот память о второй из них, — он провел широкой ладонью по своему лицу, — обморожение. Но геотермическая станция на Марсе до некоторой степени и мое детище… Последние годы — во Всемирной Академии наук: работа над Антарктическим проектом, еще над одним проектом, который мы скоро представим на утверждение Высшего Совета Планирования Будущего…
   — А что за проект? — Ив повернулся к своему спутнику, потому что Рем вдруг резко оборвал рассказ.
   — Что-то произошло, — сказал Рем, прислушиваясь. — Это моторы… Их не было слышно.
   — Вероятно, началось торможение и шум моторов догоняет нас. Скоро Кергелен.
   — Но почему нет сигнала на табло?
   Однако в тот же момент табло осветилось: обычное предупреждение о посадке, метеосводка, информация о ближайших рейсах из аэропорта Кергелен.
   — Капитан авиона включил табло с опозданием по крайней мере на пятнадцать секунд, — покачал головой Рем.
   — Вы водили авион? — поинтересовался Ив.
   — Да. И космические корабли — тоже. Но вы спросили о последнем проекте. Он также для будущего века. А возможно, и для более далекого времени. Если быть предельно кратким, это проект использования глубинной энергии планеты для исправления кое-каких географических «ошибок». Как вам, конечно, хорошо известно, Ив, на некоторой глубине от земной поверхности находится особая пластичная зона; мы ее называем астеносферой. Процессы, которые там происходят, ответственны за рост гор, за образование впадин морей. Если доберемся до этой зоны сверхглубокими скважинами и шахтами, мы получим в руки ключи от горообразования. Представляете? Можно будет ускорить поднятие одних территорий и погружение других. Например, в короткий срок осушить значительные участки шельфа — мелководных отмелей, опоясывающих континенты, и, таким образом, значительно увеличить полезную площадь суши. Можно будет без труда менять направление стока крупных рек, можно погрузить часть пустынного пояса Земли и создать там неглубокие внутренние моря. Словом, реализация этого проекта даст людям неисчерпаемые возможности при всякого рода перестройках лика планеты. А будущие поколения неминуемо столкнутся с необходимостью таких перестроек. Возьмите хотя бы Сахару. За сто лет люди отвоевали едва ли десять процентов ее площади. Все остальное по-прежнему пустыня, где нелегко работать и трудно жить. А если создать в центре Сахары моря… Кстати, об этом писали еще в девятнадцатом веке.
   — Да. Но тут и КОВОСу есть над чем призадуматься, — заметил Ив.
   — Знаю. Знаю и то, что академик Вилен не будет в числе сторонников скорой реализации подобного проекта.
   — Вы считаете нас консерваторами?
   — Отнюдь. Но последствия таких преобразований слишком серьезны. Кроме бесспорных плюсов наверняка будут и минусы. Все это надо учесть, взвесить, обсудить. Кроме того, материальные затраты, огромный расход энергии. Земных источников пока недостаточно. Повторяю, это работа для будущих поколений.
   В салоне потемнело. Авион нырнул в облака, закрывающие небо над Кергеленом десять месяцев в году.

