Вездеход, несмотря на размеры, оказался довольно юрким и послушным в управлении. Ив благополучно провел его по узким улочкам поселка и через широко раздвинутые сегодня ворота въездного шлюза вывел на бетонную дорогу, ведущую к югу — в сторону побережья океана.
   Дорога плавными петлями огибала темные скалистые гряды, между которыми лежали поросшие вереском низины. Ярко светило солнце, и снег, выпавший за три дня непогоды, уже почти всюду успел растаять. Полосы его белели лишь кое-где в затененных углублениях скал. Ехали около часа. Рем молча глядел на голые каменистые увалы, пустынные и суровые даже в ярких лучах полуденного солнца. Ив думал о последнем разговоре с Главной базой. Что-то они от него скрывают. И Риш, и Вилен… Но почему? Может быть, он в чем-то ошибся? Но когда и в чем? Квадраты океанического дна, которые он обследовал последние два года, не содержали особых «сюрпризов». Останки давно затонувших судов эпохи пара, глубоко ушедший в ил корпус старинного парусника, обломки примитивного пассажирского самолета середины прошлого века… Все было осмотрено, запечатлено на голограммах, точно нанесено на карту дна. Никакого практического или научного интереса эти останки не представляли, поэтому их оставили на своих местах. Отчеты о работах и карты Ив сдал в хранилище первичной документации КОВОСа. Пропустить что-нибудь существенное на обследованной площади он решительно не мог. Вот разве только тот неразгруженный авианосец. Но и он был позднее обезврежен. Возможно, что-то затаилось по соседству, где были лишь предварительные рекогносцировки и где работали стажеры?.. В конце концов, океаническое дно все еще остается великим неведомым.
   Там тысячи загадок, там скрыты следы многих былых преступлений. Затопление смертоносных грузов, ядовитых отходов производства, практиковавшееся в прошлом веке, тоже являлось преступлением. Его последствия создали угрозу для всего человечества, даже для неродившихся поколений.
   В первые десятилетия деятельности КОВОСа свалки бетонных контейнеров с радиоактивными отходами, стойкими ядами, сжиженными ядовитыми газами были врагом номер один. Они обычно располагались на больших глубинах, их местонахождение не всегда было точно известно, а поиск и уничтожение этих чудовищных «посылок» прошлого отнимал множество времени и сил и почти всегда граничил с риском. Большая часть таких «свалок» была ликвидирована еще в первую половину века, однако не исключено, что кое-где они могли и сохраниться. Сейчас они стали еще более опасными, ибо бетонные контейнеры давно отслужили свой век, деформированы громадным давлением воды, разрушены заключенными в ней солями. И если что-либо подобное притаилось на дне возле острова Гуам…
   Ив стиснул зубы и попытался сосредоточить все внимание на дороге, которая теперь петляла среди красноватых и черно-фиолетовых скал.
   Наконец, преодолев небольшой подъем, вездеход выбрался на узкое базальтовое плато, и тотчас справа и слева за темными зубцами застывшей лавы открылась яркая синева фиордов. Далеко на западе, за синей каймой фиорда Суэйнс, поднимался широкий усеченный конус горы Росса — самой высокой вершины архипелага, почти до подножия покрытой льдами и снегом. Среди покрова снегов темнела чаша огромного кратера.
   — Вам повезло! — заметил Ив, притормаживая вездеход, — Росс почти никогда не открывает вершины.
   — А вы бывали вблизи его кратера? — поинтересовался Рем, вылезая из вездехода.
   — Да. В кратере лед. Я не заметил никаких признаков вулканической активности.
   — Как и на остальных вулканах этого архипелага. — Отойдя в сторону, Рем сделал несколько глубоких вздохов, потом закрыл глаза и замер без движения.
   Ив подождал, пока он закончит упражнение.
   — Горячие источники есть у подножия Центрального плато. Недалеко от геотермической станции.
   — Это я знаю, — сказал Рем. — Извините меня, что отключился так внезапно. Сами вы не занимаетесь индийской гимнастикой?
   Ив отрицательно покачал головой:
   — Только в школе. Потом не хватило терпения.
   — А я — всю жизнь. Йога не отнимает много времени, но позволяет постоянно сохранять гибкость мышц и ясность мысли. Есть упражнения, позволяющие снять любую усталость.
