Шалин Анатолий. Путешествие Тимофея Авоськина за пределы Солнечной Системы

   Булкин, однако, вовремя вспомнил совет заслуженного волкодава и со всей утонченностью и подобострастием, на которые был способен, отказался, сославшись на плохое пищеварение, гастриты и тому подобное.
   Отказ ничуть не смутил Хапса, и он со сладчайшей улыбкой спросил:
   - Как вы полагаете, господа, я достаточно коварен?
   Мы поспешили заверить Его Совершенство, что в этом свойстве своей блистательной натуры он не уступает всем Медичи и Борджиа вместе взятым.
   Сей комплимент Хапс воспринял с явным удовольствием и заметил, что подумывает над тем, не представить ли ему себя к очередному ордену...
   И сразу все собравшиеся дружно заверещали, что давно, давно пора:
   - В интересах Свербы совершенно необходимо, чтобы Его Совершенство получил этот новый орден! - кричали офицеры.
   - Да! Да! Остро необходимо! Без этого мы, свербиты, просто не можем двитаться по пути дальнейшего прогресса и завоеваний! - поддакивали им придворные дамы и министры.
   Вкусив почти в полном объеме всех прелестей придворной и государственной жизни свербитов, мы были доставлены генералом в отель уже поздно вечером.
   Нивс заявил, что завтра у нас насыщенная программа. Знаменитое свербское гостеприимство развернется перед нами в полную ширь. Экскурсии, приемы, посещения музеев... Нужно выспаться и набраться сил...
   Глава 13
   Когда за генералом захлопнулась дверь, капитан Прохор, насвистывая что-то очень мрачное, кажется, какой-то траурный марш, в задумчивости прошелся перед нами по комнате, поскреб, как обычно, загривок пятерней и с грустью объявил:
   - Не знаю, как вам, ребята, а мне от всего этого свербского гостеприимства уже выть хочется. Судороги после нонешнего застолья ни у кого не начались?
   - У меня что-то в печонках покалывает... - прошептал я жалобно. - Вот здесь.
   - Хм! Тимофей, вы слишком мнительны. Будем считать, что пока у нас все органы пищеварения функционируют нормально. Если поживем, то увидим, что день грядущий нам уготовил. А пока... - однако капитан не закончил фразы, а вдруг умолк на лолуслове и, поманив нас к себе пальцем, осторожно, на цыпочках, приблизнлся к выходу из номера в коридор. Когда и мы подошли ближе и сгрудились за спиной капитана, он ткнул пальцем в темное, круглое оконце, аккуратно встроенное в центре полированной, богато изукрашенной медными задвижками и запорами двери и спросил:
   - Что это такое?
   Григорий, ни на минуту не задумываясь, щелкнул по темному окошечку пальцем и хмыкнул:
   - Надо полагать, глазок для наблюдения за нами. Если судить по его внешнему виду, снабжен экраном ночного виденья. Поздравляю, капитан! Нас очень ценят.
   - Не будьте таким тщеславным, Гриша, - улыбнулся Степан, - когда нас вели по коридорам в эту чудную обитель, я заметил, что здесь у них все двери, без исключений, благоустроены такими гляделками. Очевидно, чисто свербское любопытство и ничего более. Одна из местных традиций. Кстати, под потолком в туалетной комнате телекамеру заметили?
   - Нет, не успели.
   - Напрасно. Советую взглянуть. Очень грациозное сооружение. Они ее даже не потрудились замаскировать.
   - М-да... - вздохнул Прохор. - Представляю, сколько вокруг нас понапихано подслушивающей аппаратуры. Что ж, считаю за благо прекратить все разговоры и, последовав совету генерала, хорошенько отоспаться. Надеюсь, что свербиты еще не научились просматривать наши сновидения.
   - Напрасно, капитан, напрасно недооцениваете способности наших гостеприимных хозяев, - пробормотал Степан, неторопливо стягивая с себя комбинезон, - я лично собираюсь спать без сновидений. Будем брать пример с кота Василия. Вон он, бедняга, свернулся клубочком в кресле и - никаких кошмаров. Молодец - длиннохвостый, что тут скажешь...
   И мы последовали совету Степы. Правда, совсем без кошмаров мне уснуть не удалось. Все мерещились роботы с лазерными карабинами, отравленные придворные кавалеры с посиневшими от удушья лицами, вытаращенными глазами и изумрудными звездами на розовых и голубых мундирах.
