Страница:
- Да, - вздохнул я. - Кажется, пахнет крупным межгалактическим хулиганством. Ты прав, "Звездный орел" с таким грузом просто лакомый кусочек для каких-нибудь мегафюреров. Правда, до последних событий я, признаться, сомневался в их существовании.
- Ну, старик, ты меня удивляешь, - сказал Григорий. - Формы жизни столь разнообразны. В нашей любимой Вселенной всегда найдется уголок с благоприятными условиями для возникновения и развития какой-нибудь глупости. Так что дремать не приходится.
Мы замолчали.
Я думал о Терзалии, вспоминал подробности беседы с ней и ее рассказ о художнике, погнавшемся за легким заработком. "Выходит, - думал я, - и нам не удалось захлопнуть дверь перед носом серого человека. И этот серый, или это серое, подмял меня, капитана Прохора, Григория... Захватил звездолет... А что проиэойдет с нами завтра, послезавтра? Что будет с нами на той планете, куда нас везут? Выходит, мы проиграли еще до начала игры... "
- Что, приятель, приуныл? - спросил Григорий. - Мы еще побарахтаемся. Пока живы, не все потеряно. Я еще, например, хочу испортить нашим врагам настроение. А как у тебя, Тима, такого желания не появилось?
- Одного желания маловато.
- Это верно, поэтому будем действовать! - Григорий немного помолчал, словно прикидывая, как именно мы будем действовать, и очень непоследовательно уточнил: - Конечно, при таком ускорении не развернешься, активно сопротивляться насилию будем потом, при более благоприятных условиях. А пока будем отлеживаться - копить силы для решающего контрудара. Степан вот правильно делает - отсыпается...
Григорий замолчал.
Я хотел было хоть что-нибудь сказать в ответ на его рассуждения, спросить, о каких благоприятных условиях он мечтает? Будут ли они? Можно ли сопротивляться активно в нашем положении? Или это уже бред надломленного сознания? И тут ужасная мысль пронзила меня. Я вспомнил предостережения Терзалии, вспомнил рассказ Степана о специфике условий на планете Арис и вдруг отчетливо осознал, что все мы попали в чье-то литературное произведение, в чей-то фантастический или приключенческий сюжет! И я, о, ужасное ощущение, почувствовал себя вдруг литературным героем. Героем, который полностью зависит от воли и воображения какого-то неизвестного автора. Все во мне Запротестовало. Нет! Я хочу сам распоряжаться своей судьбой, своими поступками, своими привязанностями! Наконец, своей любовью к Терзалии! Или и эта любовь была кем-то уже запрограммирована, выдумана и привита мне? Не хочу, не желаю, не верю! В конце концов, мы живые люди! Надо бороться, ломать заданный кем-то сюжет! Надо искать свое решение! Хотелось кричать обо всем этом, но я не сказал ни единого слова. Язык мой набух, отяжелел и даже дышать стало трудно. "Вот и поборолись, - лениво подумал я, - самообман один".
В висках билась сгустившаяся кровь. Перед глазами из тьмы стали выплывать один за другим оранжевые, зеленые и голубые круги. И появилось жуткое ощущение своей мизерности, игрушечности, какой-то даже микроскопичности. Тело мое и сознание вдруг сжались до размеров бусины, пылинки, стали меньше во много раз самой маленькой кибернетической мыши из тех, что напали на звездолет, и я почувствовал, что проваливаюсь, сползаю, падаю в черную бесконечную и бездонную пропасть.
Долго ли я падал во тьму? Не знаю. Сознание вернулось вместе с ощущением необычайной легкости и тишины вокруг.
Наверное, я застонал, заметался, словом, как-то дал понять окружающим, что очухался. И откуда-то с другого конца бесконечности, и тьмы донесся далекий голос Григория:
- Студент... Живой? Это у тебя с непривычки... Перегрузочки, они не сахар...
Голос штурмана все приближался, нарастал и вот уже громыхает совсем рядом, близко, над самым ухом.
Постепенно я начал различать и другие звуки: Постанывание капитана, жалобное мяуканье кота Василия, сонное сопение Степана... Я возвращался в мир звуков, в чернильную, бархатную темноту запертого помещения, но чего-то не было, не хватало в этом возвращенном мире. Отсутствовало нечто важное, привычное, что-то очень существенное, от чего, я чувствовал, зависела и моя дальнейшая судьба.
- Лежи, студент, лежи, отдыхай! - говорил Григорий. - Похоже, приехали. Чувствуешь?
И я почувствовал, осознал - не слышно гула двигателей звездолета. Реакторы "Звездного орла" отключены. Исчезла тяжесть. Пропало ощущение стремительного падения. Мир вокруг стал непривычно усмйчив.
- Где мы? - тихо спросил я.
- Кажетстя, сели на какую-то лланету, - ответил Григорий. - А вот на какую планету - это вопрос.
- И давно сели?
- Не знаю, мне так уже чудится, что сидим здесь целую вечность, штурман помолчал и добавил: - А возможно, и будем сидеть вечно...
- Это ты, Гриша, зря, - послышался из темноты голос Степана, - на планете мы не больше трех часов.
- 3! Так ты не спишь? - обрадовался Григорий. - А я думал, что вам с капитаном такую дозу снотворного эти мышки-норушки вогнали, что вы без посторонней помощи не проснетесь.
- Вот еще! - обиделся Степан, - Я вашу болтовню уже давно слушаю. Попались мы, конечно, основательно. Как там капитан? Надо бы расшевелить Прохора. Если ранен - перебинтовать. У меня в кармане был кусок пластыря. От рубашек можно полоску оторвать. Его вроде сильно задело. Если способны уже двигаться - ползите к капитану. Слышите?
- Слышим, - ответил я, с трудом усаживаясь и разминая затекшие руки и ноги, - сейчас все сделаем...
Григорий тоже зашевелился, засопел, наверное, пытаясь подняться на ноги, и в это время послышались скрежещущие звуки, топот бегущих роботов и, наконец, тяжелые, гулкие шаги в ближайшем к нам коридорчике. Округлая герметичная дверца комнаты распахнулась. Я зажмурился - глаза уже успели отвыкнуть от нормального дневного света и сияние люминесцентных ламп оказалось нестерпимым.
- Сплошное издевательство над нашей изнеженной психикой, - ворчливо пробормотал Степан, недовольно прищуриваясь, - свинство, так сказать, в космическом масштабе. Если так дальше пойдет, мои бедные, издерганные долгими скитаниями по галактике нервы просто не выдержат. Надо иметь совершенно лошадиную психологию, чтобы терпеть подобные выкрутасы... И вообще... Даже наш Филимон...