   Ив подумал, что, может быть, через десятилетия он обратится к этой системе, а пока… Вслух он только сказал:
   — Я предпочитаю плавание.
   — Тоже неплохо, — согласился Рем, забираясь в вездеход. — Но индийский комплекс надежнее. Особенно высшие циклы.
   — А какими циклами овладели вы?
   Рем помедлил с ответом:
   — Мне удалось подняться довольно высоко по ступенькам этой системы.
   — Третий цикл? А может быть, даже четвертый?
   Рем чуть заметно улыбнулся:
   — Прибавьте еще.
   — Неужели пятый? Но тогда вы…
   — Мне удалось пройти все ступени. У меня высшая степень приобщения к таинствам йоги.
   Ив не смог скрыть изумления:
   — Высшая… Признаться, не думал, что ее можно достигнуть за одну человеческую жизнь… в нашу эпоху.
   — Именно в нашу эпоху это и стало возможным.
   — Вы, вероятно, единственный на Земле.
   — Нет. Но нас немного.
   — Еще бы… Как же все-таки вам удалось?
   — Это совсем не трудно, если заниматься систематически и целеустремленно. Когда-нибудь расскажу вам подробнее… и, может быть, смогу снова вернуть вас к этой системе. Кстати, она мне очень помогла в марсианской экспедиции.
   Ив все еще не мог успокоиться:
   — Высшая ступень йоги! Значит, для вас нет ничего невозможного. Вы можете читать и мысли, не так ли?
   — Иногда, — он улыбнулся, — но стараюсь не делать этого.
   — Теперь мне понятно…
   — Что понятно? — поднял брови Рем.
   — Ваше отношение к людям… К большинству людей.
   — Нет, — сказал Рем очень серьезно. — Не в этом дело… Однако не пора ли ехать? Далеко еще?
   — Не очень. Поселок за дальним зубчатым мысом.
   — Мне приходилось бывать во многих вулканических областях, — заметил Рем, когда красный вездеход снова покатился по плато, — но таких мрачных мест не припоминаю. И это в ясный солнечный день. Воображаю, что творится здесь во время ураганов, прилетающих из Антарктиды!
   — Весь полуостров Жоффр таков, — кивнул Ив. — Два цвета — черный и красный. Самое суровое место архипелага. Со стороны океана сплошь высокие скалистые обрывы, как вот эти — под нами. Совсем нет растительности, только черные потоки застывшей лавы да слои красного шлака. Единственный подступ с моря — крошечная бухта Антарктики. И в ней поселок.
   — Почему же биологи облюбовали именно эту часть архипелага?
   — Здесь занимаются биологией океана. На дне среди прибрежных скал жизнь необычайно богата. Тут сохранились редчайшие представители субантарктической фауны, до которых люди в двадцатом веке просто не смогли добраться.
   Дорога круто свернула вниз, к маленькой синей бухте, зажатой в полукольце черно-красных обрывов. На берегу бухты серебристой полусферой лежал поселок биологов — самый южный населенный пункт архипелага Кергелен.
   — А памятник там. — Ив остановил вездеход и указал на высокий скалистый мыс, который замыкал бухту с востока.
   От черных, окаймленных бурунами скал в синеву неба была устремлена серебристая башня-стрела. Рем некоторое время смотрел молча.
   — Это превосходно, — тихо сказал он наконец. — Сколько динамики в спирали тел — людей и дельфинов. Порыв к подвигу передан удивительно зримо. Какой огромный талант.
   — Это Теор. Его скульптуры украшают здание Дворца космонавтики. В молодости он провел несколько лет на Кергелене. Но неужели отсюда вы различаете сами скульптуры, Рем?
   — Конечно. Вижу очень отчетливо. А вы разве нет?
   — Я только знаю, что они там есть. Я ведь не один раз бывал возле самого памятника. У вас удивительная дальнозоркость.
   — Нет. Нормальное зрение. Но я умею управлять им.
* * *
   Красный вездеход все-таки подвел. Он неожиданно остановился примерно в километре от поселка, невдалеке от того места, где ответвлялась дорога на мыс к памятнику. Несмотря на все усилия, включить двигатель не удалось.
   — Откровенно сказать, я предполагал что-либо подобное, — заметил Рем, когда стало ясно, что двигатель замолчал всерьез и надолго.
   — Предчувствие?
   — Просто недоверие к музейным экспонатам. Хорошо еще, что этого не случилось раньше.