   На следующее утро, сразу после завтрака, в номер ввалился генерал Нивс в сопровождении четырех адьютантов с самыми зверскими и безжалостными физиономиями. Мы вздрогнули от недобрых предчувствий, хотя подручные генерала и застыли скромно у дверей. Сам же заслуженный волкодав, обворожительно улыбаясь, объявил нам, что пора собираться:
   - Поторопитесь! Поторопитесь! Мои драгоценные! Сегодня очень торжественный день. Национальный праздник! Завершено наконец строительство Большой Новой тюрьмы! Грандиозное сооружение! На двести пятьдесят тысяч мест! По этому поводу намечены фейерверк и раздача бесплатных бутербродов на площади перед Главным казематом. Ожидается также краткий экскурсионный осмотр новой тюрьмы Его Совершенством. Будет и делегация от парламента. Ну, и вас пригласили как почетных гостей столицы...
   - А что, посещение, гм, этого сказочного заведения для нас обязательно? - поинтересовался Степан. - Нельзя ли без этого? Есть ведь у вас, наверное, какие-то иные достопримечательности? Музеи разные, окаменелости...
   - Как можно?! - Нивс даже поперхнулся, а его парадный, белоснежный мундир, казалось, порозовел от возмущения. - Как можно? Сам будет! Нет! Нет! Чтобы понять все величие замыслов и идеалов свербской цивилизации, просто необходимо каждому побывать в Большой Новой тюрьме! Каждому! Поверьте, об этом посещении вы будете вспоминать с величайшим восторгом! Поехали!
   - Генерал, вы нас убедили, - миролюбиво сказал капитан, заметив, как сжали кулаки и напрягли бицепсы стоящие у дверей адьютанты. - Пошли, ребята! - Булкин потрепал за ушами кота Василия и посадил на подушку своей кровати. - Надеюсь, ему-то не нужно присутствовать на церемонии?
   - Животное можете оставить в номере, - великодушно кивнул генерал.
   Вскоре мы уже восседали в бронированном генеральском лимузине. Опять тихо играла музыка, крутились видеофильмы, а Нивс, поглядывая по сторонам, благодушно рассуждал о грандиозной программе социальных преобразований, намеченной Его Совершенством и одобренной парламентом Свербы. Строительство широко разветвленной сети новых, благоустроенных тюрем и было одним из ключевых пунктов программы.
   - Да! Да! Мои яхонтовые! - вещал генерал. - Хотя строительство новых тюрем еще и не встречает полного понимания в свербском народе, все истинные свербиты, как один, одобряют этот гуманный шаг в сторону всеобщего прогресса и процветания! Уже выдвинут лозунг: "Каждому преступнику отдельную камеру со всеми удобствами!" Ну, разве не грандиозная задача? Ведь те обветшалые казематы, которые существуют на Свербе повсеместно, давно уже не справляются с наплывом заключенных и не удовлетворяют быстро растущий спрос. Наконец, это уже вчерашний день! Пора, давно пора подумать о нуждах наших заключенных! Надо расчистить дорогу новому: более совершенной технике дознания, более широкому ассортименту пыточного оборудования... Все эти клещи, тиски, дыбы - это хорошо, это проверено, это надежно, но... не будем закрывать глаза на то, что это вчерашний день свербской истории. Нужна механизация и автоматизация допросов! Пора подумать об облегчении труда палачей... Кстати, много в этом направлении уже сделано, - разгорячившийся Нивс обмахнулся платочком и промокнул лысинку.
   - Да, конечно, - вежливо отозвался капитан, - мы видим, что ваши успехи в этой области замечательны и достойны подражания.
   - Именно! Именно! Вон на пригорочке видите тринадцатиэтажный особнячок с золочеными решетками на окнах?
   - Это тот, что черным деревянным забором и колючей проволокой обнесен? - уточнил Степан. - А вокруг клумбы с цветочками. Рощицы осиновые...
   - Да. Да. Новый пансионат имени императора Калигулы. Последняя обитель престарелых надзирателей и работников пыточного труда.
   - Как это трогательно, - сказал Григорий. - А там за лесочком что расположено? За чугунной оградой.
   - О! Это наша гордость! Туда у нас еще будет экскурсия, если время позволит. Там мемориальный комплекс. Старое кладбище. усыпальницы первых громдыхмейстеров планеты. Монументы главным надзирателям Свербы. Это стоит посмотреть. Один восьмиметровый бронзовый памятник любимому палачу громдыхмейстера Гуго Криворылому чего стоит - изумительное творение раннего свербского монументализма!