Степану так и не удалось закончить фразу про Филимона. Послышались команды: "В две колонны стройся!", "Вперед!" В коридорчике перед дверцей возникла какая-то сумятица, неразбериха. На мгновение все стихло, и вдруг дружный топот потряс пластиковый паркет гимнастической комнаты.
Во мне все сразу задрожало...
Гаава 11
В комнату ввалилось с десяток роботов и четверо коренастых парней в легких скафандрах защитного цвета, с автоматами и карабинами в руках. За ними следом вошел дородный, розовощекий мужчина невысокого роста, лет пятидесяти. Одет он был в совершенно шикарный голубой мундир, расшитый золотом и увешанный многочисленными знаками отличия, орденами, медалями и рубиновыми и изумрудными звездами. Громыхая хорошо подкованными, сверкающими черной лакировкой сапогами, он стянул с головы треугольную шляпу, передал ее одному из своих подручных, затем, неторопливо расправив гусарские усы, достал из кармана белоснежный кружевной платок и, лучезарно улыбнувшись, вытер вспотевший лоб и залысины:
- Господа! Примите мои нижайшие извинения! - радостно объявил он. Произошло досадное недоразумение. Вас задержали по ошибке. Мы тут, понимаете ли, в состоянии войны с некоторой близлежащей частью вселенной находимся. Ну, то да се! - офицер растерянно развел руками. - Словом, вас приняли за других... Досадная оплошность компьютера. Бывает! Мы только сейчас из документов в рубке звездолета узнали, что корабль приписан к космодрому Земли! Земля! О! Ля! Ля! Всю жизнь мечтал посетить эту легендарную планету! Словом, сердечно рад! Все, ни слова! Вы наши гости! Почетные гости! Друзья! Рад! Рад приветствовать вас на планете Сверба! Поверьте, вы не пожалеете о том, что шалунья судьба забросила вас к нам! Дни, проведенные на Свербе, останутся, уверен в этом, для вас незабываемыми! Да! Да! Свербиты - самый гостеприимный народ во вселенной! Наш закон гласит: умри, но обслужи клиента, то бишь гостя...
Мы переглянулись. Признаться, в первые мгновения я мало что понял из речи коротышки. Григорий усмехнулся и пожал плечами.
- Идиотизм какой-то, - тихо пробормотал он.
А Степан, очевидно, самый дипломатичный из нас, доброжелательно улыбнулся и сказал:
- У нас раненый... Э... Простите, не знаю вашего титула и имени. Нужна помощь.
- Ах! Ах! Извините великодушно. Совсем забыл представиться. Бонапарт Цезарь Октавиан Нивс, генерал от кибернерии, кавалер изумрудной и рубиновой звезд, заслуженный волкодав республики! Для друзей просто Бони. Прошу называть только так. Имею честь быть! - генерал щелкнул каблуками и с громким сопением вновь полез в карман за носовым платком. - Да, други мои разлюбезные, прошу без церемоний, попросту, по-солдатски, мы народ простой, зовите меня Бони. А сейчас прошу собрать вещички, самое необходимое! Вы наши гости! Я повезу вас в нашу столицу. Гостеприимство - наш закон. Умри сам, но... Впрочем, я уже говорил об этом... Жду вас в своей машине. Мои ребятишки вам помогут. Защитные скафандры надевать не обязательно, Климат у нас благоприятный. Каждому пять минут на сборы - и в дорогу!
Мы не стали дожидаться еще одного приглашения - очень уж нервно как-то задергалось дуло гравикарабина в лапах у одного из подручных генерала.
Под конвоем двух роботов и одного из "ребятишек", я прошел в свою каюту. Машинально, с каким-то тупым автоматизмом движений побросал под внимательными взглядами роботов и конвойного в наплечную сумку аптечку с медикаментами, кое-какие предметы туалета. Вспомнил о талисмане Терзалии и осмотрел столик у кровати - куколки нигде не было, лишь у самого края столешницы лежала пустая упаковочная коробка.
- Живей! - рявкнул конвойный, заметив, что я мешкаю, и выразительно указал дулом карабина в сторону двери. С разрекламированным свербским гостеприимством все это как-то мало сочеталось, но удивляться местным манерам было некогда, и я понуро побрел в коридор, где меня уже поджидали Степан и Григорий. Здесь же, на носилках, которые держали два серых робота, лежал капитан Прохор и безмятежно похрапывал. Лицо капитана до бровей было залеплено лейкопластырем...
Нас повели к выходу из звездолета. Уже у самой шлюзовой камеры я услышал под ногами обиженное мяуканье, нагнулся и подобрал кота Василия. Я вспомнил доброе старое время, рассказы капитана о своем любимце и хотя отлично понимал, что нам, пожалуй, придется испытать опасностей больше, чем коту, расстегнул молнию коыбинеэона и посадил Ваську за пазуху. Кот немного повертелся, устраиваясь поудобнее, пару раз удовлетворенно мяукнул и затих.
На смотровой площадке в лицо ударил холодный ветер. Дышалось относительно свободно, из чего я сделал вывод, что с кислородом на этой планете все обстоит благополучно.
Над багрово-коричневой, с белыми пятнами, каменистой местностью, изрезанной черными трещинами и ущельями, возвышались нагромождения красно-черных глыб, торчали острые скалы, а вдали, где-то у горизонта, стояли вокруг цепью белоснежные горы.
В тусклом желтоватом небе плыли облака, низкие, тяжелые, изорванные, какого-то странного серо-желтого цвета.
Около звездолета стояло с десяток крупных грузовых вездеходов, бегали серые фигуры с автоматами и суетилось десятка три роботов. Все увиденное привело меня в совершеннейшее уныние. Впрочем, внимательно осмотреть окружающие пейзажи не удалось.
- Сюда, мои любимые! Ко мне, мои драгоценные! Сверба ждет вас! замахал нам руками в белых перчатках генерал Нивс. И мы, аккуратно подпихиваемые сзади дулами карабинов, уже через две минуты оказались в салоне роскошного генеральского вездехода. На почти воздушных креслах из эфилона были наброшены львиные и тигриные шкуры. И мы, откинувшись на спинки кресел, с наслаждением вытянули ноги и расстегнули молнии комбинезонов.