   — Вызовем электромобиль из поселка биологов?
   — Стоит ли? До поселка десять минут ходьбы. Погода превосходная. У вас не очень много дел в поселке?
   — На час, не более.
   — Тогда идите в поселок, а я прогуляюсь к памятнику и через час присоединюсь к вам.
   — Зачем вам ходить пешком, — запротестовал Ив. — Отсюда до памятника не меньше трех километров. Пойдемте со мной, а из поселка за несколько минут доберетесь к памятнику на электромобиле.
   Рем с улыбкой покачал головой:
   — Мы с вами засиделись во время непогоды. Я с большим удовольствием пробегу этот путь и по дороге посмотрю поближе кергеленские лавы. До встречи через час!
   И, не дожидаясь ответа, он побежал к развилке дороги легко и быстро, чуть касаясь носками гладкой поверхности бетона.
   Когда Ив спустился к входному шлюзу поселка, серый комбинезон его спутника уже исчез за грубоотесанными каменными плитами, окружавшими площадку памятника.
   В поселке биологов Ив должен был только ознакомиться с текущим контролем чистоты вод в Кергеленском секторе. Уже более десяти лет этот контроль осуществлялся здесь биологами при помощи специально натренированных дельфинов. Сотрудники КОВОСа время от времени лишь проверяли организацию и результаты контроля. База КОВОСа на Кергелене работала в тесном контакте с Биологическим институтом, тем не менее Вилен просил Ива побывать в институте и подробно узнать о состоянии дел в Кергеленском секторе.
   Судя по картам и графикам, все было в порядке. Пробы воды из разных квадратов этой части Индийского океана, приносимые в специальных капсулах дельфинами, не показывали загрязнения выше допустимых норм.
   — Если КОВОС заострит требования, наметятся несколько участков, где придется прибегнуть к особым мерам, — сказал в заключение Главный координатор института, — а пока у нас все в норме.
   — Требования к чистоте вод субантарктической зоны будут повышены в ближайшие годы, — объявил Ив, — это объясняется многими причинами.
   — Знаю. — Главный координатор выключил настольный проектор, на котором демонстрировал карты и графики. — Мы, биологи, тоже заинтересованы в этом. Но работы прибавится. И вам и нам. Вокруг многих островов снова придется показывать ореолы загрязнения.
   — Металлы?
   — Не только. Стойкие химические соединения, созданные человеком еще на заре расцвета химии в прошлом веке. Вся биосфера планеты проникнута ими. Их постоянно выдувает ветрами из почвы, они оседают из стратосферы, куда были заброшены взрывами в прошлом веке. Пройдут столетия, прежде чем люди от них окончательно избавятся. Сейчас они, вероятно, уже не представляют особой опасности, но… все зависит от того, какое их содержание считать допустимым. А это покажет лишь опыт последующих поколений.
   — Именно поэтому КОВОС и добивается заострения требований, — заметил Ив.
   — Конечно, конечно. Но оно повлечет за собой модернизацию очистных сооружений, а следовательно, огромные затраты. Здесь, в Субантарктике, институты и наблюдательные станции с этим не справятся. Придется привлекать технологов.
   Ив решил изменить тему.
   — Кергелен находится в зоне возможного падения ледяных обломков, если Антарктический эксперимент не удастся. У вас все предусмотрено?
   — Конечно. В часы запуска в наземных сооружениях останутся только дежурные. Остальные будут находиться в подземных помещениях. Здесь это просто. Даже в тоннелях нашей подземной электрической дороги можно без труда поместить всех жителей архипелага. Но, надеюсь, риск получить глыбу льда на голову не очень велик?
   — Все на это надеются, — усмехнулся Ив.
   — Кроме того, глыбы льда, вероятнее всего, просто испарятся в случае обратного падения на Землю.
   — Вот этого никто точно не знает. Случаи падения на Землю ледяных ядер комет известны. Они приводили к крупным катастрофам.
   — Вы имеете в виду Тунгусский феномен начала прошлого века?
   — Хотя бы и его.
   — Насколько могу припомнить, для него выдвигались и иные объяснения.
   — Выдвигались. Но если на Кергелен обрушится рой ледяных глыб, не вышедших на орбиту, «Тунгусский феномен» здесь может повториться.
   — Надеюсь, всерьез нам это не угрожает?