   Мы проехали еще с километр по загородному шоссе, и Нивс, указывая пальцем вперед, воскликнул:
   - А вот и она, голубушка! Наша законная гордость! Полюбуйтесь! Большая Новая тюрьма! Разве не прекрасное сооружение?!
   Нашим потрясенным взорам открылся правильный серый куб двухсотметровой высоты, сложенный из плохо отшлифованных гранитных блоков и обнесенный черной каменной стеной четырехметровой высоты, по зубчатому гребню которой были натянуты стальные провода и колючая проволока. По углам стены возвышались сравнительно невысокие бетонные башенки, на которых прогуливались роботы-снайперы с автоматическими карабинами в руках.
   Перед стеной со стороны шоссе были разбиты клумбы. Росли пышные кусты роз, каштаны и магнолии. На узеньких грядках вдоль дорожной канавы выращивались помидоры и огурцы.
   Лимузин подъехал к главным воротам. Водитель предъявил пропуск офицеру охраны, и тяжелые металлические створки, на которых красовалась надпись: "Все для блага и процветания Свербы", раздвинулись. И мы въехали в просторный тюремный двор.
   Там уже было полно разнаряженных придворных, чиновников и военных. С минуты на минуту ожидали вертолет с самим громдыхмейстером. Встречать Его Совершенство вышло и все тюремное начальство: надзиратели и надзирательницы в голубых и розовых униформах - шорты, замшевые курточки, черные лаковые сапоги до колен, белые перчатки и береты в черную и розовую полоску.
   Многие из собравшихся держали в руках букеты хризантем.
   В небе появился сверкающий золотистый вертолет с гербами громдыхмейстера и серыми флагами Свербы по бортам. Толпа затрепетала. Опять мы услышалы дружные крики: "Грызи!", "В порошок!", "Дави!". А когда из опустившегося вертолета по золоченому трапу на ковровую дорожку вышел сияющий Хапс, в воздух полетели береты и шляпки придворных дам, и дружное: "Слава отцу и благодетелю Свербы!" обрушилось на наши несчастные барабанные перепонйи со всех сторон. Поднялась буря оваций.
   Тюремный сводный оркестр из особо одаренных заключенных, обряженных в элегантные полосатые фраки, заиграл что-то, кажется, из Моцарта. На глазах громдыхмейстера и его телохранителей выступили слезы.
   - Это великий день, - прошептал генерал Нивс, проделывая перед громдыхмейстером реверанс и вытирая глаза шелковым платочком.
   Главный надзиратель, пожилой, цветущий толстячок с благостной дежурной улыбочкой на устах и голубыми, почти ангельскими глазами помог Хапсу подняться по ступеням парадного входа и увлек Его Совершенство в недра серого здания.
   Свита направилась следом. Последней из почетных гостей под своды обители справедливости вошла наша группа во главе с Нивсом. Как мы заметили, генерал был сильно взволнован.
   Первое, что мы узрели в вестибюле, это почти полностью обнаженная мраморная статуя свербской Фемиды - дородная дама весьма развратного вида с безменом в левой руке и столовым тесаком в правой. На глазах у нее были, кажется, темные очки.
   Нашей группе продемонстрировали несколько камер люкс для особо опасных государственных преступников. Роскошь всюду была, конечно, несусветная. Даже капитан Прохор, уж на что невозмутимый, был поражен.
   - Надо же... - бормотал капитан. - Ну, двери из мореного дуба, никелированные задвижки и запоры, телеглазок - это я понимаю. Но холодильники в камерах, встроенные в стены бары с наборами вин и коньяков! Наконец, нары из сандалового дерева!
   - Да! - тихо вторил ему Степан. - На меня, например, наиболее сильное впечатление произвела параша, покрытая слоем сусального золота и инкрустированная янтарем. Это уже, по-моему, верх идиотизма. Вы не находите, Тимофей?
   - С какой стороны на это посмотреть... - бормотал я в ответ, оторопело оглядывая все великолепие, показываемых нам камер. - На меня, Степа, большее впечатление, пожалуй, произвели сами надзиратели. Как они вежливы, предупредительны, образованны. Подумать только, одни из них читают в подлинниках Платона, Конфуция и Толстого, а другие наслаждаются музыкой Баха, Бетховена и Генделя.