* * *

   Кергелен встретил ураганом. Первые свирепые порывы южного ветра обрушились на них еще в аэропорту. Ив и Рем не без труда преодолели открытое пространство в несколько десятков метров, отделявшее место остановки авиона от приземистого металлического корпуса аэровокзала. Почти горизонтальные струи холодного дождя хлестали в лицо. Вместе с дождем ветер нес мелкие крупинки льда, и они секли лицо, как струи песка. Под ногами на гладком бетоне летного поля скользила снежная каша. Сумрачный вечер, стремительно плывущие низкие тучи, пустынная, каменистая равнина, полого снижающаяся на юг к океану… Лишь ряды сигнальных огней на летном поле да тусклые светильники у входа в аэровокзал напоминали о присутствии человека в этой пронзительно холодной каменной пустыне, насквозь продуваемой ледяным ветром. Внутри за двойным тамбуром, в низких комнатах кергеленского аэровокзала ждал привычный уют — тепло, яркий свет невидимых ламп, пушистые ковры, мягкие кресла, сверкающие металлом и хрусталем бары.
   Пока Ив и Рем ждали вагончик местного метро, который должен был доставить их в Южный поселок на базу КОВОСа, яростные удары ветра слились в непрерывный гул урагана. Он проникал внутрь, несмотря на звукоизоляцию, заставлял вибрировать стены и цветные пластины объемных диапозитивов с видами архипелага, которыми были украшены коридоры и холлы. Но на диапозитивах сверкало солнце, искрилась голубая гладь океана, фиолетовая дымка вереска окутывала скалы, а за металлическими стенами аэровокзала все тонуло сейчас в непроглядной воющей мгле.
   Стартовал авион, которым прилетели Ив и Рем, потом еще один, а затем дежурный, появившись сразу на многих экранах, объявил о закрытии аэропорта Кергелен.
   — До конца урагана, — пояснил дежурный и подмигнул с экрана Иву.

* * *

   Ураган не утихал трое суток. Ив несколько раз пытался связаться с Виленом, но безуспешно. Лишь на третий день удалось выяснить, что академик улетел на одну из космических станций.

 

 
   — Что-то не ладится у Одингвы, — объяснял с экрана видеосвязи Риш, он снова дежурил на центральном посту Главной базы. — Возникли непредвиденные обстоятельства, и Вилен решил посмотреть лично.
   — Какие обстоятельства?
   — Точно не знаю.
   — Глава КОВОСа летит на одну из космических станций, а дежурный диспетчер Главной базы не знает причины. Не верю, Ришар.
   — Ты, кажется, воображаешь, что Вилен каждый раз докладывает мне, куда и зачем он отправляется.
   — Во всяком случае, убежден, что сейчас ты точно знаешь, где он, и у тебя есть с ним прямая связь.
   Риш на экране пожал плечами.
   — Вот именно, — продолжал Ив, — мне начинает не нравиться таинственность, которой стали окружать некоторые операции КОВОСа. Взять хотя бы миссию Одингвы… Когда я хотел узнать подробности, все, и ты в том числе, пытались отделаться пустыми отговорками. Теперь, оказывается, на помощь Одингве отправился сам Вилен.
   — О какой помощи ты говоришь? — спросил с экрана Риш, глядя куда-то в сторону.
   — Ты прекрасно понял. Выезд Вилена в одну из оперативных групп, да еще за пределы Земли — событие чрезвычайной важности. Вот почему он не хотел сам ехать в Антарктиду и послал меня. Происходило что-то более важное.
   — Преувеличиваешь, дружище.
   — Нисколько. Кстати, а почему закрывают пляжи на островах северо-западной части Тихого океана?
   — Никто ничего не закрывает.
   — А на острове Гуам?
   — А, на Гуаме… Какое-то локальное загрязнение. Один из подводных рудников…
   — Там нет близко подводных рудников.
   — Что ты привязался с допросом, — не выдержал Риш. — Подумаешь, Гуам! Большая земля! Пляжи закрывали и раньше. И не только на Гуаме.
   — Я там работал, — тихо сказал Ив. — Это мой сектор — перед отпуском. Понимаешь? Естественно, это меня волнует. Я хотел туда вернуться, но Вилен…
   — Знаю… Успокойся. Ничего серьезного.
   — Слушай, Риш, в день моего возвращения из Европы ты упомянул об одном квадрате — с сюрпризом. Это не там?
   — Я уже не помню. Мало ли у нас сюрпризов… — Риш снова глядел куда-то в сторону.
   — Ну, хорошо, — со вздохом сказал Ив. — Я отключаюсь. Передай Вилену, что завтра или послезавтра я вылетаю в Моусон. Нас тут задержал ураган. С началом Антарктического эксперимента пока без изменений: по плану. Да, и последнее: как там Дари?
   — Все в порядке. Просила не беспокоиться.
   — Не мог бы ты позвать ее на минуту к экрану?
   — К сожалению, нет.
   — А почему?
   — Ее здесь нет.
   — А где она?
   Изображение на экране вдруг потеряло резкость, но Ив успел заметить, что глаза Риша забегали.
   — Она… она… Ей пришлось уехать.
   — Куда?
   — Видишь ли, она… на Гуаме. Вилен послал.
   — Когда?
   — Вчера утром. Перед отлетом к Одингве. Завтра она должна вернуться.
   — Так, — произнес Ив, внимательно глядя на экран, — значит, на Гуаме… Передай ей привет, когда будешь говорить с ней сегодня.
   Риш смущенно заморгал.
   — Кстати, — продолжал Ив, — как дела с твоим отпуском? Когда уезжаешь?
   — Я пока решил… задержаться… отложил немного, — запинаясь, сказал Риш. — Понимаешь, Вилен просил.
   — Понимаю, — кивнул Ив. — Ну, счастливо! — И он выключил видеоэкран.
   Рем, который присутствовал при этом разговоре, усмехнулся:
   — Академик Вилен не хочет отпустить на заслуженный отдых одного из своих помощников?
   — Чепуха, — сказал Ив. — Страшная чепуха! У Риша понизился общий тонус. Началась апатия… Вилен сам при мне напоминал ему об отпуске.
   — Ну, ваш приятель не показался мне особенно утомленным — ни сегодня, ни когда он провожал вас. А вот вы чем-то встревожены.
   — Вовсе нет, — возразил Ив, но сам подумал, что Рем, конечно, прав. И еще подумал, что это была ошибка, тогда… при возвращении… Надо было сказать Вилену более твердо, что он хочет вернуться к подводному поиску. Тогда он сразу очутился бы в центре событий, а не сидел без дела тут, на Кергелене.

* * *

   Ураган прекратился ночью. Ив, проснувшись, сразу понял, что что-то изменилось. Исчезла чуть ощутимая вибрация стен, к которой он уже привык за последние дни, и было удивительно тихо. Ив глянул на часы. Стрелки показывали восемь утра. Значит, на Главной базе уже полдень. Дари, вероятно, возвратилась с Гуама. Ив нажал кнопку на маленьком пульте у изголовья. С легким шелестом поднялась штора и… Ив вынужден был зажмуриться. Таким ярким показался свет, ворвавшийся в комнату. Не желтоватое — «дневное» — освещение поселка, спрятанного под огромным прозрачным куполом из армированной металлом пластмассы, а настоящий свет дня, в котором угадывались и яркая синева неба, и даже солнечные лучи.

 

 
   Ив стремительно вскочил и подбежал к окну. Прозрачный купол над поселком был раздвинут. В обрамлении серебристых металлических конструкций густо синело безоблачное небо, и лучи еще невидимого солнца освещали край исполинского «окна», распахнутого над улицами и крышами Южного поселка. Ив опустил стекло в окне своей комнаты и полной грудью вдохнул ледяной, пронзительно чистый воздух, от которого чуть закружилась голова.
   В полдень, перед тем как покинуть Кергелен, они с Ремом поехали на южный берег острова, в поселок биологов. Выдался один из тех редчайших дней, счет которым на Кергелене ведут по пальцам. Так сказал совсем юный техник, ведавший наземным транспортом базы КОВОСа. Он и посоветовал им воспользоваться для поездки ярко-красным электромобилем-вездеходом.
   — Старая машина, зато надежная, — заверил техник, похлопывая по исцарапанной помятой кабине. — По дорогам и без дорог пойдет против любого здешнего ветра. — А эти, — он кивнул на новые машины, которыми был заполнен небольшой ангар, — снесет, как букашек.
   — Но сегодня тихо, — заметил Рем, с сомнением поглядывая на громоздкий красный вездеход.
   — Хо! — почему-то обрадовался техник. — У нас тут все может измениться за десять минут. Берите, не сомневайтесь!