   — Авторы эксперимента тоже надеются, и тем не менее…
   — В нужный момент мы примем необходимые меры.
   — Итак, — полушутливо резюмировал Ив, — на сегодняшний день ваш институт не располагает информацией, которая могла бы хоть в какой-то степени заинтересовать КОВОС.
   — Рад был бы доставить вам удовольствие, — улыбнулся Главный координатор, — но… Всю информацию вы и так регулярно получаете через свою Кергеленскую базу. «Хоть в какой-то степени», — задумчиво повторил он, глядя поверх головы Ива. — Подождите-ка… Хотя это и не имеет к вам прямого отношения, но, кажется, вашей базе мы сообщили… А может, и не сообщили… Вы что-нибудь слышали о новой, не известной до сих пор болезни дельфинов?
   — Эпидемия?
   — Нет. Всего два случая. Пока два случая. Но оба с летальным исходом.
   — И что это такое?
   — Мы сами не знаем. Возбудителей или даже причину заболевания установить не удалось.
   — В чем дело?
   — Месяца три назад в нашем дельфинарии появился больной дельфин — из неосвоенных. Никто его никогда не тренировал. Но он, конечно, как и большинство дельфинов, контактировал не раз с нашими воспитанниками. Он явно приплыл в дельфинарий за помощью. «Дикари» часто появляются у нас, и в случае необходимости мы им помогаем. К сожалению, этому помочь было уже нельзя. У него начинался паралич, и через несколько дней он погиб. Вскрытие не показало никаких патологических изменений. Ни в одном органе. Дельфин был еще молодой. Гибель без видимых причин?.. Одна из наших биологинь заинтересовалась этим случаем. Она очень долго изучала мозг погибшего животного, наблюдала за дельфинами, которые контактировали с больным. И — ничего… Ни один из наших дельфинов не заболел. Однако ей удалось выяснить, откуда прибыл больной дельфин. Она направила в те места одного из наших, воспитанных в дельфинарии. Он должен был разыскать больных, если они там еще были, и привести в наш дельфинарий. Она хотела продолжать исследования. Кое-кто из наших биологов посмеивался над ее энтузиазмом, но…
   — Но, — повторил Ив, почему-то взволнованный этим рассказом.
   — Но, — продолжал Главный координатор, — неожиданно она получила второго пациента. Им оказался наш дельфин, тот, которого она послала на розыски. Наш никого не привел с собой — видимо, не встретил больных. Однако у него оказались симптомы того же заболевания, от которого погиб первый дельфин. И через несколько дней не стало и его. Снова паралич и снова никаких видимых причин болезни.
   — Кроме его путешествия?
   — Да. Но само по себе оно не может рассматриваться как причина. Дельфины, воспитанные в нашем дельфинарии, плавают по всем океанам. Мы уже уточняли в других институтах: с подобными заболеваниями дельфинов наука столкнулась впервые.
   — Откуда же приплыл первый дельфин?
   — Очень издалека. Какие-то острова в северо-западной части Тихого океана. Впрочем, локализация могла быть только приблизительной. Наши сведения базируются на данных, сообщенных одним дельфином другому.
   — Как зовут эту женщину, которая занималась заболевшими дельфинами?
   — Нора Рокк.
   — Я хотел бы поговорить с ней.
   — К сожалению, это невозможно. Она в отпуске где-то в северном полушарии и вернется не ранее, чем через полгода.
* * *
   Ив думал об этом разговоре в течение всего пути с Кергелена в Моусон.
   Два случая загадочного заболевания. Возбудитель не найден. И опять северо-западная часть Тихого океана… Вилен распорядился закрыть пляжи Гуама… Конечно, все это могло быть случайным совпадением… Надо обязательно поговорить с Виленом из Моусона. Он, вероятно, уже вернулся на Главную базу. И — с Дари… С Дари Ив попытается связаться сегодня же, как только они прилетят. Снова всплыли в памяти последние недели работы перед отпуском. Ив со своей группой обследовал дно у южных побережий Японии. Они базировались на самом северном из островов Бонин. Ежедневные погружения. «Прочесывание» на «блюдцах» однообразной илистой равнины дна. Нашли несколько ранее неизвестных судов, почти занесенных песком и илом. Все это был XIX век. Одно судно оказалось интересным по конструкции, его передали подводным археологам. Потом обнаружили тот авианосец, затопленный в последнюю войну. В его трюмах находился запас бомб со всякой мерзостью. Часть бомб была в критическом состоянии. Предстояла длительная операция по разгрузке авианосца и уничтожению груза, но Вилен неожиданно распорядился расформировать группу Ива. Большинство инженеров были направлены на север Атлантического океана, а Иву поручили рекогносцировочные маршруты по восточному краю Марианской впадины. Эти маршруты не дали ничего интересного, потом — полугодовой отпуск.