   - Это что! - поделился свежими впечатлениями Григорий. - У них тут в пыточном зале по стенам копии картин Рафаэля, Рембрандта развешаны. Есть неплохие работы импрессионистов. Целый музей! И как должно быть приятно заключенным во время допросов с пристрастием, когда со стен на их муки смотрит распятый Христос или, допустим, какая-нибудь мадонна с младенцем.
   - Да, молодые люди, - сказал генерал Нивс, - посидеть в таких камерах, как эти, об этом можно только мечтать. Великий гуманизм Свербы проявляется во всем. Даже в замеченных вами мелочах. Вы еще не знаете о последнем достижении нашего гуманизма... - заслуженный волкодав многозначительно поднял указательный палец: - Согласно эдикту Его Совершенства Хапса Двадцатьдевятого Дробь Один громдыхмейстра Свербы и окрестных планет от первого числа августа месяца прошлого года "смертная казнь на Свербе осуществляется отныне только под наркозом".
   - Под общим наркозом или местного достаточно? - полюбопытствовал Степан и тут же получил сильный тычок в спину от капитана Прохора. Однако генерал не усмотрел в вопросе Степана насмешки и очень обстоятельно начал рассказывать, какое это гуманное и великое нововведение.
   - Теперь одного укола в зад достаточно, - объяснял Нивс, - преступник засыпает, и его без помех можно четвертовать сколько душе угодно. А что касается местного или общего наркоза, дебаты в парламенте об этом еще ведутся. Мнения сенаторы высказывают различные, но подавляющее большинство склоняется к тому, что, в целях экономии усыпляющих средств, местного наркоза должно быть, как говорят, за глаза.
   - О! - поддакнул Григорий. - Вы правы, такое нововведение, конечно, является величайшим благодеянием со стороны громдыхмейстера по отношению к своим врагам.
   - Генерал, а обычные-то камеры будете нам, показывать? Или увиденного достаточно? - осторожно спросил я.
   И получил в награду испепеляющий взгляд капитана.
   - Что касается обычных камер, в данный момент они несколько переполнены свежими партиями заключенных, а посему, други мои бриллиантовые, вы посетите их в другой раз. Позднее. Каждому овощу - свое время, как любит повторять Его Совершенство. А на этом ваша экскурсия по Большой Новой тюрьме завершается.
   И мы направились к выходу по многочисленным коридорам, каждый из которых начинался раздвижными железными решетками и заканчивался ими же... Однако шкатулка событий этого дня еще не была выпотрошена до дна, как замысловато выразился Степан.
   Когда мы со слишком явными следами облегчения на физиономиях выбрались из недр великого архитектурного сооружения эпохи расцвета свербского гуманизма, во дворе тюрьмы уже были подготовлены все условия для возникновения стихийного, хорошо организованного митинга. Перед входом в Главный каземат возвышалось некое крепко сколоченное сооружение из хорошо обструганных досок, выкрашенных серой краской (цвет национального флага Свербы), - не то помост для рубки голов, не то сарай для хранения сельхозинвентаря. На крышу сооружения вели деревянные ступени, а вокруг весь двор был заполнен военными, придворными, горожанами, надзирателями, и отдельно, в стороночке, стояли заключенные в загончиках из составных железных клеток.
   Капитан уже собирался обратиться к Нивсу за разъяснениями, как все наши недоумения были рассеяны. Из здания в сопровождении свиты вышел громдыхмейстер и по деревянным ступенькам вспорхнул на крышу загадочного сооружения, а гвардейцы из роты охраны взяли помост в кольцо, и мы сообразили, что, перед нами типичная свер6ская трибуна и сейчас Его Совершенство произнесет одну из своих исторических, зажигательных речей.
   И в самом деле Хапс обвел соколиным взором шеренги выстроенных по росту придворных, сенаторов, горожан, отряды военных; одобрительно улыбнулся колонне надзирателей и заключенным (позднее от Нивса мы узнали, что от каждой камеры на встречу с громдыхмейстером отбиралось по одному узнику, как правило, самого достойного и примерного поведения) и, одарив капитана Прохора и нас - все же гости некоторым образом - снисходительным кивком, начал:
   - Любимые! Друзья! Подданные! Это великий день... Заложен еще один краеугольный камень в бастион прогресса! Наши потомки! Они оценят... Все величие... Не всем дано понять всю глубину задуманных нами благодеяний! Каждый житель Свербы должен быть уверен в завтрашнем дне, должен помнить, что и для него всегда найдется местечко, пусть не в камере люкс, пусть в помещении попроще, но и его, если понадобится, не обойдут вниманием... Мы осуществим намеченные цели! Пусть это даже будет стоить жизни всем свербитам! Мы победим! Наша Бастилия, как ласково назвал в беседе со мной главный надзиратель свое любимое детище, устоит в любых катаклизмах! Да, устоит, потому что ее возводили руки свербитов с любовью и трепетностью, с чисто свербским, неподдельным энтузиазмом! Эта одна из первых ласточек высокого полета, которые принесут нам весну нашего могущества! Победа близка! Никакие козни врагов и предателей не остановят нас!