По потолку машины заиграла светомузыка, из динамиков послышались звучи ноктюрнов Шопена, а на встроенном в панель управления полуметровом экране видеомагнитофона почти голая красавица-блондинка, с очень неплохой фигурой, стала умирать в объятиях юного усача в голубом мундире. Слышались страстные охи и вздохи.
Генерал Нивс дружески нам улыбнулся, закрутил усы, включил кондиционеры и приказал водителю:
- Трогай! Я полагаю, - сказал Нивс, обращаясь к нам, - эта поездка будет во всех отношениях приятна для вас. Позвольте, я буду вашим гидом. Сейчас мы проедем перевал и спустимся с гор в долину. Космодром наш, как вы изволили заметить, высоко раcположен иад уровнем моря. Здесь холодновато, а внизу у нас рай! Овощи, фрукты, цветы - сплошное благоухание! Впрочем, сами убедитесь. О! Я вижу, наш неосторожный друг открыл глаза!
Последняя фраза генерала относилась к капитану Прохору, который и в самом деле проснулся и озабоченно заворочался на сиденье. Взгляд его широко раскрытых глаз нервно метался по вспыхивающим разноцветным лампам на потолке салона. Булкин пугливо косился в сторону телеэкрана и застенчиво помаргиаал в самых пикантных местах... Разбитые губы капитана едва шевелились. Мне послышалось, что Прохор бормочет какие-то ругательства...
Между тем генерал Нивс, ничуть не смущаясь нашим несколько растерянным состоянием и бледным видом, продолжал расписывать все прелести местной фауны и флоры. Оживленно толковал о специфике местных условий, о прогрессивности и высокой миссии цивилизации Свербы, о превосходстве свербитов, физическом и психическом, над другими народаыи и цивилизациями галактики. Он выражал абсолютную уверенность в конечной победе свербитов над всеми своими врагами, как скрытыми, так и явными, как внутренними, так и внешними. Клялся в преданности и горячей любви к правительству планеты и убеждал нас, что нигде во вселенной не существует такого гуманного и высокоморального общества, как на планете Сверба, гостями которой мы имеем честь быть. И вообще, убеждал нас Нивс, интересы Свербы превыше всего. Погибать за них - одно удовольствие...
Мы терпеливо выслушивали всю эту трескучую болтовню новоявленного Бонапарта и размышляли об уготованной нам судьбе. Мысли, самые мрачные и безысходные, томились в наших головах.
Впрочем, кое-какую полезную информацию из болтовни генерала извлечь удалось.
На Свербу первые поселенцы прилетели с планеты Арис еще в незапамятные времена. Сопоставив рассуждения Нивса с рассказами Терзалии, я пришел к мысли, что, вероятно, свербяне или свербиты, что одно и то же, - плод чьей-то нездоровой мрачной фантазии и местных условий, этакий затейливый гибрид реальности и кошмара.
Во главе правительства планеты стоит громдыхмейстер Хапс Двадцатьдевятый Дробь Один, по утверждению генерала Нивса, личность незаурядного темперамента, всеобщий благодетель, отец народа... Существует всепланетный парламент, в котором представлены три главные официальные силы общества Свербы:
правительственная партия (или, как ее называют: Партия Всеобщего Процветания), оппозиционная (или Партия Умеренных Вздохов и Нежных Чувств) и так называемая партия "Молчаливое Серое Большинство". Все программные различия между первыми двумя группировками сводились к количественным установкам.
Так правительственная партия собиралась, защищая интересы Свербы, завоевать ни больше ни меньше как весь окружающий сектор галактики и устремиться дальше. Оппозиционная партия ограничивала свои притязания планетой Арис и десятком средних планет близлежащей системы звезд. Молчаливое же серое большинство никакой определенной программы завоеваний не имело и всегда руководствовалось двумя девизами в своей политике. Первый девиз - "Когда нам хорошо - мы молчим", второй девиз - "Мы молчим - поэтому нам хорошо". Как правило, "молчаливые серые" присоединялись к партии, стоящей у власти, и всегда входили в правительственную коалицию. Были в социальной организации общества Свербы и другие странности, так громдыхмейстер планеты, он же учредитель и вдохновитель правящей партии, одновременно считался и лидером оппозиции, а также избирался пожизненно почетным опекуном и меценатом партии "Молчаливое Серое Большинство". Такое совмещение постов и титулов громдыхмейстера необходимо было, по мнению генерала Нивса, для сохранения единства населения Свербы перед военной угрозой с Арис. Впрочем, в чем заключалась угроза с Арис - Нивс так и не смог нам растолковать, хотя в существование самой угрозы генерал верил свято.
Капитан Прохор попытался выяснить, какова же численность населения Свербы, но на прямой вопрос генерал отвечать отказался, заметив, что если мы не желаем осложнений и обвинений в шпионаже, лучше об этом не спрашивать. На хитроумные же наводящие вопросы капитана Нивс не попался и сообщил довольно противоречивые цифры. Один раз он заявил, что у Свербы почти сто двадцать миллионов стопроцентных граждан. Во второй раз, возможно, забывшись, сказал, что на Свербе уже двести миллионов жителей, а в третий раз по поводу возможного вторжения с планеты Арис заметил очень убежденно, что все свербиты - все тридцать три миллиона одиннадцать тысяч двести двадцать шесть человек - геройски умрут за своего громдыхмейстера и жизненные интересы Свербы.
- Если все умрут, то в чем же тогда заключаются жизненные интересы? удивился Степан.
Генерал несколько смутился, проворчал что-то о непонимании инопланетянами души истинного свербита - и оставшуюся часть пути до столицы мы ехали молча.
Столица Свербы - город Кротон - почти ничем не отличалась от крупных индустриальных городов стандартного типа и не произвела на нас особого впечатления. Пальмы, клумбы с цветочками, двухэтажные каменные особняки каждый обнесен высокой кирпичной оградой с железными решетками и колючей проволокой. Это в состоятельных кварталах. Попадались и трущобы, полуразвалившиеся сараи, крошечные одноэтажные домишки барачного типа, землянки, окруженные многочисленными помойками, свалками, вонючими, черными сточными канавами... Ближе к центру столицы возвышались многоэтажные гигантские здания из железобетонных конструкций. Словом, оригинальностью архитектуры столица Свербы не баловала. Одно из сооружений в центре города, достаточно крупное, но не очень высокое - этажей в семь-восемь - оказалось дворцом самого громдыхмейстера планеты. Издали дворец напоминал нечто среднее между развалинами Колизея и старой полуразрушенной водонапорной башней, сложен он был из крупных, грубо отесанных глыб. На площади перед дворцом возвышалась гигантская, метров тридцать в высоту, ржавая статуя человека в скафандре с поднятым к носу кулаком. Нивс жизнерадостно сообщил, что это памятник первому громдыхмейстеру планеты...