   Во время отпуска в сообщениях экспресс-информации упоминалось о последней находке, сделанной группой Ива. Высший Совет экономики счел слишком опасной разгрузку авианосца, и специальный отряд подводных строителей подкопал грунт под кораблем и глубоко похоронил его останки в толще песков и ила под четырехкилометровым слоем воды. Это место теперь показано особым знаком на всех картах дна, а квадрат океана взят под специальное наблюдение постами КОВОСа… Может быть, все-таки виновник тревоги — похороненный авианосец? Но зачем скрывать это от Ива?
   Несмотря на то, что более трех тысяч километров отделяют затерянный в океане Кергелен от ледяных побережий восточной Антарктиды, этот отрезок пути показался Иву и Рему самым коротким. Четырехместный авион-ракета «кварк-5» Кергеленской базы КОВОСа, приспособленный для полетов не только в атмосфере, но и в околоземном космическом пространстве, стремительно наращивая скорость, вынес их далеко за пределы земной атмосферы, чтобы через несколько минут орбитального полета начать плавное снижение по ветви гигантской параболы к фиордам Земли Эндерби. Там, на освобожденном ото льдов скалистом плато, сложенном древнейшими гранитами Земли, находилась столица Шестого континента — город первопроходцев, ученых, полярников — самый южный город планеты — Моусон, названный в честь знаменитого исследователя ледяного континента.
   Через полчаса после старта с Кергелена «кварк-5» плавно опустился на обледенелый бетон аэропорта в Моусоне и, обгоняемый быстрой поземкой, покатился к одному из полусферических оранжевых ангаров, окаймлявших гигантским кольцом пустынное летное поле. Огромные размеры авиапорта странно противоречили царящей тут пустоте. Обрамленные сигнальными огнями взлетные полосы были совершенно пусты; нигде никакого движения; ни людей, ни наземного транспорта. Только обледенелый бетон, тонкие злые вихри поземки, безмолвные оранжевые полушария ангаров и мутно-серое небо, чуть перламутровое там, где должно было находиться солнце.
   — Настоящий край земли! — заметил Ив. — Зачем здесь такой огромный аэропорт? Авионы дальних рейсов тут, видимо, редкость?
   — Это один из наиболее совершенных аэропортов планеты, — возразил Рем. — А пустота только кажущаяся. Думаю, что дальние авионы сейчас тут садятся и взлетают каждые пять — десять минут… Вот следом за нами уже подходит какой-то межконтинентальный лайнер.
   Ив взглянул в указанном направлении. Прорвав облака, быстро шел на посадку большой, сияющий разноцветными огнями короткокрылый ракетный корабль.
   — Почему же такая пустота на летном поле?
   — Здесь всё под землей и внутри ангаров. Это Антарктида, друг мой. К тому же теперь тут зима. Думаю, что мороз на открытом воздухе сейчас не менее пятидесяти градусов и с ветром. Моусон, несмотря на свои размеры, тоже город в основном подземный. Сейчас наш «кварк» въедет в шлюз наземного ангара, и мы с вами попадем в более привычную обстановку и температуру. В Антарктиде последние годы широко используется опыт строительства, применяемый на других планетах, только без противометеоритной защиты. Жилые, рабочие и общественные здания полностью изолированы от внешней атмосферы, в них поддерживается микроклимат умеренных широт. И это правильно. Ведь обстановка здесь, а особенно южнее — на ледяном куполе, — мало отличается от условий, например, на Марсе.
   Движение «кварка» замедлилось. Красная стена огромного ангара была уже совсем близко. Раздвинулись ворота «шлюза», и «кварк» вместе со струями снежной поземки очутился в небольшом, ярко освещенном помещении. Тотчас ворота за ним закрылись, а впереди раздвинулись следующие. Во втором «шлюзе» снега на бетонном полу уже не было. Прошли еще две камеры, разделенные массивными раздвижными дверями, и «кварк» оказался в огромном, очень высоком, ярко освещенном зале, где кроме него находилось еще не менее десятка авионов разных размеров. Между аппаратами сновали люди в легких комбинезонах и проходили группы пассажиров в обычных дорожных костюмах.