   И Хапс говорил еще очень долго и очень зажигательно. И все присутствующие, и даже заключенные, мелодично позвякивающие кандалами, дружно аплодировали, пристально посматривая на соседей и стараясь не отстать в проявлении свербского энтузиазма друг от друга.
   Опять каждая очередная пауза в речи громдыхмейстера заполнялась криками: "Грызи!", "Дави!", "В порошок!", возгласами: "Помрем, как один, но победим!" И все гремели и гремели бурные овации...
   У нас, как наиболее неприспособленных к местным условиям, признаться, к концу митинга даже головы закружились от всего происходящего, и так захотелось куда-нибудь в тишину, в уют тюремных камер люкс... И так захотелось вздремнуть на нарах из сандалового дерева, что Григорий, прикрыв рот ладошкой, стал украдкой зевать. А капитан все пощипывал Степана и меня, когда замечал, что глаза наши сами собой закрываются:
   - Степан! Тимофей! Держитесь! - шептал он нам. - Главно, не уснуть! Пропадем... Как пить дать, пропадем!
   Наконец Хапс закончил речь, очень терпеливо и с заметным удовлетворением выслушал семиминутные непрерывные рукоплескания и, раскланявшись на все четыре стороны, точно артист на арене цирка, сошел с трибуны в тень своих рослых телохранителей.
   А на помост полезли один за другим с ответными речами: министры, придворные, генералы, главный надзиратедь, парламентарии... Ничего нового, по сути, они не добавили к сказанному громдыхмейстером, а варьировали на все лады отдельные абзацы и фразы из речи Его Совершенства. Поэтому нам запомнилось только выступление представителя от заключенных, бледного изможденного старичка лет шестидесяти, который со слезами на глазах поблагодарил любимого грсмдыхмейстера за неустанную заботу о своих сирых заблудших овцах, за Большую Новую тюрьму. Старичок также заверил Его Совершенство, что он лично, как, впрочем, и все его соседи по камере, мечтает провести остаток своих дней только в этой прекрасной тюрьме, и нигде больше. И поэтому он-де собирается ходатайствовать перед Его Прохиндейством - главным судьей Свербы - о замене ему двадцатипятилетнего заключения пожизненным.
   Эта коротенькая выразительная речь бедняги заключенного была встречена надзирателями и многими из собравшихся весьма сочувственно, ибо старичок числился последним в списке ораторов, попросивших слова.
   И вот сводный тюремный оркестр и хор мальчиков (видимо, детишки надзирателей) исполнили национальный гимн Свербы. Музыка и слова просто божественные... Многие из собравшихся прослезились... Мне, правда, удалось запомнить только первые две строки:
   Камня на камне не оставим...
   В развалины и пепел обратим...
   Все это рифмовалось с "победим!" Очень, знаете ли, впечатляюще...
   Пением гимна церемония посещения Большой Новой тюрьмы для нас и закончилась. Правда, многие из придворных еще оставались во дворе тюрьмы в ожидании фейерверка и бесплатных бутербродов, но генерал Нивс сказал, что по его сведениям, бутерброды будут с синтетической ливерной колбасой и нам уже пора... На всех рассчитано не было...
   Глава 14
   На следующий день нас повезли осматривать Научный Центр Свербы, расположенный в одном из пригородов столицы.
   Мы еще не совсем оправились от посещения Новой тюрьмы и чувствовали себя достаточно скверно. Ночь перед этим почти не спали. Я думал о Терзалии, о далекой Земле и уже не верил, что когда-либо выберусь с планеты Сверба. Капитан же со Степаном и Григорием просидели почти до утра за столом в номере и, перемигиваясь азбукой Морзе, видимо, обсуждали возможные пути к нашему спасению. Азбуки Морзе я не знал, но, судя по унылым физиономиям моих товарищей, пришел к заключению, что дела наши плохи. Выхода пока никто из нас не видел...