Нас провели во дворец, где после утомительного двухчасового сидения в приемных покоях мы попали все же в парадный зал, где и имели счастье лицезреть
самого Хапса Двадцатьдевятого Дробь Один.
Глава 12
Громдыхмейстер - высокий, поджарый мужчина лет сорока с квадратной челюстью и маленькими горящими глазками - весь сиял золотыми аксельбантами, эполетами, неимоверным числом медалей, орденов, различных бриллиантовых, иаумрудных, рубиновых звезд, крестов и ромбов. От наград и отличий на его белоснежном, шитом золотом мундире буквально живого места не было и поэтому владыка Свербы напомнил мне породистого дога, победителя собачьей выставки, увешанного связками медалей эа экстерьер.
Сходство это усугублялось и его окружением - среди придворных громдыхмейстера явственно проступали черты борзых, пуделей, болонок и карликовых терьеров.
Хапс Двадцатьдевятый и в самом деле оказался личностью незаурядного темперамента. После того, как генерал Нивс объяснил Его Совершенству (к громдыхмейстеру все присутствующие обращались только так), кто мы такие, Хапс подскочил на троне, точно ошпаренный, и, дико жестикулируя, поспешил объявить нам, что хотя нападение на "Звездный орел" и было досадной случайностью, ошибкой, захват звездолета и наше дружественное пребывание в столице и во дворце определяются высшими стратегическими и политическими интересами Свербы. И громдыхмейстер тут же весьма недвусмысленно намекнул нам, что, хотя мы и гости Свербы и жизнь нам сохранили, в любую секунду, если мы не оправдаем возложенного на нас высочайшего доверия, наша судьба может перемениться, ибо у каждой головы есть шея, а на каждую шею своя веревка припасена...
- Да! Да! Этого требуют интересы планеты! - кричал Хапс, размахивая кулаками и гремя медалями. - Вы должны оправдать, быть достойными нашей великой милости, нашего, столь драгоценного, великодушия! Служите Свербе и да будете вознаграждены! - тут громдыхмейстер пробежался перед нами и почти тихо, с какими-то скулящими интонациями в голосе, добавил: - Будете верно служить - получите по домику в столице и все удобства: вездеход, огород, бутерброд! - После этих слов все в зале одобрительно захихикали и захлопали в ладоши. Заметив, что из нас никто не улыбнулся, Хапс пояснил: Это у меня шутка такая. Переходите к нам на службу - и у вас будет все, чего пожелаете, и, возможно, даже немного больше! Вы ведь специалисты. Вы поможете нам! Планете необходимы роботы! Крайне нужны боевые звездолеты1 Требуются кибернетические солдаты! Оружие! Для изготовления всего этого нам необходимы ваши саворбы! Вы поможете... Мы победим! Грызи!
И все собравшиеся в зале придворные дружно рявкнули:
- Грызи!
Признаться, мы были здорово ошарашены таким беззастенчивым натиском и всем происходящим, а от последнего боевого клича свербитов даже слегка зашатались.
Далее по случаю нашего счастливого прибытия на Свербу во дворце был ужин, на котором громдыхмейстер произнес короткую получасовую зажигательную речь, еще раз обрисовал присутствующим заманчивые картины будущих завоеваний свербитов и провозгласил конечное торжество своей стратегии. Причем каждая пауза его речи заполнялась восторженным визгом собравшихся и криками: "Грызи!", "Дави!", "В порошок!" и им подобными.
Капитан Прохор в коротком ответном слове вежливо поблагодарил Его Совершенство за оказанное нам гостеприимство и выразил слабую надежду, что нам и далее будет позволено оставаться в живых. Хапс Двадцатьдевятый благосклонно кивал головой, увенчанной бриллиантовой короной, и загадочно улыбался. Улыбка громдыхмейстера, по мнению Григория, ничего хорошего нам не предвещала.
Приборы, расставленные на столах, - золотые и серебряные (в зависимости от ранга едоков) вилки, ложки и тарелки были снабжены аккуратными стальными цепочками и через чугунные кольца, вделанные в столешницы, были прикреплены амбарными замками к столам.
- Дабы не сперли и во избежание соблазна! - пояснил генерал Нивс, заметив наши удивленные взгляды. - Вкушайте, мои изумрудные! Свербское гостеприимство не знает границ. Только не пейте из кубков соседей по столу. Не советую!
Хотя мы и не собирались залезать вилками в чужие тарелки и пить из соседских кубков, Степа полюбопытствовал у заслуженного волкодава:
- Почему нельзя?
На это генерал, подняв вверх указательный палец левой руки - в правой он держал вилку с куском ветчины, - резонно заметил:
- Последствия могут быть непредсказуемыми. Его Совершенство очень не одобряет, когда начинают злоупотреблять свербским гостеприимством. И всегда зорко следит, чтобы гости не съели и не выпили чего-нибудь лишнего.
- Что ж, этикет надо соблюдать, - сказал Григорий.
И в это мгновение захрипел и повалился под стол, ловя воздух широко раскрытым ртом, один из придворных красавцев. К нему подскочили двое лакеев, подхватили под ручки и быстро утащили из зала.
- Что это с ним? - встревоженно спросил Степан.
- Не обращайте внимания, вино в его кубке оказалось отравлено, спокойно пояснил Нивс, намазывая черную икорку на бутерброд. - Старинная традиция... Кавалер чем-то не угодил Его Совершенству. Обычное дело. Надеюсь, этот пустячок не испортил вам аппетита? Вот соусу извольте, други мои бриллиантовые, к грибочкам. Нь-ах! Вкус божественный. Навались, навались на гусятинку...
Однако наши аппетиты после такой преамбулы как-то сильно подувяли. У меня во рту даже появился привкус какой-то полынной горечи, и я даже, грешным делом, подумал, уж не подсыпали ли и мне какого-нибудь стрихнина в пюре...
Впрочем, пир во дворце шел своим чередом. Кавалеры флиртовали с дамами. Военные обсуждали тонкости каких-то стратегий. Каждые полчаса выносили очередного отравленного.
Громдыхмейстер находился в отличнейшем расположении духа и посматривал в нашу сторону вполне благосклонно. Однажды он даже приблизился к нам и предложил капитану Прохору выпить на брудершафт.
- Ну, старик, ты меня удивляешь, - сказал Григорий. - Формы жизни столь разнообразны. В нашей любимой Вселенной всегда найдется уголок с благоприятными условиями для возникновения и развития какой-нибудь глупости. Так что дремать не приходится.
Мы замолчали.
Я думал о Терзалии, вспоминал подробности беседы с ней и ее рассказ о художнике, погнавшемся за легким заработком. "Выходит, - думал я, - и нам не удалось захлопнуть дверь перед носом серого человека. И этот серый, или это серое, подмял меня, капитана Прохора, Григория... Захватил звездолет... А что проиэойдет с нами завтра, послезавтра? Что будет с нами на той планете, куда нас везут? Выходит, мы проиграли еще до начала игры... "
- Что, приятель, приуныл? - спросил Григорий. - Мы еще побарахтаемся. Пока живы, не все потеряно. Я еще, например, хочу испортить нашим врагам настроение. А как у тебя, Тима, такого желания не появилось?
- Одного желания маловато.
- Это верно, поэтому будем действовать! - Григорий немного помолчал, словно прикидывая, как именно мы будем действовать, и очень непоследовательно уточнил: - Конечно, при таком ускорении не развернешься, активно сопротивляться насилию будем потом, при более благоприятных условиях. А пока будем отлеживаться - копить силы для решающего контрудара. Степан вот правильно делает - отсыпается...
Григорий замолчал.
Я хотел было хоть что-нибудь сказать в ответ на его рассуждения, спросить, о каких благоприятных условиях он мечтает? Будут ли они? Можно ли сопротивляться активно в нашем положении? Или это уже бред надломленного сознания? И тут ужасная мысль пронзила меня. Я вспомнил предостережения Терзалии, вспомнил рассказ Степана о специфике условий на планете Арис и вдруг отчетливо осознал, что все мы попали в чье-то литературное произведение, в чей-то фантастический или приключенческий сюжет! И я, о, ужасное ощущение, почувствовал себя вдруг литературным героем. Героем, который полностью зависит от воли и воображения какого-то неизвестного автора. Все во мне Запротестовало. Нет! Я хочу сам распоряжаться своей судьбой, своими поступками, своими привязанностями! Наконец, своей любовью к Терзалии! Или и эта любовь была кем-то уже запрограммирована, выдумана и привита мне? Не хочу, не желаю, не верю! В конце концов, мы живые люди! Надо бороться, ломать заданный кем-то сюжет! Надо искать свое решение! Хотелось кричать обо всем этом, но я не сказал ни единого слова. Язык мой набух, отяжелел и даже дышать стало трудно. "Вот и поборолись, - лениво подумал я, - самообман один".
В висках билась сгустившаяся кровь. Перед глазами из тьмы стали выплывать один за другим оранжевые, зеленые и голубые круги. И появилось жуткое ощущение своей мизерности, игрушечности, какой-то даже микроскопичности. Тело мое и сознание вдруг сжались до размеров бусины, пылинки, стали меньше во много раз самой маленькой кибернетической мыши из тех, что напали на звездолет, и я почувствовал, что проваливаюсь, сползаю, падаю в черную бесконечную и бездонную пропасть.
Долго ли я падал во тьму? Не знаю. Сознание вернулось вместе с ощущением необычайной легкости и тишины вокруг.
Наверное, я застонал, заметался, словом, как-то дал понять окружающим, что очухался. И откуда-то с другого конца бесконечности, и тьмы донесся далекий голос Григория:
- Студент... Живой? Это у тебя с непривычки... Перегрузочки, они не сахар...
Голос штурмана все приближался, нарастал и вот уже громыхает совсем рядом, близко, над самым ухом.
Постепенно я начал различать и другие звуки: Постанывание капитана, жалобное мяуканье кота Василия, сонное сопение Степана... Я возвращался в мир звуков, в чернильную, бархатную темноту запертого помещения, но чего-то не было, не хватало в этом возвращенном мире. Отсутствовало нечто важное, привычное, что-то очень существенное, от чего, я чувствовал, зависела и моя дальнейшая судьба.
- Лежи, студент, лежи, отдыхай! - говорил Григорий. - Похоже, приехали. Чувствуешь?
И я почувствовал, осознал - не слышно гула двигателей звездолета. Реакторы "Звездного орла" отключены. Исчезла тяжесть. Пропало ощущение стремительного падения. Мир вокруг стал непривычно усмйчив.
- Где мы? - тихо спросил я.
- Кажетстя, сели на какую-то лланету, - ответил Григорий. - А вот на какую планету - это вопрос.
- И давно сели?
- Не знаю, мне так уже чудится, что сидим здесь целую вечность, штурман помолчал и добавил: - А возможно, и будем сидеть вечно...
- Это ты, Гриша, зря, - послышался из темноты голос Степана, - на планете мы не больше трех часов.
- 3! Так ты не спишь? - обрадовался Григорий. - А я думал, что вам с капитаном такую дозу снотворного эти мышки-норушки вогнали, что вы без посторонней помощи не проснетесь.
- Вот еще! - обиделся Степан, - Я вашу болтовню уже давно слушаю. Попались мы, конечно, основательно. Как там капитан? Надо бы расшевелить Прохора. Если ранен - перебинтовать. У меня в кармане был кусок пластыря. От рубашек можно полоску оторвать. Его вроде сильно задело. Если способны уже двигаться - ползите к капитану. Слышите?
- Слышим, - ответил я, с трудом усаживаясь и разминая затекшие руки и ноги, - сейчас все сделаем...
Григорий тоже зашевелился, засопел, наверное, пытаясь подняться на ноги, и в это время послышались скрежещущие звуки, топот бегущих роботов и, наконец, тяжелые, гулкие шаги в ближайшем к нам коридорчике. Округлая герметичная дверца комнаты распахнулась. Я зажмурился - глаза уже успели отвыкнуть от нормального дневного света и сияние люминесцентных ламп оказалось нестерпимым.
- Сплошное издевательство над нашей изнеженной психикой, - ворчливо пробормотал Степан, недовольно прищуриваясь, - свинство, так сказать, в космическом масштабе. Если так дальше пойдет, мои бедные, издерганные долгими скитаниями по галактике нервы просто не выдержат. Надо иметь совершенно лошадиную психологию, чтобы терпеть подобные выкрутасы... И вообще... Даже наш Филимон...
Степану так и не удалось закончить фразу про Филимона. Послышались команды: "В две колонны стройся!", "Вперед!" В коридорчике перед дверцей возникла какая-то сумятица, неразбериха. На мгновение все стихло, и вдруг дружный топот потряс пластиковый паркет гимнастической комнаты.
Во мне все сразу задрожало...
Гаава 11
В комнату ввалилось с десяток роботов и четверо коренастых парней в легких скафандрах защитного цвета, с автоматами и карабинами в руках. За ними следом вошел дородный, розовощекий мужчина невысокого роста, лет пятидесяти. Одет он был в совершенно шикарный голубой мундир, расшитый золотом и увешанный многочисленными знаками отличия, орденами, медалями и рубиновыми и изумрудными звездами. Громыхая хорошо подкованными, сверкающими черной лакировкой сапогами, он стянул с головы треугольную шляпу, передал ее одному из своих подручных, затем, неторопливо расправив гусарские усы, достал из кармана белоснежный кружевной платок и, лучезарно улыбнувшись, вытер вспотевший лоб и залысины:
- Господа! Примите мои нижайшие извинения! - радостно объявил он. Произошло досадное недоразумение. Вас задержали по ошибке. Мы тут, понимаете ли, в состоянии войны с некоторой близлежащей частью вселенной находимся. Ну, то да се! - офицер растерянно развел руками. - Словом, вас приняли за других... Досадная оплошность компьютера. Бывает! Мы только сейчас из документов в рубке звездолета узнали, что корабль приписан к космодрому Земли! Земля! О! Ля! Ля! Всю жизнь мечтал посетить эту легендарную планету! Словом, сердечно рад! Все, ни слова! Вы наши гости! Почетные гости! Друзья! Рад! Рад приветствовать вас на планете Сверба! Поверьте, вы не пожалеете о том, что шалунья судьба забросила вас к нам! Дни, проведенные на Свербе, останутся, уверен в этом, для вас незабываемыми! Да! Да! Свербиты - самый гостеприимный народ во вселенной! Наш закон гласит: умри, но обслужи клиента, то бишь гостя...
Мы переглянулись. Признаться, в первые мгновения я мало что понял из речи коротышки. Григорий усмехнулся и пожал плечами.
- Идиотизм какой-то, - тихо пробормотал он.
А Степан, очевидно, самый дипломатичный из нас, доброжелательно улыбнулся и сказал:
- У нас раненый... Э... Простите, не знаю вашего титула и имени. Нужна помощь.
- Ах! Ах! Извините великодушно. Совсем забыл представиться. Бонапарт Цезарь Октавиан Нивс, генерал от кибернерии, кавалер изумрудной и рубиновой звезд, заслуженный волкодав республики! Для друзей просто Бони. Прошу называть только так. Имею честь быть! - генерал щелкнул каблуками и с громким сопением вновь полез в карман за носовым платком. - Да, други мои разлюбезные, прошу без церемоний, попросту, по-солдатски, мы народ простой, зовите меня Бони. А сейчас прошу собрать вещички, самое необходимое! Вы наши гости! Я повезу вас в нашу столицу. Гостеприимство - наш закон. Умри сам, но... Впрочем, я уже говорил об этом... Жду вас в своей машине. Мои ребятишки вам помогут. Защитные скафандры надевать не обязательно, Климат у нас благоприятный. Каждому пять минут на сборы - и в дорогу!
Мы не стали дожидаться еще одного приглашения - очень уж нервно как-то задергалось дуло гравикарабина в лапах у одного из подручных генерала.
Под конвоем двух роботов и одного из "ребятишек", я прошел в свою каюту. Машинально, с каким-то тупым автоматизмом движений побросал под внимательными взглядами роботов и конвойного в наплечную сумку аптечку с медикаментами, кое-какие предметы туалета. Вспомнил о талисмане Терзалии и осмотрел столик у кровати - куколки нигде не было, лишь у самого края столешницы лежала пустая упаковочная коробка.
- Живей! - рявкнул конвойный, заметив, что я мешкаю, и выразительно указал дулом карабина в сторону двери. С разрекламированным свербским гостеприимством все это как-то мало сочеталось, но удивляться местным манерам было некогда, и я понуро побрел в коридор, где меня уже поджидали Степан и Григорий. Здесь же, на носилках, которые держали два серых робота, лежал капитан Прохор и безмятежно похрапывал. Лицо капитана до бровей было залеплено лейкопластырем...
Нас повели к выходу из звездолета. Уже у самой шлюзовой камеры я услышал под ногами обиженное мяуканье, нагнулся и подобрал кота Василия. Я вспомнил доброе старое время, рассказы капитана о своем любимце и хотя отлично понимал, что нам, пожалуй, придется испытать опасностей больше, чем коту, расстегнул молнию коыбинеэона и посадил Ваську за пазуху. Кот немного повертелся, устраиваясь поудобнее, пару раз удовлетворенно мяукнул и затих.
На смотровой площадке в лицо ударил холодный ветер. Дышалось относительно свободно, из чего я сделал вывод, что с кислородом на этой планете все обстоит благополучно.
Над багрово-коричневой, с белыми пятнами, каменистой местностью, изрезанной черными трещинами и ущельями, возвышались нагромождения красно-черных глыб, торчали острые скалы, а вдали, где-то у горизонта, стояли вокруг цепью белоснежные горы.
В тусклом желтоватом небе плыли облака, низкие, тяжелые, изорванные, какого-то странного серо-желтого цвета.
Около звездолета стояло с десяток крупных грузовых вездеходов, бегали серые фигуры с автоматами и суетилось десятка три роботов. Все увиденное привело меня в совершеннейшее уныние. Впрочем, внимательно осмотреть окружающие пейзажи не удалось.
- Сюда, мои любимые! Ко мне, мои драгоценные! Сверба ждет вас! замахал нам руками в белых перчатках генерал Нивс. И мы, аккуратно подпихиваемые сзади дулами карабинов, уже через две минуты оказались в салоне роскошного генеральского вездехода. На почти воздушных креслах из эфилона были наброшены львиные и тигриные шкуры. И мы, откинувшись на спинки кресел, с наслаждением вытянули ноги и расстегнули молнии комбинезонов.
По потолку машины заиграла светомузыка, из динамиков послышались звучи ноктюрнов Шопена, а на встроенном в панель управления полуметровом экране видеомагнитофона почти голая красавица-блондинка, с очень неплохой фигурой, стала умирать в объятиях юного усача в голубом мундире. Слышались страстные охи и вздохи.
Генерал Нивс дружески нам улыбнулся, закрутил усы, включил кондиционеры и приказал водителю:
- Трогай! Я полагаю, - сказал Нивс, обращаясь к нам, - эта поездка будет во всех отношениях приятна для вас. Позвольте, я буду вашим гидом. Сейчас мы проедем перевал и спустимся с гор в долину. Космодром наш, как вы изволили заметить, высоко раcположен иад уровнем моря. Здесь холодновато, а внизу у нас рай! Овощи, фрукты, цветы - сплошное благоухание! Впрочем, сами убедитесь. О! Я вижу, наш неосторожный друг открыл глаза!
Последняя фраза генерала относилась к капитану Прохору, который и в самом деле проснулся и озабоченно заворочался на сиденье. Взгляд его широко раскрытых глаз нервно метался по вспыхивающим разноцветным лампам на потолке салона. Булкин пугливо косился в сторону телеэкрана и застенчиво помаргиаал в самых пикантных местах... Разбитые губы капитана едва шевелились. Мне послышалось, что Прохор бормочет какие-то ругательства...
Между тем генерал Нивс, ничуть не смущаясь нашим несколько растерянным состоянием и бледным видом, продолжал расписывать все прелести местной фауны и флоры. Оживленно толковал о специфике местных условий, о прогрессивности и высокой миссии цивилизации Свербы, о превосходстве свербитов, физическом и психическом, над другими народаыи и цивилизациями галактики. Он выражал абсолютную уверенность в конечной победе свербитов над всеми своими врагами, как скрытыми, так и явными, как внутренними, так и внешними. Клялся в преданности и горячей любви к правительству планеты и убеждал нас, что нигде во вселенной не существует такого гуманного и высокоморального общества, как на планете Сверба, гостями которой мы имеем честь быть. И вообще, убеждал нас Нивс, интересы Свербы превыше всего. Погибать за них - одно удовольствие...
Мы терпеливо выслушивали всю эту трескучую болтовню новоявленного Бонапарта и размышляли об уготованной нам судьбе. Мысли, самые мрачные и безысходные, томились в наших головах.
Впрочем, кое-какую полезную информацию из болтовни генерала извлечь удалось.
На Свербу первые поселенцы прилетели с планеты Арис еще в незапамятные времена. Сопоставив рассуждения Нивса с рассказами Терзалии, я пришел к мысли, что, вероятно, свербяне или свербиты, что одно и то же, - плод чьей-то нездоровой мрачной фантазии и местных условий, этакий затейливый гибрид реальности и кошмара.
Во главе правительства планеты стоит громдыхмейстер Хапс Двадцатьдевятый Дробь Один, по утверждению генерала Нивса, личность незаурядного темперамента, всеобщий благодетель, отец народа... Существует всепланетный парламент, в котором представлены три главные официальные силы общества Свербы:
правительственная партия (или, как ее называют: Партия Всеобщего Процветания), оппозиционная (или Партия Умеренных Вздохов и Нежных Чувств) и так называемая партия "Молчаливое Серое Большинство". Все программные различия между первыми двумя группировками сводились к количественным установкам.
Так правительственная партия собиралась, защищая интересы Свербы, завоевать ни больше ни меньше как весь окружающий сектор галактики и устремиться дальше. Оппозиционная партия ограничивала свои притязания планетой Арис и десятком средних планет близлежащей системы звезд. Молчаливое же серое большинство никакой определенной программы завоеваний не имело и всегда руководствовалось двумя девизами в своей политике. Первый девиз - "Когда нам хорошо - мы молчим", второй девиз - "Мы молчим - поэтому нам хорошо". Как правило, "молчаливые серые" присоединялись к партии, стоящей у власти, и всегда входили в правительственную коалицию. Были в социальной организации общества Свербы и другие странности, так громдыхмейстер планеты, он же учредитель и вдохновитель правящей партии, одновременно считался и лидером оппозиции, а также избирался пожизненно почетным опекуном и меценатом партии "Молчаливое Серое Большинство". Такое совмещение постов и титулов громдыхмейстера необходимо было, по мнению генерала Нивса, для сохранения единства населения Свербы перед военной угрозой с Арис. Впрочем, в чем заключалась угроза с Арис - Нивс так и не смог нам растолковать, хотя в существование самой угрозы генерал верил свято.
Капитан Прохор попытался выяснить, какова же численность населения Свербы, но на прямой вопрос генерал отвечать отказался, заметив, что если мы не желаем осложнений и обвинений в шпионаже, лучше об этом не спрашивать. На хитроумные же наводящие вопросы капитана Нивс не попался и сообщил довольно противоречивые цифры. Один раз он заявил, что у Свербы почти сто двадцать миллионов стопроцентных граждан. Во второй раз, возможно, забывшись, сказал, что на Свербе уже двести миллионов жителей, а в третий раз по поводу возможного вторжения с планеты Арис заметил очень убежденно, что все свербиты - все тридцать три миллиона одиннадцать тысяч двести двадцать шесть человек - геройски умрут за своего громдыхмейстера и жизненные интересы Свербы.
- Если все умрут, то в чем же тогда заключаются жизненные интересы? удивился Степан.
Генерал несколько смутился, проворчал что-то о непонимании инопланетянами души истинного свербита - и оставшуюся часть пути до столицы мы ехали молча.
Столица Свербы - город Кротон - почти ничем не отличалась от крупных индустриальных городов стандартного типа и не произвела на нас особого впечатления. Пальмы, клумбы с цветочками, двухэтажные каменные особняки каждый обнесен высокой кирпичной оградой с железными решетками и колючей проволокой. Это в состоятельных кварталах. Попадались и трущобы, полуразвалившиеся сараи, крошечные одноэтажные домишки барачного типа, землянки, окруженные многочисленными помойками, свалками, вонючими, черными сточными канавами... Ближе к центру столицы возвышались многоэтажные гигантские здания из железобетонных конструкций. Словом, оригинальностью архитектуры столица Свербы не баловала. Одно из сооружений в центре города, достаточно крупное, но не очень высокое - этажей в семь-восемь - оказалось дворцом самого громдыхмейстера планеты. Издали дворец напоминал нечто среднее между развалинами Колизея и старой полуразрушенной водонапорной башней, сложен он был из крупных, грубо отесанных глыб. На площади перед дворцом возвышалась гигантская, метров тридцать в высоту, ржавая статуя человека в скафандре с поднятым к носу кулаком. Нивс жизнерадостно сообщил, что это памятник первому громдыхмейстеру планеты...
Нас провели во дворец, где после утомительного двухчасового сидения в приемных покоях мы попали все же в парадный зал, где и имели счастье лицезреть
самого Хапса Двадцатьдевятого Дробь Один.
Глава 12
Громдыхмейстер - высокий, поджарый мужчина лет сорока с квадратной челюстью и маленькими горящими глазками - весь сиял золотыми аксельбантами, эполетами, неимоверным числом медалей, орденов, различных бриллиантовых, иаумрудных, рубиновых звезд, крестов и ромбов. От наград и отличий на его белоснежном, шитом золотом мундире буквально живого места не было и поэтому владыка Свербы напомнил мне породистого дога, победителя собачьей выставки, увешанного связками медалей эа экстерьер.
Сходство это усугублялось и его окружением - среди придворных громдыхмейстера явственно проступали черты борзых, пуделей, болонок и карликовых терьеров.
Хапс Двадцатьдевятый и в самом деле оказался личностью незаурядного темперамента. После того, как генерал Нивс объяснил Его Совершенству (к громдыхмейстеру все присутствующие обращались только так), кто мы такие, Хапс подскочил на троне, точно ошпаренный, и, дико жестикулируя, поспешил объявить нам, что хотя нападение на "Звездный орел" и было досадной случайностью, ошибкой, захват звездолета и наше дружественное пребывание в столице и во дворце определяются высшими стратегическими и политическими интересами Свербы. И громдыхмейстер тут же весьма недвусмысленно намекнул нам, что, хотя мы и гости Свербы и жизнь нам сохранили, в любую секунду, если мы не оправдаем возложенного на нас высочайшего доверия, наша судьба может перемениться, ибо у каждой головы есть шея, а на каждую шею своя веревка припасена...
- Да! Да! Этого требуют интересы планеты! - кричал Хапс, размахивая кулаками и гремя медалями. - Вы должны оправдать, быть достойными нашей великой милости, нашего, столь драгоценного, великодушия! Служите Свербе и да будете вознаграждены! - тут громдыхмейстер пробежался перед нами и почти тихо, с какими-то скулящими интонациями в голосе, добавил: - Будете верно служить - получите по домику в столице и все удобства: вездеход, огород, бутерброд! - После этих слов все в зале одобрительно захихикали и захлопали в ладоши. Заметив, что из нас никто не улыбнулся, Хапс пояснил: Это у меня шутка такая. Переходите к нам на службу - и у вас будет все, чего пожелаете, и, возможно, даже немного больше! Вы ведь специалисты. Вы поможете нам! Планете необходимы роботы! Крайне нужны боевые звездолеты1 Требуются кибернетические солдаты! Оружие! Для изготовления всего этого нам необходимы ваши саворбы! Вы поможете... Мы победим! Грызи!
И все собравшиеся в зале придворные дружно рявкнули:
- Грызи!
Признаться, мы были здорово ошарашены таким беззастенчивым натиском и всем происходящим, а от последнего боевого клича свербитов даже слегка зашатались.
Далее по случаю нашего счастливого прибытия на Свербу во дворце был ужин, на котором громдыхмейстер произнес короткую получасовую зажигательную речь, еще раз обрисовал присутствующим заманчивые картины будущих завоеваний свербитов и провозгласил конечное торжество своей стратегии. Причем каждая пауза его речи заполнялась восторженным визгом собравшихся и криками: "Грызи!", "Дави!", "В порошок!" и им подобными.
Капитан Прохор в коротком ответном слове вежливо поблагодарил Его Совершенство за оказанное нам гостеприимство и выразил слабую надежду, что нам и далее будет позволено оставаться в живых. Хапс Двадцатьдевятый благосклонно кивал головой, увенчанной бриллиантовой короной, и загадочно улыбался. Улыбка громдыхмейстера, по мнению Григория, ничего хорошего нам не предвещала.
Приборы, расставленные на столах, - золотые и серебряные (в зависимости от ранга едоков) вилки, ложки и тарелки были снабжены аккуратными стальными цепочками и через чугунные кольца, вделанные в столешницы, были прикреплены амбарными замками к столам.
- Дабы не сперли и во избежание соблазна! - пояснил генерал Нивс, заметив наши удивленные взгляды. - Вкушайте, мои изумрудные! Свербское гостеприимство не знает границ. Только не пейте из кубков соседей по столу. Не советую!
Хотя мы и не собирались залезать вилками в чужие тарелки и пить из соседских кубков, Степа полюбопытствовал у заслуженного волкодава:
- Почему нельзя?
На это генерал, подняв вверх указательный палец левой руки - в правой он держал вилку с куском ветчины, - резонно заметил:
- Последствия могут быть непредсказуемыми. Его Совершенство очень не одобряет, когда начинают злоупотреблять свербским гостеприимством. И всегда зорко следит, чтобы гости не съели и не выпили чего-нибудь лишнего.
- Что ж, этикет надо соблюдать, - сказал Григорий.
И в это мгновение захрипел и повалился под стол, ловя воздух широко раскрытым ртом, один из придворных красавцев. К нему подскочили двое лакеев, подхватили под ручки и быстро утащили из зала.
- Что это с ним? - встревоженно спросил Степан.
- Не обращайте внимания, вино в его кубке оказалось отравлено, спокойно пояснил Нивс, намазывая черную икорку на бутерброд. - Старинная традиция... Кавалер чем-то не угодил Его Совершенству. Обычное дело. Надеюсь, этот пустячок не испортил вам аппетита? Вот соусу извольте, други мои бриллиантовые, к грибочкам. Нь-ах! Вкус божественный. Навались, навались на гусятинку...
Однако наши аппетиты после такой преамбулы как-то сильно подувяли. У меня во рту даже появился привкус какой-то полынной горечи, и я даже, грешным делом, подумал, уж не подсыпали ли и мне какого-нибудь стрихнина в пюре...
Впрочем, пир во дворце шел своим чередом. Кавалеры флиртовали с дамами. Военные обсуждали тонкости каких-то стратегий. Каждые полчаса выносили очередного отравленного.
Громдыхмейстер находился в отличнейшем расположении духа и посматривал в нашу сторону вполне благосклонно. Однажды он даже приблизился к нам и предложил капитану Прохору выпить на брудершафт.