   — Вот вам современная Антарктида, — сказал Рем.
   Ив промолчал, но подумал, что тут действительно многое изменилось. В памяти всплыла занесенная снегом обсерватория на ледяном куполе, где он проходил одну из своих студенческих практик. Они по нескольку месяцев бывали отрезаны от внешнего мира, и условия работы им диктовала погода. А теперь даже Кергелен, который они с Ремом только что покинули, показался ему менее обжитым, чем эта далекая южная земля, воздушные ворота которой ничем не уступали аэропортам больших городов умеренной зоны.
* * *
   В Моусоне их ожидала масса работы. Надо было уточнить все детали проведения эксперимента. Согласовать условия со многими организациями, как непосредственно принимающими участие в подготовке, так и с теми, кто мог оказаться в угрожаемой зоне, в случае если запуск будет неудачным. Заседания экспертных комиссий следовали одно за другим, и почти во всех Иву приходилось участвовать.
   Состоялось несколько полетов над районом запуска, но они, как ни странно, не произвели на Ива особого впечатления. Подготовительные работы были сосредоточены на глубине под двухкилометровой толщей льда; на поверхности лишь темные контуры глубоких кольцевых траншей намечали границы ледяных глыб, которым предстояло в недалеком будущем совершить небывалый взлет в космическое пространство. Глыбы были покрыты с поверхности слоем особого синтетика; он должен был замедлить испарение льда при прохождении сквозь атмосферу. Синтетик по окраске почти не отличался ото льда, а прикрытый сверху слоем свеженаметенного снега, ничем не выдавал своего присутствия, несмотря на то, что авион летал над районом эксперимента на высоте всего сотни метров.
   Во время полетов Ив еще раз убедился, что полигон запуска представляет собой настоящую ледяную пустыню. В радиусе тысячи километров вокруг не было ни поселков, ни метеорологических станций, ни обсерваторий. Лишь наземные сооружения глубоких шахт, по которым строители спускались под лед, и ледяные аэродромы возле них. Теперь, в связи с близким окончанием работ, последние авиовы вывозили демонтированное оборудование, автоматику, освобождающихся строителей.
   В последнем полете над районом эксперимента принимал участие и Рем. В салоне авиона было шумно. Участники полета, возбужденные приближением решающего дня, оживленно переговаривались, спорили, строили прогнозы. Лишь Рем, как всегда невозмутимый и более молчаливый, чем обычно, спокойно сидел рядом с Ивом, время от времени посматривая в иллюминатор на плывущую внизу ледяную пустыню. Уже несколько дней, как и обещали метеорологические прогнозы, над Землей Эндерби стояла ясная и почти безветренная погода с сильными морозами. Красноватое солнце, поднимающееся на несколько часов над северным горизонтом, озаряло холодным лиловато-оранжевым светом чуть волнистую белую равнину. Косое освещение особенно рельефно подчеркивало узоры трещин и заструг. Сверху волны далеких ледяных увалов казались золотистыми, а тени в понижениях — фиолетовыми. Над районом эксперимента авион снизился и, сбавив скорость, сделал несколько кругов над каждым из ледяных цилиндров, подготовленных к транспортировке в космос. Шахтные сооружения были уже демонтированы, ледяные аэродромы опустели, и лишь узор следов на снегу да безмолвные черные зевы шахт напоминали о том, что здесь что-то происходило.
   После многих бесед с Ремом Ив смог по-настоящему оценить размах и значение Антарктического эксперимента. Ничего подобного на Земле еще не предпринималось. Двенадцать тысяч ракетных установок, подведенных под каждый ледяной массив, должны будут оторвать гигантские куски ледникового щита Антарктиды, пронести их сквозь оболочку атмосферы и водрузить на четырех разных орбитах, удаленных на десятки тысяч километров от Земли. Эти ледяные глыбы станут основаниями для строительства крупных внеземных станций, население которых составит десятки тысяч человек.
   — Хочу представить себе это место после запуска и не могу, — сказал кто-то за спиной Ива.
   — Ничего особенного, — послышалось в ответ, — глубокая воронка более двух километров в поперечнике, в ней озеро горячей воды, которое вскоре замерзнет.