   По мере приближения к средоточию свербской премудрости, атмосфера учености вокруг нас сгущалась, Все чаще по обочине шоссе мы имели счастье созерцать огромные деревянные щиты серого цвета с высказываниями громдыхмейстера на околонаучные темы:
   "Всю мощь духовного потенциала Свербы обрушим на головы наших врагов!"
   "Если научная проблема не решается, тем хуже для нее!"
   "Из законов природы следует открывать и изучать лишь те, что не противоречат интересам Свербского государства!"
   "Если природа не отступает перед свербским гением, ее уничтожают!"
   "История - это то, какими бы мы желали видеть себя в прошлом!"
   "Истинный гуманизм отрицает жалость к врагам!"
   "Цель всегда оправдывает средства, отпущенные на ее осуществление!"
   Все эти и многие другие лозунги приятно будоражили наше воображение и пусть ненадолго, но отвлекали от мрачных мыслей.
   Денек выдался теплый, солнечный. Здания Научного Центра утопали в зелени. На газонах кучерявились пальмы в кадушках. Росли кусты роз. Кусты крыжовника, смородины. Яблони, абрикосы. Тут же топорщились редкие разновидности кактуса марсианского - перед каждым растением поблескивали таблички с латинскими и свербскими названиями. В искусственных прудах вдоль шоссе нежились полутораметровые аллигаторы, как сообщил Нивс, - любимые животные громдыхмейстера. Шумели фонтаны.
   Обилие институтов и количество сотрудников в них радовало глаз. То и дело нам попадались марширующие колонны научных сотрудников в академических плащах и шапочках, в пенсне и с фолиантами в сумках через плечо.
   - Молодцы! - одобрительно приветствовал, генерал Нивс очередную колонну воинов науки. - Учатся ходить в ногу... Эх, если бы их еще научить мыслить в одном направлении, и синхронно. Впрочем, мыслить, это, пожалуй, лишнее. Итак слишком грамотные...
   Наша экскурсия включала ознакомление с несколькими институтами Центра, встречи с апологетами свербской научной мысли и знакомство с некоторыми их разработками и идеями. Словом, очень увлекательная, по мнению Нивса, и обширная программа.
   Среди различных мероприятий этого дня мне запомнилось посещение Института Неразрешимых проблем.
   Седовласый, пухленький, очень представительный, директор этого учреждения долго водил нас по коридорам и лабораториям, объясняя, чем занимаются его сотрудники:
   - Видите ли, коллеги, - говорил он доверительно, - тематика наших работ обширна! Неразрешимых проблем, на наше счастье, значительно больше, чем разрешимых! Самое же замечательное то, что раз они неразрешимые, их совсем и не нужно разрешать! Важно только не ошибиться и подобрать такую проблему, которая и в самом деле неразрешима. Иначе возможны огромные неприятности! У нас вот два года назад случился такой прискорбный казус: приняли нового сотрудника - молодого, крепкого парня, знаете, из тех, что кровь с молоком, бицепсы как у быка. Молодой специалист, грубо говоря. Плохого от него никто не ожидал... А он возьми и сдуру-то, не посоветовавшись со своим научным руководителем, и разрешил проблему, которую уже почти десять лет успешно не мог разрешить весь коллектив института! Нет, вам трудно, естественно, представить все последствия такого поступка. Этот стервец нашел решение проблемы за три недели и закрыл тему! Какой это был удар для нас! Для нашего бюджета! На разработку темы выделили из казны десять миллионов и семь из них уже было израсходовано! Постепенно, десятилетиями приближаясь к истине, мы бы получили на эту тематику из научного бюджета Свербы от нашего горячо любимого громдыхмейстера еще миллионов пятьдесят, как минимум, и могли бы процветать, а тут какой-то гений закрывает проблему и лишает сотрудников уверенности в завтрашнем дне! Нет, конечно, поведение этого выскочки тут же обсудили на расширенном заседании ученого совета. Направили нашего гения на стажировку в террариум, где один из любимых крокодилов Его Совершенства, разумеется, совершенно случайно откусил ему столь гениальную голову. Но это было уже позднее... директор тяжело вздохнул.
   Мы притихли. Задумались.
   - А сейчас, профессор, если, конечно, не секрет, над чем трудятся ваши люди? - вежливо поинтересовался капитан, дипломатично обрывая затянувшуюся паузу и стараясь сгладить то мрачное впечатление, что осталось после жуткого рассказа директора.
   - Какой секрет! - жизнерадостно отозвался руководитель института. - Мы ищем философский